Цитата: BUR
Открываем Паустовского, Булгакова... прошло чуть меньше 100 лет ....
У Паустовского и Булгакова основная масса народа была равнодушна к украинской государственности как таковой. Все эти унээры, пэтуровщины, гэтманщины держались исключительно на чужом штыке или были возможны при бессилии одной из противоборствующих сторон, Белой, Красной России или Германии. То есть, украинская власть в 17-20-х годах представляла из себя ничто иное, как хутор
(переместившийся в освободившийся дворец) после ухода одной силы и в ожидании прихода другой силы. Порой им позволяли звиздеть об украинской нации, но как только звиздеж надоедал этих хуторянских недотёп ставили на место пинков в дупу. Крестьянам "Киев" был нужен только для того, чтобы доехать до Житнего или Сенного рынка и сбыть своё сало...
Сегодня равнодушие к судьбе Украине странным образом сочетается с тупой любовью к ней и одновременным желанием сбежать с Ридного Края. Предки "украинцев" никуда бежать не желали, они хотели покоя, а потом, после бардака, хоть какой-то власти.Европа - это теже самые большевики, которые должны прийти и поставить всю страну на грядки в позе украинского лотоса. .
Вот кстати "не-паустовский"... это не художественная литература, а воспоминания: "На Украйне. Из путевых заметок беженца" Евгений Трубецкой...
"Интересна та общественная атмосфера, которая дала жизнь призрачному гетманскому владычеству. В кругах, наиболее сочувствующих гетманской власти, господствовало настроение, которое может быть точно охарактеризовано как интернационализм справа. Это были испуганные обыватели, которые чувствовали себя гораздо ближе к немецкому буржую, чем к русской демократии, и в сущности вдохновлялись лозунгом: «буржуи всех стран соединяйтесь». Я знаю лиц, которые откровенно в этом признавались.
Их страх перед революцией был куда сильнее их русского национального чувства, а их украйнский «национализм» был лишь последствием упадка их русского патриотизма. Этот интернационализм, переряженный в синий жупан, был просто на просто ставкой на немца и ничем другим. Если бы дело происходило в другом месте, где немцам нужно было бы насаждать другие национальности, те же люди с такой же легкостью признали бы себя грузинами, финляндцами или еще чем-нибудь другим.И в Киеве, и в Одессе среди высокопоставленных «бывших людей» я часто наблюдал эту гнетущую атмосферу буржуазной деморализации. Эти люди драпировались красивым и с виду соблазнительным лозунгом «борьба против большевиков во что бы то ни стало» и при этом подразумевали, что она должна вестись какою угодно ценою, если нужно, ценой единой России. Упадок духа, безграничное неверие в Poccию было тут преобладающим настроением. Перепуганные и уставшие они решили, что Россия все равно погибла, каковы бы ни были усилия для ее восстановления. Остается стало быть спасать порядок, жизнь и имущество. Если нужно, можно пожертвовать для этого Poccией, ставшей «Совдепией». Отсюда сделка с немцами, спасавшими порядок в отдельных русских областях ценою расчленения России, да унизительный украйнский маскарад Скоропадского и Лизогуба.
Не малочисленные и бессильные «украйнцы» создали Украйну, а pyccкие люди, цеплявшиеся за немцев, как утопающее за соломинку. Эти несчастные, малодушно отрекавшиеся от родины, не чувствовали глубины этого мирового провала, куда вслед за Poccией должна была быть втянута Германия.. Только после перемирия, непосредственно перед уходом германских войск обнаружилось все невероятное легкомыслие этой ставки на немцев. Когда началось наступление Петлюры на Киев, оказалось, что для его защиты гетман располагает двумя тысячами добровольцев при одном орудии. С величайшим трудом удалось раздобыть у немцев еще двенадцать орудий. А
всего на украйнскую державу числилось не более 15.000 «сечевиков», которые к тому же перешли почти целиком на сторону Петлюры. Оно и не удивительно: маскарада ради Скоропадский и его министры подбирали в эти войска офицеров с «украйнской ориентацией»; в угоду немцам офицеры с «русской ориентацией» на службу не принимались. И вот в тот день, когда в угоду союзникам тот же Скоропадский был вынужден высказаться за «единую и неделимую Poccию», он был жестоко наказан собственными ставленниками. Он был побежден ничтожеством Петлюры, потому что сам он оказался еще ничтожнее.