СССР - мифы, реальности и опыт
575,636
2,874
|
AndreyK-AV ( Слушатель ) |
| 18 авг 2010 19:49:10 |
Тред №247833
новая дискуссия Дискуссия 149
Подглядел в журнале у Тукана:
обязательно закажу себе эту книгу - нечаянное продолжение темы криптократии
------------------------------------
Очень длинный перепост, но он того стоит, ссылкой здесь не обойдешься. И я обязательно закажу себе эту книгу, и пойду в дружественные издательства просить издать перевод. Я не со всем здесь согласен, но вот это - качественный взгляд на СССР со стороны. Довольно точный анализ перехода идеократии в меритократию и ее смерти под давлением местных партбояр.
------------------------------------
а вот начало аннотации к книге:
Красное изобилие: уроки советской мечты ("The Guardian", Великобритания)
------------------------------------
Эта эпоха началась с запуска спутника и закончилась в дни Карибского кризиса. Какое-то время - столь короткое, что сейчас оно уже почти забылось - возникло ощущение, что обещания коммунистов о непревзойденном процветании станет реальностью. Фрэнсис Спаффорд рассказывает об уроках, которые можно извлечь из советского эксперимента
1962 год. В аэропорту секретный агент Гарри Палмер - его еще не сыграл Майкл Кейн; более того, в «Досье «Икпресс»», первом романе Лена Дейтона (Len Deighton) с этим героем, он даже не назван по имени (рассказ ведется от первого лица) - остановился у газетного киоска. Для чтения в полете он выбирает New Statesman и History Today, а затем покупает еще и Daily Worker. Дело здесь не только в том, что наш Гарри (давайте украдем у Дейтона этого персонажа) - британский разведчик, понимающий, что врага, то есть коммунистов, надо изучать. В отличие от своих начальников, - титулованных ничтожеств - наш герой умен, лишен классовых предрассудков и идет в ногу со временем. Такой же - динамичной и современной - казалась в те годы коммунистическая идея и ее зримое воплощение: Советский Союз.
Парадоксальным образом знания об СССР помогают Гарри защищать обветшавший, одряхлевший мир старой Англии с его архаичным аристократизмом. Он борется с Советским Союзом - но само существование этого противника открывает путь наверх «выскочкам» из бесплатных школ для одаренных, но бедных детей, таких как Гарри. Где-то там, за привычным мирком меблированных комнат, черствого печенья и клубных галстуков неуклонно движется вперед великан, зримо свидетельствуя, что косный старый порядок нельзя считать незыблемым, что под солнцем есть место и для новизны. В вышедшем двумя годами позже продолжении «Досье «Икпресс»» отставной ветеран разведки в жилетке, испачканной яичным желтком, с горечью объясняет Гарри: в старушке Англии нет ничего такого, что может побудить советского ученого стать перебежчиком: «Симица работает с высокоскоростными охлаждаемыми центрифугами. Каждая из них стоит 12000 фунтов. И в его распоряжении таких 12 штук». В том же 1964 году еще один человек, лишенный классовых предрассудков и идущий в ногу со временем - не книжный персонаж, а реальный политик по имени Гарольд Вильсон (Harold Wilson) - делает одним из главных пунктов своей предвыборной платформы тезис о том, что обветшавшей и одряхлевшей британской экономике не помешает «подпорка» в виде эффективного научного управления по советскому образцу. И избиратели с энтузиазмом голосуют за его «Национальный план» и за него самого.
Это был звездный час Советского Союза. Он начался с запуска спутника в 1957 году, и достиг апогея с полетом первого человека - Юрия Гагарина - в космос в 1961 году. Но еще через пару лет, после Карибского кризиса, ореол популярности, окружавший СССР, постепенно рассеялся, уступив место страху. (Во время английских выборов 1964 года этот процесс уже шел, и Вильсон апеллировал к ранее сложившимся, но постепенно слабевшим представлениям общественности. Вскоре этот тезис исчез из риторики лейбористов, оставив после себя разве что параноидальную подозрительность по отношению к Вильсону среди старомодных «мастодонтов» разведки). Но в краткий миг зенита своей популярности СССР пользовался репутацией, которую сегодня даже трудно себе представить.
