Спецслужбы

Если перехваты с участием советских пилотов МиГов проходили довольно дружественно, летчикам из других коммунистических стран чувства юмора явно не хватало. Оператор систем радиоэлектронной борьбы Джерри О'Брайен (Jerry O'Brien) в своей книге «Совершенно секретно» (Top Secret) писал:
«Китайцам и северокорейцам никто рукой не махал. Напротив, мы всячески избегали контактов с корейцами и китайцами. Во время полетов в районе Тайваня нас обычно прикрывало звено китайских националистов на F-86».
16 июня 1959 года МиГ-17 ВВС КНДР атаковали разведывательный самолет американской морской авиации P4M-1Q Mercator, который проводил радиоэлектронную разведку в 50 милях от восточного побережья Кореи. Экипажу удалось вернуться в Японию, хотя самолет получил серьезные повреждения (и позже был списан). Хвостовой воздушный стрелок получил ранение. Из-за этого нападения, произошедшего в момент, когда другие самолеты Skyknight корпуса морской пехоты выполняли похожие задания, пришлось внести серьезные изменения в правила проведения таких полетов. Смешанным  фоторазведывательным эскадрильям авиации морской пехоты удалось избежать таких неприятностей, однако один самолет, осуществлявший воздушную разведку в мирное время, подвергся нападкам совсем уж с неожиданной стороны — со стороны Агентства национальной безопасности США.
В конце января 1965 года 1-я смешанная фоторазведывательная эскадрилья авиации морской пехоты США сделала на борту самолета EF 10B Skyknight любопытную надпись, вызвавшую недоумение как в СССР, так и в Америке. Вспоминает Чак Хаусман, летавший на этом самолете с надписью в направлении Владивостока:
«Разрешение мы не получали, но тогда нам казалось, что так мы сумеем немного разрядить обстановку. Мы сумели составить на русском языке надпись, которая гласила: «Поступайте на службу в морскую пехоту США». Мы написали эти слова на топливных баках F-10 [в сентябре 1962 года F3D-2Q были переименованы в EF-10B]. Позже мы узнали, что когда перехватчики приблизились, подойдя немного ближе обычного, был разговор в эфире, они зачитывали надпись наземному диспетчеру. Они доложили, ответа не было, они снова доложили, и снова никакого ответа. Тогда летчики плюнули на это дело».
«Надпись на топливных баках вызвала довольно большую шумиху в Вашингтоне. Агентство национальной безопасности заинтересовалось, что, черт возьми, у нас происходит. К тому времени как до нас дошла информация, надпись сделали уже и на втором самолете. Этот второй самолет уже готовился к вылету, когда пришло распоряжение: „Закрасьте эту чертову надпись, избавьтесь от нее"».
Благоразумное поведение во время полетов помогало избегать встреч с МиГами. Летчики уходили от перехвата, разворачиваясь в сторону Японии еще до того, как МиГи с их малым радиусом действия могли приблизиться к самолетам-разведчикам. Пилот EF-10B капитан Арт Блумер (Art Bloomer) вспоминал, как он в 1961-1962 годах служил в 1-й смешанной фоторазведывательной эскадрилье:
«Я совершил немало разведывательных вылетов с базы Мисава. Мы направлялись прямо в сторону Владивостока, подлетая к нему на расстояние 30 километров. Меня никогда не перехватывали, потому что я всегда разворачивался до их прибытия, до того, как МиГи могли сесть мне на хвост. Когда мы возвращались в Мисаву, они сопровождали нас километров 100, потом разворачивались и куда-то уходили».

