(Продолжение)
Спустя пол-часа они уже исчертили весь утрамбованный пятачок перед Наташиной калиткой и успели два раза поссориться и помириться. Потом послышалась очередная электричка из Москвы, и Костик сразу встрепенулся. Он встал и, вмиг посерьёзнев, сказал:
- Ну ладно, мне пора.
- Ты куда? - спросила, всё ещё сидя на корточках и задрав голову вверх, Наташа.
- На электричку надо посмотреть. - Из-за хранимой тайны голос у Костика получался серьёзный, взрослый.
- Я с тобой, ладно? - попросилась Наташа и с готовностью поднялась.
Костик поколебался, но поскольку с Наташей играть ему всегда нравилось, он, напустив всё-таки на себя снисходительный вид, согласился:
- Ладно. Бежим.
И они побежали вместе к угловому дому в начале улицы.
Витька и его родители и на этой электричке не приехали, и Костик совсем расстроился: скоро уже начнёт темнеть, и надо будет идти домой, а они так и не провели последнюю, самую важную встречу перед выступлением в поход.
Наташа, почувствовав, что у Костика в голове явно какая-то тайна, спросила:
- А ты чего так Витьку ждёшь?
- Секрет, - с достоинством ответил Костик.
Наташа, не задумываясь и не колеблясь, перешла сразу к главному:
- Можно я с вами?
Костик хотел было отказать, но Наташа, не дав ему ничего сказать, поспешно добавила:
- Я никому не скажу, никому-никому!
Костик колебался.
- Правда, я никому не скажу, честное слово!
Наташа просяще смотрела на Костика. Она не знала, в чём собиралась принять участие, но понимала, что если друзья её в такую тайну не посвятят, и она с ними вместе в ней не будет, то получится это очень, очень обидно.
- Помнишь, когда вы к Иван Иванычу за крыжовником лазили, а все на меня подумали, я ведь никому не сказала. А меня потом целых два дня на улицу не выпускали!
Не согласиться Костик не мог: Наташа всегда вела себя, как настоящий друг. И вообще, хотя ему и не хотелось в этом сознаваться, мысль о том, что Наташа будет рядом и увидит, как он полезет тайком в самолёт и станет настоящим лётчиком, ему даже была немного приятна.
- А ты точно никому не скажешь? - испытующе посмотрел Костик на Наташу.
- Честное ленинское!
Это у них было самое честное слово, и нарушить его было невозможно практически ни при каких обстоятельствах. Костик сдался.
- Только надо где-нибудь спрятаться, - сказал он. Рассказывать про поход к самолётам посреди улицы, пусть даже и совсем пустынной, было никак нельзя.
- Я знаю где! - Наташа от счастья и предвкушения даже схватила Костика за руку и потащила за собой. (Костик, правда, и не сопротивлялся, хотя чувствовал, что по-настоящему надо было бы; хотя бы в начале.) - У нас над сараем чердак, а папа туда вчера лазил и лестницу не убрал.
Глаза у Костика восторженно заблестели: тёмный скрипучий чердак с одним только лазом у входа — отличное место!
На чердаке и правда было темно, только лежал на полу у откинутой наружу дверцы вытянувшийся от заходящего солнца длинный прямоугольник, словно кто-то разлил тут лужу мёда такой правильной формы. Костик с Наташей забрались в дальний угол, устроились рядышком на старом драном матрасе и долго шептались. После бесконечных просьб, уговоров и самых отчаянных обещаний Костик согласился взять Наташу с собой. Договорились, что она дойдёт с ними до аэродрома и будет ждать на краю поля, пока они будут лазать по самолётам. Всё-таки в самолёты можно только лётчикам, а женщины лётчиками не бывают. Наташа пыталась возражать, что ведь пассажиры бывают и женщины, но Костик сразу возразил, что пассажиры — это совсем другое дело, это надо обязательно разрешения у родителей спрашивать, а они и так даже дорогу с асфальтом переходить не разрешают. Это только лётчики, чтобы летать на самолётах, ни у кого никогда разрешения не спрашивают. На том и порешили.
Потом они долго, перебивая друг друга, фантазировали, как будут завтра идти к аэродрому и есть все втроём, прячась в траве, припасённый хлеб. Костик при этом не задумывался, почему вот с Витькой никогда так здорово не получается вместе всё это увидеть, как будто уже живьём и наяву; а ведь как здорово представлять шаг за шагом всё, что с таким энтузиазмом тараторит Наташа. Про сами самолёты, правда, они не фантазировали, не решались: самолёты им казались слишком уж недосягаемо благородными и смелыми.
