Большой передел мира

«Россия готовит «заключительное оружие» — об этом заявил Пентагон, который всегда заранее думает, как ответить на ходы противника, касающиеся ядерного плана.
По мнению Джульетто Кьезы, журналиста и эксперта по геополитическим сценариям, у которого наша газета взяла интервью, не Россия угрожает миру, а именно США ищут любого подходящего предлога, чтобы восстановить свою позицию превосходства.
Летальное оружие в руках Москвы, по мнению руководства Пентагона, — это подводная лодка-дрон, имеющая размеры мини-подлодки и способная транспортировать единственное сложное устройство «чудовищной силы» весом в 100 мегатонн. Она называется «Статус-6 AUV».

— «Россия готовит заключительное оружие». Об этом сообщил Пентагон, который объявил о повторном запуске своего ядерного плана. Что происходит? Может быть, российская экспансия нагоняет страх?

— Пентагон и ЦРУ уже говорят фантасмагорические вещи, не имеющие ничего общего с реальностью. Что такое «заключительное оружие», никто не знает, в том числе и они сами. Значит, это только предлог. Как и российская экспансия. О какой экспансии говорится? О территориальной? Не думаю. О политической? Если этим вы хотите сказать, что престиж России в мире определённо растёт, значит, Америка просто не хочет смириться с потерей своего международного престижа.

— Мы накануне мирового столкновения?

— Уже очевидно, что мы идём к открытому конфликту. В Европе только глупые люди, прицепившиеся к вашингтонской повозке, могут делать вид, что не видят этого. Имперская власть Соединённых Штатов упала до самой низкой точки. Но они не хотят воспринимать других как равных себе собеседников. Они ведут себя, как игрок в шахматы, который разбивает доску, увидев, что ему грозит очевидное поражение. Проблема для всех нас – в том, что этот проигравший чрезвычайно хорошо вооружён и сошёл с ума.

— Может быть, Соединённые Штаты ищут оправдания тому, что они хотят открыть новую эру ядерного оружия?

— Угроза ядерного столкновения уже существует. Они кричат «волки, волки!», потому что сами готовятся применить это оружие, но они ещё не уверены, что смогут нанести ядерный удар, не получив такого же разрушительного ответа. Когда они будут в этом уверены, они его применят.

— Это уже холодная война, когда каждый показывает мускулы и самое мощное оружие?

— Термин «холодная война» больше не соответствует ситуации. Холодная война шла, когда было идеологическое противостояние. Сейчас Соединённые Штаты имеют дело с державами, которые больше не намерены позволять собой командовать. Я говорю, например, о России, Китае, Иране. Теперь из противостояния нет выхода, если только Вашингтон не согласится разделить мировую власть с другими.

— Может быть, в конце концов, российская атомная бомба – это всё равно что знаменитое химическое оружие Саддама Хусейна?

— Повторяю, «окончательного оружия» не существует. Это Соединённые Штаты сейчас его создают – оно называется баллистическая противоракетная система. Это и есть то, чем они занимаются. Окружение России, расширение НАТО на восток нужно для того, чтобы расположить эту систему вблизи от российских ракетных пусковых установок. Она будет в состоянии поразить российские ракеты на взлёте. Но Россия располагает «ядерной триадой», часть которой составляют стратегические атомные подводные лодки. Пока Пентагон не найдёт способа засечь и уничтожить их все, Америка рискует получить ответный разрушительный удар. Поэтому атаковать не будет. Но мы все сидим на пороховой бочке. И добавлю ещё только одно: первые российские ракеты в случае американской атаки поразят Европу. И Италия станет главной мишенью. Только глупые люди могут думать, что мы спасёмся.

Этого всего не может быть!
Мировое экономическое лидерство Индии – явление на самом деле удивительное. Какое там лидерство, если четверть населения живет за чертой бедности. Индия остается преимущественно аграрной страной. Индекс урбанизации – один из самых низких в мире. 70% индийцев – крестьяне, при этом значительная их часть живет едва ли не в средневековых условиях, не имея ни электричества, ни водопровода. У почти 90% из них нет регулярного дохода. Две трети детей мира, страдающих от голода, проживают именно в Индии.
У большинства крестьян есть лишь крошечный надел земли, около 1 га, орошается только треть почв. В случае засухи 200 млн индийцев будут обречены на голод. В трудные годы Индия сталкивалась с массовыми самоубийствами крестьян, как, например, в Махараштре, "хлопковой корзине страны". Бегущие в города крестьяне стимулируют чудовищный рост городских трущоб, с нищетой которых не сравнятся ни бразильские фавелы, ни латиноамериканские баррьо.
Успехи индийской экономики обычно объясняют либерализацией правил игры и ростом экспортно-ориентированных отраслей промышленности, притоком иностранного капитала. Все это действительно так. Стремительно развивается ряд отраслей – как производственных (фармацевтика, биотехнологии, металлургия, машиностроение), так и в сфере услуг (IT, удаленный аутсорсинг). Фармацевтическая индустрия стала одной из крупнейших в мире (четвертой по объемам производства). Растут иностранные инвестиции и экспорт. Колоссальных успехов добилась IT-сфера.
Но с точки зрения привлечения иностранных инвестиций и производства товаров на экспорт Индия все равно в разы проигрывает многим азиатским государствам. Ее доля в мировой торговле ничтожна и сокращалась на протяжении нескольких десятилетий (в 1950 г. на Индию приходилось 2% мирового товарооборота, в 2001 г. – 1%). За последние десятилетия этот показатель достиг 1,5%, но с почти 10% Китая не сравнится.
Индия построила свой успех на альтернативной модели развития, которую можно описать следующим образом: рост за счет внутренних ресурсов, внутреннего рынка. Вернее, за счет совмещения "большой" и "малой" экономики. Создана модель смешанной экономики, опирающейся на два направления.
Первое направление, "внешний рост" – развитие крупной и средней промышленности (и агропрома), обеспечивающих валовые экономические показатели в ряде отраслей. Второе направление – "внутренний рост" за счет создания большого количества микропроизводств, включения большого числа бедных людей в экономическую жизнь, – и, как следствие, расширение внутреннего рынка. Это направление включает в себя множество мелких крестьянских хозяйств, кустарей, мелких торговцев, кредитных союзов, кооперативов и так далее. Сотни миллионов людей, многие из которых с трудом сводят концы с концами, оказываются так или иначе вовлечены в формирование экономического потенциала страны.
Второе направление можно было бы назвать "малой экономикой". Теодор Шанин говорит об "эксполярной экономике", делая акцент на том, что это экономика, не относящаяся к двум традиционным полюсам (государству и рынку). Уникальность Индии в том, что малая (эксполярная) экономика по объему и значению ничуть не меньше крупного и среднего бизнеса вместе взятых. При этом малая экономика не противопоставляется большой. Наоборот, они взаимосвязаны и дополняют друг друга: за счет развития малой экономики быстрее растет и крупный бизнес.
Один из рецептов роста: создать условия, чтобы миллионы людей зашевелились и создали миллионы малых производств. 
Нам в России, наверное, трудно понять такой подход к развитию. Мы привыкли к "проектам века", к большой нефти. И к тому, что средства на развитие всегда можно попросить из бюджета. Индийцам пришлось искать свой путь в ситуации, которая зачастую была почти безвыходной: денег не было, и просить было не у кого.
Откуда взялась малая экономика? 
На протяжении XX века прогресс понимался как создание крупной индустрии; Индия в этом отношении не отличалась от других стран. После обретения независимости в 1947 г. Индия взяла курс на индустриализацию. Нужно было срочно решить проблему тотальной бедности населения.
Рецепт был позаимствован у Советского Союза. Более того, индийское руководство решило строить "общество социалистического образца" (сегодня в Индии период с 1947 по 1991 г. называют социалистическим, поскольку существовавший тогда подход предполагал ведущую роль государства, ограничение частного бизнеса, госконтроль в ключевых секторах экономики, национализацию банков, плановое хозяйство, пятилетние планы). Масштабная "железная индустриализация" началась уже в 1956 г., во время второй пятилетки.
Общий расчет был на то, что опережающее развитие промышленности позволит увеличить национальное богатство, которое затем можно перераспределить в пользу всех слоев общества, и общий уровень бедности снизится. Но вскоре выяснилось, что перераспределить так, чтобы обеспечить развитие страны в целом, невозможно: никаких средств никакой промышленности не хватило бы на то, чтобы вытащить из крайней нищеты миллионы бедняков. При этом население стремительно росло (на 10–15 млн человек в год). Демографический взрыв имел место в сельских районах Индии. Вроде бы позитивное явление, но он лишь усугублял проблему бедности, ведь земельный надел, приходившийся на долю отдельного крестьянина, сокращался.
Уже в 1950-е гг. стало очевидно, что растущая промышленность может обеспечить рабочими местами лишь ничтожную часть нуждающихся. Покупательная способность деревни оставалась низкой, и это ставило крест на планах индустриализации. Именно тогда индийцы осознали простую истину: не решив проблемы бедности, страну развивать нельзя. В Индии не было диктатуры, которая допускала силовое решение проблемы. А мирное решение требовало новых, особенных внутренних механизмов развития бедных территорий и бедных слоев общества. Нужно было включить людей в процесс развития. Не перераспределять средства в их пользу, а научить широкие массы обеспечивать себя. Ставку сделали на развитие малых производств, народной экономики. Так возникло понимание, что для развития экономики страны нужны два плеча: большая экономика и малое развитие, малая экономика.
Наследие Ганди
Идеи малой экономики опирались на культурную традицию. Именно эти идеи использовал Махатма Ганди, когда объявил сатьяграху – ненасильственную борьбу против британского владычества в стране. Частью сатьяграхи стал отказ от покупки английских товаров и переход на самообеспечение. Чтобы подать пример соотечественникам, Ганди научился прясть и до самой смерти не носил ничего, кроме кхади (куска домотканого полотна, обмотанного вокруг тела). Начинание Ганди было подхвачено: в разных городах стали воссоздавать кустарное производство кхади, бойкотировать британские ткани и одежду. Прялка и кустарное производство стали символом сопротивления. Когда Ганди рисовал флаг для Индийского национального конгресса, в центр флага он поместил прялку.
Наверное, самая известная кампания гражданского неповиновения – соляной марш – также была связана с малым производством. Во времена британского владычества в Индии был введен соляной налог, который сделал легальную добычу местной соли невозможной. Ганди и его последователи совершили марш до побережья Аравийского моря, где демонстративно выпарили из воды немного соли. Вскоре миллионы людей по всей Индии стали добывать ее кустарным способом. Британским властям пришлось отменить налог.
Ганди мечтал, что люди смогут жить в деревнях, обеспечивая себя всем необходимым. Система социального устройства, которую он предложил, – децентрализованная, опирающаяся на сотни и тысячи самоуправляющихся деревень, – получила название "Панчаяти Радж". Экономическую основу должны были составлять малые производства, потому что лишь они могли дать достаточное количество рабочих мест. Идеи Ганди были подхвачены, и к 1946 г. в Индии было уже 138 тыс. кооперативов. Справедливости ради стоит отметить, что порой задумки Ганди подвергались критике как архаичные, устаревшие, ведь большая часть индийской элиты верила, что только технический прогресс и индустриализация могут сделать страну великой.
Почти 40 лет по пустыне 
Критики Ганди говорили, что он мечтатель. Но правительство Джавахарлала Неру, готовя первый пятилетний план, осознало, что возможности увеличения занятости в крупной промышленности нет. Чтобы дать работу хотя бы части растущего населения, ставку нужно было делать на развитие малых форм хозяйствования. Подход стал основой правительственной политики почти на 40 лет (до 1991 г., когда Индия перешла к рыночным реформам). В документах о развитии с тех пор было два потока: "большие проекты" и "малая экономика".
Дальше начались попытки развивать эту малую экономику. Было создано и запущено множество программ и проектов, и далеко не все они достигли целей. Порой эта работа напоминала блуждание по пустыне.
Пилотные проекты в округе Этавах (штат Уттар-Прадеш, 1947 г.), в Найлокхери (штат Харьяна, 1948 г.), масштабные движения Бхудан и Грамдан показали неплохие результаты и подтвердили возможность развивать территории изнутри. В начале 1950-х гг. правительство начало земельные реформы, в результате которых крупные собственники лишились 60% принадлежавших им земель в пользу сельской бедноты. Сотни миллионов крестьян получили небольшие (до 2 акров) участки. Безземельными остались около 1/5 крестьянских хозяйств.
Возникновение многомиллионного слоя собственников земли обошлось без штурма Зимнего и подавления кулацких мятежей. Оно во многом определило траекторию развития.
А дальше правительство перешло к практической работе в глубинке. В 1952 г. был запущен гигантский проект CDP – Сommunity development programme (Программа развития местных сообществ). Основной единицей развития стал блок из нескольких сотен деревень, работа с которым поручалась специальному агентству развития. В первый год проект охватил 55 территорий, а к началу 1960-х гг. распространился почти на всю страну; сформировано 5265 сельских блоков, которыми руководили офисы на уровне штата, а эти офисы, в свою очередь, подчинялись Плановой комиссии в Дели. Так была создана общенациональная государственная вертикаль по внедрению малой экономики. Правда, результаты сложнейшей работы оказались скромнее, чем ожидалось. Система управления была слишком большой и неповоротливой. Пытаясь понять, в чем загвоздка, правительство создало специальный комитет Балвантрай Мехта, который пришел к выводу, что проблема в централизованном управлении. Чтобы люди зашевелились, надо было не спускать им готовые решения, а дать возможность решать самим.
В 1957 г. началось внедрение трехуровневой системы местного самоуправления Панчияти Радж (местные советы). Далась она непросто. В некоторых штатах формирование панчиятов растянулось на десятилетие. Тем не менее активность на местах получила мощный толчок. В 1958 г. Национальный совет по развитию Индии объявил, что есть две главные силы, которые отвечают за развитие деревень и сельских территорий: сельские панчияты и кооперативы. Власть должна лишь содействовать им.
В 1963 г. правительство создало NCDC – корпорацию, отвечающую за разработку, запуск и финансирование программ развития кооперации на уровне всей страны. За годы своего существования эта государственная структура запустила множество проектов. Несмотря на разнообразные острые противоречия, уже к 1980-м гг. в Индии удалось создать и запустить механизм, с помощью которого многие миллионы людей стали выбираться из нищеты, обеспечивая экономический рост своей страны.
Сформулируем основные принципы действия этого механизма:

