За Китай

Но в итоге рост все равно замедлился…
Как говорят в Китае, «пусть расцветают сто цветов», то есть могут быть разные оценки наследия Ху Цзиньтао. Возможно, надо было проводить реформы, когда экономика КНР была на максимуме, а не дожидаться замедления. Но следует понимать, что в то время Китай наращивал мышечную массу на имевшийся скелет, богател (причем это касалось как государства, так и граждан) и завоевывал позиции на международной арене, следуя формуле Дэн Сяопина из 24 иероглифов: «выжидать в тени», «вести себя скромно», «никогда не претендовать на лидерство». С другой стороны, а зачем что-то реформировать, если все и так хорошо? Как говорят американцы, If it ain’t broke, don’t fix it (если это не сломано, не стоит это чинить — прим. «Ленты.ру»). То есть я считаю, что просто нет однозначного ответа на вопрос «когда надо проводить реформы — на подъеме или когда экономика замедляется?»
И в конце концов, реформы — это хорошо, но гораздо важнее другое — китайским лидерам удалось удержать страну под контролем. Были спазмы, причем жестокие — например, события на площади Тяньаньмэнь. Но в целом страна с населением более миллиарда человек все это время находилась в управляемом состоянии. Да, в КНР случаются протестные выступления. В этом году были угольные бунты, несколько напоминавшие то, что у нас произошло в свое время в Пикалево, только в тысячу раз более масштабные. Но в целом, повторю, страна находится в управляемом состоянии.

Однако реформы-то все равно нужны…
Нужны. Например, сейчас стоит задача сокращения избыточных мощностей. Китай ежегодно производит лишних 400 миллионов тонн стали и примерно два миллиарда тонн угля. Аналогичная ситуация с производством цемента, в нефтепереработке и нефтехимии. Что с этим делать, не очень понятно, поскольку сокращение производств затронет десятки миллионов людей, занятых в этих сферах. Или вот еще проблема: мигранты. Европа стонет из-за одного миллиона мигрантов с Ближнего Востока и из Африки, а в Китае 250 миллионов мигрантов, правда, внутренних. Этим людям надо создать достойные условия для жизни. Обратно в деревню их гнать нельзя, поскольку там нет работы.

И что со всем этим делать? Китайскому руководству удастся решить эти проблемы?
Мой скромный опыт китаеведа говорит, что предсказать, как будут развиваться события в КНР невозможно. Единственное, что мы можем сделать — это каждое утро молиться о состоянии китайской экономики, поскольку, если что-то с ней случится, мало никому не покажется.

Как бы вы охарактеризовали состояние отношений Москвы и Пекина?
Я согласен с теми, кто говорит, что они хороши как никогда прежде. Между нашими странами высокий уровень доверия, и у нас есть общие интересы. Но я хочу подчеркнуть, что отношения России и Китая — это не романтический союз одиноких сердец, а брак по расчету. Расчет этот очень точный, поэтому и брак крепкий.
Также надо понимать, что китайцы не занимаются благотворительностью. Еще пару лет назад у наших бизнесменов были такие представления, мол, мы придем, карман оттопырим, а китайцы туда денег насыплют. Сейчас это сменилось более трезвым подходом. Вообще, нужно учитывать специфику работы с китайцами. Они, например, не готовы к авантюрам, рискам. Когда им предлагают вкладываться в Территорию опережающего развития (ТОР), они спрашивают: «А российские компании туда уже инвестировали?» Узнав, что нет, наши этого еще не сделали, китайцы говорят: «Ну вот и мы пока подождем, а еще посмотрим, придут ли туда японцы и южнокорейцы».

Есть еще такая проблема: в этом году резко возросло количество китайских хакерских атак на российские объекты. Обсуждаете ли вы это с китайскими партнерами?
У нас с ними выстроена целая система консультаций по этому вопросу. И на межправительственном уровне, на уровне профильных ведомств у нас с китайцами полное взаимопонимание. КНР многие страны обвиняют в хакерских атаках. Китай неизменно отрицает какую-либо причастность правительства к этим преступлениям. В последнее время Россия оказалась в такой же ситуации: нас обвиняют в кибератаках, а мы говорим, что правительство не имеет к ним отношения. И я глубоко убежден, что это действительно так. Самое главное, что у нас есть площадка для обсуждения этих вопросов с китайцами. При этом в международных организациях КНР и Россия занимают либо очень близкие, либо одинаковые позиции по вопросу мер, препятствующих киберпреступлениям.

Не так давно обострилась ситуация на индо-пакистанской границе. Россия — стратегический партнер Индии, а у Китая с Пакистаном «всепогодное партнерство». Москва и Пекин как-то координируют усилия, чтобы способствовать урегулированию кризиса?
Вы уж извините меня за несколько хулиганский ответ, но я еще из дворового детства вынес правило: двое дерутся — третий не лезь. Если же говорить серьезно, то межгосударственные споры и конфликты должны улаживаться их участниками. То, что такие напряженности возникают, разумеется, никого не радует. И прежде всего — страны, граничащие с конфликтующими государствами. Тем более, что для России крайне важны отношения и с Китаем, и с Индией. Обе страны — это наши близкие и высоко ценимые партнеры. Это во-первых. Во-вторых, любое вмешательство в спор третьей стороны — вещь двусмысленная, поскольку таким образом можно не столько помочь, сколько навредить урегулированию, если встать на ту или иную сторону. Да, иногда бывают ситуации, когда надо помогать, как в 1960-е, когда стараниями премьера СССР Алексея Косыгина фактически был остановлен военный конфликт между Индией и Пакистаном. Но настолько серьезные кризисные ситуации случаются довольно редко. Так что, на мой взгляд, надо не вмешиваться напрямую, а делать все от нас зависящее, чтобы создать атмосферу, способствующую разрешению таких конфликтов.
Я бы привел только один пример того, как Россия и Китай могли бы содействовать нормализации отношений Индии и Пакистана. В прошлом году на саммите ШОС в Уфе оба государства стали полноправными членами этой организации. Сейчас идет процесс их вступления в ШОС, то есть Исламабад и Нью-Дели согласовывают нормативную базу, тот набор документов, которые для Шанхайской организации сотрудничества является определяющим с точки зрения ее функционирования. Сам факт, что Индия и Пакистан входят в состав одной региональной организации, служит призывом к этим странам по возможности улучшить свои взаимоотношения и в то же время — стимулом не переносить разногласия на шосовскую площадку. Это и есть та помощь, которую соседи оказывают Индии и Пакистану в выстраивании более сбалансированных отношений.

