ПРЕДЫСТОРИЯ Оранжевая революция 2004 года, волна уличных протестов, которая привела к власти прозападное правительство в Киеве, вероятно, запомнится будущим историкам как самый первый современный эпизод в драме, которая в конечном итоге приведет к нынешней войне на Украине. Этот поворотный момент был с энтузиазмом поддержан Западом как значимая идеологическая победа либеральной демократии и ‒ прежде всего ‒ как геополитическая веха в продвижении НАТО и ЕС на Восток. Излишне говорить, что ударные волны сильно ощущались в Кремле. До этого Борис Ельцин и его преемник Владимир Путин искали какое-то соглашение с Западом. Москва предлагала кокетливые предложения НАТО, односторонние дипломатические уступки и даже поддержку американской военной интервенции в Афганистане. Такие жесты были расценены в Вашингтоне и Брюсселе как признак слабости. В конце концов, общепринятая мудрость диктовала, что в эпоху после окончания холодной войны Россия быстро теряла свою значимость, поэтому игнорирование того, что она должна была сказать или чего она хотела, было доступной роскошью. Учитывая, что Россия была лишь тенью впечатляющей мощи, которой когда-то обладал Советский Союз, Москву больше не воспринимали всерьез. Все это изменилось в 2004 году. Тогда Владимир Путин и его окружение, в котором присутствие бывших шпионов КГБ всегда было заметным, пережили грубое пробуждение. С их точки зрения, Оранжевая революция была не более чем операцией по смене режима, организованной ЦРУ и НПО, финансируемыми Государственным департаментом, с целью агрессивного окружения России. Возможно, НАТО не стремилось завоевать Россию, как это делали Наполеон и Гитлер; однако Москва полагала, что при подходящих обстоятельствах такие намерения могут появиться в обозримом будущем. Они были убеждены, что окончание холодной войны не уничтожило обоснованность геополитических теорий сэра Хэлфорда Маккиндера о необходимости контроля морскими державами маргинального полумесяца над наиболее важными районами так называемого евразийского ‘сердца’. Зловеще, что в 2007 году на Мюнхенской конференции по политике безопасности президент Путин выступил с речью, в которой он откровенно охарактеризовал неоконсервативный крестовый поход за установление однополярного мира ‒ и, в частности, расширение НАТО в Восточной Европе ‒ как опасный для стабильности в международной системе, поскольку это явление может увеличить вероятность конфронтации,ослабляет взаимопонимание между великими державами и разжигает военную напряженность. Заявления Путина в то время были в значительной степени отвергнуты на Западе, но, оглядываясь назад, они звучат как предупреждение о том, что должно было произойти. Горстка западных экспертов (Джордж Кеннан, Генри Киссинджер, Кеннет Уолтц и Джон Миршаймер) высказали аналогичные опасения по поводу безрассудства попыток загнать Россию в угол, но их мнения были скорее исключением, чем правилом. Эти мыслители-реалисты полагали, что материализация сильной реакции России была вопросом времени. Без Украины под их сюзеренитетом русские навсегда оказались бы в неудобной оборонительной позиции с небольшой стратегической глубиной в случае обычных атак или ядерных ударов. Более того, стремление России утвердить себя в качестве имперской державы было бы слабым без подчинения Украины. Таким образом, включение Украины в НАТО и ЕС сделает Россию все более отчужденной, изолированной и уязвимой. Следовательно, русские чувствовали, что должны что-то с этим сделать. Соответственно, они мобилизовали своих политических доверенных лиц и все имеющиеся в их распоряжении ресурсы на Украине, чтобы пророссийское руководство могло прийти к власти там как можно скорее. Москва даже использовала в качестве оружия поставки природного газа на европейские потребительские рынки через свою обширную сеть трубопроводов. Кроме того, русские начали оспаривать внешнеполитическую повестку дня Вашингтона на Кавказе, в Центральной Азии, Леванте, Африке и даже в американском полушарии, чтобы показать, что они настроены серьезно, а также получить козыри. В конечном итоге им удалось переломить ситуацию в Украине с избранием Виктора Януковича. Тем не менее, их победа была недолгой. Движение Евромайдана 2014 года свергло правительство Януковича и заменило его прозападным режимом. Как и следовало ожидать, такая неудача обернулась для Кремля кошмарным экзистенциальным кризисом. К тому времени русские были убеждены, что США были полны решимости задушить их, поэтому их последующая реакция следовала по траектории постепенного развития. Оглядываясь назад, можно сказать, что стратегия