Тред №212915

    Одна из двух стран-членов Европейского союза, всё-таки откликнувшихся на призыв своего хоть и высшего, но совершенно беспомощного парламента – это Бельгия (вторая, что не удивительно – Италия). И вот Бельгийские парламентарии – сенаторы, если точно – установили, что «руководитель английской разведки MI6 Стюарт Мензис (Stewart Menzies) в письме от 27 января 1949 настойчиво предлагал премьер-министру Бельгии Анри Спааку не прекращать начатое во время Второй мировой войны тайное сотрудничество между Соединённым королевством и Бельгией. Он конкретно предлагал, чтобы именно MI6 участвовала в создании секретных военизированных формирований в Бельгии», и совершенно особо просил Спаака, чтобы тот не работал исключительно и только с ЦРУ.  
     Начиная с 1952 года, руководители датской и норвежской разведок заявляли на заседаниях СРС, что их секретные военизированные подразделения ни при каких обстоятельствах не могут использоваться для «внутренних политических манипуляций» и «могут быть задействованы только в случае фактической оккупации страны военным противником». В ноябре 1957 на очередном заседании СРС в штаб-квартире НАТО в Париже руководитель норвежской разведки Эванг (Evang) официально заявил, что полученные им от его правительства инструкции таковы: «если НАТО будет и дальше негласно ущемлять суверенитет своих государств-членов, Норвегия выйдет из состава СРС».
     В 1966 году правительство генерала Де Голля официально прекратило все отношения Франции с военной организацией НАТО. К 1968 году штаб-квартира НАТО была полностью переведена из Парижа в Брюссель. (Здание в Париже, где она размещалась, отдали одному из гуманитарных факультетов Сорбонны – Paris III – в составе которого и Школа переводчиков, где в 1976 году имел огромное тогда счастье стажироваться и учиться автор этих строк.)
      Одновременно, тоже в 1966 году генерал Де Голль расторг секретные франко-американские соглашения («протоколы»), регламентировавшие участие Франции в Операции «Гладио», заявив, что эти «протоколы являются посягательством на национальный суверенитет». После этого всего два года потребовалось, чтобы в Париже случился ведомый троцкистами «Май-1968», а самого Де Голля независимые СМИ своей блиц-атакой на него превратили в тирана и изгоя и сделали из него форменный политический труп. А французский представитель последний раз участвовал в работе СРС в 1990 году, и когда это стало известно, немало тем подсуропил президенту Франсуа Миттерану, за несколько лет до того искренне уверявшему, что у Франции с «Гладио» уже давно всё покончено.
     Наконец, в 1994 году закончила свою работу, а в 1995 году опубликовала свой толстенный доклад самая серьёзная парламентская следственная команда – итальянская. Именно в Италии «Гладио» в 1970-х проявился в самых страшных своих формах: правый экстремизм и терроризм; жертвы терактов, всего за год-два исчисляемые тясячами... Ни в одной другой европейской стране такого беззаконного разгула правых, говорят, не было (хотя и признают сами, что были тоже режим Франко в Испании, чёрные полковники в Греции, военный переворот в Турции; но, вобщем, «им виднее»; поэтому спорить не стану). Вот заключение итальянских суверенных законодателей: (из-за необычно сильных позиций итальянских коммунистов) «на протяжении более чем 40 лет страна переживала сложную пограничную ситуацию... Отмеченная в этот период крайняя напряженность не сохранялась бы так долго и не имела бы столь трагичный масштаб, а поиск истины не упирался бы столь часто в глухую стену, если бы политическая обстановка внутри страны не определялась международной структурой, в которую Италию интегрировали, если бы эта структура не контролировала постоянно положение внутри страны...»
     Что именно и сколько своих горьких разочарований скрыли за этими опрятными фразами итальянские сенаторы – я, естественно, не знаю. Знаю только один конкретный пример. Настоящая Операция «Гладио»  - то есть организация не всех европейских, а только конкретно итальянских военизированных формирований – была юридически оформлена 26 ноября 1956 года, когда представители ЦРУ и SIFAR (так тогда называлась итальянская военная разведка) подписали соглашение, озаглавленное «Agreement between the Italian Intelligence Service and the Intelligence Service of the US concerning the organisation and activity of the secret Italian US post occupation network (stay-behind)» («Соглашение между Итальянской службой разведки и Службой разведки США об организации и работе тайной итальяно-американской пост-окуппационной (подпольной) сети»). Сенаторы посчитали необходимым получить текст этого соглашения в своё распоряжение и затребовали его у и.о. начальника итальянской военной разведки адмирала Фулвио Мартини. Тот хотел уважить просьбу сенаторов, но никак не смог. Свой отказ он объяснил следующим образом: соглашение 1956 года «в настоящий момент не может быть предано гласности, поскольку это соглашение двустороннее и имеет высшую степень секретности... Поэтому рассекречивание такого документа... возможно исключительно с согласия второй участвующей стороны...» На запрос адмирала от 13 декабря 1990 ЦРУ, естественно, ответило отказом... Суверенные итальянские законодатели доступа к официальному тексту соглашения, подписанного от имени их страны, так и не получили.
        Заключительный пункт
Реакцию на события в британском правительстве хорошо резюмировал тогда же один из лондонских журналистов: «Поразительно, что по делу, в котором Британия участвовала в самой гуще событий, Уайтхолл молчит, а члены Парламента не выказывают ни малейшего интереса».
Члены правительства во главе с Джоном Мэйджором, действительно, упорно отказывались отвечать на настойчивые вопросы журналистов, некоторые из них иногда даже в весьма грубой форме («Я же уже сказал: заткнитесь вы про cвой ’Гладио’!»). Их пресс-секретари объясняли такое молчание очень просто и логично: «Мы не можем дать себя вовлечь в публичное обсуждение вопросов безопасности». Что верно, то верно: вопросы безопасности, как правило, составляют государственную тайну и не то что обсуждению, а даже просто разглашению не подлежат.
       Ну а если предложить английским государственным мужам обсудить тему не в плане национальной безопасности, а как отдельный аспект национального суверенитета и вообще демократии? То есть – как суверенную демократию?

