(Продолжение)
Хорошо всё это гуляние суверенитетов вверх-вниз или плохо – разговор настолько же отдельный, насколько и бесконечный. В нём, по-моему, пока ясно, потому что неизбежно, только одно: что-то «глобальное» всё равно рано или поздно будет. Неизвестно, в каких формах, равновесиях и с чьим именно участием или неучастием. Неизвестно, через десять лет, или через сто десять. Неизвестно, менеджеры бедных перехитрят и додавят, или бедные всё-таки своё им тоже не отдадут. Но что-то такое гораздо более глобальное, чем нынче, будет обязательно. Пусть каждый вспомнит, как вдруг радикально меняется жизненная концепция «дом-семья-дача» после приобретения с
амого первого в жизни автомобиля: этот маленький мир становится навсегда совсем другим. Ну вот и в нашем сегодняшнем мире мы ведь тоже находимся именно в процессе приобретения очередного такого «первого автомобиля» (интернет, спутниковая связь, моментальная информация и проч.), и потому, думаю, наш большой мир тоже своим чередом неизбежно должен стать точно так же каким-то совсем другим.
Но есть тем не менее одно очень важное «но». Пока ещё не существует ни одного документа в международном праве (то есть какой-нибудь международной конвенции, межправительственного соглашения или хотя бы просто общей декларации объединённых наций планеты), где бы хоть как было обозначено, что этот невиданный доселе глобальный «суверенитет» ТНК и НПО хотя бы просто приемлем, как концепция, уж не говоря о том, чтобы признать его беспрекословно обязательным и правильным – нормативным, если по-научному.
Кроме того, все такие конвенции и соглашения, все такие международные документы, имеющие обязательную силу, вступают в эту силу и становятся именно обязательными для исполнения – нормативными – только после того, как подписавшие их страны каждая в отдельности получит на то суверенное согласие своего народа. Ведь чтобы международный закон вступил в силу, любое его расхождение с действующими национальными конституциями должно быть устранено; народы должны согласиться привести свои конституции с законом в соответствие; а это и есть получение разрешения у суверенного народа. Так вот ещё ни у одного народа никто ещё ни разу даже и не пытался таким образом спросить: а вы-то согласны, чтобы ТНК-НПО где-то там на просторах глобального гражданства что-то такое между собой от вашего имени и за вас решали? И до тех пор, пока вот так не начнут опрашивать народы и получать от них на референдумах ответы, это мнение в пользу утверждения глобальной нормативной роли ТНК и НПО есть и будет частным и ни для кого не обязательным мнением только самих этих НПО и ТНК.
Понятно поэтому, что на сегодня нет ни у кого пока никакого законного права требовать, чтобы кто-то тем не менее какие бы то ни было глобальные нормативные полномочия ТНК и их НПО признавал легитимными и строго обязательными. То есть никакой такой неизбежной, предписанной свыше глобализации
а ля карт пока ещё нет, и вплоть до завершения очень долгой, много-много летней процедуры с национальными референдумами и последующими глобальными международными конференциями её быть просто не может.
Это, вроде бы, так же очевидно, как и, например, то, что демократии в России после 1996 года быть больше просто не могло.
И потому возникает вопрос: а чего же тогда тем не менее так злобно ополчились на наших российских руководителей во всём мире, стоило им заикнуться о суверенной демократии? Почему никто не вспомнил, что с юридической точки зрения вся эта злобная брань была — абсурдной?
Повторюсь: я указание на правильный ответ вижу в деле ЮКОСа.
Вот в ч
ём американский адвокат Ходорковского Роберт Амстердам обвинял Кремль, помните?
«Непостижимая непоследовательность суверенной демократии зиждется на том, что, отрицая изоляционизм, она тем не менее не согласна со вступлением ни в какие транснациональные структуры... Россия... до смерти боится подчиниться чьим бы то ни было правилам со стороны. Москва пытается заказывать себе глобализацию
а ля карт, а ведь глобализация возможна только –
а при фикс».
Если Роберта Амстердама слушать, не вдумываясь, и просто верить ему на слово, то получается: глобализация
а при фикс – сегодня уже единственно демократичный, законный порядок ведения международных дел. И, видимо, если бы не злодей-Путин, русские бы оставались себе на здоровье и поныне в магистральном русле этого самого демократичного способа ведения международных дел.
Именно эту мысль тогда, в связи с делом ЮКОСа всем нам русским и пытались внушить: избавляйтесь скорее от этого злодея, без пяти минут диктатора Путина, мы вас всех с нетерпением ждём на свободе на наш уютный огонёк а при фикс. Понятно, что ЮКОС мы при этом вернули бы весь до копеечки его законным хозяевам, и воцарилась бы тогда у нас в России единственная настоящая демократия без определений.
Значит, чтобы Амстердама понять, как положено — то есть не веря ему просто на слово даже во сне — надо посмотреть внимательно, кому, что и для чего мы по всеобщему желанию должны были вернуть всё до копеечки.
