Казахстан & С А

Создатель «научного» фильма «Откочевники мертвой степи» Досым Сатпаев – из той же обоймы. Бывшему члену правления фонда «Сорос-Казахстан» и экс-директору казахстанского представительства Британского института по освещению войны и мира (IWPR) удалось даже добиться премьерного показа своей картины на телеканале КТК, 83,34% акций которого принадлежат Фонду Первого Президента Республики Казахстан – Лидера Нации, возглавляемому дочерью Елбасы Д. Назарбаевой. Среди консультантов фильма, кстати, присутствует и профессор Университета Мэриленд (США) Сара Кэмерон, автор упомянутой книги «Голодная степь. Голод, насилие и создание Советского Казахстана», которая просто пестрит фальсификациями.
Другие консультанты ей под стать: экс-президент фонда «Сорос-Казахстан» Мурат Ауэзов, в 60-е годы XX века являвшийся одним из организаторов неофициального объединения обучавшейся в московских вузах казахской молодежи «Жастулпар», которое было ликвидировано в связи с обвинением его членов в национализме; «жастулпаровец» доктор исторических наук Марат Сембин; бизнесмен, политик, меценат и спортивный функционер Эрлан Кожасбай, в 2012 г. задержанный в ОАЭ по запросу Интерпола, будучи обвиненным в хищении крупных денежных средств в период своего руководства департаментом материально-технического снабжения национальной компании «Казахстан Темир Жолы» в 2001 г.
Книга же «Сталинские кочевники: власть и голод в Казахстане» принадлежит перу научного сотрудника кафедры истории Восточной Европы Университета им. Гумбольдта (Берлин) Роберта Киндлера. В ней можно, например, прочесть, что «лишения, вызванные голодом, позволили большевикам реализовать свои притязания на власть и создать общество зависимых, к которому они стремились, когда начали коллективизацию. Советизация была осуществлена с помощью голода».
Подобная активизация потока псевдонаучных пропагандистских фальшивок говорит о том, что после «завоевания» Украины и втравливания ее в межнациональный военный конфликт следующей жертвой может стать Казахстан, где с подачи Запада пытаются сформировать «новую историческую память», основанную на обвинениях Москвы в проведении политики геноцида и притеснении казахов.



Сам факт голода, ставшего общей трагедией миллионов граждан огромной единой страны, безусловно, никто не отрицает. Но его трактовка как целенаправленного геноцида казахов является совершенно грубой манипуляцией историческими данными и просто откровенной ложью, направленной на стравливание казахов с другими проживающими в стране народами, прежде всего русскими, подрыв евразийской интеграции и сотрудничества Казахстана с Россией и чреватой разрушением самой казахстанской государственности.
Факты говорят сами за себя. Продовольственная помощь стала оказываться Казахстану в марте 1932 г. Всего в 1932-1933 гг. из Центра ему было отпущено более 3 млн пудов хлеба в качестве продовольственной помощи. Для предотвращения голода началась раздача скота. Из колхозов было роздано колхозникам в личные хозяйства 227 тыс. голов скота, из совхозов – 300 тыс. Почти все кочевые и полукочевые районы были освобождены от мясоналога. Эти меры прекратили распространение голода.
За 1933-1934 гг. было роздано колхозникам и откочевщикам еще 892 тыс. голов скота. Кроме того, в 1933 г. было принято решение оставлять для нужд колхозников половину молока, получаемого на колхозных товарных фермах. Заодно колхозы освободили от хлебозаготовок на 1935-1936 гг., единоличников – на 1935 г., мясозаготовки сократили на 50% и на 1935 г. освободили от сельхозналога.
Принимали голодающих и делились, чем могли, жители Киргизии и Южного Урала. Так, в голодные 1932-1933 гг. руководство Оренбургской области, Адамовского, Илекского, Ташлинского, Беляевского и других районов неоднократно рассматривало вопросы о снабжении питанием казахов, переселяющихся с территории Казахстана в Оренбургскую область. В Адамовском районе был создан комитет по «оседанию» казахского населения.
Отметим: для Казахстана голод 1932-33 гг. стал последним в истории. Хорош «геноцид».
Не выдерживают критики и утверждения фальсификаторов о том, что «русские морили голодом казахов». В первой половине 1930-х гг. казахи составляли 69% сотрудников райисполкомов и возглавляли 65% аулсоветов при 57,1% казахов в численности населения республики. Увы для фальсификаторов, но списки «коренизаторов» и наказанных государством виновников голода 1932-1933 гг. (более 1800 ответработников осуждены за злоупотребления с продовольственной помощью, которой они вместо бесплатной передачи голодающим спекулировали на базаре) практически дублируют друг друга.
Еще один из излюбленных тезисов «голодоморщиков» – якобы имевший место целенаправленный сгон казахов с земли для поселения на их место переселенцев с русских территорий СССР. Правда, если почитать исторические документы, ситуация выглядит противоположным образом. Благодаря политике коренизации количество русских и украинцев, которым законодательно было запрещено переселяться в Казахстан, в республике уменьшилось на 700 тыс. человек. Сохранился и план  по приросту количества хозяйств в Казахстане:

	1929/30	1930/31	1931/32	1932/33
Русские	424,4	445	445,9	457,1
Казахские оседлые	294,1	299,9	305,9	312
Казахские оседающие	84,4	168,5	268	380,9
Казахские кочевые	482,6	407,3	318,7	214,4
Казахские всего	861,1	875,7	892,6	907,3
Всего хозяйств	1296	1351,8	1390	1443,6

Как отмечает в свете этого известный российский исследователь голода в Казахстане Д. Верхотуров, «документ прямо доказывает отсутствие каких-либо планов «геноцида казахов», поскольку в нем указано увеличение количества казахских хозяйств. В казахском хозяйстве в среднем было 4,8 человека, так что численность казахов по этому плану должна была увеличиться с 4133,2 тысячи человек в 1929/30 году до 4355 тысяч человек в 1932/33 году».
Почему не удалось достичь этих показателей, вопрос отдельный. Естественно, было и головотяпство, и воровство, и мошенничество, и злоупотребления, и элементарная неорганизованность и неопытность. Хотя, говоря о голоде, нельзя не вспомнить и экстремальные погодные условия 1932 г. В Казахстане выпал «морозный дождь», из-за которого снег покрылся толстым слоем наста, калечащим ноги скота. Наблюдался и неурожай хлеба.  Если в 1928 г. доля Казахстана в общесоюзном производстве зерна достигала почти 9%, то в неурожайном 1932-м упала до 3%. Советское правительство ответило на это сокращением экспорта зерна. По статистическим показателям экспорт хлеба Советским Союзом (в тоннах) составил: 1930 г. – 4 846 024, 1931 г. – 5 182 835, 1932 г. – 1 819 114 (до майского запрета на экспорт хлеба), 1933 г. – 1 771 364 (практически все – во втором полугодии, после сбора нового урожая), 1934 г. – 841 000, 1935 г. – 1 595 000.
Как видим, речь не только не идет об «ограблении» крестьян и сознательном уничтожении казахского народа, а, наоборот, об увеличении его численности и значительной помощи в условиях всеобщего голода по стране. К слову, голод в этот период охватил не только СССР, но и обширные территории Европы и США, о чем пропагандисты мифа о геноциде предпочитают забыть.  И, в отличие от СССР, голодающим там не оказывалась продовольственная помощь, а хлеб уничтожали, дабы не допустить снижения цен.



Можно было бы списать все эти фальсификации на происки националистов и НПО, заинтересованных в отрыве Казахстана от России, но, как ни печально, сами власти Казахстана поощряют «голодоморную» пропаганду. Еще в 1993 г. комиссия Президиума Верховного Совета Республики Казахстан приняла постановление, согласно которому «масштабы трагедии были столь чудовищны, что мы с полной моральной ответственностью можем обозначить ее как проявление политики геноцида». Само собой, что в тот период обвинять СССР во всех грехах было модно, в том числе и в России, впоследствии исторические спекуляции как-то стихли.
«Вторая волна» манипуляций началась уже в 2010-е годы. Время для этого было, казалось, совсем неподходящее, ведь Казахстан начал позиционировать себя как союзника России и заинтересованное в евразийской интеграции государство. Тем не менее в 2012 г. в присутствии официальных лиц открылись памятники «голодомору» в Нур-Султане (тогда Астана) и Павлодаре, а в 2017 г. – в Алма-Ате. В этот же период начали сниматься и фильмы о голоде («Ашаршылык» Е. Ракишева, «Жат» Е. Турсунова, «Дорога к матери» А. Сатаева). О тенденциозной соросовской ленте, снятой при поддержке Фонда Назарбаева, мы уже упоминали.
Для изучения «голодомора» привлекались и западные историки, в частности Стивен Уиткрофт, в 2013 г. работавший в Университете Назарбаева в Астане над проблемой определения количества жертв.  Этот вопрос является одним из краеугольных камней фальсификаций, призванных вызвать возмущение у населения и ненависть к «русским поработителям».
Игра в «кто больше» идет давно. Мустафа Шокай и подхвативший у него эстафету американский пропагандист-антисоветчик Роберт Конквест  называли цифру жертв голода 1932-33 гг. примерно в 1 млн. Их украинские коллеги из Института демографии и социальных исследований посчитали, что «маловато будет», и озвучили цифру 1,258 млн. Казахстанский демограф А. Алексеенко поднял планку суммарных демографических потерь казахского населения до 1,84 млн., а профессор казахстанского Института истории и этнологии Хангельды Абжанов и вовсе «довел» число жертв голода среди этнических казахов до «не менее трех миллионов».
Елбасы же, вероятно, чтобы не «мелочиться», назвал уже 4 млн, прибавив к ним 1,5 млн бежавших. Притом что на момент переписи 1926 года в СССР проживало 3 968 289 этнических казахов, а перепись 1939 г. показала наличие на территории Советского Союза 3 100 949 этнических казахов. Причём около 400 тыс. человек, откочевавших в соседние страны, так и не вернулись. Не удивлюсь, если через несколько лет в Нур-Султане заговорят, как и в Киеве, о «десятках миллионов» жертв-казахов.
Из оппозиционно-«демократического» и нацистского сегмента «голодоморщина» постепенно перемещается в государственную идеологию. На днях, 3 декабря, состоялось первое заседание государственной комиссии по полной реабилитации жертв политических репрессий под председательством госсекретаря РК Крымбека Кушербаева, работающей по поручению президента Казахстана К.-Ж. Токаева. Большая ли работа предстоит комиссии? Как отмечает лидер Социалистического движения Казахстана А. Курманов, нереабилитированными остались лишь гитлеровские коллаборанты и «жертвы голодомора».
В парламенте уже ждет своего часа внесенный националистической партией «Ак Жол» проект закона о признании «Ашаршылыка» 1922-1923 и 1932-1933 годов в Казахстане геноцидом казахского и других народов Казахстана, полностью копирующий украинский аналог и вводящий уголовную ответственность за отрицание «геноцида». По мнению А. Курманова, законопроект может быть принят после выборов в парламент, которые состоятся в январе 2021 г.
«Соросята» и прочие иностранные агенты, в том числе и окопавшиеся в высоких официальных кабинетах, которые уже готовятся к протестам и воплям о «фальсификации» выборов. Они, конечно же, не упустят и конфликтную тему «геноцида», которая активно муссируется во время избирательного процесса. По сути, в стране идет процесс ползучей нацификации и реабилитации гитлеровских коллаборантов, которые и породили миф о «голодоморе». Достаточно вспомнить, что в Кызыл-Ординской области уже установлен памятник М. Шокаю, его именем называются улицы, библиотеки и торговые центры.
Как бы ни хотелось официальному Нур-Султану, прикрыть эти тенденции «интересом к истории» не получится. Сама по себе трактовка голода как «голодомора» несет в себе не антисоветскую, а антирусскую составляющую, превращая Россию и русских в виновников уничтожения казахов, она тащит за собой идеологический шлейф подлых манипуляций министерства пропаганды Третьего рейха. Нельзя быть немного беременной, как невозможно быть «чуть голодоморным». Придется определиться, если, конечно, Казахстану дорог союз с Россией и общее прошлое наших народов.