Он уже не воспринимался как стереотипная «колыбель революции» с реющими по воздуху красными флагами и зажигательными речами комиссаров, - всеми этими атрибутами эйзенштейновских фильмов - и не как сталинское тоталитарное царство всеобщей мобилизации, массового террора и аскетичного энтузиазма. Вдруг все увидели страну, пусть и мрачноватую, но научно организованную, страну высоких технологий, лабораторий и небоскребов, делавшую то же самое, что и Запад, но - как тогда казалось - лучше и эффективнее. Американцы беспокоились, что их университеты не в состоянии готовить инженеров в таких же количествах, как советские. Полосы европейских и американских газет были полны рефлексии и отчаянья: обозреватели задавались вопросом - что свободный мир может противопоставить железной решимости процветающего СССР, идущего от успеха к успеху? Советник президента Кеннеди Артур Шлесинджер (Arthur Schlesinger) представил Белому дому меморандум, предупреждая: «Советы бросают все силы на развитие кибернетики». В те годы СССР выглядел зримым воплощением альтернативного варианта современности: с ним надо было считаться, у него надо было учиться, он мог и вправду обогнать Запад, оставив капиталистические страны плестись в хвосте.
Этого, однако, не случилось. Причем реальность настолько не совпала с ожиданиями, что сегодня образ Советского Союза, существовавший в 1957-1964 годах, почти полностью изгладился в нашей коллективной памяти. Сегодня при упоминании СССР набор картинок-ассоциаций, вспыхивающих в мозгу, ведет нас от комиссаров с красными флагами и сталинских усов прямиком к «эпохе маразма»: старикам в плохо сшитых костюмах, управлявшим ветшающей империей допотопных тракторных заводов. А дальше - уже Горбачев, явившийся, чтобы, сам того не желая, вывести страну из этого болота. Целая эпоха, когда СССР, казалось, достиг уверенной, решительной, напористой зрелости, попросту выпала из нашего ментального калейдоскопа. Если в семидесятые выяснилось, что эта страна - лишь «Верхняя Вольта с ракетами», как выразился один американский дипломат, обнаруживший, что гладкий асфальт советских шоссе заканчивается в паре десятков километров от Москвы, то из этого мы делаем простой вывод: значит, она всегда и была лишь Верхней Вольтой с ракетами.
Мысль о том, что Советский Союз когда-то мог вызывать зависть, просто не укладывается в голове. Поэтому мы считаем, что его «звездный час» был всего лишь иллюзией. Возможно он стал отражением страхов, бытовавших на Западе, или достижения, попадавшие в заголовки всех новостей - вроде запуска спутника - бездумно переносились на все остальные аспекты жизни в СССР. Что ж, в начале шестидесятых нам, жителям Запада, нервно наблюдавшим за происходящим со стороны, такой вывод представлялся вполне логичным: государство, запустившее человека в космос, уж наверняка должно было решить простые проблемы повседневной жизни вроде снабжения своих граждан колбасой и детской обувью. Когда выяснилось, что это не так, что ассортимент самого захолустного британского обувного магазина даже москвичам показался бы верхом изобилия, космические корабли перестали быть символом общей, достойной зависти, «высокотехнологичности» страны. Они начали выглядеть затеей одержимого гигантоманией фараона, пирамидами в океане глиняных лачуг, немного нелепыми памятниками угнетению.
Однако образ СССР, ненадолго утвердившийся на Западе в конце пятидесятых - начале шестидесятых, не был полностью иллюзорным. Он был преувеличен, но имел под собой реальную основу: это было свидетельство о подлинной уверенности в себе, об ощущении собственных успехов, что испытывала тогда Москва, которое Запад отчасти исказил, переиначив в привычных себе понятиях и «зарядив» собственными ожиданиями. Тогда у СССР дела во многом действительно шли совсем неплохо; но теперь мы «ретушируем» этот факт - как многие эпизоды истории, указывающие на иное, но нереализованное направление развития событий, а потому не вписывающиеся в нашу, задним числом составленную, картину прошлого. Все, что мы позднее узнали о реальной ситуации в советской экономике, конечно, было правдой. Она действительно оказалась не эффективной, а затратной, управлялась как бог на душу положит, а не на основе стратегического предвидения, и царила в ней не беспощадная логика, а тревожный разнобой. Но если мы удовлетворимся лишь «патологоанатомическим заключением» о том, что коммунизм был изначально обречен, за скобками останутся другие аспекты прошлого и уроки, которые мы можем из них извлечь.
