Начало "Белого террора - ноябрь 1917 года"

... Дискуссия Новая   496 Модераториал 23 янв 2019 в 12:54   Старый Хрыч
1. Все слухи и "совершенно достоверные сведения" от ОБС, распространяемые пользователями и "авторитетами", не имеют под собой никаких оснований, и являются ложью. Никаких преследований по политическим взглядам и убеждениям не будет, и не планировалось изначально. Исключение составляют лишь те, которые запрещены Законами РФ. 2. В разделе категорически запрещаются: - борцунство в любом виде - выяснения отношений и переход на личности - оскорбления оппонентов в ходе дискуссий - перенос скандалов на другие ветки с жалобами и обвинениями оппонентов, в т.ч. в "Вопросы пользователей" - оверквотинг (излишнее цитирование). Рекомендую оставлять при ответе лишь небольшую часть цитаты, и пользоваться спойлером. Не повторяйте в постах фото, рисунки. 3. Настоятельно рекомендую использовать ссылки на приводимые (цитируемые) материалы, и не использовать на ветках материалы из сомнительных источников. Категорически не рекомендуется однобокое, тенденциозное освещение событий нашей истории.  - ведя дискуссию, будьте вежливы. Не занимайтесь провоцированием оппонента с иными взглядами, отличными от Ваших. 4. Некоторое время доступ к отдельным веткам будет ограничен для проверки содержания. Все посты, содержащие грубость, хамство, признаки троллинга оппонентов, нецензурную брань, оверквотинг, борцунство и т.п., будут удалены без предупреждения, допустившие ранее нарушение Правил, при этом могут быть наказаны 5. Не окончательно, будет дополняться по мере ознакомления с разделом.  С уважением С.Х. По содержанию ветки - В изобилии копипаста из ЖЖ, ВО, сайта История РФ. Освещение событий, преимущественно, однобокое. Между копипастой вместо поисков истины - срач, взаимные обвинения в незнании истории, оскорбления, обвинения в тупости, употреблении наркоты и советы сменить дилеров. Между ними, дополнительно, ужимки и прыжки любителя попкорна и копипастера Википедии. Все это удалено. Отредактировано: Старый Хрыч - 23 янв 2019 в 13:03 +0.09 / 7 7
АУ

... Дискуссия Новая   243 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России 05 окт 2018 в 17:37   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России Итоги интервенции Скрытый текст Что принесла с собой военная интервенция «союзников» из Великобритании, Франции и Америки Северу России? Что натворило там поставленное ими марионеточное правительство Северной области? Маленький пятачок русской земли был буквально испещрён тюрьмами, концлагерями, каторжными поселениями, как лицо человека, больного оспой. По числу мест заключения Северная область, занимавшая сравнительно небольшую площадь, по концентрации этих мест на единицу территории опережала многие другие регионы, где правили «белые» режимы. Несомненная «заслуга» в этом принадлежит интервентам, установившим в области поистине колониальный режим и относившимся к русским здесь, как к диким «туземцам». Это они, кичившиеся своей цивилизованностью «джентльмены в белых перчатках», постоянно афишировавшие свою приверженность «демократии», насаждали сами и заставляли марионеточную власть насаждать режим тотального «белого» террора. Высшим «достижением» их совместных действий в этом деле стали страшные «фабрики смерти», организованные на Мудьюге и в Иоканьге и явившиеся прообразом гитлеровских концлагерей — Освенцима и Бухенвальда, — с той лишь разницей, что фашистские палачи расправлялись со своими жертвами при помощи более модернизированных технологий и в гораздо больших масштабах, в то время как палачи Мудьюга и Иоканьги орудовали средневековыми методами и на небольшой территории, которую им удалось захватить. Но по жестокости и изощрённости истребления человеческих жизней и те и другие были равны. Можно не сомневаться, что в случае успеха военной интервенции стран Антанты таких страшных мест, как Мудьюг и Иоканьга, для утверждения «демократии» по северному образцу в России появилось бы очень много. Естественно, «белый» Север лидировал и по количеству жертв террора относительно численности населения. Архангельская губерния в то время насчитывала всего 500 тыс. жителей. По неполным подсчетам исследователей Гражданской войны на Севере, через тюрьмы, концлагеря и каторгу прошло около 52 тыс. человек, то есть каждый десятый житель губернии. Согласно официальным данным властей, по приговорам военных судов было расстреляно около 4 тыс. человек. А сколько было убито без всякого суда, погибло от болезней, голода и истязаний, наверно, уже навсегда останется тайной (см.: Интервенция на Советском Севере. 1918—1920. — Архангельск. 1939. С. 14). Иначе и не могло быть при режиме, который, по словам члена марионеточного правительства Соколова, «мог с полным правом именоваться диктатурой военной» (Архив русской революции... Т. 9—10. С. 10). Интервенция и Гражданская война на Севере России особенно наглядно выявили одну общую закономерность: «белое» движение в ряде регионов, начиная борьбу против власти Советов под флагом «демократической контрреволюции», неизменно эволюционировало в сторону открытой военной диктатуры. Так было не только на Севере, но и в Поволжье, в Сибири и других местах. Причём инициатива такой трансформации исходила от стран-участников интервенции. Там хорошо понимали, что противостояние насаждаемых ими марионеточных режимов большинству народа, отвергающему их, возможно только при беспощадной военной диктатуре. Власть, подобная правительству Чайковского или Самарскому КОМУЧу, для этой цели не годилась. Они лишь прокладывали дорогу диктаторам — Колчаку, Миллеру и прочим, — котороые потом за ненадобностью устранялись со сцены. Это с горечью признавал даже В.М.Чернов, один из лидеров «демократической контрреволюции». И ещё одну важную истину раскрыли события на Севере, присущую Гражданской войне и в других регионах России. Оккупационная власть в лице генералов Пуля-Айронсайда и марионеточное правительство Чайковского-Миллера не уставали заявлять, что они воюют только против большевиков. Но это было фарисейское прикрытие их войны против всех, кто отвергал оккупационный режим. А таких оказалось большинство. Лживость официальной пропаганды помогают вскрыть следующие цифры. На 1 августа 1918 года в Архангельске, по данным партийной статистики, насчитывалось только 600 членов РКП(б), а всего в губернии к моменту переворота было лишь немногим более одной тысячи членов большевистской партии (см.: Аникеев В. В. Деятельность ЦК РСДРП(б) — РКП(б) в 1917— 1918 годах. — М. 1974. С. 500—501). Часть из них отступила с советскими воинскими частями и учреждениями и продолжала воевать на фронте. В тылу на оккупированной территории осталось лишь несколько сотен коммунистов. Репрессиям же подверглись не только эти мужественные люди, но и десятки тысяч беспартийных граждан, объявленных большевиками за сочувствие Советской власти и неприятие оккупационного режима. Их преследовали не за какие-то незаконные (с точки зрения режима) действия, а за убеждения, за приверженность идеям справедливости и народовластия. Марионеточный режим на Севере объявил войну большинству русского народа, его отвергавшему, и тем самым подписал себе смертный приговор. То же самое произошло и с «белыми» режимами в других областях и губерниях страны. По этой же причине вынуждены были убраться с российской территории и войска интервентов. Это вынужден был признать перед всем миром премьер Великобритании Д.Ллойд Джордж. «Когда стало ясно, — писал он в своих мемуарах, — что их («белых» режимов. — П.Г.)стремление к власти обречено на неудачу и что русский народ отдает свои симпатии большевистскому режиму, наш уход стал неизбежен» (Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. — М. 1933. Т. 6. С. 98). Политика «разделяй и властвуй» во все времена руководила действиями тех, кому Россия стояла «поперек горла». Скорее, даже «не разделяй», а «расчленяй». Запад стремился расчленить Россию, особенно в её смутные времена, поделить на сферы влияния, колонизировать наиболее богатые земли — Сибирь, Украину, Поволжье, Урал. Так было и в 1917—1920 годах. От расчленения и порабощения империалистическими державами Россию спасли именно коммунисты, которые были истинными патриотами своей Родины. Такова правда истории, которую лживыми вымыслами о нашем прошлом не затмить. Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:56 +0.03 / 6 4 2
1 ответ АУ

... Дискуссия Новая   242 Иоканьга и Мудьюг — предвестники Освенцима и Бухенвальда (продолжение) 29 сен 2018 в 11:07   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России Иоканьга и Мудьюг — предвестники Освенцима и Бухенвальда Бессильная ярость режима всё неудержимей выливалась в необузданные террористические акции. В октябре-декабре 1919 года правительственный «Вестник» был переполнен свирепыми приказами генерала Миллера. Вот один из них: «Я, главнокомандующий всеми русскими военными силами на Северном фронте, рассмотрел дело о гражданах: Изотове А.А., Романдине К.Н., Боровикове В.Г., Панове И.Г., Коробицыне А.Н., Зимине Н.П., Корельском П.В., Оверине С.М., Костыгове Ф.М., Коптеве А.Ф., Скрябине Ф.Ф., Кочебурове И., Поспелове М. и Горышеве А.И., усматривая из оного, что все вышеназванные лица, как активные сторонники Советской власти, являются угрожающими государственному порядку и общественной безопасности, на основании ст. 97-й пункта 4 ст. 415 Положения о полевом управлении войск, постановил: выслать всех вышеназванных лиц в становище Иоканьгу на всё время военных действий» (там же). Для многих, попадавших в подобные приказы, «командировка» в Иоканьгу означала отправку на тот свет. Скрытый текст Поскольку подобные приказы имели свою отдельную нумерацию, есть основания полагать, что генерал Миллер до середины ноября издал их 118. И каждый из них — это мстительный удар по гражданам, не покорившимся марионеточному режиму. Так, только в одном номере «Вестника» за 2 ноября появилось 5 таких приказов: по первому в Иоканьгу ссылались 34 человека, по остальным четырем — 18 человек приговаривались к различным наказаниям, в том числе часть — к высылке в ту же Иоканьгу, остальные — к заключению в тюрьму на различные сроки. Мотивировкой для осуждения были обычные юридические штампы: «как активные сторонники Советской власти» или «как угрожающие государственному порядку и общественной безопасности». В номере газеты за 20 ноября — 7 приказов на 11 человек, приговаривавшихся к ссылке и различным тюремным срокам. В номере за 25 ноября — несколько таких же приказов, причём, по одному из них, 14 человек высылались в Иоканьгу. В номере за 6 декабря — новый пакет приказов, по которым 10 человек «получали» Иоканьгу, другие — различные сроки заключения. И так продолжалось вплоть до падения режима и вершилось лишь по доносам контрразведки, без лишних судебных формальностей. Диктатор Миллер докладывал в Лондон и Париж: «Не считая возможным без сопротивления сдать Северную область большевикам, что вызвало бы сильный подъём духа большевиков и совершенное разложение наших солдат, способных в лучшем случае защищать свои очаги, делаю попытку удержаться независимо от ухода англичан» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 201). Удержаться диктатор мог только всемерным усилением террора. Самым бесчеловечным его олицетворением стала ссыльно-каторжная тюрьма в становище Иоканьга. «Режим Иоканьгской каторги, — вспоминал один из её узников В.П.Чуев, — представляет собой наиболее зверский, изощрённый метод истребления людей медленной, мучительной смертью» (Чуев В.П. Архангельское подполье. — Архангельск. 1965. С. 117). Первая партия арестантов — в 360 человек — прибыла в Иоканьгу в конце сентября 1919 года. Но генерал Миллер очень спешил её заселить, и население каторги за короткий срок превысило 1 200 человек, доставленных сюда с Мудьюга, с фронта, из тюрем Архангельска и губернии. Надвигалась полярная зима и долгая полярная ночь. Сначала наспех соорудили несколько землянок, а из-за отсутствия леса — барак из фанеры. Пол земляной, стены сырые, со щелями, окна крохотные, зачастую выбитые. Под напором полярного ветра гуляют пронизывающие душу сквозняки. В землянке — до 200 заключенных. На нарах мест не хватает, узники сидят в проходах на грязном полу, залитом стоками из огромной «параши». Зловоние дурманит голову. Переселение из землянок в бараки отнюдь не облегчило положения каторжан. Режим Иоканьги воспроизводил порядки самых суровых царских каторг Сибири. И неудивительно: его главным устроителем был царский генерал Миллер, а начальником — всё тот же садист Судаков, прибывший со своей караульной командой с Мудьюга. На работу выводили только тех, кто получил дисциплинарные наказания — перетаскивать с места на место тяжёлые камни и выполнять другую бесполезную работу. Остальным 18-часовую полярную ночь полагалось находиться взаперти, лежать в зловонных бараках без движения и разговоров. Нарушителей ждало безжалостное наказание. Судаков с подручными часто по доносам устраивал обыски, избивал подозреваемых. Людей били прикладами, дубинками, револьверами, кулаками, пинали пудовыми сапогами. По воспоминаниям тех, кто всё это смог пережить, нередко эти оргии устраивались среди ночи. Стоны избиваемых, брань конвойных, тупые удары палок и прикладов создавали обстановку кошмара. Секретарь Савинского волисполкома В.Фомин был затоптан Судаковым насмерть, а Хамеляйнену этот изувер раздробил прикладом ногу, и тот вскоре скончался. Был в Иоканьге, конечно же, и карцер. Под него приспособили заброшенный ледник. Здесь Судаков устраивал своим жертвам пытку холодом. Им не давали ни горячей пищи, ни одежды. Узники спали на голом полу и выходили отсюда полуживые. Особенно бдил Судаков в отношении заговоров и восстаний среди заключенных. Когда однажды осведомители донесли ему о подготовке побега, он приказал открыть огонь по бараку. Ворвавшаяся охрана учинила дикое избиение узников. «В результате этой кровавой расправы, — вспоминает каторжанин Чуев, — было убито четыре и ранено 30 узников, восемь из них вскоре умерли от ран». Уцелевших участников неудавшегося побега переправили в Мурманск и заточили в военную тюрьму на острове Торос. Истязание голодом в Иоканьге было ещё более изуверским, чем на Мудьюге. Выдавали по 200 грамм непропечённого хлеба и консервную банку (вместо мисок) подобия супа. Суп заключенные процеживали, а крупу делили поровну, затем разливали жидкость. Истощённые и истерзанные побоями узники повально болели цингой и дизентерией. У многих опухали ноги, кровоточили дёсны. На всех заключенных — один фельдшер и несколько коек. Лекарства — только пережжённый и истолчённый в порошок хлеб. Больные дизентерией находились рядом с ходячими, заражая их. Наибольшая смерт-ность была в цинготной камере, где люди гнили заживо и умирали. Каторжанин Юрченков (Васильев), участвовавший в уборке трупов, вспоминал: «Когда мы открыли дверь камеры цинготных, на нас пахнуло таким ужасным запахом, что мы едва не упали в обморок. Большинство арестованных, находящихся в этой камере, уже не могли вставать и испражнялись под себя. Умершие лежали на нарах вместе с живыми, причём живые были не лучше мёртвых: грязные, покрытые струпьями, в рваном тряпье, заживо разлагающиеся, они представляли кошмарную картину. Начали отделять мёртвых от живых и выносить их на сани... Мертвецкой служил полуразрушенный сарай. Там за короткое время скопилось до 70 трупов. Трупы валялись, словно беспорядочная куча дров, занесённых снегом, с той разницей, что из неё торчали окоченевшие синие и почерневшие руки и ноги» (Потылицин А.И. Указ. соч. С. 68). К моменту освобождения Иоканьги от «белых» в тюрьме из полутора тысяч заключенных в живых, по свидетельству Чуева, осталось 576 человек, 205 из них уже не могли передвигаться. В ожидании перевозки в Мурманск скончалось ещё около 90 человек и 24 умерли в пути на пароходах. Сойти на берег в Мурманске смогли только 127 мучеников Иоканьги (см.: Чуев В.П. Указ. соч. С. 123—124). Может быть, узники Иоканьги, прошедшие все круги Дантова ада и выживание, «перехлестнули» в своих свидетельствах? Нет, не перехлестнули. Они поведали миру ужасную правду, и это подтвердил не кто иной, как эсер Б.Соколов, член правительства Северной области последнего состава, своими глазами увидевший то, что натворил режим диктатора Миллера в Иоканьге. Уже находясь в эмиграции, он по свежим следам событий писал: «Если бы мне кто-нибудь рассказал о нравах Иоканьги, то я бы ему не поверил. Но виденному собственными глазами нельзя не верить. Арестанты жили в наскоро сколоченных бараках, которые не было никакой возможности протопить. Температура в них стояла всегда значительно ниже нуля. Бараки были окружены несколькими рядами проволоки. Прогул-ки были исключены, да им и не благоприятствовала погода (напомним, каторга существовала в период полярной зимы, с сентября 1919-го по февраль 1920 г. — П.Г.).Арестантов заставляли делать бесполезную, никому не нужную работу. Начальником тюрьмы был некий Судаков, личность, безусловно, ненормальная. Бывший начальник Нерчинской каторги, он, очевидно, оттуда принёс все свои привычки и навыки. Он находил какое-то особое удовольствие в собственных избиениях арестантов, для каковой цели всегда носил с собою толстую палку. Помимо всего прочего, он был нечист на руку. Пользуясь отдаленностью Иоканьги от Архангельска и тем, что никакого контроля над ним не было, он самым беспощадным образом обкрадывал арестантов на их и без того скудном пайке. Результаты его деятельности были налицо. Об этом говорят голые факты. Из 1 200 арестантов 23 были расстреляны за предполагавшийся побег и непослушание, 310 умерли от цинги и тифа, и только около 100 через три месяца заключения остались более или менее здоровыми. Остальных, я их видел, иоканьгская каторга превратила в полуживых людей. Все они были в сильнейшей степени больны цингой, с почерневшими, раздутыми руками и ногами, множество туберкулезных и, как массовое явление, — потеря зубов. Это были не люди, а жалкие подобия их. Они не могли передвигаться без посторонней помощи, их с трудом довезли до мурманских лазаретов. Кто же были по своему социальному и политическому составу эти несчастные? Анкета, произведённая Иоканьгским Совдепом уже после падения области, показывает, что только 20 из них принадлежали или, во всяком случае, считали себя коммунистами. Остальные были беспартийные, причём вначале, когда они попали в тюрьму, сочувствующих большевизму среди них было только 180, число коих постепенно возрастало, и ко времени, к которому относится наш приезд на Иоканьгу, все, за исключением десяти, считали себя большевиками» (Архив русской революции... Т. 9—10. С. 82). Генерал Миллер и его окружение оказались хорошими воспитателями «населения» Иоканьги в большевистском духе. И не только Иоканьги, но и всей Северной области. Наконец, о бесславном финале северной авантюры Чайковского-Миллера и их окружения. О нём поведал сам Миллер. Сидя в Париже в качестве эмигранта, диктатор вспоминал: «Уже в январе 1920 года почувствовалась перемена в настроении солдат: в ночь с 7 на 8 февраля часть солдат 3-го стрелкового полка перешла к большевикам; с этой минуты моральное разложение пошло неудержимо быстрыми шагами» (Белое дело. — Берлин. 1928. Т. 4. С. 10). В 3-м полку восставшие солдаты вступили в настоящее сражение со сторонниками режима, в основном офицерами. И дело закончилось, по признанию диктатора, сделанному ещё в Архангельске перед его бегством, сотнями жертв и открытием фронта. «В бою, — признавал он, — большевики не принимали участия, они подошли к шапочному разбору и... взяли Дениславье» (Возрождение Севера, 14 февраля 1920 г.). События в 3-м полку тут же отозвались на железнодорожном фронте. Была оставлена ст. Плесецкая. Командующий фронтом доносил 17 февраля: «Большая часть пехотных солдат разошлась, остались офицеры». То же повторилось на двинском и тарасовском участках фронта. Даже тарасовские партизаны, некогда считавшиеся «героями» переворота, по горестному признанию Миллера, перешли к большевикам. В состоянии, близком к нервному срыву, генерал 9 февраля разразился истерическим приказом: «Не толь-ко мятеж, но и малейшая попытка к предательству мною будут прекращены немедленно самыми решительными мерами» (Вестник ВПСО, 10 февраля 1920 г.). Он рвал и метал, будучи не в состоянии осознать, что фронт рухнул окончательно и бесповоротно. События на фронте отозвались тут же острейшим политическим кризисом в тылу. 3 февраля 1920 года собралось губернское земское собрание, объявившее себя единственным в Северной области органом, созданным «свободным народным избранием» и потому правомочным говорить от имени народа. Принятая им резолюция «от имени народа» прозвучала для режима как разорвавшаяся бомба. Без обиняков было заявлено: «Настоящий состав правительства ... немедленно передает власть вновь образуемому губернским земским собранием правительству». Если уж умеренные земцы заговорили с правительством таким языком, то можно себе представить меру возмущения населения, задавленного репрессиями и реквизициями. Обосновывая своё требование, собрание признало: «Безостановочное падение экономического благосостояния области, близкое к полному экономическому банкротству, разлившийся по области произвол — результат бесконтрольного управления лиц, не умевших выполнить свои обязательства перед населением». Оно выразило «уверенность, что существующая система управления неизбежно ведёт к голоду и долгому обнищанию края, с одной стороны, и чревата последствиями анархии, с другой...» (Возрождение Севера, 13 февраля 1920 г.). Взбешённый Миллер назвал эту резолюцию «насильственным переворотом». Но диктатор, оказавшийся обложенным, как волк на псарне, решил поторговаться с оппозицией, тем более что хорошо знал её трусость и уступчивость. 10 февраля прежнее правительство пришлось отправить в отставку. В ходе сумбурных закулисных торгов 14 февраля было сформировано новое последнее правительство, якобы подотчётное земскому собранию. Его снова возглавили уже отсутствовавший Чайковский и ещё не сбежавший генерал Миллер. Эсеровские вожди земства, изрядно поупражнявшись в речах по части прав и свобод граждан, решили войти в правительство в качестве пристяжных генерала Миллера, гонителя этих прав и свобод, поклявшись до конца бороться против большевиков. Но выполнить свою клятву они не успели: через четыре дня миллеровская клика бежала из Архангельска. 19 февраля город перешел в руки восставших рабочих, а через день они с ликованием встречали части Красной Армии. Миллер, уже в эмиграции, вспоминал, как он на ледоколе «Козьма Минин», до отказа набитом его свитой из верноподданного офицерства, отплывал из Архангельска, «сопровождаемый ружейным и пулемётным огнем портовых рабочих и матросов» (Белое дело... Т. 4. С. 10). С борта ледокола он не забыл отдать приказ палачу узников Иоканьги Судакову облить керосином тюремные бараки и сжечь их вместе с заключенными. Но каторжане, предупрежденные моряками-радистами, подняли восстание, разоружили стражу во главе с Судаковым и отправили их в Мурманск, где революционный суд воздал всем палачам по заслугам. Вслед за Архангельском, 21 февраля 1920 года восстали рабочие, матросы и солдаты Мурманска. Помощник генерал-губернатора на Мурмане Ермолов и его окружение были арестованы. 13 марта в город вступили части Красной Армии. С антисоветской авантюрой на Севере было покончено. Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:56 +0.07 / 4 4
АУ

... Дискуссия Новая   236 Иоканьга и Мудьюг — предвестники Освенцима и Бухенвальда (1) 24 сен 2018 в 18:53   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России Иоканьга и Мудьюг — предвестники Освенцима и Бухенвальда Ссыльно-каторжная тюрьма на Мудьюге, как главный пункт концентрации «врагов режима», была выведена из строя. Правительство в спешке, уже в конце сентября, взамен Мудьюга открыло новую «фабрику смерти» на Кольском полуострове, на берегу Баренцева моря, в глухом становище Иоканьга. Эта каторжная тюрьма стала такой же страшной, как и Мудьюг. Сюда-то и направили основной поток высылаемых. 15 октября генерал Миллер докладывал в Омск о «высылке на Иоканьгу свыше тысячи опасных и подозрительных элементов, а именно: всех каторжан и крупных преступников из тюрем, наиболее сомнительных дайеровцев, высланных с фронта подозрительных солдат, пленных красноармейцев и около 200 арестованных в городе матросов, рабочих и хулиганов...». Диктатор жаловался, что при создавшемся положении «вести вооружённую борьбу на фронте и обеспечивать порядок в городе ... и возиться с земским совещанием, его вмешательством в дела управления — задача слишком сложная» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 16. Л. 28). Просил о вручении ему единоличной власти, хотя таковой фактически уже давно обладал. Скрытый текст Что же творилось в местах заключения Северной области при явно рас-терявшемся, но дико злобствовавшем режиме? Ближайший уход союзнических войск, под защитой которых он чувствовал себя в безопасности, висел над ним дамокловым мечом. Настоящее вавилонское столпотворение происходило в Архангельской губернской тюрьме. За сентябрь-декабрь 1919 года она пополнилась 1 218 арестованными. За это же время из неё были эвакуированы 1 318 узников, этапированных в самые отдаленные места заключения (см.: Минц И. Указ. соч. С. 191). Начальник тюрьмы Брагин слал во все инстанции депеши о немыслимой перегрузке камер, а новые партии арестованных с рабочих окраин города, из уездов, с фронта продолжали прибывать. «В перегруженной тюрьме, — подтверждал прокурор Добровольский, — начался тиф, что вызвало поход на правительство социалистических элементов городской думы и осмотр тюрьмы представителями Красного Креста союзных стран, которые, однако, нашли все указания на «свирепствующий тиф» преувеличенными» (Белый Север... Вып. 2. С. 39). Но прокурор явно солгал в угоду режиму. Его опроверг начальник канцелярии генерал-губернатора подполковник Драшусов. В письме заведующему тюремным отделом области Гумберту он писал: «При осмотре тюрьмы майор Картер был поражен тем весьма тяжёлым положением, в котором находятся в тюрьме больные арестанты. Теснота помещения, отсутствие вентиляции, отсутствие ухода за тяжелобольными и крайний недостаток необходимых лекарств, несомненно, являются для большинства больных арестантов в тюрьме условиями убийственными, притом крайне мучительными...» (там же. С. 452). Постоянная перегрузка тюрьмы, неизбежная антисанитария, зловоние создавали кошмарную атмосферу. Заключенные разбивали стекла, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но их, полураздетых, истощённых, разил лютый холод. Остались свидетельства тех, кто прошел через всё это и чудом выжил. Заключенная Губанова вспоминала: «Все женщины спали на голом полу. Никаких постелей или матрацев нам не дали. Через неделю для женщин освободили мужскую пересыльную камеру, и всех нас из отдельных камер перевели в неё. Здесь было ещё хуже: холод, со стен текло, спали мы все вповалку на сыром полу» (Потылицин А. И. Указ. соч. С. 22). В переполненную губернскую тюрьму постоянно прибывали тифозные больные с Мудьюга. Упомянутая Губанова, желая облегчить свою участь, добровольно пошла обслуживать тифозных больных в тюремном лазарете. Вот что она увидела: «Жизнь в бараке была кошмарной: больных, в большинстве еле двигавшихся, привозили каждый день целыми грудами — грязных, оборванных, с бесконечным количеством вшей — и сваливали в коридоре. Покойницкая вся была завалена трупами, распространявшими ужасный трупный запах» (там же. С. 23—24). Узники умирали не только в тифозном бреду и от голодного истощения, но и под пулями карателей. Расстрелы совершались как в тюремном дворе, так и на окраине города в зловещих Мхах. После освобождения Архангельска там был поставлен памятник расстрелянным патриотам. Писарь тюрьмы Кузьмин вспоминал: «Иной раз, засыпая могилы, приходилось слышать стоны. Были случаи, когда вследствие этого приходилось возвращать уже уходивший конвой для того, чтобы добить расстрелянных. Их раскапывали, и затем конвой стрелял по слуху прямо в могилу, и затем закапывали, когда стоны прекращались. Конвой в большинстве был всегда пьяным...» (там же. С. 26). Оргия расправ царила во всей губернии, вплоть до далекого Печорского уезда. В селе Извайли в руки карателей попали пятеро братьев Ульяшовых. Как вспоминал их односельчанин Шахов, всех их, активных сторонников Советской власти, зверски убили. Последнего, Дмитрия, председателя волисполкома, подвергли особым пыткам. Его раздели донага и опускали в прорубь реки при лютом морозе, вынимали, отхаживали и снова опускали. И так — в течение трех дней. «Наконец, должно быть, пресытившись, Ульяшова голым, привязанным к дереву, оставили на ночь. Утром Ульяшов замерзшим трупом был брошен в реку Ижму» (там же. С. 44). Вот, оказывается, у кого — у карателей, подручных генерала Миллера — учились жестоким пыткам, изощрённому издевательству над человеком гитлеровские эсэсовцы, замучившие таким способом советского генерала Д.М.Карбышева в лагере Маутхаузен! В деревне Покшеньги Пинежского уезда арестовали несколько стариков, сыновья которых служили в Красной Армии. Их ночью погнали в Труфанову Гору, в контрразведку. 77-летний Егор Щеголихин вспоминал: «В эту ночь набили в «холодную» 24 человека. Все замерзли, сидя без огня и хлеба. Рядом (в комендантской) были слышны песни, пляска, пьяные голоса. Затем в полночь дверь у нас открылась и пьяные песенники кричат нам: «Выходи!». Я вышел первым и сразу получил удар кулаком в лицо, потом били железными прутьями, досками, ногами, кулаками, плётками... У нас поднялся крик, стоны, все были в крови. На крик сбежалась чуть не вся деревня. Утром пришел комендант, спросил: «Живы?» — вывел на улицу и отправил в Пинегу. До Пинеги едва дотащились, некоторые в ней и умерли». В Яренском уезде наводил ужас отряд карателей под командой капитана Орлова. После освобождения уезда специальная комиссия насчитала до 100 расстрелянных. Многих убитых и утопленных многоводная Печора унесла в Ледовитый океан (см.: там же. С. 42.). Марионеточную власть подхлестывало к усилению террора неотвратимое приближение чёрного дня — ухода оккупационных войск союзников с Севера. И этот день наступил в конце сентября 1919 года. Почти 50-тысячная армия интервентов быстро снялась с позиций и бесславно удалилась туда, откуда прибыла. Хвастливые заявления её главкома генерала Айронсайда — взять Котлас и соединиться с Колчаком — оказались пустой бравадой. Единственное, в чём преуспел главком, это — жестокое подавление восстаний в частях «Северной армии». Видимо, за эти «заслуги» ему был присвоен титул — «барон Архангельский». Других заслуг у него не было. Уход союзных войск, хотя об этом было заранее известно, вызвал настоящий шок в правящих кругах режима. В приказе генерала Миллера, опубликованном 25 сентября, говорилось: «Для пресечения в самом зародыше возможности всяких большевистских выступлений в связи с уходом союзников объявляю г. Архангельск на осадном положении с 6 часов вечера 26 сентября с сохранением за собою чрезвычайных полномочий коменданта укрепленного района». Диктатор нарушителям пригрозил расстрелом (см.: Вестник ВПСО, 25 сентября 1919 г.). По свидетельству прокурора Добровольского, около 2 тыс. «надёжных» граждан были дополнительно призваны в ополчение, спешно сформировали отборную, до зубов вооружённую офицерскую роту, чтобы иметь эту преторианскую гвардию всегда под рукой. О так называемом «национальном ополчении» Северной области следует сказать особо. Идея его создания возникла в связи с потерей веры в армию как надежную опору режима. Ещё в августе 1919 года Миллер сообщал Юденичу, а также в Париж Чайковскому и Сазонову: «По малочисленности и нравственному состоянию войск после ухода англичан держать нынешний фронт не представляется возможным: с потерей веры у солдат в то, что мы сильнее большевиков и что своими силами можем хотя бы отстоять ныне занимаемую территорию, сразу возникнет большое дезертирство для непосредственного спасения своего деревенского имущества» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 183). Генерал как в воду глядел: так вскоре и произошло. Поэтому ухватились за ополчение. Его формирование началось ещё весной 1919 года на принципе добровольчества. Однако вскоре стало ясно, что добровольцев объявилось слишком мало. И в правительственном «Вестнике» организаторы ополчения обратились к населению с призывом «взять оружие в руки» — к учителям, чиновникам, студентам, купцам. Они гневно укоряли граждан в недостатке патриотизма. «Пользуясь случаем, — заявлял один из них, полковник Витукевич, — я еще раз обращаюсь с призывом к интеллигенции: проснитесь, сбросьте апатию, докажите «товарищам» Ленину, Троцкому и Ко, что мы не дряблы, не мягкотелы и что в нас сильно чувство сознания долга» (Вестник ВПСО, 4 марта 1919 г.). Политически благонадежных «патриотов» набралось, по завышенным оценкам генерала Марушевского, около 3—4 тысяч. «Это была настоящая «белая гвардия», — с удовлетворением отмечал генерал. — Она несла полицейскую службу в городе, до караулов в тюрьме включительно, выше всяких похвал. И Соломбала, и Бакарица (рабочие районы Архангельска. —П.Г.)успокоились и притихли» (Белое дело... Т. 2. С. 40). Но с уходом союзных войск и глубоким кризисом в собственной армии режим обнаружил, что ему не под силу противостоять враждебно настроенным слоям населения при помощи горстки добровольцев. Пришлось волей-неволей отступить от принципа добровольчества и прибегнуть к принудительной мобилизации в ополчение всех мужчин в возрасте от 17 до 50 лет, не состоявших на военной службе. Когда почва под ногами раскалилась докрасна, власти было не до классового отбора добровольцев. Закономерно повторилось то, что уже произошло в армии. Во-первых, обнаружилось массовое уклонение от мобилизации. И тут же последовал жёсткий приказ Миллера от 22 сентября: «До сих пор многие жители г. Архангельска не явились для регистрации в Национальное ополчение во исполнение постановления Временного правительства от 18 августа и моего приказа от 21 августа за № 238». Генерал приказал лишить ослушников продовольственного пайка, а тех, кого и эта мера не вразумит, отправить в ссылку (см.: Вестник ВПСО, 24 сентября 1919 г.). Во-вторых, когда с уходом союзных войск с позиций на их замену выдвинули добровольческие роты ополчения, то вскоре выяснилось, что сменить их мобилизованные в ополчение отказались. Это публично признал начальник ополчения генерал Савич: «Мобилизованные на фронт идти не пожелали в отличие от добровольцев, ибо они попали в ополчение после того, как их притянули туда силой... Они способны умереть от одной мысли, что могут попасть на фронт» (там же). Такие настроения, по свидетельству Савича, перекидывались на добровольцев, находившихся на фронте. Для диктаторского режима создавался порочный круг, из которого выхода не было. Расширить ряды добровольцев было уже не из кого, а поголовная мобилизация оборачивалась разложением как ополчения, так и армии. ..... Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:56 +0.10 / 7 6 1
АУ

... Дискуссия Новая   259 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (Уход союзников. Агония диктатуры генерала Миллера) 18 сен 2018 в 07:09   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (Уход союзников. Агония диктатуры генерала Миллера) Уход союзников. Агония диктатуры генерала Миллера Скрытый текст В августе 1919 года правящий режим Северной области вступил в полосу нового, ещё более глубокого политического кризиса. Между ним и основной массой населения пролегла глубочайшая пропасть. В ответ на реакционную, репрессивную политику власти к ней повернулись спиной рабочие, негодовали и возмущались недавними расправами солдаты армии, на пределе напряжения от поборов и экзекуций была деревня. Выражая общее настроение, совет профсоюзов Архангельска в августе 1919 года заявил: «Власть, которая взяла на себя управление областью, оказалась неспособной понять политическую обстановку — она подходила к созданию области старыми, испытанными во времена царизма методами. Установилась невероятная политическая нетерпимость. Люди, активно боровшиеся с большевизмом, и те, которые путём горького опыта пришли к пониманию государственности, были без всякого разбора взяты под подозрение: по простым доносам черносотенцев бросались в тюрьмы, и над ними творилась расправа путем заточения на Мудьюге... В Северной области отныне не должно быть правительства, не опирающегося на доверие народа, правительства безответственного, случайного» (Минц И. Указ. соч. Приложение документов. С. 247, 249). Это уже было равносильно призыву: «Долой!». Правительство понимало всю накалённость атмосферы и, боясь остаться один на один с возмущёнными массами населения, в предвидении близкого ухода войск союзников, решило прибегнуть к двуличной политике: для виду пойти на «братание» с народом, а на деле держать дубину репрессий наготове, чтобы пустить её в ход, как только это потребуется. Так родилась идея созыва земско-городского совещания будто бы для единения власти с народом. Приём не новый, многократно испытанный теми, кто, подобно режиму Миллера, попадал в пиковое положение. Им, к примеру, пытался воспользоваться и адмирал Колчак, накануне своего падения объявивший о созыве Земского собора. Но это ему не помогло. Идею «либерализации» реакционной власти Северной области подал из Парижа Чайковский. Еще 15 марта он шлёт в Архангельск установочную телеграмму. В ней говорилось: «Европа, её общественное мнение настроены против реакционных сил в России. Поэтому надо всячески поддерживать имидж демократичности власти, привлекать общественные организации к государственной работе». Такое привлечение, подчеркивал Чайковский, следует произвести «в спешном порядке» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 39). Правда, Миллер и его окружение с этим особо не спешили, но всё же совет Чайковского приняли, хотя и со скрежетом зубовным. Накануне земско-городского совещания в правительстве произвели рокировку, из него вывели ряд одиозных фигур, в том числе генерала Марушевского, министра юстиции С.Городецкого, запятнавших себя свирепой расправой с патриотами, и заявили о готовности включить в новый состав правительства представителей земского и городского самоуправлений. В обращении «К населению области» обновлённое правительство лицемерно объявило: идём навстречу пожеланиям народа. На манёвры режима совет профсоюзов резонно заявил: власть, сильную доверием народа, «нельзя создать персональными переменами, не изменив самой системы построения её, что пытаются делать в настоящее время» (Минц И. Указ. соч. Приложение документов. С. 249). На земско-городское совещание, открывшееся 12 августа 1919 года, представителей профсоюзов, как наиболее радикальную оппозицию, не допустили. Решили «брататься» только с благонамеренными думцами и земцами. Но эти расчёты оправдались далеко не во всём. Речи большинства делегатов слились в один общий крик: правительство оторвано от народа, ведёт реакционную политику, жестоко преследует не только большевиков, но и всех несогласных с ним. Даже председатель совещания эсер П.П.Скоморохов, антикоммунист, выражая общий настрой делегатов с мест, подытожил: амнистия осужденным по политическим делам «является актом, не терпящим отлагательства» (Возрождение Севера, 15 августа 1919 г.). Столпы режима — генерал Миллер, фактический глава правительства кадет Зубов и прочие — в своих выступлениях, пустив лицемерную слезу сочувствия народным бедствиям, призвали поддержать явно обанкротившийся режим. Генерал Миллер в связи с недавними мятежами в войсках потребовал пополнить их добровольцами. «Не принудительная мобилизация нужна, — заявил он, — а добровольческая, чтобы в армию пошли люди, которые понимают, что мы стоим у рубежа, за которым ужасы» (там же. 13 августа 1919 г.). В свою очередь, П.Ю.Зубов в тон генералу призвал общественность поголовно мобилизоваться. «Отступление армии Колчака, — сказал он, — изменило наше положение, лишив надежды на общий фронт, общее правительство с Сибирью. Последние события в нашей армии показывают, что она ещё молода, ещё не успела переболеть. Союзные войска хотят от нас убрать. Но, во всяком случае, и правительство, и общество должны сделать всё, что возможно, для продолжения борьбы, если бы мы и остались одни» (там же. 15 августа 1919 г.). И всё же, несмотря на жёсткую критику режима, особенно его репрессивной политики, правительству благодаря пособничеству вождей земско-городской оппозиции удалось получить согласие на поддержку установки — сражаться до конца. Эсеровские лидеры П.П.Скоморохов и Е.В.Едовин получили в правительстве посты министров без портфелей и тут же призвали население к поддержке режима. «Все на борьбу! Все к оружию!» — взывали эти «друзья народа», уверяя лёгковерных, будто власть большевиков в Советской России вот-вот падет (см.: Вестник ВПСО, 27 августа 1919 г.). Негодование населения по поводу разгула террора постарались всячески приглушить. Правда, пришлось создать комиссию по подготовке амнистии арестованных по политическим мотивам. Но и её удалось благополучно похоронить. Кадет Зубов сообщал Чайковскому в Париж: «Отрицательной работой земско-городского совещания был выдвинут вопрос об амнистии работавших в большевистских учреждениях и осуждённых за выступления против правительства и арестах лиц, кои, по сведениям военной разведки, являются опасными ввиду сочувствия большевикам». Возникшие разногласия, говорилось в телеграмме, кончились выходом из правительства Скоморохова и Едовина и упразднением оставлённой совещанием комиссии. Но «шумихи», по выражению Зубова, в связи с этим поднято не было (см.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 262 об.). Пар народного возмущения удалось выпустить в свисток. Об амнистии правительство и не помышляло. Оно, как двуликий Янус, говорило общественности одно, а делало совсем другое. Как раз во время работы земско-городского совещания, 13 августа, втайне от общественности состоялось совещание совсем другого рода под председательством генерала Марушевского, большого мастера кровопусканий противникам режима. Совещание разработало план грандиозной зачистки тыла от «неблагонадежных» элементов. В докладе диктатору Миллеру, сохранившемся в ар-хиве, совещание предложило выслать из тыла на Мудьюг, Соловецкие острова и в другие гиблые места около 4 тыс. человек, в том числе из мест заключения Архангельска — 876 человек, из ближайших окрестностей города — 249 военнопленных и бывших солдат Дайеровского дисциплинарного батальона, 240 арестованных солдат и каторжан из более отдаленных мест, около 800 бывших солдат славяно-британского легиона, а также дисциплинарных батальонов Дайера и Бэрка, находившихся в прифронтовом районе (см.: Потылицин А.И. Указ. соч. С. 27). Подлежавших высылке разделили на 4 категории по степени опасности для властей. «Всех лиц, заведомо опасных и неблагонадежных, — отмечалось в докладе, — вывезти на острова Белого моря, где высланные могли бы оставаться под малочисленной охраной и не погибнуть, будучи предоставленными сами себе... Островами, пригодными для выселения на них, являются остров Анзерск и остров Кондо» (там же. С. 28). Всех арестантов, подлежавших эвакуации, предлагалось из тюрем немедленно переправить на Мудьюг, но предварительно провести отсортировку высылаемых. В примечании к докладу указывалось: «Сортировка солдат славяно-британского легиона и военнопленных будет произведена союзным разведывательным отделом». Для ускорения сортировки режим обещал в помощь союзной контрразведке выделить своих офицеров. Начальнику губернии предписывалось срочно очистить помещения на Кондострове и острове Анзерском для приема высылаемых. В наступившей репрессивной лихорадке правительство сделало резкий крен в сторону подавления сопротивления оппозиции путем высылки подозреваемых в глухие, отдалённые места без суда и следствия. Соблюдение хоть каких-то юридических формальностей в отношении арестованных было отброшено. Было не до того. Ещё 3 февраля 1919 года правительство приняло постановление, по которому воинские чины и лица гражданского состояния, «присутствие коих является вредным» в местностях, объявленных на военном положении, «могут быть подвергаемы аресту и высылке во внесудебном порядке в места, указанные в пункте 4 настоящего постановления». Указанный пункт гласил: «Местом высылки назначается Соловецкий монастырь или один из островов Соловецкой группы, где возможно поселение высылаемых» (Вестник ВПСО, 7 февраля 1919 г.). Теперь эта установка стала главенствующей при наступлении на оппозицию. В связи с этим необходимо указать, что вожди «белого» режима на Севере — Чайковский, Миллер, Марушевский и прочие, уже пребывая в эмигрантском далеке, не уставали чернить большевиков за ссылку контрреволюционеров на Соловки. Но при этом дружно демонстрировали провал памяти, а именно: дорогу на Соловки для сотен патриотов проложили именно они. Вести о разразившейся на Мудьюге эпидемии тифа, «подаренной» союзниками и местами заключения в Архангельске, об ужасном положении арестантов в них, о надвигавшейся новой волне репрессий, ставшие достоянием широкой общественности в связи с прошедшим земско-городским совещанием, вызвали возмущение среди населения Архангельска. Оно вылилось в массовую политическую забастовку, состоявшуюся в городе 1 сентября. Военно-полевой прокурор Добровольский вспоминал: «Прокламации стачечного комитета начинались лозунгами: «Долой гражданскую войну!», «Долой военно-полевые суды!», «Долой смертную казнь!» и содержали в себе требования политической амнистии» (Белый Север... Вып. 2. С. 82). В забастовке, по официальным данным, участвовали судостроительный завод, мастерские военного порта, лесозавод и несколько типографий. Диктатор Миллер в приступе ярости, обращаясь к населению, пригрозил: «Я считаю своей прямой обязанностью принять решительные меры к удалению из района армии всех лиц, поставивших целью своей деятельности нарушение порядка и правильного течения жизни в тылу нашей армии...». Всех бастующих белобилетников он приказал призвать на военную службу, а активистов забастовки — П.П.Капустина, П.Н.Комиссарова, Л.Е.Кадушкина и П.Н.Гоголева сослать в Пустозерск, в устье Печоры, а до ссылки немедленно арестовать (см.: Вестник ВПСО, 3 сентября 1919 г.). Вслед за этим последовал приказ диктатора о ссылке 36 забастовщиков с семьями, потом, по распоряжению военно-судного отделения штаба верховного главнокомандующего, были сосланы еще 40 организаторов забастовки (там же. 16 октября 1919 г.). Партии арестованных гнали в переполненные тюрьмы, а оттуда переправляли в каторжные места на островах Белого моря. Напомним, вышеупомянутой комиссией Марушевского было намечено: из 4-х тысяч, подлежавших высылке из тыла, до 3-х тысяч арестантов планировали направить на Мудьюг, остров Анзерский и Кондостров. Причём до 800 человек, самых опасных для власти, было решено постоянно разместить в ссыльно-каторжной тюрьме на Мудьюге, остальные 2 тыс. «выселить временно на Мудьюг, затем на Анзерский остров под охраной», а часть («рядовые красно-армейцы, большевики пассивного характера») направить на Кондостров (см.: Потылицин А.И. Указ. соч. С. 29—30). Тюрьма на Мудьюге превращалась в настоящее столпотворение гонимых и преследуемых. Заполучив каторжный Мудьюг от союзников в своё распоряжение, режим Миллера сразу же запустил конвейер истязаний над арестованными «в работу», благо всё для этого было подготовлено союзной администрацией. И новые хозяева тюрьмы рьяно взялись продолжать чёрные деяния своих предшественников — французов. Начальником тюрьмы поставили И.Судакова — забайкальского казака, прошедшего стажировку ещё в царские времена на Нерчинской, Читинской и других сибирских каторгах. Его жестокость была чудовищной. Каторжанин П.П.Рассказов вспоминал, как Судаков встречал прибывавших на Мудьюг: «Я вас так драть буду, что мясо клочьями полетит. Мне дана такая власть, я могу пристрелить каждого из вас и, как собаку, выбросить в лес». Комендантом острова стал капитан Прокофьев, садист ещё злее Судакова. Под их началом на Мудьюге установился абсолютно невыносимый режим пыток. 15 сентября, не выдержав нечеловеческих издевательств над собой, каторжане подняли восстание. 53 арестанта вырвались на свободу. Восставшие спилили телеграфные столбы, прервали связь с внешним миром, и часть из них на лодках, предоставленных крестьянами, заготовлявшими на острове сено, сумели бежать с Мудьюга. Но вскоре на остров явился карательный отряд, и большинство беглецов, вырвавшихся на свободу, были пойманы. По свидетельству прокурора Добровольского, 11 активистов восстания тут же расстреляли. «Во время расстрела, — вспоминал Добровольский, — они кричали: «Да здравствует Советская власть!» (Белый Север... Вып. 2. С. 88). Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:57 +0.06 / 5 4 1
АУ

... Дискуссия Новая   272 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (Возмущение населения в тылу и восстания в войсках) 14 сен 2018 в 12:22   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (Возмущение населения в тылу и восстания в войсках) Возмущение населения в тылу и восстания в войсках  Скрытый текст Теперь — о судьбе «Северной армии» Чайковского-Миллера. Она может служить наглядной иллюстрацией того, о чём уже было сказано. После объявленной мобилизации пяти возрастов дела с набором обстояли весьма плачевно. На конец 1918 года, по признанию командующего «Северной армией» генерала Марушевского, «русские силы фактически ещё были в зачатке, кроме отмобилизованного батальона, небоеспособного и нетвердого по духу» (Белое дело. — Берлин. 1926. Т. 1. С. 44). Причина крылась в массовом уклонении от призыва. Поэтому Марушевский и его штаб один за другим издавали грозные приказы, требуя «исполнения долга». В одном, подписанном лично Марушевским, указывалось: «Никаких изъятий по званию и роду занятий, а также отсрочек по семейному и имущественному положению никому предоставляться не будет» (Вестник ВПСО, 3 января 1919 г.). Против «саботажников» пошли в ход репрессии — аресты, военные суды, внесудебные высылки в каторжные места и прочие «вразумительные» меры. В результате весной 1919 года в казармы удалось загнать более 15 тыс. человек (по данным того же Марушевского). Летом «Северная армия» увеличилась, согласно официальным интендантским сводкам, до 50 тыс. едоков. Но лишь меньшая часть из них находилась в окопах, остальные предпочитали осесть в тыловых учреждениях. Солдаты в своей массе не желали рисковать жизнью и умирать неизвестно во имя чего. Из деревни приходили вести одна хуже другой: семьи бедствовали, хозяйство разорялось. Недовольство в солдатской среде копилось. Положение в частях марионеточной армии находилось под повседневным и жёстким контролем союзного командования. Так, 12 ноября 1918 года замещавший уехавшего в Англию Пуля главнокомандующий вооруженными силами союзников созвал офицеров, врачей и чиновников «Северной армии», чтобы дать им наставление. Война с Германией только что закончилась. «Теперь, — заявил командующий, — цель союзников — ввести порядок в России». И главная задача — создание русской армии. На первом плане, заявил он, дисциплина, комитеты недопустимы. «Также недопустимо, чтобы солдаты имели право высказывать свое мнение и решение о том, что они желают или не желают делать». В армии — никакой политики, и пообещал, что вместе с генералом Пулем примет «все меры к тому, чтобы этого явления не было» (там же. 16 ноября 1918 г.). Собравшимся дали четко понять, кто заправляет «Северной армией». Временный командующий вместе с тем выразил опасения, «что уже возникли трения» между офицерами-добровольцами и теми, кто призван по мобилизации. Это была первая трещина, предвещавшая впереди глубокий разлом. Уже в декабре 1918 года для правительства Чайковского прозвучал первый сигнал тревоги: вспыхнул бунт солдат в Архангелогородском полку, стоявшем под носом у правительства. Причина — нежелание идти на фронт. В окнах казарм появились красные флаги в знак отказа солдат воевать против «красных». Взъярилась власть, переполошились союзники. По приказу Марушевского «мятежники» подверглись обстрелу из бомбомётов и пулемётов. Бунт, по выражению генерала, был «пресечён». Роты выстроили на плацу, и Марушевский потребовал выдать зачинщиков, «а если роты таковых выдавать не будут — взять каждого десятого человека по шеренгам и расстрелять на месте». 13 человек выдали. Под конвоем взвода англичан их вывели к месту казни и тут же расстреляли. Без суда (см.: Белое дело... Т. 1. С. 52). 2-ю и 3-ю роты обезоружили и заперли в барак под охраной английского караула. Как вспоминает Марушевский, узнав о расстреле солдат, Чайковский воскликнул: «Как, без суда?». Но... тут же капитулировал перед генералом. «Правительство, — пишет Марушевский, — признало мои действия правильными и отвечающими обстановке». В правительственном «Вестнике» он назвал случившееся «небольшим недоразумением» и пообещал, что подобные «случайности» «допущены не будут» (Вестник ВПСО, 13 декабря 1918 г.). Но самоуверенность командующего оказалась пустой бравадой. В мае 1919 года вспыхнули серьёзные волнения во фронтовых частях: первое — в 3-м полку в Тулгасе, второе — в 8-м полку в Пинеге. Воинствующий пыл командующего заметно угас, и он вынужден был признать: «Если союзные войска будут отозваны, наша молодая армия, лишённая к тому же и материаль-ной поддержки в виде иностранного пайка, муки и т. д., не устоит» (Белое дело... Т. 2. С. 55, 57). На этот раз мятежников с помощью союзнических войск удалось укротить, отдав многих зачинщиков в руки военно-полевых судов. Но ненадолго. Не добавляло оптимизма и настроение в войсках союзников. Весной 1919 года взбунтовались солдаты двух американских частей, требуя отправки домой. Зачинщиков схватили, но судить не рискнули, боясь возмущения американской общественности. И, опасаясь худшего, американское командование во главе с генералом Ричардсоном с весны начало постепенную эвакуацию своих войск. Настроение у французов и англичан было не лучше: для солдат война на далеком Севере давно стала бессмысленной и безнадежной. Генерал Миллер в начале апреля 1919 года телеграфировал в Париж: «Благодаря неустойчивому политическому курсу в Европе и Америке (имелась в виду колеблющаяся позиция правящих кругов Запада под давлением общественности этих стран по вопросу продолжения интервенции. — П.Г.)американские войска к бою не готовы. Французские войска устали и деморализованы, англичане кое-как держатся... Если союзники будут отозваны, как это американцы уже делают, дело будет проиграно» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 59 об.). Мрачные предчувствия генерала-диктатора вскоре оправдались. В июле по фронту прокатилась новая, ещё более грозная волна антиправительственных выступлений. Восстали солдаты одного из батальонов Дайеровского полка, сформированного по инициативе главкома войск интервентов генерала Айронсайда из пленных красноармейцев и заключенных. По свидетельству Марушевского, восставшие перебили офицеров, в том числе нескольких англичан, и перешли к «красным». 6 июля то же произошло и в славяно-британском легионе, который по замыслу британских генералов должен был стать верным стражем оккупационного режима. Восставшие солдаты напали на офицерские казармы, расстреляли семерых ненавистных командиров (в том числе троих англичан) и с ротой своих сторонников ушли к большевикам. Миллер разослал списки восставших с приказом — при первой возможности арестовать их и предать военно-полевому суду (см.: Вестник ВПСО, 23 сентября 1919 г.). Волнения перекинулись в 4-й полк, но их удалось подавить. 11 человек были расстреляны, часть заточена в тюрьму, остальных согнали в рабочий батальон с драконовским режимом (см.: Голдин В.И. Указ. соч. С. 149). Не успели генералы прийти в себя, как вспыхнуло грозное восстание в 5-м полку в с. Чекуево. Командир полка и часть его штаба были арестованы и отправлены на советскую сторону в Вологду. «5-й полк, — писал генерал Марушевский, — перестал существовать». Онежский фронт рухнул. На следующий день, 22 июля, восстал 6-й полк на железнодорожном фронте. Часть восставших перешла на советскую сторону, остальных, при помощи англичан, удалось обезоружить, активистов арестовали, четверых расстреляли (см.: там же). После всего случившегося диктатор Миллер пришел в неописуемую ярость и 26 июля издал приказ, в котором метал громы и молнии. В приступе ярости он не нашел ничего умнее, как свалить причину катастрофы на агитацию большевиков, тогда как следовало на себя оборотиться, на свою политику. «Я заявляю во всеобщее сведение, — угрожал он, — что в моих руках находится несколько сотен лиц, замешанных в грязном деле большевистской пропаганды. Многие из них осуждены на смертную казнь, но из человеколюбия эта смерть им была заменена каторгой и тюрьмой» (Вестник ВПСО, 29 июля 1919 г.). Генерал явно лгал насчёт «человеколюбия», ибо жизнь многих его пленников уже оборвалась под пулями карателей, а от обещанных им благодеяний в виде каторги и тюрьмы тянуло тем же холодом смерти, только медленной. Неистовствовал и главком войск интервентов генерал Айронсайд, окончательно убедившийся, что все его труды по сколачиванию «туземной» армии пропали даром. В интервью корреспондентам газет он раздраженно заявил: «Мы не понимаем русских. Скоро год, как мы на севере России... Мы хотели помочь вашей борьбе против большевиков... И, однако, что же мы видим? Русские не хотят сражаться. Всюду на позициях стоим мы, а те, что есть, бунтуют, организовывают восстания, и мы должны эти восстания подавлять. Это бесполезная затея, которая дорого стоит королевскому правительст-ву. Я ездил в Лондон с подробным докладом, и решён окончательно и бесповоротно увод наших войск из России. К тому же этого требуют наши рабочие» (Мельгунов С.П. Н.В.Чайковский в годы гражданской войны... С. 215). На «окончательное и бесповоротное» решение союзников уйти с Севера повлиял провал предпринятого ими летом 1919 года наступления на Котлас с целью соединения с войсками Колчака. Это была, как известно, заветная мечта генерала Айронсайда, он очень хотел прославиться прорывом на соединение с восточной контрреволюцией. Ещё больше мечтал об этом военный министр Великобритании сэр У.Черчилль. Успехами на фронте рассчитывали поднять упавший моральный дух засидевшихся в окопах солдат союзников, а также дезорганизованных восстаниями частей «Северной армии». Из Анг-лии прибыли две добровольческие бригады численностью до 8 тыс. человек, из Америки — несколько специальных судов для действия на Северной Двине. Наступление, имевшее поначалу некоторый успех, вскоре захлебнулось. Сказались низкий моральный дух наступавших, стойкое сопротивление советских войск, но главное — вести о поражении армий Колчака, безостановочно откатывавшихся на восток под ударами Красной Армии. Догнать их, даже при самом успешном наступлении воинства Айронсайда, было уже невозможно. Главная идея вторжения союзников на Север, сформулированная в их совместной ноте № 31, лопнула. Теперь пришлось думать о том, как побыстрей упаковать чемоданы и бесславно отплыть домой. Чёрные дни надвигались для марионеточного режима. Предстоявший уход союзников повергал его в шок. Противостоять советским войскам в одиночку, без поддержки оккупантов, при разлагающейся собственной армии и быстро накалявшейся атмосфере в тылу, было делом безнадёжным. Главком войск союзников Айронсайд в беседе с генералом Марушевским ещё в июле 1919 года на вопрос собеседника, что будет с Северной областью после ухода союзников, ответил напрямик: «Ну, конечно, вслед за нами придут большевики» (см.: Архив русской революции. — М. 1991. Т. 9—10. С. 15). Это повергало правителей Севера в ужас. Что делать? Бежать вместе с союзниками или оставаться на месте до конца? У диктатора Миллера ещё оставалась надежда, что выручит наступление Деникина на Москву. Оно в это время было в самом разгаре. «Я полагаю, — сообщал Миллер Юденичу в августе 1919 года, — если есть твердая уверенность, что власть большевиков будет сломлена до наступления зимы наступлением вашим, Колчака, Деникина, и вследствие внутреннего разложения, то нам нужно ос-таваться здесь до последнего...» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. ЛЛ. 183—183 об.). И режим Миллера, как зверь, попавший в западню, решил защищаться «до последнего». Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:57 +0.07 / 5 4 1
АУ

... Дискуссия Новая   270 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.3 из....) 10 сен 2018 в 19:27   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.3 из....) А как сложились взаимоотношения между режимом и предпринимателями? Уже отмечалось, что правительство, придя к власти, горой встало на защиту интересов торгово-промышленных и финансовых дельцов, вернуло им национализированную собственность и открыто держало их сторону в постоянных конфликтах с рабочими. Оно рассчитывало получить от предпринимателей всестороннюю поддержку, но во многом ошиблось. Миллер, как отмечено, оценил их позицию как «безразличную». Правительство объявило кампанию подписки на заём «Доверие» под лозунгом «защиты отечества». Но местные толстосумы раскошелиться не пожелали. Ещё раз подтвердилось, что у крупного капитала нет отечества, а есть один бог — максимальная нажива. Рука об руку с заморскими дельцами они ринулись к ограблению богатств Севера и сбыту их за границу, чтобы получить заветную максимальную прибыль. Скрытый текст Как сообщал в марте 1919 года Чайковскому в Париж «министр» торговли и промышленности Н.В.Мефодиев (выдвиженец крупного капитала в правительстве), только за навигацию 1918 года из Архангельска ушло с грузами в союзные страны 57 пароходов и 4 парусника с пиломатериалами, фанерой, пушниной, куделями льна и пеньки, марганцевой рудой, смолой и т. п. При этом в Англию было направлено грузов на 2 793 700 английских фунтов, в США — на 679 600 фунтов, во Францию — на 821 300 фунтов стерлингов. «Итого по компенсационным обязательствам, — говорилось в телеграмме, — погружено в союзные страны (товаров) на приблизительную стоимость 4 294 700 английских фунтов». Кроме того, частные экспортёры под валютные обязательства союзников вывезли материалов на 909 700 английских фунтов (см.: ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 52). В пересчёте на российские денежные знаки это составило свыше 150 млн. рублей. Если к ним приплюсовать стоимость товаров, вывезенных в навигацию 1919 года на сумму 48 млн. руб., то получается удручающий итог в 200 млн. руб. (см.: Минц И. Указ. соч. С. 138—140). На такую сумму союзники при полном содействии марионеточной власти и местных дельцов ограбили богатства Севера. Но в ажиотаже грабежа «хозяева» Севера не разобрались, с кем имеют дело. Хищные иностранные дельцы, навыдавав им пустых бумажек в ви-де компенсационных обязательств (чем не современные «акции» и ваучеры? — П.Г.), когда дело дошло до оплаты вывезенных богатств, объявили, что стоимость их идёт в счет погашения долгов России за военные поставки. Вот уж поистине: продавали — веселились, подсчитали — прослезились. Как сообщал отдел иностранных дел правительства Северной области в штаб генерала Деникина, «всё, что имелось в Архангельске на складах, и всё, что могло интересовать иностранцев, было ими вывезено в минувшем году почти безвалютно» (там же. С. 138). Настоящему испытанию на «патриотизм» буржуазия Севера подверглась осенью 1919 года, когда с уходом союзных войск режим генерала Миллера приложил неимоверные усилия, чтобы любой ценой устоять. Мобилизация охватила всё и вся. Местным богатеям было предложено сдать на «нужды обороны» всю валюту, заработанную по вывозным разрешениям. Но они опять раскошелиться не спешили: сдали лишь 5 млн., тогда как расходы только за июль-сентябрь составили более 110 млн. рублей. Тогда диктатор Миллер пошел против «своих» на крайние меры и 9 ноября издал приказ, по которому лица, не сдавшие валюту, подвергались «лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы сроком от 4 до 5 лет и, сверх того, отобранию всего принадлежащего им имущества в казну». Дела о саботажниках передавались в военные суды(см.: Вестник ВУСО, 9 ноября 1919 г.). Буржуазия завопила о «большевистских» методах экспроприации. Классовые союзники режима отворачивались от него, что предвещало его близкий конец. Теперь об отношении к власти крестьянства — самого многочисленного слоя населения области. Народный социалист Чайковский и его эсеровские министры были почему-то уверены, что крестьяне, как и мелкая городская буржуазия, дружно поддержат их. В официальных заявлениях новой власти навязчиво подчеркивалось, что её политика опоры на иностранные войска проводится «при полном и единодушном согласии местного населения» (как будто его кто-то об этом спрашивал). Многие городские обыватели, соблазненные обещаниями иностранных и отечественных «благодетелей» обеспечить всем сытую и вольготную жизнь за счёт поставки заморских почти дармовых пайков («гуманитарной помощи», халявы, одним словом. —П.Г.),очень скоро почувствовали отрезвление. Газеты сообщали о бешеном росте цен на всё самое необходимое. Деревня отнеслась к новой власти по-крестьянски мудро, то есть выжидательно: дескать, поживём — увидим. И только зажиточные верхи приветствовали переворот и даже кое-где сформировали в его поддержку свои партизанские отряды (шенкурский, тарасовский). Однако миражи о дармовых заморских пайках и вольготной жизни при оккупантах быстро рассеялись. Самозваная власть, свалившаяся на обывателей как снег на голову, первым делом пожелала создать свою собственную опору. Главком Чаплин сразу же бросил клич — записываться добровольцами в «Северную армию». Генерал Пуль, видимо, не веря в затею Чаплина, призвал северян вступать в славяно-британский легион, обещая златые горы. Но сразу предупреждал: «Дисциплина — британской армии. Полковые комитеты не допускаются». Это был обычный колонизаторский прием: создать туземную вооруженную силу, в которой солдаты — русские, а офицеры и власть — британские. Но если для вступления в легион охотники до сытой жизни всё же находились, то добровольцев в «Северную армию» оказалось ничтожное количество. Поэтому уже менее чем через месяц после переворота (20 августа) последовало постановление Верховного управления о возобновлении всеобщей воинской повинности и призыве под ружье сразу пяти возрастов (родившихся в 1893—1897 гг.). При этом вольнодумных граждан предупреждали, что все уклонившиеся от призыва подвергаются наказанию согласно «Уложению о наказаниях», принятому в царские времена (см.: там же. 25 августа 1918 г.). Чайковский и его эсеровские соратники, ещё находясь в Советской России, излили реки желчи на Советскую власть за введение всеобщей воинской повинности, трактуя её как милитаризм и диктаторство большевиков. Теперь же они сами загоняли в свою армию граждан, в массе своей не понимавших, во имя чего их заставляют воевать. Мобилизация в армию, главным образом из деревни, мужчин пяти возрастов, то есть наиболее активных работников, ставила крестьянские хозяйства в крайне тяжёлое положение. Но этим их беды не ограничились. Чашу крестьянского терпения переполняли постоянные реквизиции, которыми режим буквально душил деревню. Особенно тягостной была гужевая повинность. При бездорожье и большой растянутости фронта она приобретала для властей чрезвычайное значение, поэтому генерал-губернатор Миллер 13 февраля 1919 года распорядился: жителям «по первому требованию чинов милиции и лиц, уполномоченных на это военными властями или волостными земельными управами, выставлять на указанные ими пункты подводы с проводниками» (там же. 15 февраля 1919 г.). Ослушникам грозил штраф в 3 тыс. руб. или тюремное заключение сроком на 3 месяца. Это означало для хозяйства изъятие на длительное время, а может и навсегда, работника с лошадью и повозкой. Находилось немало тех, кто шел на риск и уклонялся от повинности. В ответ следовали новые приказы предавать их суду «за неподчинение властям». Наряду с гужевой повинностью, ещё в октябре 1918 года была объявлена реквизиция лошадей «для нужд армии». Но и она зачастую не исполнялась. В связи с этим генерал Миллер в разгар летних полевых работ 1919 года издал приказ: «Ввиду неоднократных случаев недоставки владельцами лошадей в назначенное время на сгонные пункты» виновных подвергать денежному штрафу или заключению в тюрьму на 3 месяца (см.: там же. 16 июля 1919 г.). Затем последовал приказ населению сдавать для нужд армии шубы, шапки, шинели, брюки, мундиры, одеяла и другие вещи (см.: там же. 7 декабря 1919 г.). И снова неповинующимся грозили карами. Настроение крестьян становилось все более мрачным и непредсказуемым. Оно быстро передавалось в армию. Это вынужден был признать публично и диктатор Миллер. Выступая в августе 1919 года на земско-городском совещании, он заявил: «Надо сказать всю правду, основное зло — это настроение. На армии отражается настроение тыла, в частности деревни. Деревня гораздо больше терпит, чем город. Солдаты главным образом взяты оттуда; в деревне производятся реквизиции; деревня несет подводную повинность и т. д. И она начинает уставать; лучше не воевать, уйти «домой» (Возрождение Севера, 13 августа 1919 г.). На этот раз генерал сказал, наконец, правду, но сказал её лишь тогда, когда режим, как говорится, припекло. О тревожных настроениях деревни правительственный «Вестник» писал уже в декабре 1918 года. Корреспондент газеты в «Письмах из деревни» с негодованием восклицал: «Неужели так укоренилась зараза большевизма и ничегонеделания?.. Население до сего времени не может уяснить гражданского долга по отношению к родине... Город веселится в вихре разгула, справляя «пир во время чумы», а деревня спит и во сне заявляет: «Не будите меня — я нейтральна» (Вестник ВПСО, 6 декабря 1918 г.). Корреспондент явно спутал нараставшее неприятие режима с нейтральностью. В деревне день ото дня копился гнев против мобилизаций, разного рода повинностей, поборов и репрессий против неповинующихся. И он вылился в целом ряде восстаний в частях «Северной армии», основную массу которых составляли мобилизованные из деревни (о чём ещё пойдет речь). В связи с приведенными признаниями генерала Миллера о том, как поступал его режим по отношению к своему тылу, есть основание сопоставить политику жёстких мобилизаций и реквизиций, которую в период Гражданской войны проводили в своих тылах противоборствующие стороны. Политика большевиков, как известно, получила название «военного коммунизма». Политику же Миллера и других «белых» режимов следовало бы по аналогии назвать — «военный капитализм». И та и другая огромной тяжестью ложились на гражданское население в тылу. Но этим их внешнее сходство и заканчивается. Далее следует их глубинное различие, определявшееся различием целей. Советский «военный коммунизм» со стороны антикоммунистов всех мастей, как прежних, так и нынешних, тысячекратно предан анафеме как якобы проявление «злой воли» большевиков. Что же касается чрезвычайной политики «белых» режимов, то по отношению к ней — заговор молчания. Ей даже постыдились дать название, стремясь представить дело таким образом, будто её не было вовсе. Но она была, господа антикоммунисты, и у Миллера, и у Колчака, и у Деникина, и у других «белых» генералов. Причём, как подтверждают неопровержимые факты, она являлась гораздо более жестокой и разорительной по отношению к большинству мирных граждан, чем советский «военный коммунизм». Если чрезвычайную политику большевиков поддержало, хотя и с временными колебаниями, трудящееся крестьянство, составлявшее большинство населения страны и 75% личного состава Красной Армии, то у «белых» режимов всё оказалось наоборот. В их армиях крестьяне тоже составляли большинство. Но согнанные на фронт во имя возвращения власти помещиков и капиталистов, они не пожелали реставрации проклятого прошлого и, в конечном итоге, либо перешли на сторону «красных», либо разошлись по домам. Именно это стало глубинной причиной краха «белого» движения. «Военный капитализм» со всеми его жестокостями не только не предотвратил этот крах, но ускорил его. Обличителям «военного коммунизма» следовало бы хоть немного поумнеть. Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:58 +0.04 / 4 3 1
АУ

... Дискуссия Новая   260 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.2 из....) 08 сен 2018 в 07:11   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.2 из....) Возвращаясь к политике правительства Чайковского-Миллера по рабочему вопросу, напомним, что это правительство от постоянной дискриминации независимых профсоюзов — действительных и единственных представителей интересов рабочего класса — переходило к их постепенной ликвидации. В середине апреля 1919 года генерал-губернатор Миллер распорядился: «Приказываю подчиненным мне учреждениям считать законными только профсоюзы, которые имеют утвержденные Окружным судом уставы, и с союзами, не имеющими таковых, никаких сношений не иметь и заявлять о них, как о незаконно существующих» (там же. 18 июля 1919 г.). Так перечеркивалось обещанное переворотчиками право граждан создавать свои независимые профсоюзы. Марионеточной власти нужны были только «карманные» профсоюзы, действующие под девизом: «Чего изволите?». Но несмотря на то, что руководство профсоюзов области являлось почти сплошь эсеро-меньшевистским, стоявшим на антибольшевистских позициях, вытравить в них дух классового сознания так и не удалось. Уж очень тягостной была жизнь трудового человека под властью оккупационного режима. И недовольство рабочих, время от времени прорывавшееся наружу, заставляло «желтых» вождей профсоюзов то розоветь, то краснеть, а порой и открыто обличать власти в большевистском духе. В апреле 1919 года генерал Миллер сообщал Маклакову, послу бывшего правительства Керенского в Париже: «В Архангельске настроение рабочих большевистское, буржуазии — безразличное» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 1. Д. 44. Л. 59). Скрытый текст Когда истёк год оккупации края, совет профсоюзов Архангельска подвёл более чем плачевный итог политики правительства Чайковского-Миллера по рабочему вопросу. «Отношение к рабочим организациям, — говорилось в нём, — создалось такое же, как и к рабочей печати. Собрания разрешались с трудом, при непременном участии чина милиции. Заводские комитеты часто разгонялись распоряжением агентов власти, в некоторых из них реквизированы пишущие машинки, в других набегами милиции отняты печати, бланки и т. п. Характерно отметить, что даже управляющий отделом внутренних дел и губернский комиссар не знали, что эти заводские комитеты существуют на основании постановления всероссийского Временного правительства от 23 апреля 1917 года, и полагали, что это большевистские учреждения. Отдельным заводским комитетам не даются и по настоящее время разрешения на созыв собраний, для этого требуются печати профессионального союза, что не только противоречит указанному постановлению правительства, но и стоит в противоречии с положением о профессиональных союзах. Отдельные ответственные работники профсоюзов подвергались гонениям: в частности, секретарь совета был приглашен начальником милиции, который по предложению губернского комиссара объявил, что работа секретаря в совете считается вредной, и предложил сделать надлежащие выводы, указав, что в противном случае пребывание его в пределах Северной области будет признано недопустимым. В области урегулирования взаимоотношений между работодателями и рабочими ничего не сделано, если не считать одного распоряжения о запрещении стачек, фактически направленного только против рабочих. Отсутствием государственного вмешательства и разгулом предпринимателей обострено взаимоотношение, и недовольство доведено до крайних пределов. На казённых заводах отсутствует принцип законности и права и существует излюбленное — «чего моя левая нога захочет». Управление торгового мореплавания и портов без всякого основания отказалось продлить коллективный договор и, сверх того, несмотря на вздорожание жизни, произвольно уменьшило на 50 руб. в месяц содержание тех рабочих, у которых был заключен коллективный договор; на требование заинтересованных профсоюзов и предложение совета о созыве согласительной комиссии управление ответило отказом, а правительство, к которому совет отнесся с запросом от 30 июля с. г. за № 313, указать, к какому органу власти или отдельному агенту надлежит обратиться для немедленного созыва примирительной камеры, до сего дня не дало ответа, и таким образом рабочие организации были лишены возможности, законно действуя, удовлетворить свои требования. Трудящиеся в лучшем случае могли во имя государственности терпеть ограничения, но последние, однако, были доведены до последнего предела» (Минц И. Указ. соч. Приложение документов С. 247—248). Убедившись, что в тисках всё ужесточавшейся военной диктатуры нет элементарных условий для защиты прав рабочих, профсоюзы Архангельска в сентябре 1919 года решили прекратить свою деятельность. Их мотивировка была пощёчиной режиму: «В связи с отсутствием гарантий нормального существования профсоюзов» (Вестник ВУСО, 16 октября 1919 г.). Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:58 +0.05 / 7 4 3
АУ