Прервал их вернувшийся с работы Наташин папа. Он хотел убрать лестницу, услышал на чердаке голоса и вытащил оттуда попавшихся заговорщиков. Обоим сразу влетело, Наташу увели домой, а Костик побежал к себе, где ему влетело ещё раз, за то, что так поздно пропадал неизвестно где. Но боялись Костик с Наташей только одного: вдруг их завтра накажут и не пустят на улицу гулять? А этого не случилось, и потому заснули они оба счастливым нетерпеливым сном.
Утро выдалось не самое удачное, моросил дождь, но Костик с Наташей всё-таки на улицу отпросились. Витька по-прежнему отсутствовал. Костик, пересилив себя, хотел проявить благородство и предложил отложить поход до Витькиного возвращения, но голос у него был явно недостаточно уверенный, карманы оттопыривали припасённые куски хлеба, да и Наташа, азартно блестя глазами, отмела последние сомнения (по секрету, даже самой себе в этом не признаваясь, она очень даже надеялась, что Витька так и не появится: ей всегда гораздо больше нравилось, когда случалось играть с одним Костиком, потому что он никогда не начинал тут же командовать, если спорил, то не зло, и вообще всегда готов был помириться).
Они отправились. До железнодорожных путей добрались без приключений, но вот на путях столкнулись с непредвиденной трудностью: дорогу им преграждал загнанный зачем-то в этот тупик состав из старых теплушек. Подлезать под них было слишком страшно: вдруг тронутся? Обходить — далеко, и потом видневшийся конец состава был как раз напротив участка старого неприветливого деда Василия, дремавшего на лавочке перед калиткой с потухшей папиросой в зубах. Костик в нерешительности задумался, а Наташа выжидательно смотрела на него. Наконец, Костик придумал:
- Полезем по лесенке!
И они стали карабкаться на тормозную площадку одной из теплушек. Первая перекладина коротенькой лесенки была очень высоко, почти на уровне их голов, и Костику потребовалось немало усилий, чтобы подсадить на неё Наташу. Его самого Наташа втягивала, растянувшись на пузе, обеими руками вцепившись в воротник его пальтишка, и Костик выбрался на площадку покрасневший и смущённый, но Наташа, восхищённо глядя на своего предводителя, сказала: «Здорово ты придумал, смотри, забрались!» - и Костик сразу стал деловито спускаться с другой стороны. Там была большая и довольно глубокая лужа, и Костик, когда Наташа прыгнула со ступенек вниз, ловил её, чтобы не упала в эту лужищу. Ноги у обоих тут же промокли напрочь, но они, не обращая на это внимания, побежали через поле к столбам и фонарям.
Минут через пять они перешли на шаг, а ещё минут через десять решили сделать привал и поесть. Простой подсохший чёрный хлеб был удивительно вкусный.
Съев все, какие были, ломтики хлеба, снова побежали. Столбы с фонарями оказались гораздо дальше, чем представлялось от железнодорожных путей, но Костик с Наташей, стесняясь друг перед другом показать усталость, не сдавались.
Наконец, впереди показались самолёты! Костик размахивал руками и радостно кричал: «Смотри! Смотри!», а Наташа прыгала и хлопала в ладоши. Забыв об усталости, они наперегонки побежали по забиравшему вверх полю, к вершине небольшого холма, хотя до самолётов оставалось ещё порядочно.
Вот тут их и постигло несчастье. Они выбежали на самый верх холма и в недоумении остановились: на другой его стороне по всему пологому склону, раньше скрытому от их взглядов, тянулся высокий глухой забор из толстых досок. Вид на самолёты с холма открывался отличный, но подойти к ним было никак не возможно, забор уходил полукругом в обе стороны вокруг аэродрома, и перелезть через него детишки не смогли бы: слишком высокий, да и к тому же поверху колючая проволока.
Костик тем не менее к забору спустился, долго ходил вдоль него туда-сюда, возился тут и там, пытаясь вскарабкаться, ободрал себе руки и в конце концов вернулся обратно на холм, где его терпеливо дожидалась Наташа (спускаться с ним к забору Костик ей строго-настрого запретил, потому что нутром чувствовал, что там уже начиналось чисто лётчиское дело).
Всё это время Наташа смотрела не на самолёты, а на Костика: ей очень хотелось — хоть и страшно было — чтобы Костик как-нибудь сумел и до самолётов добрался. Но ничего не вышло, и вот он опять рядом, несчастный, со слезами на глазах.
- Теперь я не смогу стать лётчиком! - грустно сказал Костик.
- Вот и неправда. - Наташа быстро-быстро думала. - Неправда!
