Стихотворные Авантюры - творчество любителей рифмованных и не очень строк...

У него было много названий, но смысл оставался один – даже самоуверенный рыцарь, облачённый в лучший доспех не то, что из имперской стали, но хоть из мифрила или кованного секретного сплава гномьих бронников, даже этот самый рыцарь за секунды до страшной смерти осознавал, что, оказывается, вся его защита не стоит ровным счётом ничего. Просто несколько миллионов золотых монет на теле. И всё. Немыслимые когти чудовища разрезали, как бумагу, всё – будь то кода, камень, сталь или магмий. Ничто не могло спасти от их всепроникающей способности буквально располосовывать на тонкие аккуратные ломтики что угодно.

Да, Грааг был орком, а Барма – чудовищем. История того, как же так вышло, что Барма считает Граага другом, заслуживает отдельного внимания. На одной из вылазок в плохо разведанные северные пустоши тогда ещё очень молодой Грааг, бывший простой “ищейкой” племени, увидел, что пара гарпий собирается отведать что-то мохнатое. Не раздумывая, двумя синхронными движениями Грааг сократил диаспору этих злобных, тупых и отвратно пахнущих “куриц”. Подбежав к кому-то шевелящемуся в осенней листве, Грааг с изумлением понял, что это – маленький бегемотик, ещё совсем кроха, всего-то килограммов 40-50. Поднатужившись, молодой в те времена орк доволок его до своего скромного шатра. С тех пор Грааг стал кем-то наподобие отцом чудовищу. Как истинный терпеливый родитель, он выходил ослабевшего бегемотика, добывая ему пищу и готовя по особому рецепту своей любимой мамы – в мясо он добавлял особую, чрезвычайно редкую траву – Зак-зак. Грааг назвал своего “ребёнка” Бармаглотом – аппетит у младенца был под стать небольшому племени орков. От этого и происходит сокращённое “Барма”.

После этого для чудовища больше не стало никого ближе, чем Грааг, равно, как и для орка. Барма стал верным другом – именно другом ,а не питомцем! – Граагу, а Грааг никогда не считал себя “хозяином” столь редкого “монстра”.

Множество раз Бармаглот спасал Граагу жизнь в битвах, много раз Грааг благодарил богиню Судьбу за то, что в тот памятный осенний вечер именно он оказался там, с гарпиями и маленьким комочком живой плоти.

Со временем Бармаглот начал демонстрировать недюженные способности если не к самообразованию, то по крайней мере к познанию того, что окружало его, а не просто следованию инстинкту “где бы достать пожрать”. Однажды, когда Грааг закурил свою сигариллу, куда он по привычке добавлял немного Зак-зака, орк чуть не поперхнулся дымом, когда услышал, как его ещё небольшой (метра 2 ростом и килограммов 230 веса) друг издал:

- Зак-зак. – Получилось неуверенно. Орк подумал, что послышалось.

- Барма, что?.. Тебе по нраву запах твоей любимой травки, правда?..

- Зак-зак! – Уже уверенно сказал Бармаглот.

И так и пошло, что разные эмоции чудовище выражал “зак-заками”. Грааг знал, что Барма понимает речь, только строение голосового аппарата не позволяет ему говорить так, как все привыкли. Так оно и было. Грааг что-то рассказывал, советовался или

переживал, а Барма одной фразой настолько искусно поддерживал “диалог”, что большего Граагу и не нужно было…

Грааг уже было подумал, что и оставшаяся часть пути пройдёт так же спокойно; Барма топал рядом. Бармаглот был уже немолод, шерсть приобрела серебряный налёт мудрости, движения были не столь резки и отточены, как много зим назад, в расцвет силы, но сама всепробивающая мощь никуда не делась. Опыта им двоим было не занимать. Грааг тоже не мог назвать себя юношей, но на самом деле он был не так уж и стар, лет 35 по человеческим меркам. Просто “старый орк” – это обращение, характеризовавшее мудрость вождя племени.

Грааг ошибся.

Тропа, по обеим сторонам которой возвышались купола сугробов – Барме нравилось делать из их вершин аккуратные усеченные конусы одним своим пальцем с коготком – плавно спускалась в небольшую низину, известную, как Низина страха, и имешую дурную славу, потому что многие не только орочьи, но и людские, а чаще всего эльфийские разведчики исчезали там. Находили лишь поломанное оружие, раскрошенные щиты и разорванные доспехи, Низина полнилась кровью и мясом оставшихся там смельчаков. “Вот как некромант какой-нибудь прознаёт про это – устанем зомби возвращать в могилы!” – уже не раз думалось Граагу.

Грааг повернул голову, облачённую в особый Шлем вождя орков, усиленный мифриловыми вставками, к Барме, собираясь донести до него эту уже несвежую мысль в очередной раз, как тонкий протяжный девичий эльфийский крик моментально превратил друзей из лениво бредущей по своим делам странноватой парочки в боевые машины войны. Моментально подобравшись, Грааг метнулся в сторону, откуда ветер донёс крик. Следом словно Бог войны, ощерившись и выдав громогласный рёв Царя зверей, мощными длинными прыжками мчался Бармаглот.

Взбежав на пригорок, они увидели картину, от которой кровь застыла в жилах.

Молодая, довольна симпатичная по меркам Граага эльфийка стояла в боевой стойке. Она сжимала искусно сделанный лук (Грааг вдруг с удивлением подумал. Что лук ей подарил какой-нибудь слащавый ухажёр), тетива звенела от напряжения, готовая ужн пропеть свой реквием, но стрела!.. Стрела была последняя. За спиной у эльфийки виднелись испуганные очаровательные глаза маленькой эльфийской девочки. Очевидно, это была дочка воительницы. Чуть поодаль, поде раскидистым дубом грозно фыркул и встряхивал заплетённой к косички гривой боевой единорог. Казалось бы – ну что может угрожать до такой степени, что из прекрасных уст эльфийки сорвётся зов о помощи – Грааг не сомневался, что тот крик был именно им. На бегу Грааг бросил взгляд на тех, кто угрожал этой милой семье, и чуть было не сбился с шага.

Виверны. Две виверны, ужасающие, достаточно редкие в этих краях, обладающие острыми зубами, способные на небольшие перелёты (“Скорее прыжки” – подумал Грааг), довольно серьёзные противники и в одиночку, а тем паче втроём. Третья была тёмная виверна. Всё то же, что и обычная, но обладавшая убийственной способностью отравлять свою жертву настолько сильным ядом, что даже медведи умирали в течение минуты без оказания помощь лекарей или друидов.

Виверны обладали слабым зрением, так как предпочитали жить в тёмных пещерах, но запредельное обоняние заменяло им глаза. Все три твари почувствовали и разом повернули практически безглазые вытянутые склизкие от выделений морды в сторону орка и чудовища. Тёмная виверна, имевшая ярко-зелёную, поблёскивавшею на заходящем солнце чешую, издала противный высокий то ли свист, то ли просто очень резкий звук. Обе обычные коричневые виверны разом повернулись в сторону друзей, расправляя перепончатые крылья и оскаливая пасти и рядами острых, как ятаган, зубов. Тёмная, к сожалению Граага, осталась рядом с эльфами и уникорном, собираясь прикончить единорога и отведать наконец эльфийское нежное мясцо. Две виверны бросились навстречу с Граагом и Бармой, невысоко взлетая и собираясь обрушиться на орка и зверя

сверху и закончить это сражение одним укусом страшных челюстей. Однако виверны не могли в силу отсутствия хоть какого-нибудь рационального мышления учесть, что пара Граага и Бармы была настолько слаженной. Что какие-то пусть даже и опасные виверны – ничто по сравнению с альянсом тактической смекалки орка и сокрушающей мощи чудовища. Грааг знал, что не эти две представляют главную опасность – надо было скорей добраться до тёмной виверны и успеть, пока та не натворила бед. На единорога было мало надежды, разве что поначалу сдержит натиск этой зелёной твари.
Не сбрасывая скорости,  Грааг выхватил из-за спины два лёгких топорика, предназначенные в основном для метания, и, практически не целясь, один за одним с интервалом в один вздох-выдох метнул их в ближайшую к себе тварь. Виверна не успела изменить направление полёта, только инстинктивно подняла когтистые лапы к морде, надеясь защититься таким образом. Может ей бы это и удалось, будь у вождя орков обычные лёгкие топорики. Однако Грааг уже давно понял, что от того, какое оружие ты собираешься занести над врагом, напрямую зависит, проиграешь ты или же останешься на поле битвы. Поэтому через Гульденварфа орк заказал ебе большую часть амуниции у знаменитых подгорных мастеров. Топорики, среди прочего оружия, отличались особой проникающей способностью. Поэтому лапы виверны та с удивлением обнаружила уже на земле, отсечённые словно по линейке, а сама бывшая обладательница когтистых лапок уже лежала в луже зеленоватой вонючей крови. Вторая виверна, скалившаяся страшно и ужасно, просто была сметена Бармой на лету. Чудовище несколькими взмахами своих кос смерти буквально нашинковал виверну. Куски тела, крылья. Лапы, голова – всё валялось вокруг Бармаглота, а тот, вкусивший в очередной раз  крови жертвы, казался поистине ужасающим.

На очереди оставалась тёмная. Грааг вытащил из набедренных чехлов оставшиеся два топорика, Барма забегал с фланга, и тут тёмная виверна показала, насколько она умнее своих сестричек. Подпрыгнув, она оттолкнулась от спины единорога и взмыла над эльфийкой и ребёнком. Собираясь парой движений закончить раунд в свою пользу. Грааг с ужасом понял, что не успевает этому помешать. Он в спешке метнул оба своих топорика, но не попал ни одним. Оружие вонзилось в паре сантиметров от головы виверны в ствол старого вяза, от чего тот подломился и начал заваливаться в сторону. Тёмная открыла пасть, с зубов которой капал смертоносный яд, и уже собралась сомкнуть челюсти на голове эльфийке, как та выпустила последнюю стрелу. Та попала виверне в надбровный гребень, не причинив вреда, но ненадолго оглушив монстра. Этого хватило, чтобы из-за поваленного Граагом вяза взметнулась серебряная молния.