• Кооперирование малых хозяйств, формирование кооперативного сектора экономики, позволяющее крестьянам самим финансировать производственные проекты, сбывать продукцию и так далее. Малая экономика Индии – кооперативное море гигантских размеров.
  


• Огромный рост несельскохозяйственных производств. Его обеспечивает почти волшебная в случае Индии аббревиатура SSI (small scale industries, маломасштабные промышленные производства).
  

Кооперативный сектор
Индия – самая большая кооперативная экономика мира. В 2012 г. зарегистрировано более 610 тыс. кооперативов с общим числом пайщиков более 250 млн человек. Каждый пятый гражданин Индии (включая стариков и младенцев) – член какого-то кооператива. Благодаря кооперативам многое в Индии происходит не так, как в окружающем мире. Скажем, кооперативы формируют большую часть банковской системы Индии, включающей 26 государственных банков, 25 частных, 43 иностранных, 56 региональных сельских, 1589 городских кооперативных и 93 550 (!) сельских кооперативных банков. Последние стремительно развиваются. Скажем, в рамках индийской национальной программы финансовой интеграции PMJDY (Pradhan Mantri Jan Dhan Yojna) сельские кооперативные банки создали 192,1 млн аккаунтов, выпустили 165,1 млн дебетовых карт RuPay. На этих счетах лежит суммарно 268 190 000 000 рупий (4 млрд долларов).
Большая часть кооперативов находится в сельской местности и так или иначе связана с деревней. Но лишь половина занимается сельским хозяйством; остальные производят другие виды товаров. Давайте рассмотрим хотя бы некоторые направления кооперативных  производств.
Переработка сельхозпродукции. На 2012 г. в Индии существовало более 116 тыс. малых производств, занимающихся переработкой сельскохозяйственного сырья. Общее число пайщиков – более 6 млн человек. Переработка сельскохозяйственного сырья считается ключевым направлением, и государство стремится к тому, чтобы как можно больше фруктов и овощей было переработано. Ведь именно в этой отрасли аграрная экономика Индии может получить добавленную стоимость.
Молочные кооперативы. В Индии свыше 144 тыс. молочных кооперативов. Они распространены по всей стране, в них около 14,5 млн пайщиков. Суммарно они владеют стадом почти в 500 млн голов. Во многом именно кооперативы позволили Индии стать крупнейшим в мире производителем молока. Этот огромный сектор – пример целенаправленного "взращивания" малых производителей. Правительство Индии сумело превратить опыт успешных молочных кооперативов в полноценную модель развития и создало ряд программ, самая большая из которых называлась "Операция “Наводнение”" – страну собирались "залить" молоком. В 1969 г. Индия производила 31 млн тонн молока в год, а в 2003–2004 гг. – уже 86,4 млн тонн.
Производство сахара. Кооперативы в Индии производят около 60% всего сахара. Они строят достаточно современные перерабатывающие производства, причем территории вокруг этих предприятий активно развиваются: появляются современные дороги, школы, медпункты, социальные центры. Во всей цепочке производства сахара участвует 5,8 млн человек. Долгое время действовал закон, по которому сахарные заводы могли быть или государственными, или кооперативными.
Производство удобрений. Кооперативы активно занимаются не только производством удобрений, но и их распространением. Для этого они объединяются в кооперативные федерации. Две таких структуры – IFFCO и KRIBHCO – производят 25% всех азотных и фосфорных удобрений и удовлетворяют 36% спроса. Кооперативы используют современные информационные технологии, модернизируют производства, успешно конкурируют с частными компаниями (в том числе с очень крупными).
Маркетинговые кооперативы. Сложная сеть так называемых маркетинговых кооперативов – изюминка Индии. На 2012 г. их было более 12 тыс., общее количество членов – более 6 млн человек. Они занимаются сбытом, помогают продавать то, что выращено или произведено пайщиками, например, фрукты и овощи, хлопок-сырец, табак, орехи, кокосы, сахарный тростник, резину, койру, чай, кофе и т.д. Объединение производителей сельскохозяйственного сырья, привлечение специалистов по продажам и обучение персонала позволило в разы увеличить их доходы. Особенно активно маркетинговые кооперативы развивались незадолго до вступления Индии в ВТО, когда страна должна была снять ограничения на ввоз широкого спектра продукции. Развитие маркетинговых кооперативов позволило Индии не потерять внутренний рынок.
Кооперативы Индии действительно очень разнообразны, у них много других направлений деятельности. Сформировалась значительная по объему потребкооперация с 6,5 млн пайщиков. 17 тыс. ирригационных кооперативов, в которые входит более 1 млн пайщиков. 15,5 тыс. рыбацких кооперативов с 2 млн пайщиков. 4 тыс. кооперативов по разведению птицы с 0,5 млн пайщиков. 40 тыс. строительных кооперативов с 2,5 млн пайщиков. 8 тыс. транспортных кооперативов со 150 тыс. пайщиков.
В последние годы стали появляться новые необычные кооперативы, которые позволяют удовлетворять потребности населения на отделенных территориях: кооперативные больницы, кооперативные обучающие центры и школы (1,3 млн учеников ежегодно по состоянию на 2012 г.), "электрические" кооперативы, обеспечившие населенные пункты электроэнергией. Таковых не так много – всего 60, но зато пайщиков – более миллиона. Кооперативный сектор Индии дал возможность 250 млн простых людей подняться из нищеты, а многим даже стать людьми обеспеченными. Некоторые районы без кооперативов пришли бы в запустение. Благодаря кооперативному сектору в сельской местности появилась новая инфраструктура: склады, дороги, ирригационные системы, линии электропередач, транспорт. Год от года наращивая объемы и создавая сложные экономические связи, кооперация охватывает все большее число людей, тем самым обеспечивая рост внутреннего рынка.
Одним из ключевых направлений кооперации было развитие несельскохозяйственных видов деятельности. В Индии есть целый ряд больших индустриальных кооперативов, первое место среди которых занимают ткацкие предприятия. Их более 25 тыс. (1,8 млн пайщиков). Неткацких индустриальных кооперативов насчитывается 47,4 тыс. (и более 2 млн пайщиков). Удалось не просто объединить малых производителей, но сделать так, чтобы они могли получить доступ к финансам, новым способам производства, могли увеличивать производство и производительность труда, найти сбыт и организовать переработку.

26 января 1996 года Казахстан подал официальное заявление в Секретариат ВТО с просьбой о вступлении. В феврале 1996 года Казахстану был присвоен статус страны — наблюдателя в ВТО. Также в феврале 1996 года была создана рабочая группа по вступлению Казахстана в ВТО, в состав которой входило 50 стран — членов ВТО.

За период с 1996 по 2003 год Казахстан отправлял в Секретариат ВТО информационные материалы и обязательные документы в соответствии с условиями вступления в ВТО.
В 2003 году Казахстан завершил информационный период и начал переговорный процесс со странами — членами рабочей группы по определению условий членства в ВТО.
В 2015 году Казахстан вступил в ВТО с установлением переходного периода для отдельных отраслей до 2020 года.
Регулирование в рамках ВТО касается товаров, производств и услуг.
По товарам процесс почти неощутим: Казахстан и раньше жил по таможенным тарифам ВТО, потому что единый таможенный тариф Таможенного союза был приведен к обязательствам, взятым Россией при вступлении в ВТО.
Для промышленности было выдвинуто отдельное условие: до 1 июля 2018 года могут сохраняться элементы режима «промышленной сборки» автомобилей и автокомпонентов. Дальше льготный режим заканчивается.

Но самые значительные изменения касаются сферы услуг. Именно для нее существует пятилетний переходный период.
По казахстанскому содержанию в закупках услуг устанавливается верхняя планка — 50%.
В банковском секторе после окончания переходного периода возможно открытие прямых филиалов иностранных банков, которые соответствуют следующим требованиям:
минимальная сумма совокупных активов банка-нерезидента, который подал заявку на открытие филиала, должна быть не менее 20 млрд долларов США;
текущая деятельность филиала должна управляться как минимум двумя резидентами Казахстана;
минимальная сумма вклада, которая может быть принята от физических лиц филиалами иностранных банков, должна быть не менее 120 000 долларов США;
После 5 лет разрешено будет открывать прямые филиалы иностранных страховых компаний, которые соответствуют следующим требованиям:
минимальная сумма совокупных активов страховой организации-нерезидента, которая подала заявку на открытие филиала, должна быть не менее 5 млрд долларов США;
филиалам страховых компаний-нерезидентов разрешено предоставлять страховые услуги в определенных секторах (страхование жизни или страхование иное, чем страхование жизни) и по классам страхования, только в том случае, если у родительской компании-нерезидента имеется как минимум 10 лет опыта в этих секторах и классах.
В сфере дистрибьюторских услуг иностранным компаниям разрешат без ограничений торговать оптом фармацевтическими, парафармацевтическими и медицинскими товарами.
В телекоммуникационной сфере после 2,5 года после вступления в ВТО, то есть с середины 2017 года, снято ограничение иностранного участия в 49% в отношении компаний, оказывающих услуги международной и междугородной связи. Это не касается национальной компании АО «Казахтелеком».
В туристской отрасли с 2017 года возможно будет присутствие в виде казахстанского юридического лица иностранных туристических агентств, которые имеют в стране происхождения пять лет подтвержденного опыта в данной деятельности.
Кроме того, есть еще обязательства Казахстана в рамках ЕАЭС. Самыми влияющими на местный внутренний рынок являются планы по созданию общего финансового рынка, заявленные еще в ЕЭП и продолжающиеся в ЕАЭС. Согласно проекту Концепции формирования общего финансового рынка ЕАЭС до 2025 года, страны-участники должны:
взаимно отменить лицензии;
разрешить осуществление финансовой деятельности в любой стране — участнице без учреждения юридического лица;
гармонизировать требования к надзору и регулированию в финансовом секторе;
предоставить национальный режим для поставщиков финансовых услуг других страны ЕАЭС.
Скорее всего, это будет осуществлено в общих чертах ориентировочно к 2020−2022 годам. И таким образом граждане и компании Казахстана будут иметь доступ к кредитованию и финансовым услугам во всех пяти странах ЕАЭС. Учитывая, что российские финансовые организации мощнее казахстанских, конкуренция может быть очень жесткой.

Почему же казахстанские бизнесмены не озабочены этими грядущими изменениями и к ним не готовятся? Вероятно, тут есть два комплекса причин — внутренние и внешние.
Внешние причины:
Крайне большая инерционность экономических интеграционных изменений. Если речь идет о реальных торговых потоках и конкуренции, дело идет очень медленно. Возьмем список соглашений ЕЭП (с какого года они должны действовать). К примеру, согласованные принципы валютной политики, соглашение о торговле услугами и инвестициями, свободный рынок нефти и нефтепродуктов, соглашение о свободном доступе к газопроводам — действуют ли они реально? Можно даже взять два доклада Евразийской экономической комиссии: «Основные направления развития ЕАЭС до 2030 года», изданный в 2015 году, и «Барьеры, изъятия и ограничения ЕАЭС», изданный в 2016 году. Очень многое из того, что прописано в документах, до сих пор не работает — просто потому, что мешает интересам элиты.
Нарушения соглашений в экономических интеграционных объединениях наказываются и прекращаются в результате длительной процедуры. Сначала должна пройти жалоба или судебное дело, затем идет разбирательство в координирующем органе, затем этот наднациональный орган обращается к правительству страны, чтобы разрешить проблему. То есть в любом случае надо, чтобы кто-то заинтересовался этим нарушением и упорно работал, чтобы его исправить, на что может уйти несколько лет, а это большой срок для бизнесменов. И тут в дело вступают внутренние причины.
Внутренние причины следующие:
Только крупные компании (и то не все) имеют стратегии развития больше чем на пару лет. У остальных горизонт планирования — несколько месяцев или год. Поэтому 2020 год для них — это очень далекое будущее.
В период подготовки к вступлению в ВТО Казахстан уже жил в максимально приближенных к ее нормам условиях (как было отмечено выше), так что в определенной степени сформировалась привычка.
Казахстан — маленький рынок для глобальных корпораций. Малая плотность населения, низкая платежеспособность, всего два города-миллионника. Казахстан интересен больше как точка входа на рынок ЕАЭС или Средней Азии, но во втором случае существует конкуренция с Узбекистаном.
В Казахстане олигопольная экономика, то есть в любой отрасли доминирует от двух до 10 компаний максимум, которые уже давно поделили рынок и которых очень трудно победить в конкурентной борьбе. Тем более у них прекрасные отношения с властью — «они слишком большие, чтобы позволить им упасть».
Малые компании фактически никак не прогнозируют свое будущее — как сложится, так сложится. Поэтому они и не думают насчет интеграционных объединений.
Средние компании, которые в случае прихода иностранцев пострадают больше всего, так же как и малые, не очень хорошо представляют масштабы будущей угрозы. Есть, конечно, те, кто работает над этим, но в основном это члены бизнес-ассоциаций.
В итоге имеем ситуацию, в которой одни бизнесмены не беспокоятся, потому что надеются сохранить свои позиции, а другие — потому что или ничего не знают, или ничего не могут сделать.

Если же местный рынок их заинтересует, то надо будет учесть такую вещь, как наличие у них продвинутых технологий, которые не требуют большого количества персонала. Что произойдет? Иностранные компании смогут успешно конкурировать как минимум в финансовой сфере, предоставляя лучшие условия клиентам, потому что имеют доступ к международному фондированию. И это существенно изменит всю экономику Казахстана

Второе направление экономики, которое создает наибольшую занятость, – малые производства (SSI). В известном смысле малые производства "пересекаются" с кооперацией, но кое-где существуют и независимо – как частные бизнесы. SSI – собирательное понятие, которое объединяет достаточно разные по уровню технической оснащенности и рентабельности производства – от самых простых и примитивных домашних промыслов до высокотехнологичных суперсовременных микропроизводств. Все они расположены в глубинке (в деревнях или небольших городах), имеют оборудование и предоставляют рабочие места определенному количеству местных жителей. Большая часть относится к явлению, которое по-русски бы называли "кустарная промышленность", т.е. нечто не очень значимое и даже, наверное, отсталое. Но в Индии эти производства стали локомотивом развития всей экономики.
Говоря о развитии маломасштабных производств, индийские чиновники часто используют фразы "становой хребет", "основа", "ключевой фактор". Действительно, малые производства, создавая всего 17% ВВП, производят 45% всей промышленной продукции и обеспечивают 40% экспорта. Рост этого сектора на протяжении десятилетия превышал рост экономики в целом. Количество малых предприятий постоянно увеличивается: в 2007 г. их было 26 млн, а в 2011 г. – уже 31 миллион. Количество рабочих мест, предоставленных малыми предприятиями, постоянно растет. В 2007 г. на малых производствах трудилось 58,5 млн человек, в 2008 г. – 62,6 млн, в  2009 г. – 65,9 млн, в 2010 г. – 69,5 млн, в 2011 г. – 73,2 миллиона.
Это явление – результат долгого, целенаправленного взращивания. Как мы отмечали выше, уже в первом пятилетнем плане была прописана работа по формированию сети малых производств. В 1956 г. правительство приняло постановление, относящее в категорию "сельских производств" (village industries) все предприятия, производящие товары или оказывающие услуги на оборудовании с ручным приводом, без применения других внешних источников энергии. На таких предприятиях не было ограничений по количеству занятых, однако устанавливалась норма предельного капиталовложения в оборудование, которая, в пересчете на одного человека, не должна была превышать 100 тыс. рупий (или 150 тыс. рупий в гористой местности). Уже с середины столетия начался постепенный рост малого промышленного производства, и этот процесс продолжается (со взлетами и падениями) до наших дней.
Государственная поддержка малых производств предусматривала ряд мер:

• закрепление отдельных отраслей промышленности лишь за SSI,
  


• резервирование некоторых категорий товаров за мелкой промышленностью,
  


• участие в подготовке кадров для малых производств,
  


• государственные закупки продукции SSI,
  


• сдача помещений в аренду мелким производителям по низким ценам,
  


• выделение государственными банками финансовой помощи SSI.
  

