Напряженность на Корейском полуострове

Трения эти периодически прорывались наружу. В 2012–2017 годах в северокорейских СМИ время от времени появлялись прямые нападки на КНР. Например, когда в 2013м Чан Сон Тхэк, дядя Ким Чен Ына, был арестован и вскоре казнен, одно из официальных обвинений в его адрес, упомянутых в северокорейской прессе, заключалось в том, что Чан Сон Тхэк, дескать, был «слишком мягок» при ведении дел с Пекином и соглашался на невыгодные для КНДР сделки с китайскими инвесторами. Проживающие в КНДР китайские граждане – единственная статистически заметная группа иностранцев, находящихся там на постоянной основе, – подвергались систематическим преследованиям. Вдобавок власти КНДР часто пересматривали (в свою пользу) соглашения, заключенные с китайскими фирмами, а в некоторых случаях, проигнорировав протесты Пекина, шли даже на конфискацию китайских инвестиций в совместные предприятия.
С другой стороны, сверхжесткие санкции против КНДР, введенные Советом Безопасности ООН в 2016–2017 годах, оказались бы невозможны, если бы проекты соответствующих резолюций с самого начала не одобрили китайские дипломаты. Теперь, когда между Соединенными Штатами и КНР идет торговая война, взгляды Пекина изменились. Но до лета прошлого года Пекин и Вашингтон на северокорейском направлении действовали единым фронтом, совместно загоняя Пхеньян в угол. В итоге из—за принятых Совбезом ООН резолюций, помноженных на усилия Сеула и Вашингтона, КНДР оказалась фактически лишена возможности вести внешнюю торговлю и привлекать иностранные инвестиции.
Однако в последний год картина чудесным образом изменилась. Ким Чен Ын, который за первые пять лет своего правления не встретился ни с одним иностранным лидером, с весны 2018-го проявляет завидную дипломатическую активность, и свои зарубежные поездки он начал именно со встречи с Си Цзиньпином. После первого их саммита в марте прошлого года, считая недавние переговоры в Пхеньяне, Си и Ким встречались пять раз.
Разговоры о «вечной дружбе» между Китаем и Северной Кореей сейчас звучат в КНДР повсюду, и Си Цзиньпина принимали в Пхеньяне с размахом. Визит официально был объявлен «государственным», что придает ему особо высокий формальный статус (визит Ху Цзиньтао в 2005 году считался просто «дружественным»). Специально к приезду Си была построена новая резиденция для официальных гостей. Председатель КНР посетил т. н. массовые игры, где тысячи людей, в основном студенты и школьники, выступая в роли «живых пикселей», с помощью кусков цветной бумаги составили гигантский портрет Си Цзиньпина и изображение флага КНР. Наконец, «Родон Синмун» опубликовала статью, подписанную самим товарищем Си, – это буквально беспрецедентный жест, так как никогда еще руководители иностранных государств не писали текстов для главной северокорейской газеты.
Другими словами, стороны (в особенности КНДР) ради дипломатических ритуалов и символизма не пожалели ни сил, ни средств.
А вот о том, что именно Си и Ким обсуждали на переговорах, до сих пор известно мало. После окончания саммита официальное северокорейское информационное агентство ЦТАК сообщило миру, что во время саммита в Пхеньяне два лидера «достигли важного консенсуса», но не сделало даже намеков на то, в чем, собственно, этот «важный консенсус» заключается.
Возможно, было решено или согласовано нечто действительно важное. В конце концов, секретность неотделима от дипломатии, особенно в таких странах, как Китай и Северная Корея. Однако независимо от того, что было (или не было) решено за закрытыми дверями, главной целью встречи двух лидеров был сам саммит. Проведение переговоров в Пхеньяне, да еще на таком уровне, может оказаться даже более значимым, чем все реальные или потенциальные договоренности. Демонстрация китайско—северокорейского единства, пусть и не слишком искренняя, сама по себе – важное сообщение. А главный его адресат – Вашингтон и лично президент Трамп.
Северной Корее надо было показать, что в новой международной обстановке, в условиях торговой войны между Америкой и Китаем, КНДР может рассчитывать на помощь Пекина. Даже если китайское правительство будет скрупулезно соблюдать все санкции ООН, в его распоряжении остается немало эффективных и совершенно законных способов для того, чтобы при наличии политической воли помочь Пхеньяну.
