15.06.2021 г.
Цитата....
Самый первый текст про Katyn говорит об «озабоченности» нацистских властей судьбой трех групп «пропавших» в сентябре 1939 г. польских граждан – офицеров, солдат и детей.
К весне 1943 г. не было секретом, что интернированные после 17 сентября 1939 г. польские узники войны (POW) были или отпущены после фильтрации, или отправлены вглубь СССР с целью формирования польских военных частей, которые должны были сражаться за свободу своего Отечества против гитлеровской Германии.
Кто же эти «пропавшие» польские граждане, о судьбе которых вспомнили нацистские власти весной 1943 г. в статье о Katyn?
Одна из групп – «польские дети, эвакуированные в Советский Союз», в период после 17 сентября 1939 года. Численность и судьба их нацистам, как следует из текста, неизвестна, однако здесь же утверждается, что «польские дети … гибнут как бесправные рабы в степях и рудниках Сибири». Собственный опыт нацизма по уничтожению детей (польских, еврейских, русских, белорусских, цыганских, украинских и многих других) на оккупированных восточных территориях, по-видимому, повлиял на гитлеровцев в том смысле, что они не видели ничего выходящего за грань разумного в подобном обвинении – оно не казалось им диким и абсурдным. Насильственный угон населения с оккупированных территорий с последующим использованием на тяжелых работах в Дойчланд был характерен как раз для гитлеровской Германии. Обвинение Советского Союза в уничтожении на тяжелых работах польских солдат и польских детей по сути является прямым переносом (проекцией) своих преступлений на субъект, против которого пропаганда и велась.
.....
Заметим, что первые идентификационные списки стали публиковаться в польских оккупационных газетах с 16 апреля 1943 г., то есть сотни личных установочных данных (имя, фамилия, воинское звание) «расстрелянных НКВД» польских офицеров к этому времени нацистам уже были известны. И известны заранее. Ряд исследователей сходится в том, что в руки к германским оккупационным властям попала часть архива УНКВД по Смоленской области (в том числе и польские списки), захваченная в июле 1941 г., также как и часть областного партийного архива [9]. Первые германские идентификационные списки по форме очень кратки – в них указаны только воинские звания, имена, фамилии и, крайне редко, какая-то дополнительная информация. По форме они соответствуют этапным спискам, за исключением указания года рождения. Это понятно: год рождения при эксгумации установить крайне проблематично.
...
В сентябре 1943 г. – при освобождении Смоленска и узников дулага-126 Красной армией – в живых не было ни одного участника работ в Козьих горах и ни одного человека, хотя бы слышавшего рассказ об этом. Ни советской комиссии Бурденко, ни американской комиссии Мэддена не удалось ни отыскать, ни допросить ни одного из этих советских военнопленных.
В то же время всё в том же «Рапорте» Скаржиньского описана идиллическая сцена прощания: «Покидая кладбище, комиссия поблагодарила за сотрудничество поручика Словенцика, подпоручика Босса, немецких унтер-офицеров и солдат и русских рабочих за крайне тяжелый двухмесячный труд по эксгумации останков» [17].
Заслуживший слова благодарности польских представителей Красного Креста обер-лейтенант Словенцик (Словенчик), как упоминается здесь же в комментариях, являлся «командиром роты пропаганды (Aktivpropagandakompanie)». «Подпоручик Босса» – имеется в виду лейтенант полевой полиции Фосс, который весной 1943 г. являлся ответственным за исполнение на месте основных мероприятий катыньской провокации [20; 22, s. 18 и др.].
Первая мемориализация преступления Katyn периода Второй мировой войны (так называемая Nazi-Katyn) была осуществлена в мае–июне 1943 г. в виде оформления захоронений на оккупированной гитлеровцами советской земле в Козьих горах под Смоленском.
....