Украина и украинско-российские отношения

Так, на прошлой недели, как известно, американский Конгресс впервые предложил выделить 150 млн долларов на «летальное» перевооружение армии «незалежной». Чуть ранее Пентагон в лице первого замминистра обороны Боба Уорка заверил Киев в том, что «США по-прежнему настроены на серьезную поддержку независимости и территориальной целостности Украины».
До этого — 26 февраля — было странное заявление от Госдепа с обвинениями в адрес ополченцев в нападении на представителей миссии ОБСЕ в Донбассе. Хотя на самом деле имела место очередная провокация с украинской стороны.

И — наконец — нельзя не упомянуть недавний доклад по правам человека в мире, который был представлен непосредственно госсекретарем США Рексом Тиллерсоном. В нем Россия обвиняется в том, что якобы участвует в снабжении и инструктаже ополченцев на Украине.
При этом Минских соглашений для американского дипломатического ведомства, будто не существует… Или Киев их давно выполнил. Ни слова о блокаде Донбасса. Ни слова об обстрелах мирных жителей ДНР и ЛНР.
Значит ли это, что новая администрация, чтобы спасти от полного банкротства «украинский проект» предшественников, захочет придать ему новый антироссийский импульс?
Этот и другие вопросы «СП» адресовала политологу Дмитрию Дробницкому:
— Одно уточнение. Законопроект, который внесен в Конгресс США на прошлой неделе, на самом деле, не о том, чтобы продавать Украине летальное вооружение. Он о том, что в два раза — с 350 до 150 млн долларов — сокращается военно-техническая помощь Соединенных Штатов Киеву. Просто для того, чтобы, так сказать, «подсластить пилюлю» один из представителей Пентагона сказал, что, возможно, часть оставшихся денег может пойти и на летальное оружие.
Пока что конгрессмены больше озабочены тем, где взять 54 млрд. долларов — по всем сусекам скребут — на увеличение оборонного бюджета, обещанное Трампом.
Что касается Госдепартамента и отношения ко всем этим украинским делам…
Проблема состоит в том, что на сегодняшний день в ведомстве, по сути дела, «полтора землекопа» из новой администрации. Это, собственно говоря, сам Рекс Тиллерсон. И Никки Хейли, имеющая статус члена кабинета, но постоянно отвлеченная на ООН, как представитель США в этой международной организации.
Больше людей, назначенных новой администрацией — непосредственно самим Тиллерсоном — там нет. Все остальные — так называемые неполитические назначенцы. Но в той или иной степени, это все равно креатуры старой администрации.
У Тиллерсона как бы нет людей, на которых можно опереться. Отсюда пока не очень понятно, когда он закончит формирование своего окружения. И когда он сможет разобраться со своим ведомством.
Задача эта достаточно непростая.
«СП»: — В чем сложность?
— Мы знаем, в частности, что почти тысяча сотрудников Госдепа написали так называемое «письмо несогласия» в адрес, соответственно, и госсекретаря, и президента Трампа, в котором выразили недовольство политикой нового руководства страны по миграционному и по целому ряду других вопросов.
В принципе, в подобном способе общения с командой президента нет ничего необычного — для США это обычная практика. Но тысяча недовольных, это очень много. Это люди, которые открыто сопротивляются любой возможности новой политики. Поэтому Тиллерсон сейчас фактически внешнюю политику США не ведет.
Он, конечно, с кем-то встречается, осуществляет какие-то контакты, что-то еще делает… Но в действительности власти в Госдепартаменте он не имеет. И мне это очень сильно напоминает ситуацию с Хиллари Клинтон образца 2009−2010 гг., потому что тогда она тоже была отстранена от ведения внешнеполитических дел.
Поэтому чего-то серьезного ожидать от этой американо-украинской встречи, я думаю, не стоит.
Да и общая ситуация в Штатах сейчас довольно нервная. В стране, как известно, продолжается политический кризис. Трамп обвинил своего предшественника Обаму в прослушке телефонов. И даже назвал его «больным парнем». Одновременно продолжаются атаки на людей из окружения самого Трампа. Последней «мишенью» стал генпрокурор Джефф Сешнс, как известно.