А. Грозин: Страна не «уходит» в изоляционизм, столкнувшись с валом разнообразных проблем. Она, по мнению абсолютного большинства экспертов по региону, изначально придерживалась данной позиции. Нейтралитет же, в практическом смысле, воспринимался в Ашхабаде именно как статус, позволяющий в максимально возможной степени изолировать страну от соседей и всего окружающего мира. Швейцарский опыт в качестве сравнения тут совершенно не подходит, задачи туркменского руководства изначально были иными — выстраивание железного занавеса. И в этом плане все задумки реализованы вполне успешно.
Страна не является членом международных организаций (за исключением ни к чему не обязывающего статуса наблюдателя в ряде международных структур — СНГ, ШОС) и постоянно подчёркивает свой «официально признанный ООН» статус нейтрального государства. Никаких признаков возможного пересмотра данного статуса в настоящее время не наблюдается.
Туркменистан по-своему уникален — здесь властной элите во главе с Сапармуратом Ниязовым удалось утвердить не просто жесткий авторитарный режим, а единственную на постсоветском пространстве диктатуру вождистского типа. В Туркмении, в максимальной мере в сравнении с соседними странами, воплощены практики абсолютного государственного контроля за любыми проявлениями социальной активности. Деятельность зарубежных НПО и НКО на территории республики запрещена (точнее говоря, никогда за годы суверенитета не была разрешена и их не существовало). Местные неправительственные организации находятся в зачаточном состоянии, и в кратко- и среднесрочной перспективе их деятельность никакого влияния на внутригосударственную ситуацию оказывать не будет.
Возможности любого внешнего влияния на страну абсолютно минимальны: и при Ниязове, и при Бердымухамедове власти страны активно и целенаправленно проводят политику недопущения возможности любого внешнего влияния на внутриполитическую ситуацию. Страна остается государством «за железным занавесом».
— Какими инструментами Туркмения лоббирует интересы в Центральной Азии и лоббирует ли вообще?
— Не лоббирует и не особо стремится лоббировать. Отношения с соседями при Ниязове и при Бердымухамедове строились на использовании официальных и традиционных дипломатических механизмов на двусторонней основе (договоры, соглашения, меморандумы и т. д.), а также неформальных двусторонних договорённостей лидера страны и его зарубежных коллег. Иных механизмов новейшая туркменская история не фиксирует.
Роль Туркмении при этом во внутрирегиональных процессах минимальна. Возможности граждан стран-соседей въехать в Туркмению ежегодно сокращались, и сейчас даже из приграничных районов соседних стран попасть в Туркмению так же сложно, как и из любой другой страны мира (исключение пока составляет Турция, являющаяся единственной страной, у которой с Туркменией формально существует «безвиз», но, думаю, в следующем году и эта отдушина для туркменистанцев властями будет тем или иным образом закрыта).
— По запасам природного газа Туркмения занимает четвертое место на планете, обладает вторым по величине газовым месторождением (Южный Иолотань), а характеризуется как «богатая нефтью, коррупцией и бедностью», в чём причины такого триединства?
— Все фактические данные по добыче и продаже на экспорт газа в Туркмении засекречены, а официальной информации крайне немного и она носит отрывочный характер. Поэтому говорить о реальном состоянии туркменской газодобычи (основы всей туркменской экономики) нельзя — нет данных. Но по косвенным свидетельствам (общее ухудшение финансово-экономического положения в стране, урезание социальных выплат, рост безработицы и т. д.) можно сделать общий вывод о прогрессирующей сложной ситуации в республике.
Туркменистану по мере углубления финансово-экономического кризиса жизненно важно получить дополнительные ресурсы, но достичь этих целей будет сложно. Серьёзного увеличения доходов извне Туркменистану ждать не приходится. Основным экспортным продуктом страны является газ, однако единственным крупным импортером туркменского газа остаётся КНР: по состоянию на конец 2019 года суммарный объём поставленного из Туркменистана в Китай природного газа достиг 252,1 млрд кубометров.
— Китай в Евразии присутствует как крупный кредитор, кредитная зависимость Ашхабада от Пекина — она в пределах $ 12 млрд, и львиная доля прибыли от продажи газа в Китай уходит на погашение китайских же кредитов. Москва (с учетом географии РФ) закупает у Ашхабада газ по более высокой цене, нежели Пекин. На каком уровне доверие и взаимопонимание Москвы и Ашхабада, по вашей оценке?
— Похоже, что власти Туркмении тяготятся ситуацией, при которой Пекин платит живые деньги лишь за часть поставок, остальное идет в счет оплаты туркменских долгов (их точная сумма засекречена, и эксперты спорят о ней, но речь идёт минимум о $ 10−12 млрд) за ранее полученные китайские инвестиции. Для выхода из такого положения Ашхабад, желая вывести свой газ на другие рынки, в конце 2015 года даже начал малоуспешное строительство газопровода Туркменистан — Афганистан — Пакистан — Индия (ТАПИ) на своей территории (с 2018 года туркменские чиновники как минимум трижды объявляли об окончании строительства своего участка этого газопровода).
Россия в 2019 году вновь начала закупать туркменский газ, но в гораздо меньших объемах, чем это было в нулевых годах, и Бердымухамедов явно хотел бы продавать «Газпрому» больше. Но Москва, как представляется, сейчас не слишком заинтересована в возобновлении прежних объёмов закупок, после кризиса на Украине необходимость в газе Туркменистана для России весьма существенно снизилась.
Из-за своего непредсказуемого поведения лидер Туркмении потерял часть своего авторитета в глазах Тегерана (ирано-туркменское газовое партнёрство заморожено более трёх лет). Туркменистану в критический период нехватки финансовых средств не интересны соседи по Центральной Азии, так как ему нечего им предложить.
Казахстан и Узбекистан не заинтересованы в импорте газа, поскольку добывают его и сами. Теоретически туркменский газ может пригодиться Киргизии и Таджикистану, но между Туркменистаном и этими странами лежит Узбекистан, который заинтересован в экспорте своего газа. Кроме того, и у Бишкека, и у Душанбе нет серьёзных финансовых ресурсов.
— Нейтральная Туркмения не рассматривает вступление в ЕАЭС, в котором «не учитываются интересы Ашхабада». Однако экономический нейтралитет в рыночных условиях нереален, как Ашхабаду сохранить нейтральные позиции в этом вопросе?
— Республика переживает хронический экономический кризис, ужесточившийся после ряда неудачных решений руководства страны и падения цен на основной (и единственный) значимый туркменский экспортный продукт — газ. Социально-экономическая ситуация в Туркмении характеризуется многими наблюдателями как крайне сложная.
Туркменская власть до настоящего времени игнорирует угрозу пандемии и продолжает заявлять об отсутствии в республике коронавируса. Официально власти продолжают отрицать наличие в стране инфицированных, но уже с конца весны ведут масштабные карантинные меры.
Ожидаемого ввода в строй новой (четвёртой) ветки газопровода Туркменистан — Китай и увеличения объема экспортируемого в КНР газа в ближайшее время, как представляется, не будет, КНР пока не нужны превосходящие допандемические объёмы энергосырья. Следовательно, и увеличения объемов добываемого в Туркмении газа также в кратко- и даже среднесрочной перспективе не предвидится.
Стоит также сказать и о межстрановой конкуренции. По ряду оценок, общая пропускная способность трех веток газопровода составляет 55 млрд м³ (А и В — по 15, С — 25 млрд м³) в год, и они проходят по территориям Узбекистана и Казахстана, которые сами являются газодобывающими государствами. В 2016 году Туркменистан поставил порядка 30 млрд м³, Узбекистан — около 4,5 млрд, Казахстан — менее 1 млрд м³. Узбекистан и Казахстан имеют право поставлять по 10 млрд кубометров ежегодно.
В последнее время Казахстан не раз заявлял о намерении увеличить поставку в КНР собственного газа. Таким образом, доля Туркменистана в рамках действующих мощностей (которые пока не выведены на проектные показатели) может варьироваться лишь с имеющихся 30 млрд м³ до примерно 35 млрд м³. Это не позволяет Ашхабаду своевременно погашать многомиллиардные китайские кредиты, чтобы использовать доходы от проекта для сохранения сравнительно приемлемого уровня жизни населения.
Неизвестно, хватит ли финансовых резервов и запаса прочности у туркменской экономики на поддержание хотя бы минимально достойного существования народа — никаких надежных данных об этом нет, международные структуры многократно подвергали сомнению достоверность официальной туркменской статистики.
В Туркменистане же любые социальные катаклизмы подрывают основу режима. Поэтому вспышка коронавируса в «эпоху могущества и счастья», провозглашённую Бердымухамедовым, несёт намного большую угрозу, чем любая оппозиция.
— Туркмения — прикаспийская страна. В случае достижения договоренности по разделу дна моря в рамках Каспийской конвенции Туркмения получит перспективы по диверсификации газовых поставок, в частности в страны ЕС. Как это отразится на двусторонних отношениях Туркмении и Китая?
— С 2019 года распространялась информация о том, что Ашхабад и Брюссель готовят к подписанию рамочное соглашение о поставках туркменского газа в Евросоюз, что подразумевает строительство трубопровода по дну Каспия. Транскаспий (ТКГ) был включен в список приоритетных проектов ЕС. Финансировать проект якобы готовился Всемирный банк и один из фондов ЕС — Фонд развития.
Перспективы сотрудничества с ЕС остаются слабыми из-за непредсказуемости и непоследовательности Бердымухамедова. Даже если несколько европейских компаний при поддержке европейских депутатов выступят за развитие торговых отношений с Туркменистаном, такие проекты будут продолжать встречать сильное противодействие в ЕС. Кроме того, интерес Европы к туркменскому газу постепенно снижается, в том числе и под давлением климатического и экологического лобби, форсирующего переход ЕС на возобновляемые источники энергии (ВИЭ).
Конвенция о статусе Каспия, подписанная в 2018 году, не дала окончательных ответов о возможности строительства газопровода по дну Каспия. Это потребует подписания дополнительных протоколов, проведения экологических экспертиз со стороны всех прибрежных государств, а значит, процесс может тянуться очень долго.
Основным же препятствием на пути поставок туркменского газа в ЕС остаются вопросы коммерции. На сегодняшний день и в обозримом будущем продажа туркменского газа на рынках ЕС считается неконкурентоспособной. Поэтому до сих пор в Ашхабад не прилетают представители компаний, которые могли быть потенциальными покупателями туркменского газа в Европе и даже в Турции.
Строительство Транскаспия — давняя мечта европейцев и туркменской власти, но стоит помнить о том, что туркменский газ давно и надолго законтрактован Китаем.
Туркменистан, не имея достаточных объемов газа для экспорта в Европу, тем не менее успешно на эту тему ведет многолетние переговоры. Бумаги по ТКГ пишутся, ведется многолетнее бесконечное количество проработок. Но, даже без учёта проблем снижения мировых цен на энергоносители и спада мировой экономической и инвестиционной активности в связи с Covid-19, возможности строительства ТКГ вызывают серьёзные сомнения. По проекту Nabucco, который был закрыт, европейцы в своё время продвинулись гораздо дальше.

