За Китай

Самолеты ВВС НОАК довольно часто проводят свои операции в Тайваньском проливе, но до недавнего времени они старались не пересекать срединную линию пролива. До резкого обострения отношений в прошлом году стороны соблюдали эту срединную линию «в рамках давней неформальной договоренности», которая помогала сохранять мир в проливе. Однако в последнее время стали появляться сообщения о китайских нарушениях. Например, в апреле 2019 года, когда администрация Трампа готовилась утвердить поставку Тайваню истребителей F-16V, китайские самолеты «Шэньян J-11» пересекли эту линию. Представители военного ведомства Китайской Республики и эксперты сообщили, что сейчас КНР все реже соблюдает эту срединную линию. Хорошо известно, что активность ВВС НОАК в воздушном пространстве Тайваня и вокруг него имеет целью ослабить боеготовность тайваньской авиации и вынудить ее растрачивать свои драгоценные ресурсы.
В августе Россия и Китай провели совместное военное патрулирование, в рамках которого «пара российских дальних бомбардировщиков Ту-95 и два китайских бомбардировщика „Сиань H-6K" совершили полет» в международном воздушном пространстве между Южной Кореей и Японией. Корейские и японские истребители были подняты по тревоге в ответ на вторжение в их зону опознавания противовоздушной обороны. Что примечательно, вторжение было осуществлено в районе, где корейская и японская зоны опознавания пересекаются. Как отметил командующий ВВС США в зоне Тихого океана коммандер Чарльз Браун (Charles Brown), это наверняка была попытка усилить и без того серьезные разногласия между двумя самыми важными союзниками Америки в Азии.
Российский президент Владимир Путин имеет репутацию трезвого и прагматичного политика. Однако эти случаи свидетельствуют о том, что он в большей степени стремится выслужиться перед Китаем, чем проводить политику, соответствующую национальным интересам России. Западным обозревателям хорошо известно о реваншистской агрессии России в Восточной Европе и о ее стремлении вернуть себе статус великой державы на Ближнем Востоке. Но очень немногие знакомы с внешней политикой России в Восточной Азии. В отличие от Европы и Ближнего Востока, там Россия является второстепенной силой. Кроме того, если не считать глубокие и многосторонние связи Москвы и Пекина, Россия в своих отношениях с Японией, Южной Кореей и странами Юго-Восточной Азии ведет себя как страна, в наибольшей степени заинтересованная в торговле и инвестициях. И это несмотря на ее традиционную склонность к применению жесткой силы. Например, Россия активно участвует в многосторонних региональных форумах, таких как АТЭС, и в целом регион не видит в ней никакой угрозы, в отличие от других частей нашей планеты. В результате ключевые партнеры США в сфере безопасности, такие как Япония, до настоящего времени поддерживают с Россией намного более функциональные отношения, чем большинство стран НАТО. Москва получает немалые выгоды от таких отношений, особенно в сфере экономики. Например, в 2017 году семь процентов российского экспорта направлялось в Японию и Южную Корею (в Китай 11 процентов). Однако зависимость России от Китая скорее всего будет увеличиваться, особенно в связи с тем, что в конце прошлого года в строй был введен газопровод «Сила Сибири».
В свете того, что Путин хочет углублять связи с такими азиатскими гигантами, как Япония и Южная Корея, а также с государствами АСЕАН в ответ на продолжающуюся изоляцию России со стороны Запада, а также стремится к диверсификации, чтобы быть более независимым от Китая, действия Москвы по запугиванию китайских соседей совместно с Пекином кажутся очень недальновидными. Такое решение подчеркивает, что роль России в Восточной Азии не совсем «нормальная», поскольку она все больше уступает Пекину позиции лидера. Эти инциденты показывают, что Россия готова выступать в качестве китайского подпевалы, и что Путин полон желания действовать в интересах Китая (по крайней мере, в Азии), даже если эти действия вредят самой России. Сама по себе российская угроза безопасности Японии, Южной Кореи и Тайваня весьма незначительна, однако эти события указывают на то, что самостоятельная внешняя политика Москвы в Азии подходит к концу.

Работают ли эти методы?
Среди областей, где Китай воспользовался этими приемами и создал отечественные аналоги, иностранные бизнес-группы называют возобновляемую энергию.
Покуда Пекин в 2005 году не постановил, что не менее 70% каждой ветряной турбины должно производиться в Китае, лидером китайского рынка была испанская компания «Гамеса» (Gamesa). Компания обучила производству более 500 местных поставщиков и построила завод по сборке в городе Тяньцзине. Другие многонациональные производители ветряков сделали то же самое.
Администрация Обамы поставила эту политику под сомнение, сочтя ее нарушением правил Всемирной торговой организации, и Китай ее отменил, — но к тому времени было уже поздно. Подконтрольные государству китайские предприятия уже развернули сборку турбин через тех же поставщиков. Сейчас Китай стал крупнейшим в мире рынком ветряных турбин, — причем большинство из них производятся китайскими компаниями.
Похожая промышленная эволюция последовала вскоре в солнечной энергетике. Пекин потребовал, чтобы солнечные батареи для первого крупного муниципального проекта на 80% были сделаны в Китае. И компании бросились налаживать в Китае производство и делиться технологиями.
Китайское правительство субсидировало производство солнечных батарей, — главным образом на экспорт. В итоге большинство солнечных панелей в мире производят китайские компании.