Костик молчал, а у Наташи всё никак не складывался в голове убедительный довод, и потому она только упорно твердила: «Неправда!». Потом вдруг радостно выпалила:
- Просто сначала надо по секрету прийти и только посмотреть на них! А уже потом, когда вырастешь большой, перелезть через забор. Ты ведь всё равно сейчас не можешь сразу стать лётчиком.
Довод этот Костику не очень понравился, потому что лётчиком он хотел стать уже сейчас, - и для этого надо было только потрогать самолёт и, может быть, залезть в него, - но зато получалось, что никакой неудачи не случилось. Так что Костик, сохраняя всё-таки для солидности угрюмый вид, встал и сказал серьёзно:
- Ну ладно. Пошли тогда обратно.
Наташа, отставая временами немного, заспешила за ним по мокрому полю.
Но загнанный в тупик состав из теплушек всё-таки подвёл их. Костик, когда залезал следом за Наташей на первую перекладину лесенки, потерял в луже ботинок. Он уже ухватился рукой за следующую перекладину и повис в воздухе, и тут предательский расхлябаный ботинок, хлюпнув с засосом в плотной жиже, соскользнул с ноги и исчез под водой. На площадку Костик влез в одном мокром носке.
Сначала ребятишки выдумывали разные способы, как выручить потерянный ботинок, один фантастичнее другого, а потом уже просто сидели на площадке рядышком под моросившим дождём, сжавшись и стуча зубами от холода. Им становилось не по себе: небо темнело, ни малейшего просвета среди туч не намечалось, да и сами они продрогли вконец и проголодались. Сколько так прошло времени — они не знали.
Наконец, Костик сказал:
- Ты иди домой и делай вид, как будто ничего не знаешь. А я останусь здесь, только ты мне завтра принеси хлеба, потому что я буду очень голодный. А когда дождь кончится и лужа высохнет, я ботинок достану.
Наташа долго не соглашалась, но когда Костик поправил солидно шапочку-шлем на голове и заговорил совсем серьёзно, даже пригрозил, что никогда больше не возьмёт её играть вместе, Наташа подчинилась. Как только она скрылась за разросшимися вдоль заборов кустами, Костик заплакал.
План их, конечно, не удался. Дома Наташу встретили небывало встревоженные родители — Наташа их такими ещё никогда не видела — и её, и Костика, и Витьки. Сам Витька с заплаканными глазами стоял в углу. Бывший командир и подумать не мог, что Костик решится идти к самолётам один, без него, и уж тем более что он выболтает мужскую тайну девчонке и даже возьмёт её с собой. И поэтому на настойчивые вопросы родителей честно и искренне отвечал: «Не знаю», - а уже полученные никак не шуточные оплеухи и ещё только предстоявшую совсем серьёзную отцовскую расправу, которой по прошлому печальному опыту откровенно боялся, считал совершенно несправедливыми и незаслуженными.
Перепугавшись такой небывалой коллективной родительской тревоги вперемешку с гневом, Наташа очную ставку с Витькой всё-таки выдержать не смогла, и через пять минут папа Костика уже бежал ему на выручку.
Костик шёл за отцом и чувствовал, как рассерженно и даже зло тот сжимал его руку. На улице было совсем темно: Костик с Наташей и не заметили, что пропадали почти целый день.
Досталось всем троим сверх всякой меры. Даже Наташа, хоть и девочка, впервые отпробовала обжигающего, до самых горьких слёз обидного ремня. Витька потом долго не мог простить им, что на самолёты ушли смотреть без него, и что именно ему отец влепил больше всех, хотя он-то как раз был ни в чём не виноват. Костик с Наташей расстраивались из-за этой размолвки с другом, но не очень: ведь у них была теперь своя, новая тайна, о которой знали только они двое. Они теперь ждали того дня, когда Наташа, с развевающимися на ветру волосами, стройная и красивая, как мама, с вершины холма увидит, как её Костик перелез через забор и побежал к самолётам, чтобы стать лётчиком.
Этим летом, собираясь возвращаться из отпуска в Москву, я в кассах Аэрофлота в Пятигорске невольно подслушал разговор стоявшей передо мной в очереди молодой пары.
Она: Слушай, а говорят, что несколько рейсов отменили, потому что теперь будет летать новый самолёт.
Он: Ага, это ИЛ-86, в нём четыреста мест. Он зараз увезёт столько же, сколько три Ту.
Она: Я на нём не полечу!
Он: Да чего ты боишься? Там же всё проверено.
Она: Не полечу и всё, я же сказала. Мне жизнь пока ещё дорога!
Он: Да? Ну как скажешь.
(Продолжение следует)