Предупреждение. В материале представлена часть Предисловия. Поиск, на русском, в интернете пока ничего не даст. Подробности во втором спойлере. Авторский текст курсивом.видео VK— Бабушка приехала.
— Это точно? Ты всё пракачал?
— Точнее и быть не может. Я отыечаю.
„Бильфингер, обладавший особым умением привносить в свои концепции свет, порядок и точность.“ — Иоганн Генрих Ламберт, «Новый Органон».
Философские объяснения относительно Бога, человеческой души, мира и общих свойств вещей.Георг Бернгард БильфингерПРИВЕТСТВУЮ ЧИТАТЕЛЯ.
Прежде чем продолжить, друг, прими во внимание возможность и метод написания. Эта информация сделает ваше суждение более осторожным и, тем самым, более правильным.
Прошел год с тех пор, как некоторые современные философские писания были подвергнуты различным нападкам, и мне казалось, что я ясно увидел, как их невиновность, так и их полезность. Поняв мнения разных людей, я также захотел изложить свое мнение, уважаемым слушателям. Отсюда возникло так называемая частная школа, которая проводилась в июне, июле, августе и сентябре прошлого года. Чтобы не говорить на одни и те же темы бессвязно, я предпочитал связывать то, что я должен был сказать, в определенном порядке, а не представлять это совершенно разрозненно. Таким образом, мне удалось вмешаться, не вызывая споров. Что, однако, не только позволялось, но и требовалось, в силу специфики, связанной с природой этого мероприятия. Что такое академические лекции? И для чего они предназначены? В самом деле, чтобы услышанное не выскользнуло из памяти, мне показалось полезным поделиться этим в письменном виде, так как я мог излагать это на бумаге после моих лекций, правда, поспешно среди различных занятий, но не отвлекаясь или засыпая, и не будучи совершенно новичком в этих вопросах.
Скрытый текст
Будучи предупреждённым, что от этого будет мало пользы, если оно будет опубликовано, хотя это будет скромный и незаметный труд, согласен с тем, чтобы основы и предостережения моих учений, в этой части, могли быть также оценены другими, если им будет угодно видеть своими глазами, а не полагаться на чужие; чтобы то, что хорошо — шире распространялось и дольше сохранялось; чтобы, если я ошибусь (кто же никогда не ошибается?), с помощью других и с их советами, можно было вернуться на правильный путь.
Если ты, Читатель, покажешь себя справедливым — я учу, чтобы ты учил; если я столкнусь с несправедливостью — я молчу, чтобы ты молчал; если и этого недостаточно — я учу снова, чтобы ты не вредил.
Видите, почему стоит вынести на публику этот трактат, каков он есть? Не мне судить о его достоинствах. Кто бы согласился быть автором; и судить о писаниях другого? Я ожидаю учёных судей, особенно тех, кто обладает способностью понимать и судить о метафизике. Пусть одобряют то, что хорошо; остальное пусть будет отмечено крестами, и я не буду возражать.
Следует сделать вам краткое замечание относительно манеры письма, я очень люблю писать: апологетику я отношу к некомпетентности, эристику я полностью ненавижу. Кратко напомню о способе написания. Я очень люблю письменные работы: апологетика, которую я считаю необходимой; я полностью отвергаю эристическую логику. Я называю теорией то, что доказывают, а не то, что является истиной. Философ не должен присваивать себе какое-либо, ничем не отличающееся, привилегированное право, и, развив свои рассуждения, с самого начала, не должен присваивать себе право убеждать только догматическими утверждениями и общими призывами, к свидетельствам, чувству и авторитету народа или принятым с древности мнениям. Таким образом, Викентий Леринский был обучен этому методу язычниками, которые выступали против христианского богослужения. Если принцип вызывает сомнение, что он может быть подвержен ошибкам, то, когда он обобщается — является ложным. Аналогично, недостаточно убедительное философское доказательство может быть верным лишь в определённых ситуациях. Такова истинная наука, которая одинаково верна везде. Кроме разума и очевидного опыта, ничего универсального в философских вопросах нет. Догматическая истина не может быть навязана, но и клясться ею нельзя. Таким образом, я не возлагаю надежд на аффирмацию. Я не хотел бы наложить этот позор на хорошее дело или причинить вред читателю, как будто без моего предостережения он ничего не поймёт.
Я умерил свою апологетику таким образом, чтобы она действительно была защищающей. То, что стало мне известно — истинно согласно моим учениям или невинным оппозиционным взглядам, и это разрешается в зависимости от обстоятельств и важности ситуации. Я сделал это без позора для авторов; без колющих слов; без отсечения аргументов; без преднамеренного сокрытия каких-либо моментов; однако часто в процессе, как ты знаешь, читается ответ; но это лишь полезная и спонтанная предосторожность. Зачем ожесточать умы, когда можно смягчить? Давайте лучше сосредоточим усилиях и совместно будем искать истину!
[...]
Я надеюсь, что большинство читателей не будут неблагодарны за то, что я одновременно уделил внимание консенсусу христианских богословов в этой книге. Когда речь шла о чудесах, толковании слов Священного Писания, использовании разума в богословии, атрибутах, делах и поклонении Богу, я показал, насколько дружественно наше служение к богооткровенным истинам. Тот, кто внимательно прочитает наш труд, откроет для себя истину и будет обладать в своем сознании отчётливыми представлениями о богословских тезисах. По крайней мере, я так думаю!
Что касается того, что следует добавить, я упоминаю одно из множества предупреждений прославленного Веруламия. Так он говорит: „Также, это кажется необходимым. Мы, конечно, задумали и приложили усилия, чтобы то, что мы предлагаем, было не только истинным, но и чтобы не причиняло неудобств душам людей (хотя и занятым удивительными способами и замкнутым). