За Китай

Совпадения бывают
Является ли бомбардировка умелой заготовкой Белого дома, этакой trump card, которая должна напомнить Си Цзиньпину об американской мощи и сделать его более сговорчивым? И обиделся ли китайский лидер за то, что американский президент отвлек все внимание мировой общественности от встречи в Мар-а-Лаго?
Пока что никаких конкретных фактов в пользу того, что удар по Сирии был приурочен к встрече с Си, нет — если не считать убежденности в том, что «таких совпадений не бывает» и «американцы ничего не делают просто так». Учитывая бюрократический хаос, который творился в Вашингтоне накануне визита Си Цзиньпина, в непреднамеренное совпадение поверить гораздо проще, чем в точно просчитанный шаг. Пока Трамп такими шагами не славится — скорее наоборот: даже реформу Obamacare обладающая большинством в конгрессе администрация провалила, да и при планировании спецопераций команда Трампа пока что демонстрировала больше неудач, чем успехов. В эмоциональную реакцию президента, а также в его желание завершить внезапно придуманную операцию поскорее (покрасоваться на экранах самому и отправить в итоговые недельные телешоу своих соратников) верится гораздо легче.
Пока нет и свидетельств того, что Китай обиделся, кроме ссылок на загадочную восточную душу, которая непременно должна воспринять подобный шаг как пощечину. Если посмотреть на заявления китайских чиновников, то они либо хранят молчание, либо, как официальный представитель МИД КНР Хуа Чуньин, высказываются решительно против не столько ракетных ударов по территории суверенного государства, сколько использования химического оружия в Сирии. Даже после того как Си Цзиньпин покинул США, Ху Чуньин не стала однозначно критиковать действия Вашингтона, предпочитая расплывчато говорить о международном праве и необходимости решать конфликты мирным путем. В этом смысле китайский МИД показывает такие же чудеса риторической эквилибристики, как при ответе на вопросы о принадлежности Крыма или просьбах оценить действия России на Донбассе.

Когда лучше молчать
Кстати, именно украинская аналогия лучше всего подходит для объяснения логики Пекина: если какой-то конфликт напрямую не затрагивает интересов КНР, но в нем по разные стороны баррикад сошлись важные для Китая партнеры, то лучше либо молчать, либо выкручиваться, но ни в коем случае не занимать какую-то однозначную позицию. При этом Пекин умеет предельно жестко разговаривать, если его интересы затронуты напрямую: достаточно вспомнить прошлогоднюю войну слов вокруг Южно-Китайского моря. Башар Асад союзником Китая не является, вмешательство России в сирийские дела многие китайские аналитики считают делом в целом довольно рискованным, но по-русски лихим и бесшабашным, американские действия в Сирии Китаю крайне не нравятся, но в то же время США является важным партнером — этого набора факторов уже достаточно, чтобы вообще никак не реагировать на удар по Шайрату. Если же учесть, что в перспективе дело может обернуться очередным увязанием США на Ближнем Востоке и новой русско-американской ссорой, которые отвлекут внимание Вашингтона от проблем в Азии, то Пекин вообще от всей ситуации может еще и выиграть. Наконец, даже беглый взгляд на китайские СМИ и соцсети показывает: внутри Китая визит Си в Америку был продан населению как очень успешный, сирийские приключения Трампа особо никто не обсуждал.
Если что-то и могло взволновать Китай, так это проекция на проблему КНДР. Не в том смысле, что США действительно смогут решить проблему без участия Китая, как хвалился Трамп в интервью Financial Times, а в том, что президент и правда может начать пороть горячку. Пекин впечатлили не военные возможности Америки (о них они знают прекрасно), а готовность нового верховного главнокомандующего быстро брать на себя плохо просчитываемые риски. Впрочем, в Пекине продолжают надеяться, что рядом с Трампом находятся взрослые и опытные люди вроде советника по национальной безопасности Герберта Макмастера и шефа Пентагона Джеймса Мэттиса, которые объяснят президенту все риски необдуманных поступков в отношении КНДР. А чтобы показать, что помимо военной есть и другие опции и Китай тут незаменимый партнер, Пекин сейчас делает вид, что помогает Вашингтону немного приструнить Пхеньян. Тем более ничего экстраординарного для этого и не надо предпринимать — китайцы так ужасно злы на северокорейский режим за недавние пуски ракет и убийство Ким Чен Нама, что сами искали повод для санкций.

Серьезный стратегический просчет был допущен Соединенными Штатами в том же Ираке через 12 лет, в 2003 г. Инициированный Джорджем Бушем-младшим после 11 сентября 2001 г. «крестовый поход» против исламского мира призван был не только показать всем «кто в доме хозяин», но и установить контроль над стратегическими запасами углеводородов на Ближнем Востоке. Это позволило бы контролировать и дисциплинировать «союзников» – Западную Европу и Японию, жизненно зависимых от поставок ресурсов.
Военная кампания США на Ближнем Востоке подорвала финансовые возможности Америки, «распылила» ее силовой ресурс, обнажив «границы возможного». По подсчетам «реалистов» Д. Миршраймера и С. Волта, войны США в Афганистане и Ираке обошлись в астрономические $6 трлн. соответственно, погибли около 7 тысяч американских солдат, более 50 тысяч были ранены.
Война в Ираке имела диаметрально противоположный эффект, которого добивались неоконы. Взлет цен на нефть позволил России под руководством Владимира Путина сконцентрироваться на проведении хотя и дорогостоящих, но необходимых реформ для усиления обороноспособности страны. В 2000-х гг. Российская Федерация успешно вышла из экономического анабиоза 1990-х.
Современные американские неоконсерваторы сегодня высказывают откровенное сожаление, что пропустили момент уничтожения России. Дж. Фридмен, руководитель известного STRATFOR в своей книге «Следующие сто лет» с горечью отметил: «Если бы американцы, европейцы и китайцы обрушились на Россию с целью ее уничтожения, русский вопрос был бы, наконец, решен. Но в конце ХХ века европейцы слишком слабы и разобщены, китайцы слишком замкнуты и поглощены своими внутренними проблемами, а американцы после 11 сентября 2001 г. слишком отвлечены войной с исламистами для того, чтобы действовать решительно». История, как известно, не имеет сослагательного наклонения!
Американский «исторический тупик» с его феноменальным стратегическим обессиливанием можно связать с отходом от собственной модели могущества. США стали великой державой именно тогда, когда успешно избегали участия в качестве стороны в тех или иных войнах или, в лучшем случае, приходили к «дележу мира» в самый решающий и наименее затратный момент. Так было в Первую мировую войну, так произошло и во Второй мировой войне.
Соединенные Штаты всегда обогащались на чужих войнах, успешно строя свое могущество. Исторический опыт показал, что США гораздо успешней осуществляют экономическое влияние и используют «мягкую силу», а применение военной силы имеет успех лишь при условии опосредованного вмешательства через третьи страны. Теперь, при американских администрациях 1990-х – середины 2000-х гг., эта стратегия отброшена, Вашингтон потратил триллионы долларов, увяз в бесконечных конфликтах, неуклонно утрачивая свое лидерство. А вот Китай за последние 30 лет успешно придерживался схожей стратегии накапливания сил.

Китай не желает, чтобы его подъем как великой державы стал предметом конфликта интересов с соседними странами.

ИСПРАВЛЕНИЕ ОШИБОК?
Попыткой сохранить и вернуть лидирующие позиции Соединенным Штатам стала озвученная Збигневым Бжезинским и поддержанная крупным американским лоббистом Китая Генри Киссинджером концепция G2 «Мир на двоих», согласно которой предлагалась «новая биполярность» между США и КНР. Данная идея «Кимерики», однако, была отвергнута Пекином, так как противопоставляла Китай всему миру, включая Россию, и шла вразрез с традициями китайской дипломатии не вступать в какое-либо обязывающие союзы.
Китай не желает, чтобы его подъем как великой державы стал предметом конфликта интересов с соседними странами. Исторический опыт весьма богат на примеры и наглядно показывает, как устранялись в период двух мировых войн геополитические конкуренты. Поэтому в Пекине тщательно и всесторонне изучили опыт Японии, Германии, России, Советского Союза и извлекли соответствующие уроки. Хотя, на самом деле, именно так и происходит. Действия Соединенных Штатов Америки можно трактовать как реакцию на увеличение военной и экономической мощи Китая, то же самое относится и к действиям Японии. Пекин же крайне заинтересован в «мирном возвышении», чтобы никто не смог ему помешать увеличить свою мощь и перейти ему дорогу. Китай руководствуется заветами Дэн Сяопина: «Наблюдать хладнокровно, реагировать сдержанно, стоять твердо, скрывать свои возможности и дожидаться своего часа, никогда не брать на себя лидерство и быть готовым кое-что совершить».
Попытка стравить две евразийские континентальные державы – Россию и Китай – была бы идеальным, желаемым вариантом в геостратегии Вашингтона. Американские планировщики хотели бы одновременно «убить двух зайцев»: с одной стороны, «утопить» экономическую экспансию Китая в болоте «российской специфики», громадных сухопутных расстояний и огромных издержек, связанных с климатическим фактором (холодные и продолжительные зимы), а с другой – наводнить наиболее незаселенные дальневосточные районы России китайцами, которые постепенно могли бы заполнить пространства Сибири.