В подобной ситуации политического кризиса сформировать какие-то стройные ориентиры достаточно сложно, особенно на внешнеполитической арене. Подозреваю, что именно с этим связано то, что после трех встреч на высшем уровне Тиллерсон внешнеполитических шагов не делал.
То есть, новая администрация сейчас находится в сложном положении. Поэтому ожидать, что как-то серьезно изменится ситуация по Украине или на каком-то другом направлении, нет смысла.
В связи с этим возникает вопрос и по Минским договоренностям. Что с ними делать?
«СП»: — Ну, для начала, Штатам, если они, как утверждают сами, заинтересованы в мирном урегулировании конфликта в Донбассе, следовало бы заставить Киев их выполнять?
— Дело в том, что эти договоренности принципиально спроектированы — увы! — таким образом, что с обеих сторон они интерпретируются по-разному. И не имеется никакой возможности (во всяком случае, мы не видели этому доказательств) действительно объективно оценить, кто их выполняет, а кто нет. И российскому руководству, и внешнеполитическому ведомству это должно уже стать понятно.
Поэтому, готовясь к тому времени, когда новая администрация и, в частности, новый госдепартамент обретут свое собственное лицо, России бы неплохо в этом вопросе подумать над своей стратегией.
Пока, как мне кажется, нет никакой. Минские соглашения сами по себе, это не стратегия. Это всего лишь некие промежуточные договоренности. Которые с какой бы стороны не были нарушены, каждая из сторон конфликта будет интерпретировать по-своему. Это доказано опытом после их заключения.
Поэтому встречается там кто-то с госсекретарем или не встречается, главная проблема в том, в чем здесь состоит стратегия России. Каким образом мы собираемся действовать?
Потому что если бы такого рода внятная позиция была выработана, то гораздо легче было бы разобраться в ситуации.
Более того, на мой взгляд, Минские соглашения были составлены в расчете на то, что как только они начнут выполняться — существовала такая иллюзия — часть санкций с России будет снята. Это определенное такое требование элиты российской — снятие санкций…
Так вот, до тех пор, пока мы будем думать, что часть выгоды России в любой международной сделке, это снятие санкций, у нас дела не пойдут. Потому что на самом деле эти санкции будут оставаться, как рычаг давления.
Нам вообще следует отказаться разговаривать на тему санкций. Сирию ли мы рассматриваем, Украину ли мы рассматриваем, договор по РСМД или что-то еще… как только возникает слово" санкции" все, мы это не обсуждаем.
«СП»: — Глава МИД РФ Сергей Лавров, мне кажется, уже неоднократно давал понять, что наша страна никогда не унизится до просьбы снять санкции…
— Будем считать, что это хороший знак. Но я исхожу из заявлений, которые делают западные политики.
Здесь можно сколько угодно заниматься буквоедством и смотреть, что такое юридически эти минские соглашения. Но фактически — это выполнение обеими сторонами украинского конфликта неких действий, в результате чего с России будет снята часть санкций.
Во всяком случае, наши иностранные партнеры видят это так. Поэтому продолжение разговора о минском формате, без выработки какой-либо стратегии по этому вопросу, будет постоянно продуцировать некую неопределённость.
«СП»: — Достаточно давно ходят разговоры о возможном присоединении к «нормандскому формату» американцев. Это что-то изменит?
— Опять же, нужно иметь в виду два момента. Во-первых, что внешнеполитическое ведомство США на сегодняшний день не сформировано. То есть, штатно оно вполне укомплектовано, но эти люди не представляют новую администрацию в своем подавляющем большинстве. Второе: вопрос не в том, что придет кто-то и все поправит… Вопрос в том, что Россия из этой ситуации хочет получить? Какова ее стратегия?
Понимаете, высказывание озабоченности по поводу неоднозначной оценки выполнения минских договоренностей, это тоже не стратегия. Это все слова дипломатические. Что Россия хочет в результате получить? Какой она видит ситуацию через пять лет? Через три года? Через год? Через шесть месяцев?
Этого стратегического видения я сейчас не наблюдают.
На мой взгляд, это — повторю — связано исключительно с тем, что вступая в переговоры по Юго-Востоку Украины, значительная часть российской элиты надеялась на то, что двустороннее выполнение этих соглашений приведет к частичному снятию санкций. И отсюда пошла вся проблема. Потому что в результате появились соглашения, которые на поверку оказались абсолютно не верифицируемые объективно. И каждый раз, когда возникает следующий какой-то виток разговоров об Украине, с западной стороны звучат заявления о том, что мы не снимем санкции, пока не будут выполнены Минские соглашения.
Потому отталкиваться от них и основываться на них нельзя, просто исходя из практического опыта. Бесполезно в сотый раз делать одно и то же и ждать какого-то результата.
«СП»: — А Украине чего стоит ждать от предстоящих переговоров в Вашингтоне?
— Ну, какие-то личные дивиденды Климкин, конечно, попытается получить. Сделает, наверняка, много групповых фотографий с влиятельными конгрессменами и дипломатами американскими. Получит — понятно — заверения в том, что США поддерживают территориальную целостность Украины… и т. д. и т. п. Так, во всяком случае, постановил Конгресс, и, естественно, ни один политический деятель, ни один дипломат американский не может против этого идти.
Другую позицию мог бы заявить президент США Трамп, но для этого ему нужно сначала вступить в переговоры с Россией, чего он не сделал. А России для этого нужно сформулировать, что она из этой ситуации хочет получить, каково ее видения данной ситуации…
Так что, Украина, если что и получит, то исключительно моральный бонус, который, конечно, будет пиариться максимально. В смысле денег, ей останется только надеяться на европейские структуры, на МВФ — отчасти.
Потому что целевая помощь от США предусмотрена только в сторону сокращения. Там деньги нужны сейчас на другие нужды.
Но даже если и получит, допустим, Украина огромный финансовый бонус, для нее это ровным счетом ничего значить не будет. «Незалежная», как говорят наши западные партнеры — это «failed state», несостоявшееся государство, которое не контролирует свое правительство, не контролирует свою территорию, во многом не контролирует свои вооружённые формирования. Сколько в него денег не вкладывай, самому государству, и самое главное его народу, лучше не станет.

Проблема современной Украины заключается не в режиме, который насадил оголтелое украинство, а в украинстве, которое взяло такую силу, что смогло вплотную подойти к захвату власти и настолько впечатлить Запад, что тот помог украинским шовинистам ее оседлать.
Нынешний украинский режим, вполне возможно, падет, а может быть, лишь трансформируется. Но вот украинство — идеология отрицания национальной и культурной общности великорусского и малороссийского народов, принципиальной враждебности ко всему русскому, собственной вожделенной "принадлежности к Европе" и готовности за это выполнять для Запада самую грязную работу — точно останется.
И если ему как мировоззрению и политическому проекту ничего не противопоставить, оно будет и дальше набирать силу. Тем более что спрос на Западе на все, что направлено на разрушение России и русского народа, будет оставаться высоким.

Важные для России и русских вопросы

У меня нет окончательного рецепта подхода к этому вопросу — он может быть выработан только общими усилиями. Проблема, однако, заключается в том, что его серьезного обсуждения не наблюдается.
Сегодня в основном обсуждаются тактические политические детали: что думают об Украине, причем в сугубо прикладном плане, немцы, американцы или поляки; кто из политиков и как должен был себя повести, но не повел; от кого и что ждали, но не дождались; кому и как стоило бы себя проявить сейчас, но он себя, скорее всего, именно так не проявит.

