«Либеральная идеология легко перетекает в неонацистскую…»

За пять лет до победы майдана у Константина Кеворкяна вышла книга о феномене нацистской пропаганды. Темой сегодняшней нашей беседы с харьковским публицистом, ныне жителем Крыма и членом Союза писателей Москвы, стало всё то, от чего он предостерегал соотечественников в спокойном 2009 году…

— «Опасная книга» была написана по следам первого майдана, когда мы впервые и в таком объеме столкнулись с наступающим противником. Это была, по сути, попытка осмысления происходивших событий. Тем более, что уже было известно о подготовке различных боевиков в лагерях на Западной Украине. Была известна их идеология, которая унаследовала (они этого и не скрывали) идеологемы Донцова, Бандеры и прочих ультранационалистов. Мы имели дело с этой реальностью еще 10-12 лет назад. То, что реальность прорвалась к власти, — это уже наша недоработка, наша вина. Люди, находившиеся во власти до второго майдана, может быть, не понимали истинного размаха происходящего, а где-то и стимулировали его...

— Эта книга была просто формой предупреждения, возможно одиноким криком, который, к сожалению, повис в пустоте. Она была мало понята, мало услышана. И я жалею, что получилось именно так. Роль пророка в своем отечестве меня менее всего привлекала, поскольку я человек практический и предпочитаю практические результаты.

— Да, разумеется, человеку свойственно приспосабливать реалии под свое понимание жизни: если со злом нельзя справиться, то пусть это зло уже работает на нас (так некий антибиотик помогает избавиться от вредоносных вирусов). Вот эти игрища, вакцинации на социальном уровне, конечно, приводят к самым печальным последствиям. Как тяжело убедить людей в том, что опасность реальна, так и потом тяжело приступить к лечению. Поскольку вирусы приобретают такой объем, захватывая всё новые части организма государства, что рано или поздно могут привести его к летальному исходу.

Понятно, что сама идеология неонацизма подразумевает вполне изощренную, настойчивую борьбу за власть. Приход к власти любой ценой, а потом любой ценой удержание власти являются основой доктрины не только неонацистского движения, но и классического нацизма. Главное — любым способом, в любых коалициях, пусть даже с демократическими или полудемократическими организациями, дорваться до власти. А там уж ее не отдадим. Демократические процедуры не существуют для тех, кто исповедует тоталитарное мировоззрение. И с этой данностью рано или поздно сталкиваются представители либеральной интеллигенции. И в их мимикрии я усматриваю лишь попытку сделать хорошую мину при плохой игре. Они достаточно отчетливо понимают, что их мифологемы развеяны самой жизнью. Но жалкое желание показаться своим, а значит, и пригодиться на будущее — это просто попытка обрести подножный корм в ситуации, когда его становится всё меньше.

— Сама интеллигенция, ее психика, стереотипы восприятия чрезвычайно подвижны. Система образования построена на целенаправленном взращивании критичности к неким догмам. Это является элементом научного познания, которое получает интеллигенция. Каждый второй житель Харькова либо имеет высшее образование, либо учится в вузе. При этом интеллигенция является весьма внушаемой прослойкой общества. Именно по причине святой уверенности в своей неуязвимости для манипуляций. Она — составная часть социума. И ни образование, ни круг общения, ни прочитанная литература, ни общий интеллектуальный уровень не ограждают ее от воздействия манипулятивных технологий, рекламных и политических, которыми современное общество управленцев владеет в совершенстве.

Харьков имеет определенную специфику. Это город русскоязычный, и напрямую имплементировать в него националистическую идеологию достаточно проблематично. Зато можно вполне успешно работать с идеологией либеральной. В том, что либеральная идеология легко перетекает в националистическую и даже неонацистскую, средний интеллигент не догадывается. Он стоит за всё хорошее против всего плохого… Это сыграло со всеми нами злую шутку. Мы недооценили то, что либерализм стоит на основе конкуренции в обществе, соответственно происходит распределение неких преференций для тех, кто вписан в общую парадигму. И здесь начинается самое интересное. Преференций на всех не хватает — ими наделяются либо члены управляющего класса, либо представители титульной нации, либо те люди, которые имеют соответствующие финансовые средства, капитал, связи. Часть общества остается в проигрыше. А интеллигенция исходит из того, что она-то уж точно будет в выигрыше. Воспринимая себя как некую «совесть народа», интеллигенция хотела преференций и участия в управлении государством. Но либерализм не использует понятие «совесть» и другие абстрактные материи для управления государством и обществом.

Та часть харьковской интеллигенции, которая примкнула к майдану, вместе с ним отправилась в экономическую пропасть. Не может себя чувствовать на «Титанике» в безопасности тот, кто является обслугой корабля. Спасают только пассажиров первого класса. Соответственно харьковская интеллигенция в числе прочих коллег останется у разбитого корыта, только с еще меньшим профитом, потому что традиционно к «схиднякам» относятся с подозрением.