ЗА «КРАСНОЙ ЧЕРТОЙ»
Вместе с тем, очень многие в Вашингтоне прекрасно осознают, что, в сущности, Китай уже пересек ту «красную черту», после которой его сдерживание является не только проблематичным, но и невозможным. Процесс усиления КНР оказался необратимым. Китай меняет весь стратегический баланс не только потому, что он преследует определенные геополитические цели, но и потому, что он колоссален как в демографическом, так и экономическом плане. Учитывая размеры самого Китая, его быстрый рост является дестабилизирующим сам по себе, вне зависимости от поведения Пекина на мировой арене. Главной проблемой является не поведение Поднебесной, а увеличение и так громадного во всех отношениях китайского потенциала.

Генри Киссинджер.

Притягательность Китая и его растущий авторитет в мире во многом объясняются тем, что китайская внешняя политика не является столь агрессивной, как западная. Зачастую Пекин предпочитает вообще отсиживаться «по-тихому» за спиной России, не встревая в конфликты. Однако такая стратегия не отменяет определенных констант внешней политики Китая, сформированной веками. Эти константы сегодня разумно модифицированы, но этноцентризм, сфокусированность на превосходстве китайской культуры, наработанные тысячелетиями взаимоотношения Поднебесной с «варварами» – сегодня не исчезли, а лишь видоизменились.
Не следует считать, что, хотя китайские лидеры и отказались от веками сложившегося стиля внешней политики, основанного на вассальных отношениях, системе иерархических ценностей «цзянся» и их постепенного насаждения, они не откажутся подсознательно им следовать. Этноцентризм и великодержавность политики Китая, считают на Западе, никуда не исчезли и с постоянством будут порождать надменное поведение Пекина.
«Нормы поведения», вытекающие из предложенной модели, логически взаимосвязаны. Они гласят: сначала уступи более сильной державе все, что должно, чтобы избежать более крупного ущерба, и получи хоть какие-то выгоды от этого взаимодействия, будь то даже снисходительность сильного. Затем замани правящий класс или правителя более сильной державы в сеть материальной зависимости, и это подорвет их первоначальную жизненную силу и мощь. В то же время провозглашение равенства в привилегированных биполярных отношениях позволит исключить как равных все прочие страны. Наконец, когда ранее превосходившая тебя по силам держава ослабеет, откажись от всех символов равенства и заставь ее себе подчиняться.
Сегодня Китай концентрирует свое внимание на «мирном подъеме», не представляющем непосредственной угрозы своим соседям и окружающему миру. Эта логика предполагает следование глобальной внешней политике, выходу Китая на мировой уровень, усиление его вовлеченности в решении проблем глобальной безопасности. Очевидно и другое. Можно с высокой долей вероятности прогнозировать наращивание военной мощи Китая, повышения роли НОАК в разрешении тех или иных конфликтных ситуаций. Это «усиление» Китая, активизация внешней политики, очевидно, венчает новый баланс сил в мире, складывающийся уже в пользу Пекина. Выход Китая на глобальный уровень влияния и ответственности – это то, во что удачно конвертировался «мирный подъем» Поднебесной. Отказ от глобальной роли КНР не только не реалистичен, но и противоречит вековым традициям китайской внешней политики. Это уже факт, с которым мировое сообщество должно считаться.

МЕТОДЫ СДЕРЖИВАНИЯ КИТАЯ
Бывший госсекретарь США Генри Киссинджер, «реалист» и «патриарх американской дипломатии», признает в своей книге «О Китае», что «тот образец политики сдерживания периода стратегии «холодной войны», примененный обеими сторонами против экспансионистского Советского Союза, не работает в нынешних условиях. Слабая экономика СССР – за исключением военного производства – не оказывала влияния на глобальную экономику».
Его мнение полностью разделяет Эдвард Люттвак: «Если китайская экономика продолжит расти гораздо быстрее, чем экономика его соседей и равнозначных великих держав, если процентная доля ВВП, которую КНР направляет на военные нужды, останется такой же, то любые ответные меры в виде наращивания и передислокации войск скоро будут преодолены Китаем. К тому же соперники Пекина даже могут от него отстать, так как они будут направлять больше ресурсов на военные приготовления, что ни к чему не приведет, но только поглотит ресурсы, которые можно было бы направить на рост экономики».
Генри Киссинджер небезосновательно полагает, что «в лице Китая Соединенные Штаты столкнутся с противником, накопившим за столетия богатый опыт использования длительного конфликта в качестве своей стратегии, чья доктрина делает упор на психологическое истощение противника».
В самом деле, стратегическая мысль Китая обладает богатой историей. Китайский военный стратег Сунь-цзы рассматривал искусство разрешения конфликта и победы в войне иначе, чем в Европе. Если для западных стратегов важны способы концентрации подавляющей силы в решающем месте, то для китайского военного искусства – создание доминирующей политической и психологической позиции, при которой результатом конфликта становится отказ от него. Западные стратеги проверяют свои гипотезы победами в сражениях, Сунь-цзы проверял их победами, делающими сражения ненужными. Для придерживающегося советов Сунь-цзы полководца победа, достигнутая не напрямую, а путем обмана или манипуляций, является более гуманной (и явно более экономичной), чем победа в результате превосходства сил. «Искусство войны» советует полководцу побудить противника выполнять именно то, что ему самому требуется, или заставить его занять настолько невыгодную позицию, что он предпочтет сдать свою армию или страну без потерь.

Сегодня в Вашингтоне многие осознают, что Китай уже пересек ту «красную черту», после которой его сдерживание стало невозможным.

Пекин сегодня активно формирует геополитические предпосылки, чтобы обезопасить себя от военно-стратегических угроз США. Создание КНР «нового шелкового пути» призвано не только объединить Евразию, но и освободиться от «морской торговли», от которой Китай весьма зависим и которая является весомым рычагом давления Вашингтона на Пекин. Стратегическая уязвимость Китая определяется уязвимостью путей экономической деятельности, в первую очередь Малаккского пролива, через который идет торговый обмен всех региональных держав с Европой, а также доставка импортируемой с Ближнего и Среднего Востока нефти.
В то же время США не имеют большого влияния на сухопутных соседей Китая: Российскую Федерацию, Монголию, Казахстан, Киргиз-стан, Таджикистан и Узбекистан, богатых материальными и энергетическими ресурсами. Маршрут через Туркменистан может обеспечить доступ к фактическому союзнику Китая – Ирану, и тем самым ко всему Персидскому заливу с его неисчислимыми запасами углеводородов. В этом контексте противостояния с США, стремящихся ограничить доступ КНР к богатым ресурсами регионам, Пекин стремится опереться на поддержку «свободных» от влияния Вашингтона режимов для расширения своих возможностей.
Американские эксперты с тревогой размышляют о китайской экономической стратегии: «Это глобальный контекст, в котором Китай предложил связать всю евразийскую сушу сетью дорог, железнодорожных путей, трубопроводов, телекоммуникационных линий, портов, аэропортов и зон промышленного развития. Если будет реализована китайская инициатива «Один пояс, один путь» (ОПОП), появится гигантское пространство экономического и межкультурного обмена, снизятся барьеры для международного сотрудничества в зоне, объединяющей 65 стран, где проживает 70 процентов населения планеты и производится более 40 процентов мирового ВВП. Эти страны обеспечивают более половины нынешнего экономического роста в мире. Оценочная стоимость проектов, уже существующих на бумаге, по меньшей мере в 11 раз превышает стоимость плана Маршалла».
В этом случае Вашингтон пытается использовать традиционную стратегию – принцип анаконды с целью сдерживания Китая и предотвращения его «просачивания» в регионы, богатые природными ресурсами. По мнению Эдварда Люттвака, если потребности КНР в сырье будет удовлетворять Россия с ее союзниками, то Китай останется неуязвимым из-за прекращения торговли с ним по морю. Так будет ослаблен самый сильный инструмент Запада и США против Пекина. Напротив, если бы Российская Федерация и ее союзники участвовали бы в торговых санкциях против КНР, присоединившись к США, Японии, Австралии и другим государствам, то Китай был бы реально окружен сильной коалицией, которую он не смог бы запугать. «Таким образом, если возникнет мир, разделенный на Китай и его противников, то Москва окажется в роли решающего стратегического игрока, и ее власти получат в свои руки рычаги воздействия, которые они наверняка используют», – полагает Люттвак.
В этой связи западные аналитики размышляют о возможности создания альянса под главенством США, в состав которого могли бы войти Япония, Индия, Австралия, Вьетнам, Индонезия, Филиппины, Сингапур. Причем решающая роль в нем может быть отведена России.
В контексте данных умозаключений политика новоизбранного президента Дональда Трампа вполне понятна и ясна. Главная цель Трампа – удушение Китая как самого фундаментального геополитического противника США в современной истории.
В этой связи весьма показательны фигуры советников Трампа на «китайском направлении». Первым является гарвардский профессор по экономике Питер Наварро, автор трех книг о Китае. С трудами Наварро Дональд Трамп хорошо знаком. Во всех экономических бедах и невзгодах Наварро обвиняет Пекин, точнее «диктаторский режим», ломающий международный экономический порядок. «Китайская политика» Трампа видится Наварро в отказе от Транстихоокеанского партнерства, в наращивании военной мощи и в возврате к рейгановскому принципу «мир с опорой на силу». Уже сейчас Трамп заявляет о намерении увеличить флот с нынешних 274 боевых кораблей до 350, разместив значительную часть ВМС США в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Другой советник Дональда Трампа – Майкл Пилсбери, специалист по китайской военной стратегии. Он неоднократно заявлял, что Пекин обладает детальным планом по превращению Китая в единственную сверхдержаву и что этот план основывается на стратагемах периода «Сражающихся царств» 475-221 гг. до н.э.
Очевидно одно. Эти назначения говорят о глубокой озабоченности новой администрации США «возвышением Китая». Для США китайская угроза экзистенциальна, поскольку рушит всю архитектуру мира во главе с Вашингтоном. Многие американские аналитики убеждены, что достижение цели сдерживания Китая представляется возможным только в альянсе с Россией, поскольку ресурсов США и их союзников явно не достаточно. Условием поддержки со стороны Москвы, очевидно, может стать геополитический торг, весомые уступки Вашингтона в самых разных вопросах.