Бармаглот прыгнул, рассчитывая просто вколотить противника в декабрьскую промозглую землю, но виверна, также обладавшая быстрой реакцией оказалась хитрей. Она решила цапнуть девочку, выгнула шею, уже занесла голову для последнего движения…

Барма осознавал, что не успеет убить тварь прежде, чем та укусит девочку. Но он, чудовище, животное, “монстр”, он понял, что может спасти девочку, прикрыв её собой. Он, чей инстинкт чудища всегда вроде бы должен орать о самоспасении, успел подставить плечо, оттолкнув девочку и её маму, словно пушинки в сугроб. Виверна уже не могла остановить движение – зубы с шипением вонзились Барме пониже правой скулы. Барма взревел от боли, яд проник в тело друга Граага. Махнув лапой и не попав, Бармаглот грузно завалился набок, лапы с бритвами безвольно упали следом. Снежная крошка взметнулась от падения 800-килогрммового тела и, будто пеленой, накрыло храброе чудовище…

Единорог всё-таки сыграл свою роль в этой партии смерти. Виверна получила такой удар рогом, что, не издав ни звука, обмякла на голове у благородного животного. Единорог опустил голову и брезгливо, копытом, стащил, как снимают кусок шашлыка с шампура, труп твари на ставший чёрно-зелёным от крови снег.

Грааг всё это видел уже словно пребывая под действием заклятия замедления. Он видел только, как его друг – его единственный друг! – упал, сражённый виверной. Не понимая, что делает, он бросился к вздрагивающему от сжигающего нутро яда телу Бармы, и его колени подкосились. Рана на шее бегемота была хоть и страшной, но вполне излечимой, будь они сейчас в своём племени. Шаман вылечил бы. Но Грааг понял ,что ближайшее поселение неизвестно где, эльфы, к которым он шёл тоже неблизко, ведь шли они прогулочным шагом, а дотащить восемьсот килограммов нереально ни при каких условиях.

Мозг орка фиксировал, как эльфийка бросилась к единорога, усадила девочку в седло и побежала к ним, Граагу и Барме, ещё дышащему Бармаглоту.

Граагу было всё равно.

Он немигающими, полными боли глазами смотрел на угасавшего, как огонь, свечи друга. Шерсть Бармы словно потеряла цвет, обесцветилась, превратилась из сочного серебряного тусклым, блеклым, серым. Глаза, эти умные добрые – да! – глаза, полуприкрытые тяжёлыми мохнатыми веками, смотрели ан Граага с нежностью и болью. И благодарностью. Чудовище благодарило Граага за всё, что орк сделал для него. Грааг был всем для бегемота, и тот был счастлив в свои последние мгновения сжимать когтистой лапой ладонь самого близкого существа во вселенной. Яд убивал Барму. Глаза закрывались…

Орки не плачут. Грааг это знал, как никто другой. И как никому другому в целом мире этому могучему, вызывающему неприкрытое уважение своей внутренней силой орку хотелось просто дать волю своему чувству и разрешить слезам скатится по грубой щеке.

Грааг сам будто уменьшился в размерах, мощные руки повисли безвольными плетями, мышцы не реагировали на повторяющиеся сигналы, посланные его практически уже взорвавшимся от напряжения и боли мозгом. Хотелось остаться здесь, рядом с едва дышавшим телом друга навсегда. Не было Рагазака, не было орчихи-мамы, ждавшей возвращения сына и своего “пушистого балбеса”, Бармы, развеялось племя. Больше нет ничего…

Но как же так?! Как, вдруг разгорелось возмущенное пламя горячего сердца, - вставай, слабак! Поднимись, орк! Твой друг ещё дышит, он не умер! Борись, сделай всё возможное и даже чуть больше, сделай так, как чудовище не раз и не два делал для тебя, сопливый вождь! Делал и не забивал себе голову самокопанием и жалением себя! Грааг вскинул голову. В глазах бушевал огонь надежды. Потом поднялся и с рёвом схватил друга за руку (руку! Не лапу!) и с оглушающим рёвом, в котором, казалось, плеснулось безмерной волной вера в лучшее и надежда потянул его, изо всех сил упираясь в промозглую почву:

- Я дотащу тебя до лекаря! Я спасу тебя, как спас тогда! Я сделаю это. Пожалуйста, подожди, Барма! Барма!

Орк даже не смог сдвинуть тело друга с места. Но он упорно рыл землю своими дорогущими ботинками, он рычал и упирался. Эльфийка было подумала, что орк сошёл с ума от горя, глядя на безумные, совершенно дикие глаза не орка, а зверя.

