Спецслужбы

«Первая командировка немного напоминала стажировку, однако у него уже тогда появились связи», — рассуждает Киммо Рентола.
Владимиров пишет про одного человека — Кустаа Вилкуна (Kustaa Vilkuna), академика и друга президента Урхо Кекконена. В своих воспоминаниях о Вилкуна Владимиров демонстрирует работу советской разведки.
Кроме КГБ Кустаа Вилкуна поддерживал связи с работавшим в Финляндии представителем ЦРУ — Франком Фрибергом (Frank Friberg). Когда Вилкуна отправился в Китай, Фриберг передал ему список вопросов, которые представляли интерес для ЦРУ в этом регионе.
А после возвращения в Финляндию Кустаа Вилкуна встретился с Владимировым, и Виктор показал ему тот самый список Франка Фриберга. Служба безопасности Китая обнаружила его в вещах Вилкуна. Виктор Владимиров сжег этот список — по дружбе.
Он сотрудничал с Кустаа Вилкуна, чтобы обеспечить победу Урхо Кекконена на выборах в 1956 году. Примерно через 40 лет Владимиров оценил деятельность Советского Союза и свою работу следующим образом: «Не могу отрицать вмешательство Советского Союза в проведение этих выборов».
Виктор Владимиров пишет, что в 1960-е годы он был в основном в командировках в Польше и Канаде. Мимоходом упоминается, что он что-то делал и в Кот-д'Ивуаре.
В 1970 году Владимиров вернулся в Хельсинки, но пробыл там всего год. Как объяснял сам Виктор Владимиров, он поссорился с коллегой, тесть которого, занимая важную должность в КГБ, добился его отстранения.
Правда оказалась серьезнее. В вышедшей в 2009 году книге «История финской Полиции безопасности» (Suojelupoliisin historia) профессор Киммо Рентола подтвердил данные, согласно которым Владимиров был руководителем отдела КГБ, «ответственного за саботаж и убийства». Пребывание Владимирова в Канаде могло быть связано с попыткой убийства советского агента-перебежчика Анатолия Голицина.
«Вероятно, Владимиров покинул Финляндию в 1971 году в связи с тем, что в Лондон приехал перебежчик, англичане узнали о задачах Владимира, и его срочно отозвали», — рассказывает Рентола.
В 1974 году об этом написали в одной английской книге, которая вскоре появилась и в библиотеке президента Финляндии Урхо Кекконена.
Владимиров рассказывает, что ему удалось вернуться к работе в Финляндии благодаря хорошему отношению и смекалке легендарного руководителя КГБ Юрия Андропова.
В 1977 году перед ним была поставлена уже знакомая задача: обеспечить победу Кекконена на президентских выборах. На выборах 1978 года это было легко.
Однако все знали, что здоровье Кекконена ухудшается.
Как известно, Советский Союз хотел сделать преемником Урхо Кекконена Ахти Карьялайнена (Ahti Karjalainen). Однако Кекконен не всегда относился к нему благосклонно, а проблемы Карьялайнена с алкоголем вскоре начали обсуждать в народе.
В итоге планы КГБ, как и планы многих других сил, провалились, когда Урхо Кекконен покинул свой пост по состоянию здоровья в 1981 году. Карьялайнену не удалось стать кандидатом от центристов, вместо него выдвинули Йоханнеса Виролайнена (Johannes Virolainen). В конце концов победу на выборах одержал Мауно Койвисто.
Советский Союз ожидал другого результата выборов, но и новый президент не был проблемой. По словам Владимирова, проблем не вызвал бы и кандидат от партии «Национальная коалиция» (Kansallinen Kokoomus) Харри Холкери (Harri Holkeri). К дружбе с Советским Союзом стремились практически во всех финских партиях.
Перед началом проведения выборов Виктор Владимиров заключил с Мауно Койвисто пари о результатах социал-демократов. Койвисто победил на выборах, и Владимиров принес ему две обещанные бутылки коньяка. Мужчины вдвоем съели форель, которую для них приготовила супруга президента Теллерво (Tellervo Koivisto), и договорились о предстоящем визите руководителя СССР. Вскоре Владимиров поднялся в КГБ до звания генерала.
В мемуарах Виктор Владимиров стремится поддерживать образ дипломата. Его работа не всегда состояла из одних только праздников. Иногда возникали ситуации, когда этикет приходилось нарушать.
Кандидатом от Демократического Союза народа Финляндии (Suomen kansan demokraattinen liitto) на президентских выборах 1982 года был Калеви Кивистё (Kalevi Kivistö), победа которого стала бы неблагоприятной для Москвы. Виктор Владимиров раскритиковал Кивистё на одном важном мероприятии в присутствии финских горных советников.
В Финляндии задача Виктора Владимирова обычно заключалась в поддержании отношений с буржуазией и социал-демократами. Связи с просоветскими коммунистами и народными демократами он поддерживал менее активно: похоже, они вызывали у него недоверие.
Самыми важными людьми для Виктора Владимирова были президенты Урхо Кекконен и Мауно Койвисто. С Кекконеном Владимиров ходил на рыбалку, а для Койвисто на даче посольства СССР была построена волейбольная площадка.
В двух вопросах Виктор Владимиров соблюдал особую точность. Улов Кекконена всегда должен был быть больше, а волейбольная команда Койвисто всегда должна была побеждать.
Владимиров уехал из Финляндии в 1984 году. Он пишет, что в 1980-е годы он несколько раз приезжал в страну по рабочим вопросам. Складывается впечатление, что тогда он уже мог быть на пенсии. По другой информации, Владимиров мог получить в КГБ свой отдел по контрразведке.
Мемуары Виктора Владимирова были опубликованы в 1993 году. По мнению Киммо Рентола, воспоминания Владимирова носят выборочный характер.
«Но все же это лучшая книга, в которой описаны воспоминания сотрудника КГБ, работавшего в Финляндии».
В 1994 году в новостях сообщили, что Виктор Владимиров приехал в Хельсинки, чтобы лечить рак. Он скончался в Москве на следующий год.

