Тред №218831

На этом моя практическая иллюстрация идеологической эволюции заканчивается. И, надеюсь, читатель и сам догадался, что её как бы символом для меня, лично, является использованное в заключение и Барбарой Касл, и Гордоном Брауном одно и то же знаковое словосочетание — новый мир. За 20 лет оно в устах английских социалистов из пугающе тревожного призрака для всех, кого глобализация оставляет на обочине, превратилось в наше бесспорно светлое будущее, на благо которого мы все теперь можем с радостью и энтузиазмом трудиться. Как нас, русских, и учили ещё совсем недавно.
Вот это и есть — словесная эволюция.

Надеюсь также, что читатель не пропустил и отметил про себя, как спичрайтеры Гордона Брауна без смущения ввели совсем новые и какие-то пока очень эфемерные понятия «граждане мировой экономики», «граждане глобализации» (или всё-таки граждане «по-настоящему глобального общества» - из текста так и не ясно как следует); непонятно к чьей компетенции отнесли разработку аж мирового устава для всей-всей глобальной финансовой системы; смело поручили и присвоили Группе 20 право разрабатывать ни много ни мало стратегию всего мирового экономического развития; и при этом нигде, ни разу, никогда не упомянули ни ООН, ни её специализированные учреждения, в которых единственных пока что на сегодняшний день всё человечество может более или менее демократическим путём хоть как-то решать подобные вопросы. Надеюсь, вспомнил после этого читатель те предупреждения, с которыми ещё десять лет назад выступил на открытии сессии Генассамблеи Кофи Аннан — ведь как в воду глядел. Надеюсь, подумал читатель про себя, как вот и я: да, с демократическим мироощущением в свободном мире становится как-то очень туго...

Подведём теперь небольшой промежуточный итог. В середине 1990-х Новые лейбористы заявили себя в своём знаменитом 4-ом Положении, как партию социал-демократическую. Примерно  тогда же в своём главном программном документе они заявили, по сути и практически дословно, что противоречий между правыми и левыми больше нет, и что классическая социалистическая идеология потому устарела.
О том, что эти постулаты с социал-демократией несовместимы, я уже писал.
Так что вывод получается сам собой, безальтернативный: такое могли написать только во «внутренней Партии», «О'Брайен в том числе»; то есть — такое могли написать только социал-империалисты или, как мы тут условились их называть применительно к современности, глобалисты. Что цитаты из всех последующих выступлений Гордона Брауна и подтверждают с какой-то прямо по-детски очаровательной наивностью.

Ну и вот теперь можно попробовать посмотреть, подтвердит ли такой вывод эволюция уже не словесная, а практическая (в делах).
Чтобы не затягивать безмерно и не оглушать себя многостраничными выкладками всяческих статистических и прочих отчётов и обзоров, тем более что разговор у нас не строго научно-академичный, предлагаю ограничиться только двумя показателями: выберем, во-первых, только самый стержневой, определяющий для социалистов момент, и, во-вторых, посмотрим, кто же конкретно главные заводилы. Этого нам для наших целей, думаю, будет более, чем достаточно. *

* Более академичный анализ был бы такой. Мы бы взяли схожие позиции в предвыборных манифестах лейбористов хронологически по годам, а потом посмотрели бы в официальных справочниках и отчётах, какие по этим позициям получились со временем практические результаты, тоже хронологически. И вышли бы у нас по каждой позиции такие очень наглядные графики. И если бы мы их потом в заключение ещё и со словесной эволюцией сравнили и грамотно сопоставительно проанализировали, то получилась бы у нас на выходе вполне достойная докторская диссертация.