О нехватке базовых продуктов и протестах из-за рубежа
— Можно ли говорить о синергетическом эффекте туркменского нейтралитета на территории Центральной Азии? Что вы думаете о региональной политике данного государства, Светлана?
Светлана Дзарданова: Это интересный вопрос. Можно попробовать провести мысленный эксперимент, убрав Туркменистан из ЦА-уравнения, чтобы лучше понять его роль в геополитической парадигме региона. Центральная Азия все больше и больше (даже в академической сфере) воспринимается как совокупность четырех стран: Казахстан, Узбекистан, Киргизия и Таджикистан. В связи с объективными причинами многие исследования исключают Туркменистан. Туркменистан отдает предпочтение сотрудничеству в двустороннем, а не многостороннем формате. Нейтралитет ограничивает участие страны в международных военных организациях и договорах коллективной безопасности, но закрытые границы и визовый режим почти со всеми странами говорит о том, что статус позитивного нейтралитета, который страна могла использовать для развития международного сотрудничества, миротворчества на деле стал инструментом укрепления режима и изоляции страны. На первых порах Туркменистан действительно предоставлял площадку для переговоров, но так и не заслужил всеобщего мирового признания в этой сфере, поэтому сложно говорить о каком-либо другом эффекте от статуса, кроме изоляции страны от внешнего мира.
— Насколько социально и политически активно туркменское общество? И позвольте задать вопрос об образовательной миграции: какие возможности у желающих получить образование за рубежом и практикуется ли такое в Туркмении?
— Традиционно считается, что общество в Туркменистане аполитично и запугано. В стране сильно выражена персонифицированность власти при слабых государственных институтах. У населения отсутствуют инструменты участия в процессах принятия решений, люди не могут донести свои проблемы или позицию до властей. Протесты становятся одним из инструментов привлечения внимания к тому, что непосредственно волнует население, а это нехватка наличных средств и базовых продовольственных продуктов, замалчивание кризиса здравоохранения и смертей от коронавируса. За последний год наблюдался всплеск протестной активности, граждане Туркменистана организовали акции протеста в нескольких городах США, Турции и на Северном Кипре.
Люди выходили на протесты и внутри страны — в Дашогузском велаяте и Мары. В стране несколько лет сохраняется сложное экономическое положение, связанное как с низкими ценами на углеводороды, так и недальновидностью проводимой в стране политики, поголовной коррупцией и нехваткой квалифицированных специалистов во многих сферах, в том числе в сфере образования.
Качество образования стабильно ухудшалось с развалом СССР. Это было связано и с проведением различных реформ (языковая реформа, изменение сроков обучения, введение двухгодичной отработки перед поступлением в вузы и т. д.), и недостатком финансирования, и оттоком специалистов. Многие выходцы из Туркменистана учатся в России, Турции, Белоруссии, на Украине. Есть туркменские студенты в Узбекистане, Казахстане, больше программ начинает предлагать Китай. До событий 2005 и 2010 годов в Киргизии было много туркменских студентов, которые в основном учились в столице и в Оше. К сожалению, достоверных данных и статистики по всем этим направлениям нет. Не многие граждане Туркмении могут позволить себе образование как внутри страны, так и за рубежом. Кроме того, в Туркменистане признаются дипломы не всех стран, а логистика обучения усложняется по причине ограничений по отправке средств из страны и родителям сложно поддерживать детей, обучающихся за рубежом. Из-за отсутствия перспектив, повальной безработицы, коррупции, невостребованности специалистов с зарубежными дипломами многие учащиеся за рубежом не хотят возвращаться на родину и пытаются найти работу еще во время обучения.
— В каком состоянии традиционная для Туркменистана отрасль — хлопководство?
— Правительство долгое время не видело необходимости в диверсификации, из-за чего развитие страны напрямую зависит от цен на углеводороды и хлопок. По обоим направлениям в данный момент наблюдаются проблемы. Прямые иностранные инвестиции ограничены углеводородным сектором, что делает экономику уязвимой к любым внешним кризисам, например к таким, как текущая пандемия.
Сохранение сырьевой модели развития экономики делает экономические перспективы страны довольно туманными. Власти страны должны пересмотреть и скорректировать свою экономическую стратегию, поскольку от этого зависит жизнеспособность нынешнего режима. Необходимо диверсифицировать рынки сбыта. Доходы от добывающей отрасли должны инвестироваться в развитие других отраслей экономики, включая промышленность и туризм, для развития которого в стране есть все возможности, но необходимо открыть границы и облегчить визовый режим.
Хлопководство остается одной из стратегических сельхозотраслей страны, и национальные программы предполагают увеличение объемов производства. Тем не менее в последние годы более пристальное внимание на международном уровне уделяется соблюдению стандартов производства, и, согласно отчетам многих организаций, Туркменистан продолжает использовать принудительный труд по сбору хлопка. Запрет на импорт хлопка из Туркменистана, введенный Таможенной службой США в 2018 году, должен был плохо отразиться на его экспортных возможностях, но большая часть экспортируемого хлопка вывозится через Турцию. В некоторых велаятах люди отказываются выращивать культуру в связи с повышенными требованиями, отсутствием прибыли, деградацией почв и оросительной системы.

