(Продолжение)
В России в 90-х происходило то, что марксисты справедливо называли краеугольным камнем: всеобщая смена обладателей прав собственности (приватизация национального достояния). И что в такой ситуации предполагает демократия? Что всем гражданам в этом процессе будут обеспечены равные права и равные отправные возможности (те самые
equal opportunities, на первостепенной важности которых для настоящей демократии всегда так сильно настаивают, в первую очередь в США.)
На самом же деле произошло нечто не совсем такое.
Про равные права и отправные возможности применительно к делимой собственности в виду большой спешки и повальной тогдашней политбезграмотности населения ничего путно объяснить, конечно, не объяснили. Но зато вроде в русле перечисленных демократических требований придумали для граждан ваучеры, чтобы всё народное добро до копеечки между всеми поровну — по совести и по чести — разделить.
Можно поэтому простить невнятность разъяснений, списать их на спешку и особенно на неопытность?
Сегодня уже ясно, что нельзя.
Потому что, как пишет, например, в своей книге «Приватизация в России» главный руководитель процесса приватизации Альфред Кох (ссылаюсь на сигнальный экземпляр англоязычного издания его книги), на ваучеры не просто раздали меньше половины всей собственности, а, хуже того, сознательно раздавали только самую неликвидную, гиблую попросту, её часть. Кох так и пишет (курсив мой): «Нам не разрешали...» выставлять на чековые аукционы нефтяные и прочие привлекательные предприятия. Кто именно не разрешал – даже цинично откровенный Кох уже не пишет; скорее всего потому, что слишком уж очевидно: всё, что «не разрешили», у граждан России ведь попросту произволом конфисковали, прямо из под носа и среди бела дня. А не разрешали наверняка как раз те, кто громче всех поздравлял Россию и россиян с тем, что произвола у них (у нас то есть) отныне и вовеки нет. Больше-то некому.
Примерно тогда же некоторые «сладкие» куски народного достояния начали продавать за живые деньги. По требованиям демократии и свободы, вырученные от продаж средства должны были быть розданы законным новым собственникам. То есть всем гражданам страны, каждому его маленькую долю. Затем, при желании, можно было законно ввести и собрать с них (с нас) со всех какой-нибудь налог на продажу имущества.
Деньги же все ушли — целиком и сразу — в бюджет.
Был тогда у нас введённый Думой 100% налог на продажу имущества, да к тому же и взимаемый у источника (единственный законный и демократический способ забрать все эти деньги прямиком в доход государству)? Не был. Хотя бы потому, что ни в одном демократическом обществе он просто немыслим.
Значит, в результате всех этих продаж и аукционов произошла чисто авторитарная, повальная конфискация имущества граждан (у Коха в книге полно точных цифр). Но главное – сознательно и системно граждан лишили права распоряжаться своим имуществом по своему усмотрению. А без этого права, предоставленного всем одинаково,
демократии не может быть вообще. И свободного (либерального) рынка – тоже.
Что ещё произошло значимого?
На продажу пошли «куски» стоимостью в сотни миллионов долларов. И не важно теперь, что очень скоро кривая их реальной капитализации пошла в рост чуть ли не вертикально — пережили ведь это надувательство, стерпелось всё и слюбилось. Но зато очень важно, что даже по этим крайне тогда заниженным ценам на этот товар в самой разорённой России не было тогда и в принципе ещё не могло быть ни одного платёжеспособного покупателя. Даже жулика, не говоря уж о честных людях.
Если же такие сумасбродно недостижимые для всех русских людей цены всё-таки назначили, то понять это можно только одним образом: всех граждан России в тот момент сознательно и намеренно лишили любой возможности участвовать в приобретении всех самых прибыльных предприятий. (Чтобы процесс был демократичным, те фабрики-заводы, образно говоря, надо было выставлять на аукционы по цене 100-150 долларов США. Но это очевидный абсурд, и потому ясно, что их просто нельзя было выставлять на аукционы вообще – до тех пор, пока в России не образуются свои собственные законные и достаточно крупные частные капиталы, способные вступать в свободную конкуренцию уже на равных.)
Точно так же не принципиально даже то, откуда вдруг взялись невозможные вообще-то миллионы у состоявшихся покупателей. Зато предельно принципиально для судьбы демократии в России, что всех граждан страны минус, образно выражаясь, семь счастливчиков, сознательно и системно лишили равной стартовой возможности. Той самой, без которой, как свято верят и не устают повторять громче всех на свете и простые американцы, и их идеологи,
не может быть демократии.