... Дискуссия Новая   235 П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.1 из....) 05 сен 2018 в 15:44   AndreyK-AV
П.А.Голуб. Интервенция и белый террор на Севере России (2.1 из....) Власть и народ при оккупации края Высадка в Архангельске иностранных войск, появление самозваной власти в виде «Верховного управления», введение интервентами военного положения, запрет митингов и собраний, повальные аресты «неблагонадежных элементов», среди которых оказалось много профсоюзных активистов, в том числе председатель совета профсоюзов Н.В.Левачев и секретарь совета А.П.Диатолович, вызвали в рабочей среде бурное негодование. Уже 2—3 августа 1918 года прошли экстренные собрания представителей правлений 17 профсоюзов города в присутствии министра труда эсера М.А.Лихача. Скрытый текст В принятой резолюции делегаты заявили: совет профсоюзов «твердо будет стоять исключительно на классовой точке зрения пролетариата». Делегаты потребовали освобождения арестованных товарищей, а также «немедленного разоружения тех элементов, на которые рабочий класс положиться не может (имелись в виду мятежные отряды Чаплина и пр. — П.Г.)» (Овсянкин Е.И. Архангельск в годы революции и военной интервенции. 1917—1920. — Архангельск. 1987. С. 142—143). Многие профсоюзы по отдельности выступили в том же духе. Вырвавшийся из тюрьмы Левачев на собрании представителей профсоюзов и в обращении к рабочим лесозаводов призывал: «Медлить нельзя, промедление смерти подобно. Необходимо как можно скорее опомниться от нанесенного нам удара, как можно скорее сплотиться и взять на себя работу по организации рабочего класса... дать должный отпор зарвавшимся капиталистам» (там же. С. 144). В рабочей среде вполне осознали, что первые 10 «декретов» самозваного правительства Н.В.Чайковского означают реставрацию буржуазных порядков, ликвидацию завоеваний, кото-рые дала рабочему человеку революция. Как же реагировала «социалистическая» команда Чайковского на первые акции протеста рабочих? На заседании Верховного управления 6 августа с сообщением выступил изрядно напуганный министр труда Лихач, побывавший на бурных рабочих собраниях. Как указано в протоколе заседания, он «указал на произвольные аресты рабочих, выселение профессиональных союзов, расчёт членов фабрично-заводских комитетов, а равно на закрытие временной городской управой популярной в массах примирительной камеры как на факты, создающие тревожную атмосферу в рабочих кругах». Министр предупредил, подобные настроения опасны для власти. Но правительство, сидя под защитой войска генерала Ф.Пуля, опасности не побоялось. После прений было принято издевательское решение — обратиться к рабочим с воззванием «о правовой нормировке неотложных нужд момента». Суть этой «нормировки» состояла в примирении возмущенных рабочих с капиталистами ... в пользу капиталистов. Что касается поднятого на заседании вопроса о существовании «классовых политических организаций (имелись в виду профсоюзы, заявившие о своей приверженности классовой точке зрения пролетариата. — П.Г.)», то было решено — «оставить до прибытия союзных послов». То есть по пословице: вот приедет барин, барин нас рассудит (ГАРФ. Ф. 16. Оп. 1. Д. 1. Л. 11). Примечательная иллюстрация к заявлению генерала Пуля о «полной самостоятельности» правительства Чайковского. Между тем напряжение в рабочей среде усиливалось. 7 августа состоялось многотысячное собрание рабочих и служащих 18 лесозаводов Маймаксы. Выступивший на нём председатель совета профсоюзов Левачев (заметим — не большевик) с гневом заявил: «Не успели просохнуть афиши, в которых новое правительство гарантировало рабочим свободу слова, печати, собраний и союзов, как появились приказы, отменяющие все обещанные свободы». В принятом собранием постановлении была ещё раз подтверждена воля рабочих: «Оставаться на своих классовых позициях борьбы с капиталом... Ни в коем случае не отступать и не отдавать обратно завоёванных в тяжёлой и упорной борьбе прав и улучшений... Со всякой властью, которая будет посягать на нашу свободу и права, будем бороться всеми имеющимися у нас средствами... Ни один гражданин не может быть арестован за принадлежность к той или иной политической партии... Работники профсоюзного движения, независимо от принадлежности к политической партии, арестованные по распоряжению Верховного управления Северной области, должны быть освобождены» (Овсянкин Е.И. Указ. соч. С. 145). Чайковцы в согласии с союзными властями немедленно отреагировали на требования рабочих. Левачев и другие профсоюзные активисты были арестованы, гонения на рабочие организации усилились. Запрет генерала Пуля на проведение митингов и собраний всё более ужесточался. Была закрыта общегородская больничная касса, которой пользовалось более 16 тыс. её членов. «Для нас также не тайна, — писала в связи с этим газета профсоюзов Архангельска «Рабочий Севера», — что всеми доступными средствами предприниматели стараются разбить сплочённые ряды рабочих и привести их в состояние дореволюционного времени» (Рабочий Севера, 5 января 1919 г., Архангельск). Сама газета была буквально затравлена правительственной цензурой. Так, в № 1 за 1919 год было 15 зияющих пробелов от руки цензора, в № 2 — 7 пробелов и т. д. За 7 месяцев оккупации удалось выпустить всего лишь 12 номеров газеты, и в феврале 1919 года она была задушена. В последнем номере редакция, указав на чинившиеся ей всяческие препятствия, сообщала: «Ныне, выпуская № 7(12) «Рабочего Севера», редакция с грустью доводит до сведения читателей, что по не зависящим от редакции обстоятельствам она издание газеты вынуждена прекратить». Предприниматели при полной поддержке правительства демонстративно третировали профсоюзы. Показателен такой факт: на 2 октября 1918 года в совете профсоюзов было намечено заседание согласительной комиссии из представителей профсоюзов и предпринимателей. Но от хозяев предприятий никто не явился, хотя положение рабочих было нетерпимым. В связи с этим газета «Возрождение Севера» писала: «Цены на предметы первой необходимости поднимаются с невероятной быстротой, в то время как зарплата остается той же, что была полгода назад. Закрываются заводы, ликвидируются предприятия и рабочих выбрасывают на улицу в буквальном смысле этого слова, так как увольняемые рабочие немедленно выселяются предпринимателями из занимаемых ими помещений. Такие случаи имели место на лесопильных заводах «Альциуса» и Волкова на Маймаксе и на других заводах». Сообщение заканчивалось криком отчаяния, обращенным к хозяевам предприятий: «Где же ваш патриотизм, господа?» (Возрождение Севера, 10 октября 1918 г.). Желая устрашить противников оккупационного режима, союзные власти и подконтрольное им марионеточное правительство всё шире пускали в ход машину террора, чиня насилия, аресты, расстрелы. Из тех жертв террора, которые стали известны общественности, в числе первых были руководители Кемского Совета Р.С.Вицуп, А.А.Каменев и П.Н.Малышев, их ещё в июле 1918 года интервенты расстреляли на борту английского военного корабля. Затем режим расправился с большевиками Кандалакши Л.Н.Комлевым, И.О.Лойко, В.Соболем и другими патриотами. 3 ноября во дворе архангельской тюрьмы смертный приговор был приведён в исполнение над командиром красноармейского отряда С.Ларионовым, комиссаром В.Шурыгиным, красноармейцами М.Георгиевским, Я.Якубчиком, И.Комаровым и И.Дьячковым. Их трупы отвезли за город на Мхи, ставшие затем братской могилой патриотов. В середине декабря при участии английских карателей были расстреляны 13 участников восстания в Архангелогородском полку, о чём рассказал в своих воспоминаниях генерал Марушевский, руководивший расправой. С середины декабря правительственный «Вестник» начал печатать длинные списки дел, поступавших в Особый военный и военно-окружной суды, и крайне жестокие приговоры по ним. Режим демонстративно показывал своим противникам тяжёлый кулак для устрашения. С назначением 15 января 1919 года генерала Е.К.Миллера генерал-губернатором (точнее — диктатором) машина репрессий заработала со всё большим ускорением. Так, 18 января военно-окружной суд приговорил шестерых матросов эскадренного миноносца «Бесстрашный», протестовавших против ареста своего товарища, к дисциплинарным частям (штрафбату) сроком от 1 до 6 лет, а солдата Архангелогородского драгунского полуэскадрона Ф.Нечаева за уклонение от воинской службы — к каторге на 6 лет с лишением всех прав состояния (см.: Вестник Вестник правительства Северной области (далее — ВПСО), 15 марта 1919 г.). Только в одном номере «Вестника» военно-окружной суд сообщал, что им назначены к рассмотрению: на 20 марта — 20 дел, на 24 марта — 5 и на 25 марта — 7 дел (см.: там же). Конвейер набирал обороты. В дальнейшем драконовские приказы Миллера, приговоры военных судов о расстрелах, ссылках на каторгу, заключении в концлагеря и тюрьмы заняли главенствующее место на страницах официального органа правительства. Таким способом власти стремились подавить нараставшее в массах сопротивление оккупационному режиму. Но оно подспудно и неудержимо накапливалось и прорвалось наружу в связи с празднованием годовщины Февральской революции. 12 марта на судоремонтном заводе Архангельска состоялось торжественное собрание, организованное по решению совета профсоюзов. В присутствии более тысячи рабочих и служащих с уничтожающей критикой правительства выступили председатель совета профсоюзов меньшевик М.И.Бечин, а также профсоюзные активисты Ф.И.Наволочный, К.Н.Клюев, С.М.Цейтлин, Г.В.Успенский и другие. В частности, Бечин под бурное одобрение присутствовавших заявил: «Советская власть есть естественная и единственная защитница рабочего класса», а правительство «держится лишь при помощи заморских гостей» (Голдин В.И. Указ. соч. С. 130). Вечером того же дня состоялось торжественное заседание городской думы. Выступившие на нём представители оппозиции снова подвергли марионеточное правительство беспощадной критике за попрание прав и свобод граждан, за возвращение старорежимных порядков. Недовольство вылилось наружу и на Мурмане. Политические выступления прошли в Мурманске, Кандалакше, Александровске. Рабочие Мурманского порта и плавмастерской «Ксения» в своих выступлениях провозглашали лозунги: «Долой северное правительство!», «Долой генерал-губернатора!», «Да здравствует Российская федеративная республика!» (см.: Киселев А.А., Климов Ю.Н. Указ. соч. С. 181). Происшедшие события вызвали приступ ярости в правящих кругах. Немедленно последовало «Правительственное сообщение». В нём говорилось: в заседании городской думы 12 марта некоторые лица произнесли речи, «одобряющие платформу Советской власти и клонящиеся к разрушению создаваемого у нас великого национального дела — возрождения страны». Правительство пригрозило «в корне и самыми решительными мерами прекращать всякие попытки оказать какое-нибудь содействие нашим врагам-большевикам... Виновные в демагогических выступлениях против власти и союзников, а также виновные в организации этих выступлений арестованы» (Вестник Верховного управления Северной области (далее — ВУСО), 14 марта 1919 г.). Генерал Миллер распорядился учинить над «бунтовщиками» показательный процесс в особом военном суде. Подсудимые Бечин, Клюев, Наволочный и Цейтлин были приговорены к 15 годам каторги каждый. Обвинитель на суде, главный военно-полевой прокурор Добровольский, позже вспоминал: «На меня процесс произвел тяжелое впечатление: я осознал ту пропасть, которая лежала между классовым мировоззрением рабочей среды и национально-патриотическими (читай — прорежимными. — П.Г.) кругами общества» (Белый Север... Вып. 2. С. 47). Прокурора устрашил «столь резкий политический сдвиг влево», и он предрёк вспышку борьбы против режима с новой силой. И не ошибся. В те же дни последовали репрессии и на Мурмане. «Мурманский вестник» сообщал об аресте «большевиков» с плавмастерской «Ксения» А.Соловьева, К.Михайлова, А.Лясковского и А.Попоценко. О других арестах газета умолчала. Генерал Мейнард и помощник генерал-губернатора на Мурмане В.В.Ермолов пригрозили «бунтовщикам» жестокими карами. Диктатор Миллер телеграфировал в Омск правительству Колчака: «Часть руководителей профсоюзов в марте с. г. были арестованы как изобличенные в деятельности большевистско-коммунистического характера. Некоторые из арестованных по приговорам особого военного суда были казнены, остальные в ближайшее время предстанут перед военно-окружным судом» (ГАРФ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 16. Л.. После мартовского кризиса юстиция режима напоминала злобного пса, сорвавшегося с цепи. Облавы, аресты, суды, приговоры хлынули лавиной. Начальник милиции Соломбалы доносил по инстанциям: «Ночью в Соломбале ... производились массовые обыски по ордерам контрразведки. Обыски производились чинами контрразведки при содействии вверенной мне части и союзных войск». 22—23 марта вылавливали «большевиков» в воинских частях. На следующий день арестованные солдаты Т.Глухов, П.Шереметьев, Г.Сывороткин и С.Глазков по приговору особого военного суда были расстреляны (см.: Голдин В.И. Указ. соч. С. 195—196). Как сообщал правительственный «Вестник», 24 и 26 марта, 5 и 6 апреля были приведены в исполнение приговоры военного суда более чем над 20 гражданами, стоявшими, по выражению газеты, на стороне Советской власти (см.: Вестник ВУСО, 15 апреля 1919 г.). Далее сообщения «Вестника» о приговорах военных судов и приказах Миллера-Марушевского об их утверждении следовали один за другим: 17 апреля — приказ Марушевского об утверждении приговора особого военного суда к расстрелу военнослужащих П.Аншукова, Р.Печенина и А.Богданова «за покушение на предание неприятелю г. Архангельска и находящихся в нём войсковых частей и за шпионство». Тут же — приговор особого военного суда о присуждении к смертной казни «через расстреляние» военнослужащих Власова, Квитко, Дегтева, Трубина, Сирина и Юргина, а Гусева — к 4 годам каторжных работ. Оба приговора приведены в исполнение. 24 апреля — сообщение о расстреле десяти человек, «приговоренных к смертной казни за измену и шпионство». 27 апреля — 9 приказов Миллера об арестах, заключении в тюрьму и ссылке целого ряда лиц «за действия, угрожающие государственному порядку и общественному спокойствию». 6 мая — снова 9 приказов главкома Марушевского об утверждении приговоров особого военного суда, предусматривавших различные наказания осужденным, в том числе смертную казнь и каторжные работы до 12 лет. В частности, к расстрелу были приговорены красноармейцы М.Зыков, А.Горохов, И.Увечнов — за покушение на трёх шотландских военнослужащих и солдат, Н.Розанов — «за шпионство», солдат славяно-британского легиона Ф.Сметанин — за покушение на английского капрала. Солдат того же легиона В.Костылев — к 1 году тюрьмы «за возбуждение вражды между отдельными классами населения». Приговоры были приведены в исполнение. 21 мая — приказы генерала Марушевского об утверждении 9 приговоров Военно-окружного суда. 31 мая — постановление начальника военно-регистрационной службы полковника Рындина о наказании 6 граждан за неисполнение требований о регистрации (заключение в тюрьму на 3 месяца, штраф 3 тыс. руб.). 24 июня — приказы Марушевского об утверждении судебных приговоров: отдаче в арестантские исправительные отделения на 2,5 года прапорщика Лебедева за неисполнение приказов командования; солдата Архангелогородского полка Батаргина — на 4 года каторги за самовольную отлучку; гражданина П.Мальцева — к расстрелу (заменён 15 годами каторжных работ) за организацию строительства оборонительных укреплений против союзников на Мудьюге (припомнили и это) и за службу в Красной Армии; солдата Архангелогородского полка А.Лупачева — к 4 годам каторги за самовольное оставление части. 1 июля — ряд приговоров Особого военного суда: 1) солдату артдивизиона И.Беганцеву — к расстрелу «за участие в покушении на предание неприятелю г. Архангельска и находящихся в нем воинских частей и за шпионство»; 2) красноармейцам 1-го Архангельского партизанского отряда — С.Соболеву, А.Завьялову, И.Кузнецову, Ю.Маразасу, А.Нелюбовичу, М.Базанову, П.Макунину, С.Тулину — к расстрелу; Г.Ермолину и И.Якушкину — по 15 лет каторги за участие в партизанском движении; 3) патриотам-подпольщикам С.Закемовскому, Д.Анисимову, А.Матисон, К.Блезниной, К.Теснанову, Ф.Антину, Я.Розенбергу и Д.Прокошеву — к расстрелу; И.Шпаковскому и М.Леденеву — по 15 лет каторги; А.Индриксону и А.Яковлевой — по 12 лет каторжных работ; А.Матисон смертная казнь заменена бессрочной каторгой; всем по этому делу — «за способствование неприятелю в его враждебных действиях путём агитации в пользу Советской власти и подготовление вооружённого выступления для предания неприятелю г. Архангельска и находящихся в нём войск»; 4) солдатам: А.Шиловскому — к расстрелу, Л.Костовецкому — к 12 годам каторги за покушение на военнослужащих союзных войск. 19 августа — приказы Марушевского, утверждавшего приговоры особого военного суда матросам, солдатам и гражданским лицам, в том числе 9 из них — к смертной казни, трём — к 15 годам каторги, одному — к 8 годам каторги. Девятку, приговорённую к расстрелу, составляли матросы, участвовавшие 1 августа 1918 года в потоплении в устье Северной Двины ледоколов «Святогор» и «Микула Селянинович» с целью заграждения фарватера для кораблей интервентов и в обстреле их аэроплана. Это были А.Терехин, П.Даниленко, В.Лариков, А.Бабурин, П.Панченко, А.Маковяк, И.Бакулич, Я.Павлюченко и К.Лемешко. Герои-патриоты, ставшие на защиту родной земли от нашествия иноземцев, пали от рук предателей России. Оргия расправ диктатуры Миллера со своими противниками ещё более усилилась на последнем этапе её существования. ... (продолжение...) Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:58 +0.05 / 6 4 2
АУ

... Дискуссия Новая   238 До рассказачивания ещё было далеко... 31 авг 2018 в 21:46   Удаленный пользователь
Отредактировано: Коллекционер мыслей - 31 авг 2018 в 21:47 +0.02 / 7 4 3
1 ответ АУ

