Спецслужбы

ОХОТА НА АНТ
Все началось 11 января 1990 года, когда на железнодорожной станции в Новороссийске было обнаружено 12 платформ с грузом (по документам – партия тягачей; на самом деле – танки), принадлежавшим кооперативу «АНТ» («Авиация. Наука. Технология»).
В тот же день о ситуации было доложено первому секретарю крайкома Полозкову, который немедленно связался с главным редактором «Советской России» Валентином Чикиным. А тот приказал собкору Владимиру Удачину поехать, посмотреть и сделать материал.
Три дня спустя – 14 января – в «Советской России» выходит статья «Спрут под семафором», которая тут же привлекает внимание Генеральной прокуратуры СССР. Расследование показывает, что танки – это следствие весьма забавной коммерческой операции. В ноябре 1989 года руководитель НПО «Взлет» Владимир Довгань предложил главе АНТ Владимиру Ряшенцеву обменять продукцию «Уралвагонзавода» на партию компьютеров за рубежом. Якобы речь шла о тягачах, переделанных из танков. Однако в декабре 1989 года в Новороссийск пришли танки со снятым вооружением, которое было транспортировано в отдельном вагоне.
Генпрокуратура начинает масштабную проверку АНТ. В Мурманске была арестована партия никеля и электролитной меди. В Находке были задержаны 50 т магния, предназначенного для отправки в Японию. Однако самые интересные события должны были произойти в Будапеште.
26 февраля 1990 года заместителя начальника следственного отдела МВД Венгрии Йожева Пайчича вызвали в Военную прокуратуру. Там его ожидала высокая советская делегация: консул СССР, представители КГБ, МВД и Генпрокуратуры СССР. Ему передают информацию, что в ближайшие дни два сотрудника АНТ должны получить от некоего гражданина Судана взятку. Более того, советские представители в доверительной форме сообщили, что речь идет об афере, в которой замешан один из заместителей председателя Совмина СССР.
2 марта в будапештском отеле «Беке» задерживают сотрудника АНТ со $140 тыс., полученных от некоего гражданина Судана. Однако следственные действия венгерской стороны показывают, что речь идет о какой-то провокации. Выяснилось, что $140 тыс. – это часть штрафа, который «взяткодатель» должен заплатить АНТ по соглашению сторон. Личность «взяткодателя» вызвала еще больше вопросов. Гражданин Судана, недавний студент одного из советских вузов, который только что посетил Москву. В итоге верховный прокурор Венгрии доктор Карой Сиярто послал советским коллегам письмо, в котором назвал поведение советской делегации некорректным. Таким образом, накануне съезда готовилась еще одна провокация против АНТ.
Кто же был автором этого спектакля?
Представители либерального лагеря утверждали (и утверждают до сих пор), что за провокацией стоял КГБ, который хотел скомпрометировать новые рыночные отношения. Однако тут возникают вопросы: а зачем резать курицу, которая дает «золотые яйца»? И вообще под ударом-то оказался премьер Рыжков, которого либералом никак не назовешь?

В ТЕНИ АНТ
В 1987 году выпускник Московского авиационного техникума, бывший сотрудник 9-го Управления КГБ СССР Владимир Ряшенцев создал кооператив АНТ. Год спустя – в феврале 1988 года – АНТ стал кооперативным производственно-технологическим объединением с множеством филиалов в Ленинграде, Харькове, Коканде. Партнером кооператива стал отдел химической промышленности ЦК КПСС. С этого момента молодой кооператив начинает свой большой путь. Два месяца спустя – в апреле – Московский обком КПСС просит АНТ помочь Ногинскому заводу топливной аппаратуры. А в июле АНТ становится промышленным государственно-кооперативным объединением, заключившим партнерство с Минавиапромом СССР. И в конце все того же 1988 года АНТ получает право заниматься внешнеэкономической деятельностью. Однако и это еще не все.
30 мая 1989 года АНТ был вновь преобразован – в межотраслевой государственно-кооперативный концерн. При этом в марте 1989 года Совмин СССР ввел ограничения на право внешнеэкономической деятельности, но АНТ они чудесным образом не коснулись.
Совершенно очевидно, что у АНТ просто не могло не быть высокопоставленных покровителей. Большинство экспертов указывает, что одним из них был заместитель начальника (впоследствии – начальник) 6-го Управления (экономическая контрразведка) КГБ СССР генерал Николай Шам. И сам Шам в ряде своих выступлений этого не отрицает.
АНТ работал с 6-м сектором Управления делами Совета министров СССР (номер сектора неслучайным образом совпадал с номером управления КГБ). Сектором заведовал генерал Александр Стерлигов, ранее работавший в 6-м Управлении КГБ.
Если изучить список наблюдательного совета АНТ, то там можно увидеть много интересных фамилий. Одна из них – начальник Главного управления таможенного контроля при Совете министров СССР Виталий Бояров. Фамилия этого человека мало знакома широкому читателю, хотя его киновоплощение известно миллионам людей. Бояров – прототип генерала Константинова в фильме «ТАСС уполномочен заявить». Бывший заместитель начальника 2-го Главного управления КГБ был одним из авторов реформы по переподчинению таможни от Минвнешторга Совмину.
Все вышесказанное позволяет предположить, что АНТ являлся детищем определенных групп в окружении премьера Николая Рыжкова. При этом целью его создания вовсе не была, скорее всего, банальная коррупция. Действительно, видимо, они планировали торговать оружием и технологиями с зарубежными странами. Таким образом, АНТ становится внебюджетным фондом Совмина со всеми вытекающими. А такие фонды всегда и везде – средства аккумулирования денег на политические кампании и инструмент международных межэлитных коммуникаций. И вот тут мы подходим к самому главному!
Наличие такого инструмента как АНТ в руках Рыжкова и около-рыжковских кругов сразу же вызывало массу недоброжелателей. И в начале 1990 года возник уникальный момент для атаки на АНТ. Дело в том, что к тому моменту между Горбачёвым и Рыжковым обозначились серьезные противоречия. Более того, были люди, которые уговаривали его выдвинуться на предстоящем Третьем съезде народных депутатов в Президенты СССР. Кроме того, у тех около-рыжковских фигур, которые строили АНТ, были свои конкуренты в КГБ и других органах власти.
Удар по АНТ оказался мастерским ударом по Рыжкову, который был нанесен с двух сторон – со стороны ультраконсерваторов и либералов одновременно. Иван Полозков считался креатурой секретаря ЦК КПСС и лидера консерваторов Егора Лигачёва, а Анатолий Собчак был одним из лидеров демократов. Кто-то одновременно подбросил им документы о деятельности АНТ, чтобы каждый из них со своей стороны начал скандал. И этим «кто-то» могли быть только определенные круги в КГБ, недовольные деятельностью Боярова, Шама и других. Видимо, в курсе операции был и Михаил Горбачёв, на ревности которого к Рыжкову могли сыграть враги АНТ.
Казалось бы, скандал с АНТ нанес сильный удар по репутации Рыжкова. А Ряшенцев стал разменной монетой в политической игре. И эти события должны были похоронить и сам концерн, и его незадачливого руководителя. Однако события развернулись неожиданно.

«...ПОД КРЫШЕЙ ДОМА СВОЕГО»
17 августа 1990 года Президиум Верховного Совета РСФСР принял постановление «О создании акционерного общества «Промышленно-коммерческая компания «Российский дом», которой была поставлена задача «обеспечения населения товарами народного потребления и интенсификация международного разделения труда». На два года компания получала налоговые льготы. Учредителями «Российского дома» стали три министерства РСФСР – внешнеэкономической деятельности, финансов, печати и массовых коммуникаций, а также... ПГКО «АНТ». Главой новой структуры стал Ряшенцев. К этому стоит добавить, что с июля 1990 года управделами Совмина РСФСР стал все тот же Стерлигов.
Получается, что часть ранее ориентированных на Рыжкова структур и фигур, которых условно можно назвать «кланом АНТ», перешла на сторону Ельцина. И не просто перешла! Если верить мемуарам первого пресс-секретаря Ельцина Павла Вощанова, то Ряшенцев был не только коммерсантом. Перечислим хотя бы некоторые эпизоды из воспоминаний Вощанова. Ряшенцев был человеком, который передал в январе 1991 года сторонникам Ельцина информацию из окружения Геннадия Янаева о том, что Горбачёва собираются свергнуть. И янаевский лагерь хотел бы видеть в Ельцине союзника. Именно Ряшенцев организовывал переговоры окружения Ельцина с европейскими элитами, когда тот еще был главой Верховного Совета РСФСР. И тот же Ряшенцев выводил Вощанова на неких израильских эмиссаров, которые были заинтересованы в восстановлении дипотношений между Москвой и Тель-Авивом при содействии Ельцина.
При всем авантюризме бывшего «девяточника» Ряшенцева такие игры – явно не его уровень. И совершенно очевидно, что ему кто-то помогал. И тут сама собой возникает гипотеза, что после скандала с АНТ часть окружения Рыжкова переориентировалась на Бориса Ельцина. Не исключено даже, что эта часть рыжковского окружения сильно разочаровалась в своем патроне. Ведь он явно проявил политическую слабость во время скандала. Что касается Ельцина, то кураторы АНТ и его руководители хорошо понимали, что Борис Николаевич вовсе не такой либерал, каким хочет казаться, что он человек безидейный, и что в его окружении, наверняка, найдется место и умеренно консервативному крылу.
Гипотеза не такая уж и беспочвенная, особенно учитывая, что Ельцин и Рыжков ранее работали в Свердловске и имели там крупные связи. А сам АНТ был в значительной мере завязан на уральские военные заводы.
Если изучать вопрос более внимательно, то можно обратить внимание на два сюжета.

 

Первый сюжет – это возникшие в ходе регистрации АНТ особые отношения Ряшенцева с Министерством авиационной промышленности СССР. Куратором этого министерства в Совмине СССР был вице-премьер Иван Силаев (в 1981–1985 гг. – министр авиационной промышленности). Напомним, что летом 1990 года Силаев стал премьер-министром России.

 
МИХАИЛ ГОРБАЧЁВ, АНАТОЛИЙ ЛУКЬЯНОВ (СЛЕВА)
И ИВАН ПОЛОЗКОВ (СПРАВА). ФОТО: ДМИТРИЙ СОКОЛОВ/ТАСС

Отметим, что эти отношения между Ряшенцевым и Минавиапромом впоследствии вспоминал недобрым словом Рыжков, который говорил, что Ряшенцев и его партнеры из Минавиапрома вставили в устав концерна двусмысленную формулировку, которая позволяла торговать оружием.
Второй сюжет – в январе-феврале 1990 года после начала атаки на АНТ Ряшенцев сблизился с бизнесменом Александром Конаныхиным. Он был акционером нескольких бирж, из которых он сформировал во всем том же 1990 году Всероссийский биржевой банк. Фигура Конаныхина может быть предметом отдельного увлекательного исследования. Он был тесно связан с тем же Силаевым, руководителями союзных структур (министром финансов СССР Владимиром Орловым, начальником секретариата Верховного Совета СССР Николаем Рубцовым и т.д.). В числе его знакомых были и высокопоставленные работники КГБ СССР – начальник ПГУ Леонид Шебаршин и шеф Аналитического управления КГБ Николай Леонов. В общем, о нем можно написать целую книгу.
Здесь же укажем лишь, что знакомство Конаныхина с Ряшенцевым привело к тому, что глава АНТ начал финансировать предвыборную кампанию Бориса Ельцина на выборах в народные депутаты РСФСР. После этого Ряшенцев оказался в окружении Ельцина главой «Российского дома». Его история этого периода полна белых пятен. Впрочем, как и вся эпопея АНТ. Однако кое-какие детали восстановить можно.
Открытое в 1990 году уголовное дело против кооператива «АНТ» было закрыто в 1993 году. Тогдашний Генеральный прокурор РФ Валентин Степанков направил Владимиру Ряшенцеву официальное письмо, в котором уведомил о прекращении уголовного дела и извинился за происшедшее. Сам Ряшенцев к тому моменту уже проживал между Венгрией и США. Примерно в тех же географических координатах проживал и его друг Конаныхин.

 
АНАТОЛИЙ СОБЧАК. ФОТО: ВАЛЕНТИН КУЗЬМИН/ТАСС

Примерно в августе 1992 года Ряшенцев попал в опалу и вынужден был перебраться окончательно за границу. Два месяца спустя – в октябре 1992 года – в опале оказался и Конаныхин. Отметим, что в феврале 1992 года из ельцинского окружения был выдавлен и один из покровителей АНТ генерал Александр Стерлигов. И не просто выдавлен, а оказался лидером оппозиционного движения «Русский национальный собор». Как говорят злые языки, впоследствии Стерлигов очень сильно жалел, что вынужден был оказаться в такой роли.
Дальше – больше. Ряшенцев скончался от «коровьего бешенства» в США в 1997 году. Однако сомнения в естественности этой смерти высказывало много людей – от вышеупомянутого Павла Вощанова до именитых токсикологов. Что же произошло?
Некоторые детали говорят о том, что и Ряшенцев, и Конаныхин оказались жертвами борьбы в ельцинском окружении. И, видимо, человеком, который поломал их карьеру и бизнес, был шеф ельцинской охраны Александр Коржаков. Отметим, что Коржаков тогда еще не был всевластным фаворитом, а представлял собой лишь один из центров сил. Свой основной аппаратный вес он набрал после событий 1993 года.
Отметим, что Конаныхин открыто обвинял в «отжатии» своего бизнеса Коржакова. Что же касается Ряшенцева, то он таких обвинений не выдвигал. Однако союз Ряшенцева с Павлом Вощановым, которого выжили из ельцинского окружения, говорит в пользу такой версии.
История кооператива «АНТ» и его наследника «Российского дома» – один из интереснейших сюжетов времен перестройки и раннеельцинской эпохи. И внимательное исследование этой истории может дать многое в понимании событий тех лет без мифов и легенд.

ПРИБАЛТИКА–КИТАЙ
В номере «НВО» от 14 июля 2006 года историк Юрий Дерябин ознакомил читателей газеты с общей идеей операции «Стелла Поларис» и вкратце остановился на ее реализации и последствиях. Хотелось бы внести некоторую ясность относительно роли японского Генерального штаба в организации и проведении данной операции. Действительно интересно, что делали японцы во второй половине 1944 года в Финляндии и Швеции и почему именно Генеральный штаб дальневосточного государства проявил такую деловитость в критический для судьбы Суоми момент истории?
Ответ на эти и другие вопросы поможет нам получить описание некоторых этапов жизненного пути сотрудника Второго (разведывательного) управления Генерального штаба сухопутных сил Японии Макото Онодэра.
Он родился в семье военного в 1897 году и не видел для себя иного пути, как пойти по стопам отца. О начальном периоде его карьеры известно мало, но факт остается фактом – кадровый военный разведчик, полковник Генерального штаба, в совершенстве владеющий русским и немецким языками, в 1936 году был назначен на должность военного атташе японского посольства в Латвии и успешно прослужил в Риге до середины 1938 года. Получив высокое назначение, по пути из Японии в Латвию майор Онодэра успел поприсутствовать инкогнито на первомайском параде в Москве и попрактиковаться в русском языке со строителями первого в мире социалистического государства.
Вскоре к нему в Ригу прибыла из Токио супруга с заданием из Центра оказывать новому военному атташе помощь в качестве шифровальщика. Как пишет в своих мемуарах г-жа Онодэра, она «научилась аккуратно обращаться с шифр-блокнотом и незаметно маскировать его в случае нахождения вне резиденции в складках кимоно». Но в течение длительного времени, работая позднее и в Швеции, криптограф Юрико Онодэра пользовалась трудоемким ручным способом кодирования секретных сообщений между резидентом японской военной разведки и Генеральным штабом. То обстоятельство, что г-жа Онодэра не пользовалась имеющейся в ее распоряжении шифровальной машиной, по счастливой случайности уберегло их секретную корреспонденцию от дешифровки союзническими криптоаналитиками.
Главной целью пребывания майора Онодэра в Латвии был сбор разведывательной информации о Советском Союзе. Для реализации поставленной Центром задачи военный атташе организовал «обмен информацией» с главой латвийской службы военной разведки полковником Киккусом и с главой русского отдела Генерального штаба Латвии полковником Петерсоном. Богатым источником разведывательной информации служил для японского майора и эстонский военный атташе в Латвии полковник Саарсен. Вскоре Онодэра установил дружеские отношения и с польским военным атташе в Латвии майором Феликсом Бжесквинским, снабжавшим японского коллегу соответствующей развединформацией как о германских, так и советских вооруженных силах.
Успехи усердного служаки не остались незамеченными в Токио. В 1937 году он был назначен одновременно и военным атташе в Литве и Эстонии. Служба эстонской военной разведки во главе с полковником Рихардом Маасингом показала себя на удивление хорошо информированной относительно Советского Союза и поставляла японским коллегам разведывательную информацию даже и по Азиатскому региону за символическую плату в 5 тысяч долларов в год. В Эстонии японский военный атташе неоднократно встречался на конспиративных квартирах и с майором Кристианом – командиром двух разведывательно-диверсионных учебных центров и руководителем агентурной сети в Советском Союзе, в частности, в Ленинграде, Москве, Волжском регионе и Восточной Сибири.
Имеется крайне скупая информация о том, что Онодэра выполнял некие секретные миссии в Китае в период 1938 по 1940 год. Можно предположить, что данные командировки опытного военного разведчика были как-то связаны с военными действиями в Маньчжоу-Го и с вербовкой агентуры среди белогвардейской эмиграции для последующего создания шпионско-диверсионной сети на границе с Советским Союзом. Известны случаи внедрения русских белогвардейцев, взятых на содержание японских разведорганов, с поддельными паспортами Маньчжоу-Го в европейские аппараты военных атташе при японских дипломатических представительствах.