– А какая роль в психологически-диверсионной войне руководством СССР была отведена Управлению «К», входящему в состав ПГУ КГБ?
– Управление «К», в котором я служил, использовалось Правительством СССР, как инструмент разведки КГБ СССР и являлось оперативным подразделением, участвовавшим в выполнении своих функций. А ими являлись защита наших граждан за рубежом и защита советских учреждений за рубежом от проникновения в них противника.
А в целях их защиты перед сотрудниками Управлении «К» ставилась задача по проникновению сотрудников нашего управления в спецслужбы противника, которые пытались вербовать себе из граждан нашей страны агентуру. И в нашем управлении разрабатывались те организации, которые у нас в КГБ мы называли центрами идеологических диверсий. Они использовались спецслужбами стран НАТО и США для проведения подрывных акций против учреждений и граждан СССР за рубежом нашей Родины.
– Какие Центры идеологических диверсий, в которых работали бывшие граждане СССР, эмигрировавшие позже на Запад, попали в Вашу разработку?
– Объектами проникновения моего отдела в Управлении «К», которым я руководил, были такие центры идеологических диверсий, как корпорация «Свободная Европа», «Свобода», НТС, который имеет в Москве свое представительство. Также в поле зрения отдела были и все организации антисоветской эмиграции, среди которых активнейшим образом действовали союзы прибалтийских и украинских националистов. И целью моего отдела было получение «на дальних подступах» от них информации об их намерениях и нейтрализация их деятельности против учреждений нашей страны за рубежом. Мой отдел должен был передавать Управлениям контрразведывательной деятельности КГБ, которые работали на территории нашей Родины, о планах этих Центров по проведению ими через своих людей в нашей стране каких-то актов, которые на Западе, и в частности, в США ожидали, как предлога для осуждения нашего тогдашнего строя и руководства СССР. И после получения от нас информации о планах проведения заграничными центрами идеологических диверсий подразделения контрразведки КГБ старались предотвратить их проведение в нашей стране.
– Наблюдая за современными СМИ, Вы можете увидеть и тех из представителей «НТС» или радиостанции «Свобода» в Москве, которые, эмигрировав в своё время из СССР, сотрудничали с ЦРУ США, работая на развал СССР?
– Они не только появляются, но издают и открыто продают теперь в России ту литературу, которая раньше, издаваясь на деньги Госдепа США за рубежом, была запрещена к провозу в СССР из-за своей антисоциалистической направленности.
– Согласны ли Вы с мнением о том, что многие эмигранты из СССР, после переезда на Запад стали своим хозяевам из Ленгли там не нужны? Они были нужны ЦРУ, Лиге защиты евреев и «Хельсинкской группе» именно в СССР для создания видимости недовольства народом, технической и творческой интеллигенцией советским строем, за что им западные хозяева и платили.
– …Конечно, какое-то количество тех, кто в нашей стране мог противостоять ее идеологии, было выгодно спецслужбам США и странам НАТО. Но, уехавшие за рубеж диссиденты не остались и там без внимания спецслужб враждебных к нашей стране, а значит, не остались и без работы. Потому что, работая в определенной среде, как творческой или технической интеллигенции, они могли располагать знаниями о настроениях в ней и дать спецслужбам Запада наводку на нужный им объект с целью его возможной вербовки. И по их наводке, скажем, ЦРУ США или разведка другой страны могли получить себе источник из творческой среды, который был вхож в правительственные или государственные круги СССР. Или указать на кого-то из числа недовольных советским строем «закрытых» физиков, которым из-за их причастности к тайнам оборонного характера был закрыт выезд из СССР.