Какие отрасли на очереди?
Некоторые представители администрации Трампа опасаются, что то же самое произойдет в автомобильной промышленности.
Вскоре после того, как Китай распахнул двери для иностранных автомобильных компаний, китайские чиновники провели среди мировых лидеров тендер за право доступа к рынку. Каждое предложение передачи технологий совместному предприятию с государственной компанией-партнером скрупулезно анализировалось.
«Дженерал моторс» победила «Форд» и «Тойоту», согласившись построить в Шанхае современный завод с четырьмя дюжинами роботов для сборки новейших «бьюиков». Немецкий «Фольксваген» пришел в Китай раньше, и руководство пришло в ярость, потому что под нажимом конкурентов им пришлось модернизировать и свои технологии тоже.
Сегодня Китай — крупнейший автомобильный рынок мира. Однако за исключением считанных моделей класса «люкс», практически все продаваемые автомобили сделаны в Китае. Свою роль сыграли высокие китайские пошлины на импортные машины и запчасти к ним, а также желание иностранных компаний избежать затрат и рисков при транспортировке автомобилей с удаленных производственных площадок.

Как решит проблему состоявшаяся в среду сделка?
В рамках торгового перемирия китайские чиновники согласились не заставлять компании передавать технологии как обязательное условие ведения бизнеса — и наказывать тех, кто нарушает или крадет коммерческую тайну. Пекин также согласился не добывать стратегические технологии через выкуп китайскими компаниями.
Еще до этого китайские чиновники обязались отменить обязательное требование о создании совместного предприятия в таких областях как автомобильная промышленность.
Вопрос в том, будет ли Китай свои обязательства выполнять. В прошлом месяце китайские официальные лица уже опубликовали правила, где реализовано многое из того, что они обещали в соглашении в среду. Однако, как утверждают иностранные юристы, в новых правилах имеются большие лазейки. Так, правила предоставляют китайским надзорным органам широкую свободу действий при наличии «особых обстоятельств», «государственных интересов» и других нечетких исключений.
Торговый пакт предусматривает консультации в течение 90 дней, если США сочтут, что Пекин своих обязательств не выполняет. Сможет ли администрация Трампа добиться полного соблюдения — неясно. В более широком контексте пакт не затрагивает субсидирование Китаем новых отраслей промышленности, — а именно они сыграли ключевую роль в том, что произошло в том же производстве солнечных батарей. Китай в значительной степени отклонил призывы ограничить субсидии отечественным конкурентам в таких отраслях, как полупроводники, коммерческая авиация, электромобили и другие технологии будущего.
Администрация Трампа рассчитывает уравновесить это пошлинами. Частичное соглашение о торговле оставит сплошные пошлины для многих из этих отраслей в силе, — чтобы китайские конкуренты не наводнили американский рынок. Сохранение этих пошлин также придаст западным компаниям мощный финансовый стимул пересмотреть цепочки поставок, которые сильно зависят от Китая.

Как отмечают китайские специалисты, этот спад был вызван снижением темпов роста мировой экономики и слабостью индустриального сектора в Японии, США и Евросоюзе. Но при этом он не связан напрямую с торговым конфликтом между США и Китаем.

КНР является крупнейшим производителей редкоземельных металлов в мире и покрывает более 70% американской промышленности в этих материалах. В мае прошлого года китайские власти заявили, что могут ограничить их экспорт в США в случае дальнейших враждебных действий со стороны американского правительства, но так и не реализовали эту угрозу. Однако в последние месяцы США предприняли ряд мер по стимулированию замещения импорта редкоземельных металлов и снижению зависимости от Китая.

Согласно данным геологоразведки, месторождение Australian Vanadium Project содержит 183,6 млн. т руды со средним содержанием пентоксида ванадия 0,76%. Кроме того, здесь можно будет добывать титановую и железную руду.

Ранее AVL подписала такие же предварительные соглашения с двумя другими китайскими компаниями Hebei Yanshan Vanadium и Titanium Industry Technology Research. Они заинтересованы в приобретении ванадиевого сырья, тогда как HBIS рассматривает возможность инвестирования в разработку австралийского месторождения.

В то же время, по итогам всего 2019 г. китайский импорт меди снизился на 6% по сравнению с предыдущим годом до 4,98 млн. т. Ранее сообщалось, что собственный объем производства меди в прошлом году составил 8,94 млн. т, на 2,4% больше, чем годом ранее.

Как считает аналитик из гонконгской компании Argonaut Securities Хелен Лау, чьи слова приводит агентство Reuters, резкое увеличение поставок меди в Китае в конце 2019 г. было вызвано такими факторами как активизация спроса на этот металл со стороны китайской промышленности, благоприятное для продавцов соотношение цен на мировом и китайском рынках, а также дефицит медного лома в Китае.

Импорт медного концентрата в КНР в 2019 г. достиг рекордной отметки — 21,99 млн. т, на 11,5% больше, чем годом ранее. В декабре в страну поступило 1,93 млн. т этого сырья — на 10,6% меньше, чем в ноябре, но на 31,8% больше, чем в декабре 2018 г.

Как отмечают специалисты SMM, основными причинами этого подъема были благоприятная ценовая обстановка на рынке, а также завершение капитальных ремонтов на нескольких крупных предприятиях.

Всего в 2019 г. объем производства рафинированного цинка в Китае достиг 5,84 млн. т. Это на 9,6% превышает уровень 2018 г. Согласно оценкам SMM, совокупные мощности крупных и средних предприятий отрасли на конец прошлого года составляли около 6,09 млн. т в год.

Пекин, 14 января /ChinaPRO.ru/ – В 2019 г. гражданская авиация Поднебесной обслужила 660 млн пассажирских поездок. Это на 7,9% больше, чем в 2018 г., сообщило Управлении гражданской авиации КНР.

