Цитата: sasha200720 от 18.04.2015 15:50:21В каждом селе найдется пара упоротых. И когда их дебили во власти - они чувствуют себя на коне.
Только запахнет жареным - вы их не услышите и не увидите!
Русские. не сците! Будьте немного наглее и проще!
P.S. Как рассказывал мй покойный дед по матери, в 1939-м на хуторе было три алкаша - один стал главой сельсовета, другой колхоза. а третий - участковым :)
А они, наверное, поймали польского фоицера и хотели выменять его на водку? А вы пож-та все подробности расскажите...
А ведь интересно оно все как-то бывает в УССР и этой Польше 1939 года... Вспоминает москвич-артиллерист Михаил Лукинов, из артбатареи 306 стрелкового полка КОВО из Белой Церкви, мобилихованный в августе 1939 года про Галичину и Львовскую область:
Помню, въехали в какой-то городок и остановились посреди базара. Со всех сторон к грузовикам бежали торговки с лотками, предлагая свои товары. (Надо сказать, что при входе наших войск на бывшую польскую территорию, установилось, видимо, практическое соотношение валют: злотый был приравнен к рублю.) Одна из торговок поднесла к нашему грузовику лоток с пирожками. Сидевший рядом со мной солдат-пехотинец спросил о стоимости. "По три гроша, пан, дешевле нельзя, теперь война". Солдат вынул из кармана зеленую трехрублевую бумажку и сказал: "Давай сто штук". "Куда тебе столько?"- скаал я. "Ничего, товарищ лейтенант, пригодятся". Действительно пригодились.И он съел все сто штук, несмотря на завистливые взгляды и просьбы его товарищей. Настоящий украинский кулачок. Торговки быстро поняли "конъюнктуру рынка" и минут через пятнадцать пирожки уже стоили десять грошей (копеек).
Есть хотелось зверски. Я взял двух своих солдат (одним офицерам ходить запрещалось) и пошел с ними искать какой-нибудь ресторанчик. Вскоре действительно увидели кабачок в подвальчике, где ярко светились окна и играла музыка. Когда мы вошли в зал, трое в шинелях, в касках, в сапогах со шпорами и с оружием, произошло легкое смятение. Оркестр перестал играть. Некоторые посетители в испуге встали со своих мест. Советских увидели впервые. Я вежливо поздоровался и просил музыкантов продолжать играть. Нас рассматривали с любопытством. За буфетной стойкой стоял хозяин, толстяк в расстегнутой жилетке, с сигарой во рту. Я почувствовал себя, как будто попал на съемки какого-то дореволюционногофильма. "Водка, шнапс?" - спросил меня толстяк. "Нет, - ответил я ,- три кофе и три бутерброда". По моим ручным часам было 12 часов ночи, но за стойкой большие круглые часы показывали всего 10. Я не сразу сообразил возможную разницу во времени и с удивлением сказал хозяину, что сейчас уже 12. Тот улыбнулся, вынул изо рта окурок сигары и, делая им жест в мою сторону, ответил с гордостью: "У нас же европейское время". Надо было видеть, как это было сказано: "Мы же Европа!" В несчастной панской Польше часы шли по Лондонскому времени. "Теперь вам придется переводить часы на московское время," - ответил я. Хозяин кабачка пожал плечами, дескать, посмотрим. Допив кофе и расплатившись, мы покинули этих "европейцев".
Тут я позволю себе сделать небольшое отступление и напомнить другой анекдотический случай, который произошел много лет спустя, после Отечественной войны, когда Польское государство было восстановлено и командующим войском Польским был назначен советский маршал Рокоссовский, поляк по происхождению. Он прибыл в Польшу. Для начала ему показали Варшаву, и один из польских генералов спросил: "Пан маршал, как вам понравилась Европа?" Маршал ответил: "Вы, вероятно, плохо знаете географию".
Вскоре нашу дивизию отвели в глубокий тыл. Полк был расквартирован в маленьком грязном местечке Старый Самбор. Там жили в основном евреи, торговцы и ремесленники, обслуживающие украинские села. Но для нашей батареи с ее пушками, обозом и лошадьми не нашлось места даже в Старом Самборе. Нам выделили село Блажув, которое отделяли от Старого Самбора еще 7-8 км грязных проселочных дорог. Чтобы решить наше расквартирование, начальство приказало мне поехать в село и составить схематический план его расположения. Со мною отправился и наш старшина для решения своих хозяйственных дел. Поехали верхом на лошадях.
