Каковы же были причины стремления египетских социалистов к сотрудничеству с Москвой? «Приход к союзу с советским государством тех, кто, в конечном итоге стали коммунистами Египта, был следствием радикализации националистических воззрений этих людей, абсолютно далеких от каких-либо концепций интернационализма, как и рабочего дела. …Руководство ЕКП (по крайней мере, Х. аль-Ораби), отдавало себе отчет в том, какая цена была заплачена им за вступление в Коминтерн. Повторение в программе партии идей советской геополитики тому достаточно веское подтверждение»[21].
Примечательно, что в 1922 г. в Египте был издан перевод сочинения Ленина «Государство и революция».[22]
В октябре 1919 г. в Яффе была создана Социалистическая рабочая партия Палестины (СРПП), являвшаяся по национальному составу еврейской организацией.[23] Из СРПП в 1922 г. выделилась Палестинская коммунистическая партия (ПКП).[24] В 1924 г. ПКП была принята в Коминтерн: «В марте 1924 г. ИККИ принял решение о своем полном признании Палестинской компартии, оформленное как “резолюция по Палестинской партии” от 14 марта того же года. …Палестинским коммунистам говорили, что “существует опасность, что П.К.П. как организация преимущественно еврейских рабочих … стоит на пути обособления от основной массы арабских рабочих и крестьян”, и поэтому от нее требуют “отказа от национальной исключительности, равно как открытой и последовательной борьбы против колонизаторов-сионистов, которые проводят … политику британского империализма”. В резолюции отмечалось, что “Коминтерн ждет от П.К.П. скорейшего превращения в территориальную компартию, т.е. в партию революционных рабочих арабской, еврейской и других национальностей, населяющих территорию Палестины”. Партия должна была быть единой, без каких-либо “национальных секций” в ее рядах»[25].
Вопрос о ПКП был одним из пунктов внешнеполитических расхождений между СССР и КСА, поскольку «для Ибн Сауда была неприемлема советская позиция опоры на “интернациональную” еврейско-арабскую компартию Палестины…»[26].
Выступая за совместную борьбу евреев и арабов против британского империализма и освобождение Палестины от британского колониального господства, ПКП ставила своей конечной целью создание на территории Палестины арабо-еврейского государства. «ПКП была призвана создать единый, действующий под ее руководством фронт арабских и еврейских трудящихся, борющихся не за реализацию их сегодняшних, в своей основе частных чаяний, но за коренную трансформацию социально-экономических отношений и политического строя Палестины и всего региона Ближнего Востока».[27]
В секретном письме «Всем членам КП Палестины», направленном в декабре 1930 г., «ИККИ квалифицировал Палестину “как арабскую страну еврейских и арабских трудящихся”». В письме подчеркивалось, что «английский империализм … превратил пришлое еврейское национальное меньшинство в орудие угнетения коренного арабского населения».[28] «Арабизация ПКП была похожа на аврал, когда еврейские партийные кадры срочно и бездумно заменялись на арабские, едва вступившие в партию, чаще всего плохо подготовленные теоретически и не имевшие опыт длительной политической борьбы»[29].
С 1923 г. «сиро-ливанские националисты сами устанавливали контакты с ИККИ. 31 октября 1924 г. в ИККИ поступило сообщение из Бейрута, в котором говорилось, что 28 октября того же года в ливанской столице в ходе первого заседания ее Исполнительного Комитета была создана Сирийская компартия (СКП). В 1928 г. единая партийная организация коммунистов Сирии и Ливана — Сирийская коммунистическая партия была официально признана Коминтерном и принята в его ряды. 1 апреля 1930 г. на обсуждение ИККИ был внесен подготовленный в восточном отделе расширенный текст “Проекта резолюции о положении в Сирии и работе Сирийской коммунистической партии ”. Этот документ все ставил на свои места. “Сирия, — отмечалось в нем, — лежит на большой дороге мировой политики, где мировой империализм ведет борьбу против революционного Востока и против СССР”. Все становилось ясно, эта страна оказывалась в центре внимания московских геополитиков. В Коминтерне дорожили арабизированной СКП. Как отмечалось в резолюции Секретариата ИККИ от 29 февраля 1936 г. “Задачи КП арабских стран в борьбе за народный антиимпериалистический фронт”, коммунистические партии в странах арабского региона продолжали сохранять характер “замкнутых, оторванных от масс групп”. Только в Сирии коммунисты вели “линию на арабизацию”… …Сиро-ливанским и палестинским коммунистам в Москве предлагали резолюцию Секретариата ИККИ “О связи и взаимоотношениях между компартиями арабских стран”. Эти партии не только могли, но и обязывались поддерживать между собой многосторонние контакты»[30].
