Япония

Однако нагнетание японской пропагандой гипотетических «ужасов» сыграло злую шутку с планами японского командования — гражданское население, вместо того чтобы прятаться в лесах и партизанить против советских войск, было так заранее напугано, что предпочло не сопротивляться. По городам и посёлкам Южной Сахалина были расклеены первые советские приказы о возвращении японского населения, начинавшиеся словами «Война окончена, народы получили возможность трудиться». К началу сентября 1945 года японское население, напуганное, но послушное, стало возвращаться из лесов в свои дома.
Вот как лейтенант Козлов описал возвращение жителей в столицу Южного Сахалина: «Однажды утром я увидел картину, которая до сих пор стоит перед глазами. Со стороны Конумы (Новоалександровска) появилась необычная колонна.


Возвращение жителей в Тойохару

Наши часовые закричали «В ружьё!», но тревога оказалась напрасной. Это напуганные, голодные японцы вместе с семьями возвращались из тайги в город. Они поверили нам. Это была первая послевоенная победа… А японцы всё шли и шли. Кто в тёмном кимоно, кто в рабочих спецовках, на спине иероглиф, обозначающий фирму, где он работает. Женщины все в чёрных шароварах и белых кофтах, в руках и на головах большие узлы, за спиной ребёнок, спокойный и тихий. У большинства женщин на ногах деревянные сандалии. В них они не идут, а как-то прискакивают, отчего колонна издаёт такой звук, словно проходит по асфальту кавалерия…"
«Поток беженцев не прекращался до самой ночи, — вспоминал позднее лейтенант Козлов. — Наутро одиночные японцы, как правило, мужчины, уже выглянули на улицу, где был расклеен приказ командования фронтом: „Война окончилась. Народы получили возможность трудиться. Красная Армия принесла мирный труд и порядок. Ей чужды насилие и порабощение других народов. Она несёт им свободу и счастье…“ Прочитав, они молча уходили. Не все японцы пока рискнули выходить на улицу, хотя многие с удовлетворением восприняли то, что всё имущество и вещи в их квартирах были целы. Задымились трубы в домах. В городе стало как-то веселее и уютнее…»
На Южный Сахалин постепенно возвращалась мирная жизнь. Появились первые вывески на русском языке, зачастую с ошибками. По воспоминаниям советских солдат, их особенно веселили надписи «Сапоги-доктор» или «Часы-доктор» — так японцы неумело перевели на русский название мастерских по ремонту обуви и часов.


Японский магазин готов встречать советских солдат

В лесах Южного Сахалина японским командованием заранее были подготовлены тайные склады продовольствия и оружия, чтобы развернуть партизанское движение в случае войны. Но партизанить против советской власти японцы так и не начали. Из почти 300 тысяч населения с оружием в лесах осталось менее сотни человек, организовавших диверсионный отряд «Боетай». Единственной их заметной акцией стал поджог домов в городе Сисука (ныне г. Поронайск) и убийство в октябре 1945 года капитана контрразведки «Смерш» Николая Земляницкого. К началу 1946 года всех несостоявшихся партизан Сахалина переловили советские контрразведчики не без помощи местных жителей-японцев.
В итоге под управлением СССР оказалась самая настоящая японская область с населением свыше 300 тысяч человек, двумя десятками городов и крупных посёлков, большим количеством деревень. Необходимо было налаживать жизнь и экономику этой «Японии в миниатюре», которая так отличалась от русских привычек и традиций.
Уже 27 августа 1945 года, через двое суток после окончания боёв за Южный Сахалин, была создана советская военная администрация для управления японской частью острова. Её возглавил генерал-майор Михаил Алимов — донскому казаку и танкисту Алимову ещё в 1938 году пришлось сражаться с японскими войсками у озера Хасан, в августе 1945 года он командовал передовым отрядом 2-го Дальневосточного фронта во время боёв за Южный Сахалин. Именно отряд Алимова первым вошёл в город Тойохара, столицу японской префектуры Карафуто (ныне Южно-Сахалинск — центр Сахалинской области).


Возвращение японских беженцев

Администрации генерала Алимова пришлось решать множество неотложных задач — например кормить и возвращать по домам массы японских беженцев, скопившихся в августе 1945 года в портах Южного Сахалина в тщетной надежде бежать с острова до прихода советских войск. Однако, военная администрация была временным явлением — огромной территории, протянувшейся с севера на юг почти на полтысячи километров и с населением в сотни тысяч человек, требовалось нормальное гражданское управление. Тем более, что вскоре было официально объявлено о присоединении Южного Сахалина к нашей стране.
2 сентября 1945 года на страницах «Правды», главной газеты СССР, появилось «Обращение товарища Сталина к народу» — по сути это была торжественная декларация верховного правителя о дальнейшей судьбе Сахалина и Курил. «Поражение русских войск в 1904 году, в период русско-японской войны, — писал Сталин, — оставило в сознании народа тяжёлые воспоминания. Оно легло на нашу страну чёрным пятном. Наш народ верил и ждал, что наступит день, когда Япония будет разбита и пятно будет ликвидировано. Сорок лет ждали мы, люди старшего поколения, этого дня. И вот этот день наступил.
Сегодня Япония признала себя побеждённой и подписала акт безоговорочной капитуляции. Это означает, что Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу и отныне они будут служить не средством отрыва Советского Союза от океана и базой японского нападения на наш Дальний Восток, а средством прямой связи Советского Союза с океаном и базой обороны нашей страны от японской агрессии".
23 сентября 1945 года правительство СССР официально учредило «Гражданское управление Южного Сахалина при Военном Совете 2-го Дальневосточного фронта». Именно этому органу предстояло управлять жизнью японской половины острова в переходный период. Переход осуществлялся в буквальном смысле слова — от войны к миру, из Японской империи в СССР… Начальником «Гражданского управления Южного Сахалина» назначили 45-летнего чиновника Дмитрия Крюкова.
По современным понятиям это был именно гражданский чиновник — накануне нового назначения Крюков работал заместителем председателя Исполнительного комитета Хабаровского краевого Совета (выражаясь современным языком, был заместителем губернатора Хабаровского края). Но в реальности у этого человека была совсем не чиновничья биография — удивительная для нашего времени и вполне обычная для первой, самой страшной половины XX-го века.


Дмитрий Крюков

Дмитрий Николаевич Крюков родился в 1899 году в бедной крестьянской семье в самом центре европейской части России — на берегах речки Нерли, древней земле между Суздалем и Переславлем-Залесским. Он был самым младшим девятым ребёнком в семье, но все восемь старших сестёр и братьев умерли во младенчестве — факт страшный для нас и вполне обыденный для той эпохи.
«С десяти лет я выполнял уже все полевые и домашние работы, даже пахал», — вспоминал позднее начальник Южного Сахалина. С 11 лет мальчика отправили работать на химический завод в Ярославль. После революции 20-летним юношей он был мобилизован в Красную Армию, в годы гражданской войны сражался с белогвардейцами и петлюровцами на Украине, был несколько раз ранен, едва не умер от тифа. После гражданской войны Дмитрий Крюков учился в сельскохозяйственном техникуме (по тем временам — высшее агрономическое образование), вступил в правящую коммунистическую партию. В 1932 году его направили руководить «опытной сельскохозяйственной станцией», по сути агротехнической лабораторией, располагавшейся в Приморье, а потом на северной, советской половине Сахалине. Так Дмитрий Крюков оказался на Дальнем Востоке, с которым долгие десятилетия будет связана его жизнь.
За год до начала Великой Отечественной войны Крюков был избран председателем Исполнительного комитета Сахалинского областного Совета — по сути все годы самой страшной войны именно он руководил жизнью советской половины острова. Только осенью 1944 года Дмитрия Крюкова с повышением перевели на должность заместителя руководителя Хабаровского края. В то время территория края была куда больше, чем в наши дни — в неё официально входили все земли современной Амурской области, Еврейской автономной области, Чукотки, Камчатки и северной половины Сахалина.
Одним словом, человек, назначенный в сентябре 1945 года руководить бывшей японской «префектурой Карафуто», являлся опытным управленцем, прошедшим суровую школу жизни — от трудного детства и гражданской войны до руководства дальневосточными землями в условиях мирового конфликта, да ещё и в рядах сталинской администрации, в которой чиновникам приходилось работать буквально на износ, и за страх, и за совесть. Страх обеспечивала всем известная практика репрессий, а совесть — жёсткая идеология той эпохи. Дмитрий Крюков, о чём свидетельствуют его мемуары, был искренним коммунистом, сторонником социалистической системы в её сталинском понимании. И, что многих сегодня удивит, столкновение в 1945 году этого человека с совершенной иной, японской жизнью лишь укрепило его в прежних убеждениях.