За прошлый год общий оборот гражданской авиации Китая достиг 129,3 млрд тонно-километров. При этом объем грузовых и почтовых перевозок составил 7,53 млн т.

По итогам 2019 г., открыты новые авиамаршруты общей протяженностью 9 275 км, а количество транспортных аэропортов в Поднебесной достигло 238.

В 2020 г. Китай планирует нарастить пассажирские перевозки – на 7,5%, грузоперевозки – на 7,6%, а почтовые – на 1,3%.

Напомним, что за январь-октябрь 2019 г. общий объем авиаперевозок в стране составил 107,75 млрд тонно-километров. Это на 7,5% больше, чем за январь-октябрь 2018 г. В частности, за десять месяцев прошлого года грузоперевозки самолетами гражданской авиации КНР достигли 6,11 млн т. Данный показатель вырос на 1% по сравнению с аналогичным показателем 2018 г.

Как ожидается, к 2038 г. китайские авиакомпании будут эксплуатировать 10 344 самолетов. В течение ближайших двадцати лет авиапарк Китая будет увеличиваться на 5,2% ежегодно, авиаперевозки – на 6%. Такие темпы роста на 1,7% превышают средний аналогичный показатель в мировом масштабе.

Пекин, 14 января /ChinaPRO.ru/ – По итогам 2019 г., в Китае были проданы 1,17 млн тяжелых грузовиков. Это на 2% больше, чем в 2018 г., и данный показатель достиг нового рекордного уровня. Таковы официальные данные.

Рост спроса на тяжелые грузовики в Поднебесной вызван, прежде всего, официально принятыми мерами по ограничению использование устаревших грузовиков и ужесточением контроля над перегрузкой.

Только за декабрь прошлого года в КНР продано примерно 90 000 тяжелых грузовиков. Данный показатель увеличился на 9% в годовом сопоставлении. Со второй половины 2019 г. в стране на протяжении шести месяцев подряд рос объем продажи тяжелых грузовиков.

Ранее сообщалось, что за январь-ноябрь 2019 г. в Китае проданы 1,07 млн тяжелых грузовиков. Это на 1% больше, чем за аналогичный период 2018 г.

В частности, только за ноябрь прошлого года в стране проданы 94 000 тяжелых грузовиков. Это на 3% больше, чем в октябре 2019 г., и на 5,3% больше, чем в ноябре прошлого года. А вот в мае 2019 г. китайские производители тяжелых грузовиков продали 109 000 единиц своей техники. Это на 4% меньше, чем в мае 2018 г.

До сих пор на нефтегазовом рынке Поднебесной доминирующее положение занимают государственные компании. Иностранные компании могут получить к нему доступ только при условии ведения деятельности совместно с китайскими компаниями. Открытие рынка с 1 мая текущего года позволит покончить с монополией государства и окажет дополнительное стимулирующее действие на рынок.

Ранее сообщалось, что по итогам октября 2019 г., объем добычи сырой нефти в Китае достиг 16,19 млн т. Это на 0,3% больше, чем в октябре 2018 г. За десятый месяц прошлого года в Поднебесной переработано 52,13 млн т сырой нефти. Данный показатель на 4% больше, чем годом ранее. За январь-октябрь 2019 г. общий объем добычи в стране составил 159,29 млн т.

К 2020 г. Китай увеличит добычу нефти до 200 млн т ежегодно. В 2018 г. в стране добыто 190 млн т нефти.

Напомним, что по итогам января-сентября 2019 г., в Поднебесной объем добычи сырой нефти составил 143 млн т. Это на 1,2% больше, чем за январь-сентябрь 2018 г. Таким образом, в стране прекратилась тенденция падения объема производства сырой нефти, которая наблюдалась на протяжении трех лет подряд.