ПОЛЬСКИЕ ИГРЫ
После выполнения столь деликатных заданий в далеком от Балтики Китае уже произведенный в чин полковника Онодэра был назначен в октябре 1940 года на должность военного атташе в Стокгольм, на которой благополучно пребывал вплоть до конца войны. Полковнику выпал случай еще раз проехать по Советскому Союзу и в конце января 1941 года он прибыл в столицу Швеции. Важнейшими источниками информации в Стокгольме стали для японского военного атташе эстонские эмигранты полковник Маасинг, начальник шведской военной разведки полковник Адлеркройц и шведский военный атташе в Москве полковник Гиллендальфельд. Онодэра удалось получить доступ и к важнейшей информации по Германии через бывшего эстонского военного атташе в рейхе некоего Якобсена.
Серьезные деловые отношения складывались у Онодэра и с польскими коллегами. Как известно, польский разведцентр правительства в эмиграции в Лондоне поставлял американцам не только многочисленную информацию о германских вооруженных силах и положении на Восточном фронте, но и обширный разведматериал по Японии. В первую очередь он поступал по разведканалам из Стокгольма, где активно действующая польская резидентура «Скан» («Скандинавия») еще с осени 1939 года вела сложную двойную игру с японской военной разведкой.
Три офицера польской секретной службы, выступавшие в качестве белых русских эмигрантов и граждан созданного японцами марионеточного государства Маньчжоу-Го, были зачислены на работу в японские дипломатические и консульские представительства в качестве гражданских служащих. Соответствующее указание о трудоустройстве поступило от японского военного атташе в Финляндии и Швеции (с 1938 года), а в действительности – руководителя японской разведывательной сети в Европе, приемного сына бывшего премьер-министра Японии генерала Гиити Танака, полковника Тосио Нисимура (он был сменен полковником Онодэра в Швеции и генералом Хироси Оноути в Финляндии). Если верить их японским дипломатическим паспортам, это были: в Стокгольме – Иван Петров (псевдоним Иванов), а на самом деле польский майор Михал Рыбиковский, в Берлине – Игорь Кунцевич (капитан Альфонс Якубянец), в Кенигсберге – Николай Блохин (лейтенант Ян Дашкевич).
За предоставление информационных материалов и подробные оценки развития военно-политической обстановки в Европе, в том числе и в Германии, японцы давали возможность польским офицерам свободно действовать под дипломатической «крышей». Михал Рыбиковский создал в Швеции агентурную сеть, в состав которой входили относительно ценные информаторы. Онодэра ценил работу Иванова и предоставил ему необходимую защиту от преследования со стороны майора Вагнера – руководителя бюро Абвера в Швеции. За подобное покровительство японский резидент военной разведки был награжден весьма полезной информацией по Германии, Советскому Союзу и достоверными сведениями относительно военных действий Англии на Дальнем Востоке. Иванов сообщил также результаты японских воздушных бомбардировок Калькутты. Лишь в январе 1944 года Иванова выслали из Швеции под усиливающимся нажимом Германии. Позднее Рыбиковский воевал на итальянском фронте и после войны поселился в Канаде.
Капитан Якубянец в ноябре 1941-го был арестован гестаповцами и приговорен после непродолжительного и формального разбирательства к смертной казни. Но судьбе было угодно сыграть с ним злую шутку. За него заступились японские «начальники», он был помилован и переведен в концентрационный лагерь Заксенхаузен, где и погиб при невыясненных до сих пор обстоятельствах.

АНТИСОВЕТСКИЙ ФРОНТ
Как следует из отчетов Управления стратегических служб США, Генеральный штаб японской армии в течение многих лет достаточно тесно сотрудничал с генеральными штабами (военной разведкой) армий Польши, Финляндии, Эстонии и Латвии в сфере разведывательно-подрывной деятельности против Советского Союза. Это сотрудничество включало в себя «обмен на основе официальных соглашений офицерами генеральных штабов в целях их переподготовки и обучения, обмен криптоаналитическими и прочими разведывательно-информационными материалами, совместное финансирование и планирование диверсионно-подрывных мероприятий как в мирное, так и в военное время, а также совместные подготовку и инструктаж шпионов и саботажников». Известен факт командировки трех польских офицеров-криптографов в дешифровальный отдел Квантунской армии в конце 30-х годов прошлого века.
Из отчетов УСС следует, что японская военная разведка под руководством военного атташе Онодэра играла в Западной Европе стержневую роль в подрывной и разведывательной деятельности против Советского Союза, «в том числе прямой контакт с агентами, осуществляющими шпионаж и акты саботажа, проведение тайной радиосвязи, радиоперехвата и нелегальные коммерческие операции». Короче говоря, бюро японского военного атташе в Стокгольме превратилось в «важнейший японский шпионский пост в Европе┘ имеющий в своем распоряжении 2 000 000 иен на разведывательные операции».
Большое значение японская военная разведка придавала вербовке агентов польской, финской, эстонской, литовской, латвийской и украинской национальности. Японцам удавалось засылать сотни русскоговорящих секретных агентов на территорию Советского Союза через проницаемые западные, южные и дальневосточные границы СССР. Эти агенты проходили подготовку по предметам: шпионаж, подрывная деятельность, саботаж в специально организованных для этого разведшколах, финансируемых японцами и совместно управляемыми финскими, эстонскими и латвийскими партнерами.
В результате подобной совместной деятельности японцам удалось создать в Советском Союзе активные агентурные сети. С поляками японцы создали разведцентр в Варшаве, агентурные сети в Белостоке, Минске, Смоленске и в Маньчжурии. Осенью 1939 года эти агентурные сети были переданы в управление японцам. С эстонцами агентурные сети японцев действовали в Москве и Хабаровске. «Латышские» агентурные сети, подготовка кадров для которых осуществлялась в разведшколе Даугавпилса, работали в Острове, Пскове и в северо-западной части России.
Поражает спектр деятельности и трудоспособность генерал-майора Макото Онодэра в середине 1940-х годов. По имеющимся данным, он был представлен к награждению орденом «Золотой коршун» I степени за приобретение шифровальной машины «Криптотехник» шведской фирмы «Кьелльберг», с помощью которой дешифровальная служба Японии частично взломала американские коды в сентябре 1944 года. Но награждение не состоялось по причине определенного негативного отношения к нему со стороны Генерального штаба, которое в значительной степени было инициировано его старым знакомым – бароном и генералом Хироси Осимой, в различные годы занимавшим должности военного атташе и посла Японии в Германии. Осима не мог простить генералу выступление на совещании военных атташе в Европе в апреле 1941 года, на котором Онодэра смел утверждать, что Германия не собирается штурмовать Ла-Манш, а готовится к нападению на Советский Союз. Генеральный штаб не верил Онодэре и о сообщавшихся им разработках атомного оружия в Германии и Северной Америке, о вступлении СССР в войну против Японии через три месяца после разгрома гитлеровского рейха┘
Еще одним партнером генерала Онодэра в прибыльном обмене информацией был венгерский военный атташе Ваги (Vagy), который еще в 1943 году предупреждал Онодэру о том, что союзники взломали японский дипломатический код. Онодэра немедленно сообщил об этом в Токио, но там ему не поверили.
Разумеется, полковник, а затем и генерал Онодэра нуждался в надежных помощниках. Его правой рукой по службе по праву считался подполковник Хиросэ Эйити, выполнявший в период с 1941 по 1944 год роль главного «связника» с финской криптографической службой в Стокгольме. Подполковник Эйити, хорошо зарекомендовавший себя еще по работе с полковником Оноути, отличился и на поприще поставок советского шифрматериала, собранного японскими и польскими криптографами в Маньчжурии, в обмен на оборудование радиоперехвата, имеющегося в распоряжении эстонских разведслужб (в свою очередь, поставленного в ведомство Эркки Пале германскими коллегами). В сентябре 1944 года генерал Онодэра заплатил именно г-ну Пале, работавшему на полковника Халламаа и финский Генеральный штаб, 300 000 шведских крон для операции «Стела Поларис» по переводу его группы из Финляндии в Швецию.

ИСТОРИЯ С ШИФРАМИ
Одной из ключевых фигур в японско-финском сотрудничестве конца 30-х и начала 40-х годов был уже ранее упоминавшийся генерал Тосио Нисимура – предшественник военного атташе Онодэра в Стокгольме. Он прекрасно понимал, что важнейшей причиной успеха Финляндии в борьбе с Вооруженными силами СССР является наличие в стране криптоаналитической службы под руководством подполковника Рейно Хэнрик Халламаа. Эта служба добилась конкретных успехов во взламывании кодов, используемых в советской военной связи, что ставило вообще под большой вопрос целесообразность проведения многих операций частями Красной армии.
Именно Нисимуре принадлежит заслуга в вербовке в конце 1939 года подполковника Халламаа, и именно Нисимура принял решение приобрести подобное ценное «оружие» для японских разведывательных служб. С этой целью он неоднократно консультировался с Халламаа и разработал план, согласно которому специально назначенный японский офицер будет прикреплен к финской криптоаналитической секции в целях изучения их методов. Японцы предполагали платить за это ученичество и конкретные шифрматериалы хорошие деньги, в которых, по мнению генерала Нисимура, будет так нуждаться Финляндия после окончания войны. Неоценимый практический вклад в дело сотрудничества японско-финских криптографов, а также в реализацию операции «Стелла Поларис» по выводу всей службы финской радиоразведки в Швецию сыграл еще один генерал, занимавший пост японского военного атташе в Хельсинки с 1940-го по ноябрь 1944 года – Оноути Хироси.
Генералу также пришлось прослужить в должности военного атташе в Таллине и в Риге во второй половине 30-х годов, и он не без оснований считал себя крупным специалистом по странам Балтии.
К слову сказать, и упомянутое выше УСС осуществляло некоторые коммерческие операции со службой Халламаа, в том числе приобрела у финских дешифровальщиков за немалые деньги через свое стокгольмское бюро советские и другие иностранные коды и шифрматериалы, не догадываясь и не допуская, что те же самые материалы финны продали и другим государствам (в том числе и Японии). Тем не менее этот неприятный инцидент не помешал позднее Управлению стратегических служб внедрить ряд своих ценных агентов в организацию «Стелла Поларис», снабжавших Центр детальной информацией о разведывательной деятельности финнов в Швеции и о работе офицеров финской разведки во Франции после окончания Второй мировой войны.
Когда Финляндия вышла из войны, подписав 19 сентября 1944 года с Советским Союзом перемирие, начальник финской радиоразведки Suomen radiotiedustelu полковник Аладар Паасонен доверил генералу Онодэре архивы финской дешифровальной службы, специализировавшейся по «взлому» советских кодов. Вплоть до советско-финского мира генерал Онодэра достаточно серьезно сотрудничал с финским Генеральным штабом по заброске агентов на территорию СССР.
Но, как известно, летом 1944 года ситуация на советско-финском фронте существенно изменилась. О дальнейшей совместной агентурной работе в СССР думать уже не приходилось. Генерал Онодэра с сожалением думал о том, что его надежда – разведшкола в Сортавала – попадет в руки русских в первую очередь. Решительный перелом в ходе «яткосота» (война-продолжение) был уже не за горами. Японская военная миссия не могла не понимать, что маршал Маннергейм в ближайшее время будет вынужден не только сам покинуть свою ставку в Миккели, но и даст команду на эвакуацию в глубь страны разведцентра «Локки», административное здание которого было удачно расположено на Рыночной площади «города Маннергейма» как раз напротив ставки маршала, а также документов и связной, в том числе и дешифровальной, аппаратуры, хранящейся в скальной пещере Найсвуори недалеко от ставки.
Генерал Онодэра проявил в этой критической ситуации неимоверную настойчивость и убедил японский Генеральный штаб выделить ему несколько миллионов иен на проведение операции вывода всей секции радиотехнической разведки Генерального штаба Финляндии в Швецию с целью продолжения ее работы вне досягаемости «наступающих частей Красной армии».
Как сообщалось ранее, уже на следующий день после подписания советско-финского перемирия от 19 сентября 1944 года к причальной стенке порта маленького городка Немпнес (несколько километров севернее железнодорожной станции Кяскинен) пришвартовался шведский пароходик «Майники», а 21 сентября из Швеции успешно приплыли еще два пароходика – «Осмо» и «Георг». В течение 21–24 сентября в порт прибыли на автобусах около 500 человек, причем большая часть «пассажиров» была первоначально доставлена из Миккели по железной дороге до станции Финбю (Серкисало), а уже затем по пыльным автодорогам караван тянулся вдоль побережья до самого Немпнеса. Большое количество грузов было доставлено в порт на армейских грузовиках, а затем люди, документация и часть радиотехнического оборудования были погружены на три парохода, которые вскоре, успешно миновав немецкие и советские подводные лодки в Ботническом заливе, встали под разгрузку в шведском порту Хернлсанд.
В то же время часть грузов и 250 человек личного состава финской радиотехнической разведки с семьями были погружены в порту Нюстад (Уусикаупунки) (около 50 км северо-западнее города Турку) на борт парохода с символическим названием «Локки», который опять-таки под носом у советских и немецких подводных лодок успешно доплыл 24 сентября до шведского порта Ельве.
На этом основная часть операции «Стелла Поларис» закончилась. После того как стало очевидно, что Советский Союз не собирается оккупировать Финляндию, практически весь личный состав финской радиоразведки c семьями тайно был перевезен на автобусах через Хапаранду и Торнио в Финляндию, однако большая часть документации и аппаратуры осталась в Швеции. Лишь 15 криптоаналитиков и специалистов по радиоперехвату остались служить в шведской разведке FRA.
Следует добавить, что шесть финских экспертов-криптоаналитиков поступили на службу во французскую разведку. За техническую аппаратуру и документацию финны получили 252 875 шведских крон. Коды, шифры, а также другие криптологические архивные материалы были размещены сотрудниками FRA в нескольких хранилищах, а затем, по слухам, часть документации была перенесена на микрофильмы, часть распродана либо уничтожена. Среди покупателей фигурируют такие страны, как Франция, Япония, Великобритания и США. По слухам, около 1500 страниц документации в копиях попало в руки американских спецслужб и эти страницы периодически всплывают в различных архивах и по-прежнему не дают покоя искателям сенсаций.
В целом же операция «Стелла Поларис» была оценена финнами как катастрофа. Не только не оправдались ожидания финнов продолжить свою разведдеятельность в Швеции, но и фактически произошло полное уничтожение криптографической и криптоаналитической службы Финляндии. Вспомним, что и руководитель финского криптоаналитического отдела Эркки Пале провел 20 месяцев в тюремном заключении, прежде чем вернулся в Финляндию.
После капитуляции Японии генерал Онодэра в составе дипломатического корпуса пересек разрушенную Германию, попал во Францию, где уже находились известные нам финские полковники Паасонен и Хелламаа. В 1946 году он был в щадящем режиме допрошен представителями французских спецслужб, однако протоколы его допросов все еще остаются недоступными для исследователей. Затем генерал провел некоторое время в Неаполе, после чего вернулся в Японию. Умер генерал Онодэра в 1987 году, а через 11 лет скончалась и его вдова – Юрико Онодэра.

При особом мнении
Проходя службу в разведывательном отделении Главного управления Генерального штаба, Александр Самойло познакомился с Владимиром Скалоном, которого в мемуарах назвал предшественником в комиссии по перемирию с немцами в декабре 1917 года в Бресте и характеризует как человека, привлекательного прямым, благородным характером.
Именно во время Брест-Литовских переговоров произошло событие, которое бросило тень на авторитет молодой Советской республики. Через несколько дней после прибытия на переговоры руководитель военной комиссии Скалон собрал совещание с немцами по вопросу о порядке заключения перемирия. Сославшись на то, что ему понадобилась карта местности, он поднялся за ней в свою комнату и… назад не вернулся. Пришедшие за ним члены российской делегации нашли его на полу мертвым. Трагическое происшествие было истолковано всеми сразу как нежелание Скалона соглашаться с условиями «похабного мира», как его позже охарактеризовал Ленин.
«Менее ясным, – пишет Александр Самойло, – оно было для меня: мне представлялась необъяснимой фантазия моего Владимира Евстафьевича – выбрать такое место, время и даже момент для того, чтобы покончить счеты с «позором страны». И продолжает: «Найдя же среди бумаг Скалона, переданных мне вместе с комнатой, где он жил, письмо, полученное в день смерти от какого-то благоприятеля с сообщением о развратном поведении жены Скалона, из-за которой он столько выстрадал, я, конечно, остался при особом мнении относительно причины трагедии. Весь штаб фронта во главе с самим Леопольдом Баварским подчеркнуто торжественно похоронил бедного Скалона как павшего «жертвой позора» своей родины» (подробнее – «Живая история разведки»).

Венский «Штирлиц»
Еще до трагического события в Бресте Самойло вместе со Скалоном проходил службу в Ставке Верховного главнокомандующего, отвечая за сбор и обработку сведений по Германии и Австро-Венгрии. Здесь в его жизни произошло второе важное событие, имеющее отношение к тайной дипломатии.



История, связанная с именем полковника австро-венгерской армии Альфреда Редля, достаточно известна. Но события до сих пор остаются во многом неразъясненными. Существуют две противоположные версии. По одной – агентом русской военной разведки был именно Редль. По другой – некто, чье имя мы уже вряд ли узнаем.
До 1903 года военным атташе в Вене был полковник Владимир Рооп. Именно он привлек к сотрудничеству некого офицера, занимавшего ответственную должность в австрийском Генштабе, в дальнейшем поставлявшего ценную военную и военно-политическую информацию.
Будучи отозванным из Вены и назначенным командиром полка Киевского военного округа, Рооп передал все свои связи капитану Самойло, бывшему в то время старшим адъютантом штаба КВО и отвечавшему за сбор данных об австро-венгерской армии. Воспользовавшись сведениями Роопа, Самойло нелегально побывал в Вене и через посредника установил контакт с информатором. Тот согласился продолжить сотрудничество за солидное вознаграждение, и в течение нескольких лет штаб Киевского округа получал от агента важные сведения.
В 1911 году Самойло перевели в особое делопроизводство ГУ ГШ, туда же передали ценного австрийского агента. В «Записке о деятельности штабов Варшавского и Киевского военных округов и негласных агентов в Австро-Венгрии по сбору разведывательных сведений в 1913 году», составленной Самойло, этот источник проходит в рубрике «Негласные агенты» под № 25.
В этой же «Записке…», подводя итоги деятельности «двадцать пятого», Самойло пишет: «Дело Редля указывает, что этим агентом и был Редль, однако это отрицает генерал Рооп, которым агент первоначально и был завербован».
Вывод: в Вене был обвинен в шпионаже и покончил с собой посторонний для русской разведки человек. Это подтверждает и тот факт, что перед самой войной, в 1914 году Самойло вновь ездил на встречу с агентом № 25 в Берн и получил от него интересующие русскую разведку сведения, хотя так и не установил имени информатора. Можно утверждать, что Редль не был русским агентом, так как информация от источника в Вене продолжала поступать и после самоубийства полковника.
В действительности на русскую военную разведку работал кто-то из самых высокопоставленных чинов австрийского Генштаба. Разоблачение и самоубийство полковника Редля, имевшего, как утверждают, нетрадиционную сексуальную ориентацию, были спровоцированы австрийской контрразведкой с тем, чтобы скрыть истинного агента в военных верхах страны. Ликвидаторы Редля не лишили Россию источника информации в Генштабе. Таким образом, австрийская контрразведка проиграла тайную войну.
Иное мнение, в соответствии с которым Редль, безусловно, являлся русским агентом, тоже имеет право на существование.
Здесь, правда, нет четкой ясности, как он был привлечен к сотрудничеству. По одному варианту, после возвращения в Вену изучение Редля продолжил начальник разведотделения штаба Варшавского военного округа полковник Николай Батюшин. Именно он направил в Вену одного из лучших своих вербовщиков, снабдив его самыми подробными сведениями о личности и особенностях характера кандидата на разработку. Альфред Редль, крещеный чешский еврей, испытывал симпатии к России, поскольку в ту пору подобные настроения были широко распространены среди его соплеменников – интеллигентов и военных, видевших в нашей стране освободительницу от австрийского гнета. Поэтому он легко дал согласие на тайное сотрудничество с русской военной разведкой. К тому же в качестве задатка ему была вручена сумма в австрийских кронах, в десять раз превышавшая его годовое жалованье. Более того, чтобы добиться продвижения Редля по служебной лестнице, русская военная разведка приняла меры по укреплению его служебного положения и сообщила ему имена некоторых своих агентов, подозреваемых в двурушничестве. Разумеется, Редль их успешно «разоблачил». В 1907 году, получив звание полковника, он стал вторым лицом в аппарате австро-венгерской разведки и контрразведки, что значительно расширило его агентурные возможности.
По другому варианту, в основе которого лежит утверждение бывшего русского военного атташе в Швейцарии Дмитрия Ромейко-Гурко, Редль был завербован нашим консулом во Львове Матушкиным. Источник сам обратился к нему, предлагая продать секретные бумаги штаба дивизии и прося за это незначительную сумму в 300 марок сейчас же – для уплаты карточного долга. Матушкин рискнул своими деньгами и должностью и получил очень важные документы по сосредоточению войск. После этого Редль якобы и стал работать на Россию.
В 1905 году в Вене появился новый русский военный атташе – подполковник Митрофан Марченко. Судя по некоторым донесениям в Петербург, он основательно изучил личность Редля. Так, в одном из отчетов, датированном октябрем 1907 года, подполковник писал: «Альфред Редль, полковник Генштаба, второй помощник начальника разведывательного бюро Генерального штаба. В чине с 1 ноября 1905 года. Был начальником штаба 13-й Ландверной дивизии в Вене. Среднего роста, седоватый блондин, с короткими седоватыми усами, несколько выдающимися скулами, улыбающимися, вкрадчивыми серыми глазами. Человек лукавый, замкнутый, сосредоточенный, работоспособный. Склад ума мелочный. Вся наружность слащавая. Речь сладкая, мягкая, угодливая. Движения рассчитанные, медленные. Более хитер и фальшив, нежели умен и талантлив. Циник. Женолюбив, любит повеселиться».
Не было ни одного секрета, интересующего Россию, к которому не имел бы доступа информатор. Достаточно сказать, что он передал русской военной разведке план развертывания австро-венгерской армии против России. От него же получены все основные данные по мобилизационному плану, военным перевозкам, перегруппировке войск.
Русская военная разведка очень берегла Альфреда Редля как самого ценного своего агента. В целях конспирации встречи с ним проводились всего три-четыре раза в год. Они продолжались вплоть до мая 1913-го. Было получено огромное количество копий особо секретных и секретных документов австрийского Генштаба. Помимо уже указывавшихся выше сведений, Редль по заданию русской военной разведки утаивал от своего начальства информационные донесения, поступавшие от австрийских агентов в России. Он, в частности, скрыл от руководства имя завербованного австрийской разведкой в ГУ ГШ предателя, который передавал секретные документы в Берлин и Вену.