«Никаких трофеев на своей земле быть не может…»
В конце сентября 1945 года Дмитрий Крюков летел военным самолётом из Хабаровска на Южный Сахалин вместе со штабом маршала Василевского, командующего всеми советскими войсками на Дальнем Востоке. Почти весь полёт до Сахалина свежеиспечённый начальник южной части острова проспал — получив новое назначение, он провёл трое суток без сна, лихорадочно изучая все имевшиеся документы и данные о японской «префектуре Карафуто».
Крюков попросил пилотов разбудить его только при подлёте к Южному Сахалину. Позднее, спустя многие десятилетия, он напишет короткие, но яркие мемуары, так никогда и не опубликованные при его жизни. Сегодня мы можем узнать из них первые впечатления о японском Сахалине, каким он встретил Дмитрия Крюкова в последние дни сентября 1945 года.
«Самолёт пересёк самый узкий перешеек острова и пошёл над восточным побережьем на юг, — вспоминает Крюков. — Часто встречались посёлки, тянулась узкой лентой железная дорога, возле неё шоссе. На многих горах выгорел лес. Ландшафт печальный. Поворачиваем от берега в широкую долину. Направо — большие заболоченные поля с речушками, налево — сравнительно крутые горы. Пролетаем над военным аэродромом. Далее у подножия гор, в зелени — красивые здания… Начинается город Тойохара. Делаем над ним круг, чтобы посмотреть сверху. Выглядит он с высоты неплохо. Приземлились на большом аэродроме в южной части города. Двухэтажное каменное здание аэропорта раскрашено в разные цвета. Это камуфляж. Самолёты подруливают на цементированную площадку. Жарко не по-осеннему…»
В военной комендатуре состоялось первое совещание «Начальника Гражданского управления» с армейским командованием Южного Сахалина. Тут же возник первый рабочий конфликт: военные и новые гражданские власти по-разному понимали статус новых земель. Военные всё ещё рассматривали занятую с боями территорию «Карафуто» как землю побеждённого неприятеля. Расположившиеся здесь советские войсковые части по фронтовой привычке считали всё местное имущество собственными трофеями. Но Дмитрий Крюков, ссылаясь на обращение Сталина («Южный Сахалин и Курильские острова отойдут к Советскому Союзу…») жёстко заявил генералам:
«Никаких трофеев на своей земле быть не может, ничто нельзя растаскивать, надо всё передать советским органам, задача которых, в первую очередь, организованно обеспечить армию материалами и продовольствием и одновременно создать нормальные условия для существования оставшегося здесь четырёхсоттысячного японского населения…»
Совещания и споры с военными продолжались до поздней ночи. Уже в темноте новый начальник Южного Сахалина и несколько прилетевших с ним гражданских стали устраиваться на ночлег. «Мне дали провожатого, — вспоминал Крюков, — и мы в темноте отправились к гостинице… Когда мы входили, нас, кланяясь чуть не до земли, встретил хозяин. Оказывается, он весь вечер ждал нас у двери. Кто-то из военных пошутил: мол, скоро сюда явится самый главный начальник острова, он сердитый… Хозяин не потребовал от нас сиять обувь и надеть туфли, а сам надел их прямо на наши сапоги и провёл нас в довольно чистую, хорошо убранную комнату. Через несколько минут принёс нам ужин и тёплое сакэ. Мы немного поели, пить не стали, разделись и легли на постель, положенную посреди комнаты на чистые циновки, и сразу уснули…»
Утром выяснилось, что самый главный начальник японской части Сахалина проспал всю ночь без всякой охраны посреди только что завоёванного города. С не меньшим удивлением, Дмитрий Крюков выяснил, что в соседней комнате его вызова всю ночь ждали гейши («девушки к услугам мужчин», как он скромно назовёт их в мемуарах). Одним из первых распоряжений Крюкова станет закрытие этого «дома терпимости», бывших гейш переселят из гостиницы в рабочее общежитие и устроят трудиться на консервный завод. Позднее выяснится, что и японский хозяин гостиницы пребывал в немалом удивлении от первой встречи с «советским губернатором» — в императорской Японии визиты начальства такого уровня не обходились без большой свиты и пышных церемоний.

Сталин вместо императора
За неделю Дмитрий Крюков сформировал «Гражданское управление Южного Сахалина» — всего 18 русских на почти 300 тысяч японцев. Он принял разумное решение временно оставить прежнее японское руководство — от бывшего губернатора до директоров всех фирм и предприятий. Первая встреча с Оцу Тосио, попавшим в советский плен последним губернатором «префектуры Карафуто», состоялась на второй день после появления Дмитрия Крюкова на Южном Сахалине.
«Это оказался высокий, плотный, немного светловолосый, лет пятидесяти мужчина, — вспоминал позднее Крюков ту встречу. — Оцу Тосио имел ранг 1-го советника, имел право посещать микадо (японского императора — DV) и быть на его приёмах высших сановников… Немного улыбаясь, он ещё в дверях начал кланяться мне. Я вышел из-за стола, назвав своё имя, отчество и фамилию, попросил впредь не кланяться и, поздоровавшись за руку, как бы шутя, сказал, что этой церемонии достаточно…»
Стороны общались через военного переводчика. Русский начальник сообщил японскому губернатору, что бывший советник императора продолжит управлять Южным Сахалином, но уже от имени советской администрации. Крюков подчеркнул, что японское гражданское население «это не пленные, а свободные граждане», советские войска и власти не будут «вмешиваться в их национальные обряды и обычаи», все японские товары и продукты отныне будут не конфисковываться войсками, а покупаться по установленным ценам. Далее Крюков рассказал, что их главной задачей станет восстановление работы местной промышленности и сельского хозяйства. Экономика Южного Сахалина будет постепенно интегрироваться в экономику СССР, для чего вводится одновременное обращение рубля и японской иены, по курсу один к одному.
Бывший губернатор, за секунду превратившись из пленного вновь в большого начальника, слушал русского чиновника в явном ошеломлении. «Я смотрю на его лицо, — вспоминал позднее Дмитрий Крюков, — оно то и дело меняется. Глаза то расширяются, то сужаются. Я подумал: а говорили, что японские самураи невозмутимы при любом положении…»


