Мы свой, мы Новый Мир построим... И кто же эти "мы"

Цитата: Коллекционер мыслей от 24.10.2018 17:23:58

Цитата: Коллекционер мыслей от 24.10.2018 21:16:31

Цитата: Коллекционер мыслей от 24.10.2018 21:58:00

Цитата3 ноября родился Самуил Яковлевич Маршак (1887-1964). В популярности как детский поэт он уступает, пожалуй, только Корнею Чуковскому. 
Маршак и Чуковский воспринимаются именно как парочка, человеческая рифма типа Ильф – Петров. Хотя отношения обоих связывали ревностные, амбициозные.


В Петрограде 1922 года создателям детской советской поэзии пришлось начинать с нуля.
До революции Чуковский был злобным критиком современного литературного процесса, фельетонистом, газетной акулой. После 1917 года об этом пришлось забыть.
Маршак же шел по пути сионизма, главным его достижением оказался лирический цикл «Палестина». Во время Гражданской войны Маршак оказался на Юге, где, по крайней мере, на газетных страницах примкнул к белым. Автор антибольшевистских стихов в Петрограде 1922 года вряд ли чувствовал себя комфортно.
В Питер Маршак привез детские пьесы, написанные в соавторстве с Черубиной де Габриак и балладу о пожаре, сочиненную в духе любимых им шотландцев. Чуковский сказал:
«Зачем баллады? Это не годится для маленьких детей. Детям нужен разностопный хорей (наиболее близкий им ритм). Причем детское стихотворение надо строить так, чтобы каждая строфа требовала нового рисунка, в каждой строфе должна быть новая образность»
Так Маршак получил один из самых важных уроков и мгновенно его усвоил. Уже через три дня на столе Чуковского лежал тот «Пожар», который мы хорошо знаем. 
Маршак открыто называл автора «Мухи Цокотухи» и  «Мойдодыра» учителем. Чуковский же, где только мог, пропагандировал его творчество.
Хотя сразу заметил такое качество Маршака, как человеческая нечистоплотность.

Вот, например, рассказ Чуковского о том, как появились знаменитые «Детки в клетке»:
«Была у меня секретарша Памбэ (Рыжкина). Она отыскала где-то английскую книжку о детенышах разных зверей в зоопарке. Рисунки были исполнены знаменитым английским анималистом (забыл его имя) (Сесиль Олдин, - прим. авт.) Памбэ перевела эту книжку, и я отнес ее работу Клячке в «Радугу». Клячко согласился издать эту книгу (главным образом из-за рисунков). Увидал книгу Памбэ Маршак. Ему очень понравились рисунки, и он написал к этим рисункам свой текст — так возникли «Детки в клетке», в первом издании которых воспроизведены рисунки по английской книге, принесенной в издательство Рыжкиной-Памбэ, уверенной, что эти рисунки будут воспроизведены с ее текстом».
Случай с Памбэ не единичный. 
В 1936 Чуковский заносит в дневник:
«Сейчас позвонил мне Маршак. Оказывается, он недаром похитил у меня в Москве две книжки Квитко — на полчаса. Он увез эти книжки в Крым и там перевел их — в том числе «тов. Ворошилова», хотя я просил его этого не делать, т. к. Фроман уже месяц сидит над этой работой — и для Фромана перевести это стихотворение — жизнь и смерть, а для Маршака — лишь лавр из тысячи. У меня от волнения до сих пор дрожат руки»
Чуковский Маршака оправдывал, ибо видел, что подручный материал Маршак использует не для купить брюки или скушать кусок тортика, а для Литературы. Когда Борис Житков попытался выступить против рвачества Маршака на съезде детских писателей, Чуковский уговорил его не делать этого.
«Помню, он читал мне эту речь за полчаса до Съезда, и я чуть не на коленях умолил его, чтобы он воздержался от этого выступления. Ибо «при всем при том» я не мог не видеть, что Маршак великолепный писатель, создающий бессмертные ценности, что иные его переводы (например, Nursery Rhymes) производят впечатление чуда, что он неутомимый работяга, и что у него есть право быть хищником. Когда я переводил сказки Киплинга «Just so stories», я хотел перевести и стихи, предваряющие каждую сказку.
Удалось мне перевести всего четыре строки:
Есть у меня четверка слуг
и т. д.
Эти строки я дал Маршаку, он пустил их в оборот под своей подписью, но не могу же я забыть, что все остальные строки он перевел сам и перевел их так, как мне никогда не удалось бы перевести. Он взял у Хармса «Жили в квартире 44»—и сделал из этого стихотворения шедевр».