... Дискуссия Новая   289 "БЕЛЫЙ" ТЕРРОР НА СЕВЕРЕ РОССИИ (продолжение) 29 авг 2018 в 11:58   AndreyK-AV
"БЕЛЫЙ" ТЕРРОР НА СЕВЕРЕ РОССИИ (продолжение) План вторжения на Север, принятый в Версале, позже детализирует главнокомандующий войсками союзников в этом районе английский ген. Э. Айронсайд. Когда интервенция была уже в разгаре, он в интервью корреспондентам в захваченном Архангельске (июнь 1919 г.) с солдатской прямотой заявит: "План этот очень простой и сводится к тому, чтобы использовать летнее время для перенесения базы русской национальной армии из Сибири в Архангельск". Владивосток в этом отношении представлял для союзников, из-за огромной удаленности от Западной Европы, чрезвычайные неудобства. "Из Англии в Архангельск, - заявлял генерал, - теперь морем нужно всего 8 дней для перевозки людей, снаряжения, грузов и т. д. Вы понимаете, какая экономия времени и сил и выгоды материальные, стратегические и другие получаются от перевода базы из Сибири в Архангельск. Ни расстояния, никакие другие соображения, международные, союзные и национальные, не могут больше влиять на получение вовремя всего необходимого на фронт Колчака. И теперь, как только явится вторая часть добровольческого отряда (речь идет о двух британских добровольческих бригадах общей численностью около 8 тыс. человек, высадившихся в Архангельске в мае-июне 1919 г. - Авт.), я двинусь по реке на Котлас, который я непременно возьму, - я в этом уверен" 9 . Скрытый текст То, что недосказал Айронсаид о планах союзников, выболтал ген. Троган, командир одной из упомянутых английских бригад. В листовках, обращенных к красноармейцам Северного фронта с призывом сдаваться в плен, он лихо угрожал: "Всех сопротивляющихся будем косить, как траву. В бою пощады нет". И заключал: "Мы пойдем вперед на соединение с сибирскими войсками. Мы дойдем и до Москвы, если надо будет, - дальше" 10 . В ноте N 31, конечно же, имелась ссылка на призыв "российской общественности", точнее - "пятой колонны" Антанты, о военной помощи. "С занятием данных портов (то есть Мурманска и Архангельска. - Авт.), - говорится в этом документе, - нас торопят не только представители союзников в России, но и большинство русских партий. Такая операция является необходимым следствием союзной интервенции в Сибири" 11 . Красноречивое признание версальских стратегов! Что "большинство русских партий" воли большинства населения не выражали, об этом авторы ноты, разумеется, знали, но им очень нужно было хоть какое-то прикрытие агрессии. И в их стане нашелся человек, который прямо указал на фарисейство этих ссылок. Это был американский консул в Архангельске Ф. Коул. Еще до принятия ноты N 31 он в письме послу США в России Д. Френсису, ярому поборнику интервенции, писал: "Интервенция не может рассчитывать на активную поддержку русских"; антисоветские партии "дискредитировали себя и теперь стремятся вернуть власть". Консул прямо заявлял: "Их приглашение вступить в Россию не является приглашением от русского народа. Они столь же скверно выражают настроения русского народа, как и год назад". В письме содержалось провидческое предупреждение зачинщикам интервенции: "Если мы войдем в Россию и будем продвигаться вглубь, мы потерпим неудачу" 12 . Ф. Коул напомнил, чем кончались подобные попытки завоевания в прошлом. Но к трезвому голосу разума ни Френсис, ни правители в Вашингтоне, Лондоне и Париже не прислушались. Кроме фальшивых ссылок на просьбу "большинства русских партий", в ход была пущена не менее лживая версия, будто союзная интервенция призвана защитить государственную целостность России от германской агрессии на Севере. Как будто в сейфах правительств Англии и Франции не лежали карты о раздроблении России по соглашению от 23 декабря 1917 г. Просто одна воюющая коалиция стремилась опередить в захватах другую. Это особенно стало ясно, когда Германия капитулировала. Союзники не только не ушли с Севера и других оккупированных ими районов, но и усилили "там свое военное присутствие. Ген. Деникин, возмущенный столь двуличной политикой правительств Запада по отношению к целостности России, в одном из официальных протестов представителям союзников гневно вопрошал: "С чем пришли к нам союзники? На помощь ли истекающей кровью России или с целью оккупации, со всеми проистекающими из нее тягчайшими для нас последствиями?" 13 . ...Почти 100 лет прошло с тех пор, а нынешняя "Антанта", то есть блок НАТО, продолжает по отношению к России ту же коварную политику "разделяй и властвуй". Увы, она остается неизменной. И найдется ли в России государственный деятель, который подобно ген. Деникину задастся вопросом: "С чем идет к нам НАТО?.." Реализация интервенции на Севере началась еще до принятия ноты N 31 захватом Мурманска методом "ползучей контрреволюции". По этой части у англо-французских колонизаторов имелся богатый опыт насаждения своей агентуры в районах предполагаемой оккупации. Такую агентуру на Мурмане им удалось заполучить в лице предательской верхушки Мурманского Совета, Центромура (органа моряков мурманского отряда флотилии Ледовитого океана и береговых частей) и Совета железнодорожников (Совжелдор). В руководстве Мурманским Советом к весне 1918 г. оказались "свои люди" Антанты типа нынешних Горбачева, Яковлева и иже с ними. На пост председателя Совета пробрался печально известный А. М. Юрьев (Алексеев), его сообщниками являлись царский ген. Н. И. Звегинцев, присяжный поверенный В. М. Брамсон, морской офицер Г. М. Веселаго. В Цетромуре заправлял правый эсер М. А. Ляуданский, в Совжелдоре тон задавал левый эсер Л. Лукьянов. Метаморфоза в руководстве названных органов произошла по той причине, что к весне 1918 г. Мурман по демобилизации покинули тысячи матросов и солдат, уехала также значительная часть рабочих - строителей порта и Мурманской железной дороги. С уходом наиболее революционно настроенной части населения полуострова социальная база Совета, Центромура и Совжелдора значительно ослабла. К тому же по разным причинам Мурман покинул ряд большевистских руководителей - бывший председатель Мурманского Совета С. И. Архангельский, руководитель Центромура С. Л. Самохин и другие опытные работники. Этим без промедления воспользовались тайные и явные противники Советской власти. Группировка во главе с Юрьевым, естественно, попала в поле зрения представителей союзников, которые шаг за шагом проталкивали ее к власти. Этим усиленно занимался штаб небольшой группы судов под командованием английского контр- адмирала Т. Кемпа. С 1915 г. они официально охраняли в Мурманском порту военные грузы, доставленные сюда союзниками в ходе войны. Но после установления Советской власти штаб Кемпа занялся совсем другим делом - подготовкой на Мурмане плацдарма для будущей интервенции. Уже 2 марта 1918 г. с подачи штаба на заседании представителей Мурманского Совета, Центромура и Совжелдора удалось провести так называемое "Словесное соглашение" о совместных действиях англичан, французов и русских по обороне Мурманского края от германской агрессии. Для прикрытия предательства группировка во главе с Юрьевым использовала свое несогласие с заключением Брестского мира. В действительности (как показало время) преследовалась совсем другая цель - отторгнуть Север от Советской России и превратить его в базу для развертывания широкомасштабной интервенции. Кемп мог быть доволен: первый шаг в этом направлении был сделан, "легитимное" прикрытие намечаемой агрессии получено. В прислужничестве союзникам группировка Юрьева идет еще дальше. Чтобы иметь под своим контролем не только Мурманск, но и весь край, она 23 марта проводит решение о преобразовании Мурманского Совета в краевой, председателем которого становится, конечно же, Юрьев, военный отдел берет в свои руки ген. Звегинцев, гражданское управление - Брамсон, управление делами Крайсовета - Веселаго, Крайсовет фактически пособничает Кемпу, послушно исполняя поручения последнего. О своих закулисных действиях предатели откровенничали, уже находясь в эмиграции. Так, ген. Звегинцев подтвердил, что он и его сообщники в марте 1918 г. провели переговоры с Кемпом, французским капитаном Лагатинери и американским капитаном Мартином, настаивая на быстром наращивании военного присутствия союзников на Мурмане. Кемп и его штаб, разумеется, полностью поддержали это предложение, запросили Лондон и Париж и получили оттуда "добро" 14 . На переговорах Звегинцева и Веселаго с Кемпом, состоявшихся 13 - 14 мая, контр-адмиралу вручили совместную петицию, в которой говорилось: "По нашим соображениям, окончательное решение (о масштабной интервенции. - Авт.) должно быть принято не позже двух недель" 15 . Заговорщики очень боялись, что их двойная игра в отношениях с Москвой будет раскрыта, и потому спешили укрыться за надежной стеной иностранных штыков. Поэтому в депешах в Лондон Кемп, по свидетельству Звегинцева, торопил свое правительство не медлить, ибо Москва могла заменить руководство Краевого Совета на надежных людей, и план рухнет 16 . Ллойд Джордж, Клемансо и Вильсон не менее своих марионеток спешили оккупировать Север России. Именно в это время в Версале принимается нота N 31 о захвате Мурманска и Архангельска. В Мурманск один за другим прибывают корабли союзников с войсками, в конце июня в порту уже находились: английские линкор "Глори", крейсер "Аттентив" и авианосец "Наирана"; французский крейсер "Адмирал Об"; американский крейсер "Олимпия" и ряд других военных и транспортных судов 17 . В конце мая сюда прибыл воинственно настроенный британский генерал Ф. Пуль, ставший первым главнокомандующим войсками союзников на Севере. Чуть позже появился британский ген. Ч. Мейнард, возглавивший войска интервентов на Мурманском направлении. Общая численность оккупационных войск к середине июля составила уже около 13 тыс. человек. Подготовка к выполнению ноты N 31 шла полным ходом. 15 июня Наркоминдел Советской республики выступил с решительным протестом против столь вопиющего беззакония и потребовал незамедлительно убрать войска стран Антанты с суверенной советской территории 18 . Но похвалявшиеся своей приверженностью демократии и законности правители Запада демонстративно игнорировали советский протест, более того, они подтолкнули Юрьева и К o принять 30 июня на заседании Краевого Совета, Центромура и Совжелдора беспрецедентное решение о не подчинении Советскому правительству и о полном одобрении действий интервентов. 7 июля стороны оформили это решение в виде официального договора. Пуль и Кемп рукоплескали такому "подарку", хотя хорошо понимали, что подобные общегосударственные вопросы местные органы решать не вправе. Ввиду столь вызывающего предательства государственных интересов Совнарком объявил Юрьева вне закона. О двурушничестве этого человека откровенно поведал один из его сообщников, ген. Звегинцев: "Положение становится все труднее. Нажим из Москвы все усиливается. В добром согласии с Кемпом, Лагатинери и Мартином мы всячески изворачиваемся и, ежедневно рискуя жизнью, продолжаем упорно идти к намеченной цели. Даже в день провозглашения подписанного договора с союзниками и отделения от большевиков по стратегическим соображениям ведется разговор по прямому проводу, что позволяет нам без боя захватить линию железной дороги на 100 верст южнее Сорок..." 19 . Ген. Пуль, как опытный колонизатор (участвовал в англо-бурской войне), относился к изменникам с плохо скрываемой брезгливостью. Хотя публично он похваливал их за измену, но в секретных докладах в Лондон высказывался об этих людях весьма нелицеприятно. Так, в донесении в военное министерство от 5 июля он писал: "Сейчас, порвав с Москвой, они (главари Краевого Совета) осознали свою зависимость от нас и будут все более и более сговорчивы". А в другой депеше в Лондон генерал еще более откровенен: эти деятели себе "надели веревку на шею, и, если они будут колебаться, я смогу заставить их быть твердыми" 20 . Предательство верхушки Краевого Совета вызвало бурное возмущение среди тех, кто еще оставался верен Советской власти. Взбунтовался Центромур. Среди его делегатов еще жив был революционный дух. Состоявшееся 11 июля заседание Центромура после жарких дебатов осудило изменническую политику верхушки Краевого Совета и образовало специальную комиссию по расследованию деятельности Юрьева и К, надеясь отстранить их от руководства. Противная сторона, почувствовав опасность, отреагировала неза- медлительно. В тот же день было инсценировано покушение на Веселаго, приписанное центромуровцам. По приказу Звегинцева взбунтовавшийся Центромур был арестован, а его опору - крейсер "Аскольд" - окружили боевые корабли интервентов и под дулами орудии разоружили его команду; многих активистов засадили в тюрьму, часть выслали за пределы края. Над крейсером был поднят английский флаг. Пуль и Кемп преподали урок демократии по- английски. Подобно Центромуру подвергся разгрому и Совжелдор. "Крамолу" искореняли привычным способом - обысками, провокациями, арестами. Но "крамола" казалась неискоренимой. 25 июля, несмотря на осадное положение, состоялся многолюдный митинг рабочих и служащих Базстройки, Портстройки и Кольской базы. Он вылился в грозный протест против оккупантов и их пособников. Ответ властей был предельно жестким. Чтобы ни у кого не оставалось иллюзий в отношении установленного режима, интервенты и Краевой Совет опубликовали совместное "разъяснение": "Генерал Пуль и генерал Мейнард хотят, чтобы всем было совершенно ясно, что все служащие и рабочие должны беспрекословно подчиняться Краевому Совету... Всякое противодействие распоряжениям законных властей будет караться по всей строгости военного времени и осадного положения. И впредь никакие митинги и выступления, подобные вчерашнему, не будут допускаться" 21 . Овладев при пособничестве "пятой колонны" Мурманском, интервенты устремились по Мурманской железной дороге на юг. Им удалось захватить Кандалакшу, Кемь, Сороку, Сумской Посад. Ген. Мейнарду уже мерещилось триумфальное вступление в Петроград. Но на р. Онда советские отряды остановили продвижение оккупантов. И на захваченной территории войска союзников не замедлили продемонстрировать, зачем они явились на Советский Север, ринувшись громить органы народной власти, преследовать их сотрудников и всех подозреваемых в нелояльности к оккупационному режиму. Вслед за ликвидацией Центромура и Совжелдора последовал роспуск Мурманской флотилии и береговых частей. Многие суда были захвачены оккупантами и укомплектованы их командами. Были разогнаны Советы в Кандалакше, Кеми, Сороке и на других станциях, разоружены отряды железнодорожной охраны и местные красноармейские подразделения. Для захвата Кеми был задействован даже английский крейсер "Аттентив", который подверг станцию обстрелу и высадил десант. Командующий мурманской группировкой ген. Мейнард сообщал из Кеми в британское военное министерство: "Мы задержали около 100 большевиков, покушавшихся против союзников и Мурманского Совета, и содержим их под стражей" 22 . С июля 1918 г. волна арестов прокатилась по всему полуострову. В руках захватчиков оказались члены Центромура Г. И. Радченко, П. И. Коваленко, П. П. Поппель, председатель судового комитета "Аскольда" Федоров, комиссар Центромура в Кандалакше И. Полухин, руководитель Совжелдора С. Д. Седов, секретарь Кольского подрайонного комитета Г. В. Сироткин, командир отряда чрезвычайной охраны железной дороги Л. Н. Комлев; в Кандалакше - руководители местной власти И. О. Лоико, Н. Д. Курасов, В. Н. Колесов и М. И. Иванов; в Кеми - Р. С. Вицуп, А. А. Каменев и П. Н. Малышев и много других советских работников. Контрразведка вела усиленный розыск бывшего председателя Мурманского Совета С. И. Архангельского, председателя Мурманского Совжелдора И. Б. Ярославцева, его заместителей. Поморцева и Я. Зыкина, председателя Александровского Совета Державина, комиссара Мурманского Совета в Александровске Т. Д. Аверченко, председателя кандалакшского Совета М. М. Кошелева. Списки намеченных жертв ежедневно удлинялись 23 . Тюрьмы полуострова были набиты арестованными. "Посадочных" мест не хватало, пришлось открыть 13 новых тюрем в элементарно неприспособленных местах. Так, тюрьма на Печенге, откуда рукой подать до Северного полюса, была устроена в пещерных гротах, вырубленных в скале и огороженных колючей проволокой. Ее узники лежали в неимоверной тесноте прямо на каменном или земляном полу. В Мурманске пришлось создать 5 новых мест заключения, и под плавучую тюрьму приспособили даже устаревший линкор "Чесма", в трюмах которого заключенные содержались в нечеловеческих условиях 24 . Устраивали концлагеря, как наиболее "экономный" способ изоляции "подозрительных". Такие лагеря создали в Мурманске, Кандалакше, Кеми. В них за колючей проволокой, под открытым небом, несли свой тяжкий крест сотни граждан, не совершивших никакого преступления, мучительно страдая от болезней, голода и холода. Дневной рацион питания составляли 2 - 3 галеты, горсть костной муки и кружка воды. Как непременный спутник оккупации, сразу же начали действовать и военно-полевые суды во главе с британскими офицерами. Новоявленная Фемида европейского образца вершила суд и расправу действительно с завязанными глазами, то есть карала без разбора всех, кто казался ей "сомнительным". Либерализмом она не страдала. Арес- тованные стандартно приговаривались к тюремному заключению или к смертной казни 25 . Поскольку на Мурманском направлении наступление группировки войск ген. Мейнарда захлебнулось, главное внимание было сосредоточено на подготовке к захвату Архангельска. На мурманский вариант оккупации "тихой сапой" здесь рассчитывать не приходилось - Архангельский Совет возглавляли стойкие большевики, поэтому интервенты и их агентура из белогвардейского подполья взяли курс на вооруженный захват города. Мозговым центром подготовки операции стали посольства союзников в Вологде. Американский посол Д. Френсис, французский посол Ж. Нуланс и британский поверенный в делах Ф. Линдлей в июне-июле 1918 г. трудились над обеспечением поставленной цели день и ночь. Здесь постоянно принимались, инструктировались и снабжались деньгами представители антибольшевистского подполья, согласовывалось взаимодействие между войсками интервентов на Мурмане и вооруженными отрядами подполья, отсюда шли на запад доклады о "проделанной работе". Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:59 +0.06 / 7 5 2
АУ

... Дискуссия Новая   183 "БЕЛЫЙ" ТЕРРОР НА СЕВЕРЕ РОССИИ (начало) 28 авг 2018 в 20:01   AndreyK-AV
"БЕЛЫЙ" ТЕРРОР НА СЕВЕРЕ РОССИИ 1. ВОЕННАЯ ИНТЕРВЕНЦИЯ. КТО ГОТОВИЛ ВТОРЖЕНИЕ?  Скрытый текст Уже через месяц после победы Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде правительства стран Антанты приняли решение о военной интервенции против Советской России. Они торопились загасить факел вспыхнувшей великой народной революции, которая в условиях продолжавшейся первой мировой войны и вызванного ею глубочайшего кризиса могла вдохновить измученные народы Европы и всего мира на "последний и решительный бой" против бесчеловечного всевластия капитала. И время показало, что стратеги Антанты в своих опасениях не ошиблись. Революция в России стала для них величайшим раздражителем, и ей спешили уготовить кровавый финал Парижской коммуны. 10(23) декабря 1917 г. было заключено известное англо- французское соглашение о подготовке вооруженного вторжения в страну Октября. При этом ее территорию заранее разделили на так называемые зоны действия, то есть на своеобразные протектораты по старому колониальному образцу. В зону Франции отходили Украина, Крым и Бессарабия, Великобритании - Дон, Кавказ, Средняя Азия, а затем Север России и Сибирь. Дальний Восток стал "сферой интересов" США и Японии. План раздела России, по свидетельству ген. Деникина, соблюдался интервентами в течение всей гражданской войны. В случае их победы Россия как одно из крупнейших государств перестала бы существовать, будучи расчленена на ряд мелких вассальных образований. Всю первую половину 1918 г. в правительственных кабинетах и военных штабах Парижа, Лондона и Вашингтона шел лихорадочный поиск реальных путей осуществления интервенции. На Западном фронте в это время шли тяжелые, кровопролитные бои против армий австро-германской коалиции, исход которых был непредсказуем. Главные военные силы стран Антанты были прикованы к этому фронту, и отвлечение какой-то части их для вторжения в Россию представлялось делом рискованным. Был найден традиционный для Запада выход - воевать в основном чужими руками. С этой целью Верховный военный совет в Версале, который возглавляли главы правительств: Франции - Ж. Клемансо, Великобритании - Д. Ллойд Джордж, Италии - В. Орландо, представители от президента США - ген. Т. Блисс, от премьера Японии - граф Мацуи, 2 мая 1918 г. принимает решение использовать находившийся в России 50-тысячный Чехословацкий корпус, с февраля 1918 г. перешедший в подчинение Франции. Этому "троянскому коню" Антанта поручала свергнуть Советскую власть на востоке России, от Волги до Тихого океана, и открыть доступ войскам интервентов со стороны Приморья. Руководство Чехословацкого корпуса во главе с Масариком послушно все исполнило в обмен на обещание лидеров Антанты предоставить Чехословакии после окончания войны государственную самостоятельность. Авторы плана интервенции рассчитывали и на силы внутренней российской контрреволюции, которую представляли такие подпольные организации, как "Национальный центр", руководимый кадетами (Н. Н. Щепкиным, Н. И. Астровым и др.), "Союз возрождения России", в котором верховодили народные социалисты Н. В. Чайковский, С. П. Мельгунов и В. А. Мякотин, и "Союз защиты родины и свободы", предводительствуемый эсером Б. В. Савинковым. Имея филиалы в ряде городов, эти организации занялись формированием нелегальных офицерских дружин, их финансированием и вооружением, переправкой в предполагаемые места антисоветских мятежей. Так, по признанию Савинкова, его "Союз" в конце мая 1918 г. имел отделения в 34 провинциальных городах и насчитывал в своих формированиях до 5500 человек 1 . Чем занимался "Союз возрождения России", рассказал Мельгунов: "Его ("Союза") задача была переправлять силы главным образом на восток, где ожидали десант (союзников. - Авт.), и в связи с этим началась организационная работа и [она] требовала расходов... Но "Союз возрождения" отправлял и на юг тех, которые желали уехать в Добровольческую армию. Это была одна из главных функций военной комиссии - проконтролировать лицо, снабдить деньгами, добыть документы, дать связи. Контроль не только с точки зрения добросовестности, но и политической - с точки зрения ориентации - это была конспиративная работа" 2 . Однако руководители антисоветского подполья трезво оценивали слабость своих сил и потому единодушно высказались за помощь войск вчерашних союзников. Чем это могло обернуться для России, они, разумеется, сознавали. "Это, конечно, предвидели, - цинично признавался Мельгунов, - но выхода иного не было" 3 . На предательство национальных интересов во имя возвращения к власти шли сознательно. Представители "Национального центра" и "Союза возрождения России" совместно и савинковцы сепаратно обивали пороги дипломатических и военных миссий союзников, агитируя за скорейшее начало союзнической интервенции. "Сперва, пока послы союзников находились еще в Москве, - свидетельствует глава "Союза возрождения России" Мякотин, - такие сношения велись через французского посла Нуланса, позже, когда послы уехали в Вологду, - через французского же консула Гренара" 4 . Визитеров из подполья в союзных миссиях принимали с распростертыми объятиями и на обещания не скупились. Как признавал Мякотин, союзникам был представлен план совместных действий. "Согласно этому плану, - вспоминал он, - предполагалось в определенный, заранее избранный момент перебросить все силы этих организаций (речь идет о подпольных офицерских организациях. - Авт.) в район, близкий к тому месту, где союзники могли бы высадить свои войска, и тогда поднять в этом районе восстание, провозгласить новую власть и начать набор армии, которая могла бы действовать совместно с союзниками" 5 . Как видим, внутренняя контрреволюция безоговорочно брала на себя роль "пятой колонны" войск интервентов. Разумеется, этот план представители Антанты приняли на ура! "Соглашение с союзниками, - пишет Мельгунов, - было зафиксировано той вербальной нотой, которая была сделана в июне от имени Гренара "Союзу возрождения". Она была вручена одним из представителей французской миссии на квартире Титова (один из руководителей "Союза". - Авт.)... Мы были уверены, что последует более или менее мощный десант, около которого могут сгрудиться русские силы..." 6 Обе стороны, как говорится, ударили по рукам. Дьявольский альянс, обещавший гражданам России море крови, страданий и слез, состоялся. Тем временем Верховный военный совет в Версале упорно искал пути проникновения в Россию для высадки там десанта, вокруг которого могли бы "сгрудиться русские силы". Такую лазейку отыскали на Севере России с его крупными портами - незамерзающими Мурманском и Архангельском. Сюда пролегал сравнительно короткий путь для судов англо-франко-американской коалиции. Здесь предполагалось высадить союзный десант и создать главную базу снабжения всем необходимым антисоветских сил. Отсюда в будущем планировалось соединиться с "белыми" режимами на востоке России, устанавливать которые, опять же по приказу из Версаля, уже начал мятежный Чехословацкий корпус. Вместе с тем генералы Антанты лелеяли мечту совершить с северного плацдарма блицкриг на Петроград, благо путь до него казался новоявленным Мальбрукам очень коротким и легким. При выборе места для "пробы сил" в Версале учитывали окраинное положение Севера, слабость его революционных сил, позднее установление здесь Советской власти, немногочисленность местных отрядов Красной Армии и другие обстоятельства. В результате учета этих факторов Верховный военный совет в Версале 3 июня 1918 г. принимает коллективную ноту N 31 - детальный план интервенции на Севере России. Нота получила примечательное название "Союзническая интервенция в русские союзные порты" (имелись в виду Мурманск и Архангельск. - Авт.). В документе указывается, что "и наземные и морские коммуникации, заканчивающиеся в Мурманске и Архангельске, являются единственными путями, которые остались союзникам для проникновения в глубь России". С какой целью? "С целью следить за ее политическим развитием, поддерживать связь с различными национальностями (?) и препятствовать германскому влиянию". Отцы интервенции признавали также, что захват северных портов России "защитит фланги союзных армий, которые со временем смогут действовать в Сибири, обеспечит и упростит связь с ними". Как видим, уже в недалекой перспективе им виделась оккупация Сибири. Из ноты также следовало, что организаторы интервенции очень спешили с ее началом, опасаясь, что Германия при поддержке ее союзницы Финляндии может опередить англо-франко- американскую коалицию в захвате северных портов России, создать в Мурманске свою базу подводных лодок и сделать путь к Архангельску "недоступным для Антанты". Помимо употребления местных белогвардейских формирований, авторы ноты рассчитывали привлечь примерно половину (около 20 тысяч) легионеров Чехословацкого корпуса, о переброске которых на Север уже велись интенсивные переговоры. В ноте указывалось: "Для сведения к минимуму необходимого количества войск (английских, французских и американских. - Авт.) следует просить Национальный Чехословацкий совет оставить в данных районах, на тот срок, какой потребуется, несколько чешских частей (подчеркнуто мной. - Авт.), с той договоренностью, что останется лишь минимальное их количество, а остальных, как и было условлено, отправят во Францию". Оговорка насчет отправки во Францию была лишь маскировкой, призванной умиротворить чехословацких солдат, требовавших скорейшей отправки их на Западный фронт, поближе к дому. Правда, переброска одной из дивизий корпуса на Север не состоялась. Версальские стратеги употребили корпус в ином месте и для других целей. Но о намерении воевать чужими руками заявили весьма откровенно. Они рассчитывали задействовать только 4 - 6 батальонов своих войск, а пришлось направить крупную оккупационную армию численностью более 42 тыс. человек, в том числе почти 29 тыс. англичан и более 13 тыс. американцев, французов и прочих союзных войск 7 . В итоге в ноте N 31 делался главный вывод: "Союзниками должны быть предприняты усилия по овладению, во-первых, портом Мурманск, во-вторых (если возможно, одновременно), портом Архангельск" 8 . Вопрос об интервенции на Севере России таким образом был решен. При знакомстве с этим документом поражает цинизм, с каким якобы демократические режимы Запада присваивали себе право распоряжаться в чужой стране, как у себя дома. Они демонстративно игнорировали тот факт, что Советская Россия - суверенное государство, что во главе его стоит правительство, избранное на самом представительном форуме страны - Втором Всероссийском съезде Советов. С волей огромного большинства населения страны они считаться не желали. Советское правительство заявит ряд решительных протестов против разворачивавшейся ничем не спровоцированной интервенции стран Антанты. Но ее организаторы ответят высокомерным молчанием и по-бандитски, без объявления войны, будут наращивать ее масштабы. И в то же время будут обвинять Советскую власть в тоталитаризме, терроризме и прочих грехах. Невольно напрашивается аналогия: нынешняя Антанта в лице агрессивного блока НАТО продолжает и умножает те же разбойничьи традиции, ибо природа империализма остается неизменной. Отредактировано: AndreyK-AV - 23 янв 2019 в 12:59 +0.07 / 5 4 1
АУ