Погорел на ножике
Во многом совпадают детали разоблачения, ареста и гибели Альфреда Редля. Но они в отличие от австрийской версии о непричастности его к деятельности русской военной разведки явно говорят об обратном. Согласно утверждению Ромейко-Гурко австриец был у него на связи и сам он тоже передавал информатору деньги. Впоследствии для усиления конспирации деньги Редлю пересылал русский военный агент в Швеции подполковник Петр Ассанович, направлявший их в венский почтамт до востребования. Ромейко-Гурко пишет: «Один такой большой пакет показался подозрительным на венской почте. Его вскрыли, и в пакете оказалось 30 тысяч марок. На почте правильно решили, что пересылать такую сумму письмом до востребования может только шпион или жулик, и сообщили об этом в Генеральный штаб. На почте был выставлен сыщик, чтобы арестовать получателя пакета. Сыщик ждал около недели, и ему это надоело. Тогда он стал следить за почтой, сидя в ближайшем кафе.
Редль пришел за своим пакетом через восемь дней. В это время он был начальником штаба армейского корпуса в Праге. Получив пакет, он сунул его в карман и сел в такси. Барышня на почте выбежала предупредить сыщика, но не сразу его нашла и смогла указать только на удаляющуюся машину. Тот вскочил в первое попавшееся такси и последовал за Редлем. Он не был уверен, что следит за человеком, который взял пакет, так как улица была переполнена, а лица получателя сыщик не видел. Когда Редль, подъехавший к Гранд-отелю, вышел из такси и направился в свой номер, сыщик, предъявив швейцару жетон, сказал:
– Человек, вошедший в отель и сейчас поднимающийся по лестнице, является государственным преступником, за которым я слежу.
– Нет, вы ошибаетесь, сударь, – возразил швейцар. – Это не государственный преступник, а начальник десятого корпуса. Сыщик хотел было удалиться, когда в холл гостиницы вошел таксист и произнес:
– Я только что привез к вам пассажира с Главного почтамта, который забыл в салоне моего такси перочинный ножик, вот он.
Швейцар взял нож, а в это время Редль, побывав в своем номере, спускался по лестнице. Сыщик обратился к швейцару:
– Спросите, не его ли это ножик.
Швейцар вежливо спросил Редля. Тот поколебался и сказал, что нож принадлежит ему, поблагодарил и, положив нож в карман, вышел из отеля, сел на извозчика и поехал в Генштаб. Сыщик, последовавший за Редлем, опередил его. Когда Редль зашел по делам в канцелярию, сыщик поспешил в кабинет начальника Генштаба Конрада фон Гетцендорфа и доложил ему все детали. Когда вошел Редль, Гетцендорф сказал:
– Вы знаете, что мы уже три года ищем в Генеральном штабе шпиона, который нас предает. Я должен всех подозревать.
– Да, – ответил Редль, – я даже самого себя подозреваю и до сих пор удивляюсь, что мы его не раскрыли.
– В таком случае выверните карманы.
– Я раскрыт, – проговорил Редль и подал начальнику пакет.
Редля тотчас арестовали, и два его коллеги повезли полковника в Гранд-отель. Там ему будто бы дали бесшумный браунинг, и он застрелился».
Ромейко-Гурко думает, что Редль был застрелен. Он не понимает, как агент успел написать ему короткую открытку и отправить ее по условленному адресу. Там было только три слова: Ich bin verraten. Grutli («Я раскрыт. Грутли» – его псевдоним, по которому с ним переписывался Гурко).

Агент без имени
Перу Александра Самойло принадлежит свыше 50 научных трудов, учебных пособий и статей. Уйдя в отставку, он продолжал научную деятельность, работая в Военно-научном обществе при Центральном музее Советской армии. В 1958 году вышел в свет его мемуарный труд «Две жизни», а в 1962-м изданы воспоминания о Гражданской войне на севере «Поучительный урок».
В мемуарах никаких сведений о русской агентуре в Германии и Австро-Венгрии не содержится. Александр Александрович, знавший имя истинного русского агента в австрийском Генштабе, унес его тайну в могилу, отказавшись назвать свои контакты в Вене и Берлине. Он остался верен традициям офицеров русской военной разведки: имя агента знают только его связник-куратор и начальник разведки, остальным не положено. Эта традиция свято соблюдается и в наши дни.
Самойло умер 8 ноября 1963 года, похоронен на Новодевичьем кладбище.

Владимир Винокуров
профессор Дипломатической академии МИДа РФ, вице-президент Лиги военных дипломатов, доктор исторических наук

Это воспринималось как обычный пьяный треп, хотя бы потому, что ЦРУ – ведомство гражданское и там нет воинских званий. Решив, что его не воспринимают всерьез, в один из своих приездов в качестве доказательства Уилан привез одному из своих российских приятелей, сотруднику ФСБ в отставке, книгу бывшего генерала КГБ Олега Калугина (заочно осужден в РФ за измену родине, проживает в США) с его собственноручной дарственной надписью. Это был очень экстравагантный ход.
Все это совокупно стало основанием для установления за Уиланом наблюдения. Он охотно поддерживал разговоры о том, что «неплохо бы нам подзаработать», и однажды предложил очередному своему другу, сотруднику ФСБ, «помочь» в погашении его долга в 100 тысяч рублей. Только за это надо что-то принести. Результатом этого разговора стала флешка, за передачей которой его и взяли.
Стратегия защиты Уилана строилась на том, что он безобидный мужчина средних способностей с неоднозначным прошлым (якобы уволен из Корпуса морской пехоты за подделку чеков), который угодил в расставленную ФСБ ловушку. Ему якобы даром не нужны были никакие секретные сведения, но его чуть ли не спровоцировали и все подстроили. За день до ареста он со своим другом из ФСБ ездил в Сергиев Посад, где они осматривали лавру, ели шашлыки, пили водку и много фотографировались. И якобы Уилан полагал, что на флешке, которую передает ему его приятель, фотографии из этой поездки. Но это уже окончательная версия защиты для суда. Изначально была типичная «несознанка»: «я не видел, что имярек положил мне что-то в карман». При этом источники газеты ВЗГЛЯД, близкие к ФСБ, утверждают, что Уилан точно знал, что находится на флешке, и в некоем предыдущем разговоре даже четко формулировал, что хочет получить от своего контрагента.
Уилан вообще дураком не выглядит. У него есть хобби – занимается изучением генеалогии своей семьи, отсюда якобы и четыре паспорта. Правда, Россия в это хобби никак не вписывается. И он не мог не понимать, что сотрудники ФСБ, у которых есть должностные инструкции, не будут рисковать своими погонами и карьерой, просто чтобы шашлыки с ним покушать с видом на лавру. Да еще и познакомившись в социальной сети.
Защита затребовала 50 свидетелей из числа контактов Уилана в России. Из-за коронавируса пришли не все, но пришедшие подтвердили, что Уилан не пытался их вербовать. Изобличающие показания дал один. Защита на этом основании утверждала, что у Уилана вообще не было намерения кого-либо вербовать. А разговоры в духе «давай подзаработаем» начинали сами «подставленные» к нему сотрудники ФСБ. Уилан же в ходе таких разговоров на все соглашался, поскольку, как правило, был уже прилично пьян.
В американской прессе версию о «подставе» активно поддерживали анонимные источники в ЦРУ, которые говорили, что человека с такими установочными данными (в американской лексике «профилем») якобы никогда бы не взяли на тайную операцию под прикрытием. Разговоры о том, что ЦРУ якобы всегда следует законам и не использует гражданских лиц, оставим без комментариев. Биографию Уилану можно было бы и нарисовать, превратив его в типичного «шпиона с холода» – якобы дискредитированного и уволенного по негативным обстоятельствам человека, который просто нуждается в деньгах и/или хотел бы провернуть что-нибудь авантюрное, чтобы вернуть себе карьеру.
В теории такое возможно. Но откуда скромный сотрудник службы безопасности фирмы, производящей автозапчасти, получил автограф 85-летнего Калугина, который давно из дома не выходит? Он на брудершафт с ним пил? Первое, что делает в российских социальных сетях обычный американский бывший морпех не первой свежести (Уилану 50 лет), – ищет девушек, мечтающих об удивительной жизни в Анн Арбор, штат Мичиган. А вовсе не сотрудников ФСБ, чтобы с ними водку шашлыком закусывать в Сергиевом Посаде.
Также по миру тут же стала гулять версия о том, что Уилан арестован «для обмена». Сперва фигурировала Мария Бутина, но после ее освобождения заговорили о летчике Ярошенко.В последнее время появились подробные расследования того, каким образом ФБР фактически навязала Ярошенко тот злополучный и несостоявшийся рейс, причем использовались те же самые сомнительные персонажи, которые ранее участвовали в аналогичной провокации против Виктора Бута. Шапочное знакомство Ярошенко с Бутом в Анголе использовалось как повод подобраться к российскому летчику поближе.
Российские адвокаты Уилана пытаются представить обстоятельства дела как «провокацию ФСБ» (но, конечно, публично такие формулировки не используют). Между строк же все это выглядит в их изложении чуть ли не как уменьшенная копия «многоходовок» ФБР против Ярошенко и Бута.
То есть «дело Уилана» как бы распадается на две составляющие. Во-первых, против него достаточно прямых, а не косвенных доказательств, что и получило свое выражение в бескомпромиссном сроке, на котором настаивает прокуратура: 18 лет из 20 возможных. Такие сроки обычно идут по другой статье – 275-й, «Государственная измена», в народе – «Смерть шпионам». Но по ней проходят граждане РФ, а Уилан обвиняется, как иностранный гражданин, по 276-й, «Шпионаж».
Обвинение убеждено, что Уилан – действующий сотрудник одной из разведывательных структур США. Обычно это «извиняющее» обстоятельство: человек просто делал свою работу и ему не повезло.В случае с Уиланом он действительно оказался фантастически непрофессионален. Или же это уровень тех, кто планирует подобные операции «на дурака». Такое тоже, кстати, возможно, учитывая инопланетные представления американцев о том, как тут все в России устроено.
Во-вторых, чисто теоретически (подчеркнем – чисто теоретически) можно предположить, что то, что дозволено ФБР, то дозволено и ФСБ. Информация на флешке была настоящей, но ведь она в итоге за пределы номера в «Метрополе» так и не вышла. Если наши американские партнеры готовы годами гоняться за россиянами по всей планете, чтобы навязать им фиктивные «операции», то по какой причине сотрудники американских спецслужб должны чувствовать себя в безопасности от подобных же провокаций? Провокация в разведывательном сообществе никогда не считалась чем-то зазорным. Если Уилан попался в какую-то ловушку, сродни тем, что использует против российских граждан ФБР, так это его проблема.
Никто не кровожаден. Вряд Пол Уилан будет до конца жизни отсиживать гигантский тюремный срок. Но это может стать важным выученным уроком для американских спецслужб, работающих в России.

EUobserver не называет имя этого полковника, потому что его не судили, и виновным он не считается.
Однако Служба государственной безопасности Бельгии (VSSE) в период с 2014 по 2015 годы неоднократно докладывала о его многочисленных подозрительных действиях, и нашему вебсайту удалось ознакомиться с этими докладами.
Доклады бельгийской контрразведки были основаны на данных нескольких источников оперативной информации. Кроме того, там есть выводы слежки за домами подозреваемых и данные перехвата их телефонных разговоров. Под подозрением оказались взаимоотношения этого полковника с бельгийским офицером-резервистом из службы военной разведки, которая называется Служба генерального правосудия и секретности (ADIV). Эти люди подружились во время совместной службы в армии, а полковник стал крестным отцом сына резервиста.
Он входил в состав преступной группировки, занимавшейся контрабандой бриллиантов и нефти, сотрудничая с российским олигархом, «близким к российскому президенту Владимиру Путину», с чеченским бандитом, дружащим с руководителем Чечни Рамзаном Кадыровым, и с третьим человеком, который является офицером российской внешней разведки. Об этом говорится в документах VSSE. У резервиста даже была кредитная карта American Express, которая «пополнялась с банковского счета в Чечне».
А когда бельгийская контрразведка внимательно присмотрелась к полковнику, имевшему доступ к совершенно секретной информации, то оказалось, что его состояние не соответствует официальным доходам.
В марте 2015 года VSSE недвусмысленно заявила о том, что подозревает полковника в сотрудничестве с российскими спецслужбами. В другом документе контрразведывательной службы указывается на то, что его поймали в июне того же года в результате операции с использованием подставного агента и прослушивания.
Служба генерального правосудия и секретности неожиданно уволила резервиста и лишила его допуска к секретам. Резервист позвонил полковнику, прося о защите, однако полковник прервал разговор, о чем источник из бельгийских спецслужб сообщил EUobserver.
«Он [полковник] втиснул весь этот маленький мир в закодированные сообщения», — говорится в докладе VSSE. Под маленьким миром имеется в виду резервист, полковник и сомнительные знакомые резервиста. Как отметил бельгийский источник, британская и американская разведка пыталась помочь VSSE взломать шифры, но они оказались слишком сложными.
А потом весь этот «маленький русский мир» как будто исчез с бельгийского радара.

Ответ полковника
Быстро прокрутим время вперед, и нам станет ясно, что у бельгийского полковника до сих пор сохраняется допуск к совершенно секретным материалам НАТО, хотя он ушел из армии, о чем сообщил недавно вышедшему на него репортеру EUobserver. Полковник написал в редакцию сайта резкое письмо на 10 страницах, в котором отрицал любые правонарушения со своей стороны, однако не захотел, чтобы его слова цитировали.
Он также заявил, что не вел никаких подозрительных телефонных разговоров с резервистом-шпионом, на которые есть ссылки в докладе VSSE о «зашифрованных сообщениях».
Полковник рассказал EUobserver, что в Бельгии в 2017 году было проведено внутреннее расследование, и его признали невиновным. По его словам, для него стало большой неожиданностью, что понадобилось так много времени, чтобы восстановить свое честное имя.
Между тем, резервиста, имя которого EUobserver тоже не называет, так и не привлекли к суду за измену. Сейчас он работает директором небольшой бельгийской компании, о чем свидетельствует ее декларация из Национального банка Бельгии.
НАТО заявила, что Бельгия сама решает, отвечать или нет на вопросы, так как она в соответствии с двусторонними соглашениями несет ответственность за обеспечение безопасности международных институтов на своей территории.
Служба государственной безопасности Бельгии отказалась от комментариев, когда ее попросили подтвердить изложенную полковником версию событий. Но один бельгийский представитель в неофициальном разговоре встал на сторону полковника, заявив, что все эти доклады о подозрительной деятельности не более чем буря в стакане воды.
Между тем, высокопоставленный источник из органов безопасности ЕС с уважением отозвался о VSSE. «Бельгия довольно маленькая страна, но ей приходится сталкиваться с большими угрозами», — отметил этот источник, имея в виду разведывательную деятельность русских и китайцев. По его словам, спецслужбы Бельгии работают грамотно, и западные партнеры воспринимают их всерьез. «Например, Бельгия недавно председательствовала в Бернском клубе», — сказал этот источник, имея в виду неформальный форум руководителей европейских спецслужб, созданный в 1971 году и регулярно проводящий встречи.
Но даже если полковник ни в чем не виновен, ставшие достоянием гласности бельгийские материалы рисуют устрашающую картину той ситуации с безопасностью, которая сложилась в стране.
Во-первых, уволенный за шпионаж в пользу России бельгийский резервист пробил брешь в зарубежных операциях ADIV. Этот человек, имевший доступ к секретной информации, «знает весь список офицеров-резервистов из военной разведки», — отмечается в докладе VSSE за октябрь 2014 года. «Некоторые офицеры работают в России, и разглашение их имен российским спецслужбам стало бы катастрофой», — предупреждают авторы доклада. Этот доклад увидел свет за семь месяцев до того, как резервист лишился своего звания в военной разведке и допуска к секретным документам.

Скрытый мир
Появившиеся в открытом доступе после утечки документы указывают на то, что в Бельгии существует скрытый мир, в котором агенты враждебных государств наслаждаются жизнью.
ADIV берет на службу таких людей как упомянутый офицер-резервист, потому что у них есть ценные контакты с русскими, и эта служба привлекает их к работе на Запад.
А этот резервист неоднократно хвастался своими покровителями из числа олигархов, в том числе, бывшим российским нефтяным магнатом Михаилом Ходорковским, который сегодня живет в Британии.
Как-то раз резервист приехал на работу на «Феррари» и заявил, что машину ему подарил Ходорковский, так как этому русскому «не понравился цвет сидений». Он часто ездил в Россию и в другие постсоветские страны. Резервист вместе с бельгийским полковником также охотился на антилоп, оленей и волков в Австрии, Бельгии и Чехии.
Один из русских друзей резервиста как-то купил ему в США винтовку с ночным прицелом, однако подарок застрял на бельгийской таможне, потому что винтовка «имеет только военное назначение». Другие знакомые резервиста были не менее колоритными личностями. Один из них на законных основаниях зарегистрировался в его доме на постоянное жительство.
«Но трудно себе представить, чтобы чеченский олигарх жил вместе с ним в таком маленьком доме на одну семью», — говорится в документе Службы государственной безопасности Бельгии. Скорее всего, этот чеченский визитер жил в брюссельском пятизвездочном отеле недалеко от площади Стефани.
«В любом случае, поведение чеченского гостя в офисе бельгийской фирмы было весьма необычным для бизнесмена. Он курил кальян», — говорится в докладе VSSE.