Резиденция губернатора Карафуто. Довоенное фото

По итогам встречи японский губернатор получил легковой автомобиль и шесть советских солдат — одновременно и конвоиров, и телохранителей. Единственное, что не вернули бывшему советнику императора, это его резиденцию в центре города Тойохара (Южно-Сахалинск), занятую штабом советского Дальневосточного фронта, поэтому бывшему губернатору предоставили особняк поскромнее. Отныне управление южной половиной острова строилось так: Оцу Тосио получал от Дмитрия Крюкова письменные приказы, знакомился с ними под роспись и воплощал их в жизнь через почти две тысячи японских чиновников бывшей «префектуры Карафуто».
Через месяц с небольшим, 7 ноября 1945 года, губернатор Оцу Тосио и десяток его высших помощников даже присутствовали на советском празднике, посвящённом очередной годовщине Октябрьской революции. По свидетельствам очевидцев, бывшие подданные японского императора старательно аплодировали торжественным речам в честь коммунистической партии и товарища Сталина.
Глядя на такой странный кульбит побеждённых самураев, Дмитрий Крюков вскоре не удержался от попыток поговорить по душам с бывшим губернатором. Ведь им приходилось много работать вместе, проводя бок о бок целые дни напролёт. Вот как ту беседу много десятилетия спустя описал сам Крюков:
«Я затеваю разговор с губернатором. Спрашиваю: «Господин Оцу Тосио, почему вы, когда наши войска наступали, не уехали в Японию? У вас ведь была такая возможность?» Он ответил:
«У нас начальник всегда, как капитан с тонущего корабля, отступает последним, а если это отступление по его вине, кончает свою жизнь самоубийством». Я смеюсь: «Сомневаюсь! У нас здесь в плену тысячи офицеров, и ни один не сделал себе харакири». Он молчит. Я продолжаю: «Ну, а Вы то в данном случае?» Он: «И я бы ушёл с острова последним японцем». Я опять: «А покончили бы с собой?» Он помолчал и говорит: «Возможно. Лучше быть героем на века, чем изгоем на всю жизнь и переживать этот позор».
— "Ну, это крайность!" — «О, не знаю. Возможно, распропагандированный Вами я уехал бы за границу». Я: «Ваш комплимент тут ни к чему. Как и ирония…» После длительного молчания я спросил его, сколько раз он встречался с микадо. Он: «Несколько раз». На мою просьбу рассказать о микадо, он ответил: надо собраться с мыслями…"
О своих встречах с японским императором бывший губернатор так и не рассказал, но продолжал старательно аплодировать торжественным речам под портретами Сталина.

Официанты в погребальных саванах
Впрочем, Дмитрий Крюков и Оцу Тосио начали совместную работу отнюдь не с торжеств, и не с разговоров по душам — первым делом они взялись за восстановление телефонной связи со всеми городами и посёлками Южного Сахалина. Затем попытались решить проблему взаимопонимания двух народов в самом прикладном смысле этого слова. Как вспоминал Крюков: «Были выпущены два русско-японских разговорника, один — из самых необходимых слов в обращении друг с другом, другой — более подробный. Все японцы и русские носили в карманах эти разговорники…»
Взаимопонимание требовалось, ведь два народа почти всё делали и воспринимали абсолютно по-разному. Отличалось всё: от большой политики и общественного устройства до самых мелких особенностей работы и быта. Даже символика цветовых оттенков была диаметрально разной, из-за чего в октябре 1945 года случился почти комический казус, описанный в неопубликованных мемуарах Дмитрия Крюкова.
Советский начальник и японский губернатор тогда приехали изучить обстановку в небольшом порту Хонто (ныне город Невельск) на берегу Татарского пролива. «Осмотрев город, мы поехали в советскую комендатуру, — вспоминает Крюков. — Комендант решил угостить нас на славу. Уютная столовая, рядом хорошая кухня, на столе цветы. Кроме поваров, взял наших четырёх бойцов для обслуживания. Чистота, повара и бойцы в каких-то немного странных белых коленкоровых халатах, на головах белые колпаки, но не плоские поварские, а колышком. Мы все сели за хорошо сервированный стол. В бутылках виски, сакэ, наша водка. Пригласили за стол и мэра. Обед приготовлен вкусно. Бойцы в белых халатах, как настоящие официанты, чинно подают нам одно за другим блюда, убирают пустые тарелки. Однако я заметил: когда бойцы подходят к губернатору и мэру, те как-то невольно отодвигаются и несколько испуганно смотрят на них. Думаю: что же они отравы, что ли, боятся? Но потом едят с удовольствием. Я прошу выяснить у их переводчика, почему они как будто боятся наших бойцов? Оказалось, что на бойцах надеты балахоны, по-нашему саваны, в которых японцы хоронят мертвецов…»
Советский комендант, как и все русские солдаты, просто не знал, что у японцев цвет траура не чёрный, а белый. Обнаруженные на складах белоснежные халаты он принял за поварские. «За обед спасибо, вкусный, но вот японских гостей ты напугал!» — высказал Дмитрий Крюков коменданту, к его изумлению разъясняя дальневосточную специфику белого цвета.
Такое непонимание и противоречие абсолютно разных традиций оказалось далеко не последним. Уже осенью 1945 году столкнувшиеся в быту японцы и русские выяснили, что в их столь разных мирах различается почти всё.

Япония без тротуаров и рынков
Даже дрова японцы пилили не так, как привыкли русские люди. Если у нас для этой цели обычно пользовались большой двуручной пилой, положив бревно на деревянные подставки-«козлы» и работая вдвоём, то японская манера пилки дров поначалу вызывала у русских людей, приехавших на юг Сахалина, немалое удивление. «Берёт японец однорукую, маленькую японскую пилу, — вспоминал один из очевидцев, — садится у лежащего бревна на землю, на подвязанную сзади к поясу подушечку из собачьей шкуры, и начинает пилить, медленно подёргивая пилу только на себя. Думаешь, сколько же он может, работая так, напилить дров? А вечером смотришь и диву даёшься — испилено около десятка толстых четырёхметровых брёвен…»
Не меньше первых советских посетителей «префектуры Карафуто» удивлял и домашний быт японцев — на острове с морозными зимами они жили исключительно в традиционных для субтропической Японии лёгких домиках без отопления. Русские люди, привычные к основательным бревенчатым избам с каменными печами, прозвали такие японские жилища «фанерными». Обогревались эти домики лишь маленькими переносными печками, трубы которых высовывались прямо в окна. Зато каждый домик побогаче имел ухоженный и красивый сад с маленьким прудом и камнями в традиционном японском стиле.
Как вспоминал оказавшийся в 1945 году на юге Сахалина лейтенант Николай Козлов:
«Если многие из японцев никогда не спали на кроватях, не сидели на стульях, не держали в руках ножа и вилки и считали это нормой, то для русских отсутствие всего этого непереносимо. На японской части острова нищета соседствовала с роскошью, неграмотность — с высокой культурой. Здесь уживалось великолепие храмов, искусство лака, фарфора и керамики — с бедностью, которая глядела изо всех щелей».
Удивляли возвратившихся на юг Сахалина русских и очень узкие улицы во всех японских городах и посёлках с полным отсутствием тротуаров. Японский губернатор объяснил это новому советскому начальству тем, что вся земля в городах частная и очень дорогая, оттого у городских муниципалитетов просто не хватает денег, чтобы выкупать пространство для тротуаров. Поэтому весной 1946 года первым градостроительным мероприятием советской власти в столице бывшего Карафуто станет обустройство тротуаров на центральных улицах.
Не меньше удивляло русских людей и то, что на земле «капиталистической» Японии рынок отсутствует в принципе. До 1945 года «Страна восходящего солнца» при всех успехах в развитии промышленности и техники по сути оставалась феодальным государством с милитаризированной до предела экономикой. И только приход на юг Сахалина сталинского социализма открыл здесь первые рынки для свободной торговли продуктами питания. До этого японские крестьяне работали под полным контролем японского государства — весь выращенный урожай они были обязаны полностью сдавать нескольких фирмам-монополиям, даже семена для сева они потом выкупали у этих фирм. Ещё с 30-х годов в Японии была запрещена любая частная торговля всеми продуктами питания, кроме морской капусты, мелкой рыбы и водки-сакэ.
Поэтому приход на юг Сахалина советской власти осенью 1945 года ознаменовался невиданным здесь ранее экономическим либерализмом — крестьянам разрешили оставлять себе половину урожая и свободно продавать его. Советским комендантам приказали организовать во всех японских городах и посёлках базары для торговли.
Как вспоминал лейтенант Николай Козлов, с августа 1945 года находившийся со своей воинской частью в городе Тойохара (ныне Южно-Сахалинск), столице бывшей префектуры Карафуто: «Японцы, которым во время войны было запрещено торговать, встретили сообщение о свободе торговли с большой радостью. Торговали всем: деревянными сандалиями, кимоно, палочками для еды, брикетами для отопления комнат, мелкими керамическими изделиями, картинами, японскими божками, бумажными фонариками, зонтами, веерами…»
А вот как вспоминал только что открытый рынок советский глава Южного Сахалина, начальник Гражданского управления Дмитрий Крюков: «Шум, крики, говор на японском и русском языках. Кто с разговорником в руках, кто всякими жестами объясняется. Но торг идёт. Много бродит любопытных, особенно хорошо одетых женщин. Надо сказать, женщины более общительны и приветливы. Немало среди них настоящих красавиц… Здесь не только торговля, но, видимо, и выбор невест».
В тот день начальник Южного Сахалина не догадывался, что с японскими невестами и русскими женихами у новых властей ещё будет немало хлопот. Осенью 1945 года совместная жизнь японцев и русских только начиналась…