РОССИЯ В ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКОМ ТРЕУГОЛЬНИКЕ
Контуры возможного будущего мирового порядка будут во многом зависеть от характера взаимоотношений в геополитическом треугольнике США – Китай – Россия. Именно эта связка будет определять главную политическую повестку дня в мировой политике и стабильность всей системы. Неизбежность конфликта США и Китая сегодня воспринимается как данность в XXI веке. Одержать геополитическую победу сможет та из сторон, у которой будет перевес как в военном, так и экономическом потенциале. Недостающие элементы может обеспечить Россия. В этой связи у нашей страны появляется уникальный дипломатический шанс, который нельзя упустить. Возможность играть на противоречиях между США и Китаем, выстроить с ними такие отношения, чтобы они конкурировали между собой за возможность альянса с Москвой.

Растущий авторитет Китая во многом объясняется тем, что его внешняя политика не является столь агрессивной, как западная.

С этой точки зрения Россия окажется в роли хранителя «золотой акции», гарантом стратегического равновесия и соответственно стратегической стабильности. В то же время необходимо отметить, что ценность РФ будет определяться как ее экономической, так и прежде всего военной мощью, ее способности изменить «чашу весов». Такой «стратегический треугольник» может стать подлинной основой для реализации на практике многополярного мира. Очевидно и то, что Россия должна четко следовать внешнеполитическому нейтралитету, не входить в альянсы и союзы, так как в одночасье ее «ценность» как стратегического партнера в глазах другого будет утрачена. Тем более что как в партнерстве с Китаем, так и с США, России всегда будет отведена роль младшего партнера, но никак не равноправного.
Такая «увязка» политических и экономических интересов трех ядерных сверхдержав может, помимо прочего, создать мощную платформу взаимозависимостей и противовесов, что даст миру прочную опору на стабильность и прогресс.
Нет сомнения, что «борьба за Россию» как значимого игрока будет вестись обеими державами, так как «на кону» – вопрос о мировом лидерстве. Вероятна поддержка Соединенных Штатов в России той части либеральной элиты, которая выступает с антикитайских позиций. Практика «запугивания Китаем», очевидно, будет продолжена и усилена.
В этой связи российской элите важно не питать неоправданных иллюзий по поводу перспектив российско-американских отношений, нельзя попасть под влияние американской «мягкой силы», используемой Вашингтоном. При этом стратегическое партнерство с Китаем будет безвозвратно упущено, а атмосфера доверия утрачена. Реалии жизни требуют четкого осознания политической элитой РФ приоритетности национальных интересов, поскольку история России наглядно показывает, как Запад умело манипулировал ею в своей геополитике. Здесь и вовлечение России в Первую мировую войну, поощрение Германии к агрессии в 1930-е гг., стратегия Запада по разрушению СССР в 1980-х гг. Ошибка подобного рода может стать исторически фатальной для нас!
Сложившаяся геополитическая ситуация предоставляет России уникальный исторический шанс, который может быть использован во благо развития Отечества и всего мира.

Правящая в Китае Компартия неоднородна и разделяется на условные фракции. В 2012 г. накануне прихода к власти пятого поколения руководителей (во главе с нынешним председателем КНР Си Цзиньпином) много говорилось о фракциях комсомольцев, популистов, ориентирующихся на малообеспеченные слои населения и шанхайскую группировку – соратников бывшего руководителя страны Цзян Цзэминя, работавших с ним в Шанхае во второй половине 1980-х гг. Можно услышать также, например, о внутрипартийной борьбе "шанхайского" и "южного" кланов. Сейчас, в преддверии XIX съезда КПК, на котором будет решаться вопрос о втором сроке Си Цзиньпина в гонконгской и западной прессе всё чаще звучит термин "Чжицзянская" или "Чжэцзянская новая армия". Этим термином объединяют людей, трудившихся под началом Си Цзиньпина в то время, когда он возглавлял провинцию Чжэцзян.

Прежде всего, однако, стоит подчеркнуть, что речь идёт, конечно же, не об официальных фракциях, вроде парламентских, а о неформальных объединениях в высших эшелонах власти КНР. Более того, зачастую термины "фракция" и "клан" употребляются применительно к внутрипартийной борьбе как абсолютные синонимы. Однако, закономерно существует недостаток знаний о том, как эти фракции возникают, функционируют и взаимодействуют друг с другом. В то же время, на основании инсайдерской информации, появляющейся в гонконгской прессе и косвенных свидетельств в СМИ материкового Китая определённые выводы о процессах, происходящих в руководстве Компартии, делать, всё-таки можно. Корреспондент Накануне.RU изучил данные о соратниках Си Цзиньпина, имеющиеся в открытом доступе и ознакомился с программным трудом Председателя, написанном во время руководства провинцией Чжэцзян.
Термин "Новая Чжицзянская армия" впервые употребил гонконгский журналист Ма Хаолян в конце 2014 г. Разница в одну букву в русском и английском написаниях отражает интересную игру слов в китайском оригинале. Дело в том, что команду Си Цзиньпина можно считать как чжэцзянской – по месту формирования, так и чжицзянской – ведь именно книга "Чжицзян синьюй" стала, в немалой степени, её идеологическим базисом.
"Чжицзян синьюй" (之江新语) - "Новые Чжицзянские беседы" (под Чжицзяном понимается река Цяньтан, протекающая в регионе) и "Новая Чжэцзянская армия" "Чжэцзян синьцзюнь" (浙江新军). Эту книгу, состоящую из 232 коротких заметок по различным вопросам, Си Цзиньпин написал, находясь на посту партийного секретаря провинции Чжэцзян. Отсюда и происходит игра слов Чжицязян – Чжэцзян. Но помимо сходства в звучании есть и ещё одно немаловажное объяснение – книга обобщала опыт работы Си Цзиньпина на руководящей должности, а его чжэцзянская команда состоит из людей, располагающих личным доверием Председателя и придерживающихся его политических взглядов. Именно в Чжэцзяне во многом сформировался стиль руководства Си Цзиньпина, в частности там он зарекомендовал себя как борца с коррупцией.

