https://oohoo.livejournal.com/246122.html5. «Откуда есть пошла...»
(начало,
предыд.) Действительно, откуда вдруг взялась эта модель с четырьмя автономными ипостасями, а не просто четырьмя функциями как у Юнга? На самом деле, для нашего философского исследования не суть важно, откуда именно. Вообще-то ‑ как проекция на личность историко-философской модели из «Государства и Традиции», подкрепленная позже совпадением с четырехчастной моделью личности в антропологии Ап.Павла. Но могло быть и наоборот.
Важнее тот факт, что более простые «сложные схемы», как у Юнга и юнгианцев, не объясняют всех наблюдаемых феноменов, дают упрощенную и смешанную типизацию. И только четырехчастный фрактал, открытый и в сторону внешних социальных связей, и в сторону глубинных автономных субъектов психики ‑ имеет эвристическую силу. Для полноты философской системы осталось реконструировать возможный генезис именно такой скрытой внутренней структуры «черного ящика» человеческой психики.
По счастью, большая подготовительная работа в данной психологической части антропогенеза уже была проделана в
эссе «Заповедь Субботы» ( https://roman-romanow.livejournal.com/)
и прилагаемых к нему научных обзорах (
http://samlib.ru/r/romanow_r_r/apptoday7th.shtml), доказавших эвристическую силу этой реконструкции Предыстории.
Она также, как и настоящее эссе, основана на сопоставлении «кроны» современных научных знаний и суждений с «корнями» религиозно-философских теорий антропогенеза.
Основным посылом для научно-философской реконструкции генезиса сложной человеческой психики стал общепринятый в психологии принцип «интериоризации» всех новых приобретений в ходе развития - от участия личности или сообщества во внешних связях социальной среды к накоплению опыта и возникновению внутренних связей, заменяющих внешнее обучающее и воспитывающее воздействие. То есть применительно к нашей четырехчастной модели ‑ сначала в силу эколого-биологических факторов произошло разделение стаи пралюдей на две автономные, но не разделимые части с разной по соотношению функций психикой. А затем в ходе сотен тысяч лет эволюции такого прасоциума это внешнее разделение ‑ сначала на две, а затем на четыре части ‑ перешло во внутреннюю структуру психики.
Ключевым для такой интериоризации моментом (узлом 5/6) антропогенеза было вынужденное освоение маргинальной «русалочьей» частью ночных часов для активности на общем с консервативной «мужланской» частью берегу африканского водоема. Для этого пришлось научиться координировать и коммуницировать между собой только с помощью «слов» и первых предложений, а не жестами и «междометиями» как в дневное время. При этом коммуникационные навыки и умения для дневного времени никак не подходили для темной ночи, как и наоборот. То есть внутри единой психики сложились два непересекающихся в части внешней техники, автономных по факту комплекса внутренних связей ‑ отдельно «ночной», отдельно «дневной». Отсюда, кстати, такие феномены как архаичные случаи раздвоения личности по типу «мистера Джекила и доктора Хайда».
Разделенная надвое вечной «гибридной войной» прачеловеческая стая сохраняла сложное единство. «Русалки» на ночном берегу не только паслись, но и спаривались, захватывая самцов, а потом изгоняли выросших детенышей мужского пола на берег. Так что в условно «мужской» части стаи тоже наследовались две автономных «дневных» и «ночных» личности. Днем «джекилы» жестоко преследовали и отгоняли наглых сестер, а ночью «хайды» соединялись в оргиях на берегу, абсолютно не помня о дневных стычках.
Однако тем самым на шестой стадии антропогенеза кроме удвоенной внутренней структуры психики обеих частей, возникло разделение внешней структуры прасоциума на три автономных части, охватывающие несвязанные между собой отношения - дневная «мужская» часть, отдельно по месту в то же время ‑ дневная «женская» часть, а также общая по месту и времени «ночная» часть. Это первичное разделение и сейчас остается классикой ‑ консервативный «хартленд» сталкивается с радикал-либеральным «айлендом» в лимитрофном «римленде» (спорят при дневном свете, но тайно вступают в торг).
Прошу непривычных к таким необычным философским экскурсам читателей меня извинить, но только так с помощью социальных аналогий можно реконструировать и понять всю необычайную сложность генезиса комплексной человеческой психики. Без всех этих подробностей, описанных в «Заповеди Субботы», не получится понять, откуда взялись именно четыре автономных, иногда сотрудничающих, а порою соперничающих психических комплекса, не считая скрытых архетипов «внутреннейшего». Так что нам придется продолжить экскурс в социально-психологическую Предысторию.
Вскоре после формирования лимитрофной сотрудничающей части социума не может не произойти очередной кризис, поскольку консервативная часть лимитрофного ночного «римленда» не может не выдвинуть своего вожака, а ревнивая радикальная часть не может не убить этого вожака, посягнувшего на власть божественного Артефакта. После этого в ходе большого цикла взаимных репрессий и амнистий постепенно вырабатывается компромиссный ритуал, учитывающий амбиции и интересы обеих сторон. Частью этого ритуала становится признание за «русалками» постоянного места на берегу, домашнего очага для сакрального огня. Кроме прочих подробностей священного праздника единения, на угощение противника пойманной большой рыбой мужская часть должна ответить равнозначным взносом, но своим собственным, земным, а не водным.
В ходе отработки ритуалов и условий мистического соединения формируется четырехчастная структура прасоциума, что отражено в архетипическом сюжете создания дневного «внешнего человека» по образу и подобию сакральной ночной двойственности мужского и женского. Мистериальное воплощение «божественных» мужской и женской ипостасей происходит в период новолуния, а в другие дни мужская и женская части уже не животного сообщества играют человеческие роли: Мужская часть уходит на охоту, а женская остается сторожить очаг на берегу и ловить рыбу.
Менее проработанным в «Заповеди Субботы» был вопрос о формировании первобытных традиций художественного отражения многодневной охоты как подготовки сакральной ночной мистерии. Ловцы зверей, чтобы доказать равенство с рыболовками, должны были привести пойманных. Если же это не случалось, то жрицы сакрального очага опять превращались в фурий и репрессировали вожаков охотников. Поэтому в какой-то кризисный период обеим половинам пришлось удовлетвориться изображениями трофеев в виде окрашенных охрой камней и наскальных рисунков. Однако это и есть специализация одной из «ночных» ипостасей не только на поддержании созерцательных ритуалов, но и на создании символических знаков, картин и карт, отображающих плоды, а может быть и сюжеты дневных бдений.
Наконец, завершение психологической интериоризации новой четырехчастной структуры психики создает принципиальное условие для возможности разделения потоков развития и экспансии ‑ на кочевых звероловов и скотоводов, способных уходить от побережья, и на относительно оседлых рыболовов и будущих земледельцев, ищущих новые места в том числе вдали от продуктивных земель, на пустынных берегах.
Отсюда идет формирование первых этнических отличий, определяемых не только наличными условиями воспроизводства культуры, но и различиями коллективной памяти. «Юго-западные» по усеченному психотипу звероловы-скотоводы хранят в коллективном бессознательном архетипы «русалок», «весталок», «гурий», прибрежного очага которых более нет в степи. И наоборот, будущие земледельцы и хранительницы артефактов подсознательно помнят о мистериях с участием звероловов. Формируется то самое глубинное «внутреннейшее», связь с которым держит ипостась, для которой не осталось реального соответствия во внешней жизни, но без которой четырехчастное единство уже невозможно.
Таким образом, модель-реконструкция антропогенеза из «Заповеди Субботы» дает ответ не только на вопросы об этапах формирования самых ранних сакральных символов, особенностях строения тела, этапах и причинах глоттогенеза (развития языка), но и объясняет наличие четырех ипостасей личности, одна из которых обращена к образам коллективной памяти.
И еще один момент ‑ именно эмпирически найденный принцип развития личности через интериоризацию внешних связей, подтверждаемый на самых разных примерах и успешных моделях - реконструкциях, определяет единство фрактальной психолого-исторической модели для всех связей личности - и внешних социальных, и внутренних архетипических.
Можно было бы на этом закончить главу, но есть соблазн затронуть еще одну любопытную тему о межполушарной асимметрии, возникающей в онтогенезе личности. Есть философское подозрение, что эта сторона онтогенеза также повторяет развитие асимметрии и иных психологических особенностей в филогенезе гомо сапиенсов. Как раз по шестую стадию антропогенеза лидировала в развитии «женская часть» первобытной стаи, а после экспансивность перешла к мужской половине. Точно такое же опережающее развитие наблюдается у девочек лет до 13, а потом вперед вырываются мальчики.
Межполушарная асимметрия наблюдается не только у людей, но у дельфинов, крыс, попугаев, то есть видов с развитой социальной коммуникацией. Есть подозрение, что при активном звуковом взаимодействии в темноте лесов или нор, лабиринтов нор, одно полушарие начинает формировать картину происходящего по сигналам соседей, а другое сохраняет визуальную образную картину. Наверное, многотысячелетний период ночных бдений «русалок», а затем и их партнеров, способствовал усилению развития такой асимметрии полушарий у человека.
