За Китай

«Компании любят инвестировать в Германию, и так должно быть. Но мы должны быть в состоянии внимательно изучить, кто покупает чувствительную инфраструктуру и какие последствия это имеет», — вторил ему министр экономики Питер Альтмайер.
Германия ввела 25-процентный порог в 2004 году и расширила полномочия применения права вето со стороны властей в 2017 году. Эти меры были предназначены для защиты предприятий жизненно важной инфраструктуры, такой как энергия, вода, продовольствие, телекоммуникации, финансы и транспорт. Правила, принятые 19 декабря, добавили к списку медиа-компании.
Капитаны немецкого бизнеса выступили резко против ужесточения правил инвестирования. Федерация немецкой промышленности — ведущая ассоциация немецких предпринимателей, объединяющая 40 отраслевых ассоциаций и более 100 000 компаний с примерно 8 миллионами сотрудников — раскритиковала этот шаг. «Германия должна оставаться открытой для иностранных инвесторов», — говорится в заявлении ФНП. С ней согласна Торгово-промышленная палата Германии: «Новый порог является негативным сигналом для иностранных партнеров».
Собственно, антикитайская направленность новых правил ни для кого не выступает секретом. Началась эта политика в 2016 году, когда китайский инвестфонд Фуцзянь Гранд Чип» поглотил фирму по производству полупроводников «Айкстрон». В том же году китайский концерн «Мидеа групп» приобрел немецкого производителя роботов «Кука» за €4 млрд.
Именно после покупки «Кука», вызвавшей большой шум в немецких масс-медиа, власти установили максимальную планку участия в 25%, действовавшую до этой недели.
Аналитики отмечают, что к введению новых заградительных порогов кабинет Меркель подтолкнула ставшая полной неожиданностью для властей покупка в феврале китайской автомобилестроительной корпорацией «Джили» со штаб-квартирой в Ханчжоу, провинция Чжэцзян, почти 10 процентов акций «Даймлер AG».
Миллиардер Ли Шуфу, основатель компании «Джили», организовал покупку доли в «Даймлер AG», аккумулировав капитал в размере €7,3 млрд посредством сложных операций с деривативами, которые позволили Ли Шуфу консолидировать крупный пакет акций (рыночная капитализация немецкого гиганта составляет примерно €75 млрд), одновременно минимизировав риски внимания со стороны властей и особо нервных миноритариев. Финансовыми организаторами сделки выступили американские «Морган Стенли» и «Бэнк оф Америка».
Со стороны главных акционеров проблем не было никаких. Дело в том, что у концерна практически нет стратегических инвесторов, при том его акции весьма популярны среди мелких вкладчиков (всего их около миллиона). А их подвигнуть на стратегические инвестиции, да и просто на любые серьезные новации — задача с миллионом параметров.
До «Джили» крупнейшим зарубежным держателем пакета акций «Даймлер AG» в размере 6,9% выступал суверенный фонд Кувейта, который особо в автопроизводство не вникал. Теперь же китайский миллиардер или его представитель получил право претендовать на место в управляющем совете концерна, значит, влиять на развитие компании напрямую. И очевидно, что Ли Шуфу, среди активов которого уже есть шведская (по происхождению марки) «Вольво» и британский «Лотус», активно вошел в управление стратегией концерна. Имеет право, за свои деньги — «Даймлер» только приветствует. «Даймлер знает и ценит Ли Шуфу как китайского предпринимателя, обладающего особой компетенцией и ориентацией в будущее, с которым можно конструктивно дискутировать индустриальные преобразования», — вот выдержка из официального сообщения автогиганта. Так что менеджмент и основные акционеры приветствуют китайский капитал.
Вот канцлер Меркель только против.
До сих пор власти Германии пока еще никогда не блокировали покупку пакета акций неевропейской компанией на основе правил порога владения акциями, — но сама угроза такого шага уже остановила несколько стратегических сделок.
В июле немецкий государственный банк приобрел долю в крупном операторе по транспортировке электроэнергии 50 Hertz, чтобы остановить покупку государственной корпорацией электросетей Китая SGCC, так как у него не было альтернативного частного инвестора в Европе.
В августе китайский «Янтай Тайхай» отказался от попытки покупки акций немецкого «Лейфилд Металл», производителя материалов для атомной энергетики и аэрокосмической отрасли. Решение было принято за несколько часов до того, как ожидалось, что правительство ФРГ наложит вето на запланированное приобретение из-за «опасений по поводу последствий для безопасности». Китайцы ждать не стали.
С самого момента введения заградительных барьеров Китай чрезвычайно оперативно прореагировал на ситуацию — и повернул ее в свою сторону. В Пекине значительно облегчили европейцам условия инвестирования в экономику Поднебесной, в частности, для автопроизводителей отменено обязательное участие китайского партнера (до этого немецкие автомобильные концерны имели допуск на местный рынок только в случае создания СП с китайцами). Теперь правила участия китайского партнера отменяется для производства электромобилей немедленно, с 2020 года — для всех легковых, а с 2022 года — грузовых автомобилей.
Представительница МИД Китая довольно спокойно отреагировала на решение германского кабинета. «Мы надеемся, что Германия сможет создать справедливую среду с открытым доступом к рынку и стабильную институциональную основу для иностранных компаний, в том числе китайских, инвестирующих в Германию», — сказала она.
В этом у Пекина есть могучий союзник — «капитаны немецкого бизнеса».

В честь памятной даты в ряде мест страны организованы тематические выставки, посвященные дню рождения Мао Цзэдуна. Некоторые из них, например, в музее Баотоу (автономный район Внутренняя Монголия, Северный Китай), будут длиться ровно год – до 25 декабря 2019 года. Все эти мероприятия проводятся при непосредственном участии горкомов, институтов по подготовке и воспитанию политработников, при поддержке различных общественных организаций.
Многие в Китае помнят годы т. н. культурной революции (1966-1976), развернутой лично председателем Мао Цзэдуном с целью подавления ревизионистских идей и предотвращения восстановления в стране капитализма. Эта идейно-политическая кампания привела к масштабным репрессиям, гонениям на интеллигенцию, нанеся ущерб культуре и народному образованию в КНР. Однако и среди тех, кто лично пострадал в ходе этих бурных исторических событий, некоторые не без ностальгии вспоминают времена молодости, когда им пришлось отправиться на "перевоспитание" в деревню.
В целом же в КНР принято считать, что примерно 70% из того, что предпринял Мао Цзэдун, следует рассматривать как положительные поступки, которые сыграли большую роль в развитии нации, легли в основу ее современных достижений. Ведь именно "великий кормчий" стимулировал процессы индустриализации и укрепления военной мощи Китая, начал политику по сближению с США, что в дальнейшем ускорило процесс формирования в КНР рыночной экономики.
В Китае издавна существует традиция: не критиковать правителей и великих деятелей прошлого, сделавших большой исторический вклад в развитие родной страны. К тому же и сейчас ряд идей Мао по-прежнему актуальны – к примеру, идея сбалансированного экономического роста и социального равенства, на которой председатель ставил особый акцент. Ведь именно эти факторы лежат в основе успешного долгосрочного государственного строительства, и не только в КНР.

Говоря о сотрудничестве России и Китая в арктическом регионе, Денисов отметил, что проект Северного морского пути требует значительных усилий и инвестиций, добиться его реализации в одиночку России будет крайне сложно. «Тут необходимы действительно большие затраты, сопоставимые, может быть, с теми, которые были в проекте «Ямал-СПГ», – отметил дипломат.
«Конечно, наши китайские партнеры имеют большой интерес, и вы это могли заметить хотя бы по тому, что они в этом году выпустили «Белую книгу» и «Голубую книгу» по Арктике. Они просуммировали взгляды и подходы Китая к освоению Северного морского пути, и это хорошо, потому что до этого разные были толкования, и они уводили в сторону», – отметил он.
При этом, отвечая на вопрос о том, не грозят ли амбиции Китая интересам России в арктическом регионе, посол заявил, что «все зависит от нас самих, как мы сами будем готовы выстраивать это сотрудничество».