232 статьи Си Цзиньпина можно разделить на три категории: реализация научных концепций развития на практике в Чжэцзяне, во-вторых, мысли о роли кадров и стиле работы, и, в-третьих, о правильном отношении партийных кадров к власти и выгоде.
Си Цзиньпин после октябрьского пленума ЦК КПК был назван "ядром руководства страной" и, таким образом, получил ещё и идеологический контроль, который, наряду с контролем за кадрами и военным имели только два лидера в истории Китая – Мао Цзэдун и Дэн Сяопин – создатель КНР и архитектор китайских реформ. Именно идеологическое влияние давало Дэн Сяопину последнее слово по многим политическим вопросам в 1990-е, когда за ним уже не сохранялось официальных государственных и партийных постов.
Гонконгское издание South China Morning Post (SCMP) цитирует Чэнь Даоиня политолога Шанхайского университета: "с момента основания КНР 30 лет прошло под влиянием Дэн Сяопина, теперь 30 лет пройдёт под влиянием Си Цзиньпина".
С 2012 г . Си Цзиньпин провозгласил концепцию "китайской мечты", заключающуюся в великом возрождении китайской нации. Вместе с внешнеполитической стратегией "Одного пояса одного пути", Си действительно сделал немало для партийной идеологии и потому достоит стать в один ряд с Мао и Дэном.
Книга "Новые Чжицзянские беседы" была издана в 2007 г. и переиздана в 2014 г., уже после того, как Си возглавил страну. Текст также выложен в интернет, но похоже, не пропагандируется так сильно, как в своё время знаменитая "красная книжечка председателя Мао". В отличие от трудов основателя народного Китая, в которых опыт партии применялся практически к любому поводу, "Новые Чжицзянские беседы" это фактически, методическое разъяснение о работе партийных кадров в условиях рыночной экономики.
Здесь на основе практического опыта, древней китайской мудрости (имён, например, Конфуция или Лао-цзы в тексте встретить не удалось, но часто встречается упоминание "древние говорили"), трудов основоположников марксизма (есть цитаты и отсылки к трудам Маркса, Энгельса, как минимум один раз, Ленина) и китайских идеологов - Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, приводятся размышления о роли партии, о том, как должен работать каждый конкретный руководящий работник и как КПК должны взаимодействовать с народом.
Привычки и пристрастия партийных работников не только определяют их имидж и межличностные связи, но ещё большее влияние оказывают на авторитет и имидж партии, на ей взаимоотношения с обществом. Воспитание общества должно происходить через эффект "верхи действуют, низы подражают". В этой книге Си выдвигает и лозунг "Для пользы общества нет маленьких дел".
Компартии нужно сохранять прогрессивность, стремиться к идеалу, усиливать ответственность, воплощать на практике. Идеал, реализация и ответственность это не отвлечённые, а практические понятия.
В статье "Стремление к идеалу и ответственность очень важно применять на практике" от 22.08.2005 товарищ Си пишет: "Стремление к идеалу означает, что, ставя в качестве своей цели коммунизм, нужно вместе с тем полностью посвящать себя решению текущих дел; усиление ответственности означает то, что на каждом отдельно взятом посту у партийного работника есть определённый общественный долг и, осуществляя работу, ему нужно проявлять себя наилучшим образом".
"В учёбе углубляются знания, в реализации на практике расширяются пределы" (08.01.2007): "Новым результатом научной теории стала китаизация марксизма, наша партия стала во главе коммунизма, [произошёл] новый исторический скачок в научных знаниях о закономерностях развития человеческого общества и закономерностях строительства социализма".
Итак, кого же из чиновников высшего ранга можно отнести к "Новой чжицзянской армии"?
Цай Ци, мэр Пекина. Родился в 1955 г. в южнокитайской провинции Фуцзянь, вступил в КПК ещё при Мао Цзэдуне в 1975 г., в это же время обучался в Фуцзяньском педагогическом университете, после окончания стал работать там. Имеет степень доктора экономических наук.В то время, когда Си Цзиньпин руководил Компартией в провинции Чжэцзян, возглавлял парткомы в городах Цюйчжоу и Тайчжоу. Вообще западные СМИ преподносят новую Чжицзянскую армию едва ли не как противников демократии и гражданского общества, но в китайских СМИ можно встретить и упоминания о Цае как о стороннике народного контроля за работой чиновников. В частности отмечается что он начал вести аккаунт в соцсети-"Вэйбо" (китайском аналоге твиттера) в 2010 г. и широко распространил эту практику среди своих подчинённых. Сейчас количество его подписчиков превышает 10 миллионов человек. Сам Цай подчёркивал, что делает это для улучшения обратной связи между чиновниками и обществом, в частности говорил, что "служащим нужно войти в стеклянный дом, чтобы быть под контролем". Пользователи оценили этот шаг Цая, как он смог общаться с людьми напрямую и своевременно реагировать на их просьбы. В частности, однажды некая женщина пожаловалась Цаю на то, что её сын, работник налоговой службы, не пьёт сам, но всегда выпивает за компанию. На следующий день Цай ответил ей буквально следующее: "Расскажите мне, кто это из работников налоговой службы и с сегодняшнего дня он перестанет пить". Этот ответ приобрёл огромную популярность в китайском интернете.

Хуан Куньмин. Родился в ноябре 1956 г. в провинции Фуцзянь, с 1974 по 1977 гг. служил в Народно-Освободительной армии Китая, после чего в 1978 г. поступил в Фуцзяньский педагогический университет. По окончании этого учебного заведения направлен в райцентр Лунъянь на партийную работу, где постепенно продвигается по карьерной лестнице, а в 1988 г. после преобразования Лунъяня в город, становится его мэром. Позже возглавил партийную организацию города Цзясян в провинции Чжэцзян и в этой должности работал под началом Си Цзиньпина. В настоящее время он возглавляет Департамент пропаганды КПК.
Осенью 2016 г. сообщил, что приветствует объявление Си Цзиньпина "ядром партии" и назвал это событие проявлением высокого консенсуса в рядах партии. Такое решение, по его мнению, будет способствовать поддержанию авторитета КПК, для поддержания процветания государства и долговременной стабильности.

Чэнь Миньэр род. в 1960 г. в провинции Чжэцзян, с 1982 г. состоит в КПК. Был директором департамента пропаганды регионального отделения КПК, когда работой партии в Чжэцзяне руководил Си Цзиньпин. В настоящее время занимает должность партийного секретаря провинции Гуйчжоу. Здесь, следуя указаниям Си Цзиньпина о том, что власть должна быть ограничена институтами и осуществляться "в солнечном свете" (то есть прозрачно и открыто), создал в сельской местности 1400 рабочих комитетов, в которых можно подать жалобы на работу госслужащих. В 2015 г. китайские СМИ приводили его как пример чиновника "чжэцзянского бренда".

Инь Юн, занимающий пост мэра Шанхая – род. в Чжэцзяне в 1957 г. . Когда партией в регионе стал руководить Си Цзиньпин, руководил провинциальным судом и был заместителем секретаря региональной комиссии по проверке дисциплины.

Баинь Чаолу – единственный представитель нацменьшинствв составе команды, этнический монгол, родился в 1955 г. в провинции Внутренняя Монголия, член КПК с 1976 г., магистр экономики. При Си Цзиньпине был партийным секретарём одного из крупнейших городов Чжэцзяна – порта Нинбо. Сейчас возглавляет провинцию Цзилинь, граничащую с КНДР и Дальним Востоком РФ.

Ся Баолун, до недавнего времени возглавлявший партийную организацию провинции Чжэцзян, родился в 1952 г. в городе Тяньцзинь и начинал с низших должностей в комсомоле, а в 1973 г. вступил в Компартию. На днях гонконгская SCMP сообщила о его новом возможном назначении. Он приобрёл известность в стране после того, как начал кампанию по снятию крестов с крыш церквей в курируемом им регионе. Эта кампания началась в городе Вэньчжоу, известном как "китайский Иерусалим", и в дальнейшем распространилась по всей провинции.
Власти Чжэцзяна смогли также за счёт жёстких мер обеспечить безопасность проведения саммита в Ханчжоу осенью прошлого года, заслужив персональную благодарность Си Цзиньпина.
Ся Баолун рассматривается также как верный последователь идей Си Цзиньпина, которые он активно проводил во вверенной ему провинции после того, как бывший начальник ушёл на вышестоящие должности.


Чжун Шаоцзюнь – Самый молодой (1968 г.р.) и наименее известный чжицзяноармеец. Уроженец Чжэцзяна, обучался и получил магистерскую степень в родной провинции, а после докторскую диссертацию защитил уже в столичном университете Цинхуа. Был заместителем Си Цзиньпина по кадровым вопросам, в настоящий момент заместитель командующего Центральным Военным Советом (аналог российского Совбеза). Не удалось найти данных о том, служил ли он в армии в молодости, но в 2013 г. во время запуска космического корабля китайское телевидение показало Чжуна в форме полковника рядом с Си Цзиньпином.

Таким образом, всех их, помимо общей работы под началом Си Цзиньпина в начале нулевых годов, объединяет и приверженность к выработанному тогда стилю ведения дел. Многие, вступили в ряды КПК, как и Си, на закате правления Мао Цзэдуна. Фактор происхождения, характерный для кланов в их классическом понимании, не играет в данном случае никакой роли: перед нами уроженцы самых разных провинций Китая, в том числе и национальных автономий. Двое, Цай Ци и Хуан Куньмин примерно в одно время учились в далеко не самом престижном в стране Фуцзяньском педагогическом университете. Подмеченный почти 3 года назад факт усиления бывших сослуживцев Председателя КНР в высших эшелонах власти с течением времени полностью подтверждается: они успешно продвигаются по карьерной лестнице и занимают ключевые места в важнейших структурах КПК и ряде регионов страны. Немаловажно, что в преддверии съезда КПК, где будет решаться вопрос о переизбрании Си Цзиньпина на новый срок, его сторонники находятся на должностях, с которых велика вероятность их избрания в Политбюро. Очевидно, что "армия" состоит из сторонников антикоррупционной политики Си. В западной прессе можно услышать о "Чжицзянской армии" как о противниках либерализма и врагах гражданского общества. Действительно странным было бы ожидать, что функционеры Компартии придерживаются либеральных ценностей в их западном понимании, однако и об их симпатии к деспотизму и тирании заявлять нельзя. В "Новых Чжицзянских беседах" неоднократно упоминается, что власть дана партии народом и руководящий работник - это слуга народа. Исходя из этого, чиновник должен, во-первых, контролировать себя сам, а во-вторых, необходим народный контроль за его деятельностью. Некоторые из его сподвижников, как мы видим, последовательно реализуют такие механизмы. Таким образом, называть эту группу политиков противниками гражданского общества, в корне неправильно. Скорее уместнее говорить о сильной, но в то же время добродетельной государственной власти, характерной для китайской традиции. Открыт вопрос и о том, почему эта армия ещё и "новая", и в каких отношениях эта фракция находится со старыми сподвижниками Си - в частности, с премьером Ли Кэцяном и теми, кто привёл нынешнего главу государства к власти в 2012 г. Заметно и отсутствие в составе "чжицзянской армии" профессиональных дипломатов. Поэтому о том, какой внешнеполитической линии может придерживаться эта команда, остаётся только гадать.