Количество малых производителей стало расти уже с середины XX столетия. Долгие годы рост был медленным, но постепенно начал набирать обороты. К началу 1990-х гг., когда Индия стала на рыночные рельсы, SSI представлял уже серьезное явление – 7 млн фирм, в которых было занято более 17 млн человек.
1991/92                         7 млн                            17 млн рабочих мест
2001/02                         10,5 млн                       24 млн рабочих мест
2011/12                         32 млн                          77 млн рабочих мест
Полный список производимых товаров включает более 6 тыс. наименований. Из них 14,26% – продукты питания и напитки, 13,67% – одежда, 8,96% – изделия из металла, 8,46% – ремонт и обслуживание личных вещей; розничная торговля, 6,78% – ткани, 6,36% – мебель, 4,66% – различное оборудование, 3,77% – товары из минералов, 3,72% – ремонт и обслуживание автомобилей, 3,53% – дерево и товары из дерева, 25,82% – другие товары и услуги.
Малые предприятия быстро улавливают любые тренды в экономике, науке и технике и оперативно на них реагируют. Значительная часть предприятий в новомодной IT-индустрии – малые предприятия из глубинки (по крайней мере почти все они возникали как малые предприятия). Сегодня невозможно отрицать, что маломасштабное производство обладает колоссальной экономической мощью. Оно стало реальным двигателем экономики.
Как Индия не стала азиатским тигром 
В 1991 г. Индия вынуждена была начать рыночные реформы, в чем-то напоминавшие те, через которые прошла Россия. Но провели их совсем не так, как другие страны. Индия умудрилась и в рыночные реформы вписать то, что было наработано малыми производителями за предыдущие десятилетия, сформировалась смешанная экономика нового образца. В этой экономике стало намного больше рыночного, она предоставила возможности для развития крупной промышленности. Но одной из основ осталась малая экономика, которая наглядно показала, что она может расти намного быстрее остальных секторов.
После всех либеральных реформ Индия не сделала ставку на экспортно-ориентированное производство (хотя объемы экспорта, разумеется, выросли). Она стала развивать в первую очередь внутренний рынок, используя потенциал внутреннего роста. Это не значило, что страна отказывается от планов расширить экспорт как таковой, – работа велась и в этом направлении. Но приоритетом оставался внутренний рынок.
Вот почему либеральные реформы в Индии были очень осторожными, если не сказать больше. Правительство предприняло решительные меры, чтобы помочь людям из "малой экономики" приспособиться к рыночным условиям; SSI требовалась защита, по крайней мере на первых этапах.
Первые шаги сделаны в 1991 г.: усилились позиции панчиятов (местных органов самоуправления), они получили намного больше полномочий и независимости. Для этого был подготовлен отдельный закон (1992) и поправки к Конституции. Несмотря на мощное давление, правительство не стало отменять меры по поддержке малых производств. За SSI было зарезервировано производство более 800 товаров, правда, к концу 90-х гг. список сократился на 14 позиций. Активно шла работа с самоорганизацией малых производителей и кооперативов. Возникли мощные ассоциации, сети и на местном уровне, и на уровне штатов, и на общенациональном. В эти годы началась работа по формированию взаимосвязанных цепочек производств или небольших местных кластеров. В Индии осуществили то, о чем пока сложно говорить в нашей стране: малые предприятия здесь стали играть в коллективную игру, получая возможность влиять на рынок и эффективно конкурировать с большими компаниями.
Постоянно шла работа с изменением форм поддержки малой экономики. В 1999 г. создано отдельное Министерство по делам малых предприятий и сельской промышленности. Через два года его разделили на два министерства, но в 2007 г. всю работу с малыми производителями всех типов вновь собрали в едином Министерстве по делам микропредприятий, малых и средних предприятий (Ministry of Micro, Small & Medium Enterprises), которому подчинен целый ряд агентств и программ.
Правительство активно разрабатывало новые формы финансовой поддержки, предоставлявшие малым производителям и кооперативам выгодные схемы кредитования, удобные схемы погашения кредитов, консультативные программы. В 2006 г. был принят "Акт о развитии микропредприятий, малых и средних предприятий. Для рыночной экономики это очень необычный документ. Потому что, согласно ему, малые производители вновь получили абсолютное преимущество при осуществлении государственных закупок и самые благоприятные схемы финансирования. Так продолжалась проверенная временем дальновидная политика, при которой правительство, как говорится в индийском эпосе, "втройне давало, вдесятеро получало". Именно с 1991 г. начинается небывалый рост кооперации и малых производств.
Экономика справедливости 
В Индии это называется “pro-people economy” – "пронародная экономика" или "экономика для людей". Осознавая, насколько недостаточны финансовые ресурсы для решения имеющихся задач, правительство на протяжении длительного времени инвестировало главным образом в человеческий капитал, понимая под этим не столько формирование высокой образованности или владение определенными ноу-хау (хотя и это тоже), но прежде всего повышение человеческой активности и поддержание коллективных ценностей.
Если денег не хватает, одним из способов капитализации может быть коллективное действие. И оно требует договоренностей: люди должны верить, что никто их не обманет, никто не подставит подножку, что они объединяются ради общего блага. Вера в общее благо преумножает энергию. Как гласит индийская мудрость, "разбуди в человеке желание, и он сам отыщет дорогу". Не случайно появилась целая группа экономистов индийского происхождения, которые пишут о том, что развитие требует социальной справедливости и коллективного действия. Среди них нобелевский лауреат Амартия Сен, Рагурам Раджан, Парта Дасгупта, Каушик Басу. Эти же идеи выражает в своей книге "Образ новой Индии. Эволюция преобразующих идей" Нандан Нилекани, совладелец крупнейшей индийской IT-компании Infosys. Он с восторгом пишет о том, что начавшаяся в 1991 г. либеральная революция была "народной по своему характеру", успехи страны строились на способности объединяться. А эта способность появилась "не только благодаря стремлению к достижениям и жажде лучшей жизни, но и благодаря беспрецедентной уверенности в том, что такая жизнь возможна для каждого…"
Вкладываясь в активность бедной части населения, помогая людям выбираться из нищеты, Индия раскрутила маховик небывалого экономического роста. Попросту говоря, если сотня миллионов крестьян может посадить еще несколько грядок и будет знать куда деть урожай, то страна получит экономический рост 7–10% в год. Малая экономика всегда работала именно по этому принципу. Здесь бедные люди сами выбираются из крайней бедности. У них появляются средства. Они оказываются способными покупать. А это означает, что те, кто уже имеет возможность производить, могут увеличивать свое производство. И пошло-поехало, виток за витком.
В 1993 г. в Индии было 400 млн бедняков при общей численности населения в 920 миллионов. В 2011 г. численность населения составляла уже 1 млрд 220 млн человек, из которых 270 млн оставались бедными. Таким образом, с 1993 г. по 2011 г. в Индии появилось 430 млн человек, способных зарабатывать и обеспечивать себя. Это ли не экономический рост?
Что же все это значит? 
В мае 2014 г. к власти в Индии пришло правительство Нарендры Моди, которое поставило во главу угла политику развития за счет внутреннего рынка и социальной консолидации. Моди так и заявил в своем обращении к нации: "Экономические ресурсы общества должны быть использованы для благополучия бедных. Изменения придут из этой точки". Моди провозгласил начало политики максимального роста внутреннего производства за счет развития малых производств, запустив общенациональный проект "Сделай в Индии".
Вслед за Индией на эту дорогу стали сворачивать другие страны, скажем, Китай, который в последние годы активно перестраивал экономику именно в сторону роста внутреннего потребления. В 2016 г. Китай торжественно объявил, что стал вторым по величине внутренним рынком мира. Недавно в эту сторону стала сворачивать и Америка. Дональд Трамп, озадачив весь мир, делает ставку на поддержку внутреннего рынка и производства внутри США. Есть все основания думать, что это мировой тренд, некий новый путь. Может ли Россия им воспользоваться?
В начале января 2017 г. президент Владимир Путин подписал указ о необходимости резко сократить дефицит региональных бюджетов, который суммарно составляет астрономическую сумму в 2,5 трлн рублей. Но сократить расходы без увеличения доходов – значит просто увеличить социальную напряженность. Мы вдруг оказались перед той же дилеммой, с которой когда-то имела дело Индия. Теперь решить проблемы локальных территорий за счет перераспределения доходов невозможно. Нужно обеспечить внутренний рост этих территорий. Если удаленные муниципалитеты России окажутся в состоянии развивать сами себя, то наша страна станет самой богатой в мире. Потому что в наших руках самый большой природный капитал мира. Если же развивать территории изнутри невозможно, то нас ждут серьезнейшие испытания. Механизм местного развития, о котором мы говорили в этой статье, – это главная надежда на устойчивое развитие всей России.


