В конце мая в Киеве в районе Оболонь установили монумент «воякам» армии Украинской народной республики.
Памятник представляет собой увеличенную копию «Креста Симона Петлюры» – ордена, учрежденного в 1932 году правительством УНР «в экзыли» («в изгнании» – в переводе на нормальный язык).
Монумент был освящен представителями непризнанного «киевского патриархата».
Спросите, почему «вояк» я взял в кавычки? На этот вопрос давным-давно ответил русский журналист и монархист Иван Лукьянович Солоневич в своих воспоминаниях «О сепаратных виселицах». Предлагаю его впечатления от непосредственного соприкосновения с данной публикой.
«Когда я говорю о голосовании, под ним я понимаю несколько разнообразные способы выражения народной воли. От «волим под Царя Московского, православного» – до истинно классической встречи петлюровской армии и деникинских казаков в Киеве у здания Городской Думы в 1919 году: большевики покидали Киев, и в него с двух сторон входили две армии, белая и самостийная. Совершенно случайно мне пришлось быть живым свидетелем одного исторического симптома.
С Фундуклеевской на Крещатик вливались мощные колонны каких-то серожупанников – петлюровской гвардии, одетой и вооруженной немцами. Со стороны Липок туда же проскочил какой-то казачий отряд, едва ли больше двух-трех десятков нагаек. Казаки сразу атаковали петлюровскую армию, и атаковали ее нагайками. Петлюровская армия бежала сразу – и только с Фундуклеевской улицы кто-то стал строчить из пулемета.
Если бы я сказал, что петлюровская гвардия состояла из трусов, – это было бы глупым утверждением. Украинский парень есть существо исключительно боеспособное – императорская гвардия пополнялась главным образом этими украинскими парнями, – и, как я писал в своем меморандуме Адольфу Гитлеру, украинский мужик настроен патриотичнее великоросского – как и белорусский. Серожупанники бежали вовсе не потому, что они струсили, а потому, что никто из них не собирался проливать своей крови из-за петлюровского балагана. Чрезвычайно боеспособное украинское крестьянство родило из своей среды банды, или «армии», Махно и Григорьева, – «банды» или «армии», которые воевали и с белыми и с красными, но у которых не было никакого оттенка самостийности: это было общерусское явление, возникшее на территории Украины. Никто никогда ни за каких Мазеп, ни Петлюр не воевал. Галицийские корпуса – чисто галицийского состава, организованные тем же Петлюрой, – не знали, куда им приткнуться, и переходили то к белой, то к красной армии – но за Петлюру они не выпустили ни одного патрона.
Всенародные голосования проводятся разными способами. Когда в битве у реки Шелони новгородские низовые люди просто перешли на сторону Москвы – это тоже было голосование. Бегство серожупанников по Крещатику было, конечно, голосованием. Но были и другие.
… В тот короткий промежуток времени, когда Великая Петлюра балаганила – при немецкой поддержке в Киеве, – русская общественность подняла вопрос о плебисците. И петлюровский министр Василий Шульгин сказал прямо: никаких там голосований – ибо мы знаем, что голосование будет в пользу русского языка. Поговорите, пожалуйста, с любым самостийником – первым встречным и поперечным: ни на какое голосование он не согласится никак. И по тем же самым соображениям».