Вспомним для этого, что такое публичный бизнес Джэкоба Ротшильда; это – финансово-экономический консалтинг для мировой финансовой и деловой элиты, который в первую очередь подразумевает сегодня операции по слиянию (
mergers & acquisitions). Которые ветеран-лейборист Барбара Кэсл назвала главным и неожиданно для всех проявившимся отрицательным фактором приватизации: из-за этих слияний начинала задыхаться более живая и оперативная конкуренция малых и средних предприятий, замедлялась национальная экономика, но самое нехорошее – эти быстро разрастающиеся гиганты перемещались «наверх», в «надгосударство», в зону вне достижимости и нормативного контроля национальных государственных институтов. И тем самым они уходили из зоны действия — юрисдикции — суверенных демократий.
В 80-90-х
mergers & acquisitions, которые ещё совсем недавно банкиры своим клиентам помогали осуществлять по мере надобности чуть не забесплатно, вдруг превратились в самый доходный, многомиллионный и повсеместный крупный бизнес (статистику желающие без труда найдут в интернете) – и в Штатах, и в Европе. В этот инвестиционный и сопутствующий PR бизнес (то есть в консалтинг) начали набирать системно – влиятельных политиков высшего ранга, на зарплаты кратно выше государственных (
Carlyle Group, куда вот Джона Мэйджора пристроили — один из самых типичных примеров).
Чуть поконкретнее общая последовательность событий была такая: в 80-х начинается приватизация; в 90-х завершается полный демонтаж соцлагеря и ускоренным темпом проводится европейская интеграция; параллельно и одновременно самым активным, тоже практически системным образом на базе приватизированных былых флагманов национальных индустрий создаются неподконтрольные ни одному правительству в отдельности наднациональные ТНК.
О поспешности, с которой это делалось, свидетельствуют некоторые необъяснимо «тупые», неоправданные сделки, словно бы сделанные просто ради «большого размера» и повлекшие за собой огромные и, что ещё хуже, вполне прогнозируемые с самого начала долги.
Наконец, на рубеже XXI века начинают развивать и усиленно пропагандировать идею, что правительства должны признать
нормативное право ТНК и международных НПО участвовать в своём суверенном качестве (поскольку они никому больше не подчиняются) в управлении на надгосударственном уровне.
Как говорят: если бы такого преднамеренного сценария не было, то его обязательно надо было бы придумать.
Ведь создали по нему из ничего новую, абсолютно пока мифическую с юридической точки зрения, но в умах «обывателей» сегодня уже почти реально существующую надгосударственную юрисдикцию – глобальную, объявили там нас (как вот, например, спичрайтеры Гордона Брауна) какими-то гражданами без прав, а самих себя суверенами, хотя никто их не уполномачивал, и теперь быстрыми темпами без устали плодят самих себя — новых таких же «самодержцев».
Это называется: захват территории явочным порядком. И он в данном случае – даже и не захват вовсе, потому что нет ни чьей-то чужой территории (она придумана буквально из воздуха), ни применимых к ней законов или хоть каких прав собственности; вообще никаких, ничьих (МВФ, ВТО регулируют по принципу добровольности: хочешь преференции на общих основаниях – вступай, правила соблюдай и преференции получай; не нужны они тебе – вольному воля; не более того). И там, на этой новой территории делают самопровозглашённые суверены, как и положено настоящим самодержцам, что хотят, и любое нужное, выгодное им правило по праву первопроходца объявляют сначала вроде как сами себе скромно «общепринятой нормой», а потом в один прекрасный день ото всех остальных требуют её соблюдения – как обязательного и бесспорного норматива.
По всем признакам это — ползучая легитимизация глобальных надгосударственных структур, о которой, по сути во всяком случае, как раз и говорил уже давным-давно доктор Митрани. И получится из этого в результате как раз то, что сами либеральные интернационалисты называли и называют – Новый мир (
New World). У нас таковой построить не получилось вовсе, а вот у «них» теперь получается вполне успешно. Так что и интернационал теперь, вроде бы как, не наш, а их.
В этом-то общем контексте и продолжаем смотреть на события с Сибнефтью и с ЮКОСом.
Когда Ходорковский из-за решётки отказался от своих полномочий в ЮКОСе, случилась эдакая заминка с его преемником: то ли должен был на его место заступить Невзлин (второй, вроде, считался после Ходорковского по величине акционер), то ли, почему-то ни с того, ни с сего, барон Джэкоб Ротшильд.
Заступил в конце концов Невзлин, но при чём тут был Ротшильд? Консультантов на такие должности не сажают нигде, сажают – акционеров. Так что - не знаю, при чём там был Ротшильд. Знаю только, что уже ближе к краху ЮКОСа была обнародована структура владения Группой МЕНАТЕП (
Group MENATEP, Гибралтар), через которую и владели ЮКОСом и сидельцы, и оставшиеся на свободе их партнёры. В структуре этой — оффшоры и трасты. Но какие из них чьи акции держали – Ходорковского и его товарищей – тогда уже стало известно. Неизвестно было только одно: кто стоял за фигурировавшим в списке трастом, к которому Ходорковский с товарищами отношения не имели, а владел он тем не менее – половиной всех акций. Не было даже известно, кто конкретно этого таинственного собственника представлял в руководстве (так обычно пытаются угадать, вычислить реального бенефициара).