– Можно ли предположить, что дело по вербовке Моссадом и ЦРУ «закрытого» физика-атомщика, а затем диссидента, отбывшего срок в мордовских лагерях А. Щаранского – именно из этой «серии»?
– Безусловно, это и была та система, которая могла, таким образом, как Вы описали в своем вопросе, помогать отбору людей, что были готовы за какие-то блага сотрудничать с противниками нашей страны. И нельзя говорить, что их хозяева при их приезде на Запад оставили в Европе или в США без работы. Если бы диссиденты, выступавшие с критикой политики СССР на мировой арене, живя, как Сахаров или Боннэр в Москве, остались бы без поддержки Запада, то они бы и внутри нашей страны просто бы прекратили свое существование. Без поддержки Запада они не смогли бы вести свою деятельность, а значит, снабжать его сведениями о том, кто из числа физиков-атомщиков за деньги и за свой выезд в США или Израиль готов снабдить западные спецслужбы нужными им сведениями. Не рассчитывая на благодарность от США и других капиталистических стран, диссиденты не стали бы в то время разжигать такие страсти, как протесты против войны в Афганистане, или, до этого, против ввода войск Варшавской коалиции в 1968 году в Прагу. 
А по приезде на Запад и после устройства в какой-нибудь центр идеологической диверсии они делились своими знаниями о настроениях в среде разных социальных групп – ученых, писателей, журналистов, которые могли быть допущены в верхние эшелоны власти в СССР, и давать наводку на того, кто, по их мнению, был готов к вербовке. Также они использовались подрывными идеологическими центрами для установления контактов с выезжающими из нашей страны гражданами, на предмет создания каналов для перевозок в СССР литературы антисоветского толка. С их помощью они создавали тем же образом каналы, по которым из СССР шла информация о развитии нашей оборонной мощи. А заняться ее передачей разным разведкам стран НАТО или ЦРУ США могли и завербованные при помощи уже живущих на Западе лица из научной среды СССР, которые подобно Щаранскому хотели предательством интересов своей Родины купить себе красивую жизнь. И получить себе в этих Центрах идеологических диверсий места более хлебные, а значит, более высокооплачиваемую должность.
– А как же конкретно на разные радиостанции, что вещали на Советский Союз, могли попасть люди из творческой и технической интеллигенции, как тот же Олег Туманов, ставший там редактором «русского» отдела, или Александр Галич, известнейший бард?
– Такие известные деятели культуры, как популярный бард, а затем ведущий на радиостанции «Свобода» передачи «Галич у микрофона», были просто необходимы в центрах психологических диверсий. Таким и являлось его место работы в Париже во время его эмиграции – для того, чтобы слушатели этой радиостанции в СССР воспринимали подрывной центр, как свой, а не как центр по проведению идеологической войны, находящийся на содержании у ЦРУ. К тому же большая часть, в том числе, и руководящих работников СССР того времени, испытывали к нему доверие. Кстати, с Александром Галичем я в середине 1970 года встречался.