Уроки неудачного опыта создания Большой Европы
Амбициозный проект региональной интеграции Москвы под названием «Большая Европа» потерпел неудачу из-за неспособности создать противовес зависимости внутри Европы. Инициатива Москвы была нацелена на пропорциональное представительство за европейским столом, что позволило бы России извлекать преимущества в силу своего размера, гарантировало бы влияние и безопасность. Проект Большой Европы вступал в прямое противоречие с инициативой ЕС и НАТО по созданию «Расширенной Европы», в которой они стремились максимально использовать коллективную переговорную силу посредством формата 28+1 для сотрудничества с Россией. Последующие чрезвычайно асимметричные партнерства попросту маскируют однополярную конфигурацию, поскольку создаются форматы взаимозависимости, позволяющие Западу максимально использовать свою автономию и влияние. Со временем развивается концепция «сотрудничества» в рамках формата учитель-ученик/ведущий-ведомый, где Россию вынуждают пойти на односторонние уступки. Твердо вознамерившись неустанно наращивать коллективную переговорную силу путем расширения Евросоюза и НАТО на восток, Европа так и не сумела установить прочный статус-кво с Россией. «Европейская интеграция» осталась геостратегическим проектом с нулевой суммой, где географическое соседство было представлено как «цивилизационный выбор».
Проект Москвы «Большая Европа» был во многом парадоксален и с самого зарождения обречен на провал. Однобокая приверженность идеалу единой Европы при игнорировании других партнеров на востоке лишило Россию переговорной силы, необходимой для согласования более благоприятного формата взаимодействия с Европой. Бжезинский отметил, что Запад был «единственным выбором России, пусть и тактическим, и это предоставило ему стратегические возможности и создало предпосылки для поэтапной геополитической экспансии западного сообщества вглубь евразийского континента». В конце 1990-х гг. Ельцин согласился, что Запад эксплуатировал однобокую политику России в своих интересах вместо того, чтобы вознаграждать ее. Он призвал диверсифицировать партнерства и превратить Россию в евразийскую державу. Однако евразийские амбиции возвращают в геополитическое прошлое и апеллируют к соответствующему опыту, между тем концепцию евразийства необходимо пересмотреть в категориях геоэкономики.
Путин быстро и умело воспользовался экономикой как главным инструментом восстановления силы и влияния России. Возвращение под государственный контроль энергетических ресурсов стало гарантией того, что стратегические отрасли будут работать на благо государства, а не олигархов, использовавших их для контроля над правительством и пользовавшихся все большим покровительством Запада. План Путина заключался в том, чтобы превратить Россию в энергетическую сверхдержаву, что должно было стать инструментом влияния на переговорах с де-факто Большой Европой. В Энергетической стратегии России до 2030 г. снова ставится цель использовать энергетические ресурсы для возрождения влияния в Европе и более широко понимаемых международных отношениях. Вместе с тем непропорциональные экономические связи с Европой требовали преемственности и препятствовали решительному размежеванию с Большой Европой.
Энергетическая зависимость от России и связанное с ней влияние Москвы встречало последовательное и энергичное сопротивление и не могло стать прочным фундаментом для де-факто Большой Европы. В то время как Евросоюз все больше зависел от России как поставщика энергоресурсов, Россия не меньше, если не больше, зависела от ЕС как потребителя энергоресурсов. Симметрия в рамках взаимозависимых отношений не позволяла Москве добиться существенных политических уступок. Поскольку Запад оставался единственным выбором России, европейские структуры, руководствующиеся нулевой суммой, укреплялись, а влияние России на транзитные страны уменьшалось вместе с влиянием на континенте. «Восточное партнерство» ЕС и Соглашения об ассоциации символизировали стремление в одностороннем порядке превратить «общее соседство» в эксклюзивные договоренности. Большая Европа потерпела крах, когда Запад поддержал переворот в Киеве, играя на возмущении украинцев уровнем коррупции, чтобы втянуть Украину в евроатлантическую орбиту. Санкции, призванные ослабить российскую экономику, не распространялись на энергетику, поскольку Запад понимал симметрию в энергетической взаимозависимости между потребителем и поставщиком.
На протяжении 2000-х гг. Россия постепенно расширяла экономические связи с растущим Востоком, однако западно-центричная внешняя политика во многом гасила импульс, необходимый для болезненных реформ, и готовность брать на себя долговременные обязательства. Амбиции России по поводу создания Большой Европы особенно тревожили Китай и Иран, поскольку те могли оказаться разменной монетой в торге за наращивание «рыночной стоимости» России на Западе.
Несоответствующие потенциалу связи с растущими азиатскими державами негативно сказываются на геоэкономическом потенциале России, а объясняются они, по словам политолога Сергея Караганова, «иллюзиями по поводу постепенной интеграции с Западом». Бывший министр иностранных дел России Игорь Иванов, ранее убежденный сторонник Большой Европы, признает, что эту ошибочную инициативу следует заменить более реалистичным и полезным для России проектом «Большая Евразия».

Большая Евразия: Россия как преемница Монгольской империи
Евразийский континент в некотором смысле парадоксален. Здесь живет большая часть населения мира; здесь же находятся огромные запасы ресурсов, он вносит самую большую лепту в мировой ВВП. Вместе с тем в Евразии  удивительно плохо развиты экономические связи – не хватает ни материальной инфраструктуры, ни механизмов сотрудничества. Пятьсот лет, на протяжении которых Евразия по сути находилась под геоэкономическим управлением морских держав, поставили Россию в уязвимое положение двойной периферии: как Европы, так и Восточной Азии. Геоэкономическая слабость России – следствие неспособности воспользоваться своими огромными территориями, развивая экономические связи на суше в самом сердце Евразии. Россия могла бы сместить в свою пользу симметрию взаимозависимости, став своего рода преемницей Монгольской империи и наведя мосты через гигантский евразийский континент, тем самым снизить зависимость от любого государства или региона и увеличить зависимость партнеров, нуждающихся в ее территории для транспортных маршрутов.
Британско-русское соперничество за доминирование, по большому счету, сводилось к попыткам обрести конкурентные преимущества за счет того, как будет управляться Евразия – из центра в качестве сухопутной державы или с периферии в качестве державы морской. Схватка усугубилась к середине XIX века, когда Великобритания победила Китай в Опиумных войнах и застолбила привилегированное военно-экономическое присутствие вдоль восточного побережья Евразии. Воспользовавшись слабостью Китая, Россия присвоила более 1,5 млн квадратных километров его территории вдоль тихоокеанского побережья, закрепив приобретения в договорах, впоследствии названных «неравноправными». Быстрая территориальная экспансия России на восток породила в Великобритании опасения, что Россия может фактически занять место Монгольской империи и обратить вспять военно-экономические преимущества морских держав. Маккиндер предупреждал, что преимущества морской мобильности временны в силу возникновения новых технологий перемещения по суше: «Похоже, что паровой двигатель и Суэцкий канал повысили мобильность морской державы относительно сухопутной. Железные дороги в основном обслуживали торговлю, идущую по морям и океанам. Однако сегодня трансконтинентальные железные дороги меняют условия игры для сухопутной державы, и нигде они не могут быть  более действенны, чем в замкнутом пространстве Евразии».
Предсказания Маккиндера не исполнились, поскольку российская геоэкономика пришла в упадок из-за коммунизма и холодной войны. Экономическая составляющая в управлении государством фактически отсутствовала при Советской власти, тогда как военный и идейный раскол холодной войны нарушил экономические связи в Евразии, милитаризировал ее части.
Мир глубоко изменился после падения коммунизма, что дало России еще одну возможность наладить экономические связи в Евразии. Геоэкономика больше не прерогатива Запада, поскольку перераспределение силы в мире и подъем Азии создает стимулы для создания альтернативных транспортных коридоров и механизмов сотрудничества. В последние годы большинство крупных экономик в Евразии выступили с разными интеграционными инициативами. Понятно, что новая российская концепция евразийства должна отмежеваться от прежних представлений, связанных с отсталой милитаризованной геополитикой и неизбежным имперским перенапряжением. Новую геоэкономическую концепцию евразийства следует нацелить на осуществление выборочной евразийской интеграции, чтобы сделать Россию главной движущей силой модернизации и глобализации. Главное отличие пересмотренной концепции евразийства заключается в признании того, что у России нет ни возможностей, ни намерения господствовать на евразийском континенте. Жизнеспособные партнерства с евразийскими державами критически важны для создания сбалансированной и функциональной Большой Евразии.