Примечательно, что из арабов-коммунистов «карьеру» в Коминтерне сделал член компартии Сирии Абуд Салим[31], который стал членом ИККИ.[32]
В 1934 г. в Ираке был создан «Комитет борьбы против империализма и эксплуатации» — первая коммунистическая организация, преобразованная в 1935 г. в Иракскую коммунистическую партию (ИКП). В том же году ИКП установила связи с Коминтерном и ее представители в качестве наблюдателей присутствовала на VII конгрессе Коминтерна, а уже в 1936 г. ИКП стала его секцией.[33]
Из очерков «Работа Коминтерна и ГПУ в Турции» (были написаны в Париже в 1931 г. и остались неизданными), бывшего заместителя торгового представителя в Турции И.М. Ибрагимова[34] следует, что особое место среди сотрудников Коминтерна на Ближнем Востоке занимал резидент Коминтерна в Турции, который осуществлял общее руководство и, кроме того, вел непосредственную работу среди балканских народов, как в Турции, так и в Болгарии, Югославии, Румынии (в Румынии работа велась через Вену), Египте, во всем Аравийском полуострове.[35] Что касается работы Коминтерна в самой Турции, то «кроме означенного руководителя имеются еще помощники, главным является всегда второй секретарь Генконсульства (при Мирном[36] был Хейфец[37]), который руководит работой исключительно турецкой компартии, ее организацией, реорганизацией, вербовкой новых членов, контролем, снабжением, материальными средствами, утверждением членов и т.д. Связь поддерживается через генерального секретаря тур. компартии, которого назначает и утверждает Коминтерн по представлению уполномоченного. Тут они действуют более осторожно, боясь скандала с турками. Встречи происходят на конспиративных квартирах или же в каком-нибудь из советских хозорганов. Разветвления имеются по всей Турции, где только имеются советские консульства или конс. агенты или же просто аппараты (хотя бы временные, вроде сезонных закупок хлопка, сезама, распределения нефтепродуктов и т.д.) хозорганов, не считая собственно тур. комячейки: в Анкаре, Смирне[38], Мерсине, Трапезунде[39], Самсуне, Ескишехире, Артвине и т.д.»[40].
Привлечение активистов зарубежных компартий к разведдеятельности началось практически сразу после создания первых резидентур советских разведок в странах Западной Европы и Востока.[41] «Агенты, информируя Коминтерн по специальным вопросам, попутно освещали и вопросы, интересующие [О]ГПУ»[42]. «Кроме того, в иностранных компартиях, в особенности в восточных странах, имеется большой запас провокаторов, борьбу с которыми и выявление которых взяло на себя ОГПУ, так что деловая связь между ОГПУ и Коминтерном [была] неизбежна»[43].
Американский советолог Дэвид Даллин выявил подоплеку и механизм сотрудничества руководства зарубежных компартий с советскими спецслужбами, который отличается от приведенной выше схемы: «…Сталин никогда не соглашался освобождать партии-сателлиты от их шпионских задач. Самая крупная уступка, которую он сделал, состояла в том, что он пошел на формальное отделение советского разведывательного аппарата от коммунистической партии: контакты между партией и этим аппаратом должны [были] быть сведены к минимуму, чтобы никогда нельзя было доказать сотрудничество между ними. Компромисс решался путем привлечения к “специальным заданиям” видного и надежного функционера, обычно из числа лидеров больших коммунистических партий. Кандидатура утверждалась только после согласования с Москвой. Одной из его главных обязанностей было сотрудничество с тайными советскими агентами. Он также помогал и в других делах, главным образом в подборе новых людей для секретных заданий. Он, однако, никогда не информировал своих товарищей по партии об этой стороне своей деятельности. Таким образом, остальные партийные руководители имели все основания отрицать, что знают что-либо о связях с советскими спецслужбами»[44].