Новый президент Филиппин Родриго Дутерте сделал очень много резких заявлений в адрес США и пообещал, что теперь Манила будет дружить не с ними, а с Москвой и Пекином. Хотя Филиппины были страной, которой Китай проиграл арбитражный суд в Гааге по вопросу спорных территорий в Южно-Китайском море (ЮКМ). Но слова — это одно, а реальные шаги — другое. По дипломатическим каналам поступали какие-то сигналы о том, что Филиппины действительно готовы столь радикально изменить внешнеполитический курс?
Я вас поправлю: Китай не проиграл этот арбитражный спор, поскольку он в этом процессе вообще не участвовал.

Так в самом Китае говорят… Ну, и мы с этим соглашаемся.
Так считают все. Это просто «медицинский факт». Как, впрочем, и то, что решение было вынесено и стало частью международной политики. Но с юридической точки зрения, коль скоро Китай не выразил добровольного желания подпадать под юрисдикцию суда, то его вердикты не являются для Пекина обязательными и даже значимыми.
Возвращаясь к Дутерте, про сближение с Россией лучше поговорить с моими коллегами в Москве, поскольку мы здесь, в Пекине, не все видим. Но в любом случае я бы приветствовал любые позитивные изменения в отношениях с Манилой. Что касается Китая, то мы видим достаточно последовательные действия филиппинской стороны, направленные на то, чтобы разногласия из-за спорных территорий в ЮКМ не влияли на весь комплекс двусторонних отношений. Не так давно в Гонконге состоялась встреча авторитетных филиппинских политических деятелей с китайскими коллегами. Назначен новый посол Филиппин в КНР — бэкграунд этого дипломата говорит о том, что он настроен на конструктивное урегулирование любых споров с Китаем.

ПЕРСПЕКТИВЫ ВТОРЖЕНИЯ
К началу конфликта татмадо представляли собой довольно жалкое зрелище. Недостаточный бюджет, дефицит и отсутствие унификации вооружений (особенно тяжелых), малая мощность ремонтной базы, зависимость от импорта, исключительно контрпартизанский характер действий, слабая логистика и снабжение и война в весьма специфических географических условиях (джунгли и горы) сформировали довольно своеобразный облик ВС Мьянмы.
Дивизии представляли собой скорее административные формирования из трех полков легкой пехоты и дивизиона (батальона) артиллерийской поддержки. Каждый полк включал в себя три батальона, выступавших каждый как самостоятельное тактическое звено, и части полкового подчинения (артиллерия, управление, снабжение). Части были по факту недоукомплектованные либо недоразвернутые: численность батальонов часто составляла не более 200 штыков личного состава (вместо 750 бойцов в механизированных батальонах или 500 солдат и офицеров в батальонах легкой пехоты), и они по факту являлись не более чем усиленными ротами из нескольких взводов.
Номенклатура вооружения была представлена пестро. Артиллерия включала в себя около сотни 155-мм и 122-мм гаубиц, 30 107-мм РСЗО, 32 155-мм и 130-мм полевых пушки, 80 75-мм горных орудий, а также минометы.
Парк бронетехники состоял из 250 основных танков (украинские Т-72, китайские Тип 69, Тип 59, Тип 80 и Тип 85) и 105 китайских легких танков Тип 63, а также примерно 1300 прочих боевых бронированных машин (преимущественно украинских БТР-3У). Авиация (татмадо лей) насчитывала в лучшем случае две сотни машин (в том числе вертолетов), из которых более или менее современными являлись МиГ-29, поставленные из России (данные разнятся, боеготовыми было 10–12 единиц). Общая численность войск татмадо оценивалась в 350–400 тыс. солдат и офицеров.
Против Коканга было развернуто не более 20–25 тыс. солдат и офицеров. Из них непосредственно на территорию непокорной автономии к 13 апреля оказалось введено 15 тыс. штыков.
Характер боевых действий определялся сложностью рельефа (сильно пересеченная местность, более гористая к северу, в Кокьянском округе) и обстоятельством сезона муссонов (тропических ливней). Данный период традиционно наступал с июня по октябрь, когда реки значительно поднимали свой уровень, превращаясь в труднопреодолимые грязевые потоки и заливая окрестности (особенно Салуин за спиной у наступающей армии – его подъем достигал нескольких метров на равнине и до 20–30 м в теснинах). Дорожная сеть была развита слабо: через Коканг имелось несколько автомобильных дорог с асфальтовым покрытием, но их пропускная способность оказывалась ограничена, а мост через Салуин имелся только в одном месте.
Возможности для маневра на местности были ограничены. Край был будто создан для партизанской войны гибридного типа.

БИТВА ЗА ВЫСОТЫ
Боевые действия, открывшиеся 9 февраля 2015 года, продемонстрировали, что военная кампания не будет легкой прогулкой. Войскам татмадо противостояли хорошо тренированные, экипированные и мобильные китайские отряды АНДАМ в фирменной униформе, получавшие зарплату в юанях.
Около 1000 повстанцев (силы завесы) были легко отброшены от границы. Армия потеряла 16 убитыми и 19 ранеными, кокангские китайцы АНДАМ – 4 погибшими и 8 ранеными соответственно. На следующий день правительственные войска татмадо с боями очистили окрестности Лауккая (силы неприятеля, усиленные призванными ополченцами и внезапно пришедшими на помощь союзниками – боевиками-мусульманами из Рахина и Таанской национально-освободительной армии (ТНОА), – возросли до 3000 инсургентов) и заняли саму столицу автономии, их урон при этом возрос до 30 убитых.
Однако 12 февраля около 200 сепаратистов нанесли контрудар, напав на передовые силы татмадо возле города Кокьян. Используя автоматические гранатометы, минометы и даже 105-мм гаубицы, они искусно нанесли поражение бирманцам и оттеснили их на юго-восток. Всего военнослужащие татмадо лишились за первые четверо суток боев (9–12 февраля) 47 убитых и 73 раненых сотоварищей, а также несколько единиц техники.
Дальнейшие боевые действия сконцентрировались преимущественно в северной части автономии (Конькянском округе), где у китайцев АНДАМ имелась система укреплений, складов и связывавших их коммуникаций. Кроме того, кокангские повстанцы активно опирались на лагеря беженцев на сопредельной китайской территории (по факту – места подготовки резервистов), откуда совершали дерзкие рейды на блокпосты и колонны снабжения татмадо, что дало неоднократный повод правительству Мьянмы обвинять официальный Пекин в поддержке сепаратистов.
8 марта самолет ВВС Мьянмы, преследуя отряд отходящих мятежников, по ошибке проник в китайское воздушное пространство и нанес бомбовый удар по территории КНР, повредив гражданское строение. МИД КНР выразил «глубокую озабоченность» в связи с инцидентом. Однако спустя пять дней, 13-го числа, история повторилась в еще больших масштабах: в этот раз жертвами ошибки пилота, по официальной версии, стали 5 погибших и 8 раненых фермеров, трудившихся на рисовом поле.
Реакция КНР была моментальной и предельно жесткой. Вдоль границы оказались развернуты позиции ПВО НОАК (ЗРК HQ-2, обзорные РЛС, ствольная зенитная артиллерия), самоходные артиллерийские установки, РСЗО Тип-81, два истребительных авиаполка (на J-11/Су-27 и J-7E) и самолет ДРЛО KJ-200, а представитель КНР пригрозил, что китайская сторона намерена «сбивать любого нарушителя воздушной границы».
Инцидент, получивший широкое международное освещение, на региональном уровне привел к тому, что китайское правительство, вынужденное лавировать между необходимостью невступления в войну против Мьянмы и собственным общественным мнением, фактически способствовало установлению бесполетной зоны над приграничной полосой – примерно третью территории Коканга. Авиаподдержка татмадо лей (ВВС Бирмы), и так слабая, стала применяться еще более дозированно, и отряды кокангских (китайских) и примкнувших к ним прочих сепаратистов получили возможность беспрепятственно проникать через границу. Повстанцы к тому же немедленно воспользовались ситуацией и перешли в новое наступление: за несколько мартовских дней части 66-й дивизии легкой пехоты татмадо подверглись настоящему избиению, было убито и ранено около 70 солдат.
На севере продолжалась изматывающая война за холмы. Позиции кокангцев здесь представляли собой цепь укрепленных постов на вершинах гор, протянувшихся к северу от города Конкьян: пока армия, неся потери, штурмовала один, боевики успевали просочиться и закрепиться на другой, который вновь приходилось занимать.
На 21 марта армия, сосредоточенная в пяти группах, насчитывала здесь 1250 человек (на 21 марта, за несколько дней потеряно 13 убитыми и 28 ранеными), АНДАМ – 440 человек. 20 марта была занята высота 1965 и продолжалась атака высот 1951 и 1968. 13 апреля при штурме одной только высоты 1584 существенно нарастившие свое присутствие в северной части области и развернувшие там 8 апреля новое наступление татмадо понесли просто огромные потери: 16 убитых и 110 раненых военнослужащих.
Регион был наконец-то закрыт для журналистов и любых неправительственных организаций, кроме Красного Креста. На 26 марта потери, по данным правительственных СМИ Мьянмы, составляли 112 убитых и 287 раненых у татмадо и 104 павших и 30 арестованных у повстанцев. Общий урон войск Мьянмы на 13 апреля составил примерно 700 убитых и раненых, в то время как информационные ресурсы кокангских китайцев на указанную дату признали только 60–70 своих погибших.
19 апреля официальный Янгон заявил, что он признает несколько иное соотношение потерь. Согласно ему, всего с 9 февраля сложили голову 126 и попали в госпитали по ранению 359 военнослужащих татмадо, взамен на поле боя оказалось обнаружено только 74 трупа китайских мятежников. Кроме того, десятки тысяч гражданских лиц из числа местных жителей, то есть чуть ли не половина населения автономии, стали беженцами.
14 мая правительство Мьянмы объявило о захвате последних горных убежищ кокангцев – высот 1607, 1709, 1742. Тем не менее боевые действия продолжались вплоть до середины июня: их остановили начавшийся разлив Салуина и дипломатическое урегулирование конфликта. 11 июня АНДАМ объявила об одностороннем прекращении огня, 22-го числа состоялось подписание мирного соглашения при активном посредничестве Китая.

НОВАЯ ФОРМА ПРОТИВОБОРСТВА СТАНОВИТСЯ ПОПУЛЯРНОЙ
В свете вышеизложенного можно сделать следующие выводы.
Во-первых, в условиях, когда прямое военное участие способно повлечь колоссальные затраты, репутационные потери, недостижение целей и вовлечение в конфликт других крупных игроков в регионе, основной формой противоборства становится так называемая гибридная война. Война, в которой стороны, как правило, не достигают решающего успеха в связи с ее договорным характером и которая сопровождается борьбой местных ограниченных групп при активной поддержке извне оружием, кадрами, дипломатическим давлением.
Во-вторых, Мьянма сегодня является своего рода пороховой бочкой, «Балканами» Юго-Восточной Азии: баланс сил между правительственными силами и 16 сепаратными фракциями периодически разрывается гражданской войной между ними, терзающей страну с момента обретения ею независимости. В дальнейшем не исключено возникновение здесь новых (и возгорание старых) конфликтов.
В-третьих, баланс сил, рассмотренный ранее, активно поддерживается извне в связи с нежеланием крупных игроков региона – Индии и Китая – получить вследствие распада бирманского государства новую неуправляемую территорию вроде Ливии или Сомали. Вот почему конфликты вроде Кокангского, Каренского или Качинского сознательно не доводятся до конца. С другой стороны, подобный распад может быть выгоден США, для геополитической игры которых приемлемо создание дополнительного очага напряженности у границы названных двух держав.
В-четвертых, Коканг стал первой пробой пера военных профессионалов НОАК, масштабно не воевавших с 1979 года (со времен кампании против Вьетнама) и отмеченных с тех пор лишь в контрпартизанских полицейских акциях вроде тех, что проводятся китайцами в Синцзян-Уйгурском автономном районе. Кокангская война показала серьезный качественный уровень китайских ВС и необходимость корректировки методов возможной борьбы с ними на тактическом уровне.
И, наконец, на тактическом уровне следует также отметить обстоятельство, проявившееся затем еще и в апрельской войне 2–5 апреля 2016 года в Нагорном Карабахе. Небольшие хорошо обученные мобильные группы с переносным вооружением, способным выбивать тяжелую технику противника на расстоянии, а также с минимальной артиллерийской поддержкой (гаубицы, минометы) в состоянии наносить поражение громоздким и плохо вооруженным и подготовленным отрядам штурмующей их механизированной пехоты и быстро уходить с малыми потерями.

А это означает, что руководство страны подтверждает развитие экономики на принципах маркетизации, о чем было принципиально заявлено на пленуме 2013 года, который впервые прошел под руководством Си Цзиньпин. Но с другой стороны, КПК усиливает систему государственного устройства, в которой ведущая роль принадлежит компартии.

«В этой, казалось бы, противоречивой философии сквозит интерес к тактике, а не отсутствие приверженности к идее», — подчеркивает Керри Браун, автор книги «Новые императоры», рассказывающей о современных руководителях КНР. Таким образом, китайские коммунисты не изменили своим принципам, на что рассчитывал Запад в 70-х и 80-х годах прошлого века. Более того, в руководстве партии до сих пор сильна фракция, которая приводит веские аргументы против маркетизации — в пользу жесткого планового социализма, сторонником которого был член Секретариата ЦК КПК и руководитель отдела пропаганды Дэн Ликун.
То есть всё, что лежит правее маркетизации, даже не обсуждается, в то же время Центральный Комитет готов рассматривать любые инициативы, которые находятся левее. И связано это с личностью Си Цзиньпина.
Напомним, что глава страны приходится сыном помощника и ближайшего соратника Мао Цзэдуна — Си Чжунсюнь, что во многом объясняет позицию «людей Си». Для лидера Поднебесной коммунистическое развитие страны является продолжением дела отца, одного из создателей Китайской Народной Республики. Во внутренней политике это проявляется в его умении «предчувствовать кризис, будучи как никогда бдительным», и «когда проблемы решены, называть это наградой исторической судьбы». Эти фигуры речи часто использовались Мао и его сподвижниками, которые объявили цель — создание богатого и сильного государства.
Безусловно, Си Цзиньпин — прагматик до мозга костей. Он понимает, что некоторые рекомендации западных экспертов и впрямь дадут новый мощный толчок развития экономики КНР, но для него это — все равно, что продать душу дьяволу. Речь идет, как раз, о легализации серого бизнеса и миллиардных кубышек коррупционной номенклатуры. В этом случае, по логике МВФ, на Поднебесную должен пролиться золотой дождь в виде многомиллиардных инвестиций. Кстати, нечто подобное пытаются осуществить и в России, в том числе, по программе деофшоризации.
Тем не менее, в КПК есть тайные силы, которые мечтают об «американской демократии» в Китае, подчеркивает Керри Браун. Именно эти люди могли бы обеспечить увеличение ежегодного роста ВВП на 2−3% по сравнению с нынешними показателями, если была бы объявлена амнистия капитала. Но теперь они, наверняка, станут жертвами решений нынешнего собрания высших функционеров компартии. А ведь до Пленума у них была надежда, что проблемы «перегрева экономики» пересилят коммунистическую идеологию.
21 октября, в канун Пленума, западные китаеведы прислушивались к программной речи Си Цзиньпин в надежде услышать заветные слова о «плюрализме и новой экономической политике», после чего можно было бы открыть самое дорогое шампанское.
При всех видимых различиях между постандроповским (Черненко — не в счет) Советским Союзом и нынешней Китайской Народной Республикой, для КПСС 80-х и современной КПК характерны общие проблемы — это богатые и влиятельные партийные коррупционеры, стремящиеся конвертировать свою власть в реальный капитал, или на худой конец — легализовать взятки. Эти люди, безусловно, являются пятой колонной США и обладают огромным влиянием и связями, в том числе и с криминальным миром.
В России — это удалось, а в Китае, судя по Пленуму, — не получится организовать свою «перестройку», во всяком случае, при Си Цзиньпине.
Конечно, можно привычно бросить камень в Горбачева, но не факт, что без горького опыта развала СССР, КНР не повторила бы наши ошибки. Слишком велики были соблазны обрести новые свободы, которые сулил «западный рай».
Кстати, еще три года назад об этом писала «Жэньминь жибао», напоминая о том, что нужно неустанно говорить об опасности пройденного «российского пути». Мол, русским еще повезло, что, во-первых, не случилась гражданской войны, и, во-вторых, что у них появился Владимир Путин, который собрал страну по кусочкам. А вот китайцы, если вдруг окажутся на месте советских людей образца 1992 года, наверняка, будут вовлечены кровавую междоусобицу.
Итак, на нынешнем Пленуме ЦК КПК объявлена тотальная чистка рядов компартии. Более того, глава государства процитировал Мао Цзэдуна о проблеме так называемых «shantou zhuyi» — горных крепостей. Великий Кормчий так называл «продажных» партийных чиновников, которые в 50-х годах прошлого века создавали свои клановые вотчины вопреки государственным интересам. Хуан Цзин, эксперт по китайской политике в Национальном университете Сингапура, в этой связи предсказывает беспрецедентную по масштабам борьбу с коррупцией, поскольку Си не бросает слов Мао на ветер.
Дешуй Чжуан, заместитель директора антикоррупционного правительственного центра в Пекинском университете, напомнил, что, согласно докладу правительства, опубликованному на прошлой неделе, в этом году уже арестовано 100 высших чиновников.
Кстати, Запад сразу же назвал чистку правящих рядов КПК расправой «людей Си» с прогрессивными реформаторами. При этом Джозеф Файсмит, профессор Бостонского университета, который специализируется на китайской элите, пишет, что Си Цзиньпин наконец-то достиг вершины могущества и стал самым влиятельным лидером Китая в 21 веке. То есть только теперь он может позволить себе «восстановить высоко дисциплинированную партию с идеалами и убеждениям».
На прошлой неделе, в канун Пленума, на государственном телевидении показали 8-серийный документальный фильм, в котором рассказывались истории падения партийных чиновников. В частности, высокопоставленный, но со скромной зарплатой функционер из провинции Юньнань подарил своей жене целый мешок драгоценностей, купленных на взятки. В своем тюремном интервью он признался, что деньги в долларах ему носили чемоданами, а за это он продвигал заведомо неэффективные проекты. Короче, быть вороватым чиновником в Китае отныне становится смертельно опасно. Даже больше, чем раньше, когда коррупционеров публично расстреливали.
Помимо приверженности идеологии, есть еще прагматическое объяснение позиции Си Цзиньпина. Снижение темпов развития китайской экономике «люди Си» связывают непосредственно с коррупцией, которая правит бал в западных странах с низким или нулевым ростом ВВП, подчеркивает Хуан Цзин, эксперт по китайской политике в Национальном университете Сингапура. Современные технологии позволяют быстро и дешево строить, а также производить товары с высокой добавленной стоимостью. Если государство стагнирует или пребывает в вечном кризисе, значит, в нем господствует корыстный сговор между беспринципным бизнесом и продажной властью. Именно поэтому объявленный вектор ЦК КПК на ужесточение партийной дисциплины направлен и на преодоление потенциально возможного экономического кризиса в Поднебесной.
В противном случае, Китай ожидает «российский путь» 90-х годов, и не факт, что КНР осилит эту дорогу.
Александр Ситников

http://politarktika.…-10-28-876

На практическом уровне реализация нового, более активного подхода началась на полтора месяца раньше публикации Белой книги – в конце марта 2015 года. 29 марта китайские фрегаты «Вэйфан» и «Линьи» высадили десант спецназа морской пехоты в порту йеменского города Аден. Спецназ взял под контроль часть порта и установил связь с уже находившимся в стране подразделением спецназа Народной вооруженной полиции, отвечавшим за безопасность китайского посольства. Вместе они обеспечили доставку на китайские боевые корабли находившихся в стране китайских граждан и небольшого числа иностранцев из третьих стран (всего около 600 человек). Затем эвакуированные прибыли в Джибути, откуда пассажирскими самолетами вернулись на родину.
Китай впервые ввел сухопутные боевые части на территорию страны, охваченной конфликтом. И это был второй случай использования возможностей НОАК для эвакуации китайских граждан из зоны конфликта – после Ливии в 2011 году. Но там единственный фрегат «Чжоушань» и транспортные самолеты Ил-76 обеспечивали скорее символическое участие военных – подавляющее большинство огромной, 35-тысячной, китайской колонии вывезли гражданскими судами. По сравнению с этим аденская операция стала подчеркнуто демонстративной и широко рекламировалась СМИ. Фото эффектно выглядящих китайских спецназовцев на территории аденского порта пользовались большим успехом. Китай явно давал понять, что методы защиты его все более крупных и уязвимых зарубежных интересов меняются.
На фоне обострения сирийского кризиса и вступления российских вооруженных сил в боевые действия в китайской прессе появилась открытая дискуссия о целесообразности и технической возможности вмешательства КНР в отдаленные операции. Впервые участие Китая в локальном конфликте, не затрагивающем непосредственно его территориальную целостность и безопасность, стало хотя бы допускаться. Интерес Китая к сирийской ситуации связан с несколькими факторами, включая не в последнюю очередь присутствие в рядах различных радикальных группировок нескольких сотен последователей «Исламского движения Восточного Туркестана» – террористической организации, ведущей подрывную деятельность на территории Синьцзян-Уйгурского автономного района КНР и постепенно переносящей активность в немусульманские области страны. Кроме того, Китай, как и Россия, не приемлет американскую практику агрессивного экспорта ценностей и поддержки «цветных революций».
В то же время многообразие китайских интересов на Ближнем Востоке, в частности тесное торгово-экономическое сотрудничество с Саудовской Аравией, Турцией и Катаром, по всей видимости, предопределило традиционный китайский подход к проблеме. Китай  нарастил поставки вооружения Ираку и, судя по всему, приступил к поставкам оружия и военной техники (военные автомобили) Сирии, а также активизировал контакты с представителями сирийских властей и оппозиции по вопросам урегулирования. Летом-осенью 2015 г. в Ирак прибыли китайские ударные беспилотные аппараты CH-4, которые эксплуатируются при поддержке групп китайских техников и, нельзя исключать, пилотируются в боевых вылетах китайскими операторами.
В руководстве, вероятно, имела место серьезная дискуссия по вопросу о глубине вовлечения в ситуацию, но в итоге возобладало мнение о необходимости придерживаться осторожного подхода. Но есть основания полагать: если бы положение вокруг Сирии было менее взрывоопасным, а основные участники выработали бы консенсус по совместным действиям против радикальных исламистов, первая за несколько десятилетий зарубежная китайская военная интервенция могла бы состояться уже сейчас.