Означать всё перечисленное может только одно: с момента проведения этих аукционов и продаж — демократии в России больше не было и быть вообще не могло. Ни рационально с точки зрения специалистов в области государства и права или политических философии и экономии, ни интуитивно в сознании всех остальных людей в добром здравии и своём уме.
Честно и разумно рассуждать дальше по поводу судеб демократии в России в 1990-х больше не о чем. Всё остальное будет — обычное забалтывание правды, как вот в нашем примере Момот пытался заболтать тоталитаристскую сущность Операции «Гладо». Та самая пропаганда.
Поэтому я и говорю: как же тогда можно – если со здравым смыслом и честно – утверждать, что русские якобы невзлюбили демократию? Мол, обиделись мы на неё? Ведь не могли мы на неё обидеться никак, по той простой причине, что её у нас не было. Её-то мы, наоборот, как раз очень хотели.
А вот на те произвольные и авторитарные конфискации, что получили взамен, на это да – «обиделись», причём сильно. И потому любой, кто пытается тем не менее доказать, что та повальная конфискационная пора и была демократией, всего лишь укрепляет нас русских в убеждении, что все демократы – а в нашем сегодняшнем представлении это в основном сами конфискаторы, а также их адвокаты и самозванные пропагандисты — на самом деле дерьмократы.
Эту ерунду, что облапошить нас и есть суть демократии, нам тем не менее пытался и пытается доказать чуть ли не весь свободный и демократический мир. И поэтому меня, лично, нисколько не удивляет, что в результате мы прибегли к единственному оставшемуся нам доступным способу мирной самозащиты – к тирании народа. То есть к самому старому демократическому способу правления, из тех времён, когда демократия ещё действительно ни в каких определениях не нуждалась.
Народная или, точнее, прямая демократия, как научный термин, обозначает демократию в том виде, в каком она существовала изначально, когда все избиратели (мужское население «демосов» - деревень, относящихся к Афинам — за исключением женского пола, рабов и несовершеннолетних) регулярно собирались все вместе на «экклезию» (собрание) и общим голосованием решали все свои насущные вопросы. И затем для общего руководства выбирали из своего числа ответственных за исполнение принятых решений - «стратегов». Такая была простая и понятная демократия (на самом деле чуть сложнее, я немного упростил). Действительно — народная.
Но при этом, как понимали и философы, и практики от политики, она была опасна тем, что большинство – «бедные» - могут установить свою тиранию над меньшинством – «богатыми», и что такая тирания (её называют «власть толпы»,
mobocracy) почти неизбежна, поскольку интересы бедных и богатых чаще всего противоположны.
Именно для более надёжной защиты интересов и прав в первую очередь меньшинства – богатых – и была придумана республика с её конституцией и прочими атрибутами, ограничивающими возможный произвол большинства (и одновременно не дающими меньшинству особо увлекаться). В результате появилось то, что теперь научно называется республиканская — представительная, конституционная — демократия, которую, собственно, чаще всего и имеют в виду те, кто рассуждают нынче о демократии. (Хотя ещё есть, например, либеральная, парламентская демократия – в Англии и в Австралии соответственно; есть французский вариант – просто республика, в которой законодательная власть частично принадлежит президенту. А наиболее похожая на изначальную прямую, народную – демократия швейцарская, где и по сей день очень широкий круг законов может быть принят только путём общенационального референдума.)
Так вот на мой взгляд бесспорно то, что в России к концу 90-х у «бедного» большинства окончательно оформилось вполне справедливое мнение, что «богатое» меньшинство при очевидной помощи своих иностранных сообщников вместо обещанных «честно и по совести» (т.е. демократии) насадило «прихватизацию» (авторитарный конфискационный произвол), и благодаря этому они все вместе – богатые и иностранцы – захватили целиком реальные богатство и власть в ставшей потому чистой формальностью нашей «республике», и что вот это-то безобразие, оказывается, и есть та самая демократия, о которой нам столько говорили... а мы столько мечтали...
Терминология в головах у «бедных» была по понятным причинам вся перепутана, но интуитивное понимание сути и практического воплощения демократического и недемократического начал было тем не менее совершенно правильным. Кроме одного: демократией «это всё» — не было. (А кто тем не менее упорно повторял и повторяет, что было — тот, в моём во всяком случае представлении, либо из не различающих хорошо и плохо крох-сыновей, либо натасканный «коммуникатор» с незаменимым пособием в портфеле, либо хитрый профессор, умеющий, когда надо, нагонять туман.)
