Большой передел мира

И дело не в том, что на военных действиях (идущих и возможных) не заканчивается жизнь, но и в том, что на самом деле хотя те событие в которые вовлечена военная сила имеют большое значение здесь и сейчас, такие действия имеют крайне узкий коридор возможностей, т.к. не оставляют участникам событий вариантов благоприятного исхода в случае тех или иных вариантов принятия решений. Другое дело возникающие ситуации, когда, казалось бы, никто никому серьезно не угрожает, никто не подбрасывает ситуации, после которых «весь мир в лоскуты», никто не заставляет брать на себя ответственность за что-то из ряда вон выходящее и рисковать чужими жизнями.

Однако именно в этой тиши скрываются наиболее судьбоносные моменты будущего, без которых невозможно наступление коренных изменений. Однако, по большому счету, вряд ли на них обращают особое внимание тогда, когда они не сильно мелькают на страницах газет, в информационных сайтах. Разве что те люди, которые пытаются просчитывать на несколько шагов вперед рассматривают данные события пристально и скрупулезно. Но именно из таких событий формируются тренды, которые определяют мировую повестку дня на будущие годы и десятилетия.

Попробуем рассмотреть в текущей круговерти событий некоторые нюансы этого будущего, те плоскости, которые сейчас только намечаются, но в будущем будут формироваться в важные направления развития.

Естественно, в рамках данного рассуждения достаточно сложно охватить все текущие трендообразующие плоскости, но некоторые из них мы должны рассмотреть. Для сегодняшнего обзора мы возьмем три таких плоскости – это место России в глобальном мире, позицию Великобритании в текущий момент ее политической истории и результаты европейских выборов в контексте движения европейской политической системы.

Затем мы помним, каким шоком для наших конкурентов как в США, так и в Европе были такие действия как возврат Крыма, или российское присутствие в Сирии, сейчас таким же шоком является состояние финансовой системы России, которая после нескольких лет непрекращающихся и разнообразных санкций со стороны США и ЕС оказывается весьма устойчивой и справляющейся с надвигающимся кризисом.

Между тем Россия, включившаяся в ряд важных международно-политических процессов: освоение Арктики, сохранение Сирии как светского, единого государства и реализации интересов России в Африке и таким образом включилась в большую геополитическую игру. Параллельно Россия проводит инфраструктурное развитие и производственное перевооружение. Однако есть еще одна плоскость в которой Россия вынуждена действовать для того, чтобы подкрепить собственные геополитические и экономические позиции. Это выстраивание вокруг себя благоприятного международного контура и в первую очередь на ближних подступах. Причина этого проста. В случае, если по периметру границ не будет создана благоприятная обстановка для развития, это развитие придется осуществлять с учетом возможных конфронтационных действий третьих стран. И тут у России увы не все гладко.

Во-первых, в этом самом контуре находятся несколько государств, осуществляющих или осуществлявших выраженную антироссийскую деятельность (запрет российских СМИ, аресты российских граждан и т.д.). К их числу можно отнести в частности страны Прибалтики, Украину, Грузию и это как минимум, так как у некоторых иных государств хотя и нет такой стойкой антироссийской настроенности, однако и более тесного сближения тоже нет.

Во-вторых, у России после 1990 года не было ясной и выверенной стратегии для ближнего зарубежья! Банально, но Россия ощущала окружающее пространство в первую очередь ситуативно и в контексте текущих потребностей. События 2014 года оказались для самой России, не ставившей никогда в качестве базового принципа своей внешней политики возвращения утраченных ранее земель, своеобразным откровением. Откровением это стало и для стран бывшего СССР, что модель клиентелы без жестких обязательств с Россией уже не работает. В этом контексте Западные «партнеры» начали процесс мифологизации якобы имеющегося стремления России к имперскому образу действия и посягательства на сопредельные территории. Этого руководство России, не имевшее таких намерений хотя бы из-за несформированной философии такой имперской политики и внятной доктрины по возвращению земель не могло должным образом оценить. Однако, был оценен эффект возврата Крыма, ставшего в обществе катализатором политического оптимизма и активности. Не случайно тема Крыма на протяжении нескольких лет стала использоваться руководством России в качестве позитивного тренда во взаимодействии общества и власти.

Однако сама о себе проблема никуда не делась. Превращение прилежащих территорий в рассадник антироссийских настроений и формирование своеобразного эрзаца «руки Москвы» в качестве части собственно внутренней политики соседних государств безусловно не может не беспокоить. Хотя бы потому, что это потеря недополученной выгоды от сбыта российских товаров в этих государствах, это недоступность там российского медийного контента, а значит и российского взгляда на события, невозможность в полной мере реализовывать культурные, социальные и экономические программы взаимодействия. Да и как решать важные задачи далеко от дома, когда у Вас на пороге разного рода противники Вашего влияния, которого к тому же и нет.