http://www.globalaff…aloi-19366

Нынешнее состояние российской науки иначе как кризисным не называют, особенно в сравнении с ее заметной ролью и мировым влиянием в ХХ веке. Много сказано про разрушение научно-технического потенциала в постсоветское время, «утечку мозгов» и потерю интеллектуального капитала, многолетний дефицит финансирования, деградацию институтов и академий, нехватку лабораторий и оборудования для исследований, про падение престижа науки и сокращение общего числа ученых на фоне стремительного роста социального неравенства. Огромной проблемой является невостребованность результатов научных исследований российской экономикой и обществом. Реформирование науки и создание ФАНО пока не только не помогает решить накопившиеся проблемы, но напротив, приводит к еще большей деградации научной деятельности при усилении роли «наукометрии» и чиновников в работе Российской Академии наук. 
Другой аспект той же проблемы – слабая защита нашей интеллектуальной собственности. Чиновники вынуждают ученых публиковать результаты своих исследований в иностранных научных журналах, что позволяет транснациональным корпорациям практически бесплатно получать плоды интеллектуального труда российской науки, а при внедрении разработок нашим исследователям очень мало что достается. Это не добавляет мотивации делать свои научные работы публичными.
Не способствует развитию науки и недостаточная известность современных российских ученых в мире, и периферийный статус русского языка в научной литературе. Языком мировой науки после Второй мировой войны стал английский. На этом языке в основном осуществляется исследовательская деятельность и научные коммуникации, также как и оценка значимости результатов исследований и открытий. Соединенные Штаты лидируют по количеству Нобелевских премий, превосходя следующую за ними в нобелевской статистике Великобританию более чем в три раза, а замыкают четверку лидеров Германия и Франция. Почти половина университетов, давших миру нобелевских лауреатов, находится в США.
Правда, за четверть века человечество очень незначительно продвинулось в познании законов природы. Большинство достижений, включая открытие бозона Хиггса или расшифровку генома человека – это либо завершение начатых десятилетия назад исследований, либо практическое подтверждение гипотез полувековой давности. Мировая наука не демонстрирует в XXI веке таких же значительных открытий, как это было в прошлом столетии.
Приходится говорить не только о кризисе российской науки, но и о застое мировой фундаментальной науки в целом, хотя научное сообщество в ведущих экономиках мира финансируется лучше, чем в России и вряд ли может жаловаться на отсутствие интереса со стороны корпораций и государственных органов.
Построение фрактала, или что пошло не так?
Создание научной картины мира можно образно сравнить с построением фракталов динамических систем, например, с вычерчиванием множества Мандельброта или Жюлиа. Начальная точка такого фрактала соответствует нулю – то есть Незнанию. Затем год за годом, век за веком из научных открытий начинает формироваться огромное тело фундаментальных знаний и прикладных навыков, и возникает основная кардиоида мировой науки, вокруг которой выделяются специализированные области, меньшие по размеру, но связанные с ней. На этих узких областях выстраиваются свои очень сложные взаимосвязанные конструкции, повторяющие в меньших масштабах строение основного тела науки и детализирующие наши знания. Фрактал науки постоянно разветвляется, при этом каждый его следующий фрагмент в несколько раз меньше предыдущего, но для того чтобы его построить, требуется столько же ученых и специалистов и столько же усилий и средств, сколько было задействовано за все предыдущее время существования этой науки. Видимо, таково свойство Природы, которая любит фракталы, или замысел Творца (для тех, кому ближе эта гипотеза).
«Наука всегда неправа. Она не в состоянии решить ни одного вопроса, не поставив при этом с десяток новых», – говорил  Бернард Шоу. Проверка всех высказанных гипотез и построение нового «фрактала» научной картины мира требует таких энергетических и финансовых ресурсов, которыми человечество просто пока не располагает. Получение новых знаний с каждым годом становится дороже и дороже, ученых нужно все больше и больше, а стоимость экспериментов и оборудования может исчисляться миллионами или даже миллиардами долларов, как, например, Большой адронный коллайдер в ЦЕРНе. Для дальнейшего прорыва в естественных науках требуются колоссальные средства на новые исследования и подтверждения научных идей, включая эксперименты за пределами Земли, а самое главное, необходимо время (несколько поколений ученых), но экономические реалии требуют прибыли «здесь и сейчас».
Это ограничивает общее развитие науки в основном теми областями, в которых открытия становятся прибыльными бизнес-идеями. У экономики свои законы, поэтому сейчас средний срок финансирования исследований составляет всего три года, хотя историческая практика показывает, что для научного открытия зачастую требуются десятилетия.
К тому же западная демократия поставила все дорогостоящие государственные программы в зависимость от электоральных циклов. Поддержка избирателей, необходимая для получения или сохранения власти, заставляет политиков, парламенты и правительства склоняться к популизму и решать тактические задачи, поэтому траты на фундаментальную науку в развитых странах сокращаются в относительном (к величине ВВП), а иногда и в номинальном выражении. В государственных бюджетах нет «лишних» денег на науку, да и тратить огромные средства с непредсказуемым результатом, рискуя экономическим ростом или социальной стабильностью при отсутствии экзистенциальных внешних угроз, никто из политиков не хочет.
Неправильная наука и «библиометрика» по Хиршу
В идеале любое научное исследование состоит из трех компонентов: 1) постановка задачи, 2) объективный эксперимент с получением результатов, и 3) неоднократное повторение испытаний для подтверждения, то есть воспроизводимость опыта. Но современная наука отходит от этого идеала.
Проектный подход, используемый при субсидировании науки, например, в США и в Великобритании, мотивирует в основном те исследования, которые могут принести экономическую выгоду компаниям либо выполнить идеологический заказ власти. При таком подходе фундаментальная наука даже в развитых странах оказывается в общем-то бесполезной, хотя все еще остается «статусной» для ведущих университетов и крупных исследовательских центров. Но даже им приходится объединять финансовые ресурсы и участвовать в совместных программах, чтобы проводить исследования на необходимом для современной науки уровне. У небольших университетов и институтов такой возможности практически нет. Удорожание экспериментов привело к тому, что во многих областях науки ученые занимаются математическим моделированием и последующей корректировкой компьютерных моделей для того, чтобы результат вычислений соответствовал полученным в ходе эксперимента данным.
Поскольку денежные ресурсы ограничены, научная деятельность все больше зависит от грантов, выделяемых государственными агентствами или частными корпорациями. Исследования коммерциализируются, а значит грантодателям необходимы критерии оценки самих ученых и эффективности их работы. Так появились рейтинги университетов и индексы, например, индекс Хирша (h-index), основанные на количестве публикаций ученых или групп исследователей и объеме цитирования этих публикаций. Индекс Хирша и цитируемость необходимы для привлечения финансирования. Чем выше рейтинг и индекс цитирования, тем больше шансов у конкретного ученого или университета получить грант. Особенно актуально это стало, когда регуляторы ужесточили требования к банкам в отношении кредитных рисков, что отразилось в правилах Базель III и в американском законе Додда-Франка. Достаточно много работ стало невозможно финансировать, привлекая банковские кредиты, поэтому главную роль в распределении грантов получили крупные межправительственные организации или федеральные агентства, такие как National Science Foundation в Соединенных Штатах или European Research Council и European Research Coordination Agency в Евросоюзе.
С одной стороны, такой «индексный» подход решает проблему временного интервала между совершением открытия и началом его использования в экономике (не все ученые доживают до реализации своих идей), а с другой – заменяет реальную результативность исследований упрощенной наукометрикой.
Количество публикаций становится основным критерием значимости научных работ и мотивирует ученых больше заниматься «раскрученными» темами и отказываться от важных для развития науки, но малоизвестных широкому научному сообществу направлений, где количество цитирований будет минимальным. Успех современного ученого на Западе измеряется в полученных им суммах грантов, в количестве статей, опубликованных в статусных научных журналах, и в цитируемости этих работ.
Конкуренция за гранты принимает гипертрофированные формы и отражается на качестве исследований. Больше ценятся статьи с данными об успехах, поскольку неудачные эксперименты могут поставить крест на научной карьере, хотя отрицательный результат – тоже результат, значимый для науки. Наукометрика приводит к увеличению числа весьма заурядных публикаций, где мало новизны, зато нет риска неудачи, а ученые иногда вынуждены подгонять результаты под ожидания тех, кто их исследования финансирует, чтобы написать о достижениях и получить средства на продолжение работ. Такая «формула успеха» позволяет ученым встраиваться в систему, но на пользу науке явно не идет.
Чтобы избежать закрытия лабораторий, руководители исследовательских групп вынуждены с каждым годом направлять все больше заявок на гранты, перегружая этим систему распределения денег. Доля поддерживаемых грантодателями прошений составляет в разных областях от 10 до 20%, остальные отклоняются. Многие профессора жалуются, что тратят до половины рабочего времени на составление заявок на гранты. Человеко-часы на подготовку документации для федеральных агентств складываются в столетия. Так, австралийские ученые недавно подсчитали, что на составление грантовых заявок они потратили в общей сложности 500 лет. Руководители научных групп в США, многие из которых являются авторитетами в своих областях, тратят на грантовую документацию до 42% рабочего времени, которое просто потеряно для науки. Согласно данным European Research Council четверть средств, выделяемых на исследования, «съедается» бюрократическими процедурами.