Корпорация SoftBank тут же открестилась и от своего сотрудника, и от самого события. SoftBank после выражения глубочайших извинений всем пользователям сообщил, что Ютака Араки – ничтожный клерк, уволенный в декабре, и он не имел доступа к совершенно секретной информации высокого уровня. А то, что он скачал с серверов, высокого уровня конфиденциальности не имеет. Кроме того, Араки не имел доступа к клиентской и партнерской базам корпорации и, следовательно, не нанес корпорации никакого ущерба. А в целом не нанес никакого ущерба и интересам Японии как государства.
Сам Араки сразу же признался в содеянном, покаялся и сообщил, что скачал с серверов кампании данные о станциях сотовой связи (возможно, это были инструкции по эксплуатации). Он сказал, что просто хотел «получить немного карманных денег».
Араки – типичный «сарариман». Этот вошедший в массовую культуру термин – искаженное японским произношением американское понятие salaryman, мелкий служащий в крупной корпорации. В Японии это целое социальное явление. Долгие десятилетия работу в офисе крупной корпорации японские мужчины связывали со стабильностью, хотя и весьма среднего уровня дохода. В чем-то этот социальный слой сравним с западными «белыми воротничками», но имеет несколько чисто японских черт. В некоторых корпорациях практиковался пожизненный наем сотрудников, но при этом практически отсутствовала карьерная перспектива, а судьба человека была решена раз и навсегда. В других же наоборот – практиковался наем по договору, а не в штат, что давало корпорации возможность легко уволить человека.
В период «экономического пузыря» – бурного экономического и технологического роста в Японии в 1980-х годах – сарариманы рассматривались как «офисные воины»,
самураи на службе корпораций, что отчасти было правдой. Именно этот социальный слой и обеспечил экономический рост за счет патологического трудоголизма, бесконечных переработок в офисе, своеобразной корпоративной этики и тщательного следования приказам вышестоящего начальства. Обратная сторона медали – хронические депрессии, полное отсутствие оригинальности и инициативы, запойное пьянство, эмоциональное выгорание.
Иначе говоря, Ютака Араки не из бунтарей и не из тех, кто хотел бы подрывать японский конституционный строй. Ему нужны были карманные деньги, которые типичный сарариман тратит на сигареты и выпивку с коллегами. Токийская полиция утверждает, что он получил за информацию сотни тысяч иен, но это только звучит грозно. В реальности его потенциальный доход от продажи «секретов фирмы» вряд ли мог превысить тысячу долларов за год или даже два. Кроме того, токийская полиция сообщила, что русские угощали Араки обедами в ресторанах, но в Японии такое не наказуемо.
То есть речь идет о мелком служащем, который решил срубить немного иен на выпивку путем кражи третьестепенной информации из офиса корпорации, которую он ненавидел и которая выжимала из него все соки. Другое дело, почему он был арестован только сейчас, хотя событие преступления имело место почти год назад, и почему только сейчас все это было предано гласности.
Было бы нелепо отрицать, что в российско-японских отношениях есть шероховатости. Но в последние два–три десятилетия всякого рода шпионские неурядицы обе стороны стараются спускать на тормозах и уж точно не предавать огласке. Это во времена холодной войны никто не стеснялся в выражениях, а сейчас на фоне бесконечной торговли вокруг Курильских островов никаких разведывательных скандалов в публичной сфере не отмечалось. Нынешний же скандал вокруг офисного планктона ну никак даже изначально не тянул на сенсацию или «громкое дело».
Можно, конечно, заняться конспирологией. Как заявили в посольстве РФ, «подобные публикации противоречат договоренностям между Россией и Японией о создании позитивной атмосферы для налаживания двустороннего сотрудничества». Переговоры с Японией – это развернутый во времени, сложный и тяжелый процесс, и японской стороне негоже его портить из-за какого-то сараримана. Токио обычно соблюдает негласные правила игры, тем более что это в его интересах.
Но японская сторона очень надеялась, что на переговорах летом 2019 года в Осаке им все-таки удастся протолкнуть какие-то выгодные позиции в вопросе Курил.
Получилось ровно наоборот. Российская сторона устала от постоянной японской игры в одни ворота и фактически выдвинула ультиматум: Япония признает все Курильские острова российскими, и только после этого будем говорить о каком-то территориальном размежевании. Из повестки переговоров разом исчезли все компромиссные (и выгодные только Японии) варианты типа обсуждения судьбы не всех островов, а только двух и все тому подобное.
Японские источники называют такую позицию Москвы «близкой к харакири». В Японии случился крах иллюзий, и премьер-министр Синдзо Абэ теперь регулярно подвергается критике за то, что столько лет вел бесперспективные переговоры, закончившиеся для Японии разрушением надежд на «возвращение северных территорий».
Кроме того, в Японии отсутствует понятие шпионажа. Араки, напомним, обвиняется только в нарушении закона о конкуренции. Уже пару лет дебатируется принятие специального Закона о шпионаже, что в японских условиях очень сложно и морально травматично. Во-первых, под него могут попасть многие высокопоставленные чиновники, десятилетиями сотрудничающие с США, поскольку в законе нельзя прописать, что вот с этой страной сотрудничать можно, а с другими нельзя. Во-вторых,
японскому обществу трудно представить себе, что среди них есть какие-то отщепенцы, предавшие императора и родину. Это неслыханное падение нравов и потеря лица.
Рихард Зорге в японском нарративе – фигура в целом положительная, поскольку он работал не против Японии, а по большому счету против Германии. А вот работавшие на него Ходзуми Одзаки и Ётоку Мияги – предатели и отщепенцы, хотя водораздел проходил тогда не по государственному или национальному признаку, а по идеологическому – соратники Зорге были убежденными коммунистами. Даже сейчас фигуры Одзаки и Мияги в Японии табуированы. А тут какой-то ничтожный офисный планктон.
Ну и наконец, сама корпорация SoftBank – одна из самых быстрорастущих компаний в Японии из числа «новой волны». Она не связана с «историческими» корпорациями типа «Мацушита», но в кратчайшие сроки смогла занять место третьего по величине сотового оператора Японии. А возглавляет ее к тому же Масаёси Сон – этнический кореец, что для крайне националистически и даже расистки настроенных японцев – плевок в душу. Корейцы для японцев исторически люди второго сорта. Возможно, что «наказать корейского выскочку» путем такой позорной дискредитации также можно засчитать как мотив.
Если японская сторона хотела таким вот замысловатым образом обозначить свою жесткость на переговорах по Курилам, то сейчас не те времена – ответка прилетела практически моментально. Никто не стал ждать даже до конца рабочего дня, чтобы зафиксировать симметричную жесткость российской стороны. При прочих равных условиях обе истории – и Ютака Атари, и японского журналиста во Владивостоке – остались бы вне публичного поля. Но эмоциональная обстановка такова, что просто так терпеть односторонние удары японской стороны никто не будет. Тем более что сам повод был ничтожен, и ничто не предвещало раздувания истории с сарариманом до дипломатического скандала.

«Нашим сотрудникам всегда рекомендуется сообщать о случаях преследования, дискриминации или запугивания, не опасаясь репрессий, и все наши менеджеры обязаны оперативно реагировать на любые вопросы, доводимые до их сведения, и, при необходимости, запрашивать официальное расследование», - говорится в заявлении. сказал. «Мы прилагаем все усилия, чтобы все сотрудники чувствовали, что их уважают и ценят».
В соответствии с канадским Законом о безопасности информации раскрытие личности сотрудника разведки является уголовным преступлением. CBC News знает аналитика только по псевдониму, при этом  его адвокат поручился за работу [в CSIS] и должность своего клиента. 
В своем интервью Эбади сказал, что изначально он был рад работать в CSIS и получить возможность использовать свои знания и навыки для защиты своей новой  родины. Но после терактов 11 сентября его коллеги начали смотреть на него по другому, а повседневные отношения были испорчены враждебностью и страхом. В конце концов,  как он говорит, атмосфера стала токсичной, поскольку его лояльность постоянно находилась под пристальным вниманием коллег по работе и начальников в его офисе в Западной Канаде.
“Под колпаком” 
Однажды, когда  он ехал со своим  ребенком на машине, Эбади заметил, что за ним следует  другая машина. «После нескольких перекрестков ... он все еще едет за  мной. Я попытался уклониться. Я увеличил скорость. Я выехал на хайвей. Он сделал то же самое», - сказал Эбади. «Я не знал  кто тот человек, который следует за мной, может быть он является противником, тем кто хочет навредить мне ... потому что нам сказали, что вы все время рискуете».
Эбади предоставил сотрудникам службы безопасности CSIS подробную информацию о скоростном преследовании, включая марку и номер лицензии другого транспортного средства. Но когда продолжения  не последовало, он заподозрил, что за ним следил не враг, а члены его собственной команды. Позже, после того, как его автомобиль начал испытывать проблемы с электропитанием, Эбади говорит, что его механик обнаружил загадочное устройство GPS-слежения, которое было спрятано в моторном отсеке и разряжало аккумулятор. 
В его иске утверждается, что «другие  сотрудники-мусульмане имели такие же  проблемы».
В ответ аналитик стал   ещё больше посвящать себя  работе - работал сверхурочно,   неоплачиваемые часы и использовал выходные  дни, чтобы следить за своими файлами. Он надеялся, что его очевидная преданность делу  положит конец всем подозрениям, но это имело совершенно противоположный эффект.
«Позже я узнал, что все эти действия, на самом деле, вызывали  ещё большую настороженность на службе», - сказал он, утверждая, что его начальники с подозрением относились  к тому, что он работает все это дополнительное время без компенсации.  


Видео: Мусульманин-агент CSIS говорит об одиночестве и изоляции, которые он испытал после того, как его  начали избегать на работе. Давний сотрудник шпионского агентства Канады предъявляет иск своему ведомству  за расовую и религиозную дискриминацию. В этом эксклюзивном интервью человек, которого нельзя опознать по закону, рассказывает CBC News, как  неурядицы на его работе повлияли на его семейную жизнь.

Он  говорит: шли годы, накапливалось негодование,-  навязчивые вопросы его боссов о состоянии его брака, заявления  о продвижении по службе или переводе, которые отвергались прямо с  порога, и "новый" офис, оказавшийся переделанным чуланчиком без окон рядом с мужским туалетом. 
«Люди, они заходили и поздравляли меня с моим новым положением, и я знал, о чем они говорили», - сказал Эбади. «Это было унизительно, и это действительно сказалось на моём  душевном состоянии».
А когда он жаловался - своим непосредственным начальникам в Западной Канаде, а затем по цепочке в штаб-квартиру в Оттаве - все только ухудшалось. 
В иске Эбади утверждается, что его  начальники отчитали и публично унизили  его, а затем он был отстранен от активных расследований и признан офисным изгоем.
«Предыдущие слухи, недосказанности и злословие -  все вышло наружу, полилось через край. Я был изолирован. Со мной никто не разговаривал», - сказал Эбади CBC News. «Они проходили мимо меня, как будто меня не существовало».
Нападали во время молитвы
По мере того как ухудшалось его душевное  состояние, аналитик начал искать утешения в своей религии, вере, которую он долго преуменьшал и скрывал от своих коллег. Он начал совершать  ежедневные молитвы в своем крошечном кабинете - практика, которая только усиливала несправедливое отношение к нему со стороны сотрудников. 
«Это  превратилось  в аттракцион, как будто это парк развлечений или что-то, чего они никогда не видели», - сказал Эбади. По его словам, другие сотрудники  останавливались, чтобы поглазеть, посмеяться или выкрикнуть матерное ругательство. И даже появилась разновидность «игры», когда его коллеги внезапно открывали дверь в комнату, когда он лежал на молитвенном коврике.  
«Иногда кто-то неожиданно открывал дверь и делал вид, что не знал, что я был там», - говорит он. «Это было  ударом для меня. И это сбивало меня».
Последней  каплей стало  случившееся в начале 2018 года, когда аналитик вернулся с ланча и обнаружил, что дверь его кабинета покрыта  плевками. 
«Я повернул дверную ручку и увидел, что она мокрая ... слюна капала с лицевой стороны двери до самой дверной ручки, и это было сделано совершенно очевидным и наглым образом», - рассказывает Эбади. его глаза полны слез. «Когда я это  увидел, то подумал, что это больше не место для меня ... я не могу провести еще один день здесь, потому что я не чувствую себя в безопасности». 


Видео: Мусульманин-агент CSIS говорит, что его осмеивали, на него нападали во время молитвы на работе.  Давний сотрудник предъявляет иск шпионскому агентству Канады за расовую и религиозную дискриминацию. В этом эксклюзивном интервью человек, которого нельзя опознать по закону, рассказывает CBC News, как якобы реагировали  его коллеги, когда он молился в своем кабинете.

Обвинения в преследовании и дискриминации выдвигаются против шпионского агентства Канады  уже не в первый раз. В 2017 году пять сотрудников разведки и аналитиков подали иск на 35 миллионов долларов, утверждая открыто исламофобское, расистское и гомофобное поведение со стороны своих руководителей и коллег. Заявители утверждают, что они подвергались репрессиям и подвергались остракизму, когда пытались сообщить или противостоять издевательствам, и все они в конечном итоге оказались в длительном отпуске по болезни. 
Этот иск был урегулирован на нераскрытую сумму несколько месяцев спустя. А Виньо, который провел частную встречу с пятью шпионами, чтобы узнать о своем опыте из первых рук, разослал всем сотрудникам CSIS открытое письмо, осуждая «категорически неприемлемые» для агентства «культ возмездия, фаворитизм, издевательства и другие проблемы». Директор также пообещал предпринять «конкретные шаги» для создания «здоровой  и уважительной атмосферы» на рабочих местах. 
Джон Филлипс, адвокат из Торонто, который представлял этих пяти заявителей и теперь занимался делом Эбади, говорит, что он встревожен, но не удивлен.
«В течение 30 лет своей практики  я наблюдал за такими организациями. Вы можете видеть, как организации пытаются исправить положение сверху, будь то RCMP (Канадская конная полиция - примечание переводчика, perevodika.ru)  или CSIS, или другие организации, и вот  что происходит в результате попыток решить проблемы - прекратить дискриминацию и оздоровить  рабочую обстановку - их подрывают руководители среднего звена, центральные менеджеры, которые не получают сообщение ... Урок не усвоен ».
Эбади говорит, что считает CSIS ответственным за то, что он больше не является уверенным, счастливым и активным человеком, которым он когда-то был. 
«Это беспокоит меня, потому что они разрушили мои мечты. Вся надежда, все благие намерения, все, что у меня было», - сказал он. «Это страдание не прекратилось с тех пор, как я ушел с работы. Оно со мной, и я думаю об этом каждый день».
Он сказал, что надеется, что ответственные  за выявление угроз безопасности страны обратят свое внимание на плохих парней в их среде.
«Они должны провести  фундаментальные изменения», сказал Эбади. «Они не просто причинили мне вред, действуя противозаконно, они причинили вред канадцам. Потому что я верю, что я все еще мог  бы приносить пользу, если бы они позволили мне внести свой вклад».

— Воистину, язык мой — враг мой…
— Потому что, если ты по-русски будешь не говорить, а только думать, все равно это где-нибудь прорвется наружу, причем незаметно для тебя.
— То есть вы и думали на языке страны пребывания?
— Конечно! Мне даже до сих пор снятся сны, в которых я говорю на нем.
— Просыпаетесь — и какие чувства?
— Ощущение удовольствия, что я на этом языке поговорила. И мне хочется на нем говорить. И слова как-то быстро находятся.
— А во время работы за рубежом русская речь рядом звучала?
— Приезжали советские спортсмены, артисты. Хотелось, например, очень порадоваться за спортсменов — но нельзя. Один раз на улице мы проходили мимо говоривших по-русски пожилых женщин, видимо, из эмигрантов. И одна говорит: "Так хотелось бы побывать в России, хоть глазком посмотреть, что там…".
Наша трудность вначале была связана с советским воспитанием. Все по-другому. Вот как у нас женщины надевают платье? Через голову. А там — только снизу. И все эти мелочи надо знать. Я даже такую глупость вначале совершила… Уже когда мы довольно прочно осели за границей, пошли в магазин. И там я набрала кучу рулонов туалетной бумаги. Мы же помнили, как у нас дома с ней плохо было.
— А тут, получается, словно дефицит выбросили?
— Ну да! Взяла машинально про запас. Муж подошел и тихонько говорит: "Ну что ты делаешь?!" Пришлось выложить все из тележки обратно, пока никто не увидел. Он, конечно, потом меня отругал, мол, думать же надо. Вот поэтому нам важно было наблюдать друг за другом, если вдруг кто-то из нас сделает что-то не так.
— А муж какие-то просчеты невольно допускал?
— Мы же были приучены экономить деньги. И однажды, отправляясь в командировку по делам компании, в которой он работал, муж купил себе билет в эконом-класс. Так его шеф вызвал потом к себе и говорит: "Зачем ты это делаешь? Пойдут же слухи, что наша компания разоряется! Больше так не делай".
Все прежние привычки, все домашние навыки надо было убрать.
— Но тоску по дому не уберешь… В легендарном фильме "Семнадцать мгновений весны" есть эпизод, где Штирлиц один раз позволяет себе расслабиться, снять напряжение — когда у себя в квартире на 23 февраля запекает картошку в камине.
— Конечно же, скучаешь по родине. Даже если у тебя нет детей, то дома остаются родители. Действительно, иногда такая тоска брала, так хотелось домой… Хотелось того же кусочка черного хлеба с селедочкой. И муж сам говорил, давай-ка по-быстренькому организуем. Селедка за рубежом есть, но это не то. И черный хлеб был в баночках. Но он совсем не такой, как наш. Мы все наши праздники отмечали.
- Любопытно, что же вы готовили на 8 марта?
— Я пельмени делала. Потихоньку сделала немножко, сварили, быстро съели. Захотелось борща — делала борщ.
—  Но как же быть с забористыми ароматами, которые исходили из кастрюли? А если бы кто-то учуял необычные запахи? Все-таки это демаскирующий фактор?
— Нас спасало то, что мы жили над китайским рестораном, который был на первом этаже нашего дома. Запахи чеснока оттуда перекрывали все. Этим мы себя не выдавали. И посиделки устраивали потихоньку, вечерком. Однажды муж был в командировке и я получила радиограмму из Москвы о присвоении ему очередного звания. Я сообщила ему об этом по телефону на нашем условном языке, накрыла на краешке стола, наполнила две рюмки — ему и себе, чокнулась с ним за его звездочку, выпила, убрала все и легла спать. А когда он приехал, тогда мы уже отметили вдвоем.
— А позволялось ли вам хотя бы иногда приезжать в Советский Союз?
— Да. Служба редко, но разрешала. Вначале у нас не было детей, и это было объяснением, почему я покидала страну, где мы работали, якобы уезжала на лечение.
— И сына старшего дома видели?
— Разумеется. Но, конечно, его фотографию с собой обратно брать было нельзя, и я мужу, наверное, по сто раз пересказывала, как и что. Ему было интересно, какая, например, у Юры прическа.
Служба нам сообщала, как у Юры дела. Однажды сообщили, что он пошел учиться бальным танцам. А Юра жил у бабушек с тетушками, и те, конечно же, старались его накормить. И он был пухленький. А тут пошел учиться бальным танцам, представляете? И мы, наверное, в течение полугода с мужем выходили куда-нибудь на улицу в укромное место, обсуждали и представляли, как это будет. Такие сообщения были для нас как кислород, они давали нам жизнь.
Потом мы за рубежом завели второго ребенка. Хотели девочку. И когда я рожала, в роддоме мужья других рожениц спрашивали моего мужа, ты что, действительно хочешь девочку?! Все же отцы мужика хотят. Муж отшучивался в том смысле, что надо сначала родить няньку, а потом ляльку.
В тот день почему-то рождались девочки, а вот у нас получился мальчик — Андрей, или Андре. Как закричал он настоящим сибирским басом!
— Тут опять вспоминаются "Семнадцать мгновений весны", где радистка Кэт, рожая, кричала по-русски и тем самым выдала свое происхождение. А у вас такой риск был?
— Нет, ведь русский язык уже был врагом. И муж был рядом со мной в роддоме. Но ему в какой-то момент стало плохо, так что врачу даже пришлось сказать: "Уберите его, я не знаю, кому из них двоих помогать". Когда появился Андрей, мы уже не так стали переживать, скучать, ведь кто-то родной уже был рядом. И вообще, когда есть семья, то спецслужбы меньше обращают внимание на вас. А если дети есть, то это полная семья. И доверие.
Ребенок даже в каком-то смысле помогал в работе. Допустим, надо поставить условный сигнал. Проще простого — идешь с колясочкой. Кто в этот момент обратит внимание на женщину, на то, что она будет делать? И вот одной рукой держишь коляску, а другой ставишь сигнал. Или уронили игрушку — и останавливаешься как раз в том месте, где нужно. Но в определенный момент нам пришлось отправить Андрея на родину. Знаете, когда нам и второго нашего сына пришлось оставить в Советском Союзе, мне первый и последний раз приснился сон, что нас вдвоем с мужем арестовали. Хотя мы об этом не думали, не держали в себе, чтобы не притягивать это. Но почему-то вот такой сон приснился. Я рассказала мужу и говорю: "Ты не переживай, Андрея с нами уже нет, а от меня они ничего не добьются". Потому что на чем могут сыграть? На ребенке.
— А чувство страха доводилось испытывать?
— Такого ощущения не было. Присутствовало чувство опасности, но это было мобилизующее чувство. В такие моменты собираешься, как в комок. Я даже становилась в хорошем смысле наглее. Внутри все кипит, но внешне ты ничего не показываешь. В этом, кстати, одна из трудностей нашей работы: что бы у тебя ни случилось, ты должен всегда улыбаться — все нормально, все хорошо!
Был такой случай в одном кафе, которое, возможно, было на содержании спецслужб. Сидим мы с мужем у барной стойки, и вдруг к нему подходит какой-то посторонний человек и говорит: "Ты русский!" Может, он хотел посмотреть на реакцию человека. И вот здесь надо было сыграть по-актерски. И муж внешне невозмутимо отвечает: "А я скажу, что ты русский!" Ну тому крыть и нечем. Тут все вокруг засмеялись, говорят: "Мы все тут русские!" Обошлось.
Хотя мы никогда об этом не думали, муж меня однажды провез мимо здания и показывает: "Вот познакомься, это местная тюрьма". Но я сказала, что эти "апартаменты" мне совсем не нравятся.
—  В какой момент вам с мужем после многих лет пришлось окончательно возвращаться домой?
— Нас предал один человек. Его фамилия Гордиевский. Он одно время исполнял обязанности резидента в Лондоне. В нас было вложено столько труда, у нас было долгое оседание за границей — пока обустроились, пока обросли нужными связями. И все полетело из-за этого человека. Если бы он мне встретился, я бы ему глаза выцарапала! Я предателям не завидую. Там таких людей не любят, потому что если ты предал один раз, то можешь предать и второй раз. И они вынуждены бояться.
Я была в отпуске, в Казахстане, в деревне, где был наш дом. И вдруг приходит сообщение из Службы. Бежала в сельсовет с одной мыслью — мужа арестовали. Но меня сразу успокоили — он у нас, его удалось срочно эвакуировать. Как же от сердца отлегло… Вот тогда стало ясно, что все закончено.
—  К концу работы было ощущение, что становится горячо?
— Мы это чувствовали. Был такой неприятный эпизод. Рядом с нами поселилась некая пара. И, думаю, они начали нас потихоньку раскручивать. Один раз соседи пригласили нас на ужин. Мы пришли в назначенное время, а они говорят, извините, нам нужно на минутку отойти, вроде как переодеться. Мы стали рассматривать картины, которые у них висели на стенах. И вдруг я вижу — на журнальном столике лежит книга: Лев Толстой "Анна Каренина". На русском языке.
Как реагировать? Я подхожу к мужу и так тихонько: "Ты видел?" Он отвечает тоже тихо: "Смотрим картины". В общем, мы никак не себя не проявили.
— А в это время за вами наблюдали со стороны?
— Конечно. Но для того чтобы нас арестовать, надо было нам что-то предъявить. Но мы такого повода не дали.
—  После того как вы окончательно вернулись в Союз, вас ведь наверняка поначалу воспринимали как иностранцев?
— Да, особенно когда Андрей еще не говорил по-русски и мне приходилось общаться с ним на другом языке. Мы этим даже немножко пользовались, потому что нас в очередях за продуктами пропускали вперед.
—  Близкие люди знали о вашей профессии?
— Поначалу думали, что мы работаем в МИДе, а первого ребенка не взяли с собой из-за климата. Потом начали догадываться, особенно после того, как показали "Семнадцать мгновений весны".
— Вы долгое время были за рубежом, видели многих людей. Где самые красивые женщины?
— У нас в России! Хотя в каждой стране есть свои красавицы.
— Наверное, можно не ошибиться, сказав, что на вас многие мужчины заглядывались. Это как-то влияло на работу в поле?
— Вот по этой причине я не любила куда-либо ездить одна. Меня даже один итальянец умудрился задержать, когда я как-то раз должна была в одиночку лететь на самолете. В результате багаж улетел без меня, а я осталась. Я там такое устроила… В итоге меня пустили на другой рейс. А один раз в отеле в лифте я ехала с несколькими нашими футболистами, которые приехали на игру. Они стали меня обсуждать, думая, что я ничего не понимаю. Как же хотелось им врезать по физиономии! Хотя я не считала себя красавицей. Но когда была с мужем, то чувствовала себя защищенной в прямом смысле — за мужем, как за каменной стеной.
— Не раскрывая подробностей, насколько значительна информация, которую вы добыли?
— Мы очень помогли нашей стране.
— Какие у вас награды?
— У меня — Орден "Красной Звезды" и медаль "За отвагу".
— Людмила Ивановна, что бы вы пожелали женщинам в канун 8 марта?
— Я хочу их всех поздравить и обратиться к молодым девушкам — не бойтесь идти в разведчики. Вы поможете нашим мужчинам в очень сложной, ответственной, но выполнимой работе, потому что мужчинам на ней без вас плохо — так же, как и нам без мужчин.

Евгений Иванович Ким – легенда нелегальной разведки. В сообщении пресс-бюро говорится, что он «имел на связи источники ценной документальной информации, добывал сведения по приоритетной проблематике, получившие высокую оценку и реализованные по высшей разметке». Пресс-бюро не стало уточнять, что означает этот набор слов, но мы поясним: «высшая разметка» – это когда материалы, полученные агентурным путем, поступают на стол высшему руководству страны.
Евгений Ким родился в Бухаре в 1932 году. Практически всю свою жизнь он находился на нелегальной работе, и его деятельность и биография до сих пор остаются тайной. Известно лишь, что советские корейцы во второй половине 1960-х и в 1970-х годах активно использовались на нелегальной работе в маоистском Китае, поскольку в силу внешности могли смешаться с толпой.