Конституция КНР — одна из немногих открыто социалистических конституций, которая устанавливает "народную демократическую диктатуру", прямо провозглашает Китай социалистическим государством и запрещает любые попытки изменения строя (статья 1). При этом Китай не боится менять Конституцию, так как сами масштабы реформ требуют постоянных корректив. Так, нынешний Основной закон КНР (его еще называют в обиходе Конституцией Дэн Сяопина), будучи принятым в 1982 году, менялся пять раз. В результате первых четырех правок поменялась или была переработана 31 статья. Последний раз — 11 марта 2018 года, ВСНП добавили к этому изменения еще в 21 статье. Все это было сделано без широкого обсуждения или референдума (хотя китайское законодательство референдумы предусматривает, таковые ни разу не проводились). Причем изменения Конституции 2018 года многие американские и японские эксперты называли конституционным переворотом, "возвращением стрелок часов назад" и так далее, поскольку в Основной закон были возвращены "идеология" и "однопартийный тоталитаризм". Посмотрим, о чем в действительности идет речь.
В Конституции КНР 1975 года, появившейся на излете Культурной революции (1966-1976), и в Конституции 1978 года, принятой еще до начала реформ Дэн Сяопина, во 2-й статье говорилось, что КПК "является руководящим ядром всего китайского народа. Рабочий класс осуществляет руководство государством через свой авангард, Коммунистическую партию Китая". Конституция, принятая при Дэн Сяопине в 1982-м, оставила упоминание о руководящей роли Компартии только в преамбуле, по сути, частично деидеологизировав систему управления. Китай 80-х жил в рамках своей "романтической идеи", пусть и основанной на жестком экономическом прагматизме, но в постоянном поиске наиболее удачных моделей развития. Тогда Китай только встраивался в мировые политические и экономические процессы, и чтобы каким-то образом преодолеть косную на тот момент идеологию и отделить партию от государства, было принято такое решение. Но оказалось, что руководящая партия (а формально в Китае — многопартийная система) крайне важна для страны, которая практически с нуля поднялась из бедности и экономической разрухи, а теперь еще и пытается формировать мировые тренды. И в редакции 2018 года статья о руководящей роли КПК была возвращена в основной текст Конституции, а в преамбулу вошла фраза об "идеях Си Цзиньпина о строительстве социализма с китайской спецификой в новую эпоху" — вместе с повторением фраз об идеях Мао Цзэдуна, Дэн Сяопина и других лидеров КНР.
Здесь мы не совпадаем с КНР — ни о какой государственной идеологии, закрепленной в российской Конституции, речи не идет.
Другое важное изменение — это полное снятие ограничений на время пребывания на своем посту председателя КНР. До 1982 года в Китае не было ограничений по срокам на ключевых руководящих постах. Но при разработке Конституции 1982-го наложено ограничение на два срока пребывания на своих постах для всех, кроме председателя Центральной военной комиссии (крайне важный пост в структуре китайской власти). Тогда это положение рассматривалось как центральная часть системной реформы, направленной на предотвращение повторения трагических эксцессов Культурной революции. Система действовала безотказно, раз в десять лет избирался новый председатель КНР. Причем Пекин всегда подчеркивал идею преемственности, чтобы всем было понятно, что со сменой лидера характер власти и курс на реформы не меняется.
Все успешно работало, пока Китай жил в комфортной ситуации всеобщего восхищения и поддержки, и, как это обычно бывает, пока на фоне процветания не начали проявляться признаки утраты импульса к развитию. Китай "обленился", предприниматели стали заботиться прежде всего о личном процветании, КНР же — страна коллективного развития, руководство которой понимает, что всякое торможение означает начало проигрыша. Нужен был новый импульс к рывку, который и привносит Си Цзиньпин. Активно продвигаемая им инициатива "Пояс и путь", вызывающая восхищение и одновременно шквал критики, борьба с обособлением региональных элит, преодоление давления извне, перевод промышленности Китая на новые высокие технологии — все это требует немалого времени. И никак не два срока, а значительно больше, поскольку многие планы намечены как минимум до 2049 года.
Руководитель КНР занимает, по сути, три поста — генерального секретаря КПК, председателя КНР и председателя Центрального военного совета. Если до 2018 года статья 79 ограничивала полномочия председателя двумя каденциями, то отныне количество сроков не оговорено, хотя сами выборы проходить все же надо.
Да, очевидно, что в Китае за счет этого выросли концентрация власти и слияние партийно-административного аппарата. Предложения по российской Конституции заключаются, наоборот, в перераспределении полномочий и ответственности, в передаче части власти Госсовету, Конституционному суду и другим органам, по сути — в частичной деперсонификации власти. И это наверняка повлечет ее меньшую концентрацию у небольших групп чиновников на местах. То есть в этом пункте реформирования Россия также не похожа на Китай.
Среди поправок в Конституцию КНР 2018 года есть и изменения, касающиеся создания Центральной государственной контрольной комиссии по надзору за антикоррупционными действиями. Это важнейшая структура, которой в Конституции посвящен обширный раздел. Комиссия не подотчетна непосредственно ВСНП, теоретически высшему государственному органу, и все это ставит ее над такими образованиями, как Государственный совет, Верховный народный суд и Верховная народная прокуратура. Орган наверняка полезный и, очевидно, сформирован для того, чтобы усилить систему контроля над многочисленными официальными структурами и властными группировками в Китае. Он нацелен на методичную и эффективную борьбу с коррупцией на всех уровнях государственной власти, что стало одним из ключевых пунктов нынешней социальной программы в КНР. Такого в России (увы?) нет.
Так что формально никакого отношения нынешние преобразования в России к китайской модели не имеют.
Китай выработал множество уникальных моделей, позволяющих ему успешно развиваться на протяжении 40 лет. Было бы наивным даже частично механически копировать эти модели, хотя внимательно изучать все же стоит. К примеру, в Китае, весьма далеком от либерального развития, сложился особый вид патернализма: социально ориентированное государство является высшим источником социальной справедливости. Оно реально, а не декларативно "кормит" народ и поддерживает предпринимательство, науку, образование, здравоохранение. Оно обеспечивает эффективность развития, требуя при этом от народа определенную модель поведения. Все это происходит на основе установления взаимного социального договора между властью и народом, когда оба берут на себя строгие этические обязательства и имеют общее понимание целей. Но чтобы завоевать такое доверие, власти в Китае, например, потребовались многие годы честного соблюдения своих обязательств.