Село оказалось большое, разбросанное. Была там униатская церковь и фольварк - небольшое господское имение, хозяин которого, поляк, сбежал к немцам. Я набросал черновые заметки, а вернувшись на батарею, вычертил план начисто цветными карандашами с экспликацией, изобразив некоторые сооружения даже в перспективе. Начальство было довольно, но вида не показало. Баловать подчиненных похвалами нельзя. Могут зазнаться. Зато старшина (как мне передавали) вечером сидя у костра, в своей компании, с удивлением рассказывал, что лейтенант только прошел по селу, что-то чиркая, и вдруг сделал такой план: "Этот парень, ребята, дома не скотину пас".
Вскоре мы переселились в Блажув. Центром расположения был избран фольварк, на плацу которого мы установили орудия. Комсостав расположился в господскомдме, а солдаты - в окружающих крестьянских домах. Конский состав поместили в хозяйственных постройках фольварка. Господский дом был начисто ограблен немцами, а затем крестьянами, так что нам оставались одни голые стены. Только в бывшем кабинете стоял большой письменный стол с пустыми ящиками. Стол не утащили только потому, что он не проходил через узкие двери кабинета. Первое время пришлось вместо мебели довольствоваться сеном, которое заменяло нам и стулья, и постели. На единственный стол поставили полевой телефон, линию от которого протянули до штаба полка, в Старом Самборе.
Неспокойно было. По ночам иногда стреляли какие-то бандиты. Кто-то резал нашу линию связи, и тогда батарею поднимали ночью по тревоге. Мы занимали в темноте круговую оборону вокруг фольварка, ожидая возможного нападения. Но наступал рассвет, и опасения рассеивались.
Однако нас предупреждали из штаба полка, что надо быть настороже, что были случаи, когда советских военных убивали в темных переулках, резали в парикмахерских и т.д. Будучи расквартированы в украинском селе, мы воочию убедились, как плохо жилось западным украинцам в панской Польше. В этой стране полноправными гражданами были только поляки. Только они имели право служить и работать на государственной службе. Даже работать чернорабочим на строительстве дороги украинец не имел права - это была государственная работа. Украинец мог стать поляком, для этого он должен был сменить веру и стать католиком. Были предприняты меры и для постепенного перехода украинцев в католичество. Православная вера была подменена униатской, т.е. чем-то средним между православием и католичеством. Украинцев давили налогами. Налог полагался даже с печной трубы, и мы после перехода границы удивились, что хаты стояли без дымовых труб. Дым от печей выпускали просто на чердак под крышу. Были частые пожары.
К нам обращались с вопросами, можно ли теперь делать трубы. Мы отвечали, что не только можно, но и нужно. Поздней осенью крестьяне шли в церковь босиком. Перед церковью вытирали грязные ноги о траву, обувались и входили в церковь. А выходя, снимали сапоги и вешали их на шею. Одна пара сапог служила крестьянину всю жизнь, а умирая, он передавал их сыну. В селе было почтовое отделение с телеграфом, которое теперь бездействовало. Но там еще оставалась телеграфистка - полька, очень красивая и гордая девушка. Вокруг нее всегда был хоровод ухажеров. Бегали туда не только наши солдаты и сержанты, но и кое-кто из наших холостых офицеров. Назревали трения среди претендентов. Говорят, что кто-то даже обращался к начальству за разрешением жениться на этой красавице. Но все это оборвалось самым неожиданным образом.
Однажды ночью, во время дежурства у полевого телефона, один из связистов обратил внимание, что у письменного стола один ящик короче других. Почему? Оказалось, что с тыльной стороны стола, обращенной к стене, был потайной ящик. В нем лежали обесцененные польские деньги и альбом с фотографиями. На фотографиях было изображено, как красавица-телеграфистка весело проводила свои досуги с хозяином фольварка. На одних снимках она голая плясала на столе, уставленном бутылками, на других лежала в объятьях каких-то усачей и проч. Альбом стал ходить по рукам среди солдат. Какой-то влюбленный солдат устроил девице скандал, и она быстро исчезла из села. Комбат отобрал у солдат альбом и куда-то его сбыл. Я альбома не видел.http://iremember.ru/…ivanovich/Как вам образ телеграфистки-польки? И ведь какой мощный и акутаальный!