В наблюдательных советах (высших органах) и самого ЮКОСа, и знаменитой НПО Ходорковского заседали на тот момент в каждом по пять человек, среди которых Ходорковский и там, и там, а из оставшихся восьми были Джэкоб Ротшильд, Генри Киссинджер,
Margery Kraus (руководитель крупнейшего международного PR агентства
APCO Worldwide), и бывший главный редактор журнала
The Economist J. Dudley Fishburn (известно, что он тогда представлял интересы Ротшильдов, например, в совете директоров
Altria Group, которая владеет целиком
Philip Morris и на треть
SABMiller, одним из крупнейших мировых пивных концернов). И ещё в тех советах наблюдали
Stuart Eizenstat, бывший замминистра финансов США, и
Otto Graf Lambsdorf, бывший министр экономики Германии, а после ухода с гос.службы – Почётный председатель европейской части Трёхсторонней комиссии (где Ротшильды, напомню, наверняка признанные лидеры и почти наверняка полновластные хозяева).
Значит, во-первых, в руководящие органы обычно своих представителей делегируют крупнейшие владельцы. А во-вторых, и журнал
The Economist, и газета
The Financial Times – всё это принадлежит одному и тому же конгломерату —
Pearson Group – во владении и управлении которым, как я уже говорил, участвуют Ротшильды.
В заседаниях Бильдербергской группы обычно участвуют два технических докладчика, которые составляют для участников письменные отчёты об обсуждениях, и потом ещё пишут пресс-релизы. Это почти всегда – ведущие редактора из
The Economist. Если о внешней политике США на следующий год узнают из журнала
Foreign Affairs, то о внешне-экономическом прогнозе и политике мировой элиты «на следующий год» можно узнать из журнала
The Economist.
Когда вдруг возникла тяжба с Невзлиным по поводу принятия полномочий от Ходорковского, Джэкоб Ротшильд после некоторой паузы всё-таки публично опроверг свою такую странно глубокую вовлечённость в дела вроде бы российской фирмы. Но при этом тем не менее подчеркнул, что продолжит посредничать в контактах с российским правительством. Опять: в каком качестве? Не уточнил.
Наконец, тоже входивший в наблюдательный совет ЮКОСа Генри Киссинджер в последнее время занимается тем, что обеспечивает деловой контакт между домом Ротшильдов и Рокфеллерами (к разговору про
Exxon и его в этом деле интерес я как раз и подхожу).
Что ещё важного было, кроме образования таких международно признанных авторитетных руководящих органов у российской фирмы?
Было чуть-чуть не случившееся слияние ЮКОСа и Сибнефти, о чём у нас в России было хорошо и широко известно.
Ещё было планировавшееся следом вхождение в капитал этой уже новой, укрупнённой фирмы мирового лидера в нефтяном бизнесе
Exxon’а, о чём у нас писали уже гораздо меньше и уж куда как скромнее. Хотя речь же шла о возможном доведении доли
Exxon’а до 40%, то есть о выводе всего конгломерата полностью из под любого контроля российской стороны.
И вот если бы не вломились тогда в этот процесс Путин и его товарищи – что бы получилось? Сначала появился бы недосягаемый уже ни для кого на российском нефтяном рынке гигант, четвёртый в мире по запасам, такое практически страно-образующее предприятие (ну, с Газпромом на пару). А потом, после «экссоновского вторжения», точно такой же ни для кого уже не досягаемый атлант появился бы и на мировом рынке.
Это там, наверху, в их новом надгосударственном надгосударстве образовался бы мощнейший новый суверен-самодержец, единственный в своей сверхтяжёлой весовой категории и потому бесспорный кандидат на место царя горы. (
ExxonMobil сегодня — даже без ЮКОСа с Сибнефтью — самая крупная в мире фирма по капитализации.)
Причём речь о глобальном сверх-монополисте — в сверх-стратегической области энергетического обеспечения. То есть о такой «руке», на таком мировом кране, которая бы уже
всем отпускала кислород.
Такой вот примерно проект пытался, похоже, осуществить в каком-то таинственном качестве Джэкоб Ротшильд.
И у него – сорвалось. Потому что в России нашлись люди, осмелившиеся выступить против всё тех же самых конкретных высокомерных мужчин по старому «тэтчеровскому» соображению: чтобы защитить интересы государства, свой национальный суверенитет. Вспомни, читатель, как сказал об этом, о важности защиты суверенной демократии Тони Блэр: «...
если нефть станет её (страны, Ирака)
собственной нефтью... – то представьте себе, какой силы удар будет нанесён ядовитой пропаганде экстремистов...»
Нефть, в истории с Сибнефтью и с ЮКОСом, стала (снова) собственной нефтью России. «Ядовитая пропаганда» и впрямь взорвалась так, что никаких сомнений нет, какой именно «силы удар» пропустили в самое больное своё место «экстремисты».
(Продолжение следует)