В такой ситуации основной проблемой является необходимость России найти себя, понять, что же собственно России нужно от прилежащих государств. Создание ЕАЭС показало, что вроде бы нужным является создание комплексного экономического пространства с центром в Москве. Это было бы разумно, если бы не было одного неприятного момента. Россия не до конца готова к тому, чтобы делать такое пространство действительно всеобъемлющим и комплексным. В результате появляется стремление решить одни проблемы и не решать другие, т.к. они банально не выгодны в тактическом или сугубо экономическом плане. В таком случае ЕАЭС оказывается не пространством, закрытым от внешнего экономического влияния как в общем то должно было быть, а своеобразным полем, на которое вполне могут заходить другие игроки и даже навязывать там конкуренцию, например Евросоюз, или Китай. В таком случае крайне важно четко определиться к чему же стремится руководство России в контексте таких отношений. Ситуация с Украиной и Грузией еще более парадоксальна, т.к. государство стремясь к определенной степени давления на сопредельные территории одновременно экономически взаимодействует по отдельным точечным направлениям, выгодным отдельным участникам экономических отношений. Такая политика «тут едем, там не едем» не приводит к целостности понимания отношений России и сопредельных государств.

По большому счету России необходимо найти целостность в политике, понять, что для нее ближнее зарубежье, какие направления работы с такими странами есть у России. При этом, как ни странно, лучше всего у России получается конфронтационный тренд, который проявляется в отношениях с Прибалтикой. Правда приводит он к тому, что ниша отсутствия России заполняется противниками – США и ЕС. Выработанного конструктивного тренда у России по отношению к ближнему зарубежью нет в принципе. Руководство России банально не научилось воспринимать сопредельные государства объективно. Их понимание как частей бывшего СССР требует, по логике восстановления этого самого СССР в территориальном контексте, без социалистической политической привязки. Альтернативой этому является прагматизм, то есть использование тех выгод, которые могут дать соседние страны. А это требует отношения к странам бывшего СССР, подобного отношению США к странам Центральной Америки, как к своему заднему двору. Без сантиментов и каких-то непонятных проявлений родственных чувств. Но это полностью исключает «семейный подход», рассмотрения этих стран, как «бывших родственников», «одного народа» и прочее. В отношение тезиса «один народ» должен быть и следующий шаг, формирование тезиса «один народ – одно государство». В противном случае, извините, политическая шизофрения, или если угодно менее грубо – попытка усидеть на двух стульях. Но в отличие от «богатовекторности» соседей, для которых стоит лишь один вопрос под какой зонтик спрятаться в то или иной момент, эта «богатовекторность» ментальная – неспособность разобраться в разных форматах собственных желаний и интересов.  

Выход из ЕС показывает, что Британия не рассматривает себя как часть «общей Европы», но и в отрыве от Европы Великобритания себя тоже не рассматривает. Великобритания говорит о склонности сотрудничества с США и о духе «евроатлантизма», но при этом резонно опасается, что такая дружба превратит Британию в американского вассала (хотя многие поговаривают, что уже давно превратила).

Как ни странно, но проблема тут собственно опять же в политическом сознании Британии. Неспособность отказаться от своего имперского прошлого (то чем Великобритания сейчас не может быть в принципе) приводит к появлению «кадавров» типа новой империи о которой заявляла Т.Мэй. Как ни странно, если бы ее спросили, а что такое эта «империя нового типа» вряд ли бы она сама ответила, все свелось бы к кучке лозунгов и не более. Однако проблема остается и более того приобретает все более угрожающие черты.

Представители бизнеса, не понимая, что же собой представляет нынешняя Великобритания, где ее место на политической карте мира не могут начинать серьезные деловые стратегии в рамках британской юрисдикции. Британский МИД и спецслужбы продолжают время от времени играть в игры еще XIX века, когда Великобритания действительно могла навязать свою политику во многих уголках земного шара и прекрасно знала в чем заключаются базовые компоненты такой политики регулярно попадают впросак из-за того, что королевство не способно всеми своими действиями соответствовать такому опыту прошлого. Создается восхитительная картина. Великобритания, пользуясь старыми схемами и закладками может раздуть где-то пожар конфликта, но не имея должного экономического базиса попросту не может воспользоваться плодами своего художественного творчества. А в этом случае возникает резонный вопрос, зачем Британии нужна такая реальная внешняя политика, которая не соотносится ни коим образом с политикой экономической?