Впрочем, с продуктами плохо и в стране в целом. Во многих городах введена нормированная продажа муки, мяса, яиц и еще некоторых продуктов питания. В торговой сети царит дефицит позднесоветских времен и огромные очереди, для поддержания порядка в которых ставятся посты полиции.
Правоохранительная система тоже страдает от экономических проблем. В зарубежной прессе появились сообщения, что в МВД Туркмении идут массовые сокращения. По этим данным, в январе 2018-го было уволено не менее тысячи сотрудников, а в течение года — планируется сократить до 30% личного состава (7 тысяч человек), как и в системе образования и здравоохранения. Сообщается, что в МВД будут сокращать преимущественно подразделения криминальной и дорожной полиции.
Альтернативная пресса сообщает, что в Ашхабаде и ряде других крупных городов полиция развивает какую-то странную активность: тестирование гостей свадеб на алкоголь, задержание на улицах пар без свидетельств о браке, «охота» на женщин за рулем. Туркменские журналисты-эмигранты приписывали эти инциденты самодурству высшего руководства страны, но на деле они больше похожи на поиск полицейскими поводов для мелочного вымогательства у случайных граждан.
При этом есть основания полагать, что в случае беспорядков полицейские силы могут вести себя крайне пассивно. В 2017-м году, когда в результате межрайонных конфликтов молодежи в Ашхабада 200 парней в состоянии опьянения произвели погром (избиение прохожих в соседнем районе, вандализм и т.п.), полиция и экстренные службы не появлялись на месте вплоть до ухода преступников.
Можно ожидать, что в случае политических беспорядков полиция также будет уклоняться от активного участия в событиях. Неудивительно, что на фоне этих проблем руководство МВД выговоры буквально коллекционирует.
Ситуация в министерстве нацбезопасности (МНБ) наименее ясна в силу очевидных причин. Число и частота выговоров бывшему руководству показывает, что руководство страны считает состояние МНБ неприемлемым. Сейчас ведомство возглавил бывший министр обороны Бердыев, который много лет назад начинал карьеру в во 2-м управлении КНБ (контрразведка), где проработал 8 лет. Есть предположение, что его основной задачей станет нормализация работы ведомства и противодействие работе иностранных террористических центров.