Но Корней Иванович не был бы Корнеем Ивановичем, относись он к Маршаку с неизменной благостностью. Образ Чуковского как милого дедули сформировался за счет лирического героя сказок и мультов да мемуаристов, которые знали писателя в успокоенном возрасте 75+, а так это был человек психопатического склада. Сказать об этом в полную силу осмелился только Евгений Шварц в эссе «Белый волк».
Вот и насчет Маршака прорывалось.
НЕТ, НЕ ТАКИМ БЫЛ КОРНЕЙ ИВАНОВИЧ
Шварц вспоминал:
«Чуковский не любил Маршака, как и всех прочих. …Во время [Первого] съезда [писателей], узнав, что Маршак был на приеме, куда Чуковского не позвали, этот последний, построив фразу по любимому своему образцу, сказал: «Да, да, Самуил Яковлевич, я так был рад за вас, вы так этого добивались!» И это заявление все весело повторяли. А для Чуковского оно было попросту добродушно. Любопытный разговор имел Корней Иванович с Хармсом о «Мистере Твистере».
Встретивши Хармса в трамвае, Корней Иванович спросил: «Вы читали «Мистера Твистера?» – «Нет!» – ответил Хармс осторожно. «Прочтите! Это такое мастерство, при котором и таланта не надо! А есть такие куски, где ни мастерства, ни таланта – «сверху над вами индус, снизу под вами зулус» – и все-таки замечательно!» Так говорил он о Маршаке. Зло? Несомненно».
Во второй половине 1920-ых, пошел набег чиновников на сказочную детскую литературу. И если Маршак спокойно мог творить в реалистическом ключе, то у Чуковского просто выбивали из-под ног финансовую почву, запрещая переиздания «Мухи-Цокотухи» и «Крокодила». 
Кроме того, Маршак двинулся вверх по административной линии, взяв на себя руководство Ленинградской редакцией «Детгиза». Постепенно учитель оказался в зависимом положении от ученика.
Маршак защищал Чуковского перед чиновниками, как лев и все равно у Корнея Ивановича была пусть мимолетная, но обида, аккуратно фиксируемая в дневнике.
«…Вечером звонок от Маршака: «Я из-за вас в Москве 4 дня воевал, а вы даже зайти ко мне не хотите!» Как объяснить ему, что, если я пойду к нему, мне обеспечена бессонная ночь. Я пошел, он сияет — все его книги разрешены. Он отлично поплавал в Москве в чиновничьем море, умело обошел все скалы, и мели, и рифы — и вот вернулся триумфатором. А я, его отец и создатель, раздавлен. Мои книги еще не все рассматривались, но уже зарезаны «Путаница», «Свинки», «Чудо-дерево», «Туфелька» 
Благостные литературные отношения возможны, если писатели работают в разных жанрах, друг другу не мешая. Иначе конкуренция неизбежна, - иногда здоровая, иногда не очень. Поражаешься, какой мелочевкой занимались два титана детской литературы, деля территорию.
«20/I 34. Вчера утром мой друг Маршак стал собираться на какое-то важное заседание. — Куда? — Да так, ничего, ерунда… Оказалось, что через час должно состояться заседание комиссии Рабичева по детской книге и что моему другу ужасно не хочется, чтобы я там присутствовал… «Горького не будет, и вообще ничего интересного…» Из этих слов я понял, что Горький будет и что мне там быть необходимо. К великому его неудовольствию, я стал вместе с ним дожидаться машины Алексинского»