Иллюзия месяца состоит в том, что с подписанием «первой стадии» сделки между Америкой и Китаем в прошлую среду, 15 января, произошло нечто значительное. В действительности, поле боя второй холодной войны перешло от торговли к технологии.
Дело не только в том, что Америка прибегает к помощи властей других стран, чтобы не допустить на рынки технологии компании «Хуавэй». Она также прибегает к помощи ведущих мировых производителей полупроводниковых изделий, таких как «Тайвань Семикондактор Мануфэкчуринг Кампани» (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company), настаивая, чтобы они не продавали свои современнейшие чипы Китаю. То же самое происходит и с компаниями, продающими оборудование, производящее микросхемы, например, с голландской АСМЛ (ASML).
Кроме того, существуют и другие фронты в новой холодной войне, помимо технологического. Ключевая битва, например, идет за потоки капиталов. Американское правительство хотело бы сократить инвестиции США в Китае. Но китайское правительство энергично подбадривает западные банки и управляющих активами.
Далее, происходит валютная конкуренция, о которой я писал в сентябре. С одной стороны, Америка хочет сохранить международную финансовую систему, где американский доллар является доминирующей валютой для торговли и резервов. С другой — китайские технические гиганты «Алибаба» и «Тенсент» представляют платформы электронных платежей, превосходящие все, что Америка может предложить, в то время как Народный банк Китая собирается запустить цифровой юань.
По мере интенсификации второй холодной войны роль России остается довольно незначительной. Она не является серьезным игроком ни в области оборудования, ни в области программного обеспечения. К тому же, она играет незначительную роль и в финансовом отношении: рубли никому не нужны, потому что санкции США весьма действенно изолировали российскую экономику.
Так что же в таком случае может предложить Путин, кроме огромного склада преимущественно отжившего свой век ядерного оружия и традиционных военных сил, проявивших себя в достаточной мере, но вряд ли блестяще на Украине и в Сирии? Ответ — несравненный талант к гибридной и информационной войне.
В прошлые выходные я впервые поехал на Тайвань, очаровательный остров, где можно понять, как бы развивалась история Китая, если бы не произошла революция 1949 года. В отсутствие ужасов и лишений тирании Мао народ Тайваня построил динамичную рыночную экономику и энергичную либеральную демократию.
Однако он постоянно сталкивается с угрозами со стороны Пекина, отказывающегося признавать его фактическую независимость и стремящегося подчинить его коммунистической партии. Последняя форма, которую приняли подобные угрозы — это масштабная кампания по дезинформации в тайваньских социальных сетях. Эта кампания вполне очевидно задумана в России и собрана в Китае.
Во второй холодной войне появится не одна причудливая парочка. Если Америка преуспеет в противостоянии с Китаем так же, как в противостоянии с Советским Союзом, то Дональд Трамп (Donald Trump) — и его преемник — должны заново освоить уроки дипломатии конца XX века. Союзники играют важную роль, а союзники-враги тоже бывают вполне полезны.
В следующем году состоится 50-летняя годовщина с тайной поездки Генри Киссинджера (Henry Kissinger) в Пекин, ставшей началом отношений между Америкой и Китаем. Он стал ключевым моментом холодной войны: раскол между Китаем и Советским Союзом был использован, чтобы объединить Вашингтон и Пекин против Москвы.
Окончательная цель американской стратегии 2020-х годов должна состоять в том, чтобы добиться зеркального отражения того маневра, разобщив Путина и Си и подтолкнув Россию в западную конфигурацию, единственно способную спасти Россию от поглощения развивающимся Китаем.
Дональд и Влад — ни одни отношения не доставляли Трампу большего количества неприятностей. Принесут ли они когда-либо стратегическое вознаграждение? Возможно, это ключевой вопрос второй холодной войны.