Денисов также сообщил, что председатель КНР Си Цзиньпин приедет в Россию в 2019 году с государственным визитом. «Уже известно, что председатель КНР посетит Санкт-Петербург для участия Петербургском экономическом форуме (6-8 июня), и разумеется, станет точно так же там главным гостем», – сказал российский посол.
В свою очередь президент России Владимир Путин станет главным гостем на форуме «Один пояс, один путь», который пройдет в апреле следующего года в Китае. По предварительным планам китайской стороны, ожидается приезд около 40 глав государств и правительств, добавил посол.
Президент Владимир Путин в ходе большой пресс-конференции 20 декабря заявил, что рост двустороннего торгового оборота между Китаем и Россией стал следствием роста уровня доверия между странами.

Этим и объяснялся зеркально противоположный подход к китайскому вопросу Москвы и Вашингтона. СССР требовал признать фактическое положение дел, доказывая, что режим Чан Кайши представляет ничтожно малую, мятежную по отношению к центральной власти в Пекине, часть китайского народа. США же в логике «знаменитых» «двойных стандартов» отстаивали конъюнктурно понимаемую «легитимность», считая китайских коммунистов «узурпаторами». И не обращали внимания на вопиющие нарушения прав человека, выразившиеся в геноциде, устроенном кликой Чан Кайши китайской Компартии после смерти основателя Гоминьдана Сунь Ятсена, который и сегодня почитается в КНР как подлинный народный демократ. В отличие от диктатора Чан Кайши.
А вот изменили свою позицию США при президенте Ричарде Никсоне по конъюнктурным причинам уже после трагического разрыва Москвы и Пекина, стараясь, как тогда говорили в СССР, «разыграть против Москвы китайскую карту». Так что историческая справедливость, восторжествовавшая в 1971 году, когда место тайваньского режима в Совете Безопасности ООН заняла КНР, а Тайбэй спесиво «хлопнул дверью», не пожелав «делить» ООН с КПК и КНР, утвердилась при весьма сложных обстоятельствах.
На словах признав незыблемость принципа «одного Китая» — в рамках этого подхода Тайвань рассматривается, по крайней мере, с международно-правовой точки зрения, частью КНР, США на деле многократно его нарушали, доказав, что единственной целью, которую они преследовали, пропуская КНР в Совбез, — это поощрить советско-китайские разногласия и разделяя — властвовать. Последним совсем недавно за рамки приличий вышел уже Дональд Трамп, который в статусе избранного президента, взял да и позвонил тайваньскому «президенту», что очень сильно навредило китайско-американским отношениям, заложив фундамент тех противоречий, что сотрясают их сегодня.
Второе. Уже приходилось раскрывать многие нюансы, связанные с официальной идеологемой КНР о социализме с китайской спецификой. Эта «специфика» не взята с потолка, а уходит корнями в идеи основателя КНР Мао Цзэдуна и его последователя Дэн Сяопина. А они, в свою очередь, в определенной части были ими заимствованы из работ позднего В.И. Ленина, раскрывавших «своеобразие» не только русской революции, но и перспективы еще большего «своеобразия» последующих революций на Востоке. Смысл этого своеобразия вождь Октября объяснил соединением в странах капиталистической периферии борьбы за социализм с борьбой за национальное освобождение.
Данная идеологема тесно связана с другой — теорией Мао о «глобальном городе» и «глобальной деревне», которая опередила свое время и когда была высказана, показалась экзотической, хотя оказалась верной. Однако и сам основатель КНР вкладывал в эту концепцию двойное содержание. С одной стороны, он констатировал отличия в развитии Китая не только с развитыми капиталистическими странами, но и с Советским Союзом, показывая, что КНР должна пройти еще большой путь.
С другой стороны, выводя «деревню» из-под влияния «города», Мао Цзэдун предъявлял претензии на китайское лидерство в развивающемся мире и делал это в условиях краха колониальной системы империализма, когда за влияние на ее осколки повели борьбу СССР и США. Так появилась концепция «трех миров» — первого, мира империализма во главе с США, второго — мировой социалистической системы под руководством СССР и третьего, развивающегося, лидерство в котором, по мнению Мао, должно принадлежать Китаю как тоже развивающейся стране.