Дайте волю своему воображению, чтобы уместить в голове кое-какие, невероятные на первый взгляд факты: в 1950-х СССР был одним из мировых рекордсменов экономического роста, уступая лишь Японии по темпам возрождения из пепла военной разрухи. Причем этот вывод основан не на официальной советской статистике того времени, и даже не на расчетах ЦРУ, лихорадочно пытавшихся оценить степень ее достоверности, а на данных, полученных уже после распада СССР скептически настроенными историками, получившими доступ в российские архивы. Во второй половине пятидесятых темпы роста советской экономики составляли 5-6-7% в год. Как не без ехидства заметил Пол Крагмэн (Paul Krugman), динамика развития СССР в тот период вызывала такие же восхищенные комментарии, как сегодня головокружительный рост китайской и индийской экономики. Конечно, в советском контексте понятие «рост» имело несколько иной смысл, чем в американском (показатели за тот же период - 3,3% в год) или британском (1,9% - больше, чем на черствое печенье мы не наработали). В СССР этот показатель рассчитывался по-другому, в народном хозяйстве существовал сильнейший перекос в сторону тяжелой промышленности, а рост ВВП не обязательно сопровождался соответствующим повышением уровня жизни.
Тем не менее положение советских граждан ощутимо изменилось к лучшему. В 1950 году, как и десять или двадцать лет назад, они по-прежнему ходили в обносках и в большинстве своем ютились в запущенных, переполненных «коммуналках», сделанных из поделенных на клетушки больших дореволюционных квартир. Даже главврач крупной московской больницы мог жить за занавеской, отгораживающей семнадцатую часть бального зала в бывшем особняке царского сановника. Десять лет спустя жители СССР щеголяли в новенькой одежде и массами переселялись в новые отдельные квартиры с удобствами; у них уже есть радиоприемники и пианино, и начали появляться холодильники и телевизоры. В 1960 году наш главврач наверняка комфортно устроился в новостройке на Ленинских горах, и ездил на работу в сверкающей «Волге» с эмблемой завода ГАЗ - вытянувшимся в прыжке оленем - на капоте. По меркам капиталистических стран тридцатых годов - на них первоначально ориентировалась Москва, поставив цель «догнать и перегнать буржуазные государства» по уровню жизни - Советский Союз мог считаться весьма процветающей державой. Советские люди теперь лучше питались, одевались, имели лучшие жилищные условия и образование, чем граждане охваченных Великой депрессией США или немцы при нацистах. Если бы капитализм все это время буксовал на месте, СССР в начале шестидесятых, пожалуй, напоминал бы рай земной - пусть даже управляемый тираническим режимом и страдающий от загрязнения окружающей среды.
...
------------------------------------------------
обязательно закажу себе эту книгу - нечаянное продолжение темы криптократии
------------------------------------
Очень длинный перепост, но он того стоит, ссылкой здесь не обойдешься. И я обязательно закажу себе эту книгу, и пойду в дружественные издательства просить издать перевод. Я не со всем здесь согласен, но вот это - качественный взгляд на СССР со стороны. Довольно точный анализ перехода идеократии в меритократию и ее смерти под давлением местных партбояр.
------------------------------------
а вот начало аннотации к книге:
Красное изобилие: уроки советской мечты ("The Guardian", Великобритания)
------------------------------------
Эта эпоха началась с запуска спутника и закончилась в дни Карибского кризиса. Какое-то время - столь короткое, что сейчас оно уже почти забылось - возникло ощущение, что обещания коммунистов о непревзойденном процветании станет реальностью. Фрэнсис Спаффорд рассказывает об уроках, которые можно извлечь из советского эксперимента
1962 год. В аэропорту секретный агент Гарри Палмер - его еще не сыграл Майкл Кейн; более того, в «Досье «Икпресс»», первом романе Лена Дейтона (Len Deighton) с этим героем, он даже не назван по имени (рассказ ведется от первого лица) - остановился у газетного киоска. Для чтения в полете он выбирает New Statesman и History Today, а затем покупает еще и Daily Worker. Дело здесь не только в том, что наш Гарри (давайте украдем у Дейтона этого персонажа) - британский разведчик, понимающий, что врага, то есть коммунистов, надо изучать. В отличие от своих начальников, - титулованных ничтожеств - наш герой умен, лишен классовых предрассудков и идет в ногу со временем. Такой же - динамичной и современной - казалась в те годы коммунистическая идея и ее зримое воплощение: Советский Союз.