Эльфийка стояла за спиной Граага и понимала, что слова неуместны. Слёзы, блестевшие в свете луны, одна за другой скатывались по прекрасным щекам девушки.

Внезапно она обернулась. Вокруг в полной тишине стоял большой эльфийский отряд. Полумесяцем расположились знаменитые на всю Империю лесные стрелки – истинные мастера владения луками. Девушка заметила нескольких эльфов в зимней раскраски одежде в кронах прилегающих к Низине деревьев, вольно раскинувших свои ветки. Впереди на великолепном единороге восседал сам Элафанаил, Владыка эльфов этих мест. Немного позади него правильным секстраэдром расположилась элитная охрана Владыки – троё ветеранов-лучников и трое мастеров клинка – танцующих со смертью, как их уважительно называли другие народы. Все лица обращены на Граага и лежавшего рядом с ним, стоящим на коленях, чудовище. Конечно, птицы сообщили эльфам, что на

дочь Владыки напали виверны. Конечно, эльфы прибыли так быстро, как только смогли. Конечно, эльфы опоздали. Уже не было нужды даже в одном стрелке, не говоря уж о щёголях-танцорах.

Друид подошёл к дочери и обнял за плечи.

- Лиамастинель, Лиама, с тобой всё в порядке? – Эльфийка только коротко кивнула. Друид повернулся к подбежавшей девочке и присел на одно колено. – А стобой, храбрая воительница?

Малышка кивнула и указала пальчиком в сторону орка и чудовища.

Элафанаил поднялся, сделал несколько шагов и положил руку на плечо Граагу.

- Мне очень жаль.

Эльфы, сопровождавшие Владыку хранили горестное, тягостное молчание. Казалось, они даже дышать перестали.

Грааг с усилием, словно в забытье отвёл глаза от ужасной, сочащейся алой кровью и проклятым ядом раны на шее Бармаглота. Увидел отряд лесных снайперов. Увидел эльфийку и ребёнка, живых и постепенно приходящих в себя. Тяжело поднял кготовые лопнуть от сдерживаемых слёз глаза на Элафанаила. Орк мог бы многое сказать Владыке. Что негоже такому “высокому эльфу” отпускать дочь и внучку в опасные земли, надеясь на иллюзорную защиту богинь, деревьев и земли. Что все его хвалёные стрелки не стоят и волоса с головы Бармаглота, спасшего их от ужасной участи. Что он, Грааг, вождь племени истинных, чистокровных, а не каких-то подделок под них, эльфов, орков уже фактически лежит рядом с Бармой, мёртвый от сознания ненужности дальнейшей жизни. Он мог это сказать…

Но спросил только одно:

- Можно помочь?

- Нет, Грааг, - Эльф покачал головой. – Наша магия не поможет твоему… другу. Знание друидов направлена не лес, на эльфов и на звёзды. Ему, - Элафанаил с почтением указал на Браму своим витым посохом. – нельзя помочь. Мне очень жаль…

Грааг повернулся обратно к Барме и склонил голову. Мир рухнул окончательно. Время замерло.

Сквозь паутину боли и жалости Грааг услышал лёгкие шаги и увидел, как маленькая эльфийка бесстрашно подходит к ним. Девочка думала, что это большое существо, только что спасшее их от мерзких и страшных тварей, просто очень устало и легло отдохнуть. Она не понимала, почему все такие грустные и почему никто не разговаривает. Она набралась храбрости подойти к когтистому косматому зверю и выразить ему свою благодарность так, как умела.

- А как его зовут, олк? – спросил ребёнок. Девочка не выговаривала букву “р”, и все фразы, имеющие в своей основе что-то “рычащее” в другое время вызвали бы как минимум улыбку у старого орка.

- Бар… - Грааг сглотнул подступивший ком. – Бармаглот. Барма…

- Бал-маг-лот. Бал-ма! – по слогам повторила малышка. – Класивое имя для такого класивого звеля! А мою лошадку, - маленькая леди быстро повернулась и указала на единорога своей мамы, который лишб недовольно взмахнул пышной гривой – уникорн не «лошадка»! - зовут Флавания. Плавда, тоже плекласное имя? – Чистые глаза ребёнка смотрели прямо в мёртвые глаза Граага, постепенно вдыхая в них если не огонь, то хотя бы искорку.

- Правда. – Искренне ответил Грааг. Ещё раз сглотнул подступившие слёзы и шумно потянул носом.

- Можно я поглажу его?

Грааг не колебался. – Да.

Девочка подошла к Барме. Эльфы даже не шелохнулись, когда маленький ребёнок протянул ручку и осторожно провёл её по голове чудовища. Внезапно Барма приоткрыл глаза и посмотрел на девочку. Посмотрел с такой нежностью и благодарностью, что Грааг,не сводивший с них глаз, чуть было не умер по-настоящему от резкого взрыва боли и жалости в сердце.

Глаза чудовища и глаза прекрасной, как и все дети, эльфийской девочки.

Девочка ласково улыбнулась зверю, а зверь… зверь понял, что теперь он может себе позволить умереть.