Китай как незаменимый партнер России в Большой Евразии
Главным партнером России в Большой Евразии с неизбежностью будет Китай, способный и готовый конкурировать с международной системой во главе с США. Стратегическое партнерство Пекина и Москвы незаменимо при любом формате Большой Евразии, так как этот тандем включает крупнейшего в мире производителя энергоносителей и крупнейшего их потребителя, лидера мировой торговли и континентальный сухопутный мост. В последние годы Пекин и Москва стали главными противниками однополярного мира, накапливающими золотовалютные резервы, использующими региональные валюты и создающими новые финансово-экономические организации, такие как БРИКС, Шанхайская организация сотрудничества и Евразийский экономический союз.
Экономическое чудо возрождения Китая дает России возможность сделать Большую Евразию жизнеспособной геоэкономической инициативой. Поражение Китая в «опиумных войнах» середины XIX века устранило его с карты мира в качестве могущественной мировой экономической державы и ознаменовало начало «века унижения». Первоначально внутренняя стратегия развития, начавшаяся в 1970-е гг., осуществлялась под лозунгом «мирного подъема», чтобы не вызывать ни у кого негативной реакции. Она сменилась открытым вызовом мировому порядку под руководством США после запуска в 2013 г. проекта «Один пояс, один путь». Амбиции Пекина по возрождению древнего Шелкового пути посредством развития сухопутной инфраструктуры и морских путей должны финансироваться кредитными организациями во главе с Китаем. Расчеты ведутся в юанях, получающих все большее признание в мире. После поддержанного Западом переворота в Киеве и последовавших взаимных санкций экономическая интеграция Китая с Россией углубилась.  Первоначально было объявлено о строительстве трубопровода «Сила Сибири» стоимостью 400 млрд долларов, а также о совместных проектах по созданию транспортной инфраструктуры, причем финансирование их рассчитывается в местных валютах. Также разработаны новые механизмы сотрудничества через создание совместных международных организаций, финансовых учреждений, платежных систем, рейтинговых агентств и валютных свопов.
Быстрая переориентация на Азию совершена в ущерб региональному балансу зависимости, поскольку Россия сделала на Китай слишком большую ставку. Асимметричное экономическое могущество России и КНР в прошлом смягчалось диверсификацией связей. Отмена проекта строительства трубопровода Ангарск–Дацин в пользу трубопровода ВСТО была иллюстрацией усилий Москвы по поддержанию регионального баланса зависимости. Аналогичным образом министр иностранных дел России Сергей Лавров определил роль России в Азии в качестве «важного стабилизирующего фактора» для создания «поистине стабильного баланса сил». Избыточная зависимость от Китая может подорвать нейтралитет России в отношении споров между Пекином и Токио, что отрицательно скажется на связях России и Японии и усугубит зависимость Москвы от более могущественного Китая. Растущее влияние Китая в Центральной Азии и на российском Дальнем Востоке также вызывает озабоченность. Другими словами, простой перенос однобокой европейской политики на отношения с Пекином обрек бы Москву на невыносимое и неустойчивое асимметричное партнерство. Россия может согласиться с экономическим лидерством Китая как с неизбежной реальностью, но ей нужно сопротивляться доминированию КНР.

Евразийский баланс зависимости
Для устойчивого стратегического партнерства с Китаем требуется мягкая балансировка и экономическая связанность, основанная на обоюдном выигрыше. Жесткая балансировка и структуры с нулевой суммой, как это было в Европе, обрекут проект Большой Евразии на такое же фиаско, которое постигло Большую Европу. Мягкая балансировка должна повлечь за собой признание геоэкономического лидерства Китая при одновременном сопротивлении китайской гегемонии. Этого можно добиться с помощью:

1. диверсификации партнерства, обеспечивающей выигрыш для всех за счет взаимодействия с масштабными экономиками;
   


2. развития эксклюзивных институтов для получения коллективных переговорных преимуществ по отношению к Китаю, которые также выгодны и Пекину;
   


3. создания многосторонних организаций, в которых Китай будет считаться с другими крупными державами – для достижения внутреннего баланса сил.
   

Во-первых, диверсификация в Северо-Восточной Азии особенно необходима, поскольку модернизация российского Дальнего Востока создаст эффект масштаба для России, что выгодно всем государствам региона. Сеул и Токио больше других заинтересованы в том, чтобы участвовать в энергетических и транспортных проектах России в регионе, которые будут дешевле в качестве дополнения к более широким проектам создания материальной инфраструктуры и экономических связей между Россией и Китаем. КНР не только не возражает против планов России развивать Дальний Восток, но и готов стать спонсором и внести вклад в подъем российского тихоокеанского побережья для расширения экономических отношений. «Неравноправные договоры» середины XIX века лишили две северо-восточные провинции Китая, Хэйлунцзян и Цзилинь, выхода к морю, но их экономические связи могут существенно усовершенствоваться после модернизации портов на тихоокеанском побережье России. Только в последние месяцы активизировались экономические связи с Южной Кореей и Японией. На Восточном экономическом форуме во Владивостоке в сентябре 2016 г. подписано множество экономических соглашений с Сеулом. Южнокорейские планы евразийской интеграции совпадают с планами России, и Корея предложила подписать Соглашение о свободной торговле с Евразийским экономическим союзом. В декабре 2016 г. было подписано соглашение с Японией о совместном экономическом развитии Южных Курильских островов.
Во-вторых, ЕАЭС – важный инструмент укрепления коллективных переговорных позиций и восстановления симметрии в отношениях как с Китаем, так и с Евросоюзом. Институционализация привилегированного положения России в Центральной Азии с целью уравновешивания экономического могущества Китая необходима для баланса в этом регионе. Можно даже заручиться поддержкой Китая, не входящего в ЕАЭС, нейтрализуя неудобства от его отсутствия в этой организации предложением материальных выгод. Общая таможенная зона, стандарты и законодательство внутри ЕАЭС упрощают доступ к региону и рынку и, что еще важнее, повышают привлекательность для транзита, поскольку между Китаем и ЕС будет лишь одна таможенная зона.
В-третьих, общие с Китаем организации и договоры должны быть многосторонними с привлечением других крупных держав для обеспечения внутреннего баланса сил и недопущения доминирования КНР. Часто упускается из виду тот факт, что региональные организации и соглашения о коллективной переговорной позиции со странами, не являющимися членами этих организаций или договоров, требуют внутреннего баланса сил. Следует понять ошибки Запада во избежание их повторения. ЕС обеспечил коллективную переговорную силу с целью перекоса симметрии в отношениях с США и другими странами, тогда как Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА) было аналогичным ответом на более конкурентное положение ЕС и Японии. Однако экономические различия между странами, входящими в эти организации, в конечном итоге привели к тому, что они начали трещать по швам. Евро – недооцененная валюта для Германии, которая подпитывала ее экспортно-ориентированную стратегию развития и поглотила производственный потенциал Средиземноморья. В связи с нарушением внутреннего баланса сил внутри Евросоюза более слабые страны будут все решительнее и яростнее протестовать против доминирования Германии. В рамках НАФТА колоссальная разница в стоимости рабочей силы привела к перемещению производственных мощностей в Мексику, что вызвало возмущение американцев, достигшее кульминации в поддержке призывов Трампа к выходу из этого торгового соглашения.
Китай был главным инициатором активизации ШОС в качестве крупного международного игрока путем превращения ее в инструмент геоэкономики. По словам Александра Лукина, расширенная ШОС стала бы «краеугольным камнем зарождающегося многополярного мира и платформой, предлагающей евразийскую альтернативу Западной Европе». Одно из важнейших предложений заключалось в создании объединенного Банка развития ШОС как альтернативы МВФ и Всемирному банку для финансирования совместных инфраструктурных проектов по налаживанию связей в регионе. Россия проявила осторожность и отложила принятие решения, поскольку переход от вопросов военной безопасности к экономическому сотрудничеству влечет за собой передачу лидерства Китаю. Контрпредложение Москвы состояло в учреждении Банка развития ШОС на фундаменте Евразийского банка развития (ЕБР), в котором доминируют Россия и Казахстан. В результате Россия лишилась места за столом могущественной геоэкономической организации, действующей на основе четких правил, а Китай усугубил асимметрию влияния, закрепившись в регионе при помощи специально разработанных двусторонних соглашений о сотрудничестве. Кроме того, на смену многосторонней ШОС пришла односторонняя инициатива Китая по созданию Шелкового пути, а Банк развития ШОС был заменен Азиатским банком инфраструктурных инвестиций (АБИИ).
России остается либо считаться с растущей мощью Китая в многосторонних организациях ради гармонизации интересов, либо сопротивляться смещению международного баланса сил и сваливаться в конфронтацию с нулевой суммой, в которой она вряд ли одержит верх. Похоже, Москва нашла третий путь, введя в ШОС другие крупные державы, которые будут препятствовать гегемонии Китая, не бросая вызов его экономическому лидерству. Решение расширить ШОС за счет Индии и Пакистана, а в будущем, возможно, и Ирана, смягчает обеспокоенность России, поскольку в этом случае влияние и могущество Пекина в организации сокращается, и баланс восстанавливается. Данная модель основана на том же принципе, что и Банк развития БРИКС: объединение сравнительно сильных игроков во главе с Китаем. Подписанное в 2015 г. соглашение о гармонизации ЕАЭС и Шелкового пути на основе ШОС стало моделью геоэкономической балансировки, необходимой для обеспечения жизнеспособности проекта «Большая Евразия». Последующая организация Россией встречи стран – участниц ЕАЭС, ШОС и БРИКС в Уфе также свидетельствует о формировании сложной, многосторонней и сбалансированной Большой Евразии.
Перезагрузка отношений или примирение России с Западом должны соответствовать долгосрочной стратегии создания сбалансированной Большой Евразии. При любой сделке с администрацией Трампа следует избежать того, к чему, вероятнее всего, стремится Вашингтон: размежевания России и Китая и использования жесткой балансировки. Проект создания Большой Евразии – единственный жизнеспособный геоэкономический проект для России, в котором Китай выступает в качестве незаменимого партнера. Экономические связи с Западом должны помочь России в ее стремлении к диверсификации международных отношений и уменьшить ее зависимость от какого-то одного региона, одновременно увеличив ее влияние в качестве поставщика энергоносителей и транспортного коридора. В противовес этому жесткая балансировка Китая лишь воспроизведет европейские структуры, которые руководствуются нулевой суммой.