Например, Китай может значительно увеличить продовольственную и гуманитарную помощь Северной Корее – это ни в коей мере не станет нарушением санкционного режима. Другим возможным вариантом является поощрение китайского туризма в КНДР – туризм тоже в целом не подпадает под санкции. Наконец, возможны и более радикальные меры: не исключено, что за закрытыми дверьми Си и Ким обсуждали, как можно нарушить некоторые из санкционных ограничений, не попавшись на этом.
Пекин способен пустить прахом все усилия Вашингтона по удушению Северной Кореи – китайская помощь, если она будет достаточно щедрой, удержит экономику КНДР на плаву. Таким образом, устроив Си Цзиньпину пышный прием, Пхеньян ясно дал понять: американские ястребы, рассчитывающие, что санкции спровоцируют в Северной Корее экономический и политический кризис, из—за которого власти страны вынуждены будут пойти на уступки по ядерному вопросу, могут и не дождаться такой развязки.
Но сигналы в Вашингтон посылают не только северокорейцы: это делают и китайцы. До недавнего времени Пекин охотно сотрудничал с США на северокорейском направлении, поддерживая американскую ультра—жесткую линию даже тогда, когда эта поддержка противоречила непосредственным китайским интересам. Однако, как показала торговая война, эта готовность Пекина к сотрудничеству не была в должной мере оценена американцами. Поэтому китайцы изменили подход к Пхеньяну – теперь он воспринимается не как объект для атак, а как карта, которую можно разыграть с большой пользой. В условиях торговой войны дозированная поддержка КНДР позволяет Пекину наносить США асимметричные, но чувствительные контрудары. В то время как американцы повышают тарифы на китайские товары, КНР демонстрирует готовность поддержать Северную Корею, поставив таким образом под угрозу всю американскую политику на этом направлении.
Не исключено, впрочем, что у Пекина есть и более конструктивные планы. Выказав готовность дружить с Пхеньяном против Америки, китайские дипломаты могут предложить КНДР и США некий компромиссный вариант частичного решения ядерной проблемы – ведь ядерные амбиции КНДР не нравятся и Китаю, пусть и в меньшей степени, чем Соединенным Штатам. Не случайно визит Си в Пхеньян был организован за несколько дней до встречи G20 в Японии, где у Си Цзиньпина запланированы переговоры с Дональдом Трампом.
Впрочем, даже если никаких «дорожных карт» и компромиссных планов в Пхеньяне и не было одобрено, а весь саммит свелся к «массовым играм», банкетам и обмену любезностями, он все равно стал хорошим дипломатическим ходом, показавшим, что после начала американо—китайского торгового конфликта ситуация вокруг северокорейской ядерной проблемы в корне изменилась и у Пхеньяна опять появилась определенная свобода действий.

Ответ на этот вопрос прост. С одной стороны, сейчас сложилась ситуация, когда все три основных участника встречи – Дональд Трамп, Мун Чжэ Ин и Ким Чен Ын – крайне заинтересованы в том, чтобы добиться каких-то, пусть и символических, результатов в своих дипломатических усилиях. С другой стороны, подкрепить символику какими-то соглашениями по существу не представляется возможным – по крайней мере, в ближайшее время. Поэтому и была организована подобная встреча. 
Поскольку, как официально полагается верить, она состоялась чуть ли не случайно, ее участников трудно упрекнуть в том, что на встрече не обсуждались какие-то заранее подготовленные документы и не шел торг по конкретным пунктам будущего соглашения по ядерному вопросу. В конце концов, если, гуляя по отдаленному району родного города и зайдя там в кафе, вы увидите своего бывшего соседа, с которым у вас уже несколько лет идет судебная тяжба, вы, скорее всего, не будете иметь при себе портфеля с необходимыми юридическими документами. Но с этим соседом вполне можно пообщаться, в том числе и весьма дружелюбно. 
Говоря о мотивах участников этого спектакля, начнем с Дональда Трампа. Любовь американского президента к эффектным жестам и политическому театру общеизвестна – в конце концов, он начинал свою карьеру в качестве ведущего скандальных телешоу. Понятно, что Трамп сейчас стремится показать критикам, что ситуация на Корейском полуострове находится под контролем и что дипломатический процесс, якобы направленный на «ядерное разоружение» Северной Кореи, благополучно продолжается.
В своих выступлениях в Сеуле Трамп постоянно подчеркивал эффективность своих дипломатических усилий, часто сравнивал себя со своими предшественниками и, разумеется, делал из этих сравнений вывод, что он является мастером дипломатии – в отличие, скажем, от Барака Обамы.