       На этом вопросительном знаке закончились мои записки, которые я-редактор отдал в помощь моему любимому асу пера для написания нашего с ним грамотного «перевода» в помощь всем тем, кто наше гипотетическое рядовое СМИ читает и ему доверяет. (На отдельной страничке был, само собой, список всех нужных источников с указанием, где их искать.)

      Какой в результате должен бы у нас с моим писакой получиться перевод – я здесь рассматривать не стану. Потому что хочу вместо этого фантазёрского варианта предложить почитать именно такой «перевод», но только реальный, настоящий, который выпустили в свет реальный редактор настоящего СМИ («Лента.ру») и его, возможно, тоже любимый ас пера – Максим Момот.
      Статья их, красноречиво озаглавленная «Заговор ради демократии», была опубликована тоже 14-го января 2008. В ней сначала обильно процитирован источник. Причём нужно обязательно учесть, что в их случае источник – это статья не из итальянской «La Repubblica», а из английской «Таймс», то есть для них информационный повод не публикация в Италии, а публикация в Лондоне. (Прошу, читатель: запомни это, мы к этому ещё вернёмся.) А затем, после цитат, идёт уже свой, авторский, вот такой анализ:

    «Как видим, утверждения о ’двойных стандартах’, присущих западному менталитету, получили очередное подтверждение. ... Однако речь в случае с Италией шла все-таки не о демократии, а о выживании европейских стран. Советский блок, который заметно усилился бы, присоединись к нему Италия, мог решиться на силовой вариант, и тогда судьба Западной Европы была незавидной.
     Вообще, политологи давно подметили, что политический плюрализм может существовать лишь в довольно узких рамках. По наиболее важным вопросам государственного и общественного устройства должен быть достигнут какой-то компромисс, иначе постоянные конфликты просто не позволят политической системе нормально функционировать. Права человека либо признаются высшей ценностью, либо нет. Итальянские коммунисты, не стеснявшиеся контактов со страной, где ’буржуазные права’ считали пережитком, никак не могли в то время вписаться в западноевропейскую политическую традицию. ...они могли заседать в парламенте, но исполнительная власть была для них закрыта. Доверить, например, руководство министерством обороны страны НАТО в годы холодной войны коммунисту было бы абсурдом. Этого абсурда США и Великобритания как раз и хотели избежать.»  