Проведенный не так давно метаанализ эффективности научных исследований показал, что 85% мировых затрат на науку приходится на бесполезные и плохо спланированные исследования. Про критерий воспроизводимости результатов вспоминают нечасто, поскольку на рутинное повторение экспериментов просто нет денег. В современной науке возникло даже такое негативное явление, как «кризис воспроизводимости». Небрежно сделанные работы объявляются «революционными», а качество методов редко проверяется. Так, например, статистика показывает, что до 30% влиятельных исследовательских работ в области медицины впоследствии оказываются ошибочными или малозначимыми.
Вывод из всего этого неутешителен: в то время как российская наука старела и сжималась в анабиозе, западная наука под руку с бизнесом водила хоровод вокруг достижений прошлых поколений ученых.
Парадоксы Черной Королевы
«Нужно бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте, а чтобы попасть в другое место, нужно бежать вдвое быстрее». Эти слова, сказанные Алисе Черной Королевой, очень точно указывают, что именно нужно делать, чтобы научные знания вновь стали факторами производства и перевели мировую экономику на новый технологический уровень.
Пока же мир пытается совершить технологическую революцию, не создав современную научную основу для этого, а лишь стараясь коммерциализировать и социализировать научно-технические достижения прошлого. Даже «великий инноватор» Илон Маск использует ракетные двигатели и носители, созданные по технологиям полувековой давности. В 1899 г. именно электромобиль впервые в истории автомобильного транспорта достиг скорости 100 км/ч, а электромобили XXI века отличаются от прототипов XIX века лишь дизайном и некоторыми дополнительными функциями.
Бизнес и государство как главные грантодатели оказывают заметное влияние на развитие современной науки и в чем-то ограничивают свободу деятельности ученых. Происходит концентрация прикладных научных исследований в информационных технологиях, в топливно-энергетической сфере, биомедицине, в телекоммуникациях, то есть там, где есть перспективы получить прибыль, в десятки раз превышающую общие затраты на НИОКР. И делается это, к сожалению, в ущерб естественным наукам, вплоть до полного прекращения работ в ряде областей. В гуманитарной сфере дела обстоят еще хуже, поскольку коммерциализировать идеологию лучше всего умеют государства, поэтому гранты в основном идут на исследования, либо не противоречащие позициям властей, либо подтверждающие правильность их политики в глазах социума и избирателей. И только конкуренция политических течений вносит разнообразие в гуманитарную сферу.
Роль людей науки в обществе снижается, у молодежи нет мотивации становиться учеными, получающими такую же зарплату, как работники торговли или рабочие на предприятиях, при перспективе постоянно клянчить гранты. Кумиры молодежи создаются в спорте и шоу-бизнесе.
Но рост мировой экономики не должен остановиться из-за такой пустяковой причины, как застой в фундаментальной науке. Постиндустриальная эпоха – это ничто иное как финансиализация рынков, увеличение доли услуг (и развлечений) в структуре ВВП при бурном развитии информационных технологий и массовом выводе промпроизводства в развивающиеся страны. Когда в политике и экономике начинают доминировать социальные и коммерческие технологии, правительства и транснациональные корпорации стараются повсеместно навязать новую мифологию, уводя прогресс в сторону и призывая население отказываться от собственности в пользу удобств, тем самым превращая граждан в люмпен-потребителей. Современное школьное образование настроено на производство «грамотных потребителей», а Болонская система в вузах выравнивает стандарты под единую планку и одновременно разрушает их в угоду рынку, делая знания фрагментарными и снижая общий уровень высшего образования.
Средневековая формула «Наука – служанка богословия» трансформируется в ангажированность ученых, получающих гранты за «подтверждение» мифов и доказывающих, например, теорию глобального потепления из-за выбросов диоксида углерода, хотя планета пережила много циклов потепления и похолодания, роста и снижения концентрации СО2 в отсутствие человечества или при крайне незначительном объеме производства в доиндустриальные эпохи. Разрушение озонового слоя атмосферы «неправильными» фреонами объявлялось в конце ХХ века катастрофой мирового масштаба, но вот и фреоны давно уже заменили на «правильные», а озоновые дыры почему-то не исчезают. Ошибочные и, возможно, намеренно искаженные научные заключения, положенные в основу Киотского протокола, а затем и Парижского соглашения по климату, сдерживают глобальное экономическое развитие и становятся инструментами политического давления.
Еще больше мифов создается в области «зеленой» энергетики. Хотя у всех возобновляемых источников (ВИЭ) низкая плотность потока энергии, что означает крайне малую эффективность солнечной и ветровой энергетики в сравнении даже с обычной тепловой, в Европе ВИЭ позиционируется как альтернатива атомной энергетике. При этом умалчивается, что производство солнечных панелей и аккумуляторов для электромобилей наносит непоправимый экологический ущерб, а эксплуатация электромобилей требует дополнительной генерации электричества, две трети которого вырабатывается в Европе на тепловых электростанциях путем сжигания миллионов тонн каменного угля и природного газа. Парадокс, но электромобили сейчас в два раза грязнее и опаснее для экологии Земли, чем обычные автомобили с бензиновыми двигателями. И так будет до тех пор, пока доля атомной энергетики не достигнет хотя бы 50% всей энергогенерации планеты. Но сегодня ядерная энергия составляет в ней лишь 9%, а доля электростанций на угле, мазуте и газе – 70%.
«Слыхала я такую чепуху, рядом с которой это разумно, как толковый словарь!» – говорила Черная Королева. Главным фетишем мировой экономики становится «цифровизация» и ее «хайп» – малоэффективная и энергозатратная технология «блокчейн».
Хотя прошло достаточно много времени с момента внедрения информационных технологий в промышленное производство, миру так и не представлено веских доказательств того, что цифровизация способна резко поднять производительность труда в промышленности и ускорить темпы экономического роста. Зато массированной рекламой нам пытаются доказать, что цифровизация станет основой «Индустрии 4.0», то есть запустит «четвертую промышленную революцию». При этом умалчивается, что «цифру» нельзя надеть, «цифрой» нельзя согреть дома, больницы и школы, «цифра» не заменит транспорт и дороги, «цифрой» не утолить голод и не вылечить заболевания.
Блокчейн объявлен светлым будущим торгово-финансовой сферы, но его адепты забывают рассказать, что это регресс самой философии Интернета и в сравнении с платежной системой Visaчудовищная по своей неэффективности технология, когда миллионы компьютеров во всем мире загружены решением одной и той же задачи получения кода верификации и постоянной проверкой единой цепочки одних и тех же транзакций, которую все эти миллионы компьютеров копируют и обновляют на своих дисках, быстро заполняя машинную память терабайтами одинаковой на всех информации. Каждому участвующему в расчетах криптовалютами необходимо хранить у себя дома гигантские массивы данных обо всех транзакциях, совершенных в прошлом и реализованных в будущем всеми участниками системы, поскольку передача данных на облачные сервера и внешние дата-центры означает конец децентрализации.
«Зеленые», критикуя заявления президента Трампа по поводу Парижского соглашения о климате, упускают из вида, что на майнинг биткоинов уже тратится 37 тераВт/ч электроэнергии, что соответствует выбросу 22 млн тонн углекислого газа в атмосферу и около 3 млн тонн оксидов серы и азота. Таков «вклад» майнеров в экологию нашей планеты. К тому же криптовалюты, позволяющие проводить анонимные расчеты – настоящая находка для преступных группировок, занимающихся продажей наркотиков, вымогательством, торговлей человеческими органами и другими незаконными операциями. А блокчейн можно отнести к технологиям «цветных революций», потому что именно он позволяет определенным группам в ситуации хаоса, падения государственной власти и гражданской войны осуществлять расчеты и гарантировать доказательства своих прав на собственность до момента победы новой власти или установления контроля со стороны иностранной державы.
Повсеместное внедрение «цифры» способно принести колоссальную прибыль корпорациям, поскольку появление возможности анализировать гигантские массивы неупорядоченных данных – Big Data – помогает принятию стратегических бизнес-решений, открывает перспективы для «Интернета вещей» и повышает эффективность продаж продуктов и услуг, а Data Mining(глубинный анализ данных) становится источником дохода, сопоставимым с разработкой реальных горнорудных месторождений.
Людям внушают, что им не нужна собственность на вещи и даже вещи как таковые, а нужны лишь функции этих вещей. Зачем, например, иметь собственную машину, которая большую часть дня стоит на стоянке (часто платной) и которую нужно обслуживать и страховать, если есть Uber и прочие агрегаторы таксомоторных услуг? Или зачем покупать в собственность квартиру или дом, выплачивая за него всю жизнь ипотеку, если можно взять жильё в аренду? По сути, это новое переосмысление идеи Эриха Фромма «Haben oder Sein» – «Иметь или быть?».
«Сначала раздай пирог, а потом режь его», – говорила Алисе Черная Королева. Потребности людей станут удовлетворяться системой, знающей о человеке, его привычках и даже мыслях абсолютно всё. Как раз для выявления потребности людей в этих функциях вещей и для продвижения и навязывания товаров и услуг и получает коммерческое развитие «цифровизация», распространение гаджетов и соцсетей. Интернет вещей – «умные» холодильники и телевизоры – становятся домашними шпионами. «Скажи ему что-нибудь! –  воскликнула  Черная  Королева.  –  Ведь  это смешно: пудинг говорит, а ты молчишь!»
Нас убеждают, что успех бизнеса – это следование стилю FAANG (Facebook, Apple, Amazon, Netflix, Google), на базе которого будет создан «великий дирижер» системы. Той системы, что станет главным бенефициаром цифровизации. Классическая формула Маркса: «деньги – товар – деньги штрих» превращается в формулу джентльменов удачи: «деньги ваши – будут наши».
Денег в финансовом мире сейчас намного больше, чем свежих научных идей, но бизнесу интереснее играть в «казино» и поддерживать мифы, а не развивать фундаментальную науку, потому что современная мифология и модели потребления приносят прибыль и формируют денежные потоки в «правильном» направлении, а провалы «эффективного менеджмента» и коллапс пузырей легко списать на очередной кризис. Инвестиционному бизнесу (а не ученым) удается привлекать средства под какие угодно обещания без должного научного обоснования. В случае удачи прибыль делится между предпринимателями и инвесторами, а убытки в случае неудачи несут вкладчики и собственники капитала, купившие паи фондов. Так, например, распиаренная Tesla Motorsгенерирует миллиардные убытки своим акционерам, но ее капитализация от этого не страдает. Ученым в этом плоском мире только и остается, что биться за гранты и уповать на индекс Хирша.
Выйти за горизонты познания
Исследователи длинных экономических циклов (волн Кондратьева) отмечают неравномерность совершения и внедрения научных открытий, а процесс появления инноваций является дискретным во времени. Предыдущий длинный цикл завершается, и человечество уже живет в ожидании нового технологического устройства, но остается вопрос, запустит ли цифровизация очередную промышленную революцию и сменится ли постиндустриальная эпоха в развитых странах на неоиндустриальную, если научная основа для этого так и не получит развития. Еще меньше перспектив будет у человечества создать что-то принципиально новое, если глобализированная мировая экономика распадется на противоборствующие кластеры и погрязнет в конфликтах и протекционизме. Сверхзадачи, стоящие перед современной наукой, столь масштабны, а технические проблемы настолько сложны, что решить их можно, лишь объединив усилия большинства государств, корпораций и всего научного сообщества. Иначе реального прорыва не будет, сколько ни произноси слово «блокчейн».
Прогресс человечества теперь зависит не только от деятельности ученого сообщества, но и от внешнеполитических усилий ведущих держав. Доступный наблюдению барионный мир составляет лишь 4% Вселенной, остальное – это темная материя (22%) и темная энергия – 74% объема Вселенной. Современные знания о мире пока не позволяют понять природу темной материи и темной энергии и использовать на практике эти знания. Конечно, «нельзя объять необъятное», но чтобы заново понять, что такое вещество, энергия, пространство и масса, государствам следует концентрироваться на приоритетных для себя направлениях, а затем делиться полученными знаниями. А главным помощником ученых станет искусственный интеллект, который как раз и сможет выявить невидимые закономерности и объединить междисциплинарные знания и опыт миллионов исследователей.
Но мечты о человечестве, отбросившем меркантилизм, политические интересы стран и финансовые интересы элит и объединившемся для продвижения науки  – это утопия и ненаучная фантастика. Человеческую природу быстро не изменить. Мир обречен на конкурентную борьбу с малопредсказуемыми последствиями. Поэтому главным драйвером науки и в России, и в Китае, и на Западе будет оборонно-промышленный комплекс. Именно ОПК, который в нашей стране финансируется государством на приоритетной основе, может стать главным заказчиком исследований в естественно-научных сферах и в области искусственного интеллекта. С таким «дирижером» и у российской науки есть перспективы стать частью глобального процесса получения новых знаний в физике, химии, математике и пр. и всерьез заняться работами над созданием искусственного интеллекта. А то, что российская наука отстала в последнюю четверть века от мировой, это не страшно, поскольку и мировая наука пока далеко не продвинулась.