Другое дело — наше собственное самоопределение по проблеме Украины и украинства. Что такое современная Украина сама по себе и для России?

Кто такие украинцы для граждан России вообще и для той их преобладающей части, которые считают себя русскими? Как нам относиться к украинским русским, которые в силу давящих обстоятельств и собственной слабости пошли по пути украинизации? Что будет означать для России и русских возможный возврат украинских элит к здоровому национальному самосознанию, и какие формы оно может принять в современных обстоятельствах?

Некоторые исторические подсказки

В Российской империи существовало мировоззренческое течение — "украинофильство". Изначально оно не было враждебно России и русским, не являлось сепаратистским, а лишь исходило из некой "двусоставности" России, утверждало особую роль Малой Руси в общерусской истории и культуре и имело целью развитие региональной малороссийской самобытности.

Но оно довольно быстро — не без внешнего, понятно, участия — трансформировалось в то самое антироссийское и русофобское украинство, о котором было сказано выше. Потом никогда не бывает так, как прежде. После того, что произошло в отношениях между украинцами и русскими за последнюю четверть века, наше отношение к ним, да и к самим себе, русским, уже никогда не будет прежним. Да этого и не требуется. А вот что требуется, так это реалистично, отставив в сторону стереотипы, взглянуть на историю, на сегодняшний день, провести от них линию в будущее.

Можно, конечно, вслед за автором "Повести временных лет" в силу традиции продолжать говорить о Киеве как о "матери городов русских", но важно вникнуть в то, какое значение вкладывал в эту фразу Нестор-летописец: Олег объявлял Киев "метрополией" (от греч. μήτηρ — "мать" и греч. πόλις — "город"), то есть столицей владений, доставшихся ему в княжение, утверждал понятие о централизации как единственно возможной форме существования государства. Потом такой столицей стал Владимир, затем — Москва, Петербург, опять Москва.
Киев для нас останется столицей централизованного русского государства — Киевской Руси, но, собственно, пращуром русских городов пусть все же будет основанная, как мы сегодня знаем, раньше него, в 753 году, древняя Ладога. От кого ведут свое родовое начало русские города в Сибири? Расскажите там нашему мужику, что они ведут свое начало от Киева, и услышите, что он вам ответит. А русские города Новороссии — разве они не дети Санкт-Петербурга?
Не очень веря в концепцию триединства русского народа (а перед лицом событий 1991-го и последующих лет в нее можно только верить — эмпирически она не подтверждается), я никогда специально не искал в ней противоречий. Недавно, однако, мне бросилось в глаза ее явное расхождение с близкой мне мыслью Льва Николаевича Гумилева о битве на Куликовом поле как отправной точке формирования собственно русского этноса. Помните: "Пришли москвичи, серпуховчане, ростовчане, белозерцы, смоляне, муромляне и так далее, а ушли с него — русские"? Немаловажно, конечно, добавить сюда и западно-русских князей и воинов из Брянска, Полоцка, Друцка… Но с земель Малой Руси там если кто и был, то в личном качестве. Верю, что и потомки его, несмотря на все исторические перипетии, навсегда остались русскими.

Не повторять ошибок и преодолевать украинство в себе

Многовековое пребывание народов Западной и Южной Руси под польско-литовской и австро-венгерской оккупацией, их подверженность в тот период жесткому религиозному и культурному переформатированию не могли остаться без губительных для них последствий. Заданный их формированию в качестве "самостоятельных" этносов антирусский вектор не был полностью преодолен ни в Российской Империи, ни в СССР.
Вновь подстегнутые извне в конце XIX века и лишь ненадолго заторможенные в середине века XX, на рубеже тысячелетий разделительные процессы между теми, кто называет себя украинцами и русскими, стали полностью необратимыми и привели к сегодняшней трагической реальности. Близко к "точке невозврата", к величайшему сожалению, находятся и действительно братские в прошлом связи белорусского и русского народов.
Белоруссия, однако, — это очевидно иная тема, здесь присутствует гораздо больше, чем в случае с Украиной, факторов, работающих на сохранение между нами если не единства, то хотя бы общности.

Что же касается Украины и украинцев как последователей украинства, то здесь политика должна проводиться без скидок на прошлую "дружбу народов": нам слишком дорого уже обошлись и еще обойдутся политкорректность и прямое попустительство. При этом там необходима особая открытость ко всему русскому, всяческая его поддержка, но не такая, какой была поддержка так называемых "соотечественников", которые с началом известных событий осенью 2013 года просто исчезли.

Главное же, чего требует от нас углубляющийся кризис на Украине, — это последовательное преодоление тех черт внутрироссийской и конкретно русской политики, которые, как это ни печально, перекликаются с корнями украинства. Это западничество, пренебрежение многовековой отеческой традицией, попытки подмены народного начала политическими конструкциями, а также банальная национальная ограниченность, вызванная плохим знанием своей собственной страны и своего собственного народа.

Если мы сами останемся до конца русскими, то в исторических местах Киева у нас всегда будет по-особому биться сердце. Этого, однако, мало для сохранения общности с нашими давними, но не очень добрыми, соседями. Надо, чтобы и у них, особенно у живущих на Украине русских, так же благоговейно, как у нас, с мурашками по спине, билось сердце на Соборной площади в Кремле. Будет так или нет, на самом деле только наполовину, причем на меньшую, зависит от России.