... Дискуссия Новая   213 Книга: Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.) - Илья Ратьковский 23 авг 2018 в 09:46   AndreyK-AV
Книга: Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.) - Илья Ратьковский Описание Поэтизируя и идеализируя Белое движение, многие исследователи заметно преуменьшают количество жертв на территории антибольшевистской России и подвергают сомнению наличие законодательных основ этого террора. Имеющиеся данные о массовых расстрелах они сводят к самосудной практике отдельных представителей военных властей и последствиям «фронтового» террора. Историк И.С Ратьковский, опираясь на документальные источники (приказы, распоряжения, телеграммы), указывает на прямую ответственность руководителей белого движения за них не только в прифронтовой зоне, но и глубоко в тылу. Атаманские расправы в Сибири вполне сочетались с карательной практикой генералов С.Н. Розанова, П.П. Иванова-Ринова, В.И. Волкова, которая велась с ведома адмирала А.В. Колчака. +0.08 / 10 7 3
2 ответа АУ

... Дискуссия Новая   1.6 K Заказуха о белом терроре 21 авг 2018 в 09:12   Red_Dragon
Не знаю, кому понадобилось обелять ТАКИМ СПОСОБОМ пришедших к власти большевиков, но в том историческом материале из анонимного источника, который приволок сюда Андрейка, налицо много жульничества, подтасовок и передергиваний. Здесь (без всяких ИМХО) присутствует наглая попытка тупо переписать историю в стиле "красные не виноваты, белые начали первыми". ЦитатаБезоружных солдат выстроили во дворе Кремля и расстреляли из пулеметов. Это фейк. Вот оригинальный текст: ЦитатаТотчас же юнкера заняли Кремль, поставили у Троицких ворот 2 пулемета и броневой автомобиль и стали выгонять из казарм склада и 56-го пех. запасного полка солдат, понуждая прикладами и угрозами. Солдаты склада в числе 500 чел. были построены без оружия перед воротами арсенала. Несколько юнкеров делали расчет. В это время раздалось откуда-то несколько выстрелов, затем юнкера открыли огонь из пулеметов и орудия от Троицких ворот. Выстроенные без оружия солдаты склада падали, как подкошенные, раздались крики и вопли, все бросились обратно в ворота арсенала, но открыта была только узкая калитка, перед которой образовалась гора мертвых тел, раненых, потоптанных и здоровых, старающихся перелезть через калитку; минут через пять огонь прекратился. ссылка Еще одно свидетельство очевидца о том, что там на самом деле происходило: Цитата«Когда все более или менее успокоилось, мы вышли на площадь; там лежали раненые и убитые солдаты и юнкера, висели вырванные снарядами железные цепи от тумб. Когда мы присоединились к роте, то выяснилось, что когда 56-й полк был выстроен и юнкера были заняты счетом солдат, то из казарм или Арсенала раздались выстрелы в юнкеров – это и было сигналом для оставшихся в казармах начать стрельбу из удержанных винтовок из верхних помещений в находящихся на площади юнкеров; за этим-то оружием и побежали встреченные нами на лестнице солдаты. В ответ на это юнкера открыли стрельбу, а батальонный командир Александровского училища полковник Дренякин приказал открыть стрельбу из орудия через запертые Троицкие ворота». ссылка Это ж Гражданская война, там обе стороны друг друга стоили...были герои, были и подонки. Пусть пиндосы по ночам сносят свои памятники конфедератам, нам-то зачем им уподобляться? Отредактировано: Red_Dragon - 21 авг 2018 в 09:12 +0.01 / 8 4 4
69 ответов АУ

... Дискуссия Новая   237 За 1917... 15 авг 2018 в 23:28   AndreyK-AV
За 1917-м.....(18+) Борис Соколов:  Из отечественной истории практически вычеркнуты боевые действия войск иностранных государств на нашей земле в 1918-1922 годах. Напротив, всячески будируется миф о братоубийственной гражданской войне, которую якобы развязали большевики.  События, развернувшиеся на территории России в первые годы после Октябрьской революции, остаются для нас интересными, актуальными и… малоизвестными. На огромных территориях шла война с линиями фронтов, танками, орудиями и боевыми кораблями, а за линиями фронтов действовали целые партизанские армии, группы подпольщиков! Кто был в это время в сердце государства, кто его отстоял и собрал – известно. А кто был с другой стороны?  Гражданской была та великая война или все-таки какой-то другой? Единственный способ разобраться (если мы этого хотим) – изучать историю спокойно и последовательно, переосмысливая известные и учитывая вновь открывшиеся факты.  Вернёмся в те далёкие годы... Свой известный лозунг «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую» Ленин выдвинул в августе 1914 года, обращаясь к трудящимся и социалистам ВСЕХ воюющих государств, подразумевая их ОДНОВРЕМЕННОЕ выступление против империалистов - организаторов войны (Ленин В.И. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 26, C.32, 180, 362). Но после победы Октябрьской революции первым декретом советской власти был Декрет о мире, юнкера и казаки, выступившие против большевиков, после пленения были отпущены на свободу. И собственно гражданская война, война граждан, была в России очень короткой, приняв своеобразный очаговый, "эшелонный" характер. Продолжалась она с ноября 1917 по март 1918 года и закончилась практически полным разгромом «очагов белой борьбы».  Ленин в марте 1918 года имел все основания писать: «Мы в несколько недель, свергнув буржуазию, победили ее открытое сопротивление в гражданской войне. Мы прошли победным триумфальным шествием большевизма из конца в конец громадной страны» (Ленин В.И. Главная задача наших дней. Полн. собр. соч., 5 изд., т. 36, C.79.). Однако затем в период с февраля по июль 1918 года с разных сторон на территорию России вступили более 1 миллиона иностранных солдат – оккупантов! Это масштабнейшее вторжение войск многих государств на суше, на море и в воздухе почему-то закрепилось в истории под мягким, почти нежным наименованием «ИНТЕРВЕНЦИЯ», в то время как на самом деле началась самая настоящая захватническая война!  На русском севере с лета 1918 до осени 1919 года воевали англичане, американцы, канадцы, французы, итальянцы, сербы численностью около 24 тыс. человек на конец 1918 года. От Финляндии и Прибалтики через Белоруссию, Украину вплоть до Ростова на Дону с февраля по ноябрь 1918 года боевые действия вели немцы и австро–венгры (около 1 млн. чел.). Сразу после их ухода и до конца весны 1919 года на Украине и в Крыму войну продолжили французские и греческие войска, численностью около 40 тыс. человек.  Грузию, Армению и Азербайджан оккупировали с зимы до осени 1918 года немцы и турки численностью более 30 тыс. человек, затем, до июля 1920 года, их сменили английские войска примерно такой же численности. Крупные города Поволжья, Урала и Сибири захватил летом 1918 года 30-тысячный чехословацкий легион, входивший в состав французской армии. На Дальнем Востоке с лета 1918 до конца 1919 года вели активные боевые действия японцы, американцы, те же чехословаки, англичане, французы, итальянцы, всего более 100 тыс. человек на конец 1918 года. Причем японские войска эвакуировались лишь в конце 1922 года!  За период с 1918 по 1920 гг. только британский королевский военно-морской флот использовал для проведения морских операций против Советской России 238 кораблей и судов всех типов! Именно иностранные государства прямым военным вмешательством, не говоря о разнообразном косвенном, уничтожили на большей части территории России признанную народом де-факто советскую власть, надломив тем самым естественный ход российской истории. На оккупированных территориях чужеземцы насаждали авторитарные военные режимы, осуществляли политические репрессии, беззастенчиво грабили! Поставив правительство большевиков в условия полной блокады, заставили его проводить строительство нового общества по жесткой, военной схеме. Началась совсем другая война, к которой в гораздо большей степени подходит термин «Отечественная»!  ... +0.11 / 9 8 1
АУ

... Дискуссия Новая   465 Продолжим - Белый террор в России. 1918-1920 (материалы как новые, так и осмысление старых...) 13 авг 2018 в 11:56   AndreyK-AV
Пока женя истерит и бъётся в падкчей, Мы продолжим Белый террор в России. 1918-1920 6 ноября 1917 года 24 окт. по ст. ст. - Открытый разрыв Совета с Временным правительством, которое приказывает опечатать типографию большевистских газет и вызывает в Петроград военные подкрепления. Большевики срывают печати и в течение дня не дают верным правительству войскам развести мосты. Начало восстания, руководство которым осуществляется из здания Смольного института. В ночь с 24 на 25 окт. (6 - 7 нояб.) красногвардейцы, матросы и солдаты, вставшие на сторону большевиков, без особого труда занимают важнейшие пункты города. Ленинприходит в Смольный, где должен начаться II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, министры собираются в Зимнем дворце, Керенский бежит из столицы за подкреплениями.  6 ноября 1943 года Освобождение Киева.  6 ноября 1960 года Ввод в действие Киевского метрополитена.  6 ноября 1974 года Сооружение 1-го энергоблока Ленинградской атомной электростанции им. В. И. Ленина.  "В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали, Я не ошибусь, если скажу, что на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами" - генерал Гревс, командующий американским корпусом  Предлагаю познакомится с достойной внимания книгой: Голуб П.: "Белый террор в России. 1918-1920"  Аннотация:  Документально-исторический очерк об одном из малоизученных явлений Гражданской войны — белом терроре, терроре противников большевизма по отношению к большинству населения Поволжья, Сибири, Севера и Дальнего Востока России. Для специалистов и широкого круга читателей.  (Тираж: 1000 шт., 480 стр.,) Рецензия Владимира Литова  “Белый террор в России” — так называется вышедшая в издательстве “Патриот” книга известного советского историка, доктора исторических наук П.А Голуба. Собранные в ней документы и материалы камня на камне не оставляют от широко циркулирующих в средствах массовой информации и публикациях на историческую тему выдумках и мифах, которые выдают за исторические истины малоосведомлённые российские руководители.  НАЧНЕМ с утверждений о жестокости и кровожадности большевиков, которые, дескать, при малейшей возможности уничтожали своих политических противников. На самом деле руководители большевистской партии стали твердо и непримиримо относиться к ним по мере того, как на собственном горьком опыте убеждались в необходимости решительных мер. А вначале проявлялась определенная доверчивость и даже беспечность. Ведь всего за четыре месяца Октябрь триумфально прошествовал из края в край огромной страны, что стало возможным благодаря поддержке власти Советов подавляющим большинством народа. Отсюда и надежды на то, что ее противники сами осознают очевидное. Многие лидеры контрреволюции, как это видно из документальных материалов,— генералы Краснов, Марушевский, Болдырев, видный политический деятель Пуришкевич, министры Временного правительства Никитин, Гвоздев, Маслов, да и многие другие — были отпущены на свободу под честное слово, хотя их враждебность новой власти не вызывала сомнений. Слово свое эти господа нарушили, приняв активное участие в вооруженной борьбе, в организации провокаций и диверсий против своего народа. Великодушие, проявленное по отношению к явным врагам Советской власти, обернулось тысячами и тысячами дополнительных жертв, страданиями и мучениями сотен тысяч людей, поддержавших революционные перемены. И тогда руководители российских коммунистов сделали неизбежные выводы — они умели учиться на своих ошибках…  Придя к власти, большевики отнюдь не запретили деятельность своих политических противников. Их не подвергали арестам, позволяли выпускать свои газеты и журналы, проводить митинги и шествия и т.п. Народные социалисты, эсеры и меньшевики продолжали свою легальную деятельность в органах новой власти, начиная с местных Советов и кончая ЦИК. И опять-таки только после перехода этих партий к открытой вооруженной борьбе против нового строя их фракции декретом ЦИК от 14 июня 1918 года были исключены из Советов. Но даже после этого оппозиционные партии продолжали легально действовать. Наказанию подвергались лишь те организации или лица, кто был уличен в конкретных подрывных действиях.  Как показано в книге, инициаторами Гражданской войны стали именно белогвардейцы, представлявшие интересы свергнутых эксплуататорских классов. А толчком к ней, как признавал один из лидеров Белого движения А. Деникин, был мятеж чехословацкого корпуса, во многом вызванный и поддержанный западными “друзьями” России. Без помощи этих “друзей” главари белочехов, а затем белогвардейские генералы никогда бы не достигли серьезных успехов. Да и сами интервенты активно участвовали как в операциях против Красной Армии, так и в терроре против восставшего народа.  “Цивилизованные” чехословацкие каратели расправлялись со своими “братьями-славянами” огнем и штыком, буквально стирая с лица земли целые поселки и деревни. В одном Енисейске, например, за симпатии к большевикам было расстреляно более 700 человек — почти десятая часть проживавших там. При подавлении восстания узников Александровской пересыльной тюрьмы в сентябре 1919 года чехи расстреливали их в упор из пулеметов и пушек. Расправа продолжалась трое суток, от рук палачей погибло около 600 человек. И таких примеров — великое множество. Кстати, иностранные интервенты активно способствовали и развертыванию на российской территории новых концлагерей для тех, кто выступал против оккупации или сочувствовал большевикам. Начали же создаваться концлагеря еще Временным правительством. Это — бесспорный факт, о котором также умалчивают разоблачители “кровавых злодеяний” коммунистов. Когда в Архангельске и Мурманске высадились французские и английские войска, один из их руководителей — генерал Пуль от имени союзников торжественно обещал северянам обеспечить на захваченной территории “торжество права и справедливости”. Однако почти сразу же после этих слов на захваченном интервентами острове Мудьюг был организован концлагерь. Вот свидетельства тех, кому там довелось побывать:  “Каждую ночь умирало по нескольку человек, и трупы их оставались в бараке до утра. А утром появлялся французский сержант и злорадно вопрошал: “Сколько большевиков сегодня капут?” Из заточенных на Мудьюге более 50 процентов расстались с жизнью, многие сошли с ума…” После ухода англо-французских интервентов власть на Севере России перешла в руки белогвардейского генерала Миллера. Он не только продолжил, но и усилил репрессии и террор, пытаясь остановить быстро развивавшийся процесс “большевизации масс”. Самым бесчеловечным их олицетворением стала ссыльно-каторжная тюрьма в Иоканьга, которую один из узников охарактеризовал как “наиболее зверский, изощренный метод истребления людей медленной, мучительной смертью”. Вот выдержки из воспоминаний тех, кому чудом удалось выжить в этом аду: “Умершие лежали на нарах вместе с живыми, причем живые были не лучше мертвых: грязные, покрытые струпьями, в рваном тряпье, заживо разлагающиеся, они представляли кошмарную картину”. К моменту освобождения Иоканьги от белых там из полутора тысяч заключенных остались 576 человек, из которых 205 уже не могли передвигаться.  СИСТЕМА подобных концлагерей, как показано в книге, была развернута в Сибири и на Дальнем Востоке адмиралом Колчаком — наиболее, пожалуй, жестоким из всех белогвардейских правителей. Они создавались как на базе тюрем, так и в тех лагерях военнопленных, которые были построены еще Временным правительством. Более чем в 40 концлагерей режим загнал почти миллион (914178) человек, отвергавших реставрацию дореволюционных порядков. К этому надо приплюсовать еще около 75 тысяч человек, томившихся в белой Сибири. Более 520 тысяч узников режим угнал на рабский, почти не оплачиваемый труд на предприятиях и в сельском хозяйстве. Однако ни в солженицынском “Архипелаге ГУЛАГ”, ни в писаниях его последователей А. Яковлева, Д. Волкогонова и других об этом чудовищном архипелаге — ни слова. Хотя тот же Солженицын начинает свой “Архипелаг” с Гражданской войны, живописуя “красный террор”. Классический пример лжи путем простого умолчания!  В антисоветской литературе о Гражданской войне много и с надрывом пишется о “баржах смерти”, которые, дескать, использовались большевиками для расправы с белогвардейскими офицерами. В книге П. Голуба приводятся факты и документы, свидетельствующие о том, что “баржи” и “поезда смерти” стали активно и массированно применяться именно белогвардейцами. Когда осенью 1918 года на восточном фронте они стали терпеть поражение от Красной Армии, в Сибирь, а затем на Дальний Восток потянулись “баржи” и “поезда смерти” с узниками тюрем и концлагерей. Когда “поезда смерти” находились в Приморье, их посетили сотрудники американского Красного Креста. Один из них — Р. Бьюкелинаписал в своем дневнике: “До того момента, когда мы нашли этот ужасный караван в Никольске, 800 пассажиров умерли от голода, грязи и болезней… Я видел трупы людей, тела которых еще при жизни разъедали паразиты до тех пор, пока они не умирали после месяцев ежедневной мучительной пытки от голода, грязи и холода. Клянусь Богом, я не преувеличиваю!.. В Сибири ужас и смерть на каждом шагу в таком масштабе, что потрясли бы самое черствое сердце...” УЖАС и смерть — вот что несли народу, отвергавшему дореволюционный режим, белогвардейские генералы. И это отнюдь не публицистическое преувеличение. Сам Колчак откровенно писал о созданной им “вертикали управления”: “Деятельность начальников уездных милиций, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собой сплошное преступление”. Хорошо бы задуматься над этими словами тем, кто восхищается сегодня “патриотизмом” и “самоотверженностью” белого движения, которое-де в противоположность Красной Армии отстаивало интересы “Великой России”.  Ну а что касается “красного террора”, то его размеры были совершенно несопоставимы с белым, да и носил он в основном ответный характер. Это признавал даже генерал Гревс, командующий 10-тысячным американским корпусом в Сибири: “В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали, Я не ошибусь, если скажу, что на каждого человека, убитого большевиками, приходилось 100 человек, убитых антибольшевистскими элементами”. И так было не только в Восточной Сибири. Так было по всей России.  Впрочем, откровенные признания американского генерала отнюдь не снимают с него вины за участие в расправах над отвергавшим дореволюционные порядки народом. Террор против него осуществлялся совместными усилиями иностранных интервентов и белых армий. Всего на территории России было более миллиона интервентов — 280 тысяч австро-германских штыков и около 850 тысяч английских, американских, французских и японских. Совместная попытка белогвардейских армий и их иностранных союзников учинить российский “термидор” обошлась нашему народу, даже по неполным данным, очень дорого: около 8 миллионов убитых, замученных в концлагерях, умерших от ран, голода и эпидемий. Материальные же потери страны, по оценкам экспертов, составили астрономическую цифру — 50 миллиардов золотых рублей.  СЕГОДНЯ обо всем этом власть и ее прислужники стараются не вспоминать. Правящей олигархической “элите” не нужна правда о нашем прошлом, срывающая маски “патриотов” и “героев” с тех, кто на самом деле зверским насилием и кровавым террором защищал обреченный эксплуататорский строй. Да и параллели с сегодняшней Россией, где власти в союзе со своими западными “друзьями” также ведут войну против собственного народа, напрашиваются сами собой. Но правда о белом терроре, чему и посвящена книга П. Голуба, необходима тем, кто борется с капитализмом сегодня. Она лишний раз напоминает, что его отечественные защитники вместе с врагами нашей страны за рубежом пойдут на всё, чтобы не дать народу стать на путь возрождения своей страны.  ........ .... +0.09 / 9 7 2
7 ответов АУ