Прежде всего, у «Пояса и пути» нет критериев оценки успешности. В 2013 г. Си сформулировал лишь пять широких направлений: политическое взаимодействие, укрепление транспортной связанности, упрощение условий торговли, укрепление финансовых связей, а также развитие контактов между людьми. Но никаких целевых ориентиров, сколько именно новых дорог будет построено или новых кредитов выдано, Китай так и не объявил, хотя реализацию Шелкового пути курирует Госкомитет по реформам и развитию – бывший Госплан, помешанный на конкретных цифрах. На вопросы хоть о каких-то KPI китайские плановики разводят руками: мол, Шелковый путь охватывает слишком много стран и сопряжен со слишком большим количеством неподвластных Пекину факторов. Как отмечает в своих работах Игорь Денисов из МГИМО, за последние три года китайские чиновники потратили немало сил, чтобы Шелковый путь называли не «проектом», предполагающим конкретные сроки, цели и суммы, а более расплывчатым словом «инициатива». Также не случайно, что все карты, описывающие «китайское видение» маршрута нового Шелкового пути, имеют неофициальный характер, а государственным СМИ настоятельно рекомендовано вообще не публиковать карты с конкретными транспортными коридорами.
Расплывчатость «Пояса и пути» является недостатком для внешних партнеров. Зато для многих в Китае и лично для Си это плюс. Ведь если критериев успеха нет, то успехом можно объявить что угодно. Несколько новых поездов Китай – Европа, валютных свопов или международных конкурсов красоты на острове Хайнань (чем не развитие контактов между людьми?) – все это конкретные успехи «Пояса и пути». Тем более что Пекин не делает ничего нового. Задолго до объявления о планах возродить Шелковый путь китайские компании строили за рубежом объекты инфраструктуры, тянули через Евразию трубы и оптоволокно, давали связанные кредиты, а Пекин вкладывал миллиарды в укрепление своей «мягкой силы». Неудивительно, что многие старые китайские проекты (вроде строительства порта Гвадар в Пакистане, которое началось еще в 2002 г.) сразу же превратились во флагманские достижения Шелкового пути. Понятен и изначальный энтузиазм китайских местных властей, госкомпаний и экспертов. «Пояс и путь» превратился в зонтичный бренд, который в зависимости от задачи можно наклеить на что угодно, так что освоение бюджетов на конференции и создание мозговых центров (их количество в Китае перевалило за сотню) в 2014–2015 гг. процветало.
Единственным новым и масштабным из обозначенных Си направлений Шелкового пути было налаживание трансконтинентальных маршрутов из Китая в Европу. Казалось бы, у Пекина немало причин сконцентрировать ресурсы именно на этом направлении. Есть геополитические соображения – желание китайских военных проложить наземные маршруты доставки грузов, прежде всего нефти, в обход Малаккского пролива на фоне трений в Южно-Китайском море. Но есть и чисто экономические факторы. Объем торговли ЕС – КНР составляет астрономические 1,5 млрд евро в день. Рабочие руки в приморских провинциях Китая дорожают, зато в глубине континента они по-прежнему дешевы. С 2000 г. Китай строит инфраструктуру в рамках госпрограммы освоения западных окраин. Пекину надо поддерживать занятость в строительном секторе, а заодно экспортировать свои инфраструктурные решения. Наконец, доставка товаров по земле дает временную экономию по сравнению с морем: 12–16 суток против 30 и больше. Эти расчеты во многом легли в основу проекта сопряжения Шелкового пути с ЕАЭС. Ведь если бы Китай занялся пробиванием наземного окна в Европу, то более выгодной дороги, чем через Россию, Казахстан и Белоруссию с их Таможенным союзом, было не сыскать.
Но эти ожидания пока не сбылись. По расчетам Алексея Безбородова из InfraNews, цена за доставку 40-футового контейнера из западного Китая в Германию с 2014 г. снизилась с $5500–6000 до $3200–3700, причем значительную роль тут сыграл не еще не построенный Шелковый путь, а девальвированный рубль. Но цена доставки по морю была вдвое ниже – $1300–1700. Сейчас ставки сравнялись из-за обновления флота и изменения расписаний у транспортных компаний, но к концу года морской маршрут опять окажется как минимум в 1,5 раза дешевле сухопутного. Транзит через РФ и Казахстан обслуживает теперь примерно 1,6% торговли между Китаем и Европой, а не 0,7%, как в предыдущее десятилетие, но рост идет с очень низкой базы и преимущественно за счет задействования существующей инфраструктуры, а не инвестиций в новую. Кроме того, по данным Европейской торговой палаты в Китае, лишь каждый пятый поезд из ЕС в КНР заполняется товарами, остальные четыре сначала везут китайские товары на Запад, а обратно идут порожняком. Своего экспорта в Европу у западных регионов Китая почти нет: экспортные кластеры по-прежнему концентрируются на востоке КНР и оттуда грузы дешевле отправлять морем.
Экономия по времени, о которой часто любят говорить китайские чиновники, рекламируя Шелковый путь, не столь важна для бизнеса – в отличие от цены. Вряд ли кто-то готов заплатить за доставку обеда в офис не в назначенное время, а «уже через 15 минут», но зато вдвое дороже. Неудивительно, что, как показывает в работах для Фонда Карнеги Иван Зуенко из Центра Азиатско-Тихоокеанских исследований (Владивосток), многие запущенные маршруты контейнерных поездов КНР – Европа субсидируются китайскими властями через специальные компенсационные фонды.
За прошедшие три года в проекты по повышению связанности КНР и Европы пришло куда меньше китайских инвестиций, чем пару лет назад наивно надеялись многие эксперты (включая автора этих строк). На постсоветском пространстве это особенно заметно. Например, Пекин пока никак внятно не отреагировал на список из 40 транспортных проектов, который подготовили правительство РФ и Евразийская экономическая комиссия. Притормозил проект ВСМ Москва – Казань: китайцы настаивают на таких условиях, которые делают его приемлемым для РФ только в случае коммерческой окупаемости, а на нее рассчитывать сложно. В чем же дело? Почему раньше Китай охотно финансировал такие заведомо убыточные проекты, как железная дорога Пекин – Лхаса, и щедро давал деньги на сомнительные стройки по всему миру, а теперь стал более внимательно считать риски?
Причиной стала начавшаяся два года назад масштабная переоценка Пекином уровня плохих долгов в финансовой системе КНР. Летом 2015 г. в Китае из-за несогласованных действий финансовых властей обрушилась биржа, уронив капитализацию рынка на $4,5 трлн. Хотя потрясений удалось избежать, власти начали тотальную проверку всего финансового сектора страны, включая госбанки и ведущие институты развития – Банк развития Китая и Экспортно-импортный банк, на которые возлагались особые надежды при финансировании Шелкового пути. Параллельно Пекин начал системно расчищать долговые пирамиды местных властей, которые к концу 2014 г. составляли почти $4 трлн, – деньги занимались через непрозрачные механизмы для финансирования заведомо неокупаемых и ненужных инфраструктурных проектов, которые при этом создавали экономический рост, занятость, карьерное продвижение для чиновников, ну и возможности распила. К концу 2015 г., по отзывам инсайдеров, высшее китайское руководство во главе с Си впервые в истории адекватно увидело дыры в балансах ключевых элементов финансовой системы страны. Стало понятно, что воспроизводить ту же модель, приведшую к накоплению плохих долгов, за рубежом крайне опасно. Можно вынести в другую страну избыточные мощности, но дыру в балансе госбанка за границу не перенесешь.
Яркий индикатор этих изменений – работа Фонда Шелкового пути (ФШП) с капиталом в $40 млрд. Созданный в 2014 г. фонд должен был стать главным драйвером инвестиций в проекты Шелкового пути, но за прошедшие три года закрыл всего шесть сделок. Сейчас ФШП используется как кошелек Пекина, не связанный с мировой финансовой системой и потому способный финансировать политически неоднозначные проекты. Именно через ФШП китайцы инвестировали в «Ямал СПГ» и «Сибур», совладельцем которых является находящийся под санкциями глава Российско-китайского делового совета Геннадий Тимченко. Можно сказать, что эти две политически мотивированные инвестиции в проекты давнего знакомого президента РФ – единственные осязаемые результаты участия в китайском проекте для России, остальным олигархам и госкомпаниям навязывание ленточек с брендом «Шелковый путь» на свои проекты пока китайских инвестиций и кредитов на особых условиях не принесло.
Это не означает, что Россия не должна стремиться привлекать больше китайских инвестиций и наращивать объем торговли. В 2016 г. компании КНР инвестировали за рубеж свыше $225 млрд (вдвое больше, чем в 2014 г.). Большая часть этих денег, как и в прежние годы, ушла на развитые рынки Европы, США и Австралии, а России досталось не более 2% (накопленный с 1991 г. объем китайских инвестиций в РФ, по самым оптимистичным неформальным оценкам минторга КНР, составляет всего $40 млрд). Для того чтобы побороться за китайские деньги с другими странами, а также увеличить торговлю с КНР, России предстоит выполнить предсказуемое домашнее задание по улучшению инвестклимата, а также сохранить управленческий фокус на работе с китайскими инвесторами.
Сделать это сейчас особенно сложно – все низко висящие экономические плоды политической дружбы с Пекином были собраны с момента присоединения Крыма. Теперь нужны годы упорной работы по укреплению институтов, пробиванию нетарифных барьеров на рынке КНР (и жесткая конкуренция потом) и созданию позитивной репутации России у китайских инвесторов. Этот путь не сулит быстрых побед и больших наград для занятых в нем чиновников и бизнесменов, но является единственно реалистичным. Надеяться на магию Шелкового пути, как показали три года, бесполезно – он пока никуда не ведет. Не менее бесполезно настойчивое вдувание жизни в идею Большого евразийского партнерства (должно объединить ШОС, ЕАЭС, АСЕАН и даже ЕС), о котором говорил в Пекине Владимир Путин. Будет ошибкой потратить ограниченные человеко-часы госаппарата на эту химеру, а не на конкретные малые дела для китайского и российского бизнеса.