Китай пошел на огромные уступки, но умный вице-премьер Лю Хэ (а он действительно блестящий специалист в мировой экономике) хитро сообщил, что, например, новые преференции будут доступны не только США, но и любым другим партнерам Китая. То есть Китай открывает свои рынки не только США, но и всем тем странам, которые никак не могли прорваться через "глубоко эшелонированную" оборону китайского рынка, в том числе тендеров, контрактов, новых высокотехнологичных областей промышленности. И от этого выиграет любая сторона, которая подготовилась заранее, имеет своих специалистов и понимание логики работы в Китае.
Торговый оборот КНР за 2017 год (это пик его внешней торговли) составлял 1,84 триллиона долларов США. Это значит, что Вашингтон хочет обязать Китай покупать у США около 30% от его общего годового импорта. Если к 2017 году доля торговли с США во внешнеторговых операциях составляла около 14%, что было сопоставимо с торговлей с ЕС и АСЕАН (Россия занимает около 2,4%), то сейчас очевидно, что она возрастет как минимум до 22-25%, оставив далеко позади все другие страны.
На фоне торговой войны товарооборот между КНР и США в 2019 году снизился на 14,6% и составил 541,22 миллиарда долларов, причем 418,5 миллиарда — это экспорт из Китая в Америку. Если Пекин вернется к уровню импорта из США 2017 года и прибавит к этому 200 миллиардов долларов США, совокупно он будет закупать на 576 миллиардов товаров и услуг в течение двух лет. Какой бы впечатляющей ни казалась эта сумма, она вполне достижима, но придется подвинуть других торговых партнеров, в том числе и тех, с которыми Китай заключил новые соглашения в 2018-2019 годах: например, Вьетнам, Индию, Аргентину, многие страны АСЕАН и даже Россию. И здесь возникает вопрос, на который сегодня ответа пока нет: будут ли США продолжать требовать 30% доли в импорте Китая?
Последствия сделки не столь трагичны для китайской экономики. В 2019 году годовой номинальный ВВП составил около 14,14 триллиона долларов США, и если Китай сохранит хотя бы шесть процентов годового роста, он сможет переварить требования США уже к 2022 году. К тому же Китай надеется, что в рамках первой фазы сделки тарифы на китайские товары частично снизятся примерно до 7,5% против нынешних заградительных 21-25%. Это хорошая новость для китайских компаний, но все же это выше, чем в январе 2018-го (три процента).
И все это — лишь один пункт соглашений. Но ведь есть еще жесткие требования по соблюдению авторских и патентных прав. А еще Китай берет на себя обязательства не девальвировать искусственно юань и начать его укреплять, США же исключают Китай из списка валютных манипуляторов. Это ответ на резкую девальвацию юаня в августе 2019-го, когда китайская валюта пробила психологическую отметку в семь юаней за доллар, что формально выправило очередной дисбаланс во внешней торговле Китая.
Главный вопрос: почему Китай все же согласился с большинством американских условий? Теоретически Пекин мог бы занять жесткую оборонительную позицию, развязать антиамериканскую кампанию, собирать под свои знамена союзников, которых у него немало, и в конечном счете самым явным образом реализовать модель двух глобальных полюсов. Но это означало бы переход совсем к другому типу экономики Китая — частично изолированному, возможно — мобилизационному. И, как следствие, создало бы угрозы устойчивости власти в самом Китае — стране, народ которой привык постепенно богатеть, доверять власти, работать на внешние рынки и конкурировать в области экономики, но не политики.
Даже безо всякого жесткого противостояния стало ясно, что повышение тарифов, как прямое, так и ответное со стороны Китая, ударило по национальной экономике. В 2019 году, по предварительным итогам, объявленным Национальным бюро статистики, экономика Китая выросла лишь на 6,1%. И хотя такому росту могут позавидовать многие страны, для Китая это самый низкий темп роста за последние 29 лет. Рост промышленного производства составил 5,7% против 6,2% в 2018-м, а рост розничных продаж — восемь процентов против девяти.
С формальной точки зрения ничего страшного не произошло. Но дело не только в замедлении роста, но и в том, что жесткое противостояние обрушило бы планы Китая по многовекторному выходу за рубежи, привело бы к схлопыванию многих проектов — как внутри страны, так и вовне. И Китай избирает тактический рисунок поведения, навеянный "Искусством войны" Сунь-цзы и У-цзы: принцип неуязвимости, мягкости и гибкости воды, которая обтекает камень. В общем, "поддаться, чтобы потом победить".
