Большой передел мира

К 1938 году Чехословакия оставалась единственной страной Центральной и Восточной Европы, где не установился тоталитарный режим. А в экономическом отношении она представляла собой лакомый кусок. В 1920–1930 годах она стабильно входила в двадцатку самых развитых стран мира.

Ее военная промышленность была одной из мощнейших на планете. Впоследствии Третий рейх оснастил чешским оружием без малого 40 дивизий. Чехословакию-то западные державы и принесли Гитлеру в жертву.

Немецкий вопрос в Чехословакии

Немцы стали своего рода «наследством» канувшей в Лету в 1918 году Австро-Венгрии. Они составляли почти четверть населения Чехословакии, а доля их в чешских землях, Моравии и Силезии достигала 30%. Особенно много немцев проживало в пограничных с Германией и Австрией районах. По имени одного из них, Судетской области, чешских немцев стали называть «судетскими».

Но четкой этнической границы между немцами и чехами не существовало. В Судетах немецких деревень было больше, но встречались и чешские. Во внутренних районах Чехии и Моравии картина была обратной. В городах чехи и немцы жили вперемешку.

Во втором по величине городе страны Брно (Брюнне) немцы составляли почти четверть населения. Разве что в Праге их было мало. В общем, сплошная чересполосица.

Немцы были представлены в парламенте Чехословакии и органах местной власти, могли учиться на родном языке. Но они все равно хотели объединиться со своим национальным государством.

Первоначально они рассматривали в качестве такового Австрию, но впоследствии обратили свои взоры на Германию. А нацисты охотно использовали чаяния судетских немцев в своих интересах.

На выборах 1935 года абсолютное большинство голосов немецких избирателей Чехословакии получила Судетско-немецкая партия во главе с Конрадом Генлейном. Поначалу она была лояльна своему государству, но постепенно становилась все более радикальной и все теснее сотрудничала с Гитлером.

В 1937 году в одном из писем Генлейн прямо призвал фюрера присоединить к Рейху земли, населенные преимущественно немцами.

Слабая опора на Запад

Руководство Чехословакии осознавало опасность, идущую от Германии. Ведь при желании «территориями, населенными немцами», можно было признать все чешские земли и Моравию. В 1934 году власти страны демонстративно приняли у себя десятки тысяч антифашистов, бежавших из Германии и Австрии. Годом позже на границе с Германией выросла линия мощных укреплений, сравнимая с «линией Мажино» во Франции или «линией Маннергейма» на границе Финляндии с СССР.

Не сидела сложа руки и дипломатия. В 1935 году Чехословакия заключила договоры о взаимопомощи с Францией и СССР. Последний выражал готовность прийти чехам на помощь в случае агрессии Германии, но президент Эдвард Бенеш нашу страну не жаловал.

По его настоянию в договор с Советским Союзом внесли пункт, по которому Красная армия могла помочь чехам только вместе с французской. Бенеш был уверен: Франция, боящаяся Германии, его не бросит. А за Францию, если что, и Англия вступится.

Но Франция особых надежд не давала. Еще в 1925 году в Локарно был заключен пакт, гарантирующий неприкосновенность западных границ Германии, но не оговаривающий то же самое на востоке. Тем самым и французы, и англичане фактически отказались брать на себя какие-то обязательства в том случае, если немцы «хищно» посмотрят в сторону Чехословакии, Польши или Литвы.

Как выяснилось, на западном направлении Гитлеру тоже позволили многое. В 1935–1936 годах он вернул Германии Саар и ремилитализировал Рейнскую область. Запад протестовал крайне вяло. Для Франции Чехословакия была «делом десятым», а в Англии и вовсе существовала сильная партия германофилов, куда входили и члены королевской семьи.

Так оплот демократии рисковал оказаться один на один с Гитлером, поддерживаемым изнутри судетской «пятой колонной».

Дорога к «Мюнхену»

1938 год стал решающим. Еще в феврале Гитлер сказал о необходимости «обратить внимание на ужасающие условия жизни немецких собратьев в Чехословакии». В марте нацисты осуществили аншлюс Австрии, в результате чего Чехословакию почти со всех сторон окружила территория Третьего рейха. Мощных укреплений на австрийской границе не было, и усилившийся вермахт мог теперь зайти к чехам с юга.