Фактически в ходе пресс-конференции Путина самому форуму было уделено незначительное внимание и о реализуемом проекте говорилось в самых общих словах, в то время как основное время общения с журналистами оказалось уделено совершенно иным вопросам.
Подтверждением проблем с содержательной частью форума могут служить и заявления других лидеров, в частности китайского. Ничто сказанное ими относительно нового «Шелкового пути» не пробило «планку интереса» для СМИ. Заявления носили протокольный и формальный характер, как, в частности, мнение руководителя Китая, что «при совместных усилиях всех участников стратегия «Один пояс – один путь» определенно станет «путем» мира, процветания, открытости, инноваций и будет и далее соединять цивилизации». Не слишком внушительно для мероприятия, предполагающего масштабную перекройку всего континента.
Китай, безусловно, обладает серьезнейшим влиянием в мире и способен провести мероприятие, на которое прибудут почти 30 глав государств. Однако для обеспечения актуальной и действительно животрепещущей повестки и дискуссии требуется нечто большее. А пекинский форум так и не вышел за рамки протокольно-формальных выступлений участников.
В результате журналистов, которые общались с Путиным, интересовало множество вещей, кроме самого повода, ради которого они все оказались в Поднебесной.
В отсутствие тем относительно «Шелкового пути» в центре внимания оказались двухсторонние российско-китайские отношения, и тут оказалось достаточно поводов для обсуждения: от поставок российского газа в Китай до сотрудничества в космической сфере. Разумеется, был задан традиционный вопрос, не боится ли Россия, что ее экономика будет «проглочена» китайской, на что был дан традиционный ответ (подсказка: не боится).
Забавными и несколько неожиданными оказались последствия ответа на вопрос о самой животрепещущей для Азиатско-Тихоокеанского региона теме – о КНДР, ее разработках в сфере ракетного и ядерного вооружения и новом ракетном пуске. Самым интересным в ответе Путина оказалось то, что он фактически высказал поддержку Пхеньяну, заявив, что нужно прекратить запугивать КНДР и сесть с Северной Кореей за стол переговоров.
Однако необычайно бурную реакцию западных СМИ вызвала самая стандартная (и соответствующая уже много десятилетий неизменной позиции России) часть его ответа – о том, что Россия выступает категорически против расширения клуба ядерных держав. CNN подает эту тему, как будто произошел некий грандиозный переворот. Похоже, для CNN и других глобальных СМИ эта стандартная позиция России стала откровением.
Кроме того, в ходе своей пресс-конференции российский президент:
- отверг обвинения в адрес России в связи с прошедшей на днях глобальной кибератакой, напомнив, что началась она из США;
- в тысячный раз отказался обсуждать свое участие в выборах 2018 года;
- «уронил» акции Газпрома, отвечая на вопрос о возможных размерах дивидендов в компании;
- отпустил шпильку в адрес Украины, заявив, что власти страны не способны проводить мероприятия подобного уровня, а отказ России от участия был верным решением;
- рассказал о своей игре на рояле в ожидании встречи с Си.
Поздним вечером этого же дня Путин прибыл в Иркутск, где проведет совещание о ликвидации последствий пожаров в Сибири и на Урале.
Есть серьезное подозрение, что эта его поездка окажется более содержательной, чем пекинская.

Бойтесь китайцев, дары приносящих
Индию беспокоит не только дорога на западных рубежах. В Юго-Восточной Азии — регионе, который в Нью-Дели в последние годы объявлен приоритетным для индийской внешней политики, — КНР все активнее теснит Индию.
Политика Look East — «гляди на Восток», предусматривающая активное развитие экономического и стратегического сотрудничества со странами Юго-Восточной Азии, — была сформулирована индийским руководством еще в 1991 году. Кроме экономики, сотрудничать предполагалось и в оборонной сфере: в условиях роста влияния КНР Индия планировала наращивать взаимодействие с государствами региона, выступая в роли гаранта их безопасности. Эта концепция находила живейшее понимание в Вашингтоне: интересы Индии и США в Юго-Восточной Азии объективно совпадали, к тому же индийский курс на противостояние Пекину позволял американцам надеяться на то, что им рано или поздно удастся сделать Индию стратегическим союзником в регионе.
После прихода к власти премьер Нарендра Моди заменил концепцию Look East на Act East, «действуй на Востоке», демонстрируя, что настала пора активнее укреплять связи с восточными соседями. Моди и глава МИД Сушма Сварадж зачастили в страны Юго-Восточной Азии, индийские боевые корабли начали заходить в воды Южно-Китайского моря, заметно активизировались работы по прокладке стратегического шоссе Индия — Мьянма — Таиланд, деньги на которое также выделил Нью-Дели.
Но китайцы оказались быстрее. Под руководством Си Цзиньпина КНР все активнее участвует в инфраструктурных проектах юго-восточных соседей. В Лаосе китайские компании строят грандиозную железнодорожную магистраль, которая должна связать север страны со столицей. 60 процентов пути составляют туннели и горы, при этом рабочие вынуждены попутно разминировать территорию, густо усеянную американскими минами со времен Вьетнамской войны. Излишне говорить, что все ресурсы и рабочую силу предоставляет КНР, равно как и заем на строительство дороги.

Обаянию китайских денег и рисуемых Пекином перспектив трудно противостоять. Даже Вьетнам, традиционно подозрительно настроенный по отношению к КНР, выразил готовность к сотрудничеству. По итогам встречи Си Цзиньпина и вьетнамского президента Чан Дай Куанга в начале мая было подписано соглашение о поддержании мира в акватории Южно-Китайского моря и разрешении территориальных споров исключительно переговорным путем. А неделей позже вьетнамского лидера как дорогого гостя встречали на форуме «Один пояс — один путь».
Нью-Дели неустанно предупреждает страны Юго-Восточной Азии: остановитесь, не берите китайских денег! Китай привяжет вас к себе экономически, подкупит ваших политических лидеров, загонит вас в долговую кабалу, а затем начнет влиять и на вашу внешнюю политику в собственных интересах.
Но индийцев мало слушают: пока Нью-Дели дает советы, КНР дает деньги, а с ними и шанс на развитие.


Жмущее ожерелье
Но больше всего индийцев беспокоит китайская деятельность в Индийском океане. «Жемчужное ожерелье» — сеть китайских баз и опорных пунктов в южных морях, как считают в Нью-Дели, все теснее сдавливает шею Матери-Индии.
Особую тревогу вызывает политика Китая в отношении Шри-Ланки — страны, традиционно входящей в индийскую зону влияния и до недавних пор являвшейся крупным получателем западной финансовой помощи. В 2011-м были опубликованы сведения о том, что в ходе многолетней войны против повстанцев-тамилов вооруженные силы и полиция страны совершали военные преступления. После того как власти страны фактически отказались наказывать виновных, ЕС и США резко сократили субсидии. Правительство Шри-Ланки, решив, что можно найти и другие источники финансирования, обратилось за помощью к Китаю.
С тех пор сотрудничество стран растет взрывными темпами. Пекин буквально вливает в Шри-Ланку деньги, спонсируя строительство аэропортов, железных дорог, шоссе и морских портов. Китай предоставил островному государству военную помощь на 37 миллионов долларов и 8 миллиардов долларов в качестве займов, спонсировал возведение огромного Colombo Financial City, обошедшегося в 1,5 миллиарда. Китайские субмарины стали частыми гостьями на морской базе Коломбо, где они пополняют запасы и даже проводят мелкий ремонт. Более того, практически завершены переговоры о передаче в аренду КНР на 99 лет порта Хамбантота на южном побережье острова.

Жесткая позиция Моди уже стала предметом критики как внутри Индии, так и извне. Политики и журналисты предупреждают: отказываясь от участия в китайском мегапроекте, Нью-Дели рискует потерять темп экономического развития и значительно сузить политические возможности. Индийские власти это понимают и стараются мосты не сжигать. Пресс-секретарь МИД Индии Гопал Баглей в понедельник, 15 мая, заявил: «Руководствуясь своей принципиальной позицией по этому вопросу, мы настоятельно предлагаем Китаю вступить в конструктивный диалог о его инициативе "Пояс и путь". Мы ждем позитивного ответа от китайской стороны».
Ответ последовал незамедлительно. «Я не понимаю, что пытается нам сказать господин пресс-секретарь индийского МИД, — парировала глава пресс-службы китайского внешнеполитического ведомства Хуа Чуньин. — Какой тип диалога он подразумевает под "конструктивным"? Какой "позитивный ответ", по мнению пресс-секретаря, должен дать Китай? Наши идеи и действия говорят сами за себя. Наши цели ясны и понятны. Мы с самого начала выступали за членство Индии в "Поясе и пути" и продолжаем это делать».
Китайское терпение в ответ на индийскую резкость понятно: Индия — слишком большой рынок, чтобы исключать его из «Пояса и пути», и сотрудничество в рамках этой инициативы, как полагают в Пекине, принесет выгоду обеим странам. Осталось убедить в этом Нью-Дели.