Еще один вопрос: а почему Вашингтон нанес удар по Китаю именно сейчас? Ведь Китай вполне устраивал США, пока Пекин действовал в рамках стандартной американской экономической модели. Строго говоря, Китай частично и поднялся за счет того, что умело использовал западную торгово-экономическую систему. Но невозможно быть в полной мере независимой страной, пока опираешься на модель, которую контролируют другие, и вот с середины 2010-х КНР стала активно выстраивать свою модель. Она включает создание частично альтернативной банковско-финансовой системы, независимых инфраструктурных проектов в рамках инициативы "Пояс и Путь" и, главное, Китай из мировой фабрики превратился в мощного политического игрока со своей глобальной концепцией. Вокруг нее уже образовался лагерь стран-партнеров, и эти страны стали плавно мигрировать от Вашингтона в сторону Китая. И еще Китай стал активно продвигать свои стандарты высоких технологий, вторгшись на американскую площадку. Тут-то США и нанесли ответный удар, стремясь заставить Пекин вернуться в лоно американской модели.
Еще год назад многим китайским экспертам казалось, что речь идет о стандартных, пускай и масштабных, экономических трениях, которые можно решить путем изнурительных переговоров. Отрезвление наступило достаточно быстро: стало очевидно, что торговые трения — лишь часть долгосрочной политики США, нацеленной на ограничение расширения влияния Китая. Вашингтон атакует Пекин по всем фронтам, параллельно с торговыми санкциями идет атака на технологических гигантов вроде Huawei, ZTE и многих других, на распространение китайских инноваций в мире. Китай обвиняют в нарушении прав человека, формируют имидж страны, которая ведет технологический и экономический шпионаж, — в общем, делают из Китая "токсичную страну". И речь уже не о торговле — речь о борьбе за глобальное будущее.
Что подвело Китай, как он попал в такую ситуацию при наличии столь развитой экономики? Кажется, сработал тот же фактор, что и перед вторжением в Китай западных держав, то есть в период Опиумных войн 1839-1860 годов. В первой четверти XIX века по объему в мировом ВВП Китай был самой первой страной и самостоятельно производил практически все — кроме, пожалуй, оружия. И в тот момент страну подвела некоторая заносчивость: Поднебесная империя практически не обращала внимания на внешний мир, а всем соседним государствам предлагала свою модель финансовой и административной поддержки в обмен на безоговорочную лояльность. Такая односторонняя модель "азиатской дипломатии", которая не позволяла обращать внимание на реалии внешнего мира, столкнувшись с искушенными и хорошо вооруженными западными странами, потерпела крах. Тогда Китай проиграл свою независимость за несколько лет — и хорошо развитая экономика не помогла. Сейчас ситуация могла оказаться похожей, естественно, с оговорками на другие исторические условия: Китай был настолько уверен в устойчивости предлагаемой инициативы "Пояс и Путь", настолько активно продвигал ее, что перестал обращать внимание на то, что пока он сам еще существует в рамках другой модели. И нам придется признать, что в США работают очень неплохие специалисты, которые прекрасно понимают, с какой стороны побольнее ударить по Китаю.
По сути, Китай принудили закупать в обязательном порядке строго оговоренную номенклатуру товаров (в соглашении расписаны практически все виды продукции) безо всякой рыночной конкуренции, без тендеров и без оглядки на соглашения, которые уже были подписаны КНР с другими странами. Такой эпизод разбирательства между двумя членами ВТО выглядит весьма странно. И должно насторожить другие страны: с ними однажды могут поступить так же. США добивались еще и другого: показать, что они контролируют мировую ситуацию, если обладают рычагами воздействия на такого экономического гиганта, как Китай. Это должно дать знак и другим странам, которые, по мнению США, слишком близко сошлись с Китаем.
А вот то, что по-настоящему нас волнует: затронет ли это Россию? Мы должны готовится к тому, что рынок Китая станет еще более жестким и конкурентным, чем раньше. Некоторые российские пищевые компании сумели воспользоваться окном возможностей и выйти на китайский рынок. Мы, например, заметно увеличили поставки сои и мороженой рыбы (на сумму около 250 миллионов долларов и 1,5 миллиарда долларов соответственно в 2018 году), но с этим сейчас придется сложнее. По соглашению Китай должен закупать у США ежегодно сои на 18,8 миллиарда долларов, а морепродуктов, в том числе и рыбы, на 1,48 миллиарда, муки — более чем на 1,4 миллиарда. От резких потрясений в области поставок нефти и газа в Китай мы защищены долгосрочными контрактами, но уже очевидно, что именно США в ближайшее время станут основным поставщиком энергоносителей в Китай. Замедляется и рост российско-китайской торговли: по предварительным итогам 2019 года она составила 110,75 миллиарда (рост на 3,4% по сравнению с 2018 годом).
Китай за эти 18 месяцев противостояния вел себя весьма аккуратно и ответственно. Он меньше всего хочет обрушивать нынешнюю торговую систему, так как в прямом смысле живет с нее — ведь именно ради этого Китай последние несколько лет столь тщательно выстраивает новые логистические инфраструктуры. Китай многому научился и наверняка сделал для себя выводы. Впереди еще тяжелые переговоры по второму этапу соглашения, которые должны затронуть саму модель экономического развития Китая, — и это для него очень серьезно.
И еще у Китая прекрасная историческая память. Мы должны ожидать, что Китай будет готовить долгосрочный ответ.