     У меня, лично, комментарии вроде только что процитированного вызывают довольно сильные эмоции, и потому прежде, чем я о нём выскажусь, чтобы успокоиться и вернуться к ровному стилю изложения, давайте сначала вспомним один из наших, по-моему, самых добрых фильмов: «Белорусский вокзал».
     В отнюдь не главном, проходном эпизоде герой Папанова, главный бухгалтер какой-то советской конторы, оказывается в кабинете своего начальника, и тот откровенно давит на него, чтобы он что-то там такое подписал вопреки закону. И папановский герой тогда с болью в голосе ему в конце концов «кричит»: Примите закон – и я всё подпишу, а пока нет закона – не мучайте меня!
Все, кто смотрел фильм, независимо от того, обратили они осознанно внимание на этот эпизод или нет, согласятся со мной: герой Папанова буквально врезается в память навсегда – как кристально честный человек.
     Говорят, Брежнев плакал, не скрываясь, после просмотра «Белорусского вокзала» (благодаря чему фильм и выпустили всё-таки в прокат).
     Я – не плакал откровенно, но слёзы у меня где-то на подходе были, и внутри всё сжалось и напряглось – от редко с такой силой случающегося уважения к этим честным, бесстрашно преданным своей чести людям.
Думаю, если бы провести такой опрос, то трудно себе даже представить, сколько миллионов людей у нас по всей стране точно так же плакали, или утирали слезу, или просто молчали, ошеломлённые этим взрывающимся внутри огромным уважением к бескорыстной, бескомпромиссной честности.
     Честности, которая не имела ничего общего ни с одной идеологией. Ни с коммунистической, ни с капиталистической, ни с какой. Только с нашей общей для всех – человеческой. Единственной, которую мы все, что самые идеологически подкованные, что самые леоновские «слесарюги», принимаем душой. И потому, не скрываясь, плачем настоящими слезами.
     Честности, которой так испугались в ведомстве Суслова: их решение было – фильм запретить (а, значит, и они прекрасно чувствовали, что речь идёт о чём-то гораздо более значимом и справедливом, нежели их «Правда»). Когда же волею сердобольного Леонида Ильича разрешить всё-таки пришлось, то они по крайней мере добились замены слишком символичного названия – «День Победы» - на нейтральное «Белорусский вокзал».
      Ведь вне всяких сомнений и авторы фильма хотели сказать, и все мы зрители поняли бы без искажений, над каким врагом тот День Победы: над Ложью и Бесчестностью. Странный у нас тогда был язык общения, это правда, но зато владели мы им все в совершенстве. (Понимали же мы без вопросов, что имел в виду юный Андрей Макаревич, когда пел: «Сегодня самый лучший день, Сегодня битва с дураками...»)

     Так вот Максиму Момоту, автору комментария на «Ленте.ру», а точнее не ему, а тем, кто ему свои записки с главными постулатами «перевода» в виде подсказки и руководства к действию выдал, мне хочется вслед за папановским героем, тоже с болью и тоже «крикнуть»: Не мучайте меня!
     Если вы и впрямь считаете, что, как давно подметили политологи, «политический плюрализм может существовать лишь в довольно узких рамках», то и пишите внятно и понятно, по-русски: демократия (а именно так называется «политический плюрализм») если и допустима, то лишь изредка.
     Если, как вы пишете, «Права человека ... признаются высшей ценностью», то ведь тогда эти права людей – закон, который нельзя нарушать никому ни под каким предлогом. Если же всё-таки хоть кому-то можно – то тогда права человека уже не высшая ценность. Высшая ценность тогда – право тех, кому можно права человека нарушать по собственному усмотрению (как вот руководителям европейских военных разведок, и в первую голову поучающим их начальникам MI6 и ЦРУ). Так что абсурд – это называть такое положение вещей «демократией», а вовсе не то, что абсурдом называет Максим Момот.
     Если считаете участие коммунистов в правительстве невозможным – докажите, если сумеете, в демократическом справедливом суде (fair trial), что демократия разрешает априорно, без разумно неоспоримых (beyond reasonable doubt) доказательств, подозревать всех коммунистов разом и Берлингуэра в частности в государственной измене. И только когда такое всё-таки вдруг да и получится – ну вот тогда принимайте уже смело и с чистой совестью соответствующий запрещающий закон, поражайте легальным путём коммунистов в отдельных правах и спите спокойно. Но не пытайтесь заставить меня поверить, что можно честно одной рукой щедро давать человеку (Берлингуэру) право (выигрывать выборы и формировать правительство) и объявлять это его право во всеуслышание неприкосновенной высшей ценностью, и при этом другую руку (Гладио) держать по секрету наготове, чтобы тут же человека и прихлопнуть, когда он, вам поверив, вдруг возьмёт да этим своим правом и воспользуется.
     Примите закон – и я всё подпишу. А до тех пор – не мучайте меня. Потому что вы оскорбляете мой ум, как сами же и любите на своём языке выражаться (’You are insulting my intelligence’).
     Имейте в виду, опять же, что я ведь, как и вы, очень хорошо знаю: всё то же самое творилось отнюдь не только в Италии (члене НАТО). Точно такие же «операции» продолжались всё то же время в четырёх нейтральных странах (Швейцария, Австрия, Швеция и Финляндия), причём в Швейцарии коммунистической партии тогда просто даже не было вовсе. Это-то вмешательство во внутренние дела нейтральных стран каким нравственным императивом соизволите объяснить?
     (Швейцария – третья европейская страна, в которой состоялось полномасштабное парламентское и судебное расследование Операции «Гладио».)
      Тьфу, вобщем. Даже дети врут складнее.