Формула «великого кормчего» оказалась настолько удачной, что надолго пережила его самого и вошла в идеологические скрижали КПК. Примеров того, как она работает на практике, — множество. От объединяющей развивающийся мир «Группы 77», по сути, возглавляемой Китаем, до «устойчивого развития» и климатического процесса, в котором КНР все активнее и эффективнее перехватывает лидерство вместе с основными идеями у Запада.
Публично это было продемонстрировано в 2009 году на копенгагенской Конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата (КС РКИК), где именно Пекин бросил перчатку попыткам Запада «обтяпать» новые правила игры за спиной, кулуарно разыграв их на несколько заинтересованных «рук». Номер не прошел потому, что ответом на державшийся в секрете «датский текст», который хотели превратить в итоговый документ, стал тогда другой текст — «китайский», выдвинутый в пику Западу при впечатляющей поголовной поддержке как раз «третьего мира».
И не будет преувеличением сказать, что именно с того момента в мировую повестку дня входит многократно упоминавшаяся нами китайская заявка на лидерство в глобализации.
Третье. Под признанием Китаем самого себя развивающейся страной имеется и глубокий самоанализ, результаты которого очень хорошо передаются известным афоризмом Дэн Сяопина, завещавшего своим преемникам «двигаться осторожно, «не высовываться» и держать свой «фонарь под корзиной». Очень многие показатели экономической и социальной отчетности по ооновским стандартам Китай сегодня представляет по «валу», а не «на душу населения» (кстати, именно такой подход Пекин исповедует и в отчетности по борьбе с климатическими изменениями).
Отсюда и стратегические задачи, конкретизированные при правлении Си Цзиньпина: 2021 год (столетие КПК) — рубеж строительства в Китае общества среднего достатка за счет изжития бедности и нищеты. К 2049 году (столетию КНР) страна должна стать «мощной и современной социалистической державой». То есть — возглавить-таки глобализацию?
И четвертое. Получив свое законное место в Совете Безопасности ООН, КНР, памятуя о том, какими трудами оно досталось, стремится выполнять свои обязательства предельно пунктуально и регулярно их обновляет, стараясь не давать своим оппонентам повода для критики. Другой стороной этого вопроса является стремительный рост Китая за 40 лет политики реформ и открытости и достигнутые страной впечатляющие успехи. Китай сильно нарастил свои возможности, и сочетание подчеркнутой заботы о своем международном авторитете с широкими финансовыми возможностями становится фундаментом укрепления позиций КНР в международно-институциональной сфере.
А в международную повестку дня, между тем, еще с начала XXI века вброшен бурно обсуждаемый в ней вопрос о реформировании Совета Безопасности ООН, планы которого нашли отражение в официальном концептуальном докладе Группы высокого уровня ООН по угрозам, вызовам и переменам «Более безопасный мир: наша общая ответственность» (декабрь 2004 г.). Главный его посыл — изменить критерии членства в Совете Безопасности таким образом, чтобы в него, в рамках представительства уже не по итогам Второй мировой войны, а регионального (от регионов), входили две категории стран.
Одна (внимание!) — те, кто делают наибольшие взносы в бюджет ООН, другая — те, кто вносит наибольший вклад в миротворческие операции под эгидой ООН. И поскольку Китай, повторяем, приобрел такие возможности, а также обладает высоким уровнем развития вооруженных сил, то он и использует этот рычаг, понимая, что он превращается в «оселок» и критерий международного влияния.
Следует признать: уровень гибкости китайской дипломатии таков, что ей удается успешно использовать противоречия на Западе, количество которых — от Трампа до Brexit — множится, создавая предпосылки для перехода в новое качество и подрыва всей мировой системы. И каждый виток такой конфронтации, каждый раунд противостояния между партнерами по коллективному Западу всякий раз усиливает международные позиции Пекина.
Поэтому когда официальный представитель МИД КНР на ведомственном брифинге напоминает, что Китай «приветствовал и поддержал соответствующую резолюцию ООН о взносах государств-членов на последующие три года», речь вновь, как ни крути, идет о глобализационном лидерстве Поднебесной, причем в обозримой исторической перспективе.