Можно с уверенностью предположить, что недоверие продолжит характеризовать отношения между Россией и НАТО, и даже если взаимодействие между ними в целом улучшится — если оно вообще может ухудшиться — оно может не принести конкретных результатов в краткие сроки. Основанный на фактах подход к ситуацией с обороной в Европе должен определить дальнейшие изменения в силовой структуре и позиции США. К несчастью, за последние два года обсуждение данного вопроса лишь косвенно зависело от реального положения дел, так как анализ военной угрозы со стороны России определялся политическими интересами и задачами. Обсуждение это проводилось в среде, свободной от фактов, либо натыкалось на неспособность властей, давным-давно отвыкших от столкновения с Россией в качестве серьезного противника, усвоить избыток новой информации. В последнее время Соединенным Штатам не удается одержать верх в геополитическом противостоянии с Россией; придумать, как сменить динамику в этих враждебных отношениях США тоже не смогли.
 
Как и ее предшественнице, новой администрации придется сформулировать свою политику в отношении России на фоне последствий кризиса европейской обороны; это является как шансом исправить положение, так и возможностью наделать новые ошибки. Чтобы прийти к успеху, администрация должна основывать свою стратегию не на возможностях России, тревоге отдельных членов НАТО или политическом раскладе среди правящих кругов США, а на четком понимании баланса европейской обороны и российской военной мощи.

Россия не теряла времени зря
 
Российская армия, с которой имеют дело США в 2017 году — уже не те плохо вооруженные и организованные войска, что вторглись в Грузию в августе 2008 года. Ровно поэтому масштаб и возможные последствия текущего кризиса куда значительнее того, который унаследовала администрация Обамы в 2009 году. Благодаря реформам, начатым в октябре 2008, и программе модернизации, оцененной в 670 миллионов долларов, вооруженные силы стали одним из наиболее надежных орудий российской национальной мощи. Россия расформировала бесполезные советские призывные войска, собрала вместе то, что заслуживало внимания и создала куда меньшие по численности, но куда более способные вооруженные силы. Общий размер российских войск растет, их число уже превышает девятьсот тысяч человек, а в рамках государственной программы перевооружения устаревшее снаряжение заменяется на новое или обновленное.
 
Реформы и вливания столь необходимых финансовых ресурсов восстановили боеспособность российской армии, хотя и не полностью, и не равномерно. Способность Москвы сохранить текущий уровень трат стоит под вопросом, учитывая низкие цены на нефть, экономический спад и западные санкции. Тем не менее, Россия решила урезать остальные траты в пользу затрат на оборону. Были сокращены программы закупок, но Москва сохранит нынешние траты на обновление ядерного арсенала и дальнобойного вооружения, стремясь поддержать войска на текущем уровне. В действительности, прекращение поставок ключевых компонентов, производимых оборонной промышленностью Украины и Европы нанесло наиболее существенный урон модернизации сил российской обороны (приведя к задержке от пяти до семи лет в 2014 году).
 
Бюджет российской обороны устойчиво рос, пока не достиг пика в 4.2% ВВП в 2015 году. С тех пор он претерпел относительный спад, хотя вероятнее всего так и будет превышать 3.7% ВВП — траты куда более значительные, чем у европейских союзников США. Вероятнее всего, российский бюджет не может поддержать такой уровень трат, вынуждая власти выбирать между закупкой оружия, проведением операций и обеспечением качества личного состава. Тем не менее, текущая программа модернизации окажет долгосрочный результат на состояние российской армии в 20х годах.
 
В конечном итоге, Россия сможет обеспечить такую армию с учетом некоторых разумных сокращений, и даже если ее бюджет обрушится, существенный рост мощи российских вооруженных сил нельзя рассматривать в качестве временного скачка, который США могут просто переждать. Российский генштаб сосредоточился на подготовке войск с использованием внезапных проверок боеготовности, совместных учений, масштабных перебросок и ежегодных учений по исполнению стратегических операций. Начиная с воздушных сил и заканчивая ядерными подлодками, российская армия стремительно вернула боеготовность, невиданную с 1990х.
 
Справедливости ради, численность этих войск не сравнить с советским гигантом, с которым столкнулось в Европе НАТО. Тем не менее, большинство союзников США в Европе либо дали своим вооруженным силам ослабнуть, либо вообще отказались стандартных средств ведения войны, предпочтя исполнять нишевые функции в альянсе. Соединенные Штаты тоже сократили свои армию и флот до уровня, не слишком соответствующего возросшей угрозе столкновения между государствами, которая подразумевает необходимость сдерживания мощных стран и поддержания обширного числа союзников для противостояния тем государствам, которые желают пересмотреть текущий мировой порядок. Это положение тоже не может продлиться долго, и требует переосмысления долгосрочной политики и возвращения стратегической дисциплины в Вашингтон.
 
На что способна российская армия?
 
Будучи евразийским континентальным государством, большую часть российской мощи составляют наземные силы, призванные компенсировать преимущество западных стран в воздухе. Российская армия может воевать в одиночестве. Разработка новых семейств вооружений, начатая в СССР в 80х, была закончена, и они распространяются среди вооруженных сил, делая возможными точечные удары на большом расстоянии, обеспечивая противовоздушную оборону и существенное увеличение эффективности на уровне отдельных солдат.

В настоящий момент Россия может выставить порядка 40 или 50 тысяч солдат в краткие сроки, включая десант и спецназ, а также бронированные и механизированные пехотные соединения. Говоря кратко, в случае непредвиденных обстоятельств у себя на границе страны, российские вооруженные силы вероятно сумеют оказаться на месте первыми с решающим преимуществом, чтобы перехватить инициативу и обеспечить свое превосходство.
 