- Спасибо тебе, Балма. Ты самый лучший балмаглот в миле!

Малышка вскочила и отбежала к родительнице.

Барма перевёл туманный взгляд на Граага, последним, отдавашимся в каждой клетке некогда монолитного организма болью усилием поднял лапу и аккуратно, стараясь даже вскользь не задеть бритвами Граага, положил её на руку орка, чуточку сжав.

- Зак-… - Бармаглот умер, сжимая руку своего друга, отца и самого близкого на свете существа – орка по имени Грааг…

… Эльфы уже давно ущли, уводя девочку и её маму от места страшной схватки и ещё более страшной трагедии. Элафанаил не нашёлся, что сказать орку, понимая, что Грааг не слышит никого и не понимает ничего. Друид лишь молча дал себе клятву, что отблагодарит орка. Чего бы это ему, эльфу, не стоило.

А Грааг… Грааг не знал, сколько времени провёл он в этой проклятой низине. Он ненавидел себя. Он проклинал Новый Год. Он ревел, как раненный зверь, осыпал дурными словами всё и вся.

Потом вдруг стал спокоен. Быстро сходив к ближайшему дереву, старый орк соорудил шест, на который повесил фиолетовую тряпицу – часть своего плаща. В знак того, что здесь лежит достойный представитель Империи и орочьего народа, что здесь лежит бесстрашный воин, что здесь лежит не монстр, но существо, следовавшее зову сердца, а не инстинктам... Последний раз погладил Барму по начинающим покрываться снегом плечам, наклонился и поцеловал его в закрытые глаза, резко, чуть было не упав, встал и, пошатываясь, отправился обратно.

Он не достал Древо. Он потерял смысл жизни. Он ненавидел этот праздник.

Не пройдя и трёхсот шагов, Грааг понял, что совершенно обессилил. Измученной душе требовался отдых. Соорудив костёр на повороте тропы, чуть поодаль от большого валуна, Грааг сел. Достал табак, смешенный с зак-заком. Грааг собирался последний раз в жизни покурить в честь своего друга Бармы – ведь он так любил этот аромат!

Тишина стояла мёртвая. Над головой орка что-то с запредельной скоростью пролетело, мерцая разноцветными огнями, но орк даже не шевельнулся.

Он смотрел на огонь, слёзы, которым он только сейчас, в одиночестве, дал волю катились по щекам и падали на угли, шипя и исчезая. У орка оставался смысл – Рагазак, этот маленький озорник, оркыш, которому он даже не представлял, как сможет рассказать о том,что “большого лохматого балбеса” больше нет... Орк знал, для кого будет жить.

Грааг смотрел на огонь, на дым от сигариллы, стелющийся вдоль валуна. Неожиданно сознание опытного охотника заметило что-то неправильное. Орк присмотрелся и понял, что дымок, который по всем понятиям должен парить по направлению ветра мимо валуна, вдруг резко вильнул за камень. Раз вильнул, второй.

Орк пригляделся и тут вся струя густого пряного дыма, словно стая овец за собакой, практически под прямым углом завернула за валун. И исчезла где-то там. Послышался звук, как будто кто-то шмыгает носом, затем секунды тишины и медленный, полный блаженства выдох.

Из-за камня раздался звук голоса, которого Грааг знал уже много лун:

- Зак-…

Грааг чуть не упал в костёр.

Старый, усталый, обесточенный кровопролитным сражением и изъеденный сверхэмоциональностью последовавших за ним событий вскочил настолько стремительно, что белка, обычная лесная белка, деловито бегущая куда-то по своим

беличьим делам на ветке ближайшего дуба остановилась и с изумлением посмотрела на “зелёного великана” внизу.

- За-аак!!! – Крик вождя орков сотряс ближайшие деревья и разнёсся далеко по перелеску. - БАРМА!!! БАЛМА!!! БАРМАГЛОТ! -

Из-за поворта медленно появился донельзя уставший, измождённый, весь в клочковатой, спутанной шерсти, но живой – живой! - Барма. Он еле переставлял лапы, но, право слово, какая же это мелочь?! Он был жив!

Белка, до этого с любопытством, присущим всем белкам, разглядывала орка, но, увидев, кто вышел из-за валуна, как будто получила удар здоровой дубовой шишкой по голове – замерла, вытянулась в струнку (хвост – перпендикулярно туловищу) и, пискнув что-то нечленораздельное, спланировала в сугроб под деревом.

Что происходило дальше, сложно передать словами без использования междометий.

У орка был только один вопрос: “Как?!”

Над головой снова пронеслась похоже та же молния, что тогда, у костра. Рядом с ними бухнулся красный мешок. Осторожно открыв его, Барма достал Древо Жизни и записку.

“ Дерево – внуку. Жизнь – другу.

Ваш Д. М.

P.S. Мы всё-таки существуем… =)”

Декабрь, 2011 г.