Символический успех был нужен и президенту Южной Кореи Мун Чжэ Ину, которым отчасти тоже двигали внутриполитические соображения. Его рейтинг пока находится на неплохом уровне (обычно после двух лет правления рейтинг южнокорейских президентов куда ниже), но неуклонно снижается. Южнокорейская публика уверена, что Мун Чжэ Ин плохо справляется с решением экономических задач, но считает при этом, что президент – хороший дипломат и неплохо разруливает непростые проблемы в отношениях с Северной Кореей.
В последние месяцы, однако, никаких ярких дипломатических успехов у южнокорейского правительства не было, и поэтому эффектно проведенный почти-саммит существенно увеличит популярность Мун Чжэ Ина внутри страны (хотя сам он во встрече не участвовал, а только поприветствовал своих коллег).
Впрочем, не надо сводить дело исключительно к мелкому политиканству. Мун Чжэ Ин достаточно ответственный человек, который, не забывая о собственных и партийных интересах, думает и о судьбах страны. Возникший после провала ханойского саммита дипломатический тупик в отношениях США и Северной Кореи был чреват новым обострением американо-северокорейских отношений. Вполне возможным казалось возвращение к ситуации 2017 года, то есть первого года правления Трампа, когда Вашингтон и Пхеньян обменивались угрозами и оскорблениями, американские авианосцы концентрировались у корейских берегов, а вероятность войны на Корейском полуострове казалась весьма высокой даже самым спокойным наблюдателям.
Понятно, что Мун Чжэ Ин как ответственный политик стремится к тому, чтобы предотвратить подобный поворот событий. Встреча ему в этом помогла – начавший было назревать кризис в худшем случае отложен, а в лучшем – и вовсе предотвращен.
Парадоксальным образом экспресс-встреча в Пханмунчжоме была необходима и Ким Чен Ыну, в том числе по внутриполитическим соображениям. Саммит в Ханое был воспринят северокорейской публикой и значительной частью северокорейской элиты как серьезный провал дипломатии Ким Чен Ына. Перед отъездом в Ханой в феврале 2019 года Ким Чен Ын заверил северокорейский госаппарат, что привезет оттуда отмену или радикальное смягчение экономических санкций. Северокорейская политическая элита восприняла эти обещания всерьез, но из Ханоя Ким Чен Ын вернулся с пустыми руками. 
Это обстоятельство вызвало недовольство в таких масштабах, какие Северная Корея не видела со времен неудачной денежной реформы 2009 года. Побывавшие в последнее время в Северной Корее иностранные наблюдатели отмечают, что многие из их северокорейских контактов почти открыто говорили, что в Ханое, дескать, Ким Чен Ын показал себя плохим дипломатом и дал американцам себя обмануть. Понятно, что подобная репутация Ким Чен Ыну совершенно не нужна и возобновление переговоров с США на условиях, которые могут показаться приемлемыми северокорейской публике (или, точнее, северокорейской политической элите), входит в интересы Ким Чен Ына.
Как и его южнокорейский коллега, Ким Чен Ын, скорее всего, думает не только о себе. Дональд Трамп, если смотреть на него с точки зрения Северной Кореи, является для Пхеньяна источником и опасности, и надежды.
С одной стороны, Дональд Трамп – это президент, который, как многие в Пхеньяне опасаются, может принять решение применить против Северной Кореи военную силу. С другой стороны, Дональд Трамп – это человек, который вполне может пойти на такие уступки Северной Корее, которые показались бы неприемлемыми более традиционному американскому президенту. 
Не исключено, что Трамп может признать тот компромисс, который является единственно допустимым с точки зрения Пхеньяна: обмен части северокорейской ядерной программы на частичное снятие существующих экономических санкций.
Понятно, что такая сделка подразумевает, что США косвенно признают Северную Корею де-факто ядерной державой. Подобное признание для большинства американских президентов, равно как и для большинства американского истеблишмента, невозможно. Однако в неопределенные и странные времена президентства Трампа даже такой вариант выглядит относительно реалистично. Ким Чен Ын, заинтересованный в таком компромиссе, отлично понимает, что речь о нем может идти, только пока в Белом доме находится господин Трамп.
Есть ли результаты?
Однако тут возникает еще один вопрос – почему участники переговоров не организовали обычный саммит, а устроили весь этот неубедительный спектакль с общением через твиттер?