Парадоксальным образом знания об СССР помогают Гарри защищать обветшавший, одряхлевший мир старой Англии с его архаичным аристократизмом. Он борется с Советским Союзом - но само существование этого противника открывает путь наверх «выскочкам» из бесплатных школ для одаренных, но бедных детей, таких как Гарри. Где-то там, за привычным мирком меблированных комнат, черствого печенья и клубных галстуков неуклонно движется вперед великан, зримо свидетельствуя, что косный старый порядок нельзя считать незыблемым, что под солнцем есть место и для новизны. В вышедшем двумя годами позже продолжении «Досье «Икпресс»» отставной ветеран разведки в жилетке, испачканной яичным желтком, с горечью объясняет Гарри: в старушке Англии нет ничего такого, что может побудить советского ученого стать перебежчиком: «Симица работает с высокоскоростными охлаждаемыми центрифугами. Каждая из них стоит 12000 фунтов. И в его распоряжении таких 12 штук». В том же 1964 году еще один человек, лишенный классовых предрассудков и идущий в ногу со временем - не книжный персонаж, а реальный политик по имени Гарольд Вильсон (Harold Wilson) - делает одним из главных пунктов своей предвыборной платформы тезис о том, что обветшавшей и одряхлевшей британской экономике не помешает «подпорка» в виде эффективного научного управления по советскому образцу. И избиратели с энтузиазмом голосуют за его «Национальный план» и за него самого.
Это был звездный час Советского Союза. Он начался с запуска спутника в 1957 году, и достиг апогея с полетом первого человека - Юрия Гагарина - в космос в 1961 году. Но еще через пару лет, после Карибского кризиса, ореол популярности, окружавший СССР, постепенно рассеялся, уступив место страху. (Во время английских выборов 1964 года этот процесс уже шел, и Вильсон апеллировал к ранее сложившимся, но постепенно слабевшим представлениям общественности. Вскоре этот тезис исчез из риторики лейбористов, оставив после себя разве что параноидальную подозрительность по отношению к Вильсону среди старомодных «мастодонтов» разведки). Но в краткий миг зенита своей популярности СССР пользовался репутацией, которую сегодня даже трудно себе представить.
Он уже не воспринимался как стереотипная «колыбель революции» с реющими по воздуху красными флагами и зажигательными речами комиссаров, - всеми этими атрибутами эйзенштейновских фильмов - и не как сталинское тоталитарное царство всеобщей мобилизации, массового террора и аскетичного энтузиазма. Вдруг все увидели страну, пусть и мрачноватую, но научно организованную, страну высоких технологий, лабораторий и небоскребов, делавшую то же самое, что и Запад, но - как тогда казалось - лучше и эффективнее. Американцы беспокоились, что их университеты не в состоянии готовить инженеров в таких же количествах, как советские. Полосы европейских и американских газет были полны рефлексии и отчаянья: обозреватели задавались вопросом - что свободный мир может противопоставить железной решимости процветающего СССР, идущего от успеха к успеху? Советник президента Кеннеди Артур Шлесинджер (Arthur Schlesinger) представил Белому дому меморандум, предупреждая: «Советы бросают все силы на развитие кибернетики». В те годы СССР выглядел зримым воплощением альтернативного варианта современности: с ним надо было считаться, у него надо было учиться, он мог и вправду обогнать Запад, оставив капиталистические страны плестись в хвосте.
Этого, однако, не случилось. Причем реальность настолько не совпала с ожиданиями, что сегодня образ Советского Союза, существовавший в 1957-1964 годах, почти полностью изгладился в нашей коллективной памяти. Сегодня при упоминании СССР набор картинок-ассоциаций, вспыхивающих в мозгу, ведет нас от комиссаров с красными флагами и сталинских усов прямиком к «эпохе маразма»: старикам в плохо сшитых костюмах, управлявшим ветшающей империей допотопных тракторных заводов. А дальше - уже Горбачев, явившийся, чтобы, сам того не желая, вывести страну из этого болота. Целая эпоха, когда СССР, казалось, достиг уверенной, решительной, напористой зрелости, попросту выпала из нашего ментального калейдоскопа. Если в семидесятые выяснилось, что эта страна - лишь «Верхняя Вольта с ракетами», как выразился один американский дипломат, обнаруживший, что гладкий асфальт советских шоссе заканчивается в паре десятков километров от Москвы, то из этого мы делаем простой вывод: значит, она всегда и была лишь Верхней Вольтой с ракетами.