Тем не менее, численность российских наземных сил составляет максимум 300 — 350 тысяч человек по самым щедрым оценкам, и им не хватает резервов. Поскольку они могут развернуть лишь долю от своего общего числа, российские войска не приспособлены к оккупации существенной территории или восстановлению потерь в наступательных операциях. Это очень быстро стало очевидным во время операции на Украине, приведшей к растяжению сил, сменявших друг друга на Донбассе. Эти ограничения говорят о том, что Россия не угрожает существованию европейских стран или даже Украины, но может силой навязать свою волю соседним странам, и когда Москва угрожает это сделать, ее заявлениям следует верить. Таким образом, российские войска являются мощным орудием принуждения.
 
Российская военная доктрина, выраженная в виде набора концепций под общим названием «Военное Дело Нового Поколения», демонстрирует отчетливое стремление проводить свои интересы путем использования ассиметричных методов и не совсем традиционных подходов. Москва осознает ограничения своей материальной мощи и предпочитает избегать дорогостоящих традиционных операций, вместо этого добиваясь своего через политическую борьбу, использование специальных войск и прочие непрямые методы. Также произошел существенный сдвиг в пользу системы сдерживания иными способами помимо ядерных, основанной на дальнобойном оружии традиционного типа и средствах борьбы в тех областях, в которых Россия готова принять ответные меры — таких, как компьютерная или информационная. Это свидетельствует о формировании новой стратегии, в которой преимущество отдается гибкости, скорости и сохранению запасных вариантов на случай эскалации, чтобы обеспечить возможность контролировать поле боя с использованием относительно малочисленных сил.
 
Уроки, усвоенные на Украине и в Сирии были учтены при дальнейшем развитии российской армии. Российские войска все еще находятся в экспериментальной стадии, и на них повлияли как беспорядочные реформы, так и напряженный темп военных операций за прошедшие два года. Некоторых частей армии еще не коснулась модернизация, но Россия вложила существенные средства и пожала плоды в таких ключевых областях, как ядерное вооружение, противовоздушная оборона и дальнобойное управляемое ракетное вооружение. Мобильность российских войск тоже находится на отличном уровне. Столкновения на Украине и в Сирии продемонстрировали, что даже «приемлемой» боеспособности российских войск с лихвой хватит, чтобы расправиться с любой из бывших советских республик на границе России, и даже выдержать краткие и интенсивные бои с равноценным противником вроде НАТО. России будет сложно занимать целые государства, однако она может уничтожить их вооруженные силы и готова захватывать части прилегающих территорий.
 
Европейская оборона: жизнь в интересные времена
 
Оценка военных возможностей каждого заставит задуматься, однако все это — лишь гипотетические сценарии. Новая российская армия все еще участвовала в масштабных боях. Россия занимает восьмую часть суши, при этом ее армия достигла возможно наименьшего размера за последние столетия. Большое значение имеет то, где она размещает свои силы, поскольку это говорит о том, с кем и как Россия намерена воевать. Между 2009 и 2014 годами, Россия расформировала или отвела многие из располагавшихся у границ Украины и стран НАТО частей к центральному и северному военным регионам.
 
Российский флот готовится когда-нибудь оставить базу в Крыму, при этом игнорируя регион Балтии. Сейчас это трудно представить, но когда-то в Калининграде располагались сотни танков, а не единственный батальон Т-72Б, находящийся там сейчас. В связи ли с нежеланием провоцировать НАТО, или же из-за более значимых приоритетов в иных местах, нет никаких свидетельств того, что российская военная реформа была вызвана намерением развязать войну в Балтии.
 
В изменившейся военной позиции России на европейском театре есть четыре различимых тренда: переброска существенных сил для окружения Украины, восстановление наземных и морских сил в Крыму, возобновление морских и воздушных военных операций и общая модернизация, распространившаяся на силы близ Балтии.
 
С учетом опыта, полученного на востоке Украины, российский генштаб начал переосмысливать свою военную позицию и структуру. Между поздним 2014 и ранним 2016 Россия объявила о возвращении своих бригад на границы Украины. Москва создает три новые дивизии, окружающие Украину в том, что министр обороны Сергей Шойгу назвал «юго-западным стратегическим направлением.» Хотя это подается в качестве ответа на действия НАТО, на деле Россия стремительно строит вокруг Украины базы, модернизирует тактическую авиацию, обновляет инфраструктуру и готовится воплотить в реальность планы по размещению вокруг страны к северу от Крыма существенной и постоянной военной группы.
 
Российские соединения размером с дивизию, полное формирование которых требует некоторого времени, являются полезным показателем того, где российская армия намеревается проводить боевые операции в будущем. В западном военном регионе собираются существенные силы на случай значительного обострения конфликта с Украиной. Само собой, эти силы мобильны, и при наличии некоторого времени вполне могут быть развернуты в Балтики в полной боеспособности.
 
Захватив Крым, Россия вернула контроль над наиболее стратегически ценной территорий на Украине. С полуострова, дальность российских противокорабельных и, в меньшей степени, противовоздушных оружейных систем покрывает большую часть Черного Моря. Российские войска включили в свой состав бывшие украинские части, большая часть которых переметнулась, и планомерно обновляет их снаряжение новыми системами, такими как прибрежные ракетные батареи С-400 Триумф и Бастион-П. Черноморский флот был возрожден, в его состав вошли два новых многоцелевых фрегата, ракетные корветы, патрульные корабли и шесть дизельных подлодок. Этот флот не только является наимощнейшим в Черном Море, но может и направить некоторую часть этой мощи на восточное Средиземноморье.
 
Хотя его может легко заблокировать Турция, российский гарнизон в Сирии со своими собственными наступательными возможностями означает, что восточное Средиземноморье больше не находится в безраздельной власти американских морских сил. Несмотря на концентрацию политики на Балтии, самый существенный сдвиг баланса вооруженных сил произошел на южной периферии НАТО, с вероятными последствиями для всего региона, поскольку новые классы российских кораблей носят дальнобойные ракеты для ударов по наземным целям, способные достичь большей части Европы или Ближнего Востока.