Иных средств получения информации о происходившем на улицах Китая в период так называемой культурной революции вообще не было. Однако это лишь допущение, и в случае с Евгением Кимом обществу также придется ждать официального рассекречивания. Героя Советского Союза и орден Ленина Ким получил в 1987 году со стандартной формулировкой «за мужество и героизм, проявленные при выполнении служебного долга». Евгений Иванович трагически погиб в Москве в ноябре 1998 года в возрасте 66 лет, его сбил автомобиль. Похоронен он также на Троекуровском кладбище.
Владимир Иосифович Лохов родился в селении Пичиджын Знаурского района Южной Осетии в 1924 году. С 1942 года служил в войсках НКВД, принимал участие в борьбе с бандитизмом и дезертирством. Затем поступил на учебу в Азербайджанский госуниверситет в Баку, где и получил направление в органы государственной безопасности. С 1958 года проходил подготовку на службу в качестве агента-нелегала, проживал в одной из советских республик Средней Азии для совершенствования знания языка и местных обычаев. С 1960 по 1966 год находился в двух зарубежных командировках на нелегальной позиции. По данным газеты ВЗГЛЯД, Владимир Лохов работал по привычной и распространенной в советской нелегальной разведке схеме: легализован он был в одной стране, а в другой работал под видом иностранного бизнесмена, приехавшего из страны легализации. Эта схема позволяет избежать случайностей типа встреч друзей детства, которые могли бы узнать персонажа легенды, а также неожиданных вопросов, типа откуда у этого человека деньги, чтобы открыть бизнес.
При этом он идеально знал языки, обычаи и нравы региона, что давало ему возможность полностью интегрироваться в местное общество, приобрести связи в местной иностранной колонии и в коммерческих кругах. После 1966 года Владимир Лохов некоторое время преподавал в Лесной школе и выполнял разовые задания за границей. В 1968 году Лохову было поручено руководить целой сетью разведчиков-нелегалов «в районах с кризисной ситуацией». Это период, последовавший сразу за Шестидневной войной на Ближнем Востоке, но мы не можем пока открыто утверждать, в какой именно стране или даже регионе действовала эта сеть. В 1979 году Владимир Лохов был назначен начальником одного из отделов ПГУ КГБ СССР.
Он был женат на Нонне Толстой. За достигнутые конкретные результаты в работе награжден медалью «За боевые заслуги» (1967 год), нагрудным знаком «Почетный сотрудник госбезопасности» (1970 год), орденом Красной Звезды (1977 год), орденом Трудового Красного Знамени (1985 год), многочисленными юбилейными наградами и медалями за выслугу лет. В 1991 году Владимир Лохов вышел на пенсию по возрасту. У него не было ни одного провала, и до нынешнего момента его работа была полностью засекречена вплоть до стран пребывания. Скончался Владимир Лохов в 2002 году в Москве на 78-м году жизни и похоронен на Троекуровском кладбище.



В современной Южной Осетии полковник Владимир Лохов – один из национальных героев. Месяц назад, в декабре 2019 года, в Москве посольство РЮО проводило торжественный вечер, посвященный 95-летию Владимира Иосифовича, на котором присутствовали члены его семьи.
О Виталии Алексеевиче Нуйкине пресс-бюро Службы сообщает: «добывал особо ценную информацию по стратегическим аспектам политики ведущих стран Запада и научно-технической проблематике». В реальности Виталий Нуйкин проработал в различных странах мира 38 лет в паре со своей супругой Людмилой Ивановной. Познакомились они, еще когда им было по 16 лет, в Восточном Казахстане, а родом оба из сибирских таежных поселков. Виталий учился в Москве в МГИМО, где ему и поступило интересное предложение от ПГУ КГБ. Людмила училась на медсестру. Через некоторое время Виталий с разрешения руководства разведки предложил своей жене также пройти курс специальной подготовки. История их работы очень показательна с точки зрения методов нелегальной разведки, практиковавшихся в те годы.
Базовым языком Нуйкиных был французский, и первоначальную легализацию они проходили в одной из франкофонных стран Европы. У них были настоящие паспорта, но легендированные биографии. Несколько раз это приводило к опасным ситуациям. В Европе Нуйкины заново регистрировали брак уже под легендированными именами. И оформлявший им брачное свидетельство нотариус неожиданно спросил Виталия: «Как девичья фамилия вашей матери?» Иногда даже годы подготовки дают сбой, мозг закоротило, и эта фамилия просто вылетела у Нуйкина из памяти. Но нотариус с улыбкой сказал: «Понимаю, месье, у вас сегодня такое событие, вы нервничаете». Этой заминки хватило, чтобы прийти в себя, и Виталий вспомнил все составные части своей легенды.



Работали Нуйкины не в Европе, а во франкофонных странах Африки и Юго-Восточной Азии под видом европейских предпринимателей. Это создавало в те времена неожиданные дополнительные проблемы. Например, Людмила с ее медицинским образованием не могла работать по профилю, поскольку белая женщина-медсестра – это был нонсенс. Не было возможности и устроиться, например, секретаршей, по этой же причине, а позиция секретарши в колониальной администрации могла дать широкие возможности для разведывательной деятельности. Но Людмила Ивановна с успехом выполняла «представительские функции»: ходила в клубы жен банкиров и госчиновников, на приемы и обеды, где обычно выбалтывается очень многое.
Вместе с Виталием на одном курсе в Краснознаменном институте учился предатель Гордиевский. Он даже бывал у Нуйкиных дома в Москве. И однажды, еще не будучи разоблаченным, Гордиевский в каком-то разговоре напрямую спросил у тогдашнего руководителя советской нелегальной разведки генерала Юрия Дроздова: «А Нуйкины, они сейчас в какой стране?» Дроздов от ответа технично ушел, но после побега Гордиевского стало понятно, что Нуйкины под угрозой. Их ищут. В стране Юго-Восточной Азии, где они работали, рядом с ними поселилась странная английская пара. Затем Нуйкины нашли в своей квартире жучок. Людмила была в это время в Москве, а вот Виталия пришлось в лучших традициях Джеймса Бонда вывозить в багажнике машины на советский корабль, стоявший на ремонте в порту.
В Южно-Китайском море «недоотремонтированный» корабль попал в такой шторм, что речь шла о гибели. Капитан корабля пришел к Нуйкину и спросил: «У вас есть чистая одежда?» Нуйкин не понял, а на флоте принято умирать в чистом. Но в конце концов корабль удалось взять на буксир и оттащить во Вьетнам. В шесть утра Виталий Нуйкин как был, в тропических шортах и с атташе-кейсом, прилетел в Москву и позвонил жене: «У тебя деньги есть? Выйди, возьми 10 рублей, а то мне таксисту заплатить нечем».
Полковник Виталий Нуйкин скончался в 1998 году. Инфаркт у него случился в аэропорту, но он сел за руль, доехал до ведомственной поликлиники, отстоял очередь за медицинской картой и расслабился. Клиническая смерть, его реанимировали пять часов и спасли, после чего он прожил еще год. Людмила Ивановна вышла в отставку в возрасте 70 лет, но еще пять лет консультировала Службу.
Отдельная история – Михаил Анатольевич Васенков. Пресс-бюро Службы сообщает, что он «создал и возглавил нелегальную резидентуру, добывавшую ценную политическую информацию, получившую высокую оценку». Но это не дела давно минувших дней, а вполне себе современная история. Михаил Васенков родился в 1942 году в Кунцево, которое тогда еще было отдельным поселком, а не районом Москвы. В 1976 году он приехал в Перу из Испании с паспортом на имя гражданина Уругвая Хуана Хосе Ласаро Фуэентеса и командировочным удостоверением от табачной компании. Классическая схема. В 1979 году он получил гражданство Перу, в 1983 году женился на местной журналистке Вики Пелаэс, а в 1985 году переехал в США, в Нью-Йорк.