Мысль о том, что Советский Союз когда-то мог вызывать зависть, просто не укладывается в голове. Поэтому мы считаем, что его «звездный час» был всего лишь иллюзией. Возможно он стал отражением страхов, бытовавших на Западе, или достижения, попадавшие в заголовки всех новостей - вроде запуска спутника - бездумно переносились на все остальные аспекты жизни в СССР. Что ж, в начале шестидесятых нам, жителям Запада, нервно наблюдавшим за происходящим со стороны, такой вывод представлялся вполне логичным: государство, запустившее человека в космос, уж наверняка должно было решить простые проблемы повседневной жизни вроде снабжения своих граждан колбасой и детской обувью. Когда выяснилось, что это не так, что ассортимент самого захолустного британского обувного магазина даже москвичам показался бы верхом изобилия, космические корабли перестали быть символом общей, достойной зависти, «высокотехнологичности» страны. Они начали выглядеть затеей одержимого гигантоманией фараона, пирамидами в океане глиняных лачуг, немного нелепыми памятниками угнетению.
Однако образ СССР, ненадолго утвердившийся на Западе в конце пятидесятых - начале шестидесятых, не был полностью иллюзорным. Он был преувеличен, но имел под собой реальную основу: это было свидетельство о подлинной уверенности в себе, об ощущении собственных успехов, что испытывала тогда Москва, которое Запад отчасти исказил, переиначив в привычных себе понятиях и «зарядив» собственными ожиданиями. Тогда у СССР дела во многом действительно шли совсем неплохо; но теперь мы «ретушируем» этот факт - как многие эпизоды истории, указывающие на иное, но нереализованное направление развития событий, а потому не вписывающиеся в нашу, задним числом составленную, картину прошлого. Все, что мы позднее узнали о реальной ситуации в советской экономике, конечно, было правдой. Она действительно оказалась не эффективной, а затратной, управлялась как бог на душу положит, а не на основе стратегического предвидения, и царила в ней не беспощадная логика, а тревожный разнобой. Но если мы удовлетворимся лишь «патологоанатомическим заключением» о том, что коммунизм был изначально обречен, за скобками останутся другие аспекты прошлого и уроки, которые мы можем из них извлечь.
Дайте волю своему воображению, чтобы уместить в голове кое-какие, невероятные на первый взгляд факты: в 1950-х СССР был одним из мировых рекордсменов экономического роста, уступая лишь Японии по темпам возрождения из пепла военной разрухи. Причем этот вывод основан не на официальной советской статистике того времени, и даже не на расчетах ЦРУ, лихорадочно пытавшихся оценить степень ее достоверности, а на данных, полученных уже после распада СССР скептически настроенными историками, получившими доступ в российские архивы. Во второй половине пятидесятых темпы роста советской экономики составляли 5-6-7% в год. Как не без ехидства заметил Пол Крагмэн (Paul Krugman), динамика развития СССР в тот период вызывала такие же восхищенные комментарии, как сегодня головокружительный рост китайской и индийской экономики. Конечно, в советском контексте понятие «рост» имело несколько иной смысл, чем в американском (показатели за тот же период - 3,3% в год) или британском (1,9% - больше, чем на черствое печенье мы не наработали). В СССР этот показатель рассчитывался по-другому, в народном хозяйстве существовал сильнейший перекос в сторону тяжелой промышленности, а рост ВВП не обязательно сопровождался соответствующим повышением уровня жизни.
Тем не менее положение советских граждан ощутимо изменилось к лучшему. В 1950 году, как и десять или двадцать лет назад, они по-прежнему ходили в обносках и в большинстве своем ютились в запущенных, переполненных «коммуналках», сделанных из поделенных на клетушки больших дореволюционных квартир. Даже главврач крупной московской больницы мог жить за занавеской, отгораживающей семнадцатую часть бального зала в бывшем особняке царского сановника. Десять лет спустя жители СССР щеголяли в новенькой одежде и массами переселялись в новые отдельные квартиры с удобствами; у них уже есть радиоприемники и пианино, и начали появляться холодильники и телевизоры. В 1960 году наш главврач наверняка комфортно устроился в новостройке на Ленинских горах, и ездил на работу в сверкающей «Волге» с эмблемой завода ГАЗ - вытянувшимся в прыжке оленем - на капоте. По меркам капиталистических стран тридцатых годов - на них первоначально ориентировалась Москва, поставив цель «догнать и перегнать буржуазные государства» по уровню жизни - Советский Союз мог считаться весьма процветающей державой. Советские люди теперь лучше питались, одевались, имели лучшие жилищные условия и образование, чем граждане охваченных Великой депрессией США или немцы при нацистах. Если бы капитализм все это время буксовал на месте, СССР в начале шестидесятых, пожалуй, напоминал бы рай земной - пусть даже управляемый тираническим режимом и страдающий от загрязнения окружающей среды.
...
------------------------------------------------
ОТВЕТЫ (0)
Комментарии не найдены!