Всех со всеми прошедшими и Старым, но Новым )))

Из прошлогоднего

Обмывши новый календарь
Сегодня празднует народ
Что две недели как Январь,
А, значит, Старый Новый год!

И, накопив маленько сил,
Сегодня встретит вся страна,
Не праздник, что когда-то был,
А День Святого Бодуна!

И те, кто печенью силён,
Воссядут нынче за столом,
И - водка, виски, самогон,
Пивасик тоже - но потом..  

Так пролетели эти дни,
Как в аппарате кинолента,
А там - Крещенские огни,
И алкогольный День Студента!

Цитата: Kate_Dark от 13.01.2012 19:59:34
Всех со всеми прошедшими и Старым, но Новым )))

Из прошлогоднего

Так пролетели эти дни,
Как в аппарате кинолента,
А там - Крещенские огни,
И алкогольный День Студента!

Привет, Катя! С прошедшими всех-всех!
Все так усердствовали в праздники, что сил на рифмы не хватало.  :)

Баллада о гвоздях
++++++++++++++++++++++++++++++++++++
Спокойныйно трубку докурил до конца,
Спокойныйно улыбку стер с лица.  ;)

"Команда, во фронт! Офицеры, вперед!"
Сухими шагами командир идет.

И слова равняются в полный рост:
"С якоря в восемь. Курс - ост.

У кого жена, дети, брат -
Пишите, мы не придем назад.

Зато будет знатный кегельбан".
И старший в ответ: "Есть, капитан!"

А самый дерзкий и молодой
Смотрел на солнце над водой.

"Не все ли равно,- сказал он,- где?
Еще спокойней лежать в воде".

Адмиральским ушам простукал рассвет:
"Приказ исполнен. Спасенных нет".

Гвозди б делать из этих людей:
Крепче б не было в мире гвоздей.
+++++++++++++++++++++++++++++++++

Цитата: Advisor от 16.01.2012 03:25:57

Привет, Катя! С прошедшими всех-всех!
Все так усердствовали в праздники, что сил на рифмы не хватало.  :)

Привет! Это тяжко - из гостей и в гости.. И, наконец, настала благословенная ТИШИНА..  ::)

Баллада, говорите... Капитан, говорите...  ;)

Мыс Доброй Надежды.

Капитан Ван дер Декен из дальних морей
Возвращался в родной Амстердам.
Путь был долог, усталость косила людей,
Но дер Декен грозил всем отвесить люлей,
Потому что дер Декен - изрядный злодей,
Алкоголик, к тому же, и хам!

А погода отвратной была - просто ой!
Океан третьи сутки штормил.
Но с волны на волну, позабыв про покой,
Пер Голландец сквозь шторм, возвращаясь домой,
А дер Декен стоял неподвижной скалой.
Лишь ругался и трубку курил.

Были трюмы Голландца травою полны.
Той, что в Индии буйно растет.
Без нее тосковали аптеки страны,
И голландские чахли уже пацаны,
И платили за дозу уже три цены...
А корабль все плывет и плывет...

И с каких будунов португальский король
Взялся что-то по карте черкать?
Вероятно, виною всему алкоголь,
Ведь помножиться проще, наверно, на ноль,
Чем дотумкать чтоб ту штормовую юдоль
Мысом Доброй Надеждой назвать?

Ведь сначала его нарекли мысом Бурь!
Наблюдательным был кэп Диаш...
И давно позабыв про морскую лазурь
Все несется Голландец сквозь мерзкую хмурь,
В Амстердам, где заждались уже эту дурь...
Ну а шторм набирает кураж!

И взмолилась команда: мол, херр Капитан,
Может хватит Голландца топить?
Пусть затихнет хотя бы чуть-чуть океан,
Что козлит, словно трахнутый чертом баран,
Ну а в бухте какой, мы спокойно стакан
Хоть нальем, не рискуя пролить!

Но Филипп Ван дер Декен не пальцем отнюдь
Делан был, а прибором иным!
И принявши немного, с поллитра, на грудь,
Не желал он с дороги хоть малость свернуть,
Потому что в Голландию держит он путь,
К амстердамским березкам родным.

Он сказал: Тра-ла-ла, у-тю-тю, о-ло-ло!
(Очень был непечатен сей текст)
Мол, стихиям всем драным конкретно назло,
Он пройдет этот мыс, всем им в анус весло,
Потому что такое его ремесло,
Бог не выдаст, и дьявол не съест!

Только Бог в тот момент, вероятно, не спал,
И услышав сей матерный спич,
Он ушами, конечно, сначала завял,
Ван дер Декена сильно потом обругал,
И ответственно, чисто по-божьи, сказал:
А земли то тебе не достичь...

И с тех пор по морям, избывая урок,
Все несется летучей стрелой
Обветшалый корабль. На восток! На восток...
Исполняя дер Декена глупый зарок,
И болтаясь в веках, как в сортире цветок...
Он идет к Амстердаму. Домой...