Действовал Коминтерн и там, где коммунистических партий не было вовсе. Как пишет липецкий исследователь Юрий Тихонов, «…в Кабуле началась работа по созданию “индийской революционной базы”. В афганской столице по заданию КИ первые шаги в этом направлении сделал Н. Бравин[45], который обещал индийским националистам и представителям пуштунских племен (“пограничным революционерам”) помощь в борьбе против Англии и выдал некоторым из них мандаты для проезда в Ташкент.[46] Полномасштабная работа по налаживанию сотрудничества Коминтерна с антибританскими элементами в Афганистане и Индии началась с прибытием в Кабул Я. Сурица[47], который официально являлся представителем КИ в странах Центральной Азии. Именно при этом полпреде в Афганистане сложилось довольно логичное разделение обязанностей советских дипломатов: межправительственные отношения между Москвой и Кабулом курировал НКИД, а нелегальные связи с антибританскими деятелями Индии — Коминтерн. Однако вплоть до роспуска КИ в 1943 г. послы[48] СССР в Афганистане были “едины в двух лицах”, тайно совмещая свои непосредственные обязанности с нелегальной работой по заданию III Интернационала. Разумеется, что при таком положении вещей советское посольство в Кабуле с первых дней своего существования превратилось в центр подрывной деятельности против Великобритании»[49].
Иркутский историк Сергей Панин передает отношение НКИДа к активности Коминтерна в Афганистане через позицию наркома: «…Чичерин считал, что Коминтерн, посылая своих агентов в Афганистан, способен навредить советской внешней политике: это раздражает афганского эмира и “срывает там нашу политику”[50]. После подписания советско-афганского договора 1921 г. Чичерин был убежден, что не следует “задевать афганского строя и… пугать афганцев лозунгами мировой революции”, от которых они “бросаются к англичанам”[51]»[52].
Однако и британцы не сидели, сложа руки: «Благодаря отличной работе британской разведки планы большевиков и коминтерновцев в Азии были в деталях известны в Лондоне. Интеллидженс сервис смогла проникнуть в коминтерновские структуры, как в Ташкенте, так и в Москве»[53]. Еще в 1918 г. в Ташкенте сотрудниками ВЧК были пресечены попытки британского агента Ф.-М. Бейли[54] своей деятельностью в Средней Азии активизировать басмаческое движение.[55] Тем не менее, в 1919 г. в Ташкенте он продолжил заниматься сбором информации о советско-афганских контактах, об индийцах, прибывших в Ташкент. Он собрал сведения о миссии Бравина в Афганистан, встречался с переводчиком первой афганской миссии Вали-хана в Москву Абдул Гани.[56] В дальнейшем полученные британцами сведения позволят им аргументированно выступить с обвинениями советской стороны в коммунистической пропаганде в «ультиматуме Керзона».[57]
Российский исследователь Владимир Пятницкий явно преувеличивает роль, которую играл его отец И.А. Пятницкий[58] в выработке и принятии руководством СССР политических решений. По сути, Коминтерн являлся филиалом Иностранного отдела (ИНО)[59] ГПУ[60], которое находилось в постоянном контакте с Исполнительным Комитетом Коммунистического Интернационала (ИККИ), в том числе с его Восточным секретариатом, по самым разным вопросам.
И.А. ПятницкийИНО на начальном этапе «состоял из закордонной части и отделения иностранной регистратуры. По положению об Особом отделе ГПУ (июнь 1922 г.) он (ИНО. —
П.Г.) являлся “организационным центром, сосредоточившим все руководство и управление зарубежной работой разведывательного и контрразведывательного характера”. Вся работа остальных отделов ГПУ с наркоматами иностранных дел, внешней торговли, Центральной комиссией по эвакуации и Бюро Коминтерна должна была проводиться только через ИНО ГПУ»[61].
Кроме этого, ГПУ предоставляло свои материалы и получало материалы ИККИ.[62] Примечательно, что одним из членов президиума и кандидатом в члены секретариата ИККИ в 1935–1938 гг. являлся бывший начальник ИНО М.А. Трилиссер[63], который также нес ответственность за работу Отдела международной связи ИККИ.[64] «Коминтерн представлял собой, подобно айсбергу, две неравные части. Меньшая часть айсберга, находившаяся на поверхности, — это деятельность, которая до сих пор видится историей Коминтерна: конгрессы, пленумы ИККИ, учебные заведения… Большая же часть айсберга была не видна. Это был мир “подпольной политики”, и здесь главной организационной структурой был ОМС…»[65] (Отдел международного сотрудничества).