... Дискуссия Новая   357 "Россия, которую мы потеряли". О Белом Терроре. Часть вторая. ГВР. (окончание) 12 авг 2018 в 09:27   AndreyK-AV
"Россия, которую мы потеряли". О Белом Терроре. Часть вторая. ГВР. (окончание) ... «НАС ОТПЕВАЛИ НЕ В ЦЕРКВИ» Встречались случаи, когда донские священники отказывались совершать службу над покойными большевиками в силу церковных постановлений. Ростовский священник Коваленко написал отношение архиерею о разрешении вопроса о погребении большевиков от 2 августа 1918 года: «Почтеннейше прошу доложить его Высокопреосвященству, что, по мнению консистории, священники могут совершать христианское погребение только над теми умершими или убитыми большевиками, которые при жизни всегда бывали на исповеди и святом причастии и вообще были искренними православными христианами». В итоге тела убитых либо закапывались наскоро в братские могилы, либо вообще не предавались земле. Моральный облик Белой армии также был не на высоком уровне. Слишком многие представители белого движения были заражены ядом материализма, безверия и циничного равнодушия к религиозной жизни. М. Жаков приводит данные перехваченной секретной сводки о состоянии белогвардейских войск на Дону в 1918 году: «Женщин насилуют, командный состав не борется с бандитизмом, а иногда и сам принимает участие в нем. Офицеры вообще разлагаются, спекулируют, играют в карты на громадные суммы, занимаются грабежом. В большинстве полков отмечается дикое пьянство. Например, в Донском конном полку, из которого дезертировали луганцы, офицеры устроили праздник, отправившись в дом священника, где учинили такой дебош с диким ревом, с взвизгиванием, оглушительным стуком и т.д., что хозяин дома, священник, принужден был стоять всю ночь у забора своего дома, боясь войти в него». ВСЕ РАВНО С КЕМ ГРАБИТЬ А.И. Деникин в книге «Поход на Москву» откровенно описал нелицеприятные поступки бойцов-добровольцев Белой армии: «И совсем уж похоронным звоном прозвучала вызвавшая на Дону ликование телеграмма генерала Мамонтова, возвращающегося из Тамбовского рейда: «Посылаю привет. Везем родным и друзьям богатые подарки, Донской казне 60 миллионов рублей на украшение церквей – дорогие иконы и церковную утварь». Здесь речь явно идет о грабеже белогвардейцами церквей и храмов за пределами Донского края. А.И. Деникин в «Очерках русской смуты» писал о Добровольческой армии: «Четыре года войны и кошмар революции не прошли бесследно. Они обнажили людей от внешних культурных покровов и довели до высокого напряжения все их низменные стороны». Роман Гуль в «Ледяном походе» вторит Деникину в том, что среди добровольцев было много таких: «что ему совершенно все равно, где служить: у «белых» ли, «красных» ли, - грабить и убивать везде было можно». Из письма отправленного из Вятской губернии, 13 августа 1919 г.: «Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджаки и фуражку». Барон А. Будберг в своем «Дневнике» 24 сентября 1919 года записал: «Я имел случай беседовать с несколькими старшими священниками фронта, и они в один голос жалуются на пошатнувшиеся нравственные основы офицерства. Из восьми случаев насилия над населением семь приходится на долю офицеров». Все армии Деникина не избежали активного участия в грабежах населения, участия в еврейских погромах, казнях без суда и следствия. Ярким свидетельством этого является дневник участника деникинской эпопеи А. А. фон Лампе. 20 июля 1919 г. он записал, что белые из Добровольческой армии насиловали крестьянских девушек, грабили крестьян. 13 ноября 1919 г.: «…Ликвидировано несколько большевистских гнезд, найдены запасы оружия, пойманы и ликвидированы 150 коммунистов по приговору военно-полевого суда». 15 декабря Лампе сообщал о приказе командующего киевской группой белых войск, который публично отказался благодарить «терцов, находившихся в сентябре в районе Белой Церкви — Фастов, покрывших себя несмываемым позором своими погромами, грабежами, насилиями и показавшими себя подлыми трусами… 2) Волганскому отряду… опозорившему себя нарушением торжественно данного мне слова прекратить систематические грабежи и насилия над мирными жителями… 3) Осетинскому полку, обратившемуся в банду одиночных разбойников…». О подобном же — в частных письмах: «Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.). «Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то несомненно спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.) М. Жаков приводит факты злодеяний вешенских и хоперских казаков: «Грабеж идет повальный. Казаки верхних округов, занятых теперь красными, говорят: «Грабят нас там, грабить мы будем здесь». Деникин вспоминал, что вслед за войсками шла контрразведка. Отделы контрразведки создавали не только воинские части, но и губернаторы. Контрразведки, по его признанию, были «очагами провокации и организованного грабежа». Он сообщал об огромной роли пропаганды — Осведомительного агентства (Освага), созданного в конце 1918 года. Его основными деятелями были кадеты H. Е. Парамонов, К. Н. Соколов и др. Осваг ставил задачей «постоянное искоренение злых семян, посеянных большевистскими учениями в незрелых умах широких масс» и разгром «цитадели, построенной большевиками в мозгах населения». Осваг выпускал газеты и журналы, к осени 1919 г. в его составе было более 10 тыс. штатных сотрудников и сотни местных отделений. Работники отдела пропаганды также вели слежку за «всеми», вплоть до Деникина, составляли секретные досье на лиц и партии. Характерными документами являются отчеты Освага. Призванные прославлять белое воинство, сотрудники отдела должны были не забывать и реалии. 8 мая 1919 г., в период успехов Деникина, Осваг докладывал, что «к будущему государственному строительству массы относятся совершенно безразлично, стремясь лишь к прекращению гражданской войны и к уравнению всех слоев населения в отношении их прав». В сводке отмечалось, что взаимоотношения жителей и воинских частей «напряженно-враждебные». Солдаты отбирают лошадей, скот, повозки, пьянствуют и бесчинствуют. 10 мая: «Успеху нашей агитации во многом вредит плохое поведение воинских чинов», которые грабят и жестоко расправляются с населением. Предполагалось оповещать о следствии за незаконными действиями, выплачивать компенсации ограбленным и т. д. 20 мая: грабеж приводит к тому, что крестьяне районов, где была Добровольческая армия, «совершенно не сочувствующие „коммуне“, все же ждут большевиков как меньшее зло, в сравнении с добровольцами „казаками“» А. А. Валентинов, очевидец и участник крымской эпопеи Врангеля, опубликовал в 1922 г. дневник. Он записал 2 июня 1920 г., что из-за грабежей население называло Добрармию — «грабьармией». Запись 24 августа: «После обеда узнал любопытные подробности из биографии кн. М. — адъютанта ген. Д. Знаменит тем, что в прошлом году ухитрился повесить в течение двух часов 168 евреев. Мстит за своих родных, которые все были вырезаны или расстреляны по приказанию какого-то еврея-комиссара. Яркий образец для рассуждения на тему о необходимости гражданской войны». Бывший председатель Таврической губернской земской управы В. Оболенский пришел к выводу о том, что при Врангеле «по-прежнему производились массовые аресты не только виновных, но и невиновных, по-прежнему над виновными и невиновными совершало свою расправу упрощенное военное правосудие». Он сообщил, что приглашенный Кривошеевым бывший полицейский генерал Е. К. Климович был полон злобы, ненависти и личной мстительности, и для Оболенского не было сомнений в том, что в полицейской работе в Крыму «все останется по-старому». В его рассказе возмущение жестокостями той поры. «Однажды утром, — вспоминал он, — дети, идущие в школы и гимназии, увидели висящих на фонарях Симферополя страшных мертвецов с высунутыми языками… Этого Симферополь еще не видывал за все время гражданской войны. Даже большевики творили свои кровавые дела без такого доказательства. Выяснилось, что это генерал Кутепов распорядился таким способом терроризировать симферопольских большевиков» ЭПИЛОГ С той поры уже минуло почти сто лет, но, к большому сожалению, наше общество до сих пор делится на красных и белых, своих и чужих. Всем тем, кто пытается ввергнуть Россию в новые революции и братоубийственную войну, посвящаются эти строки. +0.07 / 6 5 1
1 ответ АУ

... Дискуссия Новая   1.6 K "Россия, которую мы потеряли". О Белом Терроре. Часть вторая. ГВР. (продолжение) 11 авг 2018 в 21:20   AndreyK-AV
"Россия, которую мы потеряли". О Белом Терроре. Часть вторая. ГВР. ВИСЕЛИЦЫ НА Б. САДОВОЙ ..... Исследователь А. Локерман сообщает, что после освобождения города от Красной армии в 1918-1919 годах на улицах города появилась масса белогвардейцев в вызывающе яркой, опереточной форме, принявшихся с невиданной яростью зверски расправляться с заподозренными в большевизме. Кроме белогвардейцев в расправах участвовали и казачьи отряды, сформированные из людей, лично пострадавших от рук большевиков. «И теперь они свирепствовали не с меньшей дикостью, чем большевики. Людей схватывали и расстреливали, некоторых предварительно жестоко пороли. Каждый день за городом, преимущественно в районе Балабановских рощ, находили трупы расстрелянных. Как и в дни большевизма, среди расстрелянных было много случайных, ни в чем не повинных лиц. Захваченных рабочих огульно зачисляли в красногвардейцы, выстраивали в ряд и скашивали пулеметным огнем», - свидетельствует Локерман. Очевидец со стороны большевиков М. Жаков подтверждает эти факты: «В Балабановской роще оказалось еще 52 расстрелянных белыми». Во время нахождения белой армии в Ростове–на-Дону епископ Арсений (Смоленец) просил убрать с центральных улиц города трупы повешенных на столбах большевиков, мотивируя это скорым празднованием Рождества Христова. Для этого он лично звонил коменданту города по телефону. По некоторым данным в качестве виселиц использовались столбы на Большой Садовой, густо увешанные рабочими. Одна очевидица рассказывала о казни рабочего в районе вокзала. Добровольцы, перекинув веревку через ветвь дерева, медленно тянули её к себе, а рабочий медленно умирал, болтая в воздухе связанными руками и ногами. Вдоволь потешившись, добровольцы пошли ловить новую жертву. Кто был автором приказа о массовых казнях в Ростове-на-Дону: Кутепов или Дроздовский, мне пока выяснить не удалось. Известно также, что епископ Арсений (Смоленец) отказался отпевать М.Г. Дроздовского (уже в чине генерала он умер в госпитале в Ростове-на-Дону 1 января 1919 года от гангрены, полученной вследствие пулевого ранения) за массовые казни сторонников большевиков в Ростове и Области Войска Донского. В ряде мемуаров также есть упоминания о виселицах в Ростове. Об этом совершенно уверенно говорит известный историк С.П. Мельгунов в работе «Красный террор в России». Расправы белых над большевиками были многочисленны и повсеместны. А. Локерман описал, как казаки и иногородние соревновались в жестокости: «захватывая в плен крестьянина, казаки «наделяли его землей»: набивали пленнику в горло комья сухой земли до тех пор, пока несчастный не задыхался и не умирал в нестерпимых муках. Со своей стороны, крестьяне «метили» захваченных в плен казаков: на ногах вырезали «лампасы», то есть широкие полосы кожи от пояса до ступни, на плечах вырезали эполеты». В Таганроге, по воспоминаниям большевика Г.В. Шаблиевского, юнкера растерзали двенадцать рабочих, оказывающих им упорное сопротивление: «Отрезали уши, нос, половые органы, выкололи глаза и полуживыми закопали, положив сверху убитую собаку». Наводившие порядок в Ростове военные патрули расстреливали людей по малейшему подозрению. Так, по воспоминанию Деникина, один 17-летний «доброволец» при задержании правонарушителей на улице Ростова, сразу же выстрелил одному из них из винтовки в упор в глаз. Это жестокое убийство стало впоследствии предметом его гордости. " ... Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой «волчьей сотни», отличавшийся чудовищной свирепостью, сообщая мне подробности победы над бандами Махно, захватившими, кажется, Мариуполь, даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных безоружных уже противников: — Четыре тысячи!" Г. Я. Виллиам Генерал В. М. Краснов называл результаты боевых действий белых: «В Святокрестовском уезде безнаказанно буйствовала „дикая дивизия“, способствуя превращению лояльных до того времени крестьян в „зеленых камышанников“… Во главе уезда стоял полковник Л., признававшийся начальнику особого агитационного отряда, что он не сторонник судебного преследования преступников и предпочитает вместо этой „волокиты“ просто „ликвидировать“ преступника на месте». Краснов В. М. Из воспоминаний о 1917–1920 гг. // Архив русской революции. Берлин, 1923. Т. 8. С. 133. «С пленными наши войска расправлялись с большой жестокостью». Из воспоминаний генерала А. Лукомского. // Архив русской революции. Берлин, 1922. Т. 6. С. 109.  Приказом № 7 от 14 (27) августа 1918 г. Деникин распорядился «всех лиц, обвиняемых в способствовании или благоприятствовании войскам или властям советской республики в их военных или в иных враждебных действиях против Добровольческой армии, а равно за умышленное убийство, изнасилование, разбои, грабежи, умышленное зажигательство или потопление чужого имущества» предавать «военно-полевым судам войсковой части Добровольческой армии, распоряжением военного губернатора». Данный приказ, как правило, передавал дела на представителей советской власти и пленных судам тех воинских частей, с которыми они сражались — что рассчитывать на снисхождения по отношению к виновным не позволяло. «Трудно было власти… Миловать не приходилось… Каждое распоряжение — если не наказание, то предупреждение о нем… Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: „Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виноватого“. Только твердость и жестокость могли дать необходимые и скорые результаты» генерал С. В. Денисов 23 июля 1919 г. Особым совещанием при главнокомандующем Вооруженными силами Юга России Деникине, был утвержден «Закон в отношении участников установления в Российском государстве советской власти, а равно сознательно содействовавших её распространению и упрочению», разработанный под руководством ученого-правоведа, председателя Московской судебной палаты В. Н. Челищева. Согласно этому закону (с поправками от 15 ноября 1919 г.) все, кто был виновен «в подготовлении захвата государственной власти Советом народных комиссаров, во вступлении в состав означенного Совета, в подготовлении захвата власти на местах советами солдатских и рабочих депутатов и иными подобного рода организациями (комбедами, ревкомами и др. — В.Ц), в сознательном осуществлении в своей деятельности основных задач советской власти», а также те, кто участвовал «в сообществе, именующимся партией коммунистов (большевиков), или ином обществе, установившем власть советов», подвергались смертной казни с конфискацией имущества.  Данных мер казалось мало для наказания «преступных деяний» большевиков и советской власти. 15 ноября 1919 года, Особое совещание № 112 рассмотрела закон от 23 июля, усилив репрессии. В категорию «участников установления советской власти» были включены члены «сообщества, именующегося партией коммунистов (большевиков) или иного сообщества, установившего власть советов», или «иных подобных организаций». Наказуемыми действиями стали: «Лишение жизни, покушение на оное, причинение истязаний или тяжких телесных повреждений, или изнасилование». Санкция была оставлена без изменений — смертная казнь с конфискацией. Пункт «Опасение возможного принуждения» было исключено Деникиным из раздела «освобождения от ответственности», поскольку, согласно его резолюции, он «трудноуловим для суда». «Был ли вообще суд? Если вешались по суду, то почему трупы висели по всему городу?.. Творились ли зверства в Добр. армии? Конечно, да. Трудно, почти невозможно облагородить и регулярную войну, и так называемые правила войны редко соблюдаются. Тем труднее облагородить гражданско-партизанскую, худшую из войн».  Князь П. Д. Долгоруков «Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит — ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки (оплаты), если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза» Из письма отправленного из Новоузенского уезда Самарской губернии 20 июля 1919 г.  Генерал Слащов написал в своих воспоминаниях: «На смертную казнь я смотрю, как на устрашение живых, чтобы не мешали работе». Он обвинял контрразведку в беззаконии, грабежах и убийствах, о себе же говорил, что ни одного тайного приговора к смертной казни никогда своей подписью не утверждал. Может быть. Но подписывал приказы о расстрелах сплошь и рядом. Д. Фурманов, помогавший Слащову писать воспоминания и редактировавший их, в предисловии отмечал, как по распоряжениям генерала в Вознесенске было расстреляно 18, а в Николаеве — 61 человек. В Севастополе 22 марта 1920 г. слушалось в суде дело «десяти» «о предполагаемом восстании». Военно-полевой суд оправдал пятерых. Узнав об этом, Слащов примчался в город, ночью взял с собой оправданных и расстрелял их в Джанкое. Отвечая на запрос об этом, сообщил: «Десять прохвостов расстреляны по приговору военно-полевого суда… Я только что вернулся с фронта и считаю, что только потому в России у нас остался один Крым, что я мало расстреливаю подлецов, о которых идет речь».  В бывшем партийном архиве Крымского OK КПСС хранится множество документов — свидетельств зверств и террора белогвардейцев. Вот некоторые из них: в ночь на 17 марта 1919 г. в Симферополе расстреляны 25 политзаключенных; 2 апреля 1919 г. в Севастополе ежедневно контрразведка уничтожала 10–15 человек; в апреле 1920 г. только в одной симферопольской тюрьме было около 500 заключенных, и т. д. «Нужно вешать направо и налево» атаман А. М. Каледин.  Только на Украине в 1918–1920 гг. было убито 200 тысяч евреев и еще около миллиона избито и ограблено. Погромы охватили 1300 местечек и городов Украины и около 200 Белоруссии. Француз Бернал Лекаш был одним из защитников ремесленника Шварцбарда, убившего в 1926 г. в Париже С. Петлюру из мести за многочисленные еврейские погромы на Украине в 1918–1920 гг. С целью собрать свидетельства пострадавших Лекаш в августе — октябре 1926 г. объехал ряд городов и местечек Украины и по возвращении опубликовал книгу, вышедшую с предисловием Р. Роллана. По подсчетам Лекаша, в годы гражданской войны на Украине было совершено 1295 еврейских погромов, а все они (приплюсуем погромы в Белоруссии и России, совершенные и белыми, и красными) вылились в 306 тыс. погибших. Лекаш не объяснял причин случившегося. Он приводил показания свидетелей, фотографии погибших, похорон, документы. В Умани бандиты, сменявшие друг друга в марте, апреле и мае 1919 г., грабили, насиловали, убивали. «Погром 13 и 15 мая принимает невиданный размах, — писал он со слов очевидцев. — Расстреливают беспрерывно, в домах и на улицах. У Фуреров одиннадцать человек семьи: сперва убивают стариков; женщин бросили на землю и камнями раздробили головы, у детей и мужчин отрубили половые органы. Из одиннадцати человек — девять убитых. На другой день ловят и отводят в комендатуру 28 евреев и евреек. Там их избивают и отводят на площадь, покрытую уже трупами и залитую кровью. В свою очередь, их расстреливают не без того, чтобы отказать себе при этом в удовольствии „сыграть в мяч“ их головами. После, при розыске и разборке трупов, их можно опознать только по одежде».  В мае 1919 г. в Пскове появились отряды генерала С. Н. Булак-Балаховича (1883–1940), и тут же в городе стали вешать людей всенародно, и не только большевиков. В. Горн, очевидец, писал: «Вешали людей во все время управления „белых“ псковским краем. Долгое время этой процедурой распоряжался сам Балахович, доходя в издевательстве над обреченной жертвой почти до садизма. Казнимого он заставлял самого себе делать петлю и самому вешаться, а когда человек начинал сильно мучиться в петле и болтать ногами, приказывал солдатам тянуть его за ноги вниз». Горн сообщал, что подобные жуткие нравы были в Ямбурге и других местах пребывания войск Юденича.  Не менее жесток был и генерал Миллер. Это он подписал 26 июня 1919 г. приказ о большевиках-заложниках, которые расстреливались за покушение на офицерскую жизнь, заведомо зная, что среди нескольких сот арестованных большевиков не так уж и много. Это он ввел сверхурочные работы на предприятиях, жестоко карая за «саботаж». По приказу генерала с 30 августа 1919 г. аресту подвергались не только большевистские пропагандисты, но и члены их семей, конфисковывалось имущество и земельные наделы. По распоряжению Миллера в непригодной для человеческого жилья Иоханге была создана каторжная тюрьма для политических преступников. Вскоре из 1200 арестантов 23 были расстреляны за непослушание, 310 умерли от цинги и тифа, через восемь месяцев там осталось здоровых не более ста заключенных. Генерал В. В. Марушевский, одно время командовавший армией Северной области, вспоминал, как однажды в декабре 1918 г. солдаты заявили о нежелании идти на фронт. Он писал: «Мне сообщили, что зачинщики в числе 13 человек выданы и находятся под охраной караула. Я отдал приказ зачинщиков расстрелять, взяв для этого первую полуроту первой роты, а ротам, назначенным в поход, выступить в таковой немедленно… Других средств в борьбе, которую я взял на свои плечи, я не мог применить, а потому совесть моя была спокойна». Когда об этом узнал Чайковский, то вскрикнул: «Как, без суда?» Марушевский ответил, что действовал по уставу и потому правительство признало его действия правильными и отвечающими обстановке. Марушевский В. В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) .... +0.10 / 9 7 2
71 ответ АУ