Левое «аналитическое» полушарие отвечает за распознавание и воспроизводство как звуковых, так и письменных знаков, слов, символов, выстраивании их в логические цепочки. Правое «синтетическое» полушарие отвечает за восприятие и мысленное достраивание целостных визуальных образов. Эти различия в целом соответствуют разнице между изначально «женскими» и «мужскими» ипостасями первобытной психики. Усиление асимметрии у подростков и юношей после 13 лет по сравнению с девушками также соответствует филогенезу, когда «женская» часть первобытного сообщества занята сохранением сакрального очага, пока мужчины осваивают пространство и отражения целостных образов дневной жизни.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Заповедь Субботы.
Сказка для младшего научного возраста 1. «Добро пожаловать в …»
Взрослая жизнь постепенно втягивает человека в оборот страхов, соблазнов, обычаев. Страхи влекут обязанности, подкрепляются эмоциями и формируют привычки. Три необъятных колеса, надежно цепляясь друг за друга зубцами, не дают человеку вырваться из плена безличной судьбы. Страхи, они же обязанности несут нас по кругу повседневных гонок за статусом – диплом, потом должность, потом премия, звание, и так до финишной ленточки на престижном кладбище. Эмоции или удовольствия (включая невротические в случае неудач) – это сладкий клевер или горькая полынь в охапке сена, полагающейся по итогам раунда – ежедневного, еженедельного, ежемесячного, ежегодного, юбилейного. Наконец, опыт гонок и прилагающихся удовольствий формирует привычки, экономящие физические силы и психическую энергию. Большинство людей, увы, так и проживают свою жизнь безлично – шестеренками в переплетении трех зубчатых кругов все более сложного и довлеющего социального механизма.
Некоторые (так называемая «элита»), страшась участи шестеренок, захотят стать частью самих колес. Выбранный элитарием диск полагается истинной «земной твердью», хотя центробежная сила, которую нужно преодолевать, должна бы указывать на его вращение. Тогда продвинутые элитарии приходят к выводу, что «земная твердь» имеет рельеф горы, на вершину которой нужно забраться. Элитарии начинают жить внутри замкнутого круга. Самые исполнительные одержимы страхом не успеть, не вписаться в очередной круг подъема к вершине. Другие, более чувствительные, находят смысл в гонке за новыми, все более эксклюзивными удовольствиями. Третьи, самые созерцательные, продвигаются от простых привычек к более престижным обычаям, затем – в круг ритуалов, церемоний, стараясь экономить все большую часть сил и эмоций. Отдельные начинают различать, что каждый «диск» также состоит из трех малых дисков – страха, удовольствий и привычек данного «круга элиты» и повторяют движение «наверх», в более узкий «круг». Однако все три пути, кажущихся движением наверх, ведут к кризису. Добравшиеся до «вершины» оказываются в чреве социальной машины, от тени которой они бежали. И становятся просто смазкой для вращающих диски первопричин.
Я раскрываю эту «тайну» о плоском устройстве социальной машины вовсе не для того, чтобы молодое поколение не ходило в этом направлении. Вовсе нет, не оставаться же «шестеренками» в центре переплетения дисков. Сходить ближе к центру дисков нужно, хотя бы ради интереса. Но следует осознавать их «плоскую» природу, не имеющую ничего общего с подлинным движением наверх. Для истинного восхождения нужно осваивать «третье измерение» – научиться свободе от стереотипов. Это не есть отказ от обязанностей, удовольствий или привычек – а всего лишь независимость от них, отказ от плоского и предопределенного существования.
Но что же нужно, чтобы научиться движению наверх, для начала хотя бы «подпрыгивать»? Совсем немного – суметь взглянуть со стороны на самого себя. Вспомнить свою жизнь за последний год, убедиться в своем движении по кругу – в зубчатом контуре «страх-удовольствие-привычка». Осознав, взбунтоваться! Возжелать свободы от безличной машины, ткущей социальную паутину.
А какое же еще бывает бытие, спросите вы, кроме социального? Ну, во-первых, есть еще бытие природное, в котором человек доверяется своим инстинктам высшего животного, которые при их освобождении и тренировке ничуть не хуже, чем у каких-нибудь матерых хищников или пугливых ланей. Иногда можно и нужно спрыгивать с тусклого металла социальной машины на все еще зеленую травку природы – как можно дальше от городской суеты и искусственных эмоций. Там, на берегу заповедного озера или на вершине горы от можно ощутить подлинность бытия.