Подготовка к применению ВС в удаленных районах
Сам процесс быстрого роста китайской военной мощи – естественный и неизбежный. Китай лишь приводит военные возможности в соответствие с масштабами своей экономики, территории и населения, причем делает это с серьезным запаздыванием, наверстывая отставание, накопленное в период пренебрежения задачами обороны в 1980–1990-е годы. Интерес, однако, представляют приоритеты военного строительства и характер задач, к решению которых готовятся китайские военные.
Можно с уверенностью утверждать, что Пекин предпринимает долгосрочные, систематические, весьма дорогостоящие усилия по подготовке НОАК к активным боевым действиям в удаленных регионах мира. Речь идет не об ограниченных действиях с участием отдельных кораблей и подразделений специального назначения, а об операциях с привлечением весьма крупных сил, включая высадки десантов на побережье стран за тысячи километров от Китая. Пекин готовится к использованию контингентов, насчитывающих тысячи человек, в любой точке мира.
В некоторых случаях КНР инвестирует средства в военные возможности, просто бесполезные для решения наиболее вероятных для НОАК задач в рамках Азиатско-Тихоокеанского региона, таких как защита собственной территории, обеспечение воссоединения Тайваня с материком, защита китайских притязаний в территориальных спорах.
Характерный пример – передача китайским военно-морским силам в июле 2015 г. первой мобильной десантной платформы (по классификации создавших данный класс судов американцев – Mobile Landing Platform, MLP) «Дунхайдао» всего два года спустя после появления подобного судна в США. Как принципиально новый класс судов обеспечения они изобретены в Соединенных Штатах в рамках концепции «морского базирования» (seabasing). И предполагают проведение морских десантных операций на значительном удалении от своих баз и без опоры на береговую инфраструктуру.
Мобильная десантная платформа позволяет организовать перевалку любых типов грузов в открытом море с обычных транспортных судов (военных и гражданских) на специализированные десантные катера. Цель – осуществление постоянного потока грузов с неспециализированных транспортных судов на необорудованное побережье для поддержки действий экспедиционных сил. Применение MLP не имеет смысла, если  расстояние от собственных баз исчисляется десятками или сотнями миль, поскольку тогда доставка грузов на побережье возможна при помощи многочисленных десантных катеров, малых десантных кораблей и небольших гражданских судов непосредственно из своих портов. Мобильные десантные платформы не нужны, если предполагается использование лишь небольшого экспедиционного контингента в несколько сотен человек, поскольку для него достаточно специализированных десантных кораблей. Развитие технологий MLP демонстрирует амбиции к приобретению потенциала развертывания в удаленных районах мира военных группировок в тысячи человек, готовых к активным военным действиям.
Развитие десантных сил, а также возможностей по снабжению боевых кораблей в открытом море уже на нынешнем этапе выглядит избыточным по отношению к обычно декларируемым для ВМС НОАК задачам возвращения Тайваня и удержания спорных островов в Южно-Китайском море. Фактически десантные силы ВМС НОАК уже опередили советский ВМФ образца 1980-х годов. Например, китайский флот получил четыре десантно-вертолетных корабля-дока проекта 071, а всего их должно быть не менее шести. ВМФ СССР в зените своего могущества имел всего лишь три десантных корабля, способных нести вертолеты и оснащенных доковыми камерами – проект 1174 «Носорог», но «Носороги» были вдвое меньше китайских кораблей по водоизмещению и обладали целым рядом конструктивных недостатков. Китай обладает 29 большими десантными кораблями проекта 072 различных модификаций. Если первые из них примерно соответствовали по своим характеристикам основным советским большим десантным кораблям проекта 775, то их поздняя версия (10 кораблей типа 072-III) уже намного превосходит советские корабли по водоизмещению и несет десантные вертолеты.
Особое внимание Китай уделяет развитию транспортов снабжения, предназначенных для поддержки действий флота на большом удалении от собственных баз. Флот имеет более десятка транспортов снабжения водоизмещением более 20 тыс. тонн и ведет строительство первого гигантского (более 40 тыс. тонн водоизмещения) транспорта проекта 901.
Надводные силы китайского флота уже обладают значительными возможностями по поддержке экспедиционных сил и превосходят в этом отношении ВМФ СССР 1980-х годов. Например, готовы или находятся на разных стадиях строительства около 20 боевых кораблей, оснащенных зенитными ракетными комплексами большой дальности С-300Ф или HQ-9 (в настоящее время ракетные крейсера с ЗРК С-300Ф играют ключевую роль в обеспечении безопасности российского контингента в Сирии). К ним относятся эсминцы проектов 051C (2), 052C (6) и 052D (построено четыре, восемь проходят испытания либо находятся в разных стадиях готовности). ВМФ СССР на пике имел системы ПВО такого класса лишь на семи кораблях (по три крейсера проектов 1144 и 1164 и один большой противолодочный корабль проекта 1134). Добавим, что эсминцы 051D также оснащены многофункциональными системами оружия и способны применять крылатые ракеты по наземным целям – такие возможности у российского флота появились лишь недавно.
Советский Союз не располагал полноценными боеготовыми авианосцами. Достроив бывший советский авианесущий крейсер «Варяг», Китай реализует крупномасштабную программу развития авианосного флота, которая позволит уже в начале следующего десятилетия ввести в строй первые атомные авианосцы «американского» типа с использованием электромагнитных катапульт. В настоящее время в процессе строительства находятся два авианосца. Продолжается и крупная программа строительства стратегической военно-транспортной авиации. Как предполагается, первые тяжелые транспортные самолеты Y-20 китайского производства достигнут начальной боеготовности в 2017 году.
Элементы, связанные с выполнением задач за рубежом, все более явно присутствуют и в боевой подготовке НОАК. Например, в январе 2016 г. более 2 тыс. военнослужащих морской пехоты и полка специальных операций китайских ВМС провели учения в пустыне Гоби в экстремальных климатических условиях. Ряд зарубежных специалистов восприняли учения как показатель формирования на основе морской пехоты универсальных экспедиционных сил, способных действовать в разных географических зонах и не обязательно в привязке к морю, подобно тому как это имеет место в Соединенных Штатах. Разумеется, на официальном уровне КНР отрицает подобные намерения.
Когда же Китай рассчитывает пустить в дело все эти впечатляющие технические возможности? Едва ли мы увидим их применение в ближайшие годы. Современные военно-технические проекты обычно весьма продолжительны по срокам реализации. Китай находится в самом разгаре серии крупных политических, экономических и военных преобразований. Стартовавшая в начале 2016 г. радикальная военная реформа предполагает ликвидацию целого ряда структур военного управления, созданных коммунистами еще до образования КНР в 1949 году. На фоне крупных сокращений (Си Цзиньпин в сентябре 2015 г. заявил о планах уменьшить численность НОАК на 300 тыс. человек) полностью реорганизована система военных округов, ликвидирован старый Генеральный штаб, на его месте создан новый Объединенный штаб и реализован целый ряд других крупных нововведений. Опубликованные 1 января Центральным военным советом КНР «Соображения по углублению военной реформы» указывают, что преобразования позволят «добиться прорыва» в эффективности управления китайскими вооруженными силами к 2020 году. Можно предположить, что 2020 г. является для китайцев некоторой рубежной датой, к которой предполагается довести до конца как основные организационные реформы, так и крупнейшие технические проекты.
Выход Китая на мировую арену в качестве полноправной великой державы, несомненно, готовится, но когда он произойдет – предсказать сложно. Не вызывает сомнений лишь тот факт, что это событие будет тщательно срежиссировано для произведения максимального эффекта внутри Китая и на международной арене.