Причина, скорее всего, связана с тем, что за тот короткий срок, который оставался до встречи, не могло быть и речи о выработке какого-либо серьезного компромиссного соглашения. Такое соглашение требует долгих и детальных переговоров с участием многочисленных экспертов. Времени на это у сторон пока не было, хотя в ходе полусаммита в Пханмунчжоме было заявлено, что соответствующие рабочие группы будут созданы и подготовка конкретных соглашений начнется в ближайшее время.
Свою роль в произошедшем сыграл, как можно предполагать, и Китай. За десять дней до встречи в Пханмунчжоме Северную Корею посетил Си Цзиньпин – это был первый официальный визит китайского лидера в Пхеньян почти за полтора десятилетия. Скорее всего, Си Цзиньпин привез с собой на саммит G20 в Осаке некий план, который с большой вероятностью предусматривал организацию импровизированной встречи. 
Итак, что мы имеем в сухом остатке? Какова вероятность, что саммит 30 июня в Пханмунчжоме приведет к серьезным сдвигам в северокорейском ядерном вопросе?
Говорить об этом пока сложно. Однако нельзя не обратить внимание на то, что в ходе бесед с журналистами и Трамп, и другие высокопоставленные участники переговоров меньше, чем раньше, говорили о ядерном разоружении Северной Кореи, то есть о пресловутой «полной, проверяемой и необратимой денуклеаризации» КНДР. Официально именно полное ядерное разоружение остается единственно приемлемым для Вашингтона конечным результатом, и ни о чем другом официально Америка с Северной Кореей говорить не собирается. 
Однако на практике ситуация обстоит иначе. Намеки на это, в частности, прозвучали в выступлениях Дональда Трампа. Он реже упоминал денуклеаризацию, но постоянно подчеркивал, что в его правление удалось фактически договориться о замораживании северокорейской ядерной программы.
Трамп напомнил, что ему удалось добиться приостановки ядерных испытаний и запусков межконтинентальных баллистических ракет. Именно это, а не «первые шаги на пути к денуклеаризации» Трамп сейчас представляет американскому избирателю как свой главный дипломатический успех на северокорейском направлении. 
Скорее всего, эта смена акцентов отражает то обстоятельство, что и сам Трамп, и часть его окружения осознали, что было ясно уже давно: ядерное разоружение Северной Кореи недостижимо, и в создавшейся сейчас ситуации нужно договариваться не о ликвидации северокорейского ядерного потенциала, а о взятии северокорейской ядерной программы под контроль.
Скорее всего, важные шаги в этом направлении последуют в ближайшие месяцы, но только время покажет, насколько результативными они будут в долгосрочной перспективе. В любом случае забавный политический спектакль, только что разыгранный на Корейском полуострове, несколько увеличивает вероятность того, что усилия сторонников компромисса увенчаются успехом.

Невидимая миру блокада
Что же представляют из себя упомянутые фоторезист, фторированный полиимид и травильный фтористый водород? Если не вдаваться в массу технических подробностей, то это – химически чистые вещества, которые используются во время изготовления полупроводниковых чипов, печатных плат и светодиодных экранов. Рынок этих химических соединений мал в натуральном выражении, однако значителен по стоимости – в 2018 году только фоторезиста различных марок продавали на сумму около 9 млрд долларов.
Кроме того, если для фторированного полиимида и фтористого водорода важна лишь его химическая чистота (это достаточно простые соединения), то для фоторезиста ситуация выглядит гораздо сложнее. Этот химический компонент практически «намертво» встроен в технический процесс и его точные формулы представляют из себя «ноу-хау» производителей. Поэтому южнокорейским гигантам, таким как Samsung или SK Hynix, и в самом деле не позавидуешь. Они десятилетиями отрабатывали тонкие и капризные технологические процессы с учётом определённой марки фоторезиста, которая теперь может для них стать, как минимум, труднодоступной.
Ситуация осложняется ещё и тем, что японские компании, такие, как JSR, TOK Semiconductor, Fujifilm и Shin-Etsu Chemical практически монополизировали рынок самого «тонкого» полупроводникового фоторезиста и доминируют на рынке фоторезиста для TFT/LCD дисплеев. Формально быстрорастущий китайский рынок специализируется лишь на «грубом» фоторезисте для изготовления печатных плат, да ещё и сам подконтролен иностранным компаниям, опять-таки и японским в том числе. Поэтому единственной реальной альтернативой для южнокорейских компаний становится продукция американского концерна Dow Chemical. Однако процесс смены фоторезиста в отлаженном техпроцессе может занять годы, а запасы японских поставок могут закончится в срок до двух-трех месяцев.