Санитарный кордон
История о том, как Россия могла выведывать натовские секреты, и что сделала Бельгия для пресечения этой деятельности, появилась в момент усиления геополитической напряженности.
Есть основания считать, что у российских и китайских спецслужб в Бельгии под прикрытием работают сотни оперативных сотрудников.
Страны НАТО тоже шпионят за своими противниками в период новой холодной войны, о чем свидетельствуют бельгийские материалы, повествующие о «работающих в России офицерах военной разведки».
Информацию о шпионской деятельности китайцев в институтах ЕС и в бельгийских научных центрах недавно отыскали французские и германские газеты, а также EUobserver.
Но несмотря на многочисленные сенсационные материалы о Китае, Россия по-прежнему представляет угрозу, на что указывают бельгийские документы. Но в российской угрозе есть свои особенности, потому что она пересекается с организованной преступностью.
Глядя на такие действия Кремля, союзники по НАТО и ЕС тоже сотрудничают в сфере контрразведки с использованием неформальных методов, отличающихся от тех, что зафиксированы в договорах.
А Брюссель оказался слишком мал для того, чтобы скрыть подозрения столь огромного масштаба.
Как-то раз в начале 2015 года, когда в натовских кулуарах уже скопилось немало докладов бельгийской контрразведки о подозрительном полковнике, альянс провел важное совещание о том, как реагировать на российскую агрессию на востоке Украины. Но к огромному удивлению бельгийского полковника, его на эту встречу не пригласили.
«Похоже, эта мера стала частью совместного натовского плана по созданию „санитарного кордона" вокруг него», — говорится в докладе VSSE.

- Все Виталия любили, называли ласково Таликом. Давайте поговорим немного о семье Виталия Вячеславовича. Какая же она интересная! Дедушка был народником, опекавшим молодых ученых и умельцев, писал книги, был близко знаком со Львом Николаевичем Толстым. Учил, как обрабатывать кожу, древесину. Творец, вечно что-то мастеривший. В Университете Дружбы народов один профессор "нетыксовед" изучал его судьбу и работы. Книги дедушки находятся в библиотеке имени В.И. Ленина, их можно найти в интернете. Посвящены они обработке кожи, дерева и, по мнению специалистов, являются актуальными и лучшими в своей области.
Иногда спрашивают, откуда такая фамилия - Нетыкса. Мы сами до сих пор не знаем. Они коренные москвичи. Дедушка - Мстислав, отец - Вячеслав Мстиславович и сын - Виталий Вячеславович. Были в Москве крупный архитектор и известный адвокат с такой же фамилией.
Семья мужа интеллигентная, из дворян, но этим никто как-то особо не гордился, не вспоминал. Отец Талика - профессор, крупный ученый, железнодорожник, лучше сказать паровозник. Ведь тогда Россия была страной паровозов. Революцию потомственный дворянин и сын народника принял сразу. Пригласил его к себе Владимир Ильич Ленин и послал в Швецию покупать паровозы для встающего на ноги и на рельсы молодого советского государства. Выдали ему и сопровождавшим его товарищам золотые слитки для расплаты, и они поехали. Вот такое доверие! Были на аудиенции у короля Швеции Густава V. Они сумели купить для страны, с которой мало кто хотел торговать, такие нужные паровозы. Потом много работал, преподавал в самых серьезных вузах страны.
Во время войны очень рвался на фронт. Не взяли: человек в летах, известный ученый. Три его сына пошли воевать, двое погибли.
Первая жена умерла. Талик от второго брака. В 1946 году ему всего несколько месяцев, а отца посылают в Днепропетровск возглавить воссозданный Институт железнодорожного транспорта. Они уезжают на Украину. Талик закончил там школу с золотой медалью и поступил в Московский авиационный институт. Когда был на втором курсе, папа умер. Талик был отличником, занимался комсомольской работой, но из-за высокой зарплаты отца не получал стипендию. А тут началась другая, более суровая жизнь. Ему сразу назначили повышенную стипендию, а с третьего курса и до конца учебы Виталий уже Ленинский стипендиат.
Успевал все, занимался комсомольской работой. Сначала он секретарь комитета комсомола факультета, потом заместитель секретаря и секретарь института.
Прошло время. На Виталия выходят из разведки, делают предложение.
Но еще до того мы познакомились на выездной комсомольской школе: мне 19 лет, и я на втором курсе, ему 22, он - на четвертом. И вот 29 февраля 1968 года комсомольский актив МАИ выезжает на три дня в Боровое. В тот же день, после обеда, выхожу с товарищем из столовой. На улице стоит Виталий с другом. Оказывается, он уже видел меня в институте. Шепчет другу: если эта девушка обернется, будет моей женой. Я обернулась. Он ко мне сразу подбежал, пригласил в кино.
Талик спросил, люблю ли я Сен-Санса. Я страшная поклонница балета, очень люблю его музыку. Виталий играл на скрипке, начал еще маленьким на "четвертинке", закончил музыкальную школу. И всю жизнь любил, понимал, до глубины души чувствовал музыку, особенно скрипичную.
Любовь к музыке, к литературе, к искусству всегда помогала нам в работе. Очень! Потому что, чем больше человек знает, умеет, чем больше у него увлечений, тем он глубже, тем он интереснее. И он больше привлекает к себе других. А если нелегалу нечем привлекать к себе интересных и нужных ему людей, то он не сможет заниматься этой нелегкой, но очень нужной для нашей Родины службой.
Дома среди множества фотографий есть две черно-белые: комсомольский секретарь огромного института Виталий Нетыкса и секретарь ЦК комсомола Евгений Тяжельников поздравляют молодых студентов-"козерогов" и вторая - встреча Ленинских стипендиатов с Генсеком Леонидом Брежневым.
Виталий всегда был в центре внимания. Умный, красивый, внимательный, грамотный - тянулись к нему необыкновенно! Все мои подруги были в него немножко влюблены. Обаяние, благородство, достоинство, чувство меры в нашей профессии особенно необходимы.
Когда мужа хоронили, Сергей Николаевич Лебедев (он долгое время возглавлял Службу внешней разведки) сказал: "Поражали его глаза - умные, добрые, светлые. Других таких я не видел".
Но вернемся к нашему знакомству. Утро следующего дня было свободным. Мы с Таликом пошли кататься на лыжах. Он сразу сделал нашу первую фотографию. Она у нас самая любимая. "Как молоды мы были, как искренне любили, как верили в себя". А это наша самая любимая песня Александры Пахмутовой. Виталий был прекрасным фотографом. Это тоже очень сильно помогало ему и в жизни, и в работе.
В этот день, 1 марта 1968 года, Талик сделал мне предложение. Я, конечно, рассмеялась, сказала, что нужно лучше узнать друг друга. А поженились мы через год; 5 марта подали заявление, и стали мужем и женой 23 мая 1969 года.
Талик уже на выпускном курсе, мне еще два года учиться. Секретарь комитета комсомола, ленинский стипендиат, его уже ждут в аспирантуре, и ни капли карьеризма! Ребят отчисляют, и он, если несправедливо, просит за них, защищает. Но умел понять, когда попадался негодяй, строивший из себя святого и правильного. Талик хорошо различал порядочных и непорядочных, честных и карьеристов, за это его сильно уважали.
А жил он у своей тетушки по маминой линии в центре Москвы на Садовнической набережной и Пятницкой в маленькой старинной квартирке. Муж тети - племянник Римского-Корсакова, и баба Нина (так мы ее все звали) носила эту фамилию. Типичная московская интеллигентка, очень милая, симпатичная и благородная. Виталика безумно любила. Были у нее свои знакомства, доставала нам билеты на самые уникальные концерты симфонической музыки, на балеты в Большой и на "Дон Кихота" 31 декабря во Дворец Съездов. Это был праздник!
Мы с друзьями всегда собирались в тетиной квартирке, слушали пластинки классической музыки, читали стихи, спорили на политические темы. Наши ровесники любили хозяйку и легко находили с ней общий язык. В праздники шли смотреть салют на Каменный мост, совсем рядышком.
Помню, как в 25-летний День Победы мы вышли на Манежную площадь. Она была совсем пустая, и там играл военный оркестр. Мы на этой огромной площади под звуки любимой фронтовой песни танцевали вальс. Это было торжественно, волшебно и незабываемо! А уже прошло 50 лет…
За неделю до свадьбы Виталий пошел провожать меня от тетушки в общежитие, где я жила. Это место на Садовнической набережной называлось Балчугом, и на выходе со двора стояла гостиница с аркой у входа. Тут под аркой Виталий меня останавливает. Вид серьезный: "Подожди. Хочу тебе что-то сказать. Скрывать не буду, ты должна знать и принять решение". Я испугалась: "Что случилось? В чем дело?" Талик сразу: "Это очень серьезно, я принял решение - пойду работать в нелегальную разведку, если меня сочтут годным. Подумай и дай ответ, согласна ли ты быть рядом со мной". Я без раздумий согласилась, сказалась, что радуюсь за него и люблю еще больше. И хотела бы работать вместе с ним.
Для меня это было неожиданно. Ко мне с этим никто не обращался. Это было взрывом! Как передать тот наш разговор. Есть моменты в жизни, которые забыть невозможно. Они стоят перед глазами и, наверное, останутся до последнего. Если правда, что когда человек умирает, перед ним проходит самое важное - это как раз тот момент. Неделя до свадьбы, мы стоим под аркой, и будущий муж, самый дорогой человек, говорит: "Мое решение не изменится. Ты должна решить".
Я приняла это естественно и мгновенно. Конечно! Никаких сомнений! Виталий поднялся в моих глазах на необыкновенную, еще большую высоту. Умный, честный, благородный, мужественный, настоящий патриот, глубоко любящий свою Родину и готовый служить ей, не думая о своем личном счастье, благополучии, карьере.
Для меня это было очень важно. Мои родители прошли всю войну. На фронте познакомились. В Вене, в День Победы, мой папа сделал маме предложение, и, вернувшись на Родину, они поженились. Маме было 15 лет, когда она добровольцем, приписав себе три года, ушла на фронт и провоевала всю войну. В моем доме любовь к Родине всегда была на первом месте. И у Виталия такая же семья. В партию Виталий вступил не потому, что так нужно, нет. По зову сердца, по-настоящему. В войну говорили: "Коммунисты, вперед!" И Виталий был впереди.
Мы поженились. Жили год на квартире у бабы Нины, потом в общежитии.
Забегая вперед, скажу, что прожили мы 43 года. Были любящими мужем и женой, счастливыми родителями, очень близкими друзьями, товарищами и соратниками, верными единомышленниками и глубоко понимающими друг друга людьми. Нам очень повезло в жизни.
Когда я была на 5 курсе, меня вызвали и сделали предложение работать в разведке. Я, конечно, согласилась.
После того, как закончила институт, а Виталий аспирантуру, мы стали готовиться к нелегальной работе.
Шла учеба, настоящая, насыщенная. Тебе дают возможности, но человек многое обязан сделать сам. Больше и больше инициативы, желания, стремления на всех этапах.
Наша профессия непростая. Нужно очень много знать и любить. По-настоящему любить эту сложную, очень нужную профессию - Родину защищать. И тогда будут глубокие знания, интересные связи, важные встречи и большие результаты.
У нелегалов язык - основа основ. Язык учить непросто. Сейчас очень много возможностей и ресурсов, у нас, к сожалению, их было меньше, но было очень большое желание и еще большее стремление. Хотелось скорее взяться за дело, а для этого требовался прекрасный язык. Не было таких чудесных словарей, ни интернета, когда нажимаешь на кнопочку, и сразу выплывает нужное слово или нужная информация. Мы искали и искали, ошибались и снова искали. Зато все оседало на веки. До сих пор пишу на языке, не допуская ошибок.
Помню, была уже на последнем курсе, когда мне передали два фильма на языке. Не могла их посмотреть - видео еще не было, могла только слышать. Выучила их наизусть. Уже после, когда могла увидеть эти фильмы, была просто счастлива, сколько знакомых, почти родных фраз и выражений! Были, конечно, и трудности. Но нет худа без добра. Главное - было огромное желание.
И нам повезло - мы встретились с Патрией (Африкой де Лас Эрас - Н.Д.).
Наш руководитель был потрясающим человеком, большим нашим другом. Мы сына в честь него назвали Евгением. Однажды он приходит и говорит: "Завтра вы пойдете к настоящей испанке".
Мы очень с Патрией дружили. Любили ее, и любовь была взаимной. Патрия дала нам очень много. Учили с ней наизусть отрывки из поэм великого никарагуанца Рубена Дарио, замечательного поэта-символиста и видного политического деятеля. Мы с Патрией посвящали время истории, страноведению, литературе и поэзии, живописи и музыке.
Я знала много о языке, потому что для нелегала он основа основ, требует огромной, постоянной работы. Испанский язык глубоко эмоциональный. Наверное, XVII век - золотой век испанской литературы - сделал его таким.
Итальянский тоже эмоциональный, но он в чем-то язык жестов, более визуальный, и поэтому это страна живописцев. А в испанской живописи больше философии, чем у итальянских мастеров. Неслучайно в Испании много драматургов, а в драме эмоции - внутренние. И все это отражается на языке. Говорят, испанский легкий, и я всегда смеюсь. Может, легкий, чтобы понять суть, уловив два-три знакомых слова, но чтобы он был родным… Это очень нелегкий язык!
И его надо любить. Но язык один сам по себе не существует. Нельзя взять и просто выучить язык. Надо знать и любить и культуру, и историю. У испанского она богатейшая, потому что не только испанская, но и латиноамериканская.
Культура открывает немало разных дверей. А началось все в Москве. В Пушкинском я слушала лекции еще молодой Антоновой, ходила на двухгодичные курсы и на отдельные лекции по разным культурам. МАИ находится напротив Строгановского училища, и Виталий договорился с их секретарем комитета комсомола, чтобы мне разрешили посещать лекции по истории искусства. Все это сильно помогло мне в дальнейшей работе, а я помогала Виталию.
Латиноамериканская культура - какая же она потрясающая! Я уже не говорю про древнюю культуру инков, майя. А мексиканские, а южноамериканские… Глубокая философия, невероятная архитектура! Мне страшно повезло. В Мексике познакомилась с великим Тамайо, последним из плеяды знаменитых мексиканских муралистов и художников. Он был директором уникального антропологического музея. Мне там удалось поработать, сколько узнала, это богатейший материал, который послужил для нашей дальнейшей работы.
Или Перу с ее горами, высоченными Андами. Страна легенд и мифов, мистики и реальности, древняя культура и сегодняшняя действительность.
А Никарагуа? Как-то нам пришлось учиться с группой никарагуанцев, и после, когда праздновали окончание учебы и сидели за столом, я встала и вместо тоста прочитала отрывок из поэмы Рубена Дарио. С какой благодарностью это было воспринято!
Мелочей нет. Мы говорили о музыке. Во многих странах есть вагнерианские общества. Устраиваются концерты, и приглашают всегда избранных. Но чтобы попасть в избранные, надо много знать и ко многому стремиться. И постоянно расти. Есть одна трудно переводимая испанская поговорка: "Суть в том, что каждый должен заслужить право на свое место в обществе". Поднялся - достиг другого, более высокого уровня, и снова растешь. Виталий рос все время, много учился, много работал. Постоянно посвящал время работе с языками. Говорил на многих. И их нужно было поддерживать. Он был очень талантливым человеком, и все, за что он брался, выполнял на самом высоком уровне.
Виталий добился больших результатов и потому, что для него такие понятия, как беспечность, обман, лукавство, предательство не существовали.
Мне дочка однажды сказала: "Спасибо за то, что вы нас никогда не обманывали". Жить нелегалу согласно легенде и обманывать - совершенно разные вещи. К сожалению, люди не всегда понимают разницу между легендой и обманом. Человек, который занимается нашей работой, должен быть кристально честным. Приступая к нелегальной работе, разведчик принимает новые характеристики своей жизни, интегрирует их, чтобы они стали гармоничными с его личностью: он действительно становится другим человеком, не теряя свою суть. Это невероятно трудная духовная работа, которую можно делать только тогда, когда ты знаешь, что полностью веришь в свои цели. И это необходимая часть нашей работы, ведь только тогда, когда становимся той личностью, о которой свидетельствуют наши документы, мы не привлекаем ненужного внимания и можем успешно выполнять задания центра.
Виталию всегда бесконечно верили и доверяли, он пользовался там большим уважением, и всегда уверенно чувствовал себя своим среди чужих.
В отпуск мы приезжали крайне редко, это было трудно и нельзя было рисковать. Только один раз приехали втроем: я, муж и трехлетняя дочка. Потом она выросла и говорила на другом языке, и приезжать уже было нельзя. Сын приехал в Москву только тогда, когда мы вернулись, ему - 14 лет. Мы с мужем приезжали два раза раздельно. Но первый раз, когда мы возвращались "домой" (в зарубежье - ред.) и поднимались в аэропорту по лестнице, я посмотрела на Виталия и увидела, как за несколько секунд, пока он поднимался, разведчик-нелегал становится другим человеком. Потрясающе! Даже я, которая знала каждую его клеточку, восхищалась им. Он был разведчиком-нелегалом с большой буквы.


