Как быть, если сам болтун – шпион, да и возможно ли такое вообще? Оказывается, возможно. Во всяком случае, в истории отечественных спецслужб был один разведчик, профессионально занимавшийся «болтовней».
«Говорун» – примерно так можно перевести на русский язык японское слово «бэнси». В словаре оно трактуется более корректно: «чтец-переводчик, развлекающий публику во время просмотра немых фильмов». Но зачем что-то переводить, если фильм немой? Затем, что европейское кино в старой Японии встретилось с традициями веков минувших, и бэнси оказался связующим мостом между двумя цивилизациями.
Вот как об этом рассказывал известный в начале ХХ века поэт и переводчик с японского языка Венедикт Март, вспоминая свои путешествия по Стране восходящего солнца: «При самом входе в японское кино европеец попадает в совершенно отличную от нашей атмосферу. Прежде всего, купленный билетик – дощечка, оказывается, имеет отношение к… обуви посетителя. У входа в зрительный зал вместе с билетами предъявляются и ботинки. В зрительный зал пускают лишь в носках или чулках. В кино, как и в театрах, японцы обычно располагаются целыми семьями, курят, едят, пьют… Японская публика в кинематографе чувствует себя как дома и иногда располагается в ложах чуть ли не на сутки. При оглушительных ударах гонга перед полотном появляется совершенно неизвестный нашему зрителю неизменный персонаж японского кино. Это кинорассказчик, живое либретто кинокартины. Тушится свет и откуда-то из тьмы неугомонно несется патетическая речь артиста-рассказчика. Параллельно с ходом кинодействия он образно рассказывает его содержание. Японцы, которые с такой жадностью вбирают в себя все иностранное, в то же время на редкость бережно относятся ко всему национальному, к своей старине…» Последнюю фразу потомственный японовед В. Март добавил, понимая, как близко традиционному типу театра искусство бэнси – актера из тьмы, который расцвечивает новыми красками черно-белую кинокартину и делает ее понятной привыкшему к кабуки или бунраку японскому зрителю.
Если вспомнить, что наряду с иностранными картинами демонстрировались и отечественные самурайские драмы, в которых бэнси должен был со знанием всяческих тонкостей прокомментировать, например, ритуал харакири, приходится только удивляться тому, какими знаниями и мастерством должен был обладать представитель этой редкой профессии. А теперь главное: на протяжении нескольких лет одним из бэнси в Японии работал наш соотечественник: Василий Сергеевич Ощепков.
Скрытый текст
Товарищ Монах
Он родился зимой 1893 года на сахалинской каторге, рано стал сиротой и был обречен либо на смерть, либо на безрадостное существование на окраине жизни, но стараниями опекуна оказался в 1907 году в Токио, в православной семинарии архиепископа Николая Японского. Именно там Вася Ощепков овладел японским языком на уровне, который потом будет поражать его знакомых японцев. Неудивительно: все занятия в семинарии проводились на языке страны пребывания, а бескомпромиссный, сам проживший среди японцев более полувека и выучивший язык с нуля архиепископ Николай жестко распекал семинаристов даже за то, что они друг с другом пытались говорить по-русски. В свидетельстве об окончании семинарии, выданном Ощепкову в июне 1913 года, сплошь хорошие и отличные оценки, а среди 16 предметов 11 специальных, таких как «перевод японских газет» или «чтение японских писем». Одновременно Василий первым из русских и всего четвертым из европейцев получил черный пояс в главной школе дзюдо – «Кодокан».
Так будущий бэнси был готов к работе. Оставалось лишь приобрести практические навыки в языке за пределами стен семинарии, для чего Василий Ощепков, уже будучи унтер-офицером военной контрразведки, отправился сначала в Харбин, а потом и во Владивосток, где большими колониями селились японцы, часть из которых работала на японскую разведку. Надо сказать, что русских подростков в токийской семинарии изначально готовили к службе в разведке и контрразведке – именно там нужны были квалифицированные специалисты, свободно владеющие языком, имеющие опыт жизни в стране, хорошо знающие обычаи и годами воспитывавшиеся с японскими однокашниками (некоторые из бывших семинаристов-японцев со временем заняли важные государственные посты).