Зёрна недовольства
Социальная ситуация в Туркмении в последние годы ухудшается. Проблема массового дефицита продуктов — несомненна, хотя официальные СМИ постоянно оперируют лозунгами «продовольственного изобилия». В конце 2017-го в туркменской альтернативной прессе появляются сообщения о начале массовых сокращений в социальной сфере и на некоторых промышленных предприятиях, включая, например, «Гамышлыджанебит» и «Гумдагнебит». Одновременно официально объявлено об отмене ряда льгот.
Основная причина — острый дефицит валюты в стране на фоне падения мировых цен на газ. В 2015—2017 гг. накопившийся дефицит внешней торговли достиг 10 млрд долл. (25−30% ВВП). Этим объясняются проблемы импорта продовольствия и некоторых других товаров. У государства уже возникли проблемы с выполнением обязательств по контрактам с некоторыми иностранными компаниями, например, «Белгорхимпромом» (Беларусь), Polimeks и Cakiroglu Grup (Турция). Другие иностранные инвесторы сообщают о сворачивании бизнеса в стране из-за низкого платежеспособного спроса на товары и услуги.
О дефолте пока речи нет, но у Ашхабада возникают проблемы с реализацией крупных проектов, с которыми связывалась надежда на исправление экономической конъюнктуры. В частности, есть признаки нехватки оборотных средств при строительстве трубопровода ТАПИ. В связи с чем этим туркменский МИД в мае-июне 2018-го провел серию экстренных переговоров о срочном привлечении в проект новых инвесторов, но успеха эти инициативы не имели.
Руководство Туркмении сознает проблемы и пытается их решить. Есть попытки нарастить экспорт (небольшой рост после спада в 2017-м), увеличить производство зерна внутри страны, создать рабочие места, открывая новые производства. Однако за последние 3 года каких-то однозначных успехов добиться не удалось.