В 1937 детгизовскую редакцию Маршака разогнали, причем под арест едва не попала работающая там дочка Корнея Ивановича Лидия. Имя Маршака исчезает из дневника Чуковского на семь лет. Только в 1943 он вновь решается обратиться к старому другу.
Чуковский переживал очередную волну гонений. Запрещали антивоенную сказку «Одолеем Бармалея», не шедевр, прямо скажем, но и не ужас-ужас. 
Запись в дневнике от 2 июня 1943 года: 
«Маршак вновь открылся предо мною, как великий лицемер и лукавец. Дело идет не о том, чтобы расхвалить мою сказку, а о том, чтобы защитить ее от подлых интриг Детгиза. Но он стал «откровенно и дружески», «из любви ко мне» утверждать, что сказка вышла у меня неудачная, что лучше мне не печатать ее, и не подписал бумаги, которую подписали Толстой и Шолохов. Сказка действительно слабовата, но ведь речь шла о солидарности моего товарища со мною»
Старость, как и следовало ожидать, сгладила острые углы. Но окружающие по-прежнему травили байки о противостоянии кумиров детворы. Из уст в уста ходила эпиграмма Елизаветы Тараховской на Маршака:
Уезжая на вокзал,
Он Чуковского лобзал,
А приехав на вокзал,
«Ну и сволочь», — он сказал.
Вот какой рассеянный
С улицы Бассейной.
Да и сам Чуковский в преддверии юбилея Маршака в 1957 году недоверие литературной общественности фиксирует:
«Сегодня юбилей Маршака. Я должен выступить — так хотел Твардовский и так хочет Маршак. Вчера я почувствовал, что и Алянский и Конашевич уверены, будто я участвую в чествовании Маршака из тактических соображений, неискренне. Почему-то они не хотят поверить, что, несмотря на все колоссальные недостатки Маршака, я люблю его талант, люблю его любовь к поэзии, его юмор, то, что он сделал для детей — и совершенно отрешаюсь от тех каверз, кои он устраивал мне. Он насквозь литератор. Ничего другого, кроме литератора, в нем нет. Но ведь это же очень много».

Когда же Маршак умер, Чуковский проводил его верными словами, понимая, что стоять рядом на книжных полках долго, может быть, вечно.
«Вообще к сороковым—пятидесятым годам мое отношение к Маршаку круто изменилось. Все мелкое и пошлое отпало, и он встал предо мною в ореоле своего таланта и труженичества. Теперь, когда он приблизился к старости, он смягчился душою, и его трагическая болезнь вызвала во мне острую жалость. Мы одновременно отдыхали в Барвихе, я всегда с волнением и глубочайшим уважением входил в его номер, где на столе высились грудой книги, рукописи, газеты, где стоял густой папиросный дым, а на столе у постели возникли десятки склянок с лекарствами. Он сидел у стола, такой похудевший, такой беспомощный, почти утративший слух и зрение, сонный (так как из-за антибиотиков ночи он проводил без сна, ибо на него по ночам нападала чесотка, заставлявшая его до крови царапать свое тело ногтями), сидел одинокий, сиротливый и по-прежнему уверенно, красивым, круглым почерком исписывал страницы чудесными стихами, переводами, и я готов был плакать от горького восхищения силой его могучего духа».

Цитата: Коллекционер мыслей от 08.11.2018 15:31:51Разрушенные памятники Империи

 
 
 
 
              
Памятник Александру II в Саратове, открыт 19 февраля 1911 года. В сентябре 1918 года с памятника сняли все фигуры, барельефы и надпись, а на постамент водрузили гипсовый бюст Чернышевского работы скульптора П.Ф.Дундука. В 1935 году обветшавший бюст Чернышевского сняли, а постамент разобрали. Часть постамента перенесена в другое место, к вокзалу, на него установлена фигура главы ВЧК, палача-изувера Ф.Э.Дзержинского.
В 1911 году в Киеве на народные пожертвования установили памятник императору Александру II. Нужно сказать, что так, всем миром, стоилось большинство памятников в России. Но в 1918 году памятник Александру снесли и вместо него установили памятник новому советскому человеку. Эти фотографии, пожалуй, служат наилучшей иллюстрацией того, как трансформировалось общество после 1917 года.