Кавалер ордена Ленина разведчик-нелегал испанка Патрия в годы войны была любимой радисткой легендарного Николая Кузнецова. Фото: svr.gov.ru

Все годы мы работали вместе. Но у каждого из нас была и своя работа. Многое мы обсуждали, обговаривали, но было и такое, о чем я не знала. Однажды мы получили телеграмму, он уехал на несколько дней. Вернулся уставшим, похудевшим. Вопросов я не задавала. Из следующей телеграммы узнала, что Виталия наградили Орденом Красной Звезды.
Приходили сообщения из центра, иногда их принимала я, иногда - муж. Он был невероятно занят. Порой спал по четыре часа. У него была дикая нагрузка. Чем могла помочь, тем помогала.
Там родилась Леночка, потом Женя. Без них наша супружеская пара выглядела бы странно. Молодые, здоровые и без детей. При родах на родном языке не кричала. Испанский язык так вошел в подкорку, что стал на необходимое время родным.
В целом мы пробыли за границей 22 года. Вернулись, и только дома узнали о своих воинских званиях: муж - полковник, я - подполковник. Но Талик продолжал ездить, большую часть был там. Страны? Всякие. Разные. В основном далекие.
Виталий всегда был очень требователен к себе и к тем, с кем работал. Не признавал никакой непорядочности, недобросовестности. Считал, в нашей работе все должно быть прозрачно, без малейшей неряшливости. Был на 100 процентов безупречным, чистым человеком.
В 2000 году на наш профессиональный праздник выпустили юбилейный знак. В один из дней вызывают нас на объект, и я говорю: "Талик, нам сейчас вручат". Нет, оказывается, мне присвоили звание полковника. Проходит еще немного времени, опять нас вызывают, и я снова говорю: "Теперь точно - вручат знаки". Приезжаем: мужу присвоили звание генерала. Такого мы никак не ждали.
С Героем тоже интересно. Виталий утром ездил с сыном по делам. Приходит домой, звонок: "Вас хочет видеть президент". В этот день Владимир Путин встречался с Чавесом, муж решил, что будут задавать ему вопросы по Венесуэле, подготовился.
А в этот день у нас на работе празднуют юбилейную дату. Подходит ко мне один из руководителей разведки и говорит: "Тамара, поздравляю. Виталию присвоили звание Героя России". А мы и не знали, и не догадывались, а вокруг-то многие знали, но хранили в секрете.
Казалось бы, Виталий достиг таких высот в своей работе, но ему и в голову не приходило зазнаваться или любоваться собой. Звезду он ни разу не надел - конспирация. Он был невероятно скромным и даже застенчивым по отношению к своим успехам, ему все казалось, что сделал мало, что должен сделать больше.
Его родные узнали, что их брат, дядя - генерал СВР и Герой России только на траурном митинге.
Когда командировка закончилась, нам очень трудно было вернуться к русскому языку. Очень сложно! Но прошло время, и родной русский вытеснил все другие языки. Ну, естественно, кроме испанского. Когда прочно обосновались дома, в Москве, конечно, говорили по-испански: дочь Леночка и сын Женя русского совсем не знали. А потом потихонечку начали общаться на русском. Жене он дался быстрее. Пошел в школу, были, понятно, трудности. Сейчас он пилот гражданских авиалиний, по-русски - без акцента. У Лены - сложнее. Но со своим акцентом она стала ведущей на телевидении. Сколько интересных интервью!
Об этом сейчас говорить не будем, но дети нелегалов - это важный и непростой вопрос.
Лена и Женя очень любили своего отца, восхищались и гордились им. Он был для них не только добрым, умным, любящим отцом, но и верным, преданным, всегда понимающим их и помогающим во всем их другом.
Виталий очень любил молодежь, всегда старался понять молодые души, помочь, подсказать. Никогда не задавался, не ставил себя выше, и молодые ребята всегда это чувствовали и тянулись к нему.
У Виталия были огромные планы на будущее, он хотел еще столько сделать! Мечтал работать с будущими нелегалами, передавать им свой огромный, бесценный опыт. Он понимал, что времена изменились, что сейчас и молодежь другая, и методы другие. Но всегда считал, что, несмотря на время, на воспитание, на образование, самое главное - это мотивация.
Сегодня мотивация у наших людей должна быть огромной. Против нашей страны всюду подняли такой вой. Даже сейчас, в таких суровых условиях пандемии, когда все страны должны объединиться, противники всеми силами стараются опорочить и унизить Россию. Это издевательство и вакханалия. Мне кажется, что сейчас настоящая российская молодежь должна стремиться к нам, в очереди стоять, рваться записаться в разведку, чтобы добывать сильную информацию, чтобы гасить все эти ничтожные наскоки, чтобы поднимать престиж нашей страны и делать ее великой и могучей.
А кому повезет стать настоящим разведчиком, с гордостью и высоко поднятой головой всегда с честью нести это высокое звание. Как его нес наш Виталий.

Наверное, Дэвис посвятил изучению советских карт больше времени, чем кто-либо еще. Этот энергичный вдовец в возрасте за 70 собрал у себя в доме на северо-востоке Лондона сотни бумажных карт и тысячи цифровых копий. Он также ведет обширный сайт на эту тему.
«Я был из тех ребят, которые в четырехлетнем возрасте начинают рисовать карту дома и сада, — сказал он мне во время нашей первой встречи в прошлом году. — Куда бы я ни поехал, я, как веник, сметаю с полок все карты, какие только могу найти».
Во время консультационной поездки в Латвию в начале 2000-х он наткнулся на настоящий клад советских карт неподалеку от центра латвийской столицы Риги. Дэвис подружился с одним из владельцев магазина — высоким, спортивного вида мужчиной по имени Айварс Белдавс. Всякий раз, приезжая в Ригу, он охапками покупал у него советские карты.
Дома он сравнивал советские карты с картами примерно того же времени, которые составляло Британское картографическое управление и прочие государственные органы. И заметил некоторые любопытные расхождения.
На советской карте 1984 года в речном городе Чатеме на юго-востоке Британии показаны судостроительные верфи, где во времена холодной войны для ВМС Британии строили подводные лодки. На современных британских картах там белые пятна. На советской же карте Чатема есть данные о размерах, грузоподъемности, высоте мостов через реку Медуэй и даже о материалах, из которых они изготовлены.
На советской карте Кембриджа периода 1980-х годов есть научно-исследовательский центр, который на картах Британского картографического управления появился лишь годы спустя.
Дэвис начал составлять перечни этих расхождений, а во время поездок в Латвию стал задавать Белдавсу все больше вопросов.
Оказалось, что Белдавс в середине 1980-х служил в Советской Армии и пользовался секретными военными картами на учениях в Восточной Германии. Карты на учения выдавались под расписку, и все до единой надо было возвращать. «Даже если карта порвалась, ты должен был принести ее куски», — рассказывал Белдавс.
Спустя несколько лет после увольнения из армии Белдавс помог открыть магазин карт Jana Seta, где карты покупали в основном туристы и путешественники. По его словам, офицеры на картографических предприятиях Латвии получили приказ уничтожить или утилизировать все карты, когда в начале 1990-х распался Советский Союз. «Но некоторые умные офицеры нашли наш магазин», — говорит Белдавс. Было сделано предложение, заключили сделку, и магазин купил столько карт, что, по мнению Белдавса, ими можно было заполнить 13 железнодорожных вагонов. Сначала не хватало места для хранения. Как-то раз местные мальчишки попытались поджечь карты, оставленные на поддоне на улице. Но большая часть остались целыми и невредимыми.
«Эти карты очень интересны для местных жителей, — говорит Белдавс. — У нас внезапно появились карты с такими подробностями, о каких мы не знали».
В СССР не все карты были одинаковы. Военные карты были очень точными, а те, что поступали в продажу для простых граждан, — почти бесполезными. В одной весьма примечательной статье, опубликованной в 2002 году в картографическом журнале, известный российский картограф и историк науки Алексей Постников объясняет, почему.
«Крупномасштабные карты для обычных покупателей составляли с использованием карты Советского Союза в масштабе 1: 2 500 000, и соответствующие места увеличивали до нужного масштаба», — написал он. Это все равно что взять дорожную карту Техаса и при помощи ксерокса увеличить район вокруг Далласа. Можно увеличивать сколько хочешь, но деталей, необходимых для того, чтобы ориентироваться в городе, там не будет.
Что еще хуже, карты для масс намеренно искажались при помощи специальной проекции, вносившей случайные отклонения. «Главная цель состояла в искажении содержания карт, чтобы по ним нельзя было воссоздать реальную географию места», — сказал мне Постников. Хорошо известные ориентиры на местности, такие как реки и города с поселками, на картах отображались, но координат, направлений и расстояний там не было, из-за чего они в случае попадания в руки врага были бесполезны для определения местоположения и военного планирования. Картографу, который придумал эту хитрую схему, вручили сталинскую государственную премию.
Если для жителей бывших советских республик ставшие доступными советские военные карты имели практическую ценность, то у Дэвиса они вызывали тревожные воспоминания о холодной войне. У всех, кому пришлось жить в эти полные паранойи дни взаимных гарантий уничтожения, вид знакомых улиц и достопримечательностей родных городов с надписями на кириллице вызывает чувство легкой тревоги. Карты дают редкий шанс взглянуть на военную машину по ту сторону железного занавеса.
Советские карты были для Дэвиса простым хобби, пока он в 2004 году не познакомился с библиотекарем Дэвидом Уоттом (David Watt) из отдела карт библиотеки британского министерства обороны. Оказалось, что Уотт тоже встречался с Белдавсом несколькими годами ранее и провел кое-какие изыскания. На картографической конференции в немецком Кёльне в 1993 году Уотт наткнулся на брошюру из рижского магазина, в которой рекламировались советские военные топографические карты и карты городов. Он был поражен.
«Если это действительно были советские военные карты городов, значит, у нас появилась возможность увидеть строго засекреченные вещи, которые не дозволялось видеть даже солдатам Красной Армии», — вспоминал позднее Уотт. Он сделал заказ.
Спустя несколько недель в аэропорту его ожидала посылка. Внутри были заказанные им карты — и еще охапка, которую Белдавс положил в пакет в качестве довеска. Уотт засел за эти карты вместе с другими, приобретенными у самых разных продавцов. Он начал осознавать размах работы, которую провели советские военные картографы.
Они нанесли на карты в трех масштабах почти весь мир. Самыми подробными были региональные карты масштаба 1: 200 000. Например, на одном листе такой карты мог уместиться Нью-Йорк.
Но Советы на этом не остановились. Они подготовили намного более подробные карты некоторых районов мира. Советские картографы нанесли на карту всю Европу, почти всю Азию, а также обширные участки Северной Америки и Северной Африки в масштабах 1: 100 000 и 1: 50 000, которые дают еще больше деталей и показывают рельеф местности в высоком качестве. Также была подготовлена серия карт масштаба 1: 25 000, охватывающие весь Советский Союз и Восточную Европу, а также сотни, а может, и тысячи зарубежных городов. В таком масштабе видны все городские улицы и отдельные здания.
Но и это не все. Советы подготовили сотни удивительно подробных карт зарубежных городов, в основном европейских, в масштабе 1: 10 000. Возможно, что в этом масштабе имелись карты всего Советского Союза. По оценке Уотта, на это у Советов должно было уйти 440 тысяч листов.
В целом, как считает Уотт, советские военные изготовили более 1,1 миллиона разных карт.
В 2004 году он представил результаты своих исследований на встрече общества Чарльза Клоуза, которое изучает карты Британского картографического управления. Дэвис был среди слушателей. Они побеседовали, и Уотт посоветовал Дэвису более серьезно заняться изучением советских карт.
Примерно в то же время Уотт и Дэвис познакомились еще с двумя людьми, которых советские карты тоже заинтриговали: врачом на пенсии из Лидса Джоном Крукшенком (John Cruickshank) и аспирантом Кентерберийского университета церкви Христа Алексом Кентом (Alex Kent), который занимался географией. «И все покатилось, как снежный ком, — рассказывает Уотт. — Наша четверка собралась вместе как своего рода частная исследовательская группа».
Для Дэвиса новые друзья с их общими интересами стали своего рода эмоциональной отдушиной, потому что у него настали трудные времена: его жена, с которой он прожил почти сорок лет, умирала от рака. В 2006 году Дэвис организовал исследовательскую поездку в Латвию. Они провели в Риге несколько дней, изучая советские военные карты в магазине Белдавса, а также посетили картографическое предприятие, где в советские времена делали гражданские карты. Нельзя сказать, что в этой поездке они только и делали, что работали, так как по времени она совпала с латвийским летним фестивалем — а это народные песни и танцы ночи напролет с богатой подпиткой из пива с сосисками из кабанины. «Это был полный улет», — вспоминает Уотт.
Сегодня, когда любой может достать свой смартфон и нажатием пары кнопок получить изображение улицы на карте или снимок любой точки Земли с высоким разрешением, легко забыть о том, насколько трудно было когда-то получить геопространственные знания.
В послевоенной России люди гибли в попытках составить более совершенные карты. После Второй мировой войны Сталин приказал провести полную топографическую съемку всего Советского Союза. К тому времени уже существовала аэрофотосъемка, которая уменьшила потребность в полевых изысканиях, но не устранила ее полностью, о чем в своей работе в 2002 году написал российский картограф Алексей Плотников. Геодезические отряды жили в суровых условиях, работая в сибирской глуши и в горах, чтобы создать сеть опорных точек.
Постников, сам геодезист, пишет, как во время экспедиции в отдаленном районе на юге Якутии в 1960-х годах наткнулся на мрачную надпись, нацарапанную на стволе дерева одним из его предшественников. Датированная 20 ноября 1948 года, она гласит: «Все мои олени погибли. Запасы еды сожрали медведи. У меня на руках очень больной младший геодезист. Не осталось ни транспорта, ни пропитания». Оказавшийся в ловушке геодезист пишет, что попытается пройти к реке Гыным, находящейся в 200 километрах в малонаселенной местности. Учитывая, что температура воздуха в Якутии зимой редко поднимается выше —20 градусов Цельсия, Постников сомневается, что геодезисту удалось добраться до места.
После смерти Сталина в 1953 году советские военные, прежде занимавшиеся главным образом работами на территории СССР и в близлежащих регионах, таких как Балканы и Восточная Европа, начали проявлять глобальные амбиции.
Преемник Сталина Никита Хрущев увидел благодатную почву для распространения коммунизма в мире, где бывшие колонии Европы быстро обретали независимость, говорит историк из Ноттингемского университета Ник Бэрон (Nick Baron). «Хрущева воодушевила перспектива склонить на свою сторону эти освободившиеся страны Африки, Южной Азии и так далее, — рассказывает Бэрон. — Примерно в это время военные начали топографические съемки и составление карт зарубежных территорий, посылая за границу своих картографов, которые проводили геодезические исследования во многих развивающихся странах».
По мнению Постникова, в этой программе по созданию военных карт участвовали десятки тысяч геодезистов и топографов, которые работали в поле, собирая данные о рельефе и характере местности, и сотни картографов, которые накапливали этот материал для составления карт. Во время холодной войны они работали в параллельных гражданских картографических организациях, которые делали карты для инженеров и планировщиков. Эти карты были гораздо лучше тех, липовых, которые они создавали для пролетариата. Они были достаточно точны, чтобы использовать их при строительстве дорог и прочих объектов инфраструктуры, однако лишены важных военных деталей, которые могли быть полезны врагу. Гражданские картографы хорошо знали, что военные активно наносят на карту иностранные территории, говорит Постников. «Мы знали друг друга лично, и мы знали, какая у них главная задача».
Сколько карт создали военные картографы? «Миллионы и миллионы, — отвечает Постников, когда я задаю ему этот вопрос, но тут же быстро добавляет: — Сказать точно совершенно невозможно, во всяком случае я этого сделать не могу».
Конечно, американские военные во время холодной войны тоже делали карты, но у двух сверхдержав были разные картографические стратегии, отражавшие разницу в их военной мощи, говорит Джефф Форбс (Geoff Forbes), в годы холодной войны служивший в американской армии в частях радиоперехвата переговоров русских. Теперь он — директор по картографии в компании Land Info из Колорадо, которая занимается сбором советских военных карт. «Благодаря превосходству в воздухе американские военные делали карты среднего масштаба в большинстве районов мира», — говорит Форбс. Но они редко составляли карты в масштабе менее 1: 250 000 и в целом изготавливали их только для районов, представляющих особый стратегический интерес. «Советы же были мировыми лидерами в танковой технике», — отмечает Форбс.
Понеся ужасные потери во время нацистского наземного вторжения в ходе Второй мировой войны, Советы создали самую мощную в мире армию. Для маневров этой армии требовались крупномасштабные карты, причем в огромных количествах, а также карты меньшего масштаба с большим количеством деталей. «Масштаб 1: 50 000 военные всего мира считают тактическим, подходящим для сухопутных войск, — говорит Форбс. — Эти карты создавались с таким расчетом, чтобы советские военные в любом месте имели необходимую информацию для попадания из точки А в точку Б».
В 2005 году компания из Миннесоты East View, обладающая большой коллекцией советских карт, перевела и опубликовала инструкцию российской армии, которая дает определенное представление о том, как можно использовать топографические карты при планировании и ведении боевых действий. Там есть таблицы слышимости различных звуков (хрустнувшую ветку можно услышать на расстоянии 80 метров, передвижение войск в пешем порядке — в 300 метрах по проселочной дороге и 600 метрах по шоссе, танк с включенным двигателем — на расстоянии до 1000 метров, а звук винтовочного выстрела — до 4000 метров).
В других таблицах приводятся расстояния до видимых объектов (зажженную сигарету в ночное время можно увидеть на расстоянии до 8000 метров, однако чтобы разобраться в деталях оружия солдата в дневное время, к нему нужно подобраться на расстояние 100 метров). Есть и другие таблицы, показывающие скорость передвижения войск в зависимости от уклона местности, ширины и состояния дорожного покрытия, а также в зависимости от того, как они перемещаются — в пешем строю, на грузовиках или на танках.
На самих картах есть масса текстовой информации с подробной характеристикой отображаемых районов. Там есть все, от характера покрытия и состояния дорог до диаметра деревьев, густоты леса и типичной погоды в разное время года. На сайте Omnimap есть перевод для карты удаленного района Китая на границе с Монголией и Россией под названием Алтын-Эмель, где имеются все эти детали:
«Озера обычно невелики, 0,5-2 квадратных километра, (максимум 7 квадратных километров) с глубиной до одного метра. Берега пологие, низкие, частично заболоченные, дно илистое и грязное. В некоторых озерах вода соленая или щелочная».
И так далее.
Впервые переведенное на английский язык описание Сан-Диего выделяет объекты, представляющие очевидный стратегический интерес: базу подводных лодок, авиабазу ВМС, склады боеприпасов, заводы по производству самолетов и оружия. Но там также есть информация об общественном транспорте, о системах связи, о высоте и архитектуре зданий в разных районах города.
Для изготовления карт зарубежных территорий Советы начинали с официальных, имеющихся в открытом доступе источников таких организаций, как Британское картографическое управление и Геологическая служба США. Например, Джон Дэвис обнаружил, что отметки высот на картах Британии часто в мельчайших деталях совпадают с советскими картами, включая соответствие метрических единиц и британских (в связи с этим Британское картографическое управление уже давно утверждает, что советские картографы нарушили его авторские права).
Похоже, то же самое Советы делали с картами Геологической службы США, но эти карты имеются в открытом доступе, и их мог купить любой, в том числе люди из советского посольства.
Геолог и историк Геологической службы США Клиффорд Нельсон (Clifford Nelson) написал мне письмо по электронной почте, в котором сообщил: «Когда я в 1976 году пришел работать в Геологическую службу США, там часто рассказывали историю о том, как представитель советского посольства в Вашингтоне приобрел первый экземпляр Национального атласа в бумажном формате, составленный Геологической службой США в сотрудничестве с рядом других организаций, когда он в 1970 году поступил в открытую продажу». Нельсон добавил, что представители Советского Союза вполне логично приобретали топографические карты США в масштабе 1: 24 000 по мере их выхода, однако отметил, что документальных подтверждений этому у него нет.
Хотя Британское картографическое управление заявляет о нарушении авторских прав, Дэвис говорит, что советские карты — это не просто копии. Во многих случаях там показаны сооружения, такие как дороги, мосты, районы жилой застройки и прочие объекты, которых не было на картах Британского картографического управления того времени. По утверждению Дэвиса, эти детали появились как результат аэрофотосъемки или разведки с помощью спутников (первый советский шпионский спутник «Зенит» был выведен на орбиту в 1962 году). Другие подробности, такие как сведения о строительных материалах и состоянии дорог и мостов, скорее всего, собирали агенты на местах. По словам одного шведского контрразведчика, советские дипломаты часто выезжали на пикники, причем предпочтение отдавали местам, находящимся вблизи важных военных объектов.
Нельзя сказать, что советские карты были безупречны. На них то здесь, то там можно найти любопытные ошибки. Земляные работы на строительстве нового трубопровода в британском Тиссайде картографы приняли за строящуюся дорогу. Несуществующая линия метро в Лондоне соединяет станции Эйнджел и Барбикан. Город Александрия правильно нанесен на карту в северной части Виргинии, однако в окрестностях Балтимора тоже указан город под тем же названием, что неверно. Неработающие железные дороги и паромные переправы перекочевывали из одного издания советских карт в другое, прежде чем их удаляли.
Были и загадки. Советы нанесли на карту несколько американских городов в масштабе 1: 10 000. Эти карты детализованы вплоть до улицы, но там нет указаний на места, представляющие совершенно очевидный стратегический интерес. В перечень известных карт такого масштаба входят:
Понтиак, штат Мичиган
Галвестон, штат Техас
Бристоль, штат Пенсильвания
Скрентон, штат Пенсильвания
Сиракузы, штат Нью-Йорк
Тованда и Северная Тованда, штат Нью-Йорк
Уотертаун, штат Нью-Йорк
Ниагара-Фолс, штат Нью-Йорк
По мнению специалиста по российской политической и интеллектуальной истории из университета Северного Колорадо Стивена Сигела (Steven Seegel), причины детального отображения этих городов советскими картографами имеют экономический, а не военный характер. Советы восхищались послевоенным экономическим ростом в США и хотели понять, как работает эта система.
«Эти города могли привлечь их внимание потому, что там были предприятия тяжелой промышленности, морской флот и объекты логистики», — говорит Сигел. В Понтиаке располагался завод General Motors, а в Галвестоне — крупный порт. Скрентон был известен своей огромной угольной шахтой. Другие города находились вблизи гидроэлектростанций. «В то время Советы были одержимы энергетическими системами и инфраструктурой, которая не имела военного значения», — отмечает Сигел.
Джон Дэвис нашел на советских картах множество местных объектов, не имеющих прямого военного значения. Это заводы, полицейские участки и транспортные узлы. «Если это карта для вторжения, зачем на ней показывать автобусные остановки, — рассуждает Дэвис. — Это карта для того, чтобы руководить и управлять».
Наверное, это так, но есть в них и нечто большее, уверен Алекс Кент, старший преподаватель географии Кентерберийского университета церкви Христа. Кент считает, что Советы использовали карты намного шире. «Это что-то типа хранилища разведданных, база данных, куда можно сложить все, что вы знаете о том или ином месте, до появления компьютеров», — объясняет он.
«Они умудрились впихнуть очень много информации в то, что и без того понятно и наглядно представлено, — говорит Кент. — Там есть слои визуальной иерархии. То, что важно, выделяется. Что неважно, отправляется на второй план. Технология составления этих карт может многому научить современных картографов».
С точки зрения эстетики эти карты поразительны, если не сказать прекрасны. Составлявшие их картографы чрезвычайно гордились своей работой, выполняя ее до последних штрихов и деталей, говорит Кент Ли (Kent Lee), директор компании из Миннесоты EastView Geospatial, которая когда-то была главным конкурентом Рассела Гая в вопросах импорта советских карт, а сейчас утверждает, что у нее самая крупная коллекция советских военных карт за пределами России. «Картографическая культура для России — это как культура виноделия для Франции», — заявляет Ли.
Сегодня Рассел Гай продает мало советских карт. Но некоторое время в 1990-е годы, говорит он, его бизнес процветал. Карты скупали телекоммуникационные компании, создававшие сети сотовой связи в Африке и Азии. Если строишь вышки сотовой связи, объясняет Гай, тебе надо знать местность, а советские топографические карты зачастую оказывались лучшим источником информации о наименее развитых частях мира. По его словам, он мог точно сказать, какие страны в тот или иной момент участвовали в тендерах, потому что как только одна компания заказывала комплект советских карт, вслед за ней такой же заказ размещали еще три или четыре компании.
Еще одним крупным покупателем было американское правительство. В начале 2000-х годов советскими картами пользовались аналитики разведки в Афганистане, говорит бывший географ и геопространственный аналитик Рэй Милефски (Ray Milefsky), работавший в картографическом управлении министерства обороны США (сейчас его называют Национальное агентство геопространственной разведки). Позже Милефски перешел в Госдепартамент, где он специализируется на определении точных координат международных границ для их нанесения на официальные государственные карты. Советские карты были и остаются одним из лучших источников информации, заявляет Милефски, который в 2013 году вышел на пенсию. Линии границ на советских картах настолько точны, потому что картографы изучали договоры и сопоставляли упоминаемые там ориентиры с отчетами геодезических партий и с опознавательными знаками границ на местности. «Когда мы получили их впервые, это было настоящее сокровище, особенно для выверки границ бывших советских республик», — говорит Милефски.
Но в последние годы, когда широко распространилось спутниковое картографирование, советские карты уже не пользуются таким спросом, как прежде, отмечают Гай и другие продавцы. Время от времени комплект таких карт может заказать та или иная телекоммуникационная компания или фирма по производству бортового радиоэлектронного оборудования. Иногда их покупают туристические компании для любящих приключения путешественников. Изредка ими пользуются геологи и ученые. Недавно группа археологов по советским картам изучала, как сельское хозяйство Центральной Азии наступает на доисторические курганы и разрушает их.
Тем не менее военные карты — до сих пор весьма болезненная тема в России. В 2012 году бывшего офицера военно-топографической службы приговорили к 12 годам лишения свободы за то, что он якобы передал секретные карты на Запад.
Джон Дэвис и Алекс Кент выступили с презентацией по результатам своего исследования на международной картографической конференции в Москве в 2011 году, надеясь познакомиться с российскими картографами или учеными, сведущими в картах или даже работавшими над их составлением. Они думали, что кто-нибудь подойдет к ним после выступления или в перерыве. Никто не подошел.
«Такое молчание приводит в замешательство, — говорит Кент. — Просто это такая тема, которая не обсуждается».
Дэвис и Кент написали книгу о советских военных картах, но их издатель, Бодлианская библиотека Оксфордского университета, недавно отказался от публикации, сославшись на опасения по поводу нарушения авторских прав.
Для Гая карты — это напоминание о том времени, когда продавец картографической продукции из маленькой компании в Северной Каролине мог хотя бы чуть-чуть примерить на себя образ агента 007. Как и другие продавцы, покупавшие карты для реализации на Западе, он до сих пор хорошо помнит тайные встречи в темных московских барах, где за ним следили агенты КГБ (а кто еще?), и тревогу по поводу прослушки телефонных разговоров.
Все они до сих пор уходят от вопросов о старых связях в военных кругах. Проблемы им не нужны. Стряхнуть с себя паранойю трудно даже сейчас.