Но это с одной стороны, а с другой, вопрос об урегулировании внутренних конфликтов в ооновской практике — очень деликатный механизм глобального управления. Когда в 2005 году в структуре ООН были созданы инструменты миротворчества как инструмента насаждения «нового мирового порядка» — Управление по поддержке миростроительства, Комиссия по миростроительству и Фонд миростроительства — сразу стало понятно, что опираться в своей практике они будут на те региональные организации, которые, как к примеру, НАТО или Европейский союз — действуют в интересах объединенного Запада.
Если КНР удастся потеснить их своей активностью — а вопрос, на котором заострила внимание Хуа Чуньин, именно об этом, то очень многое в этом мире может поменяться. И далеко не в худшую сторону. Потому что хуже, похоже, что некуда. А здесь появляется альтернатива, и именно заявка о готовности такую альтернативу возглавить и стремление активно этого добиваться, подкрепленные — еще раз! — многократно выросшими возможностями Китая — и вносят в мировую повестку очень большую интригу. Именно этим прошедший в Пекине мидовский брифинг и интересен.

Но не следует думать, что выдача первых лицензий Китайской ассоциации по рыболовству за рубежом — это победа правительства президента Фармаджо над всевластием Пекина в водах Сомали. Наоборот, как отмечают эксперты в области африканской политики, решение исходило из кабинетов в Пекине, где посчитали, что рыболовецкие флотилии других стран слишком уж вольготно себя чувствуют в их, китайских сомалийских водах, и пора бы навести здесь какой-то порядок.
Вот и 31-й флот НОАК не случайно на днях подтянулся сюда из Чжаньцзяня… Теперь его борьба против «браконьеров» из рыболовецких флотилий под другими флагами будет полностью законной — «в целях обеспечения законной эксплуатации ресурсов африканской нации», разумеется, как и отметил на церемонии выдачи лицензий Китайской ассоциации по рыболовству за рубежом президент страны Мохамед Абдуллахи Фармаджо.
Как особо подчеркивал на церемонии министр рыболовства Сомали Абдирахман Ахмед, 25 морских миль от сомалийского побережья зарезервировано для местных рыбаков, — вот только, как довольно едко отметили эксперты промышленного рыболовства, тунец — это миграционная рыба, и он в своих маршрутах ежегодных плаваний никогда не подходит так близко к берегу.
Еще в 2013 году сокращение рыбных запасов в китайских водах, наряду с растущим спросом Китая на белок, привело к тому, что Си Цзиньпин призвал рыбаков своей страны «строить большие корабли и двигаться дальше в океан … ловить большую рыбу».
Действительно, в пределах собственной исключительной экономической зоны за время «лихих 90-х» (а в Поднебесной период дикого становления капитализма был не менее диким, чем, например, с странах бывшего Советского Союза) Китай потерял «половину прибрежных водно-болотных угодий, 57% мангровых зарослей и 80% коралловых рифов, большинство из которых являются критически важными нерестилищами, местами кормления рыб», — говорится в исследовании 2016 года, проведенном группой международных экспертов под эгидой Национальной академии наук США.
Всего за год после памятного высказывания председателя Си число китайских кораблей, задействованных в рыбной ловле в глобальных водах, увеличилось с 1830 до 2460, — рост такой же, как за предыдущие 16 лет, между 1994 и 2010 годами.
Подчеркнем, что речь идет только о том рыболовецком флоте, который занимается промыслом в глобальных водах. С 695 555 зарегистрированными судами промысловый рыболовный флот КНР более чем в два раза больше следующего по величине рыболовного флота Японии.
По оценкам Всемирного банка, к 2030 году на долю Китая будет приходиться около 37% мирового вылова — во много раз больше, улов любой другой страны. При этом председатель Си не только призывает, но и активно помогает китайскому глобальному рыболовецкому флоту: по оценкам экономистов Всемирного банка, в среднем 80% рентабельности отрасли дальнего рыболовства в Китае определяется государственными субсидиями на топливо.