     Самое простое доказательство моей в данном случае правоты: прочитав статью Момота, не «заплачет» никто. Ни самые идеологически подкованные, ни всё остальное молчаливое большинство слесарюг-Леоновых. То самое молчаливое большинство, которое умом, может, и не понимает всех тонкостей, из-за которых «политический плюрализм может существовать лишь в довольно узких рамках», или какой же такой именно «должен быть достигнут компромисс» . Но которое безошибочно душой чувствует, когда «Права человека признаются высшей ценностью», а когда – нет. Какими «антеннами» большинство из нас распознаёт нашу общую, человеческую честность – и ложь – не знаю. Знаю только, что распознают.
     И нигде, по-моему, за последнее время это не проявилось с такой очевидной ясностью, как у нас в России в последние двадцать лет. И точно так же именно из-за этого проявился в России со всей очевидностью и настоящий, а не момотовский, абсурд: любой разговор о демократии и либерализме у нас в России теперь объект всеобщих насмешек и злой ругани: «дерьмократы» и «либерасты» - пошли вон!.
     Я, лично, уверен, что случилось так отнюдь не потому, что мы из-за нашей унаследованной «совковости» и привычности к «хозяину» не понимаем и не любим демократию и свободу. Случилось так потому, что «был достигнут компромисс», в результате которого «высшую ценность» безо всякого уважения к её «высшести» подвинули по логике Максима Момота, а точнее его хозяев, чтобы политической системе нормально функционировать.
     И не любят русские на самом деле теперь, сами того не понимая, не демократию, а именно этот подлый, потому что невысказанный вслух компромисс и всех, кто на него пошёл Не любят под названием «демократия» обычные человеческие мерзости – алчность, эгоизм, лицемерие, корысть. Не любят под названием «демократ» - худших своих представителей, наделённых как раз этими гнусными качествами. Которые к демократии и к демократам без кавычек не имеют никакого отношения, но смелости в этом признаться не имеют нисколько. Трусят.
     Помните PR-катастрофу Карнеги? Помните, что написали тогда в газете?
     «Боги и люди ненавидят трусов.»
     Вот русские их и ненавидят.

Сейчас на Западе перемену политических настроений в России на рубеже XXI века люди, не впадающие совсем уж в крайности, обычно объясняют так: в 90-х, в спешке и в суматохе, допустили, конечно, много разных ошибок и перегибов, расплодили коррупцию, и т.д. и т.п.; но дело-то было совсем новое, опыта такого крупномасштабного перехода оттуда сюда никто не имел, вот и получилось... Ну народ, сильно ото всех этих ошибок и перегибов пострадавший, вполне объяснимо и понятно ударился в другую крайность, предпочёл демократии сильную руку, и т.д. и т.п.
Генеральная идея: демократический процесс в России столкнулся с трудностями, русские в большинстве своём демократию невзлюбили, Путин поймал эту антидемократическую волну и теперь на ней авторитарно «катается».
Ну а если честно посмотреть? С позиций настоящих демократии и либерализма? Что именно случилось в России в 90-х?