Тред №192764

Цитата: Боярин от 24.02.2010 23:59:00
Рыдаю!

Издание Министерства обороны: Уникальный шаг сечевых стрельцов сделает украинскую армию элитарной
Министерство обороны Украины не отказывается от внедрения инициативы уходящего президента Виктора Ющенко: военное ведомство продолжает внедрять «национальный» строевой шаг, который будет отличаться от «прусского», использовавшегося в советской армии.

«Мы решили упростить строевой шаг, так как «прусский» – слишком сложный и напряженный», – рассказал журналу Минобороны «Армия Украины» один из авторов украинского ноу-хау командир батальона Почетного караула отдельного полка президента Украины Сергей Клявлин.

По его словам, суть «нового шага состоит в четком движении шагом». Нога напрягается в бедре, выносится вперед, без вытягивания носка (носок ступни остается в том же положении, что и при обычной ходьбе), ставится ровным коленом на землю на всю ступню с плавным перекатом с пятки на носок. Высота подъема ноги – 10-15 см. Длина шага остается 70-80 см, темп тоже не меняется – 110-120 шагов за минуту.

При создании украинского шага киевские стратеги ориентировались на архивную фото-кинохронику – основой стал шаг украинских Сечевых стрельцов во время торжественного прохождения войск УНР в январе (реально - декабре) 1918  года на Софийской площади в Киеве.

«Да, в самом деле, – пишет газета, – в нынешних непростых условиях жизнедеятельности войск трудно дать однозначную оценку «строевой» реформе. Но это только с поверхностного, прагматичного взгляда, но никак не духовного... В строю – боевых порядках – гибли, защищая родную землю наши отцы. Строй и строевой шаг имеют природу, задачи и стоимость которой невозможно оценить уровнем денежного обеспечения или существующими долгами за банно-прачечные услуги».

Украинский строевой шаг, заключает «Народная армия», должен, наконец, «стать уникальным отличием элитарности украинского войска».
http://www.nr2.ru/ua/271627.html

" То не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу, то не бурые,  мутные реки текут по старым улицам - то сила Петлюры несметная на площадь старой Софии идет на парад. "

Очевидец Михаил Булгаков описал это невиданное зрелище в романе  "Белая Гвардия" вот так:

Первой, взорвав мороз ревом труб, ударив блестящими тарелками, разрезав  черную реку народа, пошла густыми рядами синяя дивизия (командира - полковника Евгения Коновальца).  В синих жупанах, в смушковых, лихо заломленных шапках с синими верхами,  шли галичане. Два двуцветных прапора, наклоненных меж обнаженными шашками, плыли следом за густым трубным оркестром, а за прапорами, мерно давя хрустальный снег, молодецки гремели ряды, одетые в добротное, хоть немецкое сукно. За первым батальоном валили черные в длинных халатах,  опоясанных ремнями, и в тазах на головах, и коричневая заросль штыков колючей тучей лезла на парад.    