И китайские рыбаки полностью отрабатывают субсидии государства — отнюдь не только выловленным тунцом. Военные аналитики отмечают, что глобальный рыболовецкий флот Китая де-факто государственный — треть судов принадлежит напрямую Китайской ассоциации по рыболовству за рубежом, остальные две трети — таким же государственным глобальным рыболовецким флотам провинций Шаньдун и Фуцзянь (примерно поровну). Частников тут практически нет.
И, по мнению военных аналитиков, 2500 судов дальнего лова рыболовецкого флота Китая — это еще и две с половиной тысячи судов дальней разведки ВМФ НОАК. Гидрография, радиоразведка, разведка береговой военной инфраструктуры, поддержка агентурной разведки в портах — все это для Пекина куда важнее, чем просто стейки тунца. Ведь общий рыболовецкий флот Поднебесной — более полумиллиона вымпелов, а столько внимания непосредственно ЦК КПК всего лишь к двум с половиной тысячам кораблей! Вот только важно, где, в каких точках Мирового океана курсируют (вполне легально, на основании выданных лицензий, как в Сомали) эти корабли.



Стратегически важно.
Еще в 2016 году американский эсминец «Кертис Уилбур» получил данные видеонаблюдения учений флота НОАК у используемых (некоторые страны считают — оккупированных) Китаем Парасельских островов, в водах, омывающих с юга материковый Китай. На изображениях, полученных моряками «Кертис Уилбур» и недавно опубликованных в открытом доступе, заметно, что часть участвующих в маневрах кораблей имеют бортовые номера, которые несут префикс «ЧжаньЮ» (префикс «Чжань» для обозначения порта приписки Чжаньцзян, в провинции Гуандун, где находится судно, и второй символ «Ю» — рыболовный). Эта бортовая маркировка, наряду с их характерными обводами корпуса, может создать впечатление, что они являются коммерческими глубоководными сейнерами и траулерами, которые обычно использует дальний рыболовный флот Китая.
Но уже при ближайшем рассмотрении видно, что эти корабли не просто рыбацкие суда. Несмотря на то, что некоторые из них, например, «ЧжаньЮ819», «820» и «822», имеют что-то, что похоже на неводные лебедки за кормой, антенная группа на борту своим составом полностью аналогична антеннам комплексов дальней радиоразведки, стоящим на вооружении НОАК. Кроме того, все изображенные на снимках корабли были окрашены в цвета, типичные для боевых кораблей Народно-освободительной армии. Американские военные аналитики утверждают, что снимки, полученные с эсминца «Кертис Уилбур», в деталях показывают суда НОАК, принадлежащие секретному «подразделению 488» ВМФ НОАК, сосредоточенному как раз на военно-морской базе Максю, непосредственно в Чжаньцзяне. Американцы считают (пока что без подтверждения снимками), что аналогичные подразделения есть и на других флотах, и оснащены они специальным типом разведывательных судов, маскирующихся под траулеры (классификация НАТО «тип 792»), которые только корпусом и «гражданской» раскраской отличаются от новейших разведывательных кораблей класса «Донг Дьяо» (классификация НАТО «тип 815»). Собственно, совпадение мелких характерных деталей антенных систем дальней радиоразведки и позволило американцам узнать о существовании засекреченных кораблей проекта «тип 792».
Так устроена глобальная политика современного Китая — и рыба к столу из теплых морей, и практически легальная разведывательная деятельность под видом прибрежного рыболовства в ключевых мировых водах, таких, как Аденский залив, — и право применения силы китайскими военными моряками по поручению местных правительств «в целях обеспечения законной эксплуатации ресурсов африканской нации».

Безумец или прагматик?
Переход китайско-американских торговых отношений от постепенного накопления противоречий к открытой торговой войне, безусловно, связан с фактором личности Дональда Трампа. Новый президент США сначала сделал антикитайские настроения одним из ключевых пунктов своей предвыборной программы, а затем развернул масштабное наступление на Китай уже в первые месяцы своего президентства. Возможно, если бы не Трамп с его перенесенным из бизнеса в политику стилем жестких переговоров, американские власти вряд ли бы стали настолько уж жестко третировать Китай, а китайцы точно никогда бы не начали войну сами. 