Все великие пророки и философы древних цивилизаций, странствующие рыцари и книжники средних веков, художники и ученые нового времени стремились к уединению где-нибудь на дикой горе Синай, Соловецких островах или хотя бы в дальнем имении Болдине. Возвращение к природе дает, во-первых, тренировку свободного выхода из социальной машины, а во-вторых – запас энергии, независимый от социальной машины. Насытившись энергией природных переживаний, свободный человек непременно взглянет на ночное небо, полное не просто звезд, а созвездий. Обязательно найдет Венеру и Полярную звезду, узнает в лицо Большую Медведицу и Кассиопею… и вдруг окажется в искомом «третьем измерении».
Великий философ Иммануил Кант изрек знаменитую фразу (цитирую не дословно, но точно): «Две вещи всегда поражают меня – звездное небо над головой и нравственный закон внутри меня!» Осмелюсь возразить любимому профессору, уточнить его: Уважаемый доктор Кант, звездное небо потому так и поражает свободного человека, что разнообразие звезд дает возможность спроецировать на воображаемые линии созвездий сложный внутренний мир человеческой психики. Только наличие нравственного закона внутри нас заставляет искать ему соответствие вовне, постигая разнообразие мира и умозрительно проникая в глубины Космоса. Стремление к познанию отличает человека от любого животного, а свободного человека от человека социального.
Даже самое умное животное, каковым по праву является свинья, если бы могло поднять голову к звездному небу, не увидело бы в нем ничего. Нет, впрочем, голодная свинья, запертая в загоне, увидела бы на черном небе крошки отрубей и рассыпанную крупу. Ведь высшие животные способны на фантазии в форме «реакции на отсутствие». Из этой реакции замещения и выросла человеческая фантазия как основа процесса познания. Только, если у высших животных фантазия замещает неудовлетворенные животные потребности, у человека такая же «реакция на отсутствие» начала замещать какую-то особую, благоприобретенную потребность социального общения – механизма, соединившего и сублимировавшего плотские инстинкты высших приматов.
Опять же, переход от высших приматов к человеку не был скачкообразным, а эволюционным, постепенным. То есть эта самая новая нравственная потребность человека в познании выросла из некоторой почти социальной потребности высших приматов. В стае наших человекообразных предков уже были «изобретены» и социальная иерархия обязанностей, и чувственное поощрение, и привычка к ритуалу. Те самые три «зубчатых диска» социального взаимодействия, созданных Природой на первых порах из мохнатой плоти и крови. Этот первобытно-социальный механизм оказался очень удачным изобретением для выживания в окружении многочисленных врагов и конкурентов. Поэтому социально-ролевые игры в иерархию, чувственное поощрение и ритуалы стали жизненно важной потребностью, приближая наших животных пращуров к роковой черте или «полосе препятствий», которая отделяет неспешную Эволюцию от ускоряющегося колеса Истории.
Потребность высших приматов в социально-ролевых играх – это уже та самая социальная несвобода, которая только и способна породить подлинную свободу через психологический механизм «реакции на отсутствие». Каким образом могла возникнуть ситуация прерывания социальной круговерти, принудившая первого прачеловека к «свободе» от первичного социума? На этот счет у меня есть вполне основательная гипотеза – реконструкция первых этапов антропогенеза, в том числе первопричины стартового «пассионарного толчка». Как ни странно, эта прогрессивная теория в русле естественнонаучного наследия Ч.Дарвина и Л.Гумилева оказалась вполне созвучна «ветхой» креационистской модели антропогенеза. Если только не понимать символику Книги Бытия буквально.
Точно также созвучен вопрос, неявно звучащий в заглавии нашей книги: о значении Субботы. Разумеется, речь идет не о субботе нашего календаря, а о Дне Седьмом Творения и об одной из десяти заповедей, открытых иудейским Богом пророку Моисею. Подлинно свободный человек обязан уметь вырываться из замкнутого круга социальных игр, этих гонок по мнимой вертикали. Чтобы посмотреть на себя и на свою жизнь со стороны звездного неба и нравственного закона.
Это не так просто. Я бы сказал, совсем непросто. Если бы было легко быть свободным человеком, то есть свободно мыслить, расходуя на это свою пассионарность, то люди не предпочитали бы сизифов труд офисного планктона или работу портовых грузчиков. Если бы это было легко, то иудеи не превратили бы Субботу в привычку – подробный ритуал, экономящий психическую энергию. И не понадобилось бы испытывать в пустыне или плену лучших сынов Израиля, чтобы голос пророков напоминал иудеям о подлинном смысле Субботы.
https://roman-romanow.livejournal.com/