Александр Галич. Фото: radikal.ru

– Не хотите ли Вы сказать, что вам пришлось проследить за тем, как он себя ведет, чтобы составить отчёт в ваше ведомство?
– Нет, эта встреча произошла, когда я приехал в писательский Дом творчества в Малеевке, чтобы навестить своего брата. Конечно, Галич не знал и не догадывался, к какой службе я принадлежу. Но я проникся к нему уважением, поняв, что это за человек, и очень переживал за него. Из-за тесного общения с Галичем мы с братом могли быть подвергнуты наблюдению, поскольку за ним тогда уже, как я думаю, могли следить, а в связи с этим, я не исключаю, в нашей компании могли быть разные люди. Этот Дом творчества был объектом наблюдения Пятого управления КГБ СССР, а значит, в этом доме могли быть его источники информации, которые в свою очередь, сообщали своим кураторам, с кем Галич общался и о чем говорил. Вообще надо отметить, что многие, кто, выехав за рубеж, не желал участвовать в антисоветских операциях, сходил с дистанции и спивался, и их жизнь оканчивалась трагически. А такие люди, как художник Мальрик, с непростой психикой, продолжали лечиться от различных психических заболеваний и в европейских странах так же, как они это делали в СССР. Поэтому нельзя их поступки связывать только с политикой, потому что их психическим состоянием могли воспользоваться те антисоветские круги, что в странах Европы обещали им за их выступления против политики, проводимой СССР, хорошую медицинскую помощь и излечение от их недуга.
– А подобные Дома творчества могли иметь «уши» в виде жучков в телефонах и скрытых камер в стенах этого дома?
– Конечно, были, если в отдельные номера этого дома приезжали такие люди, как Галич, которые были в зоне внимания Пятого Управления КГБ, и работа по нему велась, то те места, где проходили его встречи, были соответственно подготовлены и естественно оборудованы.
– А какие мероприятия активного характера проводило Управление «К» относительно тех же радиостанций «Свобода», «Свободная Европа» и издательства «Посев»?
– Руководимый мной отдел, как правило, проводил контрпропагандистские операции, целью которых была нейтрализация и дискредитация их деятельности, чтобы показать, насколько они действуют не по своему усмотрению, а поют с голоса спецслужб Запада и ЦРУ США, являясь их рупорами. Это делалось для снижения активности противостоящих им объектов идеологической войны.
– При проведении таких операций, проводились, к примеру, «активные мероприятия»?
– Речь идёт об очень широком диапазоне деятельности спецслужб, как СССР, так и ЦРУ США, и все зависело от конкретной ситуации. Различные способы вербовки давно применяются спецслужбами всего мира… К примеру, если на каком-то объекте психологической войны была у нас агентура, то одна из задач, что ставила перед ней спецслужба, это и была операция по проведению оперативно-технического характера. А именно, установка специальной подслушивающей техники на объекте, на который наша спецслужба должна проникнуть. Или еще лучше, где живет объект возможной будущей вербовки. И это было естественно.
Как и квартиры работников Посольств СССР были начинены спецтехникой, поставленной контрразведывательными подразделениями стран, в которых они работали. Так было в квартирах, в которых жили сотрудники Посольства в европейских странах и тем более США.
– Как известно, перед вербовкой спецслужбой любой страны какого-то объекта, его будут изучать, как насекомое под микроскопом. В этой связи, насколько справедлива версия о том, что агент советской разведки на радиостанции «Свобода», начальник ее «русского» отдела О. Туманов, ко времени его вербовки сотрудниками ПГУ КГБ был опустившимся алкоголиком?
– Чтобы ответить на Ваш вопрос, я хочу объяснить, что, когда Вы ставите вопрос о конкретном человеке, в частности, об Олеге Туманове, Вам следует понять, что разведывательная деятельность, это, прежде всего, производственная деятельность. И она сочетает в себе элементы сельского хозяйства и станкостроения. Поясню более развернуто, что я под этим подразумеваю. Вот, отводится нам для нашей разведывательной работы поле и дается задание «окультивировать» его. Занимаясь им, мы на нем выращиваем какой-то продукт. И производя его, мы в свою очередь производим и его средства производства, которые будут нашими коллегами использоваться и на других полях для подобной работы. И применимо к тому, что я вам сейчас сказал, агентура – это наш продукт и одновременно главное средство нашего производства. Потому что уже с помощью агентуры мы решаем все свои задачи, а главная из них, это добыча информации.


Олег Туманов

Что же касается О. Туманова, он прошел очень сложный жизненный путь. Вначале он ушёл из нашей страны, а потом, очень сильно переживая эту свою ошибку, действительно был подвержен злоупотреблению спиртным. Но не на этой основе он был привлечен сотрудниками Управления «К» к сотрудничеству с органами государственной безопасности нашей страны. Он был завербован на том, что очень остро чувствовал свою прежнюю вину перед своей Родиной и стремился всячески её компенсировать своей деятельностью на пользу СССР. И это не могло, в свою очередь, не сказаться на его психике. А потом, к сожалению, его пристрастие к спиртному даже переросло в заболевание. Но, тем не менее, он был весьма перспективным агентом и весьма сложным для управления… И далеко не каждый сотрудник ПГУ, у которого он был на связи, мог с ним справляться. Даже были периоды, когда он чувствовал слабость работника в оперативном плане, у которого он был на связи, и начинал сам диктовать ему условия их совместной работы. И такие вещи с ним случались во время его работы на КГБ СССР. Мне же лично с ним приходилось сотрудничать и во время его работы на радиостанции «Свобода», и потом, когда он уже окончательно вернулся в СССР...

Полное интервью по ссылке