Начнём с вопроса: кто?
Концепцию «Нового лейборизма» разрабатывала в первую и главную очередь Комиссия по социальной справедливости Института исследования публичной политики (Commission on Social Justice of the Institute for Public Policy Research, IPPR – главный аналитический центр лейбористов).
Стратегическое руководство этим Институтом обеспечивает его Совет попечителей. Председателем Совета является Джон Мэйкинсон (John Makinson).
Джон Мэйкинсон начинал журналистом в агентстве Рейтерс и затем в газете  The Financial Times; агентство отчасти, а газета полностью принадлежат Pearson Group , которую контролируют два исторически союзных банковских дома: Ротшильдов и братьев Лазар (современное название — Lazard Group LLC). Затем Мэйкинсон работал в Холдинговой компании  Saatchi and Saatchi в США, главным владельцем которой тогда был советник по PR и Маргарет Тэтчер, и сэра Эвелина Ротшильда лорд Тимоти Белл. Затем пять лет Мэйкинсон имел собственную независимую финансовую консалтинговую фирму, а потом вернулся в  The Financial Times, но уже на должность её руководителя (директора-управляющего). В 1996 он стал финансовым директором всей  Pearson Group, а в в 2001 году перешёл в принадлежащий ей крупнейший в мире издательский дом  The Penguin Group, руководителем которого он является с июня 2002 и по сей день. Джону Мэйкинсону 55 лет и он имеет второй по величине в отрасли годовой заработок (1 425 000 фунтов в 2009 году; выше, чем у него, заработок в издательской отрасли только у руководителя всей  Pearson Group Марджори Сандино).
Ещё один попечитель института — барон Роберт Гаврон  (Robert Gavron), миллионер, пожизненный член Палаты лордов, бывший Председатель совета директоров The Guardian Media Group, вместе с сэром Эвелином де Ротшильдом является одним из управляющих   (governor) Лондонской школы экономики (LSE). (Газету The Guardian можно  считать прямым английским аналогом французской якобы социалистической Libération, об эволюции которой и переходе в собственность к французским Ротшильдам я уже упоминал в предыдущем очерке.)
Ну и так далее.

Теперь — что можно считать стержневым моментом, отличающим социалистов от всех остальных политических течений? Наверное, как раз то, что и выражено в названии комиссии, разрабатывавшей концепцию нового лейборизма: социальную справедливость. В более техническом плане речь в связи с ней принято вести о перераспределении доходов. То есть главная, определяющая идея классических социалистов — это что все доходы нации и граждан нужно за счёт грамотной системы налогов и правильной бюджетной политики перераспределять максимально справедливым образом в пользу достойного образа жизни всех и каждого членов общества, как единого целого.
Если очень кратко — это Швеция. Ну ещё — Финляндия. (Дания, Норвегия — тоже, но в гораздо меньшей степени.) Недаром же существует уже давным давно всеми уважаемое понятие «шведский социализм».
После нескольких десятилетий во власти социалисты и в Швеции, и в Финляндии оставили за собой помимо всего прочего такую вот главную отличительную и одновременно показательную, всемирно знаменитую национальную особенность — в этих двух странах практически невозможно за одно поколение, за одну человеческую жизнь стать с нуля хотя бы миллионером (редчайшие исключения вроде основателей и совладельцев Нокии только подтверждают правило). Шведы и финны, желающие стать миллионерами, уезжают на постоянное место жительства заграницу.
Ну и вот какая в этом плане была эволюция в Великобритании?
Во всё том же своём вступительном слове к Предвыборному манифесту 1997 года Тони Блэр написал:
«Я хочу возродить доверие к нашей политической системе, предложив правительство, которое будет править в интересах масс, в интересах широкого народного большинства, тех, кто упорно работает, соблюдает общие для всех правила, аккуратно платит, что с них причитается, и чувствует себя сегодня обманутым политической системой, которая даёт всё только избранным единицам, вознёсшейся на самой верх элите, давно утратившей какую бы то ни было связь со всеми нами остальными.»
Всё вполне в духе шведского социализма.
Возможности, чтобы такую социалистическую политику проводить, Тони Блэру и его сподвижникам избиратели тоже предоставили более, чем достаточные. В 1997 году лейбористы получили 419 мест в Парламенте, на 179 мест больше, чем все остальные партии.  В 2001 году опять выиграли, и опять с подавляющим перевесом в 168 мест в Парламенте. В 2005 году — имели перевес в 66 мест. Тринадцать лет очень комфортного большинства.
И вот их результат, по материалам исследования их же главного аналитического центра  IPPR (доклад «О состоянии нации»).
В Разделе 1 «Бедность»: широко принятый в мире показатель бедности — считается бедным человек, доход которого меньше 60% от среднего дохода по стране. В Великобритании в 2001 году в семьях, имевших доход ниже 60% от среднего по стране, жили 23% всех детей. В Дании этот показатель был — 5%, в Швеции 10% и в Германии 14%.  Среди 15 стран-членов ЕС Великобритания оказалась в самом конце, незначительно опередив только Испанию и Португалию. По сравнению с 1996 годом показатель сократился всего на 2%.
В Разделе 2 «Процветание и неравенство»: В 1994 женщины зарабатывали в среднем 79,5% от заработка мужчин. В 2003 году этот показатель составил 82%. За примерно тот же период доля совокупного имущества всех англичан, принадлежащая самым богатым 10% населения, выросла с 47% до 56%. 22% в 2001 году принадлежали самому богатому 1% населения (прирост в 4% по сравнению с 18% в 1990).
И так далее.