Становление шпиона
Сейчас, спустя 20 лет, отдельной книги удостоился и сам Гордиевский. Британский историк и редактор «Таймс» (The Times) Бен Макинтайр (Ben Macintyre) написал захватывающий биографический триллер об одном из главных двойных агентов холодной войны, который еще в юности усомнился, что коммунизм — лучшая из государственных доктрин.
«Западная литература сделала меня европейцем», — вспоминал Олег Гордиевский 20 лет назад.
В своей книге «Шпион и предатель» (The spy and the traitor) Бен Макинтайр рассказывает, как строительство Берлинской стены, первая заграничная командировка в Данию в 1966 году и Пражская весна два года спустя убедили Гордиевского, что оставаться винтиком советского репрессивного аппарата он больше не может.
В 1974 году Гордиевский окончательно созрел, чтобы шпионить за собственной страной в пользу британцев.
В книге Макинтайра Гордиевский очень открыто рассказывает о сомнениях и внутренней борьбе в начале 1970-х годов. По сути своей он был европейцем, которому претили советская ограниченность, коррупция и лицемерие. Но внешне он играл роль идеального советского посланника, толкал хвалебные речи в адрес своего государства и презирал разлагающийся Запад.

Бесценный агент
C 1974 года, когда Гордиевского завербовала британская МИ-6, он с блеском играл двойную роль. Он стремительно поднялся в гэбэшной иерархии и переехал в Лондон, город своей мечты, откуда передавать британцам секретную информацию стало намного легче.
В 1980-х годах Олег Гордиевский стал самым ценным и наиболее оберегаемым агентом британской разведки. С его непревзойденной памятью, лютой ненавистью к коммунистам и высоким положением в советском посольстве в Лондоне Гордиевский стал шпионом, о котором в МИ-6 могли только мечтать.
И Гордиевский своих новых хозяев не разочаровал. Очень скоро вскрылось, что швед Стиг Берглинг (Stig Bergling) и норвежцы Арне Трехолт (Arne Treholt) и Гунвор Ховик (Gunvor Haavik) — русские шпионы. Кроме того, западная разведка получила массу других ценных сведений. Помимо прочего, Макинтайр пишет, как Гордиевский сообщил британцам о неизбежном кризисе в Кремле.
В начале 1980-х годов советские лидеры-параноики были убеждены, что западные державы готовят ядерную атаку. Глава КГБ Юрий Андропов в малейших дипломатических изменениях усматривал тревожный сигнал — и потому привел армию в состояние повышенной готовности.
В этой напряженной ситуации Олегу Гордиевскому была отведена ключевая роль. Благодаря его бесценным знаниям кремлевских кулуаров и Маргарет Тэтчер (Margaret Thatcher), и Рональд Рейган (Ronald Reagan) перестали говорить о гонке вооружений и бряцать оружием.

Раскрытый шпион
К тому времени, как новым президентом Советского Союза стал Михаил Горбачев, Рональд Рейган уже мог выразить осторожный оптимизм — а через несколько лет рухнула Берлинская стена. Но под занавес холодной войны петля вокруг двойного агента затянулась. В 1985 году его внезапно отозвали из Лондона в Москву.
С этого момента развернулась невиданная игра в кошки-мышки. КГБ подозревали Гордиевского в государственной измене и держали его под постоянным наблюдением. Жену и двух маленьких дочерей тоже отозвали в Москву, чтобы Гордиевский не сбежал на Запад.
Но у британской МИ-6 уже был смелый план спасения, который приводился в действие системой тайных знаков. В плане фигурировали, помимо прочего, сумка для покупок и плитка шоколада — которую полагалось съесть в определенном месте в определенное время.
Тщательно спланированный побег вышел из-под пера Джона ле Карре (John le Carré). Гордиевскому предстояло обмануть бдительность вездесущих агентов КГБ, которые были готовы арестовать его по первому сигналу. Ему повезло — он поездом удрал из Москвы в Ленинград, а оттуда — автобусом до Выборга.
Последняя глава книги рассказывает о впечатляющем побеге в багажнике дипломатического автомобиля из Выборга через Финляндию в Северную Норвегию — это крайне захватывающее чтиво и одновременно напоминание о неудобном положении Финляндии между Востоком и Западом.
Вопреки всему Олегу Гордиевскому все же удалось бежать на Запад — и в Англии его ждало долгожданное убежище. Но жена и две дочери оставались в заложниках еще шесть лет, пока с распадом Советского Союза не исчезли последние препятствия для воссоединения.
«Шпион и предатель» — увлекательная и ловко написанная книга о мире, расколовшемся после Второй мировой войны на два лагеря. А еще — о человеке, который осмелился бросить вызов этому расколу и который своим мужеством и настойчивостью действительно изменил мир к лучшему.

ПРИЧИНЫ ВОЗВЫШЕНИЯ «КРОВАВОГО КАРЛИКА»
У возвышения Ежова были причины личные и общеполитические. Что касается личных, то лоббистом назначения Ежова был секретарь ЦК ВКП(б) Лазарь Каганович. А вот общеполитические причины глубже и сложней.
Итак, в августе 1936 года проходит первый московский процесс, закончившийся расстрелом Зиновьева и Каменева. Их обвиняют в заговоре с целью убийства Сталина и государственного переворота в СССР, для осуществления которого они вступили в сговор со Львом Троцким.
В показаниях обвиняемых появляются имена Михаила Томского и Николая Бухарина как соучастников этого заговора. Томский застрелился, а прокурорская проверка в отношении Бухарина показала, что он к заговору не причастен.
В сентябре того же года Ежова назначают наркомом НКВД.
В феврале-марте 1937 года Пленум ЦК ВКП(б) принимает решение об аресте Николая Бухарина, Алексея Рыкова, Генриха Ягоды и ряда других. Их дело будет тянуться год, и в марте 1938 года по второму московскому процессу их расстреляют.
В мае-июне 1937 года возникает дело Тухачевского.
И с лета 1937 года начинается Большой террор, направленный, в первую очередь, против номенклатуры. Эти действия Сталина имеют две интерпретации: антисталинская («сумасшедший вождь убивал всех») и просталинская («враги были, их правильно убивали»). Однако истина где-то посередине.
Не являясь апологетами сталинских методов, заметим, что у вождя были основания опасаться. К 1933–1936 годам возникла очень специфическая картина. С одной стороны, политика индустриализации дала свои позитивные плоды. С другой стороны, цена этих преобразований была высока, и росло количество недовольных. А значит, возникал вопрос, кто будет за это отвечать.
И вот тут начинается самое главное. В 1932–1933 годах возникла вторая волна создания внутрипартийной оппозиции (платформа Рютина и т.д.). Кроме того, Сталин уже не мог рассчитывать на сформированную им серую партийную массу, которая привыкла к привилегиям и хорошей жизни. И угроза того, что волна недовольства сметет их вместе со Сталиным, реально пугала.
И вот тут у оппозиции появлялся шанс. Ведь еще в первой половине 30-х годов прошлого века вопрос снятия Генсека мог решить Пленум ЦК. И кто сказал, что оппозиция не захочет сбросить Сталина на Пленуме, а серая масса ее не поддержит?
И Сталин решил проучить потенциальных и реальных оппозиционеров. И сделать это жестоко, с помощью фарсовых судебных процессов. И вот тут выяснилось, что Ягода вовсе не стремится выполнять такие директивы, к чему были причины.
На следствии в 1937 году один из соратников Ягоды Георгий Молчанов говорил буквально следующее: «Ягода объяснил мне, что я не понимаю роли и значения разведки, что разведка во всех государствах занимает совершенно особое положение. “Разведка, – сказал он, – не обычный государственный аппарат, не обычное ведомство. Разведка должна иметь свою собственную линию, линию чрезвычайно гибкую. Разведка должна всегда учитывать различные возможности развития внутренней жизни государства”. Общая установка Ягоды заключалась в том, что бороться нужно только с такой контрреволюцией, которая в случае ее прихода к власти, всех нас, чекистов, перевешает; правых же, троцкистов, зиновьевцев и даже меньшевиков, нужно арестовывать лишь тогда, когда работа их выпирает наружу. Основная, если можно так выразиться, “политическая” линия Ягоды заключалась именно в том, что мы, как разведчики, должны суметь удержаться при любой власти...»
В отличие от многих других признаний это отражает реальные воззрения шефа НКВД, которые хуже заговора. И потому Сталин решил его заменить и уничтожить. Антиподом Ягоде должен был стать Ежов. Но он стал кадровой ошибкой вождя.

КТО СТОЯЛ ЗА СПИНОЙ ЕЖОВА?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно понять, что к концу 1936 года НКВД не было монолитным организмом. Внутри ведомства существовало несколько кланов – сторонники Ягоды, «северокавказцы», «туркестанцы», «украинцы» и т.д. Кланы были построены не по национальному признаку, а по месту службы. Те же «северокавказцы» – это группа сотрудников НКВД, которая сложилась из лиц, служивших на Северном Кавказе и активно подавлявших там антисоветские выступления. Ее неформальным лидером был Ефим Евдокимов, который до 1932 года был полномочным представителем НКВД в Средней Азии, а в 1933 году стал первым секретарем Северо-Кавказского крайкома. В НКВД оставался ставленник Евдокимова – Михаил Фриновский. Эта ныне почти забытая личность вовсе не была серым исполнителем. Отметим хотя бы такой факт его биографии: в 1933–1934 годах Фриновский руководил советской военной помощью синьцзянским милитаристам, восставшим против Чан Кайши. Он сумел создать объединенные отряды войск НКВД и белогвардейских наемников. А значит, имел дипломатический и оперативный талант. Вообще стоит отметить, что «северокавказцы» были сторонниками плотной связки оперативных служб НКВД и войсковых подразделений.
Ежов, который не имел своей опоры в НКВД и привел туда нескольких своих товарищей по аппарату ЦК, сразу же попал под влияние «севрокавказцев». Фриновский был назначен сначала заместителем, а потом и первым заместителем наркома НКВД. А его «духовный отец» Евдокимов, формально занимая пост в партийной иерархии, продолжал курировать своих подопечных.
Отметим, что вначале Фриновский и Евдокимов опасались, что репрессивный курс приведет к тому, что рано или поздно он обернется и против них. Однако с лета 1937 года они вместе с Ежовым встали в авангарде террора. Фриновский, ко всему прочему, стал организатором чисток в Монголии. С учетом стратегического значения Монголии для советско-китайских и советско-японских отношений, это была попытка вмешаться в советскую внешнюю политику.
Летом 1937 года параллельно с массовыми чистками кадров начались массовые операции НКВД – кулацкая и несколько национальных. Их инициаторами была верхушка НКВД во главе с Ежовым и Фриновским и ряд региональных руководителей (Роберт Эйхе и т.д.). При этом собственно оснований для этих операций не было. Никаких угроз крестьянских восстаний или какой-то национальной фронды не было. Более того, в какой-то мере они не входили в планы Сталина. Ведь буквально накануне Большого террора – в декабре 1936 года – была принята новая Конституция, которая декларировала отказ от классового принципа формирования органов власти. Более того, избирательные права получал ряд категорий граждан, которые ранее были лишены по классовым соображениям (бывшие дворяне и т.д.). Им же были возвращены и другие права (например, поступление в вузы).
И эти решения вовсе не говорят о миролюбии или человеколюбии Сталина. Он хорошо понимал, что нельзя «воевать на два фронта» – против «лишенцев» (так называли пораженных в правах граждан) и против партийной фронды. И нужно обеспечить если не мир, то перемирие на одном из фронтов.
Союз Ежова и «северокавказцев» хорошо понимал, что данное им Сталиным эксклюзивное право на репрессии – это, с одной стороны, огромные возможности. А с другой – огромная опасность для них же. Ведь до 1936 года во внутрипартийной борьбе такие меры, как открытые процессы и расстрелы не применялись. Партийного функционера могли арестовать, отправить в ссылку, даже выслать за границу, как Троцкого. Но публичный процесс с расстрелом – это было нонсенсом.
И постоянно в ежовском кругу возникала тема возможной ответственности за репрессии. Показателен эпизод, который вспоминала Агнесса Миронова – жена одного из соратников Фриновского Сергея Миронова-Короля. Якобы Фриновский в разговоре со Сталиным намекнул на то, что опасается ответственности за репрессии. А вождь успокоил, что партия все возьмет на себя.
В итоге, летом 1937 года у ежовцев возникла смесь страха и ощущения собственной значимости внутри государства. И это породило специфическую ситуацию. Чтобы ее описать обратимся к показаниям соратников Ежова в ходе следствия. Суть их сводилась к тому, что Ежов и Фриновский хотели усилить репрессии, чтобы вызвать недовольство населения и свержение режима. По нашему мнению, в этих показаниях не все – фантазия бериевских следователей.