Макет будущего
На стенде авиастроительной корпорации COMAC 2 ноября 2016 года был представлен макет широкофюзеляжного авиалайнера C929 совместной российско-китайской разработки. Покрывало с макета сдергивали совместно руководители и председатели совета директоров российской и китайской авиастроительных корпораций — ОАК и COMAC. Президент ОАК Юрий Слюсарь отметил, что общие инвестиции в проект достигнут 15-20 миллиардов долларов, а председатель совета директоров корпорации, министр промышленности и торговли РФ Денис Мантуров сообщил, что основной производственной площадкой для нового лайнера станет Шанхай.





Удивляться выбору площадки не приходится — рынок Китая с несколькими крупнейшими авиакомпаниями, располагающими флотом от 200 лайнеров и выше, в разы больше российского. В ближайшие десятилетия тут вряд ли что-то изменится, и собирать лайнер поближе к месту базирования основных потенциальных эксплуатантов вполне логично. Если же рынок РФ и бывшего СССР сможет переварить больше, чем несколько десятков лайнеров подобного типа, ничто не помешает открыть вторую площадку в Российской Федерации.
Публичная демонстрация макета лайнера с высоким уровнем государственного участия демонстрирует серьезность подхода, и если кто-то соберется держать пари на «взлетит — не взлетит», то ставки в пользу «взлетит» будут куда выше, чем, скажем, при запуске в России первого постсоветского проекта гражданского авиалайнера SSJ-100 в начале 2000-х годов. Роль России в кооперации весьма значительна. В первую очередь, именно от российской промышленности и науки зависит разработка нужного для такого самолета авиадвигателя класса тяги 35-40 тонн. «Мы обсуждали перспективы создания двигателя на основе наших работ по теме ПД-35. Для снижения рисков мы максимально намерены использовать новейшие наработки по ПД-14 и двигателям для истребителей», — отметил на презентации глава Минпромторга.
По его словам, номинальная мощность двигателя должна быть не менее 33 тонн, максимальная — до 40. «Мы приветствуем запрос китайской стороны об участии в разработке двигателя и будем способствовать принятию корпорациями соответствующих решений», — отметил министр.
Выбор российской стороны в качестве основного разработчика двигателя понятен: в этой сфере Китай по-прежнему заимствует технологии, а РФ, развивая и гражданское, и военное направление авиационных двигателей, сумела в последние несколько лет продемонстрировать несколько изделий, ушедших через поколение от позднесоветских разработок. Прежде всего это проходящий испытания двигатель ПД-14, предназначенный для авиалайнера МС-21 и ряда других самолетов, а также рассматриваемый в качестве основы для большого семейства моторов различного класса тяги.
Кроме того, это новейшие двигатели семейства АЛ-41Ф1, предназначенные для истребителей Су-35 и перспективных Т-50. В обоих случаях демонстрируется кратный рост ресурса по сравнению с изделиями предыдущих поколений и уровень характеристик, соответствующий достигнутому ведущими западными производителями.
Все это позволяет рассчитывать на успех в создании мотора, который пригодится России и для военных нужд, в частности для перспективных сверхтяжелых транспортных самолетов, и обеспечит развитие авиационного двигателестроения в стране на десятки лет вперед.
Наконец, в новом лайнере будут востребованы и другие отечественные компетенции, как научные — в самых разных сферах, от аэродинамики до материаловедения, где Россия по-прежнему в числе лидеров, так и чисто производственные, включая разработку и серийное производство большого объема комплектующих, вплоть до отдельных секций фюзеляжа и ключевых агрегатов, помимо уже упомянутого двигателя.
Документально оформленные надежды
С929 для обеих сторон пока предмет инвестиций, которые, возможно, обернутся прибылью в будущем (запуск лайнера в серию запланирован на первую половину 2020-х годов), а текущее сотрудничество в основном обусловлено военными контрактами, но ими не исчерпывается. В Чжухае были подписаны соглашения, способные открыть новый этап для ряда российских проектов.
В самолетостроительной сфере — контракт на поставку Китаю двух самолетов Бе-200 с опционом еще на две машины. Отгрузка самолетов ожидается в 2018 году. В сочетании с успешными, по данным ряда источников в сфере ВТС, переговорами с Индонезией и заказами для Минобороны РФ, этот контракт может стать первой ласточкой для широкого экспорта Бе-200 — в российской амфибии заинтересовано немало потенциальных покупателей, которых до настоящего времени отпугивала малосерийность лайнера и связанные с этим более высокая цена и опасения недостаточной отработанности конструкции. Производство гидросамолетов этого типа должно выйти на уровень шесть машин ежегодно, что вполне нормально для техники этого класса.





В вертолетостроении для России главная новость, безусловно, — первый экспортный контракт на «Ансат». Два «Ансата» с гидромеханической системой управления будут поставлены в варианте медико-санитарных машин китайской компании Wuhan Rand Aviation Technology Service Co. Ltd. Соглашение предусматривает опцион еще на шесть машин. Один «Ансат» получит компания Jiangsu Baoli. Незначительность объемов поставок не должна обманывать — фактически «Ансат» дебютирует на внешнем рынке, и если все пойдет как задумано, новые заказы не заставят себя долго ждать. Соответствующий сегмент вертолетной техники достаточно емок, чтобы обеспечить экспортные заказы на десятки машин для разных государственных и коммерческих эксплуатантов.
Кроме того, до конца года должен быть подписан контракт на разработку перспективного тяжелого вертолета грузоподъемностью от 10 до 15 тонн.

Новая реальность
Развитие авиации, как и любой другой техники, подчиняется определенным законам. Один из них — удорожание и усложнение разработок на каждом следующем этапе, что приводит сначала к укрупнению отдельных производителей внутри стран, затем к формированию национальных корпораций и, наконец, к международной кооперации, когда возможности отдельных стран уже не соответствуют требуемому технологическому уровню. Наиболее яркий пример такой международной кооперации — Европа, где совместно разрабатываются практически все крупные военные системы, от бронетехники до авиации и ракетного вооружения.
Несколько меньше от внешних партнеров зависят США, однако и в этой, безусловно, авиакосмической сверхдержаве полностью суверенные проекты авиационной техники уходят в прошлое — практически все современные американские проекты так или иначе завязаны на международную кооперацию.