Активизировались и судетские немцы. В апреле 1938 года они приняли «Карлсбадскую программу», где речь шла о широкой автономии и «полной свободе выражения взглядов». Последнее означало, что власти Чехословакии должны закрыть глаза на прямые призывы к отторжению части территории. Генлейновцы готовили путч, Гитлер стянул войска к границе.

Начался первый Судетский кризис, но тогда в защиту Чехословакии выступили СССР и Франция. Оказавшись в дипломатической изоляции, Германия временно отступила.

Третий рейх согласился на переговоры между властями Чехословакии и лидерами судетских немцев при посредничестве Великобритании. Но Генлейн при поддержке Гитлера уже не соглашался даже на широкую автономию.

Чехословакия же не желала терять район, где сосредоточена треть ее промышленного потенциала и где жили сотни тысяч этнических чехов. 12 сентября 1938 года переговоры окончательно зашли в тупик.

В тот день начался второй Судетский кризис. В пограничных с Третьим рейхом районах начались выступления, власти Чехословакии объявили военное положение и ввели туда войска.

Гитлер пригрозил вооруженным путем защитить соплеменников, а главком люфтваффе Герман Геринг и вовсе пообещал «стереть Прагу с лица земли». И здесь страны Запада нашли «соломоново решение». Великобритания взяла на себя роль главного «умиротворителя», а Франция с ней не спорила.

Позорный финал

15 сентября британский премьер Невилл Чемберлен прилетел к Гитлеру. Фюрер убедил его, что хочет защитить судетских немцев и готов идти до конца в деле присоединения пограничных районов Чехословакии. В обмен он пообещал «прочный мир».

Чемберлен согласился, вслед за ним согласился и премьер Франции Эдуар Даладье. Последний предупредил Бенеша, что не поддержит Чехословакию, если та не уступит Германии пограничные районы.

29–30 сентября 1938 года произошла историческая встреча в Мюнхене. Делегацию Чехословакии на переговоры не пустили, пригласив лишь на подписание заключительного акта.

Согласно ему, Чехословакия теряла четверть территории и населения, не менее трети своей промышленности. Ее границы фактически оставались голыми. Единственной страной, решительно протестовавшей против такого поворота событий, был Советский Союз. Но от его помощи Бенеш сам ранее отказался. За что и поплатился.

Судьба Чехословакии была решена. Резко усилились сепаратистские силы в Словакии и Подкарпатской Руси. Страна превратилась в рыхлую конфедерацию. Убедившись, что чехов можно взять голыми руками, Гитлер перешел к действию.

14 марта 1939 года он ультимативно потребовал от властей Словацкой автономии объявить независимость, пригрозив в противном случае отдать Словакию венграм. А днем позже оккупировал оставшуюся часть Чехии и Моравии, создав там протекторат Богемия и Моравия. Весь их потенциал стал частью военной машины фюрера.

Польша как пособник Гитлера

Свои хищнические аппетиты в отношении Чехословакии были и у других ее соседей. Так, Венгрия давно претендовала на ряд районов Южной Словакии. Воспользовавшись «Мюнхенским сговором», она заняла их.

А после аннексии Германией Чехии и Словакии она оккупировала и Подкарпатскую Русь (Закарпатье). Местные украинофилы хотели воспользоваться трудностями Чехословакии и начать строительство своего государства. Расплата пришла из Будапешта, и Гитлер дал мадьярам добро.

А что же Польша, так яростно изображающая из себя жертву пакта Молотова – Риббентропа? У нее с Чехословакией были старые счеты. Она претендовала на ряд ее территорий (Тешинская Силезия и небольшая часть северной Словакии), но в 1920 году при посредничестве Антанты не получила всего желаемого.

В 1930-е годы поляки усилили подрывную работу в Тешинской Силезии. Особенно старался ориентированный на Германию глава МИД Польши Юзеф Бек.

Вопрос в том, насколько президент Ирана может позволить себе быть «героически гибким» и как далеко он может пойти в уступках Вашингтону, остается пока без ответа. Очная встреча президентов на сессии Генассамблеи не состоялась. Якобы сам Роухани от подобного общения отказался, посчитав его преждевременным и легкомысленным шагом, хотя первоначально идея мимолетной неформальной встречи исходила от Ирана. Американцы медлили с ответом, затем согласились, и в итоге получили иранский отказ, за которым последовала очередная инициатива из Тегерана – переговорить по телефону. Вместо коридорной сработала иранская телефонная дипломатия.