Российской авиации и бомбардировщикам дальнего действия волна модернизаций тоже пошла на пользу, однако их операции в Сирии продемонстрировали больше слабостей, чем достоинств. Москва использовала свои воздушные силы в кампании намеренных провокаций против стран НАТО, и даже континентальной территории США. Цель таких действий — вынудить европейцев все больше нервничать из-за поведения России и заставить из стремиться к переговорам, а в том, что качается Штатов, задача — заставить их воспринимать Россию всерьез и вынудить их оценить последствия эскалации, к которой приведет американское вмешательство на Украине или в Сирии против находящихся там российских сил.
 
Вероятнее всего, эта кампания достигла желаемого результата, но в то же время она привела к существенной смене направления американским военным истеблишментом в сторону подготовки к возможной войне против России в Европе. Подобно огромному кораблю, однажды развернувшись и начав воспринимать Россию в качестве полноценной угрозы, американский военный истеблишмент проведет следующие несколько лет, с подозрением относясь к любому действию Москвы. Такие партнеры НАТО как Швеция или Финляндия, обеспокоенные поведением России, тоже переосмысливают вероятность своего вступления в альянс. Россия получила чуть больший результат, чем намеревалась. Ее военная деятельность не обошлась и без практических последствий — существенное напряжение во время боевых операций привело к потере Россией девяти самолетов в связи с чередой инцидентов на протяжении 2015 года.
 
Наиболее серьезной угрозой для вооруженных сил США (помимо ядерного оружия) являются российские подлодки, которые, хоть и составляют лишь пятую часть от подводного флота СССР (сорок пять или пятьдесят боеспособных единиц), возобновили свою деятельность после долгого отсутствия в морских глубинах. США обладают технологическим превосходством в области подводного флота — преимущество, существенное для американских сил в целом, но это превосходство постепенно сходит на нет и продолжит стираться без финансовых вложений. Россия остается наиболее технологически оснащенным противником США в том, что касается подводного флота, и, хотя у нее есть не так много боеспособных ядерных подлодок, у США их тоже не в избытке, поскольку их число растянуто до предела.
 
Тем не менее, НАТО пользуется огромным географическим преимуществом — под его контролям находятся такие природные контрольные точки, как морской проход между Великобританий и Гренландией или Босфорский пролив, на которых можно ограничить доступ российских подлодок к морским глубинам. Восстановление ключевыми союзниками своих ресурсов для борьбы с подлодками — к примеру, закупка Британией и Норвегией P-8 (противолодочных самолетов — прим. перев.), или реактивация воздушной базы Кефлавик в Исландии — позволит существенно уменьшить уязвимость. Эта как раз та область, в которой имеют значение технические возможности. Союзники могут существенно помочь делу общей безопасности, и помочь защитить как свою территорию, так и территорию США, вопрос лишь в том, насколько они готовы это делать. Ответ на этот вопрос остается по большей части разочаровывающим.
 
Одержимость Балтией: реальная проблема или политическая привычка?
 
НАТО сделало угрозу Балтии своей центральной проблемой, но это является скорее вопросом внутренней политики альянса, нежели реальной военной проблемой, с которой США имеют вероятность столкнуться. Нет никаких признаков того, что у России есть военные планы в отношении Балтии, и большая часть ее поведения свидетельствует о нежелании рисковать существенными потерями и участием в дорогостоящем конфликте. Тем не менее, если бы Россия захотела захватить Балтию, НАТО не слишком подготовлено, чтобы это предотвратить. Еще большей проблемой в данном случае является разнообразие нетрадиционных методов ведения войны, к борьбе с которыми альянс столь же неподготовлен.
 
В том, что касается внутренней политики альянса, Соединенные Штаты сделали все, необходимое для возвращения уверенности союзником и подтверждения серьезности своих обязательств — делать многое из этого США не было нужды. В отличие от стран Азиато-Тихоокеанского региона, у европейских союзников США нет особых альтернатив НАТО. Тем не менее, США еще только предстоит по-настоящему взяться за проблему сдерживания. Развертывание боевой бригады, разбитой среди шести стран в рамках реализации пакета ERI (European Reassurance Act — прим. перев.) стоимостью 3.4 миллиона долларов, и присутствие четырех многонациональных батальонов НАТО в Балтике — все это призвано сохранить спокойствие среди членов НАТО, а не переломить баланс военных сил, бесспорно склонившийся в пользу России.
 
Возможно, это и к лучшему, учитывая что вероятность попытки Россией захватить Балтию определенно является надуманной. Политический истеблишмент США — решение, находящееся в вечном поиске проблемы, и хотя готовиться к любым угрозам — признак прагматизма, угроза Балтии искажена политикой альянса, не слишком привязанной к полноценному анализу военного положения России. С точки зрения Москвы, принадлежащий России калининградский эксклав достаточно уязвим, а любые существенные силы США рядом могут представлять недопустимую угрозу, учитывая близость Санкт-Петербурга к границам НАТО. Вероятнее всего, Россия не меньше беспокоиться насчет Калининграда, располагающегося в пределах НАТО, чем НАТО беспокоится о своих балтийских членах.

Учитывая близость границ НАТО к одному из важнейших российских городов, нет никакой возможности обеспечивать сдерживание, не развернув на границе России настолько существенные силы, что это приведет к столкновению и той самой войне, которую они должны были предотвратить. Хорошая новость заключается в том, что Россия весьма серьезно воспринимает гарантии НАТО — возможное более серьезно, чем его собственные члены, в связи с чем она и вторглась как на Украину, там и в Грузию, чтобы не дать тем вступить в альянс. Вопреки популярному мнению, на протяжении многих лет не было не только увеличения российского военного присутствия в Балтии, но и уже размещенные там силы устарели и обладали низкой боеспособностью. Полное увольнение командования Балтийского флота в июле 2016 года, включая наземных офицеров, является объективным показателем того, что российский генштаб думает о боеготовности размещенных в Калининграде войск.
 