В Нью-Йоркском университете он получил степень доктора философии и некоторое время преподавал. При этом он подрабатывал журналистом и фотографом, что давало ему доступ к различным политическим мероприятиям. Суммарно на нелегальном положении Васенков-Фуэнтес находился почти 35 лет. Деятельность Васенкова была уникальной. Он смог сдружиться с функционерами Демпартии, получил доступ к расписанию президента США на несколько лет вперед, читал лекции о политической ситуации в Латинской Америке в нескольких престижных нью-йоркских колледжах. Летом 2010 года он был арестован ФБР в своем доме в нью-йоркском районе Йонкерс. За несколько месяцев до ареста он узнал, что ему присвоено звание генерал-майора, а Героя Советского Союза он получил за 20 лет до этого – в январе 1990 года.
Васенков отказывался сотрудничать с ФБР, настаивая на своей невиновности, до того момента, пока в его камеру не явился лично предатель Александр Потеев и не положил перед ним досье. Именно Потеев и сдал тогда американцам всю нелегальную сеть в США. До этого, правда, Васенков, ставший уже больше американцем, чем требовалось, привлек к себе внимание резкими высказываниями на лекциях об американской внешней политике, в частности о войнах в Ираке и Афганистане, а также похвалой в адрес Уго Чавеса. Один бдительный студент пожаловался на него, и ректор колледжа принял решение уволить профессора Ласаро Фуэнтеса.

Есть, правда, данные, что ФБР прослушивало квартиру в Йонкерсе и получило странные данные о том, что Ласаро Фуэнтес рассказывал жене о «переезде в Сибирь, когда началась война». Да и сама Вики Пелаэс была замечена в Латинской Америке во время встречи с сотрудниками российского посольства. После того, как Потеев показал досье на него, привезенное предателем из Москвы, Васенков назвал себя, что позволено внутренними инструкциями, но более никаких показаний не давал. Летом 2010 года он был обменян в аэропорту Вены в ходе знаменитого «обмена шпионами», по результату которого на Запад убыл в том числе и Скрипаль.
За почти 35 лет пребывания в Латинской Америке и в США Васенков практически забыл русский язык, и у него по возвращении в Москву возникли определенные психологические проблемы. Его жена Вики Пелаэс вернулась в журналистику и публиковала колонки в РИА «Новости» и «Московских новостях». В западной прессе мелькали сообщения, что якобы Васенков хотел бы вернуться в Латинскую Америку, но, судя по сегодняшним событиям, все психологические проблемы благополучно решены.
О Герое России, полковнике в отставке Юрии Шевченко (родился в 1939 году) пресс-бюро Службы сообщает, что он «добывал ценную информацию по приоритетной проблематике, в том числе с высшим грифом секретности «Космик». «В ходе выполнения специальных заданий в условиях, сопряженных с риском для жизни, проявляя мужество и героизм, реализовал ряд сложнейших острых оперативных комбинаций, создав каналы получения информации, напрямую затрагивающей национальные интересы СССР, а впоследствии и Российской Федерации», – говорится в биографической справке. Никаких других подробностей не приводится.
Хочется надеяться, что это только начало. К юбилею службы в 2010 году российская разведка должна продолжить работу не только по рассекречиванию (пусть и такому куцему) работы отдельных выдающихся советских и российских разведчиков, но и по популяризации деятельности Службы в целом. На фоне нынешнего витка так называемых исторических войн и иных форм идеологического противостояния это могло быть очень важно. Другое дело, как именно это подавать.



Разведка и ее история, конечно, имеют понятные ограничения, но даже в СССР при Андропове – главе КГБ популяризация работы советской разведки носила исключительно творческий характер. Сможет ли сейчас Служба достичь хотя бы этого уровня с книгами Юлиана Семенова и сериалами типа «ТАСС уполномочен заявить» или ограничится сухими справками, как сегодня, сложный вопрос. Разумный и благородный порыв Сергея Нарышкина отдать должное героям, в том числе и уже ушедшим из жизни, пока что превратился в несколько строк, более пригодных для справки из отдела кадров, нежели для публичного материала. А это дискредитирует саму идею.
Остается только надеяться, что определенные выводы будут сделаны. До юбилея Службы еще почти целый год.

Статья под названием «Шпионерская правда: куда может завести борьба с иностранным вмешательством» предупреждает о расширении в России деятельности, направленной на искоренение «иностранных агентов». В ней разъясняется, что дело не ограничивается участием «спецслужб», и что теперь депутаты Думы также «усилили и расширили понятие „иностранного агента“ в российском законодательстве». В довольно издевательском тоне автор утверждает, что российские парламентарии «вообще не давали забыть, что страна в кольце врагов». И действительно, автор также поднимает тревожный вопрос, что усиление попыток искоренить наше внешнее влияние вполне может быть связано с развернувшимися в Москве летними протестами. В качестве примера злоупотребления мерами в отношении иностранного вмешательства приводится реакция на деятельность посольства Соединенных Штатов Америки в Москве. Согласно этому рассказу, попытки посольства предупредить американцев держаться подальше от протестов в целях безопасности были ошибочно интерпретированы российскими властями как заговор Соединенных Штатов для привлечения внимания общественности к этим протестам.
Что посеешь, то и пожнешь, так ведь? В этой статье сообщается, что те же самые депутаты Думы, выискивающие иностранное вмешательство в российские дела «не скрывают, что их создание было зеркальным ответом на создание в Соединенных Штатах комиссий по расследованию российского вмешательства в американские выборы». Основная проблема, сформулированная в этой статье, состоит в том, что российское правительство направит свои действия в отношении определенных российских активистов: «Отучившись за рубежом, неблагонадежные граждане организуют площадки, чтобы влиять на молодежь и „раскачивать лодку“». Автор указывает на встревоженность правозащитников в России и выражает обеспокоенность возможным появлением нового «железного занавеса», в результате чего россиянам запретят ездить за границу из-за опасений, что они могут стать агентами «иностранного влияния».
В статье сообщается, что последствия скандала «Рашагейт» сейчас негативно сказываются на состоянии борьбы за права человека в России. Разумеется, значительный ущерб был нанесен и некоторым лицам у нас в Америке. В рамках этого фарса звучали всевозможные обвинения, но не было сказано ни слова по делу. Фактически даже «Вашингтон Пост», изо всех сил старавшаяся подстегнуть истерию вокруг «Рашагейт», проведя тщательный анализ так называемой российской кампании в соцсетях, сделала вывод об отсутствии «каких-либо доказательств, что [русские] занимались сложным таргетингом». Скорее, рассуждение в рамках принципа «бритвы Оккама» подсказывает, что российские «тролли», как и большинство других действующих в интернете организаций, просто добивались «кликов», чтобы заработать на рекламодателях. В знак того, что газета «Вашингтон Пост», возможно, не окончательно забыла о журналистской этике, один из ее журналистов удивительным образом начал предпринимать систематические попытки по анализу журналистских перегибов за последние несколько лет, связанных с «Рашагейтом». Газета «Нью-Йорк Таймс» к сожалению, не предпринимала таких попыток, но и ей пришлось признать, что «вмешательством в выборы… мы тоже занимаемся».
Как человек, который периодически вынужден топтаться в вашингтонском болоте, я бы очень хотел, чтобы политические процессы в Америке как-то очистились от иностранного влияния. Но на данный момент меня в не меньшей мере тревожит влияние Бахрейна, Великобритании, Китая, Германии, Индии, Израиля, Японии, Нигерии, Норвегии, Пакистана, Польши, Филиппин, Саудовской Аравии, Южной Кореи, Тайваня, Турции, Украины, Объединенных Арабских Эмиратов, Вьетнама и так далее. Прошу прощения, президент Путин, вы не входите даже в первую двадцатку иностранных держав, манипулирующих на данный момент ходом внешней политики Соединенных Штатов. Впрочем, «Рашагейт», безусловно, вылился в увлекательную драму.
Что же касается разнообразных шпионских эскапад, то, когда в 2012 году голливудский блокбастер «Операция „Арго“» был награжден как «Лучший фильм», этот момент словно открыл новую славную эпоху для американских разведслужб. У нас же, в конце концов, потрясающие шпионы, не так ли? Не просто креативные — а еще и малобюджетные и вдобавок красивые! Возможно, Голливуду пора взяться за новый сценарий о ЦРУ и Иране: быть может, о свержении Мохаммеда Моссадыка в 1953 году? Ведь это событие в большой степени подготовило почву для сегодняшних зловещих процессов в Персидском заливе.