Можно назвать несколько причин удачного выступления либерал-демократов. В стране сохраняется относительно стабильная экономическая ситуация, и хотя зарплаты почти не растут, у многих японцев имеется подспудный страх в отношении любых перемен в экономической политике в случае смены власти, которые могут привести только к худшему. В пользу ЛДП и ее лидера, бесспорно, сработало массовое ощущение реальной угрозы войны, которую подстегнули пуски северокорейских ракет. Две из них пролетели через японскую территорию, на улицах японских городов зазвучали сирены воздушной тревоги, а на экранах телевизоров появилась бегущая строка, предупреждающая об опасности. Алармистские настроения, принявшие массовый характер, дали Абэ дополнительные голоса – когда отечество в опасности, «коней на переправе не меняют».
Другой удачей для ЛДП стала низкая явка избирателей, составившая 53,68% – это второй с конца показатель за всю послевоенную историю после выборов в палату представителей 2014 года. Считается, что высокая активность избирателей играет против партии власти: по опросам общественного мнения, около 30% электората относятся к числу так называемых «плавающих голосов». Он не имеют твердого предпочтения в отношении любой из парламентских партий, а в нынешней ситуации в случае посещения избирательного участка были бы склонны демонстрировать протест лично против С.Абэ, репутация которого сильно пострадала после политических скандалов «Моритомо гакуэн» и «Какэ гакуэн». Многие японцы также недовольны авторитарными замашками японского премьера, идущими вразрез с общественными представлениями о комильфо и с национальной традицией консенсуальной демократии. Проведенные накануне выборов опросы показали, что почти половина японских избирателей предпочла бы, чтобы С.Абэ оставил свой пост. Однако плохой для Абэ сценарий не реализовался: большинство неопределившихся предпочли остаться дома, не видя действенной альтернативы нынешней власти.
В этой связи уместно сказать и о причинах в целом неудачного выступления оппозиционных партий. Совершенно не оправдались надежды на резкий скачок Партии надежды, которая получила лишь 49 мест нижней палате (57 до выборов). С одной стороны, «Надежда» не смогла выдвинуть убедительную политическую альтернативу ЛДП. Ее откровенно популистская программа «двенадцати нулей» вызвала большие сомнения многих критически мыслящих избирателей. Наибольший скептицизм вызывали откровенно нереалистичные лозунги полностью покончить к 2030 году с атомной энергетикой и отказаться от повышения потребительского налога, намеченного в 2019 году.
С другой стороны, свою роль сыграли и субъективные моменты. Многие избиратели восприняли поспешное включение депутатов ДПЯ в электоральные списки «Надежды» крайне негативно. Бесспорно, для бывших демократов это был шаг, направленный на решение личной проблемы по переизбранию в парламент, для «Надежды» – способ расширить свое влияние на общенациональный уровень, воспользовавшись сетью местных ячеек ДПЯ (такой сети «Надежда», партия регионального значения, не имеет). Однако циничный прагматизм лидеров двух партий, имеющих существенные программные различий и объединившихся в сугубо тактических целях, вызвал неприятие у многих их сторонников.
К тому же сама председатель Партии надежды Ю.Коикэ, понимая невысокие шансы на успех, отказалась уйти с поста губернатора Токио и баллотироваться на выборах, чтобы в качестве депутата парламента претендовать на пост главы правительства. Кроме того, в своих выступлениях Ю.Коикэ заявляла, что «Надежда» после выборов проявит готовность заключить коалицию с ЛДП в случае, если С.Абэ уйдет с поста ее председателя, и что ее партия не будет выставлять своих кандидатов против соперников С.Абэ С.Исиба и С.Нода. Такое поведение наиболее сильного, по первоначальным прикидкам, соперника С.Абэ оттолкнуло от нее часть избирателей, которые закономерно задались вопросом, не является ли электоральная позиция Партии надежды не более чем способом удовлетворить личное чувство мщения ее лидера против японского премьера.
Большое внимание привлекает к себе успех Конституционно-демократической партии, получившей в нижней палате 55 мест (15 до выборов). Эта партия оказалась гораздо более консолидированной в идеологическом отношении, сделав в своей предвыборной кампании ставку на критику «милитаристских» установок Абэ, связанных с пересмотром конституции, укреплением союза с США и активным военным строительством. Многие японцы с изрядной долей алармизма воспринимают эти установки правящей партии, полагая, что они могут стать причиной вовлечения Японии в военный конфликт в угоду интересам Америки. Японские кадеты привлекли значительную часть критического потенциала, накопленного в японском обществе по отношению к партии власти.
Итак, имевшееся у Абэ супербольшинство в нижней палате осталось в его распоряжении на обозримую перспективу, возможно, до 2021 года, когда истечет третий, последний срок пребывания С.Абэ на посту председателя ЛДП (его победа на выборах главы партии в сентябре 2018 года теперь уже вызывает мало сомнений). И хотя число депутатских мест у ЛДП осталось практически неизменным, нынешний расклад сил в нижней палате еще больше благоприятствует заданной Абэ линии на пересмотр конституции и становлению Японии в качестве «нормального», т.е. не отягощенного никакими законодательными ограничениями государства с полноценными вооруженными силами, которые при необходимости могут быть использованы политическим руководством страны в любой точке земного шара. Несмотря на уверения Ю.Коикэ о том, что Партия надежды будет вступать в конъюнктурные коалиции против партии власти, более вероятным представляется сценарий, при котором «Надежда» станет поддерживать ЛДП по принципиальным политическим вопросам, включая пересмотр конституции и использование Сил самообороны за пределами страны. Следует напомнить, что в старом составе парламента Абэ даже несмотря на «супербольшинство», приходилось считаться с тем, что крупнейшая оппозиционная Демократическая партия выступает с критикой курса премьера в области военной безопасности, и высказываться в том духе, что он не станет злоупотреблять своими конституционными полномочиями в парламенте. Теперь же дополнительный ограничитель снят, и Абэ получил дополнительные основания в пользу того, что он получил из рук японских избирателей полный карт-бланш на проведение жесткой внешнеполитической линии.