Гурбангулы Бердымухамедов
 thierry ehrmann

Туркменское общество очень долго считалось политически индифферентным и не склонным к протестной активности. Даже редкие контакты с иностранными журналистами были скорей способом подать через зарубежный эфир сигнал «наверх» о конкретных беспорядках на местах в условиях непрозрачности работы государственного аппарата.
Однако усугубляющиеся в течение 3 лет социально-экономические трудности могут раскачать ситуацию.

Экстремистское подполье
Ситуация с экстремизмом в республике — проблемная.
На это указывает громкое дело 2017 года, когда в 22 мотострелковой дивизии, расквартированной в городе Сердар, была раскрыта организация религиозных экстремистов, в которой участвовало 70 человек, из которых 12 были офицерами. По сообщениям с косвенной ссылкой на циркуляр армейского политуправления, работа была поставлена на поток: офицеры-радикалы вели пропаганду «нетрадиционного ислама» в форме семинаров, на которые завербованные ими старослужащие загоняли солдат пополнения. После раскрытия группировки 20 участников были арестованы, прочие в наказание переведены для службы на афганскую границу.
Ухудшение продовольственного снабжения, мобилизация в армию резервистов в 2014—2015 гг., невыплаты денежного содержания делают вооруженные силы Туркмении благоприятным местом для любой экстремистской агитации. Однако вплоть до 2017 года данных о появлении столь крупных организаций экстремистского толка не поступало.
Известно, что в стране периодически обнаруживают ячейки экстремистских и террористических организаций «Хизб ут-Тахрир» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), «Салафия» и ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Их ядро чаще всего состоит из туркменистанцев, которые в ходе учебы и работы за рубежом прониклись радикальными идеями, а также этнических туркмен, иммигрировавших в республику из других государств региона.
Определенную подпитку радикальные круги получали также от организации «Нурджулар» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), работавшей среди учащихся турецких учебных заведений в Туркмении. После конфликта с официальной Анкарой она подверглась беспощадному разгрому и в странах пребывания, а ее активисты стали тяготеть к всё более радикальным группировкам.
Обычно подпольные кружки, численностью от 5 до 60 человек, занимаются идеологической работой. Некоторые формируются по родственному принципу, некоторые на основе криминальных объединений. Группировки снабжают своих членов пропагандистской литературой, проводят лекции по идеям радикального ислама, вместе просматривают видеоролики экстремистского содержания, а в ряде случаев — вербуют активистов для отъезда в Сирию.
На основе анализа трофейных документов ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) начала 2015 года западные исследователи зафиксировали минимум 360 граждан Туркмении, присоединившихся к этой террористической организации. Данных о совершении терактов на территории Туркмении пока нет, однако по информации, исходящей от туркменских властей, в некоторых случаях при обысках у радикалов изымалось оружие и боеприпасы.