 Город Рыбинск. Фотографии в комментариях не нуждаются — всё уже традиционно.

Этот конный монумент установлен 23 мая 1909 года на Знаменской площади Санкт- Петербурга. Памятник сняли в 1939 году и заточили во дворе Русского музея. 9 ноября. 1994 года памятник «временно» установлен во дворе Мраморного дворца на постаменте от известного броневика.

 Иркутск. Памятник открыт в 1908 году, скульптор Р.Р.Бах. В 1920 году, после занятия Иркутска частями Красной армии, фигура императора была сброшена с постамента и уничтожена. В 1954 году на него установили высокий бетонный шпиль и назвали его «памятником железной дороге». Странно, что не Карлу Марксу…

 
Памятник принцу Ольденбургскому (скульп. Иван Шредер).
Установлен в 1889 году. Находился перед фасадом Мариинской больницы (Литейный пр., 56). Снесен в 1930 году.
      Памятник великому князю Николаю Николаевичу (скульп. Пьетро Каноника), герою Крымской и Русско- турецкой 1877-1878 гг. войн. Установлен в 1914 году. Находился на Манежной пл. в Петербурге. Снесен в 1918 году.

В 30-х годах разрушена построенная на народные деньги усыпальница князя Пожарского в Спасо-Евфимиевом монастыре в г. Суздаль. Кого-то из администрации тюрьмы, располагавшейся в монастыре, взбесило увиденное слово «князь».

В Симбирске (ныне Ульяновске) стоял бюст одного из главных врагов коммунизма — великого друга крестьян П.А.Столыпина. Он был открыт 1 сентября 1913 года, став первым памятником Столыпину. 21 марта 1917 года бюст был сброшен по постановлению «крестьянского съезда» состоящего из самого низкого отребья, руководимого и направляемого большевиками. Тридцать лет простоял пустой постамент, пока в 1948 году на него не решили поставить бюст И.А.Гончарова, сделав учёного невольным соучастником воровства.

Статуя некоторое время пролежала на заводе Арсенал, прежде чем была переплавлена. Скульптуры «Витязя» и «Женщины-России», справа и слева украшавшие пьедестал памятника, также попали на завод «Арсенал», позднее было принято решение передать их в Лаврский музейный заповедник, где они бесследно исчезли. Спустя два года после разрушения памятника Столыпину на том же месте был воздвигнут гипсовый памятник Карлу Марксу, который вскоре был разрушен деникинцами. В 1923 году в стороне от места бывшего памятника был сооружён новый памятник Карлу Марксу в стиле кубизма.

Во Владивостоке красными был уничтожен памятник В. С. Завойко, российскому адмиралу, военному губернатору Камчатки, открытый в 1908 году. После занятия Владивостока Красной армией в 1922 году была предпринята попытка сбросить Завойко с постамента. При этом у скульптуры оторвали голову, но сама она устояла — изуродованную фигуру укрыли деревянным ящиком. В таком виде её и бросили до 1938 года, когда была окончательно снята. 12 августа 1945 года на старом постаменте открыли памятник пламенному революционеру С. Г. Лазо, который в 1920 году казаками был оправлен по прямому назначению — в пламенную паровозную топку.

 Памятник Муравьёву-Амурскому в Хабаровске. Открыт в 1891 году, скульптор А.М.Опекушин.

 К юбилею Суворова А.В. в 1900 году в Санкт-Петербурге была освящена церковь, перенесенная в столицу из села Кончанского, Новгородской губернии, где, будучи в ссылке, часто молился Суворов. Рядом с деревянной церковью был установлен и бюст Александра Васильевича. В советское время были уничтожены и церковь, и этот скромный памятник А.В. Суворову.