«Последовательное и постепенное развитие экономики и рост благосостояния граждан наиболее удобны для Китая, который в рамках реализации этой стратегии никогда не шел на системный конфликт с США, где подозрения относительно китайской гегемонии только увеличивались, – говорит доцент Высшей школы экономики Павел Родькин. – Трамп в этом отношении возник очень «вовремя». Своими непредсказуемыми действиями, самим характером поведения, который он перенес из бизнеса в сферу международных отношений, выводит Китай из «зоны комфорта», заставляя форсировать события и совершать ошибки. Трамп навязывает совсем другой темп большой экономической игры и не боится рушить сложившиеся модели, действовать в состоянии турбулентности». 
Обратной стороной этой кавалерийской атаки на Китай становится явная непоследовательность американской администрации. В середине мая, напоминает китаист Георгий Кочешков, между США и КНР уже была заключена сделка, направленная на предотвращение торговой войны. Китай, например, согласился увеличить импорт из США и даже снизил ввозные пошлины на американские автомобили до тех же 15%, о которых речь идет сейчас. Однако уже через 10 дней на сайте Белого дома появилась статья Трампа, которая сводилась к тому, что пошлины он все равно введет, и сделка была де-факто разорвана США. 
В определенном смысле ситуация повторилась после переговоров в Буэнос-Айресе, с которых Трамп вернулся в жизнерадостном настроении (и пребывает в нем до сих пор). «Китай только что сообщил, что его экономика растет гораздо медленнее, чем ожидалось, из-за нашей торговой войны с ним. Они уже приостановили повышение тарифов. США чувствуют себя прекрасно! Китай хочет заключить большую и совершенно исчерпывающую сделку. Это может произойти, и довольно скоро!» – заверил Трамп читателей своего «Твиттера» 14 декабря. 
Но, несмотря на достигнутое в Буэнос-Айресе перемирие, Штаты продолжают провоцировать Китай внезапными новыми выпадами. «Арест Мэн Ваньчжоу в ту самую ночь, когда Си Цзиньпин и Дональд Трамп вели переговоры, показывает, что торговая война все больше и больше распространяется за пределы обмена тарифами и даже чисто экономических мер. И это одна из причин, почему я отношусь к возможности перерастания «перемирия» в «мир» с очень большим скепсисом», – отмечает Георгий Кочешков. По его словам, пока Пекин, судя по заявлениям МИД КНР и части официальной прессы, собирается прежде всего не допустить экстрадиции Мэн Ваньчжоу в США и будет атаковать не столько сами Штаты напрямую, сколько более «слабое звено» – Канаду. В международной «дочке» газеты «Жэнминь жибао» Global Times уже прозвучала возможность «просьбы китайского народа о введении санкций против Канады», а симметричный персональный ответ уже состоялся: бывший канадский дипломат Майкл Ковриг через несколько дней после задержания Мэн Ваньчжоу был арестован в Китае. 
«Ситуация слегка успокоилась после того, как Мэн отпустили под домашний арест с предоставлением залога и ношением браслета, – говорит Кочешков. – Но в дальнейшем, особенно в случае экстрадиции, нельзя исключать большего обострения и действий КНР уже в отношении напрямую США. Для китайской элиты важно показать, что подобные действия в отношении ее членов будут иметь последствия. А если Си Цзиньпин вдруг решит никак не отвечать, это может подточить его политические позиции».
«Есть две вещи относительно Дональда Трампа, с которыми, похоже, соглашаются все, и его друзья, и его враги, – написал не так давно в своем персональном блоге американский исторический социолог Иммануил Валлерстайн. – Никто не может быть уверен в том, что он твитнет в следующий раз. И то, что он хочет остаться у власти... Что он сделает для этого, если все его ставки не сыграют? По этому вопросу нет общего согласия ни среди его друзей, ни среди врагов. Одни думают, что Трамп патологически безумен и потащит за собой весь мир. Другие же говорят, что он изменит свои приоритеты так, чтобы остаться у власти. В любом случае эти риски – наши риски. Делать ли нам ставку на его патологию или на его личный интерес? Если мы выберем неправильный вариант, мы очень сильно проиграем... Я склоняюсь к гипотезе личного интереса. Но я очень боюсь ошибиться». 