 
В. МОЛОТОВ, И. СТАЛИН, К. ВОРОШИЛОВ (СЛЕВА НАПРАВО),
Г. МАЛЕНКОВ, Л. БЕРИЯ, А. ЩЕРБАКОВ НАПРАВЛЯЮТСЯ
НА КРАСНУЮ ПЛОЩАДЬ. ФОТО: ТАСС

Видимо, смесь испуга и мании величия привела к тому, что Ежов, проводивший чистки и боявшийся их последствия одновременно, решил начать манипулировать репрессивной политикой. Начало кулацкой и национальной операций было попыткой создать в стране режим ЧС и поиграть на страхах Сталина. Видимо, также Ежов начал направлять удары по нужным ему сегментам номенклатуры, манипулируя имеющимися у него оперативными данными и выбитыми показаниями.
И по ряду оценок, к январю 1938 года НКВД во главе с Ежовым вышло из-под контроля высшего политического руководства страны. Насколько сам Ежов и сотоварищи понимали свое положение? Видимо, осознавали. Но насколько они далеко зашли в этом осознании? И не превратилось ли оно в далеко идущие политические планы?
Историки правозащитной школы игнорируют эти вопросы. А историки-ревизионисты (А.Колпакиди, Л.Наумов) считают, что заговор все-таки был. Совершенно очевидно, что ответ на этот вопрос можно получить, если исследовать и проанализировать материалы следствия и суда по делу Ежова. Однако, видимо, истина все-таки на стороне тех, кто считает, что Ежов не просто осознал свои возможности, но и начал строить политические планы. Каковы были эти планы – вопрос, подлежащий дальнейшему изучению.

НАРКОМ ЕЖОВ: КОНЕЦ КАРЬЕРЫ
К лету 1938 года Сталин и его соратники, видимо, осознали исходящую от Ежова опасность. Катализатором этого, видимо, стали два побега ответственных сотрудников НКВД: сначала в июне к японцам сбежал начальник УНКВД на Дальнем Востоке Генрих Люшков, а в июле исчез резидент НКВД в Испании Александр Орлов. Оба случая имели одинаковый сценарий: Люшков и Орлов получили вызов в центр, который они восприняли как сигнал к аресту. Однако многие считают, что сигналом послужило назначение Ежова 8 апреля 1938 года наркомом водного транспорта по совместительству с руководством НКВД.
В августе 1938 года у Ежова появился новый заместитель – Лаврентий Берия. К этому моменту он был руководителем Грузии. Отметим, что Берия имел своих сторонников не только в чекистском аппарате, но и в ЦК. Новый заместитель тут же развил активность и замкнул на себя ключевую агентуру в среде интеллигенции.
В ноябре 1938 года происходят два события. 12 ноября стреляется начальник ленинградского УНКВД Михаил Литвин. А два дня спустя – 14 ноября – исчезает нарком НКВД Украины Александр Успенский. В его рабочем кабинете нашли записку, в которой он говорил о планах самоубийства. Как оказалось впоследствии, Успенский бежал, имитировав суицид. 21 ноября покончила с собой и жена Ежова – Евгения Хаютина. От всех этих людей Ежов требовал совершить суицид, если над ними возникнет угроза ареста. И в Кремле решают, что с этой историей пора заканчивать.
В ноябре 1938 года Ежов был снят с поста наркома НКВД и оставлен наркомом водного транспорта. Синхронно Фриновский переводится наркомом ВМФ. А в апреле 1939 года с разницей в три дня Ежова и Фриновского арестовывают.
История наркома Ежова – это классический пример того, что бывает, когда полицейский аппарат выходит из-под контроля. То, что шеф НКВД и «северокавказцы» начали вести политику, которая разошлась с интересами Сталина, а на каком-то этапе стала вообще антисталинской, вовсе не снимает вины с самого Иосифа Сталина. Более того, в какой-то мере это усугубляет вину вождя.
Ведь он не просто решил применить против своих оппонентов неконвенциональные методы борьбы (ответил на кулуарные разговоры и игры в конспирацию – расстрелами), но и выбрал для этого ответа крайне неадекватного исполнителя. При этом самого этого исполнителя тут же взял в оборот очень амбициозный чекистский клан. Назвать в этой ситуации сталинское поведение чем-то иным, кроме как политически авантюрным нельзя.

Недавно у меня в руках оказалось и личное дело Яна Петровича за номером 8174, оформленное на него в отделе кадров информационного агентства ТАСС. А еще автобиография разведчика, в которой он ни словом не упомянул о своем нелегальном прошлом. Хотя и сообщил, что в годы войны выполнял особые задания советского командования в тылу врага. Но тыл тогда был очень большим — от стен Сталинграда до Атлантического океана. И поди догадайся, где именно выполнял особые задания вольнонаемный боец Красной армии. Тем более что в личном деле он об этом ничего не писал. Правда, в последние годы появилось довольно много публикаций о его разведывательной деятельности. Насколько они достоверны, судить трудно. Разведчиков, тем более нелегалов, как при жизни, так и после смерти, всегда сопровождают легенды.
Определить, где правда, а где вымысел, простому читателю, да и журналисту почти невозможно. Тем более что с вопросом, надо ли это делать, тоже не всё однозначно.
И всё же. Если бегло перечислить всё, что пишут о Черняке в различных публикациях, и то, что было им сделано за годы нелегальной работы за рубежом, то сюжетов наберется еще как минимум на десяток не менее популярных повестей, чем произведение Юлиана Семенова о Максиме Исаеве. Только за предвоенное время, с 1936 по 1939 год, как сообщают писатели и журналисты, за короткие наезды в Германию Черняк создал там мощную разведывательную сеть, носившую кодовое наименование «Крона». Он сумел завербовать свыше 20 агентов, работой которых руководил из-за рубежа через связных.
При этом ни один его агент никогда не был разоблачен, даже сегодня об абсолютном большинстве из них ничего не известно. Хотя в числе его информаторов были крупный банкир, секретарь министра, глава исследовательского отдела авиационного конструкторского бюро, дочь начальника танкового конструкторского бюро, высокопоставленные военные. А одним из агентов, кроме Марики Рёкк, как предполагается, была еще одна любимая актриса фюрера — Ольга Чехова.
Агентам Черняка удалось в 1941 году добыть копию плана «Барбаросса», а в 1943-м — оперативный план немецкого наступления под Курском. И если в первом случае в Москве не придали должного значения уникальным документам, присланным нелегалом, то в 1943 году его многостраничные донесения послужили добротным подспорьем для подготовки разгрома фашистских полчищ под Белгородом и Курском и для создания решающего перелома в Великой Отечественной войне. Но кроме этого Черняк передавал в СССР ценную техническую информацию о танках, в том числе о «Тиграх» и «Пантерах», артиллерийских орудиях, по реактивному вооружению, ракетам «Фау-1» и «Фау-2», разработкам химического оружия, радиоэлектронным системам.
Выдающийся советский ученый и инженер-конструктор, академик и адмирал Аксель Берг говорил, что в создании отечественной системы радиолокации, внесшей вклад в защиту неба Москвы от фашистских бомбардировщиков, ему очень помогли материалы о самых передовых западных разработках, добытые перед войной советскими разведчиками. Адмирал не знал, что одним из них был вольнонаемный ГРУ Ян Черняк. Только в 1944 году этот нелегал переслал в страну свыше 12,5 тыс. листов технической документации и 60 образцов радиоаппаратуры. Ветераны Главного разведуправления утверждают, что разведсеть, созданная Черняком, была одной из лучших в истории разведки — в ней не было ни одного провала за полтора десятка лет его работы за рубежом.
Большой вклад внес Черняк и в создание советского атомного оружия. Информацию об этих работах он добыл в Великобритании, а потом, переехав по заданию своего руководства в Канаду и США, пересылал в Союз тысячи листов материалов об американском ядерном оружии и даже несколько миллиграммов урана-235, который идет на изготовление атомной бомбы. Как ему это удавалось, мы поговорим чуть позже. Порассуждаем и о том, почему гитлеровская контрразведка не без труда, не без ошибок с нашей стороны сумела обнаружить, разоблачить и полностью арестовать всех участников советской разведывательной сети, которую гестаповцы назвали «Красная капелла» и которой руководили Леопольд Треппер и Анатолий Гуревич. Ликвидировали агентуру еще одной разведывательной сети «Красная тройка», которую возглавлял венгерский географ и картограф Шандор Радо. Но на информаторов «Кроны» выйти так и не смогла. Не смогла и идентифицировать ее руководителя Яна Черняка, которого называли «человеком без тени». Он нигде никогда не оставлял за собой следов. А пока несколько слов о том, как Ян Черняк стал разведчиком-нелегалом и гражданином СССР, паспорт которого он получил только в возрасте 37 лет.

Пробелы и путаница в залегендированной биографии 
Родился Ян Черняк в семье мелкого еврейского торговца, женатого на мадьярке. Родители Яна пропали в пучине Первой мировой войны. И сироту в шестилетнем возрасте определили в детский дом в Кошице. А в родных местах Черняка, в Северной Буковине, входившей тогда в Австро-Венгрию, проживало очень много представителей самых разных национальностей — украинцы, венгры, румыны, евреи, чехи, словаки, русины, немцы, которых здесь называли «швабы», сербы и даже австрийцы… Мешанина народов — мешанина языков позволяла маленькому и очень сообразительному, можно даже сказать, талантливому мальчику впитывать их в себя как в губку. В 16 лет он уже говорил на шести языках: родном немецком и идиш, чешском, мадьярском, румынском и украинском, а когда поступил в Пражское высшее техническое училище, стал усиленно изучать, как он потом напишет в своей автобиографии, английский.



В той же автобиографии, которая есть в распоряжении автора, он написал, что после окончания Пражского училища, с 1931 по 1933 год, работал инженером-экономистом на небольшом заводе «Прагер Электромоторенверке». А потом, когда в связи с мировым экономическим кризисом завод закрылся, был два года безработным и зарабатывал себе на жизнь частными уроками английского языка. Правда, различные источники, в том числе и публикации в некоторых книгах, утверждают, что с начала 1930-х годов прошлого века он учился в Политехническом институте в Берлине, где вступил в Коммунистическую партию Германии и после встречи с представителем советской военной разведки подписал согласие работать на нее. Кроме того, в 1931–1933 годах он якобы служил в румынской армии, в штабе кавалерийского полка в звании сержанта, имел доступ к секретным документам и передавал их содержание в Советский Союз. По словам тех же источников, уволившись из армии, Черняк жил в Германии, где создал разведгруппу, прообраз будущей «Кроны», а в 1935–1936 годах учился в разведшколе в СССР под руководством Артура Артузова, бывшего руководителя Иностранного отдела ОГПУ-НКВД, а в то время заместителя начальника Четвертого (разведывательного) управления Генерального штаба Красной армии, встречался с начальником разведки РККА армейским комиссаром 2-го ранга Яном Берзиным. А затем выехал в Швейцарию под видом корреспондента ТАСС с оперативным псевдонимом Джен. И с 1938 года после Мюнхенского соглашения проживал в Париже, а с 1940 года — в Лондоне.



Сам же Черняк об этом периоде своей жизни пишет в автобиографии, что с февраля 1935 года по ноябрь 1938-го работал референтом-переводчиком в библиотеке высших технических заведений Праги, а потом уехал в Париж, где до его оккупации немецкими войсками тоже трудился референтом-переводчиком. А после перебрался в Цюрих, где опять давал уроки английского языка частным порядком. С началом Великой Отечественной войны и «нападения германских войск на СССР начал активную работу в тылу врага, где выполнял особые задания советского командования (июль 1941 — декабрь 1945). В декабре 1945 года приехал в Москву и в мае 1946 года получил советское гражданство. С мая 1946 года по февраль 1950 года работал референтом отдела Главного управления Генштаба Вооруженных сил СССР».
Где тут правда, а где легенда, которую имели и имеют все разведчики-нелегалы, можно только догадываться. В публикациях о Черняке, которые вышли в свет после его смерти, много противоречий с его собственной биографией, которую он написал своей рукой, когда поступил на работу в информационное агентство ТАСС, и той анкетой, которую заполнил для отдела кадров агентства. Например, в различных русскоязычных материалах, особенно вышедших на Западе и в Израиле, его называют Янкелем Пинхусовичем Черняком. А он называл себя Яном Петровичем, хотя и не скрывал, что по национальности еврей. На его могильной плите на Преображенском кладбище Москвы тоже выбито «Герой Российской Федерации Черняк Ян Петрович», год рождения и год смерти.
Авторы очерков о Черняке, некоторые из них (это не упрек, а догадка, что писали с одного, предоставленного им кем-то источника) в один голос утверждают, что у него не было никаких наград, а в тассовской анкете указывается, что он был награжден медалью «За победу над Германией» и орденом Трудового Красного Знамени. Правда, орденом уже в 1958 году. За что — вопрос на засыпку. Известно, что время от времени, когда работал в информационном агентстве ТАСС с 1950 по 1957 год внештатным переводчиком, а потом до 1969 года и в штате — тоже переводчиком, затем старшим переводчиком с английского и немецкого в Управлении иностранной информации ТАСС, он выезжал за рубеж. Но куда и зачем — тоже секрет. Не исключено, навестить своих информаторов или тех, кто их тогда заменил. Или для выполнения других особо деликатных заданий.
И еще одна нестыковка, которая бросается в глаза. Авторы очерков о Черняке утверждают, что у него с Тамарой Ивановной детей не было. А в анкете записан сын — Владимир Янович 1955 года рождения и указан адрес проживания в Москве — улица Русаковская. Сейчас там библиотека и культурный центр имени Антуана Сент-Экзюпери и Московский драматический театр публицистики. Но, правда, мемориальной доски или таблички, что здесь проживал легендарный разведчик-нелегал Герой России Ян Черняк, на доме до сих пор нет.

Взлет и финал карьеры
Интересная деталь. Многие советские разведчики-нелегалы, вернувшиеся после окончания Великой Отечественной войны в Москву, оказались за решеткой. В их числе и побывавшие до того в застенках гестапо руководители «Красной капеллы» Леопольд Треппер и Анатолий Гуревич, а также сумевший обмануть фашистов и скрыться в Египте Шандор Радо (его сотрудники НКВД вывезли из Каира). Колонии ему избежать тоже не удалось. Всем нелегалам вменили обвинение в измене Родине, а на самом деле — возложили на них чужую вину за неудачи начального периода Отечественной войны. А Ян Черняк счастливо избежал и обвинений, и подвалов Лубянки. Повезло? Нет. Просто он был еще востребован.
В 1942 году во время пребывания в Лондоне Черняк привлек к работе на советскую разведку английского физика Алана Нанна Мэя, участвовавшего в программах создания ядерного оружия «Тьюб эллойз» («Трубные сплавы») в Великобритании и в «Манхэттенском проекте» в США. За полгода тесного сотрудничества Мэй передал Черняку документальную информацию об основных направлениях научно-исследовательских работ по урановой проблеме в Кембридже, описание получения плутония, чертежи «уранового котла» и подробно рассказал о принципе его работы. А когда Мэя пригласили продолжить ядерные исследования в канадском Монреале, Черняк по указанию своего руководства последовал за ним. Английский ученый неоднократно посещал своих канадских коллег на предприятии по производству тяжелой воды в городке Чолк-Ривер на берегу реки Оттавы и американских коллег в Арагонской лаборатории в Чикагском университете, которые в числе многих других работали над созданием американской атомной бомбы. Это Мэй передал сотрудникам советской военной разведки образцы урана и подробные материалы, касающиеся разработки ядерного оружия США. Выдал его перебежчик — шифровальщик военного атташе СССР в Канаде Игорь Гузенко.
С сентября 1945 года Мэй жил и работал в Англии, преподавал в Королевском колледже Лондонского университета. Но английские контрразведчики установили за ним слежку и в феврале 1946 года допросили и арестовали. Ученый не был готов к такому повороту в своей судьбе и, что называется, раскололся. Угроза разоблачения нависла в том числе и над его куратором.
А тот за время нахождения в Канаде сумел наладить и там работу нелегальной резидентуры. Добывал информацию по атомной бомбе, что стало его основной задачей, но не только. На его связи находилось большое количество агентов, в том числе и ученый с мировым именем (ныне покойный, но не рассекреченный). Агентурная сеть Черняка работала и по многим другим направлениям научно-технической разведки. (Кстати, те материалы, за которые Берг так благодарил ГРУ, были присланы именно в это время.) Всего же за 1944 год Центр получил от Черняка 12,5 тыс. листов технической документации, касающейся радиолокации, электропромышленности, корабельного вооружения, самолетостроения, металлургии и 60 образцов аппаратуры. Не уменьшился объем поступающей от Черняка информации и в следующем году. Работа шла полным ходом, и шла бы, по всей вероятности, еще много лет, если бы не то самое предательство шифровальщика Гузенко.
Но тема этого материала не преступление шифровальщика. О нем больше говорить не будем. Только Яну Черняку пришлось уходить от преследования канадской контрразведки. Как он это сделал — отдельная история. Вывезли нелегала наши моряки.
Ян Черняк продолжил службу в ГРУ. Вольнонаемным. За доставленные из США материалы по атомному проекту он не получил никаких наград. Не наказали, и это была большая радость. Потому что могли. Нелегал выступил в защиту резидента военной разведки в Оттаве военного атташе полковника Николая Заботина, который во время службы в Канаде покровительствовал своему шифровальщику — перебежчику и предателю Гузенко. А такое не прощается. Заботина посадили. Черняка отодвинули от оперативной работы. Потом потихоньку нашли ему другое применение. Тем более что к тому времени он блестяще выучил еще один язык — русский. Его автобиография в личном деле ТАСС написана без единой ошибки.
Ян Петрович Черняк проработал в ТАСС почти 19 лет и ушел на заслуженный отдых, когда ему исполнилось 60. Правда, пенсию получил персональную. Но, думаю, не союзную, а республиканскую. В 1969 году она была равна 150 рублям. Оклад ведущего инженера на оборонном предприятии. А за те уникальные документы и материалы, которые он передал стране за время своего безвестного проживания за рубежом и которые помогли советскому государству, его ученым и конструкторам создать оружие, надежно защитившее его национальные интересы, — орден Трудового Красного Знамени. Награда высокая, но, думаю, вряд ли достаточная.
Подвиг, совершенный разведчиком-нелегалом, был оценен по-настоящему только в конце его жизни, уже в новой России. Говорят, что в феврале 1995 года, оставшись после ухода генералов в больничной палате один на один с женой, он очнулся от полузабытья и, сжимая в руке «Золотую Звезду», прошептал: «Хорошо, что не посмертно…»
Автор — военный обозреватель ТАСС

СВЯЗЬ С ЦЕНТРОМ
Наступило 1 сентября І939 года. Швейцария с началом Второй мировой войны закрыла свои границы, и контакт «Доры» с Центром прервался. Имеющийся же в резидентуре передатчик использовать было невозможно из-за отсутствия радиста.
Но как говорится, «нет худа без добра». В декабре 1939 года «Соня» получает из Москвы указание установить контакт с «Альбертом» (псевдоним Шандора Радо) и помочь ему наладить регулярную связь с Центром. В полученной ею радиограмме было предложено после установления контакта с «Альбертом» ответить на следующие вопросы: «Работает ли его бюро? Как у него с деньгами? Можно ли направлять донесения в Центр через Италию или ему нужна радиосвязь? В состоянии ли он установить такую связь сам?»
Получив обстоятельные ответы Ш. Радо на все вопросы, Центр обещал также оказать помощь разведчику по всем вопросам.
Через три месяца, в марте 1940 года, в Женеву прибыл Анатолий Гуревич («Кент»), нелегальный резидент брюссельской резидентуры, который привез все необходимое, кроме денег, так как при пересечении границ его могли арестовать за контрабанду валюты. Этот визит, к сожалению, впоследствии еще даст о себе знать.
Теперь Радо мог бы выходить на связь с Москвой, если бы у него был радист. Но он успешно решает и эту задачу: в июне 1940 года привлекает к работе в качестве радистов супругов Хамелей – Эдмонда («Эдуард») и Ольгу («Мауд»). Они придерживались левых политических взглядов, с симпатией относились к России. Эдуард был радиотехником по специальности и владельцем магазина по продаже радиоаппаратуры. Они прошли у «Сони» и ее радиста Александра Фута курс обучения и с августа 1940 года, смонтировав передатчик у себя дома, начали работать.
18 декабря 1940 года «Соня» с детьми выехала из Швейцарии и к лету 1941 года прибыла в Лондон. Передатчик Фута был перевезен в Лозанну, и связь с ним Радо поддерживал через оставшегося в Швейцарии Бёртона, агента и мужа «Сони». В марте 1941 года Фут наладил устойчивую связь с Москвой. Тексты сообщений до лета 1942 года шли нормально.
АГРЕССИЯ ПРОТИВ СССР
В феврале 1941 года к «Пакбо» через агента «Луизу» стала поступать все более тревожная информация, касающаяся переброски немецких войск на Восток. Вот лишь некоторые телеграммы, направленные Шандором в Москву:
«21.2.41. Директору.