Попытки этих людей хитрить, договариваться с идеологией, которая изначально не берет их в расчет, — приводят к самым печальным последствиям. Человек, вступивший на путь сговора с неонацистами (а именно так происходило на майдане 2014 года) рано или поздно приходит к тому, что его увлекает общее мутное течение. В гитлеровской Германии — под предлогами национального возрождения, очевидной несправедливости Версальского договора и, безусловно, кричащих противоречий Веймарской республики — многие интеллектуалы, включая нобелевских лауреатов, очень даже поддерживали Гитлера. Вместе со всем немецким народом они шагнли в бездну…

— А спустя год с небольшим некоторые представители либеральной интеллигенции исходили из того, что на майдане нужны сильные кулаки штурмовиков, чтобы снести нелюбимый ими режим Януковича. Ну, а потом, дескать, неонацистов удастся оттеснить от власти, лишить влияния… Сегодня эти либерал-демократы получают вполне заслуженно то, что предполагалось с самого начала. Сыграв свою роль некой демократической маскировки происходящих событий, они, наконец, дождались, что им откровенно говорят: «Пшёл вон!» И их изумление может быть вполне искренним. Их политическая роль будет сводиться к нулю, поскольку мавр сделал свое дело и может, утираясь, идти прочь от кормушки. То, что так будет, ни у кого из разумных людей, разделявших наши убеждения, не вызывало сомнений.

— Есть другая интеллигенция: те, кто не поддались обаянию майдана и не утратили способность рассуждать здраво. Экономика Харькова тесно связана с Россией. У нас есть и техническая, и гуманитарная интеллигенция, которая себя считает сопричастной к русскому миру, к русской культуре. Она является идеологическим противником национализма и тех событий, которые происходили в феврале 2014 года. Конечно же, нельзя говорить, что весь Харьков прогнулся. Многие люди делают всё, что могут, чтобы чума не проникла в каждый дом. Есть педагоги, которые в школе стараются рассказывать об истории Великой Отечественной войны ученикам. Есть журналисты, которые доносят правду о происходящем в городе. Есть профессионалы, которые стараются поддерживать научные, культурные связи с Россией и находят в себе силы выступать против того ужасного положения дел, в котором оказалась Украина, а с ней — и один из крупнейших городов Восточной Европы, находящийся на границе с Россией, — наш любимый Харьков

— Надо понимать, что все общество запугано. И все люди, которые могли составлять видимую оппозицию режиму, теперь либо находятся в эмиграции, либо подвергнуты репрессиям, как и упомянутый Мехти Феофанович. Они не имеют возможности даже открыто высказываться в СМИ, поскольку это повлечет принятие профилактических мер к ним на работе. Мы знаем множество случаев, когда людей огульно обвиняли, например, в сепаратизме…

— Да, неугодных людей подвергали остракизму даже в тех местах, которые по своему определению должны являться оплотом свободомыслия. Например, Ирина Шрамко, дочь выдающегося советского и украинского историка, археолога Бориса Шрамко, была подвергнута откровенной травле в университете — за ее якобы сепаратистские высказывания. А декан социологического факультета, один из самых перспективных и одаренных ученых Виктор Лукащук был просто изгнан из стен альма-матер.

Вся работа по сопротивлению этому массовому безумию может носить только непубличный характер: распространение информации, потребление информации. И самое главное — это сбережение, в первую очередь, в семье тех истинных ценностей, которые отличают нашу цивилизацию, нашу историческую программу и наш генотип. Важно, чтоб люди приучали своих детей критично воспринимать ныне действующий режим, учили их истинной истории своего народа, приобщали к настоящим нашим культурным достижениям.

— Мы тем и отличаемся от поборников неонацистских, тоталитарных, ультранационалистических доктрин, что признаем разнообразность мира. Мы признаем то, что каждый человек уникален, неповторим, и ценим эту уникальность. Мы подразумеваем, что право на самовыражение есть у каждого индивидуума. Но по мере роста тоталитарных тенденций, конечно же, управляющий класс будет стараться нарезать общество равномерными кирпичами, легко выстраиваемыми в нужной конфигурации.

Упрощение общества, его примитивизация — это одна из особенностей архаичного ультранационалистического восприятия мира. На родине мы уже видим мир, который делится на черное и белое, на патриотов (которые выступают за неньку Украину) и предателей (которые, согласно внесенному недавно законопроекту, должны быть заклеймены как коллаборанты). Интеллигенты, оставшиеся верными этому режиму, неизменно будут обслуживать именно такую модель. Где-то им позволят сохранять видовое разнообразие, например, в искусстве, чтобы отстаивать общую идею. Условно говоря, художники разных направлений будут со всем пылом изображать портреты, например, «героев АТО». А остальные интеллектуалы, которые не могут вписаться в запланированную модель мира, будут впадать в атомизацию, закрываться в собственном психологическом коконе, вести индивидуальную жизнь, максимально отдаляясь от этих изменений в обществе. Но еще будет литература, которая осмыслит происходящее. Еще будут художественные произведения, которые передадут боль эпохи.

— История с доской Шевелеву действительно предъявила нам все эти типажи, которые потом массово полезли из щелей, когда представилась возможность. Почему они его оправдывали, почему превозносят сейчас? Потому что, оказывается, можно быть подлецом, можно быть стукачом, можно быть сотрудником гитлеровской прессы, но при этом считать себя интеллигентом, интеллектуалом, ученым, которого восславит в веках определенная категория фанатов. В лице Шевелева вся эта публика видела индульгенцию своим запланированным подлостям, своему человеконенавистничеству. Добавим сюда и их потаенную мечту: ни за что не отвечать при жизни, выходить сухими из воды. То, что удалось их кумиру. Икона стиля (а Шевелев, в определенной мере, стал для них таковой) определяет сознание.