Иными словами, беспокойство относительно способов возвращения Америке величия в США сохраняется, и этим вполне может воспользоваться Китай. «Главным итогом китайско-американских экономических отношений теперь оказывается неспособность сохранить привычную модель, в рамках которой Китай накапливал силы и развивался практически во всех сферах экономики, науки, производства и потребления. Однако Китай еще может, как это ни парадоксально, опереться на системных противников Трампа среди финансового капитала и элитных групп внутри самих США, задачей которых является сохранение сложившегося порядка, а уже затем только война с конкурентами», – отмечает Павел Родькин. 
Не стоит сбрасывать со счетов и здравый смысл бизнесменов, которым всегда проще договориться между собой, чем политикам. Об этом свидетельствуют свежие данные о китайско-американской торговле. За 11 месяцев 2018 года она, по данным Главного таможенного управления КНР, выросла на 10,9% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, причем дисбаланс в пользу Китая, ставший поводом для торговой войны, постепенно сокращается. 

И наша война тоже
Российско-китайский торговый оборот по итогам 2018 года, скорее всего, преодолеет символический рубеж в 100 млрд долларов. За 10 месяцев его объем составил 87,2 млрд долларов, показав рост на 28,2%, причем экспорт российских товаров и услуг в КНР рос гораздо быстрее китайского импорта в Россию – соответственно на 44% (47,97 млрд долларов) и на 13% (39,27 млрд долларов). 
По мнению управляющего партнера компании «ФОК (Финансовый и организационный консалтинг)» Моисея Фурщика, торговые войны Китая и США пока не затрагивают и вряд ли затронут основную статью российского экспорта – топливно-энергетические ресурсы, поскольку борьба идет в двух основных направлениях: высокотехнологичные товары и «полусырье» (сельхозпродукция, металлы и, в перспективе, химия). По первому их этих направлений Россия, к сожалению, не является крупным игроком. Поэтому при продолжении торговой войны последствия будут выражаться просто в увеличении стоимости импорта высокотехнологичных товаров из-за роста пошлин на комплектующие, увеличивающего затраты в производственной цепочке. 
Зато по второму направлению, предполагает Фурщик, последствия будут неоднозначными: «Где-то российская сельхозпродукция получит дополнительные шансы за счет введения пошлин и ограничений в отношении конкурентов. А где-то и Россия может попасть «под раздачу» (особенно по металлам). В любом случае нашей стране не стоит слишком активно включаться в торговые войны и накручивать свои ограничения, так как обратный негативный эффект окажется гораздо сильнее». 
Для России, добавляет Георгий Кочешков, важно понимать, что конфликт между США и КНР – это не просто споры по торговле и из-за тарифов, а более комплексная конфронтация, охватывающая как экономику, так и военно-политическую сферу и включающая потенциальные «пороховые бочки». К тому же через какое-то время конфликт может расшириться по составу участников: в американской прессе уже продвигается идея, что для США желательно создать широкий антикитайский фронт, включив в него всех своих основных союзников – Евросоюз, страны пока формально существующего американского блока НАФТА, Японию и Южную Корею. 
В этой ситуации, полагает Кочешков, России очень важно занять максимально прагматичную позицию: 
«Конечно, наши возможности для нейтралитета из-за тех же американских санкций сильно ограничены, однако нам, по крайней мере, не стоит забывать, что часть китайских компаний из-за этих санкций отказывается сотрудничать с российскими. Да и прагматичный переход самого Китая на сторону США во время холодной войны в начале 70-х годов нам также не стоит забывать. Конечно, сейчас у нас больше возможностей развивать сотрудничество с Китаем, так как Америка пока, похоже, вообще не горит желанием с нами хоть как-то о чем-то серьезном договариваться. Однако нейтралитет вполне может быть более дружественным к одной из сторон, но при этом оставаться нейтралитетом».