Цитата: Коллекционер мыслей от 08.11.2018 15:33:03

А этот памятник был

Памятник в честь Бородинского сражения на батарее Раевского. Главный монумент Отечественной войны 1812 года был торжественно открыт в 1839 году в присутствии Николая I, с салютом и проведенным в честь этого события исторических маневров на Бородинском поле. У подножия памятника был захоронен прах Багратиона, была положена гранитная плита с памятной надписью. В 1932 году главный Бородинский памятник был взорван и разобран на металлолом. Заодно был разрушен склеп Багратиона, а его могила разграблена…

Еще один памятник — Нежинскому гусарскому полку — в честь Бородинского сражения был установлен в 1912 году в селе Бородино и уничтожен в 1920-х годах.
 
 
 
 
 
 

 
Там же, в Бородино, к столетию Бородинского сражения и в честь 1-го и 19-го егерских полков, геройски участвовавших в боях, был установлен памятник-часовня, увенчанный крестом. В 20-е годы часовню закрыли и разграбили…

Памятник Энгельгардту и Шубину в Смоленске. Дворяне, захваченные в плен французами, отказались присягать Наполеону.»За верность и любовь к царю и отечеству» — гласила надпись на памятнике, установленном в 1835 году по распоряжению Николая Первого. После революции памятник расстрелянным помещикам- партизанам был уничтожен.
 

 
Памятник в честь боя при Молевом Болоте — установлен в 1913 году в селе Иньково Смоленской губернии, недалеко от деревни Молево Болото, где в 1812 году кипел бой французов с казаками атамана Платова. Разорен в первые послереволюционные годы.

 
 
 
 
 
 
А вот и памятник самому Матвею Ивановичу Платову в Новочеркасске. Создавался он к 100-летию со дня рождения атамана. По всей Российской империи был официально объявлен сбор средств на сооружение памятника Платову как выдающемуся герою. Памятник создавали такие известные скульпторы как А.А. Иванов (модель), Н.А. Токарев (оригинал), П.К. Клодт (отливка).

9 мая 1853 года в Новочеркасске состоялось открытие памятника по высочайше утвержденному церемониалу. После совершения торжественной литургии в Вознесенском соборе Войсковой круг и присутствовавшие на торжествах гости направились к памятнику. Когда процессия приблизилась к Александровской площади, раздался беглый артиллерийский салют. Орудия дали 101 залп в честь ратных свершений атамана.
На площадь, посередине которой возвышался задрапированный белым покрывалом памятник, были вынесены войсковые регалии. Орудия произвели еще три залпа, упал занавес и людским взорам предстал монумент: храбрый предводитель донских ополчений в Отечественную войну был изображен во весь рост в генеральском мундире, поверх которого накинута бурка, в положении командования войсками с перначом в левой руке и с обнаженной саблей в правой. На пьедестале были выгравирована надпись «Атаману графу Платову за военные подвиги с 1770 по 1816 годы. Признательные Донцы».
Но когда Красная армия после ожесточённых боёв заняла и разорила Область Войска Донского, а сопротивление казаков было утоплено в крови, судьба казачьих святынь была ясна. Газета «Советский юг» от 18 марта 1923 г. сообщала о том, что по постановлению президиума Новочеркасского горсовета, собранного из комиссаров, приезжих рабочих и опустившихся беднейших казаков, к дню 12 марта 1923 г. была снята с пьедестала фигура атамана Войска Донского как прямая несообразность происходящим в городе революционным изменениям (то есть расказачиванию).
Некоторое время скульптура находилась в Музее истории донского казачества, а затем была переплавлена. На освободившийся пьедестал был установлен памятник В.И. Ленину, так много сделавшему для Донской земли.
На соборной площади стоял еще один оригинальный памятник донскому герою, одержавшему много громких побед в Балканских и Кавказских войнах — Якову Петровичу Бакланову. Этот памятник архитектора Н. В. Набокова на средства по всероссийской подписке был вначале поставлен на могиле Бакланова в Санкт-Петербурге, где Яков Петрович жил последние годы и умер. В 1911 году памятник Я.П. Бакланову был перенесён в Новочеркасск и с некоторыми изменениями его основания и пьедестала установлен с южной стороны собора.
Необычен этот памятник: на гранитную скалу наброшена походная бурка, венчает его склоненное боевое знамя баклановского полка с надписью «Чаю воскресения мёртвых и жизни будущаго века. Аминь», а на нём — папаха. Металлические детали выполнены из бронзы. На постаменте с передней стороны — надпись: «Войска Донского генерал-лейтенант Яков Петрович Бакланов, родился в 1809 г., умер в 1873 г., окт. 18-го».
На пьедестале с двух сторон высечены названия мест, где Бакланов со своими казаками одержал самые значительные победы.
В годы советской власти его бронзовое навершие было снято и передано «Рудметаллторгу». Нет пока точных сведений, когда был нарушен памятник Я.П. Бакланову, т. е. когда исчезли бронзовые бурка, знамя, баклановский значок и папаха. Но, несомненно, это произошло в 30-х годах: или когда был переплавлен на цветной лом в 1933 г. памятник М.И. Платову, или в 1937-1938 годах, когда было снято сусальное золото с куполов Вознесенского собора.
Полуразрушенное основание памятника знаменитому донскому генералу так и простояло до наших дней.

