О диаспорах

Для начала вспомним самые раскрученные примеры диаспор:
1) Греки
2) Евреи
3) Армяне
4) Китайцы
5) Итальянцы (в США в XIX-XX в.)
6) Поляки (до конца XX в.)
7) Цыгане
Кавказские и среднеазиатские в Центральной России в конце XX – начале XXI в.

На первый взгляд мы не можем найти для них общего знаменателя. Так, например, евреи, согласно некоторым описаниям буквально «созданные изгнаниями», были идейно сконцентрированы вокруг религии и представляемой ими географической точки — Иерусалима или, шире, Земли Обетованной (начиная от Египта, продолжая вавилонским пленом, известным нашему массовому современнику по песне Boney M, и заканчивая большим изгнанием после Иудейской войны). Цыгане же (а я смело вношу их в список диаспор), демонстрируя в веках такую же устойчивость и сплочённость, напротив, утратили всякое представление как о древней своей вере, так и о потерянной родине (и фантазировали о ней как им было выгодно, вплетая свой миф в мифы окружающих народов).
Греки, расходившиеся по миру и как торговцы, и как завоеватели, и как миссионеры — проявили склонность сплачиваться вокруг культуры (при этом они одни, кажется, сумели сделать это дважды: в ранние времена — вокруг культуры античной, в более поздние — вокруг православной христианской. Я знал одного грека-урума, представителя тюркоязычных греков, утративших язык, но сохранивших идентичность и веру). Китайцы — расселявшиеся и как торговцы, и как централизованно экспортируемые государством гастарбайтеры — сплачивались, рискну предположить, более всего вокруг груза бытовых традиций и даже суеверий, чем вокруг чего-либо ещё.

...Но это разнообразие при более пристальном взгляде оказывается натяжкой. В действительности его можно уложить в три фактора:
а) утрата родины (родина уничтожена совсем — либо покорена врагами и пребывает много лет в сверхжалком состоянии)
б) глубина отличия от окружающих народов
в) выгода от верности своим (общинам и идентичностям).

Выгоды от верности, как и глубина отличий, нередко менялись. Цыгане плюс-минус отлично держались более полутора тысячелетий, покуда для коллективного выживания достаточно было избегать образования и обучаться вместо этого безотказным этническим ремёслам (среди них бывали и вполне приличные, вроде ветеринарии или починки посуды, но окружающие народы, конечно, больше всего заметили, так сказать, «низовое социальное хакерство»). Современному миру, однако, не так нужны новые костюмы/мобилы дёшево, он отшатывается от предложения погадать, а держать стационарную наркоточку в мире закладок и тайных мессенджеров просто неконкуретно. Когда я был юн и присутствовал на обысках цыганских квартир 90-х, была ещё жива традиция «забирать мелких из школы после 3-го класса» во избежание ассимиляции. Сейчас эта традиция иссякает, потому что в экономику на старых приёмах ввинтиться затруднительно: диаспора, начав обучать своё юношество, получает сейчас экономический бонус, но я практически уверен, что он её и погубит как общность.
Еврейство, собравшее почти все возможные факторы инакости (религия, географически представляемая прародина, гетто, бытовая культура и крайне живучие этнические специализации, не хватило только собственного национального искусства) — в XX веке подверглось значительнейшей ассимиляции, причём, что любопытно, как в социалистическом, так и в капиталистическом лагерях планеты. Причиной тому стала, на мой личный взгляд, деградация религиозности в окружающих народах: народы перестали иметь религию в виду в своих социальных контактах, и еврейство массово рассосалось по ним (за исключением тех, для кого сохранение верности своим представляло больше выгод). Я читал где-то шутку на тему «в чём разница между японским самураем и американским евреем? У японского самурая могут быть внуки-евреи». Сегодня еврейство пополняется главным образом за счёт рождаемости в религиозных семьях (а там свои трудности), светские же — то есть не участвующие в клановых бизнесах, обычно скрепляемых религиозным клеем — сохраняют тренд на растворение.

Что касается самых болезненных для наших ув. сограждан примеров — «диаспор» Кавказа и Средней Азии — то автор этих взволнованных строк с полной убеждённостью заявляет, что перед нами «итальянский вариант», по определению временный.
То есть (играет музыка Морриконе) из бедных краёв в края возможностей массово двигают работяги, в краях возможностей эксплуатируемые и отчасти притесняемые. На работягах тут же начинают зарабатывать земляческие мафии, обещающие порешать с местными ментами. Они образуют сеть своих итальянских прачечных, ресторанчиков и скотобоен. Они подкупают местных чиновников. Одни работяги возвращаются домой, заработав на домик под масличным деревом или, напротив, потерпев крах — другие оседают на новом месте и обживаются. Их дети уже не так хороши в родном спике и слушают местную попсу. Родители пытаются женить их в родных краях, получается через раз. Родители отдают детей в местные школы. В местных школах землячества действуют с переменным успехом (если мы слышим о беспределе кавказцев в такой-то школе, значит, это провал землячества, между прочим: не умеют договариваться). Начинается естественный отбор сообразительных в ассимиляцию — полностью внутри своих остаются лишь наименее юркие умы. Итог: на дворе XXI век, со времён дона Корлеоне прошло всего лет 80, а «мафиозо итальяно» сократились до старинных профессиональных кланов, передающих в поколениях свою итальянскость скорее как фамильные подсвечники, полагающиеся при вступлении в фамильную ложу. Девяносто же процентов т.н. итало-американцев ни сном ни духом.
Сегодня, наблюдая киргизов в кирзигзских кафе столицы, мы видим первую главу «итальянской истории»: Корлеоне прибыл в Нью-Йорк и пробивает себе путь в гетто. Наблюдая азербайджанских москвичей второго поколения, обсуждающих за национальной кухней всякое разное по-русски, мы видим вторую главу: Майкл Корлеоне коммуницирует с семейством. Наблюдая, как армяне третьего поколения посещают армянскую церковь в рамках Соблюдения Традиции — мы видим уже попытку сохранить подсвечники в третьей части.

...А теперь к русским.
Сначала я сделаю дерзкое заявление. Русская диаспора в настоящем смысле исчерпывается беглыми представителями старообрядческих сект. Здесь есть всё: и представление о том, что родина утрачена (её захватили враги-никониане под властью царя-антихриста), и глубина инакости, и необходимость держаться своих.
Так вот, эти секты — исторически продемонстрировали за рубежом прекрасные диаспоральные качества. Липоване и некрасовцы сохраняли себе веками и язык, и традицию, и дружность — поскольку капитал отличия и капитал выгодной верности у них были (и кое-где остаются) на высоком уровне.

Те русские, что остались за пределами России и Белоруссии после распада СССР, представляют собой ещё не диаспору, а первичный бульон, из которого в принципе может вылупиться сколько-то настоящей диаспоры. Пока это просто потерпевшие, отчасти всё ещё пребывающие в затяжном шоке, отчасти ассимилирующиеся, отчасти пытающиеся освоить два стула. Отдельным кейсом проходит Украина, где русские-вне-России в меньшинстве своём отважились на противостояние и сумели отбить себе несколько опорных бастионов, а в большинстве давшие себя нагнуть и идейно ассимилировать сельскому нетерпимому меньшинству, вооружённому американским макрополитическим проектом «антироссии».
Шансы этого бульона на превращение в полноценную диаспору оценивать сегодня затруднительно. В Азии они имеются (не очень высокие — в силу большого оттока в Россию, слабой религиозности и плохой демографии), в Прибалтике же я не дам за них ломаного латыша.

Наконец, прочие «соотечественники за рубежом» — никакая не диаспора, а обычная эмиграция. Они представляют собой не «потерявших родину», а отвергших её и отряхнувших её прах с ног своих. Они сделали это добровольно. Они сделали это не потому, что дома их преследовали за наличие какой бы то ни было верности своей идентичности: напротив, они сделали это потому, что хотели свою идентичность и родину утратить.
С какого перепугу, спрашивается, эти люди, всегда стремившиеся выруситься, должны считаться «русской диаспорой». С какого перепугу мы должны ожидать от них какой-то там солидарности.

...А сейчас настало время несколько парадоксального вывода. Итак.
Если мы хотим найти новую русскую диаспору — то мы должны искать её в России. Русская эта новая диаспора образована теми, кто вырос и зачастую даже родился за пределами нашей ув. страны, но прибыл сюда — по причине осознанной глубины своего отличия и представляемых выгод от верности.
Наша диаспора — это те, кто перебрались в Россию в 90-х, 2000-х и 2010-х. Это те, кто бежали от русских погромов на Юге, уехали от рагулей на Украине, покинули лабусов Прибалтики.
Это вот — странноватая и как бы наизнанку, но диаспора. Она, насколько мне известно, довольно мультиэтнична по происхождению, но во многом в большей степени, чем «местные русские», привержена тому, что скрепляет русскую идентичность. Эта «обратная диаспора» империалистичней и даже зачастую православней «среднего по России» — и к тому же злей. И я, опираясь на свой скромный опыт наблюдений, свидетельствую, что солидарность её также довольно велика.
Не удивлюсь, если эта обратная диаспора сыграет в ближайшем будущем значительную роль в судьбах нашей ув. страны — хотя бы потому, что она владеет опытом «отличия и верности», ныне переживаемым всей Россией.

(с) Мараховский