Сложно всерьез говорить о грядущем российском вторжении в Балтию, глядя на те скромные шаги, которые предприняли вооруженные силы страны для его проведения. Впрочем, это свидетельствует лишь о прошлом, но не о будущем.
 
Возможно Россия и отложила Балтию напоследок, но ее растущая военная мощь и развертывание новых военных средств — текущий процесс. Формирование Одиннадцатого Армейского Корпуса в Калининграде свидетельствует о том, что уже существующие соединения будут увеличены в размере, некоторые роты будут превращены в полноценные батальоны, и так далее. После того, как Россия окончательно избавится от подразделений SS-21 «Скарабей» в Калининграде, в течение следующего года или двух их место займут грозные Искандеры (SS-26), особенно учитывая то, что по всей России осталось всего два подразделения, которым еще предстоит сменить текущее вооружение на эту систему. То же может быть сказано и о противовоздушной обороне, для которых стандартом являются S-400 и более поздние модели системы S-300, боевая авиация и летательные аппараты с неподвижным крылом. Все это — логическое развитие российской модернизационной программы по замене устаревшего советского снаряжения более современными разработками.
 
Пусть новые подразделения, размещенные в западном военном регионе, и не направлены против Балтии, они обладают мобильностью и с высокой вероятностью предназначены для вторжения в Белоруссию. Это значит, в числе прочего, что в случае нужды они могут пробиться через Литву, чтобы добраться до Калининграда. Российской Шестой Армии у Санкт-Петербурга и находящейся неподалеку в Пскове дивизии десанта с лихвой хватит, чтобы разровнять балтийские государства. Хотя мало что говорит о том, что Россия готовит ударные войска для нападения на Балтию, даже уже существующих подразделений хватит, чтобы исполнить эту задачу. На фоне дальнейшей модернизации, наравне с ростом российских вооруженных сил, мощь боевой группы России в регионе будет только увеличиваться по сравнению с таковой НАТО.
 
Следующая администрация США должна подумать над правильной стратегией обеспечения сдерживания в Европе, но не ударяясь в крайности, особенно учитывая, сколько администрация Обамы уже сделала, чтобы успокоить союзные страны. Во главе угла такого подхода должно стоять разделение обязанностей, не только потому, что это постоянная проблема, но и потому, что Россия рассматривает военное присутствие США на своих границах как провокацию, и использует его в качестве орудия для внутренней пропаганды и мобилизации населения.
 
Российская мощь в сравнении
 
Несмотря на восстановление Россией своих вооруженных сил, Соединенные Штаты остаются куда более мощным государством. Даже если бы Москва была заинтересована в борьбе с НАТО за Балтию, Москва неспособна выдержать длительный конфликт традиционного типа с Соединенными Штатами — для этого ей не хватает ресурсов, резервов и войск для поддержания войны на несколько фронтов. Таким образом, затраты и риск эскалации существенно перевешивают любую предполагаемую выгоду. Соединенные Штаты — сверхдержава с глобальной армией; Россия таковой не является и не слишком стремится к столкновениям, в которых она может проиграть.
 
Москва может сравняться с Соединенными Штатами своим ядерным боезапасом, и всерьез соперничает с США в области компьютерной борьбы, но боевая мощь России ограничена пространством у ее границ. Кроме того, она представляет собой одинокое государство, со слабыми союзниками вроде Белоруссии и Армении. Соединенные Штаты, напротив, выигрывают от наличия обширной сети союзников, предоставляющих военные ресурсы или стратегически важную территорию, что дает преимущество перед тем, кто захочет оспорить текущий мировой порядок. Учитывая это, Соединенные Штаты должны определить свой подход следующим образом.
 
Восстановление системы сдерживания в Балтии — сложная задача. Она потребует не просто сил, которые задержат вторжение, но и сил, готовых на него ответить где-то еще на театре военных действий, чтобы сделать возможным сдерживание через гарантированный ответный удар. Это значит постепенную переброску боевой авиации, воздушных и морских сил на Европейский театр — достаточно близко, чтобы сделать возможным их использование, но недостаточно близко к российским границам, чтобы привести к эскалации. В Европе нет полноценных сил для сдерживания без заметного участия США, что означает присутствие на континенте войск, способных вести войну, а не только приободрять союзников. С учетом сказанного, расширение наземных сил в Европе не имеет особого смысла. Стратегия должна быть основана на возмездии, с использованием преимуществ в воздухе и на море. Это также сокращает затраты со стороны США и сохраняет гибкость войск для их возможного использования где-то еще в случае нужны.
 
Восстановление союзного ресурса и американского военного присутствия займет годы, так что на протяжении этого времени властям западных стран не помешало бы сохранять на публике спокойствие, вместо того чтобы паниковать из-за собственной уязвимости. В ближайшее время это не будет исправлено, а еще у НАТО отвратительный послужной список в том, что касается проведения запланированных трат. Возобновление боеспособности НАТО — работа для поколения. Постоянное указывание на то, как легко Россия может захватить Балтию ничего не делает для восстановления системы сдерживания. Если Соединенные Штаты желают продемонстрировать силу, им следует перестать без особой нужды указывать на собственную слабость перед лицом вероятного противника.
 