По просьбе иранской стороны Обама всё-таки позвонил Роухани, правда, уже в тот момент, когда иранский президент был на пути в аэропорт для возвращения из Нью-Йорка на родину. Президенты попытались в 15-минутном телефонном разговоре после 35-летнего молчания придать стартовый импульс совместной работе. Этот телефонный разговор сразу же оказался во главе мировых новостей, стал сенсацией в политических и информационных кругах.

Комментируя разговор, Обама намекнул на возможное урегулирование ядерной проблемы Ирана, хотя и отметил, что на пути к этому немало препятствий.

Одно из препятствий и главная проблема для Роухани – это не международное сообщество, а его оппоненты в собственной стране. Для тех, кто не забывает, что президент ИРИ – не первое, а второе лицо в государстве, официальный Тегеран подтвердил, что Роухани и его правительство имеют полномочия от духовного лидера аятоллы Али Хаменеи на ведение переговоров по любым вопросам, затрагивающим безопасность Ирана. Это напоминание, правда, больше адресовано политическим противникам Роухани в собственной стране, которые накануне его поездки в Нью-Йорк предупреждали, что урегулирования отношений между Ираном и США хотят лишь реформисты, стремящиеся провести остаток дней в Америке. Несмотря на то, что иранские военные из КСИР пока не имеют намерений вмешаться в дипломатию Роухани, своего негативного отношения к слишком поспешным шагам иранской дипломатии в отношении Вашингтона они не скрывают.

Речь идёт о противостоянии двух позиций в иранских политических элитах. Антиамериканские тенденции с приходом нового руководства оказались в тени публичной внешней политики, мир стал свидетелем новой дипломатии Тегерана с явным акцентом на нормализацию отношений с Соединенными Штатами и ведущими странами Евросоюза. Это становится лейтмотивом иранской дипломатии, нацеленной на получение взамен уступок быстрой отмены западных санкций. Однако поиск компромиссов и взаимоприемлемых решений для Ирана не обещает быть легким: санкции по-прежнему рассматриваются в США как незаменимый атрибут американского давления.

Оценивая последние дипломатические инициативы Ирана, большинство американских сенаторов считает их «красивыми словами», не более. Звучит это так: «Иран не является другом, чьё слово может быть принято в качестве обещания». В период ожидания несостоявшейся встречи Обамы и Роухани американскому президенту напомнили о неизменности позиции конгресса, изложенной в письме от 2 августа, подписанном 76 сенаторами. В документе указаны четыре стратегических требования к политике США в отношении Ирана: сохранение и ужесточение санкций, демонстрация убедительной угрозы применения силы, приверженность публичной позиции по недопустимости появления у Тегерана ядерного оружия, выражение открытости к переговорам. Среди подписантов письма - сенатор Джон Маккейн, который советует Обаме ни в коем случае не снижать воздействие на Иран санкциями именно сейчас, когда иранское руководство всерьез озаботилось их парализующими последствиями для своей экономики.

Резюмируя позицию конгресса, отметим, что в данный момент абсолютное большинство конгрессменов считает отмену или ослабление санкций против Ирана «крайне контрпродуктивным» решением. При этом официальный Вашингтон не забывает и о претензиях, которые остаются за кулисами иранской ядерной проблемы. Речь идёт о соблюдении прав человека и нарушениях политических свобод гражданского общества, всесторонней поддержке «Хезболлы» в противовес Израилю, военном сотрудничестве с Башаром Асадом в сирийском конфликте.

Иран и Сирия до недавнего времени воевали против США из одного окопа, теперь же Запад требует от Тегерана отказаться от попыток сохранить Асада у власти. В ответ Роухани подтверждает заинтересованность в урегулировании сирийского кризиса, в прекращении гражданской войны и гарантировании права на самоопределение сирийского народа. Иран убежден, что война в Сирии - это не война между оппозицией и войсками Асада, а война между сирийским правительством и террористами, которые пришли в страну из-за рубежа, оттуда поддерживаются и вооружаются.