Лайл Голдстайн — профессор-исследователь в Институте по исследованию китайского флота (China Maritime Studies Institute) при Военно-морском колледже США (United States Naval War College) в Ньюпорте, штат Род-Айленд. Помимо китайского языка, владеет русским. Сотрудничает также с новым Институтом по исследованию российского флота (Russia Maritime Studies Institute) при Военно-морском колледже США.

РЕОРГАНИЗАЦИЯ СЛУЖБ
В марте 1954 года в качестве одной из основных реформ сталинской системы, проводимых Никитой Хрущевым, произошла реорганизация службы государственной безопасности, которая стала называться КГБ – Комитет государственной безопасности при Совете министров. Новое название отражало стремление поставить госбезопасность под жесткий политический контроль. Тогда же Хрущев с гордостью объявил о притоке в органы свежих преданных кадров и о «восстановлении ленинских норм». В декабре 1957 года, отмечая 40-ю годовщину основания ЧК, Иван Серов, давний союзник Хрущева, назначенный им руководить КГБ, отметил, что новички трудятся вместе со «старыми опытными кадрами, которым ЦК и партия выражают свои полное доверие и поддержку».
Хрущевские реформы госбезопасности дали им и новый ориентир. Сразу после Второй мировой войны Сталин разделил мир на два непримиримых лагеря, капиталистический и коммунистический, в пространстве между которыми никого и ничего не было. Аппарат разведки сосредоточился на работе по США, которые только что официально сменили Великобританию в качестве «основного противника». Отойдя от строго определенной Сталиным теории двух лагерей, его последователь с присущим ему грубоватым усердием сосредоточился на подъеме национально-освободительного движения. Примечательно, что и в среде высших руководителей КГБ – ярким контрастом по сравнению с советским МИДом – сложилось убеждение в том, что путь к победе в холодной войне однозначно лежит через третий мир. Как вспоминал позднее один из офицеров латиноамериканского направления советской разведки, «судьба мировой конфронтации между США и Советским Союзом, между капитализмом и социализмом будет определяться в третьем мире».
С конца 1950-х годов КГБ стал пополняться свежим поколением офицеров, которые сменили совершенно догматичную и малообщительную прослойку тех сотрудников, которые начинали службу сразу после окончания мировой войны. Отобранные на основе проверенной преданности партии, чистоты семейных связей и состояния здоровья, эти молодые офицеры имели за плечами подготовку по зарубежной истории, культуре, языкам и дипломатическому протоколу, зачастую в элитных вузах (типа Института международных отношений в Москве). Основным источником для отбора будущих кандидатов являлся комсомол – молодежная коммунистическая организация. После приема в КГБ новые сотрудники проходили интенсивную подготовку в полном объеме шпионской работы, начиная с основ шифродела и криптографии до использования психологических приемов. С другой стороны, КГБ был пропитан опасениями относительно «сионистской подрывной деятельности», поэтому евреям обычно отказывали в приеме на службу, хотя противоположная практика превалировала с первых дней образования ЧК до конца Второй мировой войны.
Продолжавшийся рост власти и престижа КГБ можно увидеть и в новой штаб-квартире Первого Главного управления в Ясеневе, лесистом районе на юго-западе Москвы. Открытая в 1972 году для того, чтобы снять часть нагрузки с перенасыщенной людьми традиционной Лубянки в центре Москвы, она позаимствовала свою базовую конструкцию у штаб-квартиры ЦРУ в пригородном Лэнгли, штат Вирджиния. Денег на строительство не пожалели и соорудили даже искусственное озеро, которое дополняло пасторальный вид, открывавшийся из отделанных стеклом кабинетов главного семиэтажного здания, имевшего форму буквы «Y».
Кардинальное различие между развязанными Западом Второй мировой и холодной войнами состояло в том, что советские спецслужбы встретили холодную войну и вели ее не в одиночестве, а вместе со спецслужбами, как было принято тогда говорить, стран народной демократии Восточной Европы, которые – кто лучше, кто хуже – также обеспечивали безопасность своих государств.

ПРИОРИТЕТ
Со времен Владимира Ленина Германия для русских оставалась высшим приоритетом. С приходом Красной армии в восточном секторе разделенной страны была образована Советская военная администрация, выполнявшая повседневный контроль над осуществлением оккупации. В ее задачи входили надзор за зарождающейся политической полицией Восточной Германии (известна как Комиссариат-5) и проведение собственных расследований в сфере безопасности. Еще до образования ГДР в 1949 году с помощью НКВД были созданы большие сети осведомителей. Мощное влияние советских спецслужб продолжилось и после создания в ГДР собственного Министерства госбезопасности (MfS или Stasi) в феврале 1950 года. Каждый руководитель подразделения имел своего собственного советского инструктора, и MfS приходилось порой уступать контроль над важными расследованиями. Более того, три человека, пришедшие в руководство министерством – В. Зайссер, Э. Вольвебер и Э. Мильке – прошли подготовку в Москве и для назначения на должности нуждались в советском одобрении. Ни парламент ГДР, ни Совет министров не имели никаких надзорных функций в отношении MfS – его единственным хозяином де-факто был КГБ. Как вспоминал Маркус Вольф, продолжительное время руководивший Управлением внешней разведки (HVA), «структура нашего аппарата являлась зеркальным отражением советского образца. Язык наших названий выдавал их перевод с русского и формулировал цели нашей работы». Для спортивной деятельности сотрудников министерства русские даже экспортировали немцам организационную модель своего спортивного общества «Динамо», основанного Феликсом Дзержинским в 1923 году для развития у сотрудников ЧК «силы, ловкости, мужества и выносливости».
С течением времени, однако, офицеры MfS достигли некоторой независимости от «друзей» – этим эвфемизмом они называли своих коллег из КГБ – и реально преуспели в создании определенного паритета и уважения со стороны последних – успех, которым не могла похвастаться ни одна из спецслужб стран Восточного блока. С другой стороны, получившая статус управления резидентура КГБ в Карлхорсте (Восточный Берлин) стала крупнейшим учреждением КГБ вне СССР (около 600 сотрудников) и приобрела репутацию привилегированного места службы – во многом благодаря своей близости к богатому Западному Берлину.
По одному важному показателю восточные немцы легко обошли своих советских друзей. Во время развала ГДР один сотрудник «Штази», занятый на службе полный рабочий день, приходился на каждые 180 граждан страны. Применительно к СССР этот показатель составлял 595 граждан, в Чехословакии – 876, в Польше – 1574.
К началу 1970-х годов HVA (Управление внешней разведки MfS) серьезно утвердилось в странах третьего мира. Помимо обеспечения решающей поддержки стратегическим программам Москвы, это придавало чувство собственной значимости стране, которая боролась за свое международное признание. Среди стран, чьи службы безопасности получали помощь от «Штази», были Куба, Занзибар, Гана, Мозамбик, Ангола и Эфиопия, а в лагерях на территории ГДР проходили военную и разведывательную подготовку бойцы национально-освободительного движения из Родезии, Намибии и Южной Африки. В конце 1972 года HVA наладила связь по линии разведки с группировкой Ясира Арафата, этот шаг был решительно поддержан Москвой. В ответ Организация освобождения Палестины пообещала прекратить террористические нападения в Европе.