Но альтернатива представляется более угрожающей. Без такого имперского восприятия у Великобритании нет шансов на самосохранение. Великобритания не может быть таковой, не являясь империей, не осуществляя имперскую политику и не выступая империей во всем! Без этого Великобритания становится тем, чем была изначально – рядом национальных государств, стремящихся к самоопределению. Англия, Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия (со свободным дрейфом всего остального, например, Гибралтара в сторону Испании, а Фолклендских островов в сторону Аргентины с одновременным переименованием в Мальвинские острова). И такая тенденция ужа была начата референдумом о независимости Шотландии на котором юнионисты победили только благодаря откровенному мухлежу.

При этом Великобритании нужно сделать выбор, определиться и начать действовать в очень короткой перспективе. Весьма вероятно, что после выхода из ЕС у Великобритании не будет и десяти лет на то, чтобы разобраться в себе, деструктивные течения приведут к сепаратизации сначала в Северной Ирландии, потом в Шотландии. В результате бывшая Великобритания, ставшая в одночасье Англией, утратит любые имперские амбиции естественным, эволюционным путем.

Во-первых, в странах ЕС не удается собрать устойчивое большинство, на участие в правительстве претендует широкая коалиция из нескольких, зачастую несопоставимых поэтических партий. В такой ситуации, либо правительство не формируется, а выборы в парламент приходится переносить, либо формируется, но находится постоянно под влиянием факторов, угрожающих его системной работе.

Причиной тому стал процесс, связанный с ровно тем же, что и в двух ранее описанных случаях. Неспособность отделить свое историческое прошлое от реального настоящего. Только проявляется это немного по-другому. У стран Европы либо нет в историческом прошлом таких имперских замашек, как у России или Великобритании, либо они в принципе несопоставимы с их статусом, хотя время от времени и Франция, и Германия, и даже Австрия пытаются вспомнить о своих имперских традициях. Получается редко, зачастую как некая пародия на свое же имперское прошлое. В такие моменты Макрона сравнивают с Наполеоном, Меркель с кем только не сравнивают, вполне понятно, что не в пользу нынешних персоналий.

Что же происходит в политической системе Европы? Она эволюционирует через метаморфозу, отмирание рудиментов и появление нового в результате своеобразного политического эксперимента. В Германии неактуальными становятся ХДС и СДПГ, во Франции не актуальны голисты и социалисты, в других странах Европы теряют доверие граждан другие традиционные партии. Почему? Потому что они продолжают продвигать политику «давно мертвой Европы», политику вчерашнего дня, которая не интересна, не нужна и не поддерживаема населением. Население же стремится к другому, но как всегда не может сказать к чему конкретно. В результате оно становится жертвой очередных политических мошенников, предлагающих зеленую альтернативу (привет Австрии), парадоксальную альтернативу (привет, Германия), или смесь социализма с национализмом в лице «Народного Фронта» (бонжур, Франция). И это будет, пока в Европе не сформируются новые парадигмы и партии их продвигающие. Скорее всего в странах наименее традиционалистских и парламентских, так как там эти процессы просто идут быстрее по природе вещей.

Вот такой он «всемирный кризис исторического прошлого». И три приведенных примера – это не исключения. Это правила.

На фоне этого предстаёт и эпическая картина борьбы в США их эпического прошлого, как государства-гегемона и незавидного настоящего, как государства-банкрота с непомерно раздутым оборонным бюджетом. Страна в которой на выборах победила парадигма «вернутся назад». А за углом ждет Гераклид со своей философской дубинкой и приговаривает «нельзя в одну реку зайти дважды, нельзя», так что иди Доня со своим «Грэйт Эрен» куда подальше, нет у тебя возможности такого апгрейта, нет по природе вещей, так как мир изменился.

На фоне этого разворачивается эпическая борьба Эрдогана за историческое прошлое против здравого смысла. Влезая в сирийские, иракские, палестинские, а теперь и ливийские дела, Эрдоган конечно же будит дух Османской Империи. Но позвольте! Османская Империя еще в XIX веке была «больным человеком Европы» (как писали газеты), отчего бы в XXI веке чему-то изменится. Тем более, что у Турции банально нет ни экономической, ни политической мощи соответствовать образу Османской Империи. Так что Турция после Эрдогана может столкнуться с очень жестким приземлением своих амбиций, т.к. сейчас она откровенно движется на политических амбициях своего лидера.