Несчитанной силой шли серые обшарпанные полки сечевых стрельцов. Шли курени гайдамаков, пеших, курень за куренем, и, высоко танцуя в просветах   батальонов, ехали в седлах бравые полковые, куренные и ротные командиры. Удалые марши, победные, ревущие, выли золотом в цветной реке.    За пешим строем, облегченной рысью, мелко прыгая в седлах, покатили конные полки. Ослепительно резнули глаза восхищенного народа мятые,  заломленные папахи с синими, зелеными и красными шлыками с золотыми кисточками.  Пики прыгали, как иглы, надетые петлями на правые руки. Весело гремящие бунчуки метались среди конного строя, и рвались вперед от трубного воя кони командиров и трубачей. Толстый, веселый, как шар, Болботун (реально -Болбочан) катил  впереди куреня, подставив морозу блестящий в сале низкий лоб и пухлые  радостные щеки. Рыжая кобыла, кося кровавым глазом, жуя мундштук, роняя пену, поднималась на дыбы, то и дело встряхивая шестипудового Болботуна, и гремела, хлопая ножнами, кривая сабля, и колол легонько шпорами полковник крутые нервные бока.
   Бо старшины з нами,
   З нами, як з братами! -
   разливаясь, на рыси пели и прыгали лихие гайдамаки, и трепались цветные оселедцы. Трепля простреленным желто-блакитным знаменем, гремя гармоникой,  прокатил полк черного, остроусого, на громадной лошади, полковника Козыря-Лешко (в реале - Козыря- Зирки). Был полковник мрачен и косил глазом и хлестал по крупу  жеребца плетью. Было от чего сердиться полковнику - побили най-турсовы (в реальности - Келлеровские) залпы в туманное утро на Брест-Литовской стреле лучшие Козырины взводы, и шел полк рысью и выкатывал на площадь сжавшийся, поредевший строй.
   За Козырем пришел лихой, никем не битый черноморский конный курень имени гетмана Мазепы. Имя славного гетмана, едва не погубившего императора  Петра под Полтавой, золотистыми буквами сверкало на голубом шелке.
   Народ тучей обмывал серые и желтые стены домов, народ выпирал и лез на  тумбы, мальчишки карабкались на фонари и сидели на перекладинах, торчали  на крышах, свистали, кричали: ура... ура...
   - Слава! Слава! - кричали с тротуаров.
   Лепешки лиц громоздились в балконных и оконных стеклах. Извозчики, балансируя, лезли на козлы саней, взмахивая кнутами.
   Гремели страшные тяжкие колеса, тарахтели ящики, за десятью конными  куренями шла лентами бесконечная артиллерия. Везли тупые, толстые мортиры, катились тонкие гаубицы; сидела прислуга на ящиках, веселая, кормленая,  победная, чинно и мирно ехали ездовые. Шли, напрягаясь, вытягиваясь,  шестидюймовые, сытые кони, крепкие, крутокрупые, и крестьянские, привычные  к работе, похожие на беременных блох, коняки. Легко громыхала конно-горная  легкая, и пушечки подпрыгивали, окруженные бравыми всадниками.
   Лязг, лязг, лязг. Глухие раскаты турецких барабанов неслись с площади Софии, а по улице уже ползли, грозя пулеметами из амбразур, колыша тяжелыми башнями, четыре страшных броневика.
   Броневики, гудя, разламывая толпу, уплыли в поток туда, где сидел Богдан Хмельницкий и булавой, чернея на небе, указывал на северо-восток. Колокол еще плыл густейшей масляной волной по снежным холмам и кровлям  города, и бухал, бухал барабан в гуще, и лезли остервеневшие от радостного  возбуждения мальчишки к копытам черного Богдана. А по улицам уже гремели грузовики, скрипя цепями, и ехали на площадках в украинских кожухах,  из-под которых торчали разноцветные плахты, ехали с соломенными венками на  головах девушки и хлопцы в синих шароварах под кожухами, пели стройно и слабо...
   Совершенно внезапно лопнул в прорезе между куполами серый фон, и показалось в мутной мгле внезапное солнце. Было оно так велико, как никогда еще никто на Украине не видал, и совершенно красно, как чистая кровь. От шара, с трудом сияющего сквозь завесу облаков, мерно и далеко  протянулись полосы запекшейся крови и сукровицы. Солнце окрасило в кровь  главный купол Софии, а на площадь от него легла странная тень, так что    стал в этой тени Богдан фиолетовым, а толпа мятущегося народа еще чернее,  еще гуще, еще смятеннее. И было видно, как по скале поднимались на лестницу серые, опоясанные лихими ремнями и штыками, пытались сбить  надпись ("Богдану Хмельницкому - единая неделимая Россия"), глядящую с черного гранита. Но бесполезно скользили и срывались с гранита штыки. Скачущий же Богдан яростно рвал коня со скалы, пытаясь   улететь от тех, кто навис тяжестью на копытах. Лицо его, обращенное прямо  в красный шар, было яростно, и по-прежнему булавой он указывал в дали.