ВОСТОЧНЫЙ БЛОК
Нет ничего необычного в том, что советские спецслужбы старались создать в странах Восточного блока силы безопасности по своему образу и подобию, насыщая их своими сотрудниками. Исключением оказались Югославия и Албания, где советников из КГБ не было.
К концу 1945 года в Управлении государственной безопасности (AVO) Венгрии полный рабочий день трудились уже сотни офицеров, и это тогда, когда не было сделано ни одной попытки восстановить взорванные мосты через Дунай. Примечательно и то, что AVO выбрало местоположение своей штаб-квартиры на проспекте Андраши, 60, печально известном тем, что на самом последнем и самом жестоком этапе мировой войны там располагалась венгерская фашистская полиция. Любопытно и то, что, игнорируя временное коалиционное правительство, AVO направляло свои доклады напрямую руководству Компартии. Еще до мятежа 1956 года AVO поменяло свое название на AVH (Администрация государственной безопасности), однако для множества антиправительственных протестующих это было лишь актом смены вывески, что и привело в результате к столкновениям со смертельным исходом.
В послевоенной Чехословакии была достаточно быстро создана собственная политическая полиция – StB, сотрудниками которой стали преимущественно молодые рабочие со скромным образованием. Первоначально акцент в их деятельности делался на работу с некоммунистическими политическими партиями и Католической церковью, особенно в Словакии, затем вектор их активности сместился в сторону надзора над производством и перебежчиками. Сотрудники StB серьезно пострадали от гонений, последовавших за «пражской весной» 1968 года, когда почти три четверти руководства службой были сняты со своих должностей. Штаб-квартира службы располагалась в серо-коричневом здании из стекла и бетона близ площади Венцесласа в Праге.
Болгарская служба разведки и безопасности DS имела самые тесные отношения со своими советскими коллегами и рассматривалась многими как простое продолжение КГБ, которым руководил шеф советской резидентуры в Софии. Болгары были особенно жестки в слежке за находящимися в эмиграции критиками режима Тодора Живкова. Понятие «болгарский зонтик» стало достаточно известным в мире после того, как реальный зонтик был в 1978 году использован в Лондоне для стрельбы маленькими ядовитыми шариками, содержащими рицин, по Георгию Маркову, журналисту-диссиденту, работавшему во всемирной службе Би-би-си и считавшемуся предателем за переход на сторону врага.
В Румынии после вступления советских войск в Бухарест в августе 1944 года сотрудники НКВД захватили докоммунистическую службу безопасности Siguranta и руководили созданием Главного управления общественной безопасности, получившего название Securitate. К 1951 году в службе было создано Управление внешней разведки. Советские советники были выведены из Румынии в 1964 году, что создало уникальную ситуацию в сообществе спецслужб Восточного блока, однако сотрудничество с КГБ продолжалось на регулярной основе.
Секретная полиция Польши, сначала называвшаяся Urzad Bezpieczenstwa, а после 1956 года Sluzba Bezpieczenstwa (SB), оказалась достаточно проблемной и требовала деликатного обращения. В то время как ее численность быстро выросла приблизительно с 2500 человек в декабре 1944 года до 23 700 человек менее чем через год, большую часть персонала составляли дети рабочих и крестьян, которые были не очень образованны и руководствовались в своей деятельности больше карьерными соображениями, чем коммунистической идеологией. Один из старших офицеров КГБ отзывался о его польских коллегах как о «диком и беспечном стаде», способном проникнуть в круги своих соотечественников за рубежом и добыть ценную военную и техническую информацию, но, видимо, не замечающих деятельности подрывных групп у себя под носом. Шеф восточногерманской MfS Эрих Мильке также высказывал свои резкие замечания в тех случаях, когда ему доводилось проводить совместные с SB операции. 

Безопасность зашкаливает
В феврале 1945-го вопрос безопасности в Крыму стоял остро: немцев выбили с полуострова сравнительно недавно, в мае 1944-го. Здесь вполне могли действовать вражеская агентура и разведывательно-диверсионные группы. Главы СССР, Великобритании и США, собравшиеся в одном месте, представляли собой крайне желанную и удобную цель для Гитлера, терпящего поражение за поражением. Союзники предлагали провести встречу в Северной Ирландии, на Кипре, в Греции, на Мальте или в Иерусалиме. Однако Сталин гарантировал им полную безопасность.



В начале января 1945-го в Москве состоялось совещание руководителей разведки Наркомата обороны, Военно-морского флота и НКВД под председательством Лаврентия Берии. Обсуждали позицию и требования советской делегации на конференции, послевоенное переустройство Европы, возможности вермахта по сопротивлению союзникам и, конечно же, вопросы обеспечения безопасности в Ялте. Уже 8 января вышел приказ № 0028 наркома внутренних дел СССР Берии "О специальных мероприятиях в Крыму".
При подготовке к встрече привлекли тысячи советских, американских и британских сотрудников служб безопасности, корабли и авиацию Черноморского флота, а также ВМС США и Англии. Всю территорию Крыма перевели в режим прифронтовой зоны, хотя боевые действия там закончились. Руководство СССР серьезно опасалось воздушного удара по Ялте, поэтому для ее прикрытия выделили всю истребительную авиацию Черноморского флота — порядка 160 самолетов — и флотскую ПВО. Кроме того, задействовали 76 зенитных орудий крупного калибра, 12 установок малокалиберной зенитной артиллерии, 99 пулеметов ДШК и 65 прожекторов.


© РИА Новости / А. Свердлов

На одном из заседаний Ялтинской (Крымской) конференции союзных держав
Для защиты участников конференции с моря Черноморский флот сформировал специальный отряд: крейсер "Ворошилов", эсминец "Сообразительный", два катера класса "большой охотник", десять катеров типа "малый охотник", а также отряд подводных лодок. Советский Союз создал практически непробиваемую линию обороны. В канун юбилея Ялтинской конференции Минобороны опубликовало перечень ранее засекреченных документов.
"На вас возлагается усиленная оборона порта Ялта и участка побережья Крыма в границах "мыс Никитин — мыс Кикинов". Для выполнения этой задачи вам надлежит нести постоянный корабельный дозор в море на подходах к вышеуказанному участку побережья", — говорится в боевой директиве Черноморского флота от 20 января 1945-го.



Особое внимание уделяли защите от вражеских субмарин. В боевой директиве № 0065 указывалось: "Для предотвращения внезапного удара противника со стороны моря по району главной базы организовать дальний морской дозор в составе двух подводных лодок. Задачи дозора: следить и немедленно доносить о движении всех судов и полетов самолетов в районе дозора. Обнаружить возможного противника и своевременно оповестить Черноморский флот. Дозорная подводная лодка, в зависимости от обстановки, уходит на безопасную глубину, периодически всплывая под перископ для проверки изменения обстановки, если обстановка не позволяет подводной лодке бить под водой, она маневрирует как надводный корабль".

Поймать президента
Безопасность первых лиц обеспечили на высшем уровне. Для охраны одного только Сталина привлекли 100 сотрудников спецслужб и 500 — НКВД. Лидеров стран-союзников также прикрывали советские особисты. Франклин Делано Рузвельт, как известно, был парализован. Перед одним из выездов американского кортежа из Ливадийского дворца телохранители пересадили президента из инвалидного кресла на переднее сиденье открытого "виллиса". Сопровождающие лица неплотно закрепили опорные перила, во время движения по серпантину они неожиданно распахнулись и пассажир чуть не вывалился из машины. Положение спас советский водитель Федор Ходаков: он ухватил Рузвельта за пальто.


© РИА Новости / Александр Соколенко

Американский штабной корабль, прибывший в Севастополь в дни Ялтинской конференции
Район пребывания и передвижения лидеров разбили на пять оперативных секторов: Саки — Симферополь; Симферополь; Симферополь — Алушта; Алушта — Ялта — Байдарские ворота; Байдары — Севастополь. Дорожное движение на маршруте регулировали 1800 сотрудников госбезопасности и десять переводчиков. Для непосредственной охраны Ялтинской конференции привлекли 1-й и 2-й полки 1-й отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Дзержинского, отдельный полк спецназа войск НКВД, 281-й стрелковый полк внутренних войск, 32-й полк пограничных войск, мотоциклетный отряд в количестве 120 человек, батальон военных регулировщиков, несколько бронепоездов, а также пять рот войск правительственной связи.
Хорошо подготовился и флот. К 15 января 1945-го силы главной военно-морской базы ЧФ осмотрели рейд порта Севастополь, побелили и отремонтировали Интернациональную пристань, разминировали Английское кладбище и провели учения по отражению налета авиации.


© РИА Новости

Маршал СССР И. В. Сталин направляется на очередное заседание Ялтинской (Крымской) конференции
В отчете о деятельности службы наблюдения и связи Черноморского флота в период проведения Ялтинской конференции отмечалось, что самым напряженным и сложным для спецслужб был день прилета президента США Франклина Рузвельта и премьер-министра Уинстона Черчилля, прибывших вместе с сопровождением на 28 самолетах. Борта делегаций действовали на одной радиоволне, что значительно затрудняло работу советских авиадиспетчеров. Тем не менее все самолеты приземлились с первого захода.