Новая реальность
Пока что противостояние между Японией и Южной Кореей далеко от завершения. Так, правительство Южной Кореи объявило, что подаст жалобу в ВТО, так как считает действия Японии нарушением правил всемирной торговлси.
Со стороны Японии комментарий выглядит иначе. Её представитель сообщил, что такие меры соответствуют нормам ВТО и принимаются для обеспечения национальной безопасности, поскольку компоненты для технологии полупроводниковой промышленности могут быть применены в военных целях – и экспортное регулирование для них совершенно законно.
Впрочем, «юридический пинг-понг» не должен вводить в заблуждение. Из внезапно разгоревшейся торговой войны между Японией и Южной Кореей можно сделать сразу несколько фундаментальных выводов.
Во-первых, уже абсолютно ясно, что замедление глобальной экономики снова поднимает на поверхность, казалось бы, забытую повестку политического противостояния. В момент всеобщего роста любые политические разногласия ретушируются и смягчаются – так как международное экономическое сотрудничество сулит гораздо больший объём долгосрочных выгод, нежели «маленькая победоносная война». Сегодня же выгоды от будущего экономического роста, как минимум, неочевидны – и на повестку дня снова выходит вопрос геополитического противостояния, в котором экономика является отнюдь не «королём горы», а лишь одним из инструментов. Тут уже вопрос не о том, чтобы «у нас росло» – пусть лучше у конкурента всё завалится и вообще «корова сдохнет».
Вторым фактором является зависимость стран друг от друга в рамках глобальной экономики.
На сегодняшний день практически любое крупное предприятие в той или иной степени зависит от международного рынка.
Стоит вспомнить, что санкции против России формально не запрещали экспорт нефти или газа – однако после 2014 года нашей стране практически полностью отрезали доступ к высокотехнологичному оборудованию нефтегазовой отрасли. Восстановление или даже создание заблокированных компетенций заняло долгий период в пять лет – и только сейчас в России худо-бедно освоили всё то, что стало недоступным летом 2014 года.
Ну и, наконец, третьим фактором является скрытая монополизация значительных секторов мирового технологического рынка. Мощный удар по Huawei, который грозил похоронить весь мобильный бизнес этого китайского IT-гиганта, был нанесен именно такими скрытыми монополистами, которые владеют критически важным набором патентов, лицензий, технологий и дизайнов. Ровно таким же образом Япония ударила и по Южной Корее.
Можно сказать, что мы вступаем в период «войн высоких технологий» – для которой поводом в данном случае служат события еще Второй мировой войны. Просто оружием в них будут выступать не лазеры или роботы, а патенты, лицензии, технологии и монополия на глобальном рынке.

Правительство Японии внезапно начало наступление против Сеула на другом "фронте". Премьер-министр Страны восходящего солнца Синдзо Абэ обвинил Южную Корею в том, что она недостаточно добросовестно выполняет международные санкции, введенные против КНДР. Кроме того, в Токио отвергли предложения Сеула о переговорах, заявив, что отмены ограничительных мер не будет. Сначала премьер-министр РК Ли Нак Ён, а сегодня и президента РК Мун Чжэ Ин назвали эти высказывания безосновательными и безответственными.
Реагируя на конфликт и сразу вспомнив все прошлые реальные и вымышленные обиды и претензии под знамена противостояния начали вставать и народы двух стран. В настоящий момент как в Южной Корее, так и Японии бал стали править националисты, которые умело мобилизуют общественное мнение в выгодном для себя направлении. Согласно последним опросам, 58 процентов японцев назвали "справедливыми" решения их правительства и лишь менее четверти опрошенных полагают, что Токио неверно поступил, введя ограничения против Южной Кореи.
В Корее же началось и получило распространение движение бойкота любой японской продукции - пива, японской еды, электроники и прочего. Корейские туроператоры уже жалуются на снижение продаж путёвок в Японию, хотя раньше именно Япония была самым популярным направлением для зарубежного туризма среди жителей Страны утренней свежести. Схожие впечатления у продавцов в Корее японских автомобилей, косметики.
Один из знакомых автора этих строк также на днях отказался совместно ужинать в японском ресторане, предложив выбрать любое другое заведение. "Я это не особо поддерживаю, но в целом сейчас атмосфера не та, друзья не поймут, если я скажу, что поел в японском ресторане, давай лучше найдем нейтральное заведение", - пояснил он.