М.А. ТрилиссерПреобразованный в 1921 г. из Секретного отдела (создан в 1920 г., с 1936 г. — Служба связи), ОМС осуществлял конспиративную связь между ИККИ и компартиями. С 1921 г. ОМС имел пункт связи в Стамбуле, обеспечивавший также связь с компартиями некоторых арабских стран, а с 1929 г. — в Тегеране, обеспечивавший также связь с коммунистическими элементами Индии и Ирака.[66] С 1923 г. ОМС был вынужден использовать фельдъегерскую службу ОГПУ.[67] О тесном сотрудничестве Коминтерна и ОГПУ говорит тот факт, что даже архивные описи ОМС до сих пор остаются на секретном хранении (РГАСПИ. Ф. 495, оп. 23, 138, 151)[68]
Иногда сотрудники ИНО совмещали выполнение своих служебных обязанностей с работой в Коминтерне, а иногда работали в этих учреждениях попеременно[69], что показывает, насколько был сходен характер деятельности этих структур.
Большое значение как исторический источник имеют «Записки чекиста» советского резидента на Ближнем Востоке Г.С. Агабекова[70], опубликованные на русском языке[71] в Берлине в 1930 г. «Записки» в деталях отражают политическую ситуацию на Ближнем и Среднем Востоке в 1923–1930 гг., раскрывают методы работы ИНО, характеризуют непосредственных организаторов и участников советских разведывательных и контрразведывательных мероприятий в названных регионах и описывают проведенные ими операции. Агабеков справедливо отмечает, что, «несмотря на официальные заверения советского правительства о полной его непричастности к делам III Интернационала… фактически Наркоминдел [, ОГПУ] и Разведупр[72] работают вместе для общей цели и на одного хозяина — имя которому: Политбюро Центрального Комитета Всесоюзной Коммунистической партии, или Сталин»[73]. «Нет, поэтому, ничего удивительного в том, что дипломатические и торговые представительства советского правительства за границей выполняют поручения Коминтерна и зачастую руководят пропагандой III Интернационала»[74].
В 1920–30-х годах имели место эпизоды сотрудничества разведслужбы РККА с Коминтерном, несмотря на то, что эта организация являлась «вотчиной» ОГПУ/НКВД.[75] Так, военная разведка предоставляла Коминтерну некоторые свои материалы, в том числе военно-политические сводки[76], и вела с ним переписку по вопросу о кадрах.[77] Примечательно, что будущий начальник советской военной разведки Я.К. Берзин в 1919–1921 гг. занимал в ИККИ ряд высоких должностей.[78]
Юрий Тихонов, на наш взгляд, правильно отметил стремление командования РККА к сотрудничеству с Коминтерном в начале 20-х годов: «На сотрудничество Красной Армии с Коминтерном в условиях Гражданской войны, которая, согласно установкам большевиков, должна была перерасти в мировую революцию, Генеральный штаб[79] РККА шел с готовностью, подчиняя революционные мечтания коминтерновцев суровым требованиям “битвы пролетариата с буржуазией”. Господствующие настроения в командовании РККА наиболее откровенно и по-военному изложены в обращении фракции РКП(б) Академии Генерального Штаба[80] к делегатам II конгресса КИ[81]: “Дорогие товарищи! Мы с восторгом приветствуем в вашем лице МИРОВОЙ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ШТАБ (так в документе. —
Ю.Т.) революционной победы. Мы видим в Коммунистическом Интернационале нашего непосредственного вождя и руководителя, ибо наша Красная Армия есть лишь передовой отряд Интернациональной Красной Армии, и мы являемся лишь ячейкой великого Генерального штаба, имя которому Коммунистический Интернационал. Мы клянемся бороться, не щадя сил и не щадя жизни, во всеоружии наших знаний и опыта за дело всемирного коммунизма…[82]»[83]. Позже в связи с разделом влияния в разведывательной сфере ситуация изменится.[84]
В октябре 1936 г. Коминтерн инициировал создание интербригад, интернациональных соединений, собравших под свои знамена антифашистов-добровольцев 54 стран. Всего из них было сформировано семь интербригад.[85] По сведениям Коминтерна, из арабских народов в интербригадах воевали представители египтян, иракцев, сирийцев и палестинцев.[86]
Итак, Коминтерн, вопреки утверждениям советского руководства о самостоятельности этой организации, являлся активным «поставщиком» разведывательной информации советскому руководству при тесном сотрудничестве с прочими спецслужбами СССР.