http://www.globalaff…auke-19353

— Сколько раз в Швеции охотились за русскими подлодками?
— Только между 1980 и 1995 годами было зарегистрировано 6437 наблюдений русских подводных лодок. В 2014 году, во время последнего инцидента, поступило около 300 сигналов от населения за одну неделю. Я бы сказал, что в сумме наберется около 10 тыс. наблюдений. Это огромное дело. Если посчитать по теории «шести рукопожатий», получается, что каждый швед знает кого-то, кто видел русскую субмарину. То есть это большой культурный феномен. Об этом писали каждую неделю, говорили на телевидении, невозможно даже подсчитать, какое количество статей я лично прочел — тысячи.
— Вы пишете, что построили русскую подлодку из «Лего» в детстве.
— Безумная сторона состоит в том, что подлодка, которую я построил тогда — на гусеничном ходу,— появилась и в фантазиях шведских военных моряков, хотя никогда и не существовала. В 1982 году была большая охота за подлодкой во Хоршфьaрден: военные оцепили весь фьорд, но она исчезла. Тогда они послали ныряльщиков, и те увидели множество борозд на дне. Это послужило доказательством того, что там была не одна, а шесть подлодок: три подлодки-носителя и три мини-субмарины на гусеничном ходу. Борозды, которые они увидели, были, конечно, следами от якорей — любой гражданский ныряльщик мог бы это понять. Однако военные держали информацию под грифом «секретно» и продолжали быть уверены, что там должны были быть субмарины каких-то новых типов.
— Сколько из этих 6437 случаев подтвердилось?
— Ни одного.
— А по официальному мнению военных?
— Они могут позволить себе сказать что угодно. Если спросить шефа флота, он скажет около пяти. Если спросить шефа авиации, он скажет ни одного. Если спросить министра обороны Петера Хультквиста, он скажет сотни — что угодно. Один из офицеров — участник охот за лодками в 80-х говорил мне, что история с подлодками — это уникальный случай, когда человек, сомневающийся в чем-то, должен предоставить доказательства для сомнений.
— Когда были первые наблюдения?
— Еще 50–60-е годы. В 1966-м была первая большая охота за подлодкой, ее засекли глубоко в территориальных водах Швеции — естественно, это оказалась оптическая иллюзия. Потом была пауза до 1980-х, а затем начался период политической турбулентности в Польше, и СССР организовал масштабные маневры на Балтике. Кажется, тогда они напугали Швецию гораздо больше, чем Польшу. Люди начали видеть самолеты, перископы.
— Но настоящая волна началась после инцидента с реальной подлодкой С-363?
— Да, в 1981 году все считали, что она точно была шпионом. Факт же состоит в том, что залив, в котором она застряла, был таким мелким, что она вообще не смогла бы там погрузиться. Шпионить на такой подлодке в этом районе было невозможно, они не могли бы попасть туда по своей воле. Не существует никаких доказательств того, что они были на шпионском задании. На подлодке тогда было 56 человек. Прошло уже 36 лет, и шведы очень настойчиво пытались выпытать у этих людей, в том числе деньгами, что они там делали на самом деле. Однако ни один не изменил историю, которую они рассказывали изначально. Это была просто дикая ошибка в навигации.
— Должна ли Швеция бояться России?
— Моя книга о том, что очень многие шведы уже боятся России. Всегда интересно копаться в том, во что все верят.
Мы слышим очень много разговоров, официальных заявлений, довольно слабых теорий, но мой вопрос был: в чем же состоят твердые свидетельства того, что мы должны бояться России?
И я не слишком-то много нашел их, честно говоря. Я включил в свое исследование период с 1946 года до наших дней и не увидел никаких свидетельств того, что России может быть интересна Швеция вообще.
— Насколько эта идея популярна в шведском обществе?
— Если посмотреть в исторической перспективе, она движется волнами и никогда не пропадает. Каждый раз, когда Россия делает что-то в другой части мира, многие шведы думают, что то же самое произойдет в Швеции. Нельзя сказать, что эта идея появилась ниоткуда, тем не менее она довольно безумна, на мой взгляд. Если посмотреть на международные опросы, например Transatlantic Trends, шведы всегда были на самом верху списка стран, где негативно относятся к России — 79% в 2016 году. Процент больше, чем в Финляндии и прибалтийских странах, которые находятся гораздо ближе к России и имеют больше исторических оснований для опасений.
— С чем это может быть связано?
— В Швеции было несколько волн паранойи, которые были совершенно необоснованны, однако власти так никогда и не разобрались с ними, и никто официально не заявил, что это были просто вспышки массовой истерии. Первая случилась сразу после Второй мировой войны, она касалась «ракет-призраков». Она была колоссальной, и при этом никто не говорит о ней сегодня. Тогда СССР занял ту часть Прибалтики, откуда нацисты запускали свои ракеты V2, и люди были очень взволнованы. В 1946-м над Северным полушарием прошел очень мощный метеоритный дождь, и шведская пресса опубликовала массу статьей о том, что это, возможно, были «ракеты Сталина». Началась массовая истерия, и за три месяца лета 1946 года было зафиксировано в сумме 997 таких «ракет-призраков». Журналисты со всего мира приезжали в Стокгольм и писали о «ракетном вторжении» и о том, как Сталин использует нейтральную Швецию в качестве полигона для нового вооружения. Это было чистое безумие.
— Как отреагировало шведское командование тогда?
— Логичной реакцией было бы признать, что произошла вспышка массовой истерии. Однако, по всей видимости, шведский генералитет сам верил в эти ракеты. В 1946 году военные изучили каждый из инцидентов и выяснили, что 800 из них были точно метеоритами. Но так как они не могли объяснить все инциденты, и они сделали логически неверное заключение, что что-то точно было. Вы говорите в России «Нет дыма без огня»? Эта обычная присказка полностью логически неверная: чем больше людей утверждают что-то, тем больше людей верят в это. Так начинается психологическая эпидемия. В Швеции закрепился образ, будто Россия постоянно нарушает наши территориальные границы. Теперь Россия посылает дроны. Дроны — это подводные лодки современности. Сообщения о дронах появляются каждую неделю. О четырех инцидентах сообщалось в медиа, один получил очень большую огласку в прошлом году. Могут ли они долететь до Швеции? Разве что из Калининграда до Готланда, а потом они должны были бы разворачиваться обратно. То есть это даже теоретически невозможно. Как же получается, что люди постоянно их видят? Их невозможно заснять на пленку, их нельзя засечь на радаре. Только шведские военные могут их увидеть каким-то образом — это что-то вроде снежного человека или лесных троллей.
— Какие доводы приводят шведские военные в пользу того, что Россия может напасть?
— Когда задаешь простые вопросы, вроде этого, всегда получаешь очень развернутый ответ. Например: «Возможно, Россия не хочет оккупировать Швецию, но она может напасть на прибалтийские страны».
Есть документ, опубликованный Шведской Королевской академией военных наук в 2011 году. В нем рассматривается сценарий нападения России на Прибалтику. Далее излагается довольно сложная теория: если Россия нападает на прибалтийские страны, русские будут ожидать контратаки со стороны НАТО. Самолетам НАТО, в свою очередь, потребуется преодолеть шведское воздушное пространство для ее нанесения. Швеция предоставит им эту возможность, и тогда русские захотят иметь базу ПВО на их пути. Для этой цели идеально подходит шведский остров Готланд (он находится в центре Балтики, между континентальной Швецией и Калининградской областью.— П. С.). В связи с этим война в Прибалтике начнется с того, что Россия попытается захватить Готланд. Эта теория получила кодовое название «Авианосец Готланд» и выглядит довольно надуманной. Однако проблема состоит в том, что, когда речь заходит о России, военным перестают задавать серьезные вопросы. Они продолжали развивать эту идею в политических кругах на протяжении долгого времени, и в результате им удалось закрепить ее как реалистичную. Требовалась только искра, и после событий на Украине военные немедленно выступили с идеей военного укрепления Готланда.
— То есть Швеция видит себя в качестве защитника прибалтийских стран от России?
— После распада СССР Швеция очень сильно повлияла на развитие вооруженных сил в этих странах: туда поставлялось вооружение, проводились тренировки персонала. Также многие шведские офицеры имеют прибалтийские корни, в частности, человек, который сформулировал идею «Авианосец Готланд» — Карлис Неретникс. В книге я цитирую его выступление на Алмедален (крупнейший политический форум в Швеции, проводится на острове Готланд каждое лето.— П. С.), где он рассказывает о сценариях нападения России. К примеру, он говорит о том, что русские могут спрятать оружие и военных во фрахтовых контейнерах на грузовых судах. Они пересекут море, и раз — из контейнеров выкатывают танки и вертолеты, будут захвачены Готланд и Блекинге. Очень странная идея — люди, которые работают в генштабе и разведке, считают, что подобная операция невозможна даже теоретически.
— Почему шведы не создали атомную бомбу, если рассматривали советскую угрозу всерьез?
— Они пытались — идея о шведской атомной бомбе существовала. Они создали программу по мирному и военному использованию атомной энергии, и мы были одной из первых стран, где построили атомный ректор — он был неподалеку от Стокгольма. Но добывать плутоний оказалось чересчур затратно, это бы отняло почти 10% от всего оборонного бюджета. Тогда мы обратились к американцам. В США посчитали затраты и ответили, что даже если они дадут шведам плутоний, все остальное — системы, ракеты, бункеры — обойдется настолько дорого, что для НАТО будет лучше, если Швеция вложит свои деньги в развитие ВВС и флота. Тем не менее американцы пообещали, что в случае атомной войны Швеция будет под их атомным зонтиком.
— Швеция и так обладает самыми сильными вооруженными силами в Скандинавии. Почему страна, которая всегда заявляла о своем мирном статусе, имеет столь хорошо подготовленную армию?
— Шведская политика нейтралитета была основана на идее того, что мы сможем производить собственное вооружение и не быть зависимыми от США и Великобритании. Нам была нужна сильная индустрия, и связь индустрии и правительства всегда была очень плотной. Это очень старая традиция. Рабочие места, независимая оборона и развитие технологии — три базовых элемента политики социал-демократов. И ВПК предоставлял все три элемента. Во время холодной войны у нас была четвертая по размерам авиация в мире. Шведские вооруженные силы всегда были мотивированы на случай угрозы с востока, это основная причина их существования. Когда ее не стало в 90-е, в шведском обществе велись серьезные дебаты о том, нужны ли нам вооруженные силы вообще. Сейчас ВПК составляет 0,5% валового продукта, однако по традиции правительство считает это направление максимально важным. К примеру, 17% от бюджета на исследования идет в ВПК.
— Может быть, в этом состоит разгадка: для развития индустрии после войны шведским военным был нужен враг, и им стал СССР?
— Они использовали это, безусловно, однако моя точка зрения состоит в том, что они боялись даже больше, чем использовали этот страх. Сохранилось множество документов, дневников, и можно увидеть — они действительно боялись того, что русские могут напасть. Сложно привязать это к какой-то логике, этот страх наполнял все общество. В руководстве страны часто находились люди, которые пытались сбалансировать ситуацию. В этом состоит отличие сегодняшней политики от политики времен холодной войны: тогда существовал баланс между генералитетом, который всегда продвигал идею настороженности к России и политиками, которые желали притормозить военных.
В современной Швеции все направлено в одну сторону, сильнее, чем в 50-х. Все политические силы говорят об опасности России, все хотят еще больше вооружиться, даже Левая партия и зеленые. Суммы, о которых сейчас говорят в парламенте — 80–90 млрд крон, на самом деле больше, чем инвестировалось во времена холодной войны, с учетом инфляции.
— В книге вы пишите о «бронированном треугольнике» в руководстве страны. Что он собой представляет?
— Многие шведские военные сразу после окончания службы начинают работать на компании ВПК. Это касается и политиков. В США существует правило revolving doors — своего рода карантин, отделяющий политику от бизнеса, однако в Швеции таких правил нет. К примеру, Стефан Левен, наш бывший премьер-министр, на следующий день после отставки уже работал в информационном отделе Saab. Существует множество примеров, когда министры и генералы перепрыгивают между этими тремя зонами. Многие политики — бывшие военные или находятся в браке с военными, это сравнительно узкий круг людей. И можно сказать, что этот «бронированный треугольник» получил очень много от страха последних лет. Сейчас все партии готовы повысить бюджет на оборону, говорят о повышении до 2% ВВП — практически об удвоении. И эти деньги поступают в индустрию. Неожиданно, но Швеция — первая в Европе по затратам на каждого военнослужащего.
— Но что Россия получит от нападения? Что говорят военные?
— Они не идут так далеко. Им и не надо, потому что у них нет оппозиции. Это происходит, когда одна группа владеет какой-то темой и дебатирует сама с собой достаточно долго без «адвоката дьявола», и ее не тревожат.
— В 90-х СССР распался, и тем не менее в руководстве Швеции все равно остались люди, которые верили в возможность нападения России.
— Да, это был Карл Бильдт и многие офицеры ВМФ. Еще будучи молодым политиком, в 80-е он построил свою карьеру на страхе перед подлодками. В 90-е, уже на посту премьер-министра, он сделал нечто, что стало одной из самых позорных ошибок, которые совершало наше правительство. Тогда военные закупили новые гидрофоны и еще не научились ими как следует пользоваться. В результате моряки записали множество звуков животных. А Карл Бильд к тому моменту уже 12 лет говорил о том, что русские подлодки нарушают шведские границы, и когда он получил рапорт о записи подозрительных звуков в акватории, он сразу послал официальную ноту протеста Ельцину. К моменту, когда Ельцин должен был писать ответ, специалисты ВМФ уже поняли, что это были куницы, которые играли рядом с гидрофоном.
— Если Россия не станет делать резких шагов во внешней политике, изменят ли шведы свое мнение о нас?
— В шведских медиа существует устоявшаяся позиция относительно всего, что делает Россия. Когда была встреча НАТО в Варшаве, генерал Петер Павел (председатель Военного комитета НАТО.— П. С.) дал интервью Reuters по поводу возможности российской агрессии в Прибалтике. Он сказал, что не существует никаких данных, которые подтверждали бы эту возможность. Цитировалось повсюду, кроме Швеции. Это как с Винни Пухом: если человек ищет монстра, он везде видит только монстров. Я бы сказал, что, пока сохраняется украинский вопрос, ничто не сможет повлиять на шведское восприятие и дебаты. Все завязано на Украину.