Москвы развивалась с учетом меняющихся обстоятельств в три основных этапа: Фаза 1: нарастающее давление После Евромайдана Россия начала кампанию гибридной войны против Украины. Прежде всего, это включало в себя применение силы ‒ как показано в прямой аннексии Крымского полуострова и открытой поддержке пророссийских сепаратистских формирований на Донбассе - с целью поставить под угрозу территориальную целостность Украины и посеять хаос, чтобы Украина не могла быть поглощена западными структурами в регионе в ближайшем будущем, а также напомнить Киеву, что российские интересы нельзя игнорировать. Кроме того, в нем также фигурировали нетрадиционные методы, такие как экономическое давление, демонстрация военной мощи, религиозное влияние, распространение пропаганды, мобилизация политических щупалец России на Украине и "активные меры", такие как агитация и тайные попытки спровоцировать государственный переворот. Это также геополитический фон, на котором необходимо понимать развитие инфраструктурных проектов по поставкам российского природного газа в европейские страны по трубопроводам в обход Украины. Хотя этот курс действий и осложнил вступление Украины в НАТО, это не уменьшило желания Киева присоединиться к Атлантическому альянсу. В конечном счете, указанная стратегия не привела к благоприятной смене режима. Фаза 2: Ультиматум В 2021 году произошла массовая концентрация российских войск, военных платформ и вооружений в непосредственной близости от украинской границы. Русские даже не потрудились скрыть этот шаг, который был истолкован многими как признак неминуемого нападения. Однако такая заметность не имела особого смысла, если изначально предполагалось крупномасштабное нападение, потому что такой шаг приносит в жертву элемент неожиданности. С другой стороны, однако, было бы вполне логично, если бы целью упомянутых приготовлений было выдать достоверную угрозу или ультиматум. В конце концов, как отметил Ханс Моргентау, дипломатические просьбы, не подкрепленные силой, даже не заслуживают доверия. На самом деле, Москва сформулировала ряд требований, в том числе гарантию того, что больше ни одно государство на постсоветском пространстве никогда не вступит в НАТО или не примет военные действия, проводимые трансатлантическим альянсом, вывод наступательных вооружений из соседних европейских стран, демонтаж военной инфраструктуры НАТО, размещенной в Восточной Европе с 1997 года, и ряд ограничений, связанных как с ядерным оружием, так и с баллистическими ракетами. Учитывая максималистский характер этих требований, они не могли быть реально удовлетворены США и НАТО, но проявленный интерес Кремля к проведению двусторонних переговоров с Соединенными Штатами в Женеве указывает на то, что, возможно, урегулирование путем переговоров, учитывающее озабоченность Москвы, могло бы быть приемлемым. Тем не менее, то, о чем просили русские, было не чем иным, как пересмотром глобального порядка, сложившегося после окончания холодной войны, для проведения структурной перестройки архитектуры европейской безопасности, что потребовало бы концерта великих держав, подобного Венскому конгрессу. Москва очень хотела, чтобы к ней относились как к великой державе, заслуживающей признания Вашингтоном и Брюсселем, а также как к региональному гегемону, сферу влияния которого ‒ особенно на Украине ‒ нужно уважать в многополярном мире. Тем не менее, Москве не хватало сил или критической массы, необходимых для того, чтобы выкрутить руку Вашингтону или убедить НАТО добровольно отказаться от многих позиций, завоеванных за последние десятилетия, по крайней мере, не без боя. Русским не только не хватало превосходства, они были не в том положении, чтобы что-то навязывать. Таким образом, на Западе это было воспринято как акт шантажа, призванный оправдать вторжение, которое все равно произойдет. Тем не менее, этот ультиматум, вероятно, был последней картой, которую могли разыграть русские, и, как только его неэффективность была продемонстрирована, у них закончились варианты, и у них также заканчивалось время. Единственной возможностью для Кремля получить то, что он хотел в Украине, была чистая сила. Даже если русские, вероятно, никогда не отказывались от идеи начать вторжение с самого начала, это, должно быть, было трудным решением. Опять же, учения таких выдающихся авторов, как Сунь-цзы и Макиавелли, подчеркивают, что для достижения важных целей нужно быть готовым идти по опасному пути, который может привести либо к мирской славе, либо к полному краху. Действительно, управление государством часто может быть смертельно опасным делом.