В конце концов, можно и забыть о шведском социализме. Но что мешало новым лейбористам хотя бы остановить отрицательные тенденции усугубления социальной несправедливости в распределении доходов?
Ничто, похоже, им не мешало.
Вот что писал об этом в очередном аналитическом сборнике Policy Netwrok один из главных идеологов английских глобалистов и ведущий консультант лейбористских лидеров Роджер Лиддл:
«Новые лейбористы говорили о глобализации, как о неодолимой стихийной силе, неподдающейся никакому политическому контролю. Перед её лицом любые решения, основанные на старых социал-демократических эгалитарных принципах государственного участия, становились с их точки зрения бесполезными. Требовалось полностью переосмыслить то, какими средствами можно было в новых условиях добиваться социальной справедливости, а то и вообще пересмотреть её цели. … Соответственно, традиционная политика перераспределения доходов оказывалась в лучшем случае жёстко ограничена рамками совсем нового мира, в котором капиталы высоко мобильны, а у личных состояний больше нет порта приписки.»
Далее, рассказав о том, насколько острой становится в современном западном мире проблема резко усугубляющегося неравенства между самыми богатыми и остальными членами общества, и неоднократно подчеркнув, что в Великобритании эта проблема гораздо острее, чем во всех остальных богатых странах-членах ЕС, Лиддл неоднократно на разные лады задаётся одним и тем же вопросом: Почему «после 10 лет пребывания лейбористов у власти в Великобритании не было достигнуто большего прогресса в деле сокращения неравенства в обществе»? Именно так он спрашивает. Не «почему не создали более справедливое общество», а «почему не сократили неравенство». Стакан он видит не наполовину полным, а наполовину пустым.
И вот как объясняет, почему.
«Новые лейбористы всегда и сознательно воздерживались от чёткого выражения своего отношения к растущему отрыву самых богатых и к усугубляющемуся из-за этого неравенству. … Однако, если учесть, что они тогда же с нескрываемой охотой налаживали связи с деловыми кругами, то такая с их стороны политическая неуклюжесть скорее всего просто прикрывала отсутствие дельных мыслей. Вот Питера Мандельсона критиковали за то, что он говорил: отныне Новым лейбористам нет дела, как бы баснословно кто ни богател. Но ведь при той позиции, которую Новые лейбористы заняли, и при отсутствии с их стороны хоть каких-то альернативных идей, в его словах была определённая логика. Очевидно, что призыв «за справедливость и предприимчивость» оказался отнюдь не самым внятным политическим лозунгом.
Хотя заработки управляющих высшего звена росли взрывными темпами, правительство старательно воздерживалось от любой критики... Пока министром финансов был Гордон Браун, налоговая политика была очевидно уравнительной применительно к самым низким уровням доходов, но зато она практически никак не затрагивала верхушку.»
И так далее.

Думаю, достаточно. И так хорошо видно, что практическая подоплёка идеологической, словесной эволюции мой недавний промежуточный вывод вполне подтверждает. Партия бывших английских социалистов выразителем интересов и защитником трудящегося «бедного» большинства на деле быть перестала, но очень старается по-прежнему сохранить за собой именно этот электорат.
А мы теперь можем вернуться к эволюции нашей российской суверенной демократии и завершить, наконец, её разумный перевод.

