(«НВО», 28.07.23) мы рассказывали, что заговор против императора Павла Петровича в 1799 году затеяли вице-канцлер Никита Панин и адмирал Осип де Рибас.
Де Рибас, основатель Одессы, к этому времени успел претерпеть характерные качели павловской фортуны. Его уволили от командования Черноморским флотом, затем помиловали и произвели в полные адмиралы, уволили снова и опять простили. И даже повысили в должности, назначив и. о. морского министра.
Де Рибас искренне радуется такому повороту, однако вскоре заболевает. Болезнь эта очень похожа на отравление, и спустя короткое время еще не старый адмирал умирает. Вопрос: кому и зачем понадобилось его травить?
К тому времени число заговорщиков пополнилось военным губернатором Петербурга и главой тайной полиции графом Паленом. Высказывалось подозрение, что именно он и расправился с бравым адмиралом.
Но зачем Палену убивать соратника, да еще такого ценного? Возможно, по поведению де Рибаса стало видно, что он поменял отношение к Павлу и может рассказать ему о готовящемся перевороте.
Пален был единственным, кто находился у постели адмирала в ночь его смерти. И присутствовать там он мог лишь из двух соображений: из опасения, что де Рибас в беспамятстве заговорит о перевороте, либо из опасения, что он выздоровеет и расскажет обо всем Павлу. Во всяком случае дополнительная доза яда для больного была необходима.
Скрытый текст
ДУША ЗАГОВОРА
Граф Петр Пален был интересной личностью. Боевой генерал, дипломат, умный, красивый, волевой человек. Ему было 55 лет, и он стал душою заговора, который без его участия наверняка провалился бы.
Родом из курляндских баронов, Пален служил в конной гвардии, был ранен при Бендерах и награжден орденом Святого Георгия за храбрость. В следующей кампании против турок он отличился при штурме Очакова и получил еще один орден.
По поручению императрицы Екатерины Пален посетил Стокгольм с дипломатической миссией. Он убедил шведов не искать реванша за проигранную ими войну и сыграл важную роль в заключении русско-шведского договора 1791 года.
После этого граф Пален стал правителем Рижского наместничества и курляндским генерал-губернатором. Но в следующем году за небольшую промашку Павел I лишил его должностей и «выключил из службы».
Это было досадно, но не зря Пален сравнивал себя с ванькой-встанькой. Он быстро вернул себе подобающее положение, заняв еще более высокие посты.
Император назначил графа Палена военным губернатором Петербурга и остзейских губерний, куратором тайной полиции и коллегии иностранных дел, директором почт и вдобавок военным инспектором. Это позволяло Палену знакомиться с интересующей его корреспонденцией, вести расследования в отношении любых лиц, направлять внешнюю политику империи и контролировать войска.
Готовясь к войне с Англией, Павел поручил графу Палену командование одной из армий. И после очередных маневров был так им доволен, что назначил его еще и великим канцлером Мальтийского ордена.
Высокого роста, плечистый, Пален имел «самый честный, самый веселый» вид на свете. А в сочетании с добродушием, умом, проницательностью и «игривостью в разговоре» его обаяние доходило до заоблачных высот.
ОСТАЛОСЬ УГОВОРИТЬ НАСЛЕДНИКА
Когда Пален сосредоточил в своих руках высшую власть в Петербурге, заговорщики приступили к действиям. Для надежности Пален сам их возглавил. Однако он загодя рассчитал, как предстать перед царем невиновным в случае провала предприятия.
Первым делом заговорщики решили заручиться поддержкой великого князя Александра. В переговорах с ним Пален проявил чуткую осторожность и изощренную хитрость.
Сам он так рассказывал об этом: «Я зондировал его на этот счет сперва мягко, намеками, кинув лишь несколько слов об опасном характере его отца. Александр слушал, вздыхал и не отвечал ни слова».
В итоге наследник все же выслушал крамольные слова и не сообщил о них отцу. Тогда заговорщики прямо предложили великому князю взойти на престол и разделить его с Павлом в качестве соправителя. Они уверяли, что Сенат сумеет убедить императора в правильности такого решения и Александру не придется вступать в объяснения с отцом.
Великий князь не согласился с таким планом, сказав, что сознает все опасности, но готов их вытерпеть, лишь бы не идти против воли отца. Об этой беседе Павел также ничего не узнал.
Осмелев, Пален начал методично убеждать Александра в необходимости переворота. Генерал внушал наследнику, что всеобщее недовольство может вылиться в кровавый мятеж. «Я представлял ему на выбор, – рассказывал Пален, – или престол, или же темницу и даже смерть».
Пален прекрасно понимал, что Павла придется убить – иначе сразу после обсуждения с императором какого-то «соправительства» или добровольного отказа от власти заговорщики окажутся за решеткой либо на том свете.
Но говорить об этом Александру было нельзя. С ним надлежало действовать хитростью, равно как и с его отцом. Поэтому Пален добился от императора письменного повеления посадить под домашний арест наследника, его брата Константина и императрицу, показал эту бумагу Александру и потребовал от него активного участия в заговоре.
ЗАГОВОР РАЗРАСТАЕТСЯ
Параллельно с обработкой наследника заговорщики вербовали себе помощников. В основном из высокопоставленных военных и штатских, говоря им, что император намеревается подвергнуть их опале, что он даже свою семью собирается заточить в крепость и что Пален уже получил приказ на этот счет.
Это позволяло мятежникам представить императора извергом, а себя – благородными защитниками династии. Они намеренно искажали указы и распоряжения Павла, представляя их немотивированными и несуразными. Пален дирижировал процессом.
Граф Пален очаровал и психологически подчинил себе неглупого, но трагически доверчивого Павла. Уже после его гибели Пален рассказывал, как в минуту хорошего настроения императора он сумел убедить его в необходимости амнистии всем высланным из столицы офицерам.
Так Пален обрел таких ценных сообщников, как генерал Леонтий Беннигсен и братья Зубовы – опальные фавориты императрицы Екатерины. Но основную массу амнистированных он велел не пускать в город, и те, проклиная царя и сея смуту по России, возвратились назад.
Современники отзывались о Палене как об умном, проницательном человеке, выглядевшем всегда жизнерадостным и беззаботным.
Именно эти качества Павел любил в людях. И ему особенно нравились те, кто возглавлял его противников: граф Пален, вице-канцлер Панин и адмирал де Рибас.
Ощущая постоянную угрозу переворота, Павел решил обезопасить себя. Именно с этой целью еще в 1796 году он начал строить Михайловский замок. Названный в честь архангела Михаила, покровителя династии Романовых, замок воздвигался днем и ночью и был закончен в конце 1800 года.
Но пожить в нем Павлу довелось лишь 39 дней.
НАКАНУНЕ
Ознакомившись с приказом о своем аресте, Александр наконец прямо согласился поддержать заговорщиков, но потребовал оставить отца живым. Пален твердо пообещал это и предложил осуществить переворот на следующий же день, 10 марта. Наследник попросил перенести его на 11марта, когда будет дежурить верный ему батальон. На это Пален согласился с большой неохотой. Для него было бы спокойнее, если в ту ночь дежурили бы войска, верные ему, Палену. А не Александру.
11 марта 1801 года, за несколько часов до смерти, «Павел заставил присягать всю императорскую фамилию, за исключением малолетних, не вступать с заговорщиками ни в какую связь». Вечером того же дня император отужинал в обществе своих сыновей Александра и Константина, жены и дочери главного заговорщика графа Петра Палена и других приглашенных.
После чего отправился спать. По дороге он обошел несколько постов внутри Михайловского замка, помолился у иконы и принял от лейб-медика лимонно-мятную настойку.
Затем Павел из своей спальни спустился по потайной лестнице к своей фаворитке Анне Гагариной и провел с ней около часа.
ЗАГОВОРЩИКИ ВЫДВИГАЮТСЯ
В это же время в доме Платона Зубова, одного из руководителей заговора, проходило застолье с участием пяти человек. На нем, по словам генерала Беннигсена, Зубов сообщил, что в полночь будет совершен переворот и что во главе заговорщиков стоит сын Павла – великий князь Александр.