Чтобы иметь дело с Россией, Соединенным Штатам нужно куда лучшее восприятие себя самих. Америка не слаба. Просто Вашингтон не слишком разумно использует ее военную мощь и часто не может принудить разрозненный политический истеблишмент к последовательному ответу на долгосрочные угрозы. Оторванное от проблем, которые оно должно решать, руководство Америки уязвимо для влияния как со стороны союзников, так и со стороны противников. Опередить наш истеблишмент в том, что касается принятия решений — не слишком сложная задача; у России великолепно получилось задавать негативную повестку. Союзники в Европе тоже прекрасно научились изображать «даму в беде». Нескольких речей о том, как незаменима Америка в качестве лидера, обычно хватает, чтобы заставить Вашингтон раскошелиться на самооборону богатейших экономик мира.
 
Слабость, реальная и надуманная
 
Главная слабость Америки — не в недостатке военной или экономической мощи, но в неспособности ее руководства сформулировать стратегию и недостаточной информированности руководства для принятия важных решений, даже когда дело касается других ядерных держав. Военная мощь сама по себе не исправит этих фундаментальных слабостей в суждении, и не компенсирует недостаток проницательности и политической воли для исполнения тяжелых решений.
 
Российское руководство глядит далеко в будущее — преимущество, которое дает нахождение у власти в течение шестнадцати лет. Текущий конфликт может показаться ограниченным Украиной или имеющим значение только для европейской безопасности, но Москва мыслит системно. Проблема, которую должна решить эта администрация — стратегическая несостоятельность в глазах государств, подобных России. Если Соединенные Штаты продолжат сокращать численность своих вооруженных сил и траты на оборону, при этом расширяя свою сеть альянсов, в то время как мощь их союзников уменьшается в сравнении с мощью их противников, непосредственные причины для вызова со стороны последних не имеют значения. В конце концов, неудовлетворенное текущим положением дел государство проведет расчеты и придет к выводу, что Америке не хватает мощи и решимости, чтобы исполнить свои обязательства по альянсу. То, что это будет Китай, вероятнее, чем Россия. Проблема не в балансе вооруженных сил в Балтии, а в том, что положение США в международной системе кажется России шатким в значительной мере из-за принятых американским истеблишментом решений.


Сдерживание подразумевает вложения в основы военной и экономической мощи, а не только на залатывание щелей. Соединенные Штаты не могут решить эту проблему, купив новую пачку ракет и все более несусветных военных игрушек. Во главе повестки должна быть морская, наземная и воздушная мощь, а также модернизированный ядерный арсенал с составе структуры, способной бороться с нестратегическим ядерным оружием. В настоящее время Соединенные Штаты играют все сокращающейся колодой. Это означает необходимость наладить отношения с некоторыми противниками, чтобы продолжить борьбу с остальными. Администрация Обамы предпочла переосмыслить то, что касается Ирана, но вызов со стороны России, возможно, столь же важен. Ответ на него нельзя спустить на поводу выдающего желаемое за действительность заблуждения, что Россия — «слабеющая региональная держава».
 
Переговоры с позиции силы также подразумевают определение того, чего Америка хочет от России, и стремление обеспечить рычаги для воздействия на нее. В мире после Холодной войны, американский военный истеблишмент редко проводит переговоры с позиции силы; обычно он наращивает достаточную мощь, чтобы переговоры не требовались, и сидит без действия, рассчитывая, что противоположная сторона не выдержит. Элита, заправляющая внешней политикой, не желает устанавливать приоритеты или идти на уступки, в следствие чего раз за разом принимает решения по принципу «нужно делать хоть что-то». Первый пример: текущее политическое согласие о необходимости противостоять российскому влиянию везде, где только можно, в отсутствие реальной стратегии. Это привело к обильному заламыванию рук и бюрократической деятельности без каких-либо реальных результатов. Россия уважает военную мощь США, но это уважение не распространяется на американское руководство. Текущий подход оказался объективно неудачным, поскольку Москва уверенно одолела Соединенные Штаты как в противостоянии на Украине и в Сирии, так и в недавнем хакерском скандале.
 
Если целью является лишь восстановление отношений с Россией, новая администрация несомненно сумеет достигнуть договоренности по ограничению агрессивной военной деятельности. Это удовлетворит европейских союзников, но незначительные улучшения в духе отношений между странами не переживут неизбежных кризисов в будущем. Вашингтон должен найти наилучший способ прекратить восстание Москвы против международной системы и выделить ресурсы на реализацию принятой стратегии. Политика НАТО не ограничивается Россией. Стратегия в отношении России должна учитывать интересы и страхи союзников, но быть основанной на национальных интересах Америки. Это то равновесие, в котором сыграют роль как сдерживание и силовой авторитет, так и переговоры.
 
Время, когда можно было игнорировать Россию в качестве чего-то незначительного, прошло. Вера в готовность Америки в ответным действиям пошатнулась, как и ее кажущаяся решимость, в следствие чего Россия почувствовала, что может обратить эскалацию положения себе на выгоду. В настоящий момент у Москвы есть все причины полагать, что Соединенные Штаты боятся эскалации больше, чем Россия боится их ответных действий, а это значит, что она может расценивать дипломатические усилия США как исходящие с позиции нужды, нежели чем позиции силы. Это не должно отвратить власти от дипломатии, однако таковы прискорбные условия, с которыми им придется иметь дело. Предыдущая администрация нашла такое положение дел досадным и настойчиво наказывала Россию в рамках международной системы, рассчитывая, что это сработает в качестве принуждения. Этого не произошло.
 
У нового президента есть определенные преимущества. Россия не будет отталкиваться от допущения, что может позволить себе угрожать эскалацией, пока не оценит как следует новую администрацию. Если президент устремится к наращиванию силы и авторитета, он должен делать это в рамках последовательной стратегии которая вернет Москву в общий строй, нежели чем позволить американской политической элите снова удалиться от принятия каких-либо важных решений.