Самое наглядное проявление процесса, который нас интересует, - это, по-моему, дело ЮКОСа.
Вспомним, с чего начал своё президентство Владимир Путин: он в первый же день выступил в прямом эфире по ТВ и объявил, что Б.Н.Ельцин и члены его семьи не подвергнутся ничьим и никаким преследованиям и будут пользоваться в этом смысле полной защитой президентской власти. Результатом последовавшего бурного всенародного обсуждения этого неожиданного заявления стала настоящая, а не выдуманная, «монета российской чеканки»: слово «Семья». И всё, вроде бы, сегодня ясно. Было и прошло. Разобрались, кто в Семью попал, а кто нет, посмеялись саркастически и забыли.
Но при этом так и остался без ответа другой вопрос: коли таким было на самом деле содержание президентского послания (отныне Семью никто пальцем не тронет, потому что им всем скопом российский президент своей властью всё, что было, и чего не было, простил), то зачем было с ним выступать, да к тому же нервничая, первым и самым срочным делом, в прямом эфире, на всю страну и чуть ли не на весь мир? Что, в России в то раннее новогоднее утро назревало угрожающе, с часу на час, всенародное линчевание и экспроприация Абрамовича, Дерипаски и Юмашева?
Ясного ответа так и нет. Потому что ни один из спорщиков так никогда и не представил доказательств, «приемлемых в суде». Оперативной информации, как у следователей, у всех было, хоть отбавляй, а в дело для прокурора подшивать – нечего.
Ну и пусть. Нам для нашего разговора известной информации достаточно. Ведь  коли ясно, что была такая Семья, то тогда ясно и то, что, когда в очень узком кругу посвящённых выбирали преемника Ельцина, объектом какого-то торга и уговора без сомнений стала, среди прочего, «Сибнефть». А «ЮКОС» не стал. Потому что за Сибнефть потом безо всякого давления с чьей бы то ни было стороны заплатили владельцам сполна наличными и хозяев её пальцем не тронули, а за ЮКОС, несмотря на колоссальную фронтальную атаку, не отдали никому ни копейки, а российских его хозяев ещё и посадили на нары. Так вот как раз известные нам хозяева Сибнефти все числились в составе Семьи, а известные нам хозяева ЮКОСа — нет.

Тайный тот торг и уговор по поводу Семьи вообще и Сибнефти в частности состоялся в ситуации, которая у нас тогда в России была в точности такая же, как и в Англии на момент приватизации у них. Только-только оклемались от «послевоенной» разрухи и вышли на свободный рынок лицом к лицу со слишком сильным, очевидно превосходящим нас пока по всем параметрам иностранным конкурентом.
Что их там в Англии в этой ситуации особо беспокоило – довольно очевидно разложила по полочкам Барбара Кэсл — компании сливаются, крупнеют без меры, выходят из под контроля отдельных государств, обретают колоссальную никому неподотчётную власть.
К словам Кэсл стоит ещё добавить то, что сегодня теоретики глобализма/либерального интернационализма уже без смущения и уверенно формулируют, как норму, как само собой разумеющееся требование, а именно: с учётом реалий достигнутого уровня развития глобализации национальные правительства должны понять и признать, что некоторые вопросы жизни планеты уже могут быть решены только на наднациональном уровне, а, значит, к их решению нужно обязательно привлекать и тех, кто на этом уровне работает: ТНК и НПО.
То есть не просто теперь «у компаний власти и неподотчётности больше, чем когда бы то ни было». Речь идёт о том, что национальные правительства должны частично свой суверенитет как бы снести в общий котёл и осуществлять его где-то там наверху сообща, да и то не во всей своей воле: потому что их уже и без того общий суверенитет потеснит отчасти новый, доселе не существовавший ещё «суверенитет» – транснациональных корпораций и неправительственных организаций. Какой в этом варианте останется суверенитет у нас, у граждан не то самой глобализации, не то одной только глобальной экономики – представить крайне трудно. Тем более что как раз об этом, о том, где и как все эти глобальные проекты нам гражданам чего угодно, но всё-таки с правом голоса, будут предлагать на референдум, защитники глобализма как-то на удивление единодушно молчат.