http://www.globalaff…rinu-19301

1. Как только Эрдоган начал свою операцию в провинции Арфине, так президент Сирии Асад моментально официально осудил вторжение турецких войск в Сирию. Вот вам соответствующая ссылка на это: Асад назвал нападение Турции на Африн свидетельством ее поддержки террористов

"Грубое вторжение Турции в сирийский город Африн связано с той политикой турецкого режима, которую он проводит с самого начала сирийского кризиса. Ее основой является поддержка терроризма и различного рода террористических структур", - сказал сирийский руководитель.

2.  Как только Эрдоган начал свою операцию в провинции Арфине, Иран потребовал от Турции разъяснения операции турецких войск в Арфине. Вот вам соответствующая ссылка и по этому вопросу: Иран потребовал от Турции немедленно прекратить операцию в Африне

Власти Ирана призвали Анкару незамедлительно прекратить военную операцию на территории Сирии, назвав ее помощью террористам. Ведение боевых действий, отмечают в Тегеране, усугубляет кризис в приграничных регионах Турции и Сирии. "Ситуация в Африне может содействовать реализации планов террористов в северной Сирии", - заявил представитель МИД Ирана.

По мнению Джульетто Кьезы, журналиста и эксперта по геополитическим сценариям, у которого наша газета взяла интервью, не Россия угрожает миру, а именно США ищут любого подходящего предлога, чтобы восстановить свою позицию превосходства. Летальное оружие в руках Москвы, по мнению руководства Пентагона, — это подводная лодка-дрон, имеющая размеры мини-подлодки и способная транспортировать единственное сложное устройство «чудовищной силы» весом в 100 мегатонн. Она называется «Статус-6 AUV».
— «Россия готовит заключительное оружие». Об этом сообщил Пентагон, который объявил о повторном запуске своего ядерного плана. Что происходит? Может быть, российская экспансия нагоняет страх?
— Пентагон и ЦРУ уже говорят фантасмагорические вещи, не имеющие ничего общего с реальностью. Что такое «заключительное оружие», никто не знает, в том числе и они сами. Значит, это только предлог. Как и российская экспансия. О какой экспансии говорится? О территориальной? Не думаю. О политической? Если этим вы хотите сказать, что престиж России в мире определённо растёт, значит, Америка просто не хочет смириться с потерей своего международного престижа.
— Мы накануне мирового столкновения?
— Уже очевидно, что мы идём к открытому конфликту. В Европе только глупые люди, прицепившиеся к вашингтонской повозке, могут делать вид, что не видят этого. Имперская власть Соединённых Штатов упала до самой низкой точки. Но они не хотят воспринимать других как равных себе собеседников. Они ведут себя, как игрок в шахматы, который разбивает доску, увидев, что ему грозит очевидное поражение. Проблема для всех нас – в том, что этот проигравший чрезвычайно хорошо вооружён и сошёл с ума.
— Может быть, Соединённые Штаты ищут оправдания тому, что они хотят открыть новую эру ядерного оружия?
— Угроза ядерного столкновения уже существует. Они кричат «волки, волки!», потому что сами готовятся применить это оружие, но они ещё не уверены, что смогут нанести ядерный удар, не получив такого же разрушительного ответа. Когда они будут в этом уверены, они его применят.
— Это уже холодная война, когда каждый показывает мускулы и самое мощное оружие?
— Термин «холодная война» больше не соответствует ситуации. Холодная война шла, когда было идеологическое противостояние. Сейчас Соединённые Штаты имеют дело с державами, которые больше не намерены позволять собой командовать. Я говорю, например, о России, Китае, Иране. Теперь из противостояния нет выхода, если только Вашингтон не согласится разделить мировую власть с другими.
— Может быть, в конце концов, российская атомная бомба – это всё равно что знаменитое химическое оружие Саддама Хусейна?
— Повторяю, «окончательного оружия» не существует. Это Соединённые Штаты сейчас его создают – оно называется баллистическая противоракетная система. Это и есть то, чем они занимаются. Окружение России, расширение НАТО на восток нужно для того, чтобы расположить эту систему вблизи от российских ракетных пусковых установок. Она будет в состоянии поразить российские ракеты на взлёте. Но Россия располагает «ядерной триадой», часть которой составляют стратегические атомные подводные лодки. Пока Пентагон не найдёт способа засечь и уничтожить их все, Америка рискует получить ответный разрушительный удар. Поэтому атаковать не будет. Но мы все сидим на пороховой бочке. И добавлю ещё только одно: первые российские ракеты в случае американской атаки поразят Европу. И Италия станет главной мишенью. Только глупые люди могут думать, что мы спасёмся.


https://izborsk-club.ru/14800