На странице общественных объявлений на сайте администрации президента Кореи появился и призыв к бойкоту японской продукции. Правда, за восемь дней существования этого призыва он набрал лишь около тысячи подписей, что очень мало в данном случае.
Сожаление вызывает и то, что появились "вбросы", которые намеренно разжигают японо-корейскую вражду либо выставляют какую-то из двух наций в глупом виде. Так на днях в корейских СМИ широкое освещение получила фотография, где запечатлено объявление, висящее якобы у въезда в одну из парковок жилого квартала. "Парковка автомобилей японского производства категорически запрещена. Просьба парковать подобные автомобили в другом месте", - говорится в объявлении, которое озаглавлено как "Объявление об использовании отечественной продукции". Впрочем, те же корейские журналисты, которые сначала схватились за этот сюжет, быстро установили, что в этом объявлении слишком много несостыковок и неточностей, которые позволяют с высокой долей вероятности предположить подделку. Некоторые СМИ опубликовали и фото с авто Lexus, на боку которого написано краской "предатель". Выдавалось все как недавнее происшествие, пока не выяснилось, что фотография сделана в 2014 году.
Вопрос в том, кому и зачем надо провоцировать вражду, учитывая, что эти фотографии разлетелись сразу очень широко и вызвали много в том числе и комментариев в поддержку. В корейском сегменте интернета действительно полно призывов к бойкоту японской продукции, но хватает и тех, кто призывает не вести себя глупо и не поддаваться на провокации, а если и отвечать, то продуманно, не выглядя смешно в глазах сторонних наблюдателей.

У нас нет другого выбора, кроме как заявить, что доверительные отношения между Японией и Южной Кореей столкнулись со значительным ущербом.
Министерство торговли и промышленности Японии

В 2018 году администрация Чжэ Ина отказалась от двустороннего соглашения, предусматривающего «окончательное решение» вопроса о корейских женщинах, подвергшихся сексуальному рабству во время колониального правления Японии. Кроме того, инцидент с участием японских самолётов и южнокорейских военных кораблей, произошедший в декабре 2018 года, спровоцировал возникновение напряжённости между японскими и южнокорейскими военными.
С политической, военной и экономической точек зрения ухудшение отношений между Японией и Южной Кореей подорвало рычаги влияния США в рамках переговоров с Пхеньяном. Успех переговоров зависит от способности США сделать так, чтобы Северная Корея столкнулась с существенным внешним давлением из-за своей ядерной программы. Оказать необходимое давление на КНДР можно только при наличии единства среди союзников и партнёров США. Следовательно, когда союзники США воюют друг с другом, США теряют необходимые рычаги давления на КНДР.
США должны позаботиться об уменьшении разногласий между двумя региональными партнёрами — Южной Кореей и Японией. Однако Вашингтон может оказаться перед трудным выбором, поскольку он не может поддержать жалобы одной страны за счёт другой. Если все заинтересованные стороны смогут проявить непредвзятый подход, то разногласия можно будет преодолеть.


Самолёты ВВС Японии
Af.mil

На правительственном уровне США должны укрепить существующие механизмы и инструменты безопасности, которые могли бы напомнить Японии и Южной Корее о том, что у них есть общие угрозы и приоритеты в сфере национальной безопасности. В настоящее время страны участвуют в трёхсторонних военных диалогах и проводят многосторонние военные учения по противоракетной и противолодочной обороне. Кроме того, с 2016 года три страны расширили обмен разведданными о северокорейской ядерной и баллистической ракетной деятельности, когда Япония и Южная Корея подписали общее соглашение о военной информации (GSOMIA).
Самая насущная потребность заключается в снижении враждебности между населением Южной Кореи и Японии, которая подпитывает бесконечный конфликт между двумя странами. Конечно, полное примирение — это долгосрочная цель, однако США уже сейчас должны позаботиться о том, чтобы Япония и Южная Корея смогли отделить исторические споры от вопросов в сфере безопасности.
До тех пор, пока сохраняется конфликт между Сеулом и Токио, северокорейский лидер всегда может рассчитывать на некое снижение давления на КНДР. Учитывая то, что встреча двух лидеров в ДМЗ предполагает продолжение переговоров между Вашингтоном и Пхеньяном, администрация Трампа должна обратить своё внимание на обострившиеся отношения между двумя тихоокеанскими союзниками, если Вашингтон стремится заключить хорошую сделку с Пхеньяном.