Россия сумела сохранить свои компетенции в разработке и производстве авиатехники, несмотря на распад СССР и последовавшую деградацию, и в ряде ключевых сфер продолжает самостоятельные проекты. Однако в столь дорогостоящих и наукоемких программах, как создание нового широкофюзеляжного лайнера, это уже невозможно — российский рынок авиаперевозок даже в сочетании с потенциальным заказом на спецборты со стороны военных просто не отобьет расходов на подобный проект. Понимание этого в 2000-х годах породило немало мрачных предсказаний о грядущей гибели российских тяжелых пассажирских самолетов как класса — что казалось неизбежным при взгляде на «капельное» производство стареющего Ил-96.
Проект совместного лайнера в этих условиях — не просто спасение для соответствующих групп разработчиков и производств в России. Это залог развития на десятилетия вперед — за счет формирования кооперации, в которой китайская промышленность становится продолжением и дополнением российских смежников и подрядчиков. И как показывает история взаимодействия отечественных разработчиков авиатехники с Китаем, насчитывающая уже много десятилетий, на каждом следующем этапе развития у Москвы находится чем удивить Пекин. 

От «культурной революции» к «трампомании»
Многие эксперты отмечают, что китайским интеллектуальным дискуссиям поныне присущ дух нетерпимости и радикализма времен «культурной революции». Либералы постоянно пугают общество тем, что «новые» и «старые» левые хотят вернуться к практике классовой борьбы. Их оппоненты уверяют, что либералы действуют в интересах зарубежных враждебных сил, тайно способствуя планам нового закабаления Китая. Содержательного диалога между ними очень мало.
Занимающий заметное место в информационно-идеологическом пространстве КНР директор Института Восточной Азии Сингапурского национального университета Чжэн Юннянь признал, что современное китайское общество ностальгирует по элементам «культурной революции»: прямом участии масс в политике, социальном равенстве, подавлении бюрократии. Дух противостояния с истеблишментом отвечает настрою нынешней молодежи, до некоторой степени отождествляющей себя с «бунтарями» 1960-х, борцами с пришедшими к власти носителями «буржуазных прав». Казалось бы, прозападные либералы не имеют к этому никакого отношения. Однако есть опасения, что они готовят «культурную революцию» справа, чтобы нанести удар по истеблишменту, провести радикальную политическую демократизацию, навязать Китаю западную модель.
Тем временем новое поколение образованных китайцев, выросшее в годы реформ, все дальше уходит от вялотекущей идейной «гражданской войны» между левыми и правыми, которая кажется им чуждой и непонятной. Китайский исследователь Хун Кай обратил внимание на распространение среди китайской молодежи«трампомании» и новой правой идеологии. Многие из китайских поклонников Дональда Трампа хорошо знакомы с жизнью американского общества. Их тошнит от общепринятой в Штатах «политкорректности», и они восхищены тем, как Трамп критикует эту идеологию. Они хотят того же, что и Трамп для США, — чтобы Китай «снова стал великой страной», где власти держат меньшинства под контролем, проводя консервативную социальную и культурную политику.
Схожий перенос внешних образов на внутренние проблемы страны просматривается в китайском увлечении личностью Владимира Путина, в котором видят сильного и решительного лидера. Как и в случае с Трампом, речь идет не только о привлекательности его государственничества и консерватизма, но и об эмоциональном позитивном восприятии «обладающих темпераментом» руководителей, как об этом пишут в китайском интернете.


Социализм, а не какой-то другой «-изм»
Возрождение политизации сознания китайской молодежи происходит на фоне заметного укрепления позиций официальной идеологии в период правления Си Цзиньпина. Надежды иностранных экспертов на то, что экономический рост приведет Китай к принятию западной демократии и либеральных ценностей, оказались несостоятельными. Напротив, Си Цзиньпин стремится как можно более четко отмежеваться от этих идей.
В январе 2013-го Си Цзиньпин заявил: «Социализм с китайской спецификой — это социализм, а не какой-то другой "-изм", базовые принципы научного социализма терять нельзя, иначе это будет не социализм». Это послужило сигналом поворота к классическому марксизму и наследию Мао Цзэдуна. В декабре того же года Си Цзиньпин провел коллективную учебу политбюро ЦК КПК по изучению исторического материализма, а в январе 2015-го — по изучению диалектического материализма.
Си Цзиньпин постоянно призывает воспитывать у коммунистов твердую приверженность идеологическим основам. В 2015 году он заявил, что осуществление коммунистического идеала займет много времени, но тех, кто считает это пустым делом, нельзя считать верными членами партии. «Если все будут думать, что раз эту вещь не увидеть и не потрогать, то нет необходимости ради нее бороться и приносить жертвы, тогда коммунизм и правда никогда не построить. Мы сейчас придерживаемся социализма с китайской спецификой и развиваем его, это и есть реальные усилия по продвижению к высочайшему идеалу», — сказал генсек КПК.
Рассуждения о коммунизме кажутся сильно оторванными от повседневной жизни Китая, где все заняты зарабатыванием денег и обеспечением личного благосостояния. В нынешнем году члены КПК приняли участие в кампании «изучать два — быть одним», то есть изучать партийный устав и партийные нормы, важные выступления Си Цзиньпина и быть верными членами партии. Широкое распространение практики переписывания от руки текста партийного устава породило анекдотические истории о том, как молодожены-коммунисты занимались этим в брачную ночь. Вместе с тем очевидно, что укрепление дисциплины синхронизировано с пропагандой нормативной идеологии.
В коммюнике октябрьского пленума ЦК КПК подчеркивается: «Далекий великий идеал коммунизма и общий идеал социализма с китайской спецификой — это духовная опора и политическая душа членов КПК, это идейная основа сохранения сплоченности и единства партии». Марксизм, коммунизм и социализм названы обязательной частью убеждений каждого партийца. На фоне разброда и шатаний в китайских общественных дискуссиях Си Цзиньпин взял курс на укрепление идейной стойкости членов Компартии.