Наши бедные (молчаливое большинство; практически все мы, вообще-то) к нашей чести выбрали – и опять интуитивно – не ответный авторитарный произвол, а всего лишь прямую демократию.
В наших гигантских, по сравнению с древними Афинами, реалиях двадцать первого века, она выглядит (упрощённо!) примерно так: чёрт с ними со всеми этими партиями и парламентами – они честно и по совести (демократически) ни хрена ничего не сделали и никогда не сделают, так что пользы от них ноль. Поэтому пусть лучше будет один мужик дельный,
наш Президент, «стратег», который против их «прихватизации» (не-демократии) – и пусть он с ними со всеми там разбирается, как положено, чтоб не было у нас тут больше никакой прихватизации и тем более этой их демократии. Будет Дума артачиться — пусть пойдёт и по ней ещё раз танками шмальнёт, а потом вообще на фиг разгонит. Мы поддержим.
Как минимум начиная с 2004-го года Путин бесспорно является в России именно таким стратегом, сознательно избранным молчаливым большинством. С тех пор его дела кому-то нравятся, кому-то нет, но в целом, как раньше на собраниях говорили, работу его признают удовлетворительной. Без кавычек.
Потому что в демократии без определений демократическая легитимность стратега (президента, лидера) зависит только от одного: есть у него поддержка положенного по закону большинства избирателей, или нет. А кто там что думает о нём помимо его суверенных избирателей, чем там недовольно меньшинство – к его демократической легитимности уже не имеет никакого отношения. Это и есть та самая неприятная, но всё равно демократичная власть толпы, бедного большинства. «Народ России решил, что будет лучше, если...».
С такой формулировки в Афинах начинались тексты законов.
Так что пока суверенные избиратели поддерживают своего избранника – всё у нас в стране с демократией без определений в порядке. Ельцин же Думу из танков прямой наводкой расстрелял, а законных депутатов в Матросскую Тишину и Лефортово засадил. Ну и что? Мнение большинства всё простило - легитимизировало. С этим же «сторонники демократии» согласны? Ну и о чём тогда разговор?
Почему Путину-то тогда что ни вздох – то в минус? Хотя он имеет сейчас в стране реальную и невыдуманную, не сфальцифицированную популярность, или поддержку (прямой демократический голос граждан «за» него) далеко за 50%. И ясно, что надумай он – переизбрали бы его безо всякого административного ресурса и на неконституционный третий срок. И ведь это опять был бы по сути всего лишь классический прямой демократический выбор без конституционного, республиканского ограничителя.
Строго говоря, Путин и вообще мог после пары лет своего правления спокойно вынести на референдум новый устав для новой, «народно-демократической» Российской федерации. Звучал бы устав так: все представительные органы (республиканские атрибуты) упразднить, политические партии нафиг запретить (такой запрет строжайше соблюдался, например, в демократической республике во Флоренции), а народ отныне сам регулярно голосует за программу действий, налоги и бюджет на новый срок и выбирает на этот срок стратегов. Захочет одного стратега – значит, одного. Всё. Точка. Классическая народно-демократическая страна.
Не знаю как кто, а я не сомневаюсь, что прошёл бы такой референдум тогда на ура, ещё и с великим восторгом по поводу долгожданных простоты и ясности после стольких лет откровенного вранья и пошлой возни у кормушки. И что на все страшные обвинения со всех сторон в антидемократизме никто бы особенно у нас в стране и ухом бы не повёл (как и сейчас не ведут). И был бы прав (как и сегодня прав). Неправы были бы утверждающие, что у нас – не демократия. У нас (как и сейчас пока ещё, де факто) – не республиканская демократия, это точно. Но в остальном – демократия. Потому что законное большинство своего избранного стратега — поддерживает.
А это «безобразие», то есть прямую демократию, как и либеральный интернационализм, никто ещё в установленном демократическом порядке никаким антидемократическим преступлением не объявлял и объявлять даже не пытался (а то ведь там тогда уже и запрет на Швейцарию не за горами). Предупреждали только, ещё в древних Афинах, что в такой, как наша, ситуации демократия, бедное большинство могут и зубы показать. Ну вот мы и показали: заказывали демократию? злоупотребили ею? - получите власть толпы.
Тут, правда, возникает несколько неожиданный вопрос: а кому, собственно, наше бедное большинство свою народную демократию противопоставило? Ведь если следить за динамикой списка самых богатых людей в мире по «Форбсу», то получается, что кому угодно российские бедные свои клыки показывают, но только не российским богатым. Богатые-то у нас в стране в списке «Форбса» только множатся, богатеют и мерно карабкаются по строчкам вверх.
