Лучшая собака на Земле ("Русский репортер")

новая дискуссия Дискуссия  184



Лучшая собака на Земле
Мария Ахмедова

Дебальцево — одно из самых пострадавших мест в Донбассе. Здесь за год три раза менялась власть, а во время «котла» гибли и военные, и гражданские. Пока люди прятались в подвале или бежали из города, брошенные домашние животные заполнили центральные улицы. Идет война, люди в первую очередь беспокоятся о людях. Но как раз отношение к животным открывает новые грани как человеческого, так и звериного. «РР» исследовал судьбу бездомных собак Дебальцево

Статья большая. Я выбрал фрагмент, где почти нет собак, зато есть про дебальцевских и ВСУ:

Непонятные дебальцевские

На территории хлебозавода в беседке под старым каштаном сидит Сергей — плотный седой мужчина с серыми глазами. Рядом с ним молодой человек в шортах. Вокруг бегает пять мелких дворняг, а под деревом лежит на боку большая овчарка.


— Была ж война, вот они к нам и прибились, — говорит про собак Сергей. — А мы их отстреливать и не собирались. А если б собирались, то, наверное, уже отстрелили бы. К нам санэпидемстанция из Енакиево с проверкой приезжала. Они только вошли, увидели собак и говорят: «А вот и первое нарушение. Убирайте их куда хотите и как хотите». Мы сразу в мэрию, там ваш телефон дали… Вот этот — Васька, — показывает на овчарку, — зад еле носит. Наверное, взрывной волной его пришибло. Видать, в спину удар был, он еле двигался. А так все собаки боком ходили. Им хлеб кидаешь, они пугаются, убегают. Васька за Толиком, нашим сторожем, прибился.
— Да у него опухоль! — вскликивает Саша, когда Вася встает. — Ты гля-янь. У него там между ног висит. На операцию надо везти.
— Вроде бы сначала украинцы армией зашли, как наши освободители, — продолжает Сергей. — Ха-ха-ха, — смеется он, пожимая плечами, что, впрочем, делает постоянно, через предложение или два. — С нормальными намерениями пришли. Говорят: «Вы нам хлеб должны выдавать». А когда уже начались боевые действия посерьезней и ополченцы начали им сдачу давать, начались тут свирепствования. Про двоих наших хлопцев с завода сказали, что они наводчики-корректировщики. И началось: «Вы — сепаратисты. Вы хотите сохранить завод, чтобы потом кормить террористов». Они вон те наши машины, — показывает на стоящие у стены завода «газели», — топорами рубали. А потом тут снаряд взорвался. Меня ранило. Один наш хлопец тогда хотел помыться, так они сюда пришли, его взяли раздетого, босиком к машине повели. К подвалу подвели, туда другого хлопца первым загнали и гранату туда кинули. А кто-то из ихних нашему говорит: «Жить хочешь? Тогда я тебя не видел. Беги отсюда. Но никому про то, что видел, не рассказывай». А Толика нашего расстреливать за угол. Хлопцев тут на землю положили. А зима ж была… Толик! — зовет он сторожа. — Тот делает медленную затяжку сигаретой и поднимает на Сергея упрямые глаза. — Ты вот расскажи, за что они тебя расстрелять хотели!
— А я откуда знаю! — отзывается тот. — Сказали, не нравлюсь я им!
— А мне обидно было все, от «а» до «я», — Сергей поднимает глаза, ставшие вмиг стальными и такими же упрямыми, как у Толика.
— Знаете, если бы вы на меня такими глазами смотрели, — говорю я, — я бы тоже сказала, что вы мне не нравитесь.
— А украинцы так и говорили, что мы дебальцевские — непонятные, что их никто не встречал так нагло, как мы тут в Дебальцево. Ха-ха-ха. Ну вот, теперь нам приходится как-то жить с тем, что мы непонятные. Хотя не знаю, украинцы ли они. Потому что мы — тоже украинцы. Наши начали партизанить. А мы сидели и ждали, когда наши нас освободят… Мне обидно было все — и когда моего сторожа в спину толкали, и когда мне говорили, что я, технический директор предприятия, должен встречать их чуть ли не на коленях и петь гимн Украины. Хотя первыми вошли украинские военные — они адекватными были, помогали нам. А потом вошли батальоны с желто-красными повязками, вот эти начали тут свои порядки наводить. Один наш рабочий наряд уже сидел на яме, как пулеметный расчет. А меня обещали на площади расстрелять. Потом сюда снаряды легли, — показывает на воронку, — меня осколками ранило, я как раз из сторожки вышел. Тогда к одной бабушке заявились во двор, сказали, чтобы она своих и прибившихся соседских собак убрала куда хочет. Она не убрала. Они их расстреляли, чтоб не лаяли.
— Говорят: «Сильно высокий», — Толик выбрасывает окурок в стоящую рядом урну. — Потому им не понравился. Повели меня за угол. Хотели в спину расстрелять. А я говорю: «Наоборот, в глаза смотри, когда расстреливаешь. В спину не стреляй». А пускай в глаза смотрит! Потом их старший его позвал: «Не стреляй!»
— Ну не воспринимали мы их как наших, — говорит Сергей. — Но главным было выжить. А не выживу я, выживет он, — кивает на Толика.
— А не выживу я, выживет он, — Толик кивает на Дениса.
— Вася! — зовет Саша Добрый, и овчарка послушно прыгает в машину. — Ах ты, Васька, — по дороге в Шахтерск Саша теребит овчарку за ушами. — Хотя какой ты Вася? До войны, наверное, был Лордом или Ричардом. Слишком послушный. Все
команды знает. Видно, при хозяине жил.


Полностью здесь:
Лучшая собака на Земле ("Русский репортер")

• +0.55 / 8