Конечно же, перспективы создания настоящего, формализованного китайско-российского альянса все еще представляются довольно отдаленными, однако время от времени весьма полезно критически оценить конкретные проявления этих крайне важных двусторонних отношений в стратегической плоскости, и особенно важно это теперь, когда партнерство Москвы и Пекина беспрерывно процветает более 30 лет. Такого рода всесторонняя оценка с точки зрения военно-морских сил содержится в вышедшем в середине 2019 года научном журнале «Российские, восточноевропейские и центрально-азиатские исследования» (Russia, Eastern Europe and Central Asia Studies —俄罗斯, 东欧, 中亚研究). Его авторы, научные сотрудники Китайского военно-морского исследовательского центра (海军研究院), опубликовали большую статью под заголовком «Исторический обзор и оценка 70 лет китайско-российского военно-морского сотрудничества» (A Historical Review and Assessment of 70 Years of China-Russia Naval Cooperation [中俄海军七十年合作的历史回顾与思考].
Конечно же, первое изменение в глобальном балансе сил в результате российско-китайского сотрудничества произошло в 1950-х годах. В этот период КНР перестала быть «беспомощным» государством в военном отношении без достойной упоминания военной промышленности и всего за десять лет смогла создать довольно современные вооруженные силы. Этот сверхэнергичный процесс основывался на тяжелых уроках ведения военных действий против значительно лучше вооруженного противника в ходе хорошо известного кровавого корейского конфликта. Однако этот значительный прогресс Китая в военной области был бы невозможен без колоссальной помощи со стороны Советов. Что касается передачи относившихся к военно-морским силам вооружений, то Москва, по данным этого научного журнала, к началу 1953 года уже передала Пекину десять торпедных катеров и 83 самолета. Этот процесс ускорился в период с 1953 года по 1955 год, в течение которого Китай получил дополнительно 81 корабль (общее водоизмещение 27234 тонны) и 148 самолетов. Среди этих кораблей были два эсминца, четыре фрегата и 13 подводных лодок.
Кроме того, русские поставили в Китай более 500 торпед, более 1500 морских мин, а также береговые артиллерийские установки, радары и коммуникационное оборудование. Третья очередь поставок состояла из 63 кораблей и 78 самолетов. На китайских верфях было произведено еще 116 морских судов, и в этой работе китайцы до 1957 года во многом полагались на советских специалистов, а также использовали приобретенные у СССР разработки и технологии. В конечном итоге некоторые заключенные в начале 1959 года договоры «позволили Военно-морским силам Китая вступить в ракетный век».
Следует отметить, что упомянутый трансфер технологий и оборудования включал в себя Р-11, примитивные межконтинентальные баллистические ракеты морского базирования, а также Р-15, одни из самых первых противокорабельных крылатых ракет. Да, это самые ранние предшественницы сегодняшних ракет JL-3 и YJ-12, которые в настоящее время представляют собой реальную угрозу.
В соответствии с нынешним позитивным характером российско-китайских отношений, очень мало в этой статье говорится о китайско-российском конфликте, в результате которого эти два евразийских гиганта оказались на грани войны в конце 1960-х годов. Авторы статьи считают, что разрыв произошел между двумя партиями, а не между двумя военно-морскими силами, однако в ней также подчеркивается, что заявленная Кремлем цель относительно создания «совместного флота» была воспринята в Китае как попытка вмешательства в суверенитет Китая.
Тем не менее значительное военное сотрудничество между Москвой и Пекином в 1950-х годах в этой китайской статье представлено как «имеющее очень важное историческое значение» (重要历史作用). Ее авторы согласны с тем, что оно позволило «существенным образом снизить угрозу со стороны американского империализма» (有效抵制美帝国主义的军事威胁). И вот что еще говорится в ней по этому поводу: «Успехи в создании Военно-морских сил Китая нельзя отделить от помощи со стороны советских экспертов» (中国海军建设的成绩是与苏联专家的帮助分不开的).
В течение долгого времени «советские ревизионисты» не получали таких положительных оценок от китайских ученых, но в настоящее время «восточный ветер», судя по всему, вновь дует в полную силу. Советский Союз в весьма значительной мере помог укрепить вооруженные силы Китая в 1950-е годы, и эти два китайских эксперта в области военно-морского флота убедительно показывают, что столь же амбициозная и важная программа российско-китайского сотрудничества, начавшаяся в 1991 году, имела аналогичный эффект. Если посмотреть в целом на этот процесс, то количественные показатели производят впечатление. Согласно китайским данным, Россия продала Китаю более 500 военных самолетов, включая Су-27, Су-30, Су-35, некоторые модели Ил-76. Почти столь же значимыми являются поставки вертолетов — Китай получил 200 крылатых машин Ми-171. Эти крайне важные приобретения позволили китайским наземным и воздушным силам вступить в новую эру, и то же самое можно сказать о получении Пекином четырех эсминцев класса «Современный», а также 12 субмарин класса «Кило», — все это позволило Военно-морским силам Народно-освободительной армии Китая, принявшим столь значительную поддержку, уверенно вступить в XXI век. Более того, приведенный здесь короткий список не включает в себя другие приобретенные жизненно важные системы — такие как современные комплексы противовоздушной обороны, которые составляют значительную часть закупок Китаем вооружений у России.
Ссылаясь на китайские источники, китайские авторы утверждают, что Китай в период с 2000 года по 2005 год потратил на закупку вооружений у России 13 миллиардов долларов. Это весьма значительная сумма наличных денег, особенно с точки зрения скудноватых постсоветских стандартов. На самом деле все эти многочисленные сделки были направлены не только на спасение Народно-освободительной армии от старения, но и одновременно «помогали решить… проблему выживания и развития» (解决… 生存和发展问题) постсоветского российского военно-промышленного комплекса. Однако столь же важными, как и трансфер технологий, были инвестиции человеческого капитала в это сотрудничество. В этом исследовании подчеркивается, что две тысячи офицеров среднего и высокого ранга получили образование в российских военных академиях. Высшее звено Военно-морских сил Китайской народно-освободительной армии, как указано в этой статье, располагает большим количеством подобного рода выпускников. Возможно, наиболее важным для будущего китайских вооруженных сил является то обстоятельство, что сотрудничество с Россией «способствовало, в частности, увеличению внутреннего производства и разработок» (尤其带动了国内武器研制水平和理念的提升). Возьмем, к примеру, противокорабельную ракету YJ-18, которая, судя по всему, превосходит все американские ракеты такого класса. На самом деле она представляет собой один из вариантов российской ракеты SSN-27. Сегодня происходит активное оснащение этими ракетами — как надводного, так и подводного базирования — китайских Военно-морских сил.
Однако при всем значительном воздействии на региональный баланс сил двух этих важных периодов российско-китайского сотрудничества в области безопасности, существуют весьма реальные причины для сомнений, что подобное партнерство позволит на самом деле изменить глобальную политику. В конечном счете китайские аналитики указывают на то, что объемы продаж Россией вооружений Китаю значительно сократились по сравнению с пиковыми показателями 2005 года. Более того, совместные военные учения не проводятся на регулярной основе, и они, судя по всему, не являются свидетельством воинственной тенденции, направленной на все большую демонстрацию военной силы. Конечно, такого рода тенденции могут являться отражением новой уверенности Пекина в отношении своих собственных возможностей производить современные виды вооружений, но они, вероятно, отражают также определенную степень сдержанности и осознания того, что слишком большое военное сближение между Россией и Китаем может послужить достаточным основанием для новой холодной войны, а предпосылки для этого имеются.
Вместе с тем американские военные аналитики должны оценить возможные результаты существенно более тесных российско-китайских отношений в области безопасности независимо от того, являются ли они формализованными в раках реального «альянса» или нет. Китай и Россияв настоящее время имеют большое количество совместных проектов, в том числе в области создания широкофюзеляжного коммерческого авиалайнера, а также вертолета большой грузоподъемности. А будут ли они в будущем сотрудничать в области создания фрегатов, истребителей вертикального взлета и посадки, атомных подводных лодок, малозаметных бомбардировщиков или даже авианосцев? Начнут ли Москва и Пекин проводить более масштабные совместные военные учения, которые будут иметь значительные стратегические последствия в крайне чувствительных регионах? А готовятся ли третьи страны, в том числе Иран, к тому, чтобы получить статус «младшего партнера» в так называемом квазиальянсе? И будут ли Китай и Россия стремиться в ближайшие десятилетия к координации стратегических инициатив для создания более благоприятных для себя стратегических условий?
Основанные на сотрудничестве отношения между Москвой и Пекином уже два раза приводили к значительным сдвигам в военном балансе в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Не приведет ли третий этап этого сотрудничества уже к глобальной трансформации?
Такое будущее, разумеется, не выходит за рамки возможного. Комбинация российского конструкторского гения в области создания вооружений и китайских организационных и производственных возможностей, на самом деле, может дать потрясающий результат. Это еще одна причина для стран Запада для того, чтобы проявлять сегодня сдержанность, принимать и поддерживать многополярность, а также пытаться избежать возвращения к 1950-ым годам «с китайскими характеристиками».

Лайл Голдстайн - доцент Института по изучению Военно-морских сил Китая (China Maritime Studies Institute) и Военно-морского колледжа США в Ньюпорте, штат Род-Айленд (U.S. Naval War College).