Можно предположить в этой связи, что к 2020 году Абэ удастся провести через парламент конституционные поправки, в том числе касающиеся статуса японских вооруженных сил. Будут ли эти поправки поддержаны японскими избирателями в ходе общенационального референдума, вопрос открытый, однако ужесточение внешних условий в сфере военной безопасности делает данный сценарий более вероятным.
Однако главное прагматик Абэ, конечно, ни в коей мере не собирается ставить под угрозу союз с Америкой – наоборот, этот союз будет еще больше укрепляться и совершенствоваться. В этой связи увеличится вероятность дальнейшего размежевания стран Восточной Азии на основе блокового принципа, когда США и их союзники, с одной стороны, и страны, им противостоящие (и прежде всего, Китай и Россия, с другой), будут соперничать между собой, выдвигая и пытаясь реализовать на практике альтернативные проекты обеспечения междунардной безопасности в регионе. В нынешних условиях Япония, бесспорно, не пойдет на обретение ядерного оружия без согласия Вашингтона, но если США признают ядерный статус КНДР, внутриполитический расклад сил позволит политическому руководству Японии принять «ядерное решение», тем более что такую вероятность в прошлом неоднократно подтверждали видные деятели ЛДП. Иными словами, усиление позиций ЛДП и С.Абэ, в частности, – это дополнительный аргумент против статуса Японии как «пацифистского государства», которое во многом строило свою внешнюю политику на своем авторитете как страны, пострадавшей от ядерного оружия и принявшей антивоенную конституцию.
Японский лидер настроен крайне агрессивно против нынешнего пхеньянского режима, призвав недавно с трибуны ООН полностью прервать с ним любые контакты те страны, которые еще этого не сделали. По всей видимости, Япония без колебаний поддержит силовое решение ядерной проблемы Корейского полуострова, оказав Трампу необходимую поддержку, если тот решится на превентивный удар по северокорейским ядерным объектам.
Что касается российско-японских отношений, то сохранение Абэ у власти представляет собой «меньшее из нескольких зол». В этих отношениях намечается определенный спад, связанный с крушением взаимных иллюзий и переоценкой значения партнера в шкале внешнеполитических приоритетов. Ясно, что потенциал извлечения политических дивидендов, получаемые Абэ от «нового подхода» в отношениях с Россией, оказался исчерпанным: никакого заметного прогресса в решении проблемы «северных территорий» не произошло, наоборот, случался заметный откат назад. К тому же наметилось и расхождение в оценках сторон целей и задач экономического сотрудничества. В Японии преобладает точка зрения о том, что экономика должна следовать за политикой, то есть стимулируемые японским правительством экономические проекты в России должны способствовать решению стоящих перед Японией политических задач. Поэтому, в представлении Токио, инвестиции в Россию рассматриваются не обязательно в контексте окупаемости и экономической эффективности, – скорее, это форма «помощи», призванной побудить Москву принять на себя ответные моральные обязательства и проявить компромисс по территориальному спору.
При этом Япония делает упор на проекты, выигрышные с точки зрения повышения привлекательности Японии в глазах простых россиян. Речь в первую очередь идет о проектах в социальной сфере, реализация которых позволила бы повысить качество жизни, улучшить среду обитания, повысить уровень комфорта. Хорошим примером в этом отношении является проект создания городской среды в Воронеже, где получили апробацию японские технологии «умного города». Эти технологии включают сферы энергосбережения, городского автомобильного траффика (система светофоров), жилищного и строительства и городской инфраструктуры (современная система городской канализации) и т.д. На Южных Курилах Япония также уделила первоочередное внимание социально значимым проектам – медицине, сельскому хозяйству, туризму и т.д. За этим, помимо чисто пропагандистского эффекта, стоит понимание того, что только небольшие по масштабам, но важные социальном плане начинания могут в будущем оказаться прибыльными и, таким образом, обрести необходимую финансовую устойчивость.
В свою очередь, в России считают, что экономическое сотрудничество с Японией является прибыльным для обеих сторон и что именно Россия, наоборот, делает Японии большое благо, разрешая ей инвестироваться в прибыльные предприятия на российском Дальнем Востоке. Однако японская сторона считает главным критерием для решения о целесообразности политической поддержки инфраструктурных мегапроектов, включая, например, проект строительства моста с Сахалина на Хоккайдо, их экономическую эффективность и, несмотря на все представляемые Москвой расчеты, сомневается в их окупаемости. К тому же положение дел в российской экономике, скорее всего, не будет способствовать развитию экономических отношений с Японией. Разочарование в отношении перспектив скорого разрешения территориального спора неизбежно создадут повод для внутриполитической критики Абэ, усилия которого пропали даром, а это в свою очередь охладит пыл правительства в деле налаживания экономического сотрудничества с Россией. Тем не менее, учитывая прочные личные взаимоотношения между лидерами двух стран, можно ожидать, что российско-японские связи будут развиваться и в дальнейшем.

Формально основным вопросом на выборах, который артикулировал действующий японский премьер-министр, распуская нижнюю палату, стали пути расходования дополнительных средств, которые японский бюджет получит в 2019 г. после повышения на 2% потребительского налога — с 8 до 10%. Однако более существенными темами на выборах стали военная безопасность и внешняя политика. Выборы проходили в условиях, когда «в воздухе запахло войной». Через японскую территорию пролетели две северокорейские ракеты, на улицах японских городов зазвучали сигналы воздушной тревоги, а на экранах телевизоров побежала «бегущая строка», предупреждающая о том, куда населению укрываться в случае воздушного налета. Поэтому в ходе дебатов политики обсуждали вопрос о том, сможет ли новейшая система ПРО «Иджис ашор» гарантированно перехватить вражеские ракеты на их подлете к японской территории; достаточно ли у Японии средств, чтобы выстоять в случае, если США нанесут удар по северокорейским ядерным объектам, а КНДР в ответ ударит по японской территории.
На выборах обсуждались и традиционные для японского политического дискурса вопросы, связанные с экономической и социальной политикой правительства, судьбой атомных электростанций, вопросами политических прав граждан и т. д. Но нынешние выборы стали уникальными с той точки зрения, что именно безопасность и внешняя политика, которые традиционно мало интересуют рядовых японцев, заняли на них центральное место.
Несмотря на столь резкие перемены политического ландшафта, предшествовавшие голосованию, выборы не принесли больших неожиданностей. Убедительную победу на них одержала правящая коалиция, сохранившая за собой квалифицированное большинство в нижней палате — 313 мест из 465. При этом Либерально-демократическая партия получила абсолютное большинство в нижней палате, даже чуть усилив свое представительство, — 284 места из 465 (ранее 284 из 475).
Основной причиной победы ЛДП стало ощущение внешней угрозы, заставившее японцев сплотиться вокруг премьер-министра Синдзо Абэ. Следует отметить, что из-за разгоревшихся весной–летом 2017 г. политических скандалов репутация главы кабинета существенно пострадала. Проведенные накануне выборов опросы показали, что почти половина японских избирателей предпочла бы, чтобы С. Абэ оставил свой пост. Однако С. Абэ удалось повернуть вспять неблагоприятный для себя процесс утраты доверия со стороны общества. Летом он развернул бурную дипломатическую активность и продемонстрировал, в том числе с трибуны ООН, небывалую жесткость по отношению к КНДР, что привело к существенному улучшению рейтингов поддержки его кабинета. Если на минимуме рейтинг составлял менее 30%, то к сентябрю он превысил 40%.
Политические позиции премьер-министра и его стиль управления импонируют далеко не всем японцам. Общество фактически расколото напополам по вопросу изменения конституции, которое глава кабинета собирается реализовать до окончания срока своего правления. Критику вызывает и курс «абэномики», который фактически уже исчерпал свой потенциал и далеко не во всем достиг поставленных целей. Не всем нравятся авторитарные замашки С. Абэ, принимающего, в противоположность традициям консенсуальной демократии, многие решения единолично, не советуясь с однопартийцами. Однако многие японцы склонны голосовать со смешанным чувством скорее от безнадежности, оценивая любую другую партию и лидера как неприемлемого для себя. Эти избиратели помнят, что эйфория по поводу смены власти в 2009 г. была напрасной — пришедшая под популистскими лозунгами Демократическая партия оказалась еще хуже неидеальной, но проверенной ЛДП. По их мнению, «смена коней на переправе» в нынешнюю лихую годину была бы крайне опасной.
В пользу партии власти работала относительно стабильная экономическая ситуация в стране. Корпорации сейчас получают рекордные за несколько лет прибыли; зарплаты хотя и не растут, но все же относительно стабильны. И самое главное — японцы чувствуют, что страна при власти С. Абэ ощущает себя в относительно большей безопасности, чем многие сопоставимые с ней страны «Группы семи». Здесь не столь остры проблемы терроризма и иммиграции, как в Западной Европе; относительно закрытая экономика не так сильно ослаблена в результате кризисов, связанных с глобализацией; наконец, отношения Японии со странами-соседями, включая Китай, Южную Корею и Россию, при С. Абэ заметно улучшились по сравнению с периодом правления Демократической партии в 2009–2012 гг.
К тому же свою роль сыграл и фактор явки, которая составила 53,68% — второй с конца показатель после предыдущих выборов 2014 г. Значительная часть избирателей (по опросам, около 40%) представляет так называемые плавающие голоса. Это голоса тех, кто не определился со своим партийным выбором и либо вообще не ходит на избирательные участки, принципиально не проявляя никакого интереса к политике, либо делают свой выбор в последний момент, на основе субъективных мотивов, например, под влиянием телевизионных высказываний какого-либо доверенного политического комментатора. Сюда же входят и те, кто из протестных соображений голосует «назло» против партии власти, даже если не поддерживает ни одну из оппозиционных партий. При этом низок был и процент явки среди молодежи, включая 18-19-летних, которые принимали участие в голосовании во второй раз после изменения избирательного законодательства. Таким образом, наиболее опасные для С. Абэ категории населения остались дома, а пришли те избиратели, на которых делает ставку нынешняя власть — люди старшего и среднего возраста, исповедующие консервативные ценности.
Крайне неудачно выступила оппозиция. Большие ожидания были связаны с Партией надежды, возглавленной харизматическим губернатором Токио Юрико Коикэ. Помимо личной популярности Ю. Коикэ, расчет был сделан на то, что новая партия сможет использовать организационные возможности Демократической партии, многие депутаты которой по призыву ее лидера С. Маэхара баллотировались под знаменами Партии надежды. Однако чуда не произошло — партия в нижней палате получила только 50 мест. Свою роль сыграл неприкрытый популизм программы Партии надежды, которая призвала покончить с атомной энергетикой, заморозить повышение потребительского налога и т. д. Откровенно нереалистичные лозунги Партии надежды подверглись массовому осмеянию в социальных сетях. Сама же Ю. Коикэ предпочла не выставлять свою кандидатуру на выборах, сохранив за собой должность губернатора. Это лишило сторонников ее партии надежд на ее выдвижение в парламенте в качестве кандидата на пост премьер-министра. Наконец, Ю. Коикэ заявила о возможности коалиции Партии надежды с ЛДП при условии ухода С. Абэ с поста премьер-министра. Это дало многим основания полагать, что глава Партии надежды исходит больше из чувств личной мести в отношении своего бывшего соратника по правящей партии (Ю. Коикэ вышла из ЛДП только летом 2017 г.), нежели из соображений программно-идеологического характера.
Некоторой неожиданностью можно назвать удачное выступление на выборах Конституционно-демократической партии во главе с либералом Ю. Эдано — 55 мест против 15 до выборов. Кадеты стали второй по численности партией в нижней палате и главной оппозиционной силой страны. Их успех объясняется большой востребованностью левой идеологии в японском обществе — значительная часть японского электората придерживается социал-демократических убеждений и с неприкрытой обеспокоенностью относится к «милитаристскому», по их мнению, курсу кабинета С. Абэ. В старом парламенте левоцентристские голоса не имели адекватного политического представительства — Демократическая партия, претендовавшая на роль главной оппозиционной силы, была в идеологическом отношении крайне аморфной и потому вызывала у многих отторжение. Теперь же идеологическое размежевание с консерваторами, ушедшими в Партию надежды, дает основания для оптимистической оценки дальнейшего продвижения Японии по пути становления двухпартийной системы.
Таким образом, С. Абэ фактически гарантировал себе пост главы кабинета до 2021 г. (выборы председателя ЛДП в сентябре 2018 г. при текущем раскладе становятся пустой формальностью). Он, скорее всего, останется премьер-министром в период проведения Токийской олимпиады 2020 г., в которой будет представлять Японию вместе со своим политическим соперником Ю. Коикэ.
Что можно сказать о нынешнем составе нижней палаты японского парламента? В нем теперь наблюдается ситуация «комфортного супербольшинства» для партии власти, которая имеет все основания полагать, что получила карт-бланш из рук японских избирателей на любые решения. Можно предположить, что С. Абэ теперь сможет с большей уверенностью реализовать свое намерение провести через парламент законопроект об изменении конституции, тем более что в этом вопросе он пользуется поддержкой Партии надежды. Курс его кабинета в области военной безопасности получит дальнейшее продолжение. Япония будет ускоренными темпами превращаться в «нормальное государство», не отягощенное никакими пацифистскими ограничениями. И хотя среди предвыборных манифестов ЛДП выделялись лозунги социальной политики (например, введение бесплатного дошкольного и частично вузовского образования), скорее всего, социал-демократическая компонента во внутриполитическом курсе ЛДП, заточенной на консервативные японские ценности, отчетливо артикулироваться не будет.
Что касается российско-японских отношений, то они, как и прежде, будут развиваться при опоре на личностную дипломатию японского премьер-министра, который считает российское направление одним из приоритетных. Однако крупные подвижки в двусторонних отношениях можно ожидать не раньше марта 2018 г., когда в России завершится президентская кампания.

Также, корейцы и китайцы могли поступать в Военную академию Императорской армии Японии. На состоявшемся после войны процессе в Маниле был приговорён к смертной казни генерал-лейтенант Хон Са Ик, кореец по национальности (здесь можно, в качестве аналогии, вспомнить, например, генерала Власова и героя книги Курта Воннегута «Мать Тьма»), входивший в 26 выпуск Академии. Его сокурсником был прославившийся на Иводзиме генерал-лейтенант Курибаяси Тадамити. Таким образом, в Императорской армии Японии дослужился до генерал-лейтенанта кореец по национальности, носивший корейское имя. На год позже него это же училище окончил полковник Ким Сок Вон, командовавший во время японо-китайской войны батальоном (на самом деле, полковником он стал гораздо позже, только в августе 1944). Под его руководством подразделение, в котором состояло почти тысяча японцев, громила армию Китая, страдавшего под гнётом сотни лет. За свои подвиги он получил от Императора орден Золотого коршуна. Разумеется, имя ему для этого менять не пришлось (к сожалению, мне не удалось найти информацию о том, когда именно он получил орден, но зато известно, что имя он всё же сменил, в соответствии с японским законом о смене имён от 1939 года — подозреваю, что Тосио скромно умалчивает о том, что закон о смене имён просто был принят много позднее того как Ким Сон Вок получил награду). Чан Кайши также окончил сухопутное военное училище, после чего проходил обучение в Таката, в Ниигате. Через год после Чан Кайши выпустился его будущий соратник Хэ Инцинь.
Последний представитель [корейской] императорской династии Ли — наследный принц Ли Ын был в составе 29 выпуска Военной академии. Переехав в Японию в десятилетнем возрасте в качестве заложника, он, однако, встретил там исключительно вежливое отношение со стороны японских властей. После окончания закрытой школы был принят в Академию, и впоследствии дослужился до генерал-лейтенанта (вообще говоря, с точки зрения японцев, заложник действительно не есть что-то позорное: например, Токугава Иэясу, будущий правитель Японии и основатель последнего сёгуната, в юности был отправлен заложником в семью Имагава, где получил воспитание, служил вассалом и получил боевое крещение — что не помешало ему после смерти Имагава вернуться в свою семью и стать главой клана). Позднее он сочетался браком с японской принцессой Насимото Масако, одной из кандидаток на роль невесты наследного принца Японии. Если предположить, что японское правительство хотело уничтожить династию Ли, допустило бы оно брак принца с девушкой из высшей аристократии? Сомнительно (забавный аргумент для тех, кто хоть сколько-нибудь изучал колониальную историю и знает, какие золотые дожди льются на местечковую аристократия в расчёте на то, что она будет держать в узде население — да что далеко ходить, достаточно посмотреть на нынешнего главу Чечни). Более того, Министерство Двора построило в 1930 для четы специальную резиденцию (сейчас на её месте находится отель «Акасака», англ: Grand Prince Hotel Akasaka). Был женат на японской аристократке и младший брат последнего китайского и маньчжурского императора, Пу Цзе — на госпоже Сага Хиро, из древнего рода Сага.
Если сравнить Японию с остальными странами-колонизаторами того времени, то её политика в отношении Тайваня, Кореи и Маньчжурии радикально отличается от колониальной политики прочих государств. Оккупировавшая Индию Англия не предоставляла индусам доступного образования (это не совсем соответствует истине, см. романы Рабиндраната Тагора, в частности «Гóра»). И в Военную академию доступ индусам был закрыт (и это не совсем правда — англичане принимали на службу покорённые народы, см., например «гуркхи»). Невозможно себе представить и бракосочетание индуса с представительницей королевской фамилии. Всё то же самое относится к Голландии, Франции, Америке и прочим странам.
С другой стороны, Япония с самого начала, провозгласив принцип «Пять наций — один мир», в котором бы эти народы сопроцветали (термин «сфера сопроцветания» взят мной из монографии Веры Фоменко). На фоне естественных тогда националистических настроений [окружающих народов] это было идеологическим прорывом (да-да, ср. риторику Третьего рейха, выделявшую избранных немцев, затем европейские нации, и противопоставлявшую им славян, цыган и евреев — т.е. аналогичная «сфера сопроцветания» под общим немецким правлением). По окончании Первой мировой войны японская сторона в рамках Парижской мирной конференции настойчиво предлагала принять договор о ликвидации расового неравенства (англ. «Racial Equality Proposal»), но в ответ получила лишь насмешки со стороны Англии и Америки (стоит уточнить, что причиной этого предложения был отнюдь не альтруизм по отношению к остальным восточным нациям, а память о неравноправных Ансэйских договорах, которые Япония вынуждена была подписать в 1858 году). Несмотря на это, современный мир стал именно таким, каким его предлагала сделать Япония.
Вернёмся, однако, немного назад. 1900-й год, в Китае начинаются восстания боксёров и уже в 1901-м Япония, в числе остальных стран (всего их было одиннадцать), участвовавших в подавлении восстаний, подписывает «боксёрский протокол» с Китаем. По этому протоколу Япония получила право размещать воинский контингент на территории Китая, что она и сделала, направив туда сначала 2600 человек (по данным историка Хато Икухико). Далее, в 1915 году, после четырёх месяцев переговоров с правительством Юань Шикая было достигнуто согласие по «21 требованию», которое учитывало и замечания китайской стороны (это не совсем верно, во-первых, Китай подписал урезанную версию соглашений, из тринадцати пунктов, а во-вторых, сделал это, конечно, под сильным давлением: альтернативой подписанию договора было немедленное начало войны с Японией). Хотя некоторые говорят о том, что требования служили предлогом для вторжения в Китай, в них, на мой взгляд, нет ничего отличного от требований, выдвигаемых прочими колониальными странами [своим колониям] в ту эпоху. Китай этот договор ратифицировал, однако четыре года спустя, в 1919, на Парижской конференции, под давлением американцев, уже выражал своё недовольство. Франция и Англия, тем не менее, Японию тогда поддержали («Nihon-shi kara mita nihonjin. Shouwa-hen/Японцы в японской истории. Эра Сёва», Ватанабэ Сёити — и снова Тосио приводит ссылку на учёного, к работам которого научное сообщество относится с сомнением, учёного который считал предметом для гордости расовую чистоту японской нации: http://www.nybooks.com/articles/1988/03/17/what-keeps-the-japanese-going). Далее, несправедливо говорить, будто наша страна ввела войска без согласия Гоминьдана (касательно этого, в википедии можно прочесть следующее: «Under the terms of the Boxer Protocol of 7 September 1901, China had granted nations with legations in Beijing the right to station guards at twelve specific points along railways connecting Beijing with Tianjin. This was to ensure open communications between the capital and the port. By a supplementary agreement on 15 July 1902, these forces were allowed to conduct maneuvers without informing the authorities of other nations in China. By July 1937, Japan had expanded its forces in China to an estimated 7,000 to 15,000 men, mostly along the railways. This number of men, and the amount of concomitant matériel, was several times the size of the detachments deployed by the European powers, and greatly in excess of the limits set by the Boxer Protocol»
Русская версия: «В соответствии с условиями «Заключительного протокола» от 7 сентября 1901 года Китай гарантировал его подписантам право держать войска в 12 пунктах вдоль железной дороги, соединяющей Пекин с Тяньцзинем. В соответствии с дополнительным соглашением от 15 июля 1902 года эти войска имели право проводить манёвры, не ставя в известность представителей других стран. К июлю 1937 года Япония имела там от 7 до 15 тысяч человек, в основном размещённых вдоль железных дорог. Это количество войск в несколько раз превышало число размещённых там войск европейских держав, а также пределы, установленные «Заключительным протоколом».

Итак, некоторые утверждают, что Япония вторглась в Китай и на Корейский полуостров, а позднее напала на США, в результате проиграв войну и потеряв три миллиона человек — то есть сама совершила непоправимую ошибку. Однако в наши дни стало известно, что Япония была хитростью вовлечена в войну, попавшись в аккуратно расставленную ловушку американцев. Причём сами Штаты действовали под влиянием Коминтерна. На сайте Агентства Национальной Безопасности выложены материалы проекта «Венона», (в университете Аояма два профессора Фукуи (Такэхиро и Ёситака), один из которых — Ёситака — действительно написал статью-обзор по проекту «Венона» в 2006. Статья есть в открытом доступе) — огромный объём информации, но в 2006 г-н Фукуи, профессор университета Аояма, издал статью, в которой изложил суть проекта. Фактически, материалы «Веноны» это переписка между Коминтерном и американскими агентами [советской разведки]. На протяжении восьми лет, с 1940 по 1948 год, США следили за этим обменом сообщениями, но благодаря использованию Советами одноразовых кодов не могли прочитать. В 1943 была начата работа по расшифровке, продлившаяся целых 37 лет, вплоть до 1980-го года, то есть почти до прихода к власти Рейгана. Поскольку дело происходило в самый разгар холодной войны, гриф секретности с этих данных был снят только в 1995 году. Из этих документов становится ясно, что с 1933 года в систему власти президента Рузвельта, было внедрено 300 шпионов Коминтерна, самым высокопоставленным из которых был Гарри Уайт — второй человек в Министерстве финансов США. Считается, что именно Уайт был основным автором ноты Халла (последний вариант соглашения между США и Японией, переданный 26 ноября 1941 японскому послу в Америке. Японский премьер-министр Тодзио счёл его ультиматумом, что стало для японцев формальным поводом к войне). Через министра финансов США Генри Моргентау, бывшего близким другом Франклина Рузвельта, Уайт подталкивал Соединённые Штаты к войне с Японией. Рузвельт тогда ещё не осознавал масштабов коммунистической угрозы. Под влиянием Коминтерна, исходившим от Гарри Уайта, он направил подразделение «Летающие тигры» из более чем сотни истребителей, тайно поддержав, таким образом, Чан Кайши в борьбе с Японией. За полтора месяца до Перл-Харбора американские части, расположенные в Китае уже атаковали Японию с воздуха (на чём основано эти слова Тосио для меня загадка — англо- и русскоязычные источники говорят, что боевые действия подразделение начало 20 декабря 1941 (налёт на Перл-Харбор был совершён 7 декабря), и даже в японской википедии — то есть по японским источникам — пишут что только в ноябре были доставлены на материк самолёты: 残りのAVGメンバーも1941年の11月に到着した戦闘機「カーチス P-40C型」の組み立てを始めた — то есть ЗА ПОЛТОРА МЕСЯЦА до Перл-Харбора совершать налёты на японские части это подразделение никак не могло).
Поскольку Рузвельт пришёл к власти благодаря обещаниям избежать войны, то для того, чтобы эту войну начать, ему необходима была видимость того, что Япония атаковала первой (да, именно так предложение построено в оригинале — не оставляя у читателя никаких сомнений в том, что американский президент прямо-таки жаждал войны с Японией). И, попавшись в расставленную Рузвельтом ловушку, Япония приняла решение бомбить Перл-Харбор. Можно ли было избежать конфликта? Если бы нота Халла была принята, то кто знает... Но в любом случае это была бы лишь отсрочка: исходя из реалий того времени, когда все руководствовались максимой «сильный жрёт слабого», представляется весьма вероятным, что вслед за первой нотой Америка направила бы и вторую, и третью. В результате мы бы, скорее всего, были сейчас одной из колоний белой расы. Удобства современной цивилизации, вроде стиральной машины, компьютера или автомобиля, изобрели бы и без нас. На протяжении всей истории человечества только война определяла, кто правит и кем правят. Никогда сильнейший не шёл на какие бы то ни было уступки по доброй воле. Кто не сражается — должен смириться с тем, что всегда будет в подчинённом положении.
После войны в Восточной Азии (для обозначения этой войны Тосио использует термин, который не имеет точного соответствия в русском языке — в английском «Greater East Asia War» или «Pacific War» — и переводится как «Большая восточно-азиатская война». Был запрещён оккупационной администрацией к использованию в японских СМИ) многие африканские и азиатские страны освободились от гнёта белых людей, наступила эпоха равноправия, когда международные вопросы решаются словами [а не силой]. Это стало возможным благодаря Японии, сражавшейся в русско-японской войне и в Восточной Азии. И если бы мы не сражались тогда, то как долго ещё пришлось бы ждать расового равенства? Сто лет? Двести? Именно поэтому мы обязаны с благодарностью помнить наших соотечественников, сражавшихся тогда, и тех героев, что принесли в жертву свои жизни. Наше сегодняшнее благополучие стало возможным лишь благодаря им.
В наши дни многие называют эту войну «дурной войной». Говорят, что современное общество достигло бы нынешнего уровня благополучия и без неё, что тогдашние правители были идиотами и вступили в войну, которую надо было избежать, и это стоило жизни многим японцам. И [у этих говорящих] выходит так, будто люди погибали напрасно. Вот только История — не такая вещь, чтобы её было легко изменить. И сегодня крайне трудно переломить сложившиеся когда-то международные отношения: по японо-американскому договору о безопасности США получили превосходную базу в окрестностях Токио и у нас не получится просто так попросить «А верните её нам, пожалуйста»; Россия уже более шестидесяти лет незаконно оккупирует (в оригинале использовано именно слово «оккупирует») четыре северных острова; Такэсима по-прежнему под властью Кореи.
На Токийском процессе вся вина за ту войну была возложена на Японию, и с тех пор, вот уже 63 года японцам промывают мозги (в оригинале: «mind control») о том, что это действительно было так. Из-за этой предубеждённости японским Силам Самообороны мешают развиваться, полагая, будто став сильной японская армия непременно начнёт агрессию. При этом Силы Самообороны неспособны даже защитить [существующие]территории, на них наложено множество ограничений по использованию оружия, запрещено иметь наступательные вооружения. В сравнении с армиями остальных стран японская связана по рукам и ногам. Если мы не избавимся от влияния этой промывки мозгов, Япония никогда не сможет стать полноценной страной, способной защитить себя. Мы будем обречены находиться под защитой американцев, а значит американизация нашей страны продолжит набирать обороты. Экономика, финансовая система, торговля, система трудоустройства, правосудие — всё стремительно приближается к американскому образцу. Под бременем непрерывных перемен великая японская культура гибнет. Разве не идут сейчас в Японии стремительные перемены? Жилось ли спокойнее нам двадцать лет назад или живётся сейчас? На пользу ли Японии эти перемены? Я никоим образом не оспариваю необходимость японо-американского альянса — для спокойствия в Азии хорошие отношения между Японией и США необходимы — но хотелось бы видеть их подобными хорошим отношениям родителей и детей, когда родители приходят на помощь только в случае необходимости. Полагаю, ситуацию, когда ребёнок во всём должен полагаться на родителя, необходимо изменить.
Способность самостоятельно защитить себя как государственное образование позволит Японии предотвратить возможную агрессию по отношению к ней и станет важной точкой опоры при ведении [любых] международных переговоров. Эту прописную истину, понятную всем государствам, до нашего народа донести невозможно. До сих пор многие считают, что вторжение нашей страны принесло народам Азии только многочисленные страдания и горести. Однако мы должны понимать, что многие страны Азии оценивают ту войну положительно. В Тайланде, Бирме, Индии, Сингапуре, Индонезии – дают высокую оценку действиям японской армии в войне (я даже не знаю, как это комментировать, поэтому лучше дам слово Ли Кван Ю, создателю Сингапура: «Годы японской оккупации (1942–1945) наполнили меня ненавистью к тем преступлениям, которые совершали японцы по отношению к другим азиатским народам, разбудили во мне национализм, чувство собственного достоинства и стремление избавиться от угнетения»). И так же высоко оценивают японскую армию люди, которые непосредственно с ней сталкивались, тогда как люди не имевшие возможности наблюдать действия японской армии лично, разглагольствуют о её жестокостях — об этом необходимо помнить. Множество иностранцев свидетельствуют о том, что дисциплина в японских войсках была на порядок выше, чем в любых других. Те, кто называет Японию оккупантом — лишь возводят напраслину.
Япония — великая страна с великой историей. Мы, японцы, должны помнить свою историю и гордиться ей! Для человека — если только не забивать ему голову обратным — естественно любить место, где он родился, любить свою страну. Достаточно посмотреть на историю Японии — нельзя не восхищаться тем, какую прекрасную страну мы смогли создать. И не нужно ни лжи, ни фальсификаций. Да, несомненно, если посмотреть на поступки отдельных личностей, можно найти что-то неблаговидное. Ну так ведь даже сегодня в самых передовых странах существуют убийства и разбой. Наша задача — вернуть Японии её великую Историю, потому что нация, которая хочет стереть свою историю из памяти, сама обречена на забвение.

Думаю, комментариев в тексте достаточно для того, чтобы прояснить моё личное отношение к работе г-на Тамогами. От остальных комментариев воздержусь, предоставляя читателю возможность самостоятельно составить оценку личности товарища Тамогами. Для этого настоятельно рекомендую осилить похожую англоязычную статью с разбором его подтасовок.