Афганские боевики
ISAF Public Affairs

В прошлом были данные о наиболее крупных и активных радикальных группах религиозного толка в Ашхабаде, Лебапском велаяте (Туркменабад и Керки), Дашогузском велаяте (предположительно, Губадагский район) и ряде других мест. Иногда группы формировались в местах обучения, иногда изначально создавали в качестве «неофициальных исламских школ», куда неофитов привлекали через систему знакомств и родственных связей.
Особо активны экстремистские ячейки в местах лишения свободы, где являются альтернативой традиционному криминальном сообществу, с собственной системой сбережений, взаимовыручки, противостояния администрации и иным группировкам осужденных. Заключенные часто примыкают к радикалам не по убеждению, а просто в поисках защиты, что напоминает механизм распространения неонацистского «Белого братства» в тюрьмах США. Однако есть и случаи, когда ячейки экстремистов в тюрьмах столь успешны, что им удается распропагандировать и привлечь на свою сторону служащих конвойных частей.
Точных данных о популярности экстремистских идей в различных слоях общества в Туркмении нет. По рассказам местных жителей, квазисалафитская демонстративная религиозность часто становится формой социального протеста для молодежи из сел и маленьких городов. Сказать, насколько глубоко и сознательно они принимают эти идеи, нельзя. Однако очевидно, что этот контингент представляет наибольший интерес для вербовщиков-экстремистов.
Тем более, что в последние годы представителей этой социокультурной общности всё больше на низовых должностях в государственном аппарате, включая полицию. Существует риск распространения этого типа поведения и в туркменской армии, служба в которой крайне непрестижна, поэтому за военную карьеру чаще берутся именно выходцы из небольших населенных пунктов с неясными жизненными перспективами.

Итоги
Наиболее опасной перспективой для Туркмении является внезапная вспышка общественного недовольства, связанного с продовольственным обеспечением и сокращениями. Учитывая, что в прошедшие годы в стране исчезло большинство оппозиционных объединений и ослаблены даже родовые институты влияния, — протест могут легко возглавить ваххабиты. При вмешательстве вооруженных отрядов с территории Афганистана и хотя бы нейтралитете некоторых частей армии и МВД страна может впасть в пучину затяжного внутреннего конфликта.
Из-за дефицита информации сложно судить, насколько Туркмения способна к преодолению текущего социально-экономического кризиса и укреплению силовых структур. Скорее всего, страна нуждается в экономической и военной помощи соседей и партнеров. Очевидно, что дестабилизация ситуации в республике и всплеск религиозного экстремизма не отвечают чьим-либо интересам, поэтому Ашхабад имеет шансы на достаточно плодотворное сотрудничество в этом вопросе.

«Вопрос закрепления линий границ официальными договорами признается международным сообществом вот уже на протяжении веков. До этого не было современных понятий демаркации и делимитации. Мы помним, как некоторые политики и общественные деятели в то время, как мы занимались конкретными вопросами границ, говорили «давайте не будем торопиться», «можно решить потом», предлагая отложить данный вопрос. Время доказало, что закрепление договоренностей и решение вопросов границ было очень правильным. Кто бы что сейчас не говорил, у нас есть очерченные границы, закрепленные двусторонними договорами. Теперь никто нам ничего не может сказать», - добавил президент.

Он выразил мнение, что провокационным заявлениям некоторых лиц, ставящих под сомнение дружбу между странами-соседями, нужно давать взвешенную оценку и последовательно проводить разъяснительную работу.

«Мы должны быть готовы отстаивать свои национальные интересы и дружелюбием, и силой. Как я уже сказал – наши границы четко очерчены. После того, как в 2018 году мы подписали Конвенцию о правовом статусе Каспийского моря, были четко закреплены не только наши сухопутные, но и морские границы. Казахстан – единое государство», - подчеркнул глава государства.

Также он заверил, что «казахская земля не продается в собственность иностранцам».

«Это должен четко понимать каждый гражданин нашей страны. В следующем году завершается мораторий на некоторые нормы Земельного кодекса. Важно вводить земли в сельскохозяйственный оборот и использовать в интересах народа. Поэтому в этом году нужно создать комиссию по земельным вопросам и прийти к единым принципам», - добавил Токаев.

https://kaztag.kz/ru/news/kazakham-nikto-ne-daril-zemlyu-tokaev