примечание:
Трава из Индии - это чай, собственно.
"Считается, что в Европу чай завезли в 1517 году португальцы. Потом в 1606 году, чай завозила голландская Ост-Индская морская компания. Это был очень дефицитный и поэтому дорогой товар, который употребляли как терапевтический препарат."

"Кровавой гебне" посвящается.

Инквизитор.

Лубянка. Дом. Второй этаж. Направо.
Потом налево. Длинный коридор.
Два конвоира за спиною браво
Дотаптывают вытертый ковер.
Звенят ключи. Сопит охранник мрачно.
Решетки стылые пронзительно гремят.
А за спиною как-то многозначно
Какие-то бумаги шелестят.
"Дежурный инквизитор". Дверь с табличкой.
За яркой лампой темный силуэт
Похоже ковыряет в зубе спичкой...
Но нет. Не вижу. Слишком ярок свет.
И венский стул. Один. Как в поле воин.
Вопрос. Еще вопрос. Удар. Укол.
И как сквозь вату: "...лишь костра достоин..."

Проснулся. Штаты. Принял валидол.

Цитата: Gennika от 23.01.2012 11:07:31
Баллада, говорите... Капитан, говорите...  ;)

Мыс Доброй Надежды.

Капитан Ван дер Декен из дальних морей
Возвращался в родной Амстердам.
Путь был долог, усталость косила людей,
Но дер Декен грозил всем отвесить люлей,
Потому что дер Декен - изрядный злодей,
Алкоголик, к тому же, и хам!

А погода отвратной была - просто ой!
Океан третьи сутки штормил.
Но с волны на волну, позабыв про покой,
Пер Голландец сквозь шторм, возвращаясь домой,
А дер Декен стоял неподвижной скалой.
Лишь ругался и трубку курил.

Были трюмы Голландца травою полны.
Той, что в Индии буйно растет.
Без нее тосковали аптеки страны,
И голландские чахли уже пацаны,
И платили за дозу уже три цены...
А корабль все плывет и плывет...

И с каких будунов португальский король
Взялся что-то по карте черкать?
Вероятно, виною всему алкоголь,
Ведь помножиться проще, наверно, на ноль,
Чем дотумкать чтоб ту штормовую юдоль
Мысом Доброй Надеждой назвать?

Ведь сначала его нарекли мысом Бурь!
Наблюдательным был кэп Диаш...
И давно позабыв про морскую лазурь
Все несется Голландец сквозь мерзкую хмурь,
В Амстердам, где заждались уже эту дурь...
Ну а шторм набирает кураж!

И взмолилась команда: мол, херр Капитан,
Может хватит Голландца топить?
Пусть затихнет хотя бы чуть-чуть океан,
Что козлит, словно трахнутый чертом баран,
Ну а в бухте какой, мы спокойно стакан
Хоть нальем, не рискуя пролить!

Но Филипп Ван дер Декен не пальцем отнюдь
Делан был, а прибором иным!
И принявши немного, с поллитра, на грудь,
Не желал он с дороги хоть малость свернуть,
Потому что в Голландию держит он путь,
К амстердамским березкам родным.

Он сказал: Тра-ла-ла, у-тю-тю, о-ло-ло!
(Очень был непечатен сей текст)
Мол, стихиям всем драным конкретно назло,
Он пройдет этот мыс, всем им в анус весло,
Потому что такое его ремесло,
Бог не выдаст, и дьявол не съест!

Только Бог в тот момент, вероятно, не спал,
И услышав сей матерный спич,
Он ушами, конечно, сначала завял,
Ван дер Декена сильно потом обругал,
И ответственно, чисто по-божьи, сказал:
А земли то тебе не достичь...

И с тех пор по морям, избывая урок,
Все несется летучей стрелой
Обветшалый корабль. На восток! На восток...
Исполняя дер Декена глупый зарок,
И болтаясь в веках, как в сортире цветок...
Он идет к Амстердаму. Домой...


примечание:
Трава из Индии - это чай, собственно.

Если ваше - то ВЕЛИКОЛЕПНО!!! Если нет - то мио комплименты Автору.. ой.. даже нарисовать хочется)))

*скромно* моё...  

Чиновничье утро

Сплю сладким сном, позабыв обо всём,
Но вспоминаю, где мы живём,
Сердце заныло и совесть болит,
Это ж какой, прости господи, стыд!
В мире свободы и запаха роз
Жить, окунувшись в смердящий навоз.
С криком проснулся в холодном поту
Ну почему это Я здесь живу?
Сволочь сосед или стерва жена
Мучиться здесь заслужили сполна,
Я то за что угодил в этот ад?
Ведь я почти ни в чём не виноват!
Ну, дал на лапу, отмазал сынка,
Но в армии нашей убьют сосунка!
Лучше пусть в фирме, в отделе IT
Будет начальником с двух до шести.
Ну, продал тендер по сходной цене,
Так эти гады зажрались в Москве,
Местным ведь тоже работа нужна,
Да и меня позабыла Страна!
В прошлом году не подняли оклад,
Так получается, кто виноват?
Мне строить дом, а зарплата мала –
Вот как устроена Эта Страна!
Хочешь – не хочешь, а взятку возьмёшь,
Ну а потом, соответственно – ложь,
Врёшь на работе и дома жене,
Что неприятно бывает вдвойне,
Но эта тварь виновата сама –
Выглядит как в скотобойне война.
Вот бы уехать с Маринкой на юг…
Так ведь и отпуска мне не дают!
Дескать, стране без меня ну никак,
Вот и за что мне начальник мудак?
Так существую я в этой стране,
Как лепесток, утонувший в говне...