Рут Вернер («Соня») с ребенком. Фото 1931 года

По данным, полученным от швейцарского офицера разведки, Германия сейчас имеет на Востоке 150 дивизий. По его мнению, выступление Германии начнется в начале мая. Дора.»

«6.4.41. Директору.
Все германские моторизованные дивизии на Востоке. Войска, расположенные на швейцарской границе, переброшены на юго-восток. Дора.»
Вызывает интерес, каким образом офицер швейцарской разведки мог получить такую информацию?
До 1935 года в разведке Швейцарии служили всего два сотрудника, одним из которых был ее начальник подполковник Роже Массон. Но вскоре к нему подключается швейцарский патриот Ганс Хауземанн, капитан-резервист, который, убедившись в бедственном положении разведки, создал – случай уникальный – свою собственную разведслужбу «Бюро Ха».
С сентября 1939 года «Бюро Ха» становится подразделением разведки, штат которой возрастет в несколько раз. В ней трудится и агент «Луиза», с которым сотрудничает Рудольф Ресслер.
Примечательно, что к тому времени в нейтральной Швейцарии сплелся сложнейший клубок разведслужб, в котором, в том числе и в роли каждого участника, разобраться очень непросто. Так, Массон и швейцарская спецслужба поддерживают тесную связь и с британской (Фаррэл) и с чешской (Седлачек) разведками, с которыми обмениваются информацией. Более того, Фаррэл обменивается информацией и с нашей разведчицей Дюбендорфер, которую считает своим источником. Ну а радист «Доры» Александр Фут тайно поддерживал связь с Фаррэлом.

Тем временем «Дора» передает в Центр.
«2.6.41. Директору.
Все немецкие моторизованные части на советской границе в постоянной готовности, несмотря на то что напряжение сейчас меньше, чем было в конце апреля – начале мая. В отличие от апрельско-майского периода, подготовка на советской границе проводится менее демонстративно, но более интенсивно. Дора.»
«17.6.41. Директору.
На советско-германской границе стоят около 100 пехотных дивизий, из них одна треть – моторизованные. Кроме того, десять бронетанковых дивизий. В Румынии особенно много немецких дивизий у Галаца. В настоящее время готовятся отборные дивизии особого назначения, к ним относятся Пятая и Десятая, дислоцированные в генерал-губернаторстве. Дора.»
18 июня 1941 года в Центр ушла шифровка:
«18.6.41. Директору.
Нападение Германии на Россию намечено на ближайшие дни. Дора.»
И сразу же – еще одна, трогательная и волнующая радиограмма:
«23.6.41. Директору.
В этот исторический час с неизменной верностью, с удвоенной энергией будем стоять на своем посту. Дора.»
После начала войны Центр передал Радо следующее указание:
«1.7.41. «Доре».
Все внимание – получению информации о немецкой армии. Внимательно следите и регулярно сообщайте о переброске немецких войск из Франции и других западных районов».
«2.7.41. Директору.
Сейчас главным действующим планом Гитлера является план № 1; цель – Москва. Операции на флангах носят отвлекающий характер. Центр тяжести на центральном фронте. Дора.»
А вскоре в Центр пошла и еще одна важная радиограмма:
«7.8.41. Директору.
Японский посол в Швейцарии заявил, что не может быть и речи о японском выступлении против СССР, пока Германия не добьется решающих побед на фронтах. Дора.»
Эти две телеграммы «Доры» содержали важную информацию и сыграли значительную роль в Битве за Москву.

ОБЪЕМ РАБОТЫ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ
Агентурная сеть «Доры» между тем росла. Вскоре в ней появились два бывших французских офицера, которым дали псевдонимы «Зальцер» и «Лонг». Первый из них симпатизировал де Голлю и в свое время работал в посольстве Франции в Швейцарии. Второй – бывший сотрудник французской разведки, работавший в интересах лондонского комитета «Свободная Франция» и имевший многочисленные и хорошо информированные источники. Среди них – австрийский аристократ с широкими связями Манфред фон Гримма («Грау») и корреспондент швейцарской газеты «Нойе цюрихер цайтунг» в Берлине и одновременно редактор немецкого внешнеполитического бюллетеня Эрнст Леммер («Агнесса»).
Впрочем, самым ценным, можно сказать, уникальным приобретением резидентуры «Дора» стал Рудольф Ресслер – один из самых лучших агентов Второй мировой войны. На него вышла Р. Дюбендорфер («Сиси»), установившая в феврале 1942 года контакт с сотрудником Международного бюро труда Христианом Шнейдером («Тейлор»). В числе его знакомых и оказался Рудольф Ресслер, которого американский исследователь спецслужб Буранелли называет «важнейшим источником информации о германском вермахте». А бывший шеф американской разведки Аллен Даллес как-то заявил: «Если бы у меня была пара таких агентов, я бы мог ни о чем не беспокоиться». Он же в своей книге «Искусство разведки» писал: «Советские люди использовали фантастический источник, находящийся в Швейцарии, по имени Рудольф Ресслер. С помощью источников, которых до сих пор не удалось раскрыть, Ресслеру удалось получать в Швейцарии сведения, которыми располагало высшее немецкое командование в Берлине, с непрерывной регулярностью, часто менее чем через 24 часа после того, как принимались ежедневные решения по вопросам Восточного фронта». В свою очередь, бывший английский разведчик Л. Фараго утверждал, что Ресслер был лучшим советским агентом в Европе. К мнению таких профессионалов нельзя не прислушаться.
С ростом числа агентов рос и объем информации, передаваемой в Центр. Двух передатчиков (Фута и Хамеля) не хватало. Радо привлек к работе 23-летнюю антифашистку Маргариту Болли («Розу»). На ее квартире в Женеве разместили третий передатчик, собранный с помощью Э. Хамеля. Маргарита прошла обучение у Александра Фута и в августе 1942 года стала выходить в эфир. Таким образом, «Красная тройка» была полностью сформирована.

25 августа 2016 года в деревне Устиново Кашинского района Тверской области состоялось открытие мемориальной доски Артуру Христиановичу Артузову. Фото с сайта www.kashin.info

ОХОТА НАЧИНАЕТСЯ
Немецкие радиослужбы, конечно, не могли не обратить внимание на работу трех неизвестных радиоточек в Женеве и Лозанне. В докладе шефа немецкой радиотехнической разведки указывалось, что еще в начале июля 1941 года «слухачи» на немецкой, итальянской и французской границах Швейцарии нащупали эти нелегальные радиостанции. Через год их координаты были установлены более точно, но при всем старании шифры «тройки» и на кого она работала, установить не удалось.
Только после ареста во Франции в ноябре 1942 года руководителей «Красной капеллы» Анатолия Гуревича и Леопольда Треппера («Отто») с помощью захваченных у них шифров гестапо удалось прочитать часть радиограмм «Доры». Это было страшным ударом для руководства гитлеровской разведки и контрразведки: оказалось, что через Швейцарию уходила секретная информация из высшего военного командования вермахта! И куда – в Россию!
«Тройке» присвоили наименование – «красная». Ее надо было полностью раскрыть и ликвидировать. Но ведь она находилась на территории другого, нейтрального государства. Началась охота на членов «Красной тройки»: официальная, путем контактов Вальтера Шелленберга с руководством швейцарской разведки и контрразведки, и оперативная, которая была поручена резидентуре VІ Управления РСХА, которой руководил Ганс Мейснер, числившийся генеральным консулом Германии в швейцарском городе Берне.
Немцы, располагавшие сведениями о Радо и «Пакбо», установили за ними слежку, в ходе которой вышли на «Розу». Мейснер поручил своему агенту в Женеве Гансу Петерсу завязать отношения с Маргаритой Болли и вскружить ей голову. Привлекательному молодому человеку, выдававшему себя за антифашиста и участника Сопротивления, без труда удалось это сделать. Самое страшное, что Маргарита не поставила в известность об этом Радо. Гестапо могло радоваться: оно проникло в «Красную тройку».
К лету 1943 года гестаповцы располагали подробными агентурными данными обо всех членах резидентуры «Дора». Правда, они не знали, кто выступает под псевдонимом «Сиси» и «Тейлор». А самое главное, они не выполнили основной задачи – не выявили источников информации и потому не могли пресечь утечку.
Оставался один выход: разорвать связь «Красной тройки» с Москвой. Но как это сделать? Лучше всего было бы выкрасть Радо или его радистов, доставить в Германию и под пытками вынудить заговорить. Но это могло вызвать международный скандал, чего Шелленбергу не хотелось ни в коем случае.
Он приехал в Швейцарию 8 сентября 1942 года и встретился с начальником швейцарских спецслужб Роже Массоном. Тот с пониманием отнесся к просьбе Шелленберга ликвидировать советскую агентурную сеть в Швейцарии и обещал сделать все возможное. Но не пошевелил пальцем, чтобы выполнить свое обещание.
В марте 1943 года Шелленберг вновь посетил Берн. В свойственной ему мягкой, но категоричной форме Шелленберг намекнул Массону, что промедление грозит серьезным осложнением германо-швейцарских отношений. Это же было сказано комиссару швейцарской полиции Маудереру во время его визита в Берлин.

ЛИКВИДАЦИЯ ПО-ШВЕЙЦАРСКИ
А «Дора» продолжал направлять все новые радиограммы. Были переданы дополнительные сведения о планах немцев под Курском, данные о танке «Тигр», о заговоре группы генералов, которые полны решимости устранить Гитлера и «поддерживающие его круги».
Из Берлина поступали телеграммы и телефонные звонки с требованием от Массона и Маудерера действий. Деваться было некуда: Москва и Лондон далеко, а Берлин – вот он, рядом, и войска вермахта на границах.
В сентябре 1943 года Массон и Маудерер организовали передвижную службу радиопеленгации. Пеленгаторы в специальных автофургонах непрерывно перехватывали работу радиопередатчиков. В ночь на 14 октября 1943 года во время передачи Эдмонд и Ольга Хамели были арестованы. Полицейские вошли бесшумно и захватили радистов с поличным.
Были взяты шифры, программы связи, радиограммы. В тот же день на квартире своего возлюбленного Петерса была арестована Маргарита Болли. Все задержанные на допросах категорически отрицали связь с советской разведкой, а увидев фотографию Радо, заявили, что этого человека не знают вообще.
Радо, узнав о провале радистов, успел передать руководство резидентурой «Пакбо», а сам вместе с женой укрылся на квартире надежного друга, доктора Бианки. Теперь оставался единственный радист – Александр Фут, он же осуществлял связь между «Пакбо» и Радо. Ему приходилось часто выходить в эфир, и он также был запеленгован контрразведкой. В ночь на 20 ноября 1943 года его захватили за приемом радиограммы Центра. Пока полиция взламывала дверь, радист-шифровальщик смог ударом молотка вывести из строя радиопередатчик и сжечь на свече все имеющиеся радиограммы.
На допросах Фут не отрицал, что был радистом-нелегалом, но утверждал, что работает на английскую разведку, передает информацию только о Германии, сообщников в Швейцарии не имеет, Радо, Болли, Хамелей не знает.
После ареста Фута швейцарская разведка попыталась вести радиоигру с Москвой, но неумело, сразу же была разоблачена Центром, откуда стали поступать «распоряжения» и «рекомендации», уводящие швейцарцев на ложный путь. Только через четыре месяца швейцарцы догадались об этом и решили продолжить аресты. 19 апреля 1944 года было арестовано несколько членов «Красной тройки», в том числе Дюбендорфер. Чтобы увести следствие в сторону, она «призналась», что работает на британскую разведку.
Был арестован и Ресслер. Это было сделано, чтобы в тюрьме спасти его от гестаповцев, которые могли выкрасть его и заставить признаться, что он работает на швейцарскую разведку, и раскрыть его источники информации.
«Пакбо» и еще несколько агентов оставались на свободе, но дальнейшее существование резидентуры, не имевшей средств связи, оказалось бессмысленным. Поэтому 16 сентября 1944 года Радо и Лена с помощью французских партизан-маки нелегально перешли франко-швейцарскую границу и укрылись в городе Аннси, где власть принадлежала коммунистам. Затем они направились в уже освобожденный Париж, где Радо 26 октября 1944 года установил контакт с сотрудниками советской военной разведки, сообщив подробности ликвидации его резидентуры.
А в сентябре 1944 года швейцарские власти, уже утратившие страх перед мощью Германии, выпустили из тюрьмы всех членов «Красной тройки»: Фут, а позже и Дюбендорфер с Бехтером прибыли в Париж.
Уже после войны, в октябре 1945 года, в Швейцарии состоялся судебный процесс по обвинению Радо, его жены Лены, Дюбендорфер, Бехтера, Фута, Ресслера, Шнейдера, Боли и супругов Хамелей. Их обвиняли в проведении разведывательной деятельности на территории Швейцарской конфедерации. Все были осуждены на разные сроки заключения, кроме Ресслера, которого оправдали. Но в тюрьму из них никто не попал. Первые пятеро были осуждены заочно, Хамели и Боли – условно, а Шнейдер освобожден с учетом проведенного срока в тюрьме.
Но на этом драматическая история Шандора Радо не заканчивается.

ЛОЖНЫЕ ОБВИНЕНИЯ
5 января 1945 года Радо, Фут, Треппер и другие нелегалы, всего 12 человек, вылетели на советском самолете в Москву. Треппер запугивал Радо: «Центр строго наказывает за неудачи, и, попав в Москву, вы вряд ли сумеете вернуться в Париж».
Шандор находился в состоянии стресса. Только что он получил из Венгрии весть о гибели в фашистском концлагере всех родных. Он, конечно, чувствовал вину за разгром своей резидентуры. Сказалось и длительное – около года – пребывание в добровольном заключении, когда он находился на нелегальном положении. Во время остановки в Каире Радо бежал из гостиницы «Луна-парк» и обратился в английское посольство с просьбой о политическом убежище.
Англичане решили, что бывший советский военнопленный Игнатий Кулишер (под этим именем летел Радо) не представляет для них интереса, и отказали ему в просьбе. Шандор пытался покончить жизнь самоубийством, но его спасли и поместили в лагерь интернированных.
Советская сторона была всерьез встревожена исчезновением резидента. Были приняты серьезные меры. Посол вручил властям ноту, в которой говорилось, что Игнатий Кулишер разыскивается за совершенное убийство, и потребовал его выдачи.
В августе 1945 года Радо был возвращен советским властям, доставлен в Москву и передан органам военной контрразведки.
В декабре 1946 года Особым совещанием Шандор Радо был осужден на десять лет тюремного заключения за шпионаж. Ему были предъявлены следующие обвинения: провал швейцарской резидентуры, произошедший по его халатности при хранении шифров, оперативных материалов и из-за нарушения конспирации; наличие в его сети агентов-двойников, работавших одновременно на несколько разведок; а то, что он сам был двойником, подтверждал факт его бегства в Каире.
В 1954 году все эти обвинения специальной комиссией Главного разведуправления ГШ ВС СССР были признаны полностью надуманными. Он, а также Треппер в мае 1954 года были реабилитированы и вышли на свободу.
В июне 1955 года Радо вернулся в Венгрию, где его ждала Лена, не знавшая о судьбе мужа 10 лет совершенно ничего.
Дальнейшая жизнь Шандора Радо сложилась благополучно. Он занялся научной деятельностью в области географии и картографии, стал доктором наук, членом Академии. Советское правительство наградило его орденами «Дружбы народов» и «Отечественной войны» І степени.
Увидели свет его мемуары «Под псевдонимом «Дора», вышедшие в 1973 году.
Шандор Радо умер в 1980 году в возрасте 81 года.
Что касается Рашель Дюбендорфер, то она была осуждена за шпионаж (в деле были документы о том, что в Швейцарии она призналась, что является английской разведчицей), но в феврале 1956 года была освобождена и вернулась в ГДР. Тринадцать лет спустя, в октябре 1969 года, ее наградили советским орденом Красного Знамени.
Александр Фут, последний из захваченных радистов и подлинный английский агент, не был репрессирован, а, напротив, вновь был направлен на нелегальную разведработу за границу. Прибыв на Запад, он сразу же связался с английской разведкой МИ-6, дал в письменном виде исчерпывающие показания обо всём, что ему было известно, и впоследствии написал книгу «Дневник шпиона», в которой подробно изложил ставшие известными ему факты.
Самый удивительный и загадочный агент резидентуры «Дора» – Рудольф Ресслер, немец по национальности, дожил до 1958 года и умер, унеся с собой много неразгаданных тайн, в том числе и имена своих тайных информаторов.
Ничего не скажешь, конспирация в разведке – святое дело!