ЦитатаВерховного, как пишет немчура,
не видели уже с позавчера,
и лишь Песков, томящийся от скуки,
поскольку он по десять раз по дню
всем говорит, что он ломает руки.
Как не ломать?! Не выпить триста грамм?!
Уже Кадыров
пишет в инстаграм,
навязчивые слухи отвергая,
что Путина готов прикрыть собой
в любой момент, на должности любой,
как будто должность может быть другая!
Пронесся слух — и тот уже не нов, —
что Путина заменит Иванов,
войска не спят, назначена и дата:
он ястребов возвысит и скинов.
Неясно, почему же Иванов?
А тоже, говорят, исчез куда-то…
Вот вся стабильность ваша, ваша жесть,
процентов ваши восемьдесят шесть,
родной менталитет, святой и грешный:
весь ваш антимайданный монолит
при первом дуновении валит
соль закупать и запасаться гречкой.
Все знают: заслужили, и давно.
Все валится, как фишки домино:
пронесся слух, что даже Сечин спекся.
И все за власть, казалось бы, горой —
но воздух марта нюхают сырой и
ловят в нем дыхание Чайн-Стокса.
Все ждут беду и ныкают еду,
а услыхав любую ерунду,
спешат распространить ее стозевно.
Ждет вся страна, держась за волоса,
что вот пойдет другая полоса…
Ведь жизнь, как нас учили, — это зебра!
Жестокий мир меняться не готов.
У этой зебры нет других цветов.
Проклятый март, коварная погода, —
он вечно обещает переход,
однако эта зебра тоже врет:
она не означает перехода.
А тут еще Муратов, местный зав,
дегенератов радует, сказав,
что «Новая» бумажный вид утратит
и вообще корабль идет ко дну:
нам разве что на полосу одну
рекламных средств имеющихся хватит.
Все зажужжали, как заведено.
Все тоже ждали этого давно.
«Эх, Лебедев!» — как говорил Полонский.
Что денег нет — мы знаем по себе,
газета не сидела на трубе
и вынуждена стать однополосной.
Сочувствием взорвался интернет.
Муратов говорит уже, что нет,
что не дождетесь, золотая рота,
что выстоим и на одной ноге…
Короче, прекращения «НГ»
не будет так же, как переворота.
Ужасный мир, забывший честь свою,
колеблемый, повисший на краю,
застынет ночью — днем капелью плачет.
Однополярный тоже нехорош —
но он однополосный, плоский сплошь,
как заклеймил его покойный Пратчетт.
О месяц март, несносный, плутовской,
всегда слегка беременный весной,
скрывающий ручьи под коркой наста,
чередованье солнца и соплей…
Но он в конце концов родит апрель —
а мы всегда беременны, и баста!