 Такая стела в Тересполе была открыта в 1902 году. Табличка на лицевой стороне гласила: «На сем месте после Брестского боя 8-го сентября 1794 г. 29 дней стоял лагерем со своими чудо-богатырями фельдмаршал австрийской и сардинской армии, граф Священной Римской Империи, гранд Сардинского королевства, генералиссимус русской армии, светлейший князь Италийский, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский». В советское время памятник исчез с лица земли…
В очередной раз вспомнишь тут сталинский трюк с «внуками Суворова, детьми Чапаева», который был придуман в момент, когда тюрьма народов, прозванная СССР, уже готова была рухнуть под натиском немецкого оружия…

 Памятник «Подвигам лейб-гвардии Саперного батальона» у батальонной церкви во имя Святых Косьмы и Дамиана в Санкт-Петербурге (Кирочная ул., 28 а). В 1899 году перевезен из летнего лагеря под Петергофом, где он стоял с 1853 г. Автор памятника неизвестен. Дата съемки 1913 г. В настоящее время нет ни церкви, ни памятника.

Памятник на братской могиле в Очакове был открыт в 1907 году в память о русских солдатах, павших при штурме крепости в 1788 году во время русско-турецкой войны. В советское время уничтожен.

Безрадостна и совершенно предсказуема была судьба русских памятников и на национальных окраинах Империи. Например, в польском городе Опочно, который до революции был уездным центром Радомской губернии, на городской площади в 1908 году был поставлен каменный обелиск в память земельной реформы Александра II 1864 года. Здесь поляки недалеко шагнули от большевиков. Вскоре после 1918 года они решили, что раз они теперь самостоятельные, то символам русской государственности на их земле не место. Однако потрудиться возвести собственный памятник с нуля не сподобились. Со старого обелиска была просто снята верхняя часть, которую заменил бюст Костюшко. Практично.

 Памятник Гаврилу Сидорову в Манглисе (Грузия) — был открыт в 1902 году в честь рядового, проявившего смекалку и самоотверженность: в 1805 г. В период кавказской войны отряд, где служил Сидоров, столкнулся с многотысячной персидской армией. Отступая и отбиваясь, отряд встретил на пути серьезную преграду — ров. Казалось — выхода нет, орудия не смогут преодолеть такое препятствие. Тогда Гаврил Сидоров предложил переправлять пушки по ружьям, а ружья будут лежать на плечах солдат. Сидоров спас отряд, но сам был смертельно ранен колесом одной из пушек. В советское время памятник такому несознательному с точки зрения классовой борьбы солдату был уничтожен.

История последнего памятника, попавшего в наш скромный обзор, поистине достойна венчать этот краткий очерк об утраченных русских святынях.