Затем все отправились в дом петербургского военного губернатора Палена, где также ужинали заговорщики. По словам Беннигсена, комната была полна офицеров, большинство из которых пребывало «в подпитии». Сам хозяин дома не пил и запретил это Беннигсену.
После ужина Пален предложил офицерам разделиться на две группы. Одна должна была идти во дворец с ним, вторая – с Платоном Зубовым. Но никто из присутствующих не тронулся с места. «А, понимаю», – усмехнулся Пален и стал «расставлять всех, кроме генералов, без разбора, по очереди: одного направо, другого налево».
Обе колонны разными путями отправились в Михайловский замок: как писал Пушкин, «на лицах дерзость, в сердце страх». Группа Зубова и Беннигсена проследовала к Рождественским воротам замка. Их сопровождал плац-майор Аргамаков, имевший право доступа к императору в любое время суток.
Пален привел свою колонну к парадному входу во дворец, поставив им задачу арестовать «именем закона» каждого, кто попытается защищать императора.
Но существует правдоподобная версия, что Пален собирался ожидать внизу, чтобы в случае провала переворота арестовать «именем закона» самих заговорщиков.
НА ПОДСТУПАХ
В какой-то момент, когда группа Платона Зубова уже проникла внутрь, во дворце раздались тревожные крики. Заговорщиков, и в первую очередь Зубова, охватила паника. Многоопытный любовник, но никудышный воин, он попытался бежать, увлекая за собой других.
Беннигсен писал, что схватил Зубова за руку и сказал ему: «Как? Вы сами привели нас сюда и теперь хотите отступать? Это невозможно, мы слишком далеко зашли… Жребий брошен, надо действовать. Вперед».
Тем не менее, когда «колонна Зубова» подошла к царским покоям, ее численный состав заметно поубавился. В ней осталось лишь 10–12 человек. У входа в коридоре стоял часовой. Зубов ударил его саблей по затылку, тот упал. Заговорщики постучали в дверь. Из нее выглянул комнатный гусар, его постигла та же участь.
Заговорщики подошли к прихожей, предшествующей спальне императора. Аргамаков постучал в запертую дверь. Откликнувшемуся камердинеру он сказал, что уже шесть часов и пора докладывать государю. Удивленный камердинер отвечал, что еще нет двенадцати и император только что лег спать.
По одной версии, Аргамаков стал убеждать камердинера, что его часы стоят, но такой аргумент звучал бы неубедительно и глупо. Разве что плац-майор перед этим, борясь со страхом, принял лишнее. Другие вспоминают, что он говорил камердинеру о пожаре во дворце, что было более разумно.
Версий о дальнейших событиях еще больше, и они часто противоречат друг другу. Если выбрать наиболее логичные и правдоподобные и попытаться состыковать их, события могли выглядеть следующим образом.
Камердинер наверняка что-то заподозрил, но дверь все же отпер и приоткрыл, чтобы узнать, в чем дело. Заговорщики стали ломиться в спальню, но находившиеся поблизости камер-лакеи подняли крик. Их услышал Павел. Возможно, он попытался бежать из своей спальни в покои супруги, но дверь туда была заперта или заколочена. Одни говорят, что это сделали тайком. Другие рассказывают, что так порекомендовал Пален лично императору.
Неизвестно, почему Павел не спустился к своей фаворитке, которую посетил перед сном. То ли был слишком напуган, чтобы соображать, то ли обнаружил у нее засаду. Историк Натан Эйдельман утверждает, что Пален знал об этой лестнице и наверняка предусмотрел такой ход. Заговорщики должны были перекрыть императору все пути к бегству.
Павлу ничего не оставалось, как спрятаться – по одной версии, за оконной занавеской, по другой – за каминным экраном, по третьей – за ширмой, отгораживавшей кровать.
Заговорщики ворвались в спальню и, не обнаружив его в постели, растерялись.