На сессии Генассамблеи Иран поддержал принятие Советом Безопасности ООН резолюцию по Сирии в поддержку плана Организации по запрещению химического оружия, направленного на уничтожение сирийского арсенала боевых отравляющих веществ. Кстати, пункт решения ОЗХО о призыве ко всем странам присоединиться к Конвенции по запрещению химического оружия внес именно Иран, а США его поддержали. При этом Тегеран намерен взаимодействовать с Москвой в сирийском урегулировании и готов принять приглашение на международную конференцию «Женева-2» по обсуждению сирийского вопроса, если ему не будут предъявлены предварительные условия. А они есть.

Запад требует от Ирана согласиться с тем, что в Сирии нужны перемены, страна уже никогда не вернется к прежнему господству алавитов. Именно этого добивался президент Франции Франсуа Олланд в ходе встречи с Роухани в Нью-Йорке, говоря о содействии Ирана в урегулировании сирийского кризиса политическим путем. Эти переговоры стали для президентов первой личной встречей за последние восемь лет. В Тегеране факт проведения встречи оценен высоко, мероприятие вполне вписывается в новую иранскую дипломатию, ссылаясь на него можно говорить о первом шаге в восстановлении отношений с Европой, но выдвинутое условие сразу же заводит появившиеся перспективы в тупик. Допустить подобное изменение баланса сил в Сирии означало бы для Тегерана не уступку, а поражение. К «обмену» самого верного и единственного союзника в арабском мире на участие в «Женеве-2» Иран не готов. А ещё точнее, для Роухани согласиться на подобное предложение Запада равносильно политическому самоубийству. Ведь не секрет, что иранской политикой в Сирии и Ливане всегда занимались военные из КСИР. Здесь «героическая гибкость» новой дипломатии не пройдёт. Поэтому Тегеран и выступает против любых предварительных условий его участия в «Женеве-2». Поддержать эту позицию, пожалуй, может только Россия.

Говоря о месте России в новой дипломатии Ирана, нельзя не заметить, что в Тегеране стали как-то робеть говорить вслух о своем партнёрстве с Москвой. Может даже сложиться впечатление, что новые лица в иранском руководстве смущаются публично признавать успехи совместных с Россией мер в предотвращении военной агрессии США против Сирии. На полях ГА ООН Москва отстаивала право Ирана на мирный атом, продвигая российскую инициативу смягчения режима санкций. На встрече в Нью-Йорке «шестёрки» посредников по иранской ядерной проблеме Лавров и Зариф провели первую личную встречу, министры «быстро нашли общий язык», их переговоры были «весьма обнадеживающими». На этом фоне раздающиеся из Тегерана голоса о том, что Россия в последние годы не раз разыгрывала «иранскую карту» в своих сделках с американцами, чтобы добиться уступок от Запада, представляются крайне несправедливыми. Есть еще и домыслы на тот счёт, что, мол, за годы действия жёстких санкций Запада Москва извлекла немало экономической выгоды - и это при сократившемся на 40-45% объеме товарооборота за 2012 год, едва достигшем 2,4 млрд. долларов. Суть подобных оценок - в стремлении представить Россию как тормоз еще не начавшего движения ирано-американского локомотива.

А кто же тогда союзники Ирана в «героической гибкости» новой дипломатии? Оказывается, те страны, которым санкции США отрезали доступ к иранскому рынку. В их число входят, прежде всего, страны Евросоюза, объявившие в прошлом году Ирану нефтяное эмбарго, а потом еще, на всякий случай, и такую же полномасштабную блокаду газового сектора. По некоторым иранским оценкам, теперь страны ЕС «всеми силами стараются посредничать в налаживании американо-иранских связей с тем, чтобы облегчить себе выход из экономического кризиса».

Новые дипломатические инициативы Тегерана имеют стратегическое значение не только для Ирана. Можно говорить об их направленности на изменение всей геополитической архитектуры Ближнего Востока. Однако вероятность ирано-американского сближения даже в пределах «героической гибкости» весьма низка. То, что может быть выгодным для ИРИ, остаётся пока неприемлемым для США. С точки зрения Вашингтона возможности принципиально улучшить отношения с иранцами и не нарушить баланс сотрудничества с Израилем и Саудовской Аравией, другими странами Залива в настоящее время нет. Топтать дорожку к Белому дому Тегерану всё равно придётся через нормализацию отношений с этими странами. В отношении Израиля подобная перспектива для новой иранской дипломатии остаётся пока за гранью допустимого.