Цитата: Gennika от 27.01.2012 12:03:38
*скромно* моё...  

Великолепно, и нефиг скромничать!! Я его вчера аж вслух читала..  :)

С праздником!

Да будет сердце счастьем озаряться  
У каждого, кому проговорят:
- Ты любишь так, как любят ленинградцы...-
Да будет мерой чести Ленинград.

О. Берггольц

Цитата: Gennika от 27.01.2012 12:03:38
*скромно* моё...  

Лови в ответ нескромное мое  :P
"...Проснулся. Штаты. Принял валидол." (с)
+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++
И снова в сон, тяжелый, вязкий
Вот солнце, пЕкло, на ботинках грязь
А я иду. Ирак. В патрульной связке.
Вдруг мина у дороги взорвалась

Хлопка не слышал, только уши как заткнуло
Теплом...и звон, и словно вата, и пески...
И друга рядом будто ветром сдуло.
Он как бы разлетелся на куски...

В таком раскладе нас как раз учили
Залечь и передернуть автомат
Мы залегли, заметили в пустыне
Бегущих вместе женщин и ребят

Наш командир, морпех, спец по Ираку
(Он дальше всех от взрыва отстоял)
Поднялся и привстал (ну в позу раком)
Свою винтовку видно заряжал

Потом скомандовал ничтоже усомнившись
Открыть огонь, когда он скажет-три
Он крут бывает, особливо укурившись
Я не дождался и решил что - пли!

За несколько секунд мы отстрелили
Положенный по штату бойкомплект
Всех штатских, типа, мирных, положили
И тут мне захотелось в туалет

Поднялся я, смотрю-лишь горы трупов
Нассать на них - фантазии предел.
Потом заржал-ну как же были глупЫ
Те местные, что больше не у дел....

А командир, потом уж, после драки
Каким-то прокурорам пояснял
Что в этот день стоял он больше раком
И "в это утро в женщин не стрелял".
++++++++++++++++++++++++++++++++++++++


ЗЫ.Морпеха США оправдали за убийства 24 мирных иракцев, адвокат сказал, что тогда ОН не убивал женщин.
http://glav.su/forum…offset/820

Навеяно ядерной и иранской ветками.

Встал я утром рано-рано
(Жаворонок - не сова).
Щелкнул пультом и с экрана
Слышу дикторши слова:

«Центрифуги из Ирана –
Персов заявил глава -
Гонят изотоп урана,
И таких заводов - два».

Что хотите, персияне?
Нафига козе баян?
За риалы россияне
Привезут вам свой уран.

Тормозните центрифуги,
Ведь взволнован дядя Сэм,
И Израиль весь в испуге
Из-за ядерных проблем.

Гендиректор Ю. Амано
К вам инспекторов прислал,
ПрОцент пятого урана
Им измерить приказал.

(Я когда-то был в Иране,
Правда, не был в Исфахане.
Было трудностей – вагон,
Главная – сухой закон.

Нет, не смогут персияне
Дать инспекторам банкет.
Потому те об уране
В Вену привезут навет).

Дорогие персияне,
Отпроситесь в Тегеране
На Билибинский курорт.
Вас обучим по обмену,
Как вам сделать, чтобы в Вену
Прибыл отзыв – первый сорт.

Любовь - ты приМАДОННА среди прим,
Причина и раздора и союза,
Обласканный тобой - тобой гоним,
Ты - Демон и - божественная Муза.

Ты - благо и страшнейшая из бед,
Ты - истина и морок наважденья,
Ты - пораженье в череде побед,
Причина смерти, таинство рожденья.

Да, ты - огонь: с тобой нельзя играть,
Ты - не ночник: не светишь в полнакала...
Какое счастье - век тебя не знать!
Какое чудо - я Тебя узнала!

Ох, как же я по веточке соскучилась!
С этой политикой и делами-проблемами, все времени нет и нет...
Будем находить.


Апрель. А за окошком снег
Большими хлопьями пушистыми,
Как будто бы который век,
Все сыпался комками мшистыми.
Как будто бы пытался дом
Засыпать, да по саму крышу,
Уже и солнца луч с трудом
Через проём оконный вижу.
И то, что было далеко,
Уже не помню я дословно.
Безумным танцем снег влеком,
Кружат-кружат снежинки, словно
Сплошною пеленою птицы,
Как отпускала их сама...
И будет плакать и молиться
На сердце вечная зима.


PS Катя, ты где? ???