Василий Ощепков был одним из самых предприимчивых семинаристов – сказывалось голодное детство на Сахалине. В отличие от своих однокашников – выходцев из казачьих семей, Ощепков был сиротой и мог рассчитывать только на себя. Поэтому, когда после революции 1917 года и оккупации Владивостока японцами он понял, что его службе в российской контрразведке пришел конец, Василий взялся за подработки: параллельно со службой в Японском управлении военных сообщений (откуда он передавал нужную информацию красному подполью) он преподавал японский язык, дзюдо и даже торговал обувью. Но вскоре Ощепков нашел для себя идеальное приложение сил: он купил кинопроектор, несколько коробок с фильмами и отправился на родной Сахалин показывать кино. Остров был оккупирован японцами, русского бэнси здесь приняли восторженно – как настоящую диковину. Предложение от советской военной разведки тоже не заставило себя ждать, и Ощепков стал «секретным агентом Разведотдела Штаба Сибирского военного округа товарищем Монахом.
Работа под прикрытием
Сохранившееся в архивах дело тов. Монаха содержит немало документов, имеющих отношение к кинодеятельности Ощепкова. Например, там есть телеграмма тов. Монаха во Владивосток на имя Леонида (псевдоним вербовщика Ощепкова) с требованием немедленно выслать на Сахалин кинофильмы и новый проектор с генератором, а в приложении – собственноручно составленное Монахом разъяснение (публикуется впервые): «15 программ первоклассных картин, причем каждая программа должна быть составлена из 11–12 отделений в следующем порядке: драма – 7–8 частей; комичск. – 2; видовые – 2. Подбор сюжетов должен быть следующий: 3 драмы из жизни сыска…; 3 – лирического содержания (как в картине «Родныя души» в исполнении русских артистов); 3 – из жизни какого-нибудь патриота, героя, отличившегося на войне на пользу отечества (для показа в воинских частях)».
И хотя дальше список продолжают фильмы «из жизни диких племен» и сказки, все-таки пункт с «героями» был для Ощепкова главным. Основной его задачей стал показ кино в японских гарнизонах, где блестяще владеющий языком, артистичный, одетый как денди мастер дзюдо неизменно вызывал восхищение японских офицеров и генералов. Известно, например, что ему лично благоволил командующий японской эскадрой во Владивостоке адмирал Като, а некоторые данные позволяют думать, что и не только он. Японские офицеры были довольны: никто не мог ожидать, что на диком северном Сахалине окажется человек, который за небольшие деньги будет постоянно развлекать их показом европейских и американских картин, да еще с комментариями на «божественном языке».
Активная работа в японских гарнизонах позволяла русскому бэнси регулярно отправлять сводки с курьером на материк. В материалах дела эти отчеты насчитывают многие страницы и отличаются предельной конкретикой: «В г. Александровске: Две роты пехоты – 4-я и 3-я численностью около 400 человек при 8 пулеметах системы «Гочкиса» без щитов и легкого типа (ружейного обрезания) с прикладом, при каждом пулемете 4 номера прислуги. Казармы расположены в центре города (фот. №40). 5 орудий 3” калибра, дальность стрельбы 7 1/2½ версты (в настоящее время стоят в артиллерийском складе без употребления). Никаких укреплений нет. Кавалерии нет…»
В деле сохранились и аналитические материалы по состоянию сахалинской экономики, и подробнейшие (настолько, что возникает мысль, что Ощепков видел личные дела) биографии командиров частей и соединений, расквартированных на Сахалине. Работа бэнси оказалась настолько удобна для прикрытия основной деятельности разведчика, что объем переданных им с Сахалина материалов периодически ставил начальство в тупик.
Сегодня, по прошествии почти ста лет, я обратился к действующим российским офицерам ГРУ с просьбой прокомментировать донесения Василия Ощепкова, не сообщив им, кто является автором текстов. Вот как оценили работу бэнси почти столетней давности современные разведчики: «Имеющиеся в нашем распоряжении материалы являются фрагментом информационно-аналитического справочного документа, по сути, представляющего собой аналог раздела современной разведывательной сводки по военно-политической обстановке, составу и дислокации сил и средств вероятного противника в отдельно взятом регионе. Документ имеет типовую формализованную структуру, написан четким и лаконичным языком без излишней детализации, что наиболее характерно для документов, предназначенных для доклада руководству оперативно-тактического звена управления и выше…
Отдельно следует отметить характер изложения материала, отличающийся высоким, даже с позиции сегодняшнего дня, уровнем военной, политической и экономической грамотности. Принимая во внимание общий уровень подготовки сотрудников РККА того времени, можно также предположить, что человек, непосредственно исполнявший (сводивший) документ, имел специальную информационно-аналитическую подготовку и, вероятнее всего, являлся кадровым сотрудником органов военной разведки еще дореволюционного периода…
Наряду с информацией сугубо военного характера (состав, основное вооружение и дислокация частей и подразделений) в документе содержатся сведения об органах военно-административного управления, состоянии ключевых элементов инфраструктуры, в числе которых указаны объекты разработки нефтяных месторождений, районы проведения и результаты геологоразведочных работ в северо-восточной части острова Сахалин. В материалах присутствуют ссылки на фотографии и карты. Учитывая наличие на оккупированной территории определенного режима и ограничений на перемещение (упоминание об этом также имеется в тексте), фотографирование объектов и сбор сведений для нанесения обстановки на карту должны были потребовать значительного времени и сил».
Увы, тогдашние руководители Василия Ощепкова так оценить его результаты не могли – не было ни образования (вообще никакого), ни профессиональных знаний, ни опыта. Просимый аппарат ему так и не дали, хотя вроде бы и хотели: «Со слов маршрутного агента Иванова подтверждается необходимость снабжения резидента Д.Д. (новый псевдоним Ощепкова. – А.К.) картинами и биноклем «Цейс» для наблюдения за японскими судами. Прошу для пользы дела обратиться от имени Корпуса в Примгубисполком (киносекция Губоно) о выдаче». Губоно картин не выдал, но это нисколько не остановило Ощепкова: мало того, что он продолжил свою успешную деятельность бэнси, так еще и смог успешно «передислоцироваться» на главный японский остров Хонсю.
Осенью 1924 года в порту Кобэ на берег сошел глава кинокомпании «Сливы-филм» Василий Ощепков с красавицей-женой Марией. Аппарат «Пауэр» завертел новые детективные истории, а в Центр полетели новые телеграммы. Как о кино: «Tokyo. Slivy-film. Oschepkoff. Получил просимые принадлежности аппарата ревизора парохода… Цуруге. Целую. Дядя», – так и не о кино: «Ваше письмо с пароходом «Декабрист» получил. Печати целы, но флаконы пусты: вытекли…». Ощепков старался как мог: добился должности представителя германской кинокомпании «Вести» (десять лет спустя новый нелегальный резидент Разведупра в Токио Рихард Зорге тоже начнет работать под германской «крышей»), заключил договор с японским кинопрокатчиком, завел знакомства с военной аристократией. С будущим олимпийским чемпионом по конкуру и героем боев за Иводзиму в 1945-м, бароном Ниси, Ощепков ездил на скачки. Другой барон – Датэ – катал по Токио на сверкающем авто Марию Ощепкову и осыпал ее цветами. В свободное время Ощепков любил посидеть и поболтать о том о сем с японскими офицерами в фотоателье напротив казарм 1-го Адзабского полка – с бэнси так приятно поговорить о насущных проблемах, похвастаться новыми назначениями, посетовать на скорый отъезд на учения... Потом Василий шел домой и наблюдал из окна за жизнью 3-го Адзабского полка, напротив КПП которого снял квартиру. Время от времени выезжал в Харбин – там находилось крупнейшее в Маньчжурии кинопредприятие М. Алексеева и руководство разведки.
Грустный финал истории о русском бэнси
Кинопроектор Ощепкова остановился в 1926-м. Подвел японский компаньон: украл аппарат, фильмы и был таков. Из Центра последовал приказ вернуть вложенные деньги, отнятые у рабоче-крестьян для работы в Токио, любой ценой. Сделать этого Ощепков не смог – иностранцу судиться в Японии можно, но бессмысленно. Пришлось продать оставшееся кинооборудование, а тут последовал и приказ о возвращении. Попытки убедить командование в абсурдности принимаемого решения успеха не имели, и вскоре история первого и последнего русского бэнси в Японии закончилась. Это был уникальный резидент, о котором новое, более образованное начальство в РККА скажет: «…По поводу снятия с работы Ощепкова: этот факт не лезет ни в какие ворота... Я глубоко убежден, что если бы в свое время было дано надлежащее руководство, он во сто крат окупил бы затраты на него... Это тип, которого нам едва ли придется иметь когда-либо... Я полагаю, что если бы вы дали нам Ощепкова сейчас, мы сделали бы из него работника такого, о котором, может быть, не позволяем себе и думать».
Василий Ощепков больше никогда не вернулся ни в Японию, ни в кинематограф. Долгие годы он преподавал дзюдо, затем стал основателем борьбы самбо, был арестован в 1937 году и вскоре умер в тюрьме. Японское кино с тех пор сильно изменилось, но до сих пор, когда я смотрю самурайские мелодрамы и замечательные японские комедии, я вспоминаю странную историю первого и последнего русского бэнси японского кинематографа – человека, который, болтая, умел слушать.