Ответ, возможно, так же прост, как и присказка «на воре и шапка горит»: кто, с нашей народной демократией столкнувшись, ударил в набат, против того и наше народное выступление. При этом российские богатые ни в какой набат не ударили и по сей день не бьют. Более того: их до недавнего времени главная партия — СПС — осталась уже вовсе без денег и являет собой уже совсем печальное зрелище. Других правых партий и вообще не осталось. А все принадлежащие богатым СМИ по этому поводу нисколько не печалятся. И потому остаётся сделать вывод, что наши богатые всё им необходимое политическое обеспечение в полном комплекте получают из гораздо более надёжного и стабильного источника (к тому же ещё и бесплатного) — от нами избранных «стратегов».
Ничего странного я в этом нашем беззлобном отношении к нашим российским богатым на вижу. Ведь началось всё с нашей обиды за то, что остались мы без обещанных «честно и по совести», а тогда получается, что направлена наша народная демократия должна быть против тех, кто нас наших столь горячо желанных «честно и по совести» лишил: против российских доморощенных демократов, а ещё больше против столь активно их поддерживающих глобалистов. Ну и чтобы их различить, глянем теперь вокруг: кто больше всех шуму поднял по поводу нашей новой «стратегии»?..
Так что вот. Получается, что наша
mobocracy – действительно по сути и содержанию самая что ни на есть суверенная демократия, действительно тирания против богатых, но не своих — своих не трогаем, наоборот, защищаем — а всех остальных по всему остальному белому свету.
Уникальная, в некотором роде, тирания.
Говорит о том, какая огромная сила может высвободиться, случись, наконец-то, заговорить по-настоящему молчаливому большинству.
Из сказанного я для себя извлекаю два урока.
Кто грубее и откровенное, кто мягче и завуалированнее, но всё равно слишком уж многие и в России, и в мире наше российское бедное большинство считает совковым быдлом. А вот ведь правы-то всё-таки не они все, а мой любимый иль Макиа. Он большинство уважал и за быдло не держал. И говорил: народ всегда своей коллективной мудростью в конце концов, может, и не сформулирует грамотно и рационально, но различит точно, где демократия, а где не-демократия. И примет соответствующие меры. И потому любая попытка преподнести народу чересчур кислую пилюлю в сладкой облатке неизбежно закончится в лучшем случае – прямой демократией. Поэтому все, кто хотел в России демократии без кавычек и определений, обязаны признать: вот именно её и получили. И слава Богу, что именно её; могло и гораздо хуже нагрянуть.
И ещё, хоть я и не любитель виноватых искать, нужно признать: несут за случившееся главную ответственность те, и только те, у кого алчность, любовь к власти или просто невежество возобладали над демократическим мироощущением. Хотеть заработать быстро и много не грешно. Но если демократические ценности у тебя во главе угла, то должен ты помнить при этом: демократия без кавычек и справедливая свободная конкуренция с равными отправными возможностями невозможны одновременно, если настоящих, а не форбовских, самых богатых пустить свободно и без жёстких ограничений и контроля на рынок любой только что вышедшей из плановой централизованной экономики новой демократии, России в том числе. Скажем, честное и справедливое соревнование за российские нефтяные активы между триллионерами Ротшильдами-Рокфеллерами и беспорточником Ромуальдычем из без году неделя пост-советского Глупова – невозможно ни при каких условиях. Будь Ромуальдыч хоть трижды алекперов-ходорковский такой умница. У тех — их триллионы и возможность купить практически что угодно на нашей планете, а у этого – только его жалкие сотни, чтобы отовариться на ближайшем вещевом рынке.
Случись им и впрямь конкурировать — моментальная победа Ротшильдов-Рокфеллеров из Лондона-Нью Йорка над Ромуальдычем из Глупова настолько очевидна, что сомневаться в ней даже как-то неловко. И тем не менее именно эту глупость столько людей по всей планете пытались и пытаются изобразить, как сияющую высоту свободного демократического предпринимательства с равными возможностями для каждого. И поскольку происходит это всё у нас на глазах и в нашем присутствии, то пока ещё нам уж слишком хорошо видно, что они нам сознательно лгут — как когда-то тоже сознательно лгал кардинал Поул.
И потому виновны они все, каждый сознательно лгущий лично, в том, что на сегодня в России их, трусов, ненавидят, и происходят из-за этого вполне в таком случае предсказуемые и давно известные и понятные ужасы прямой демократии. Эдакая месть победившего Ромуальдыча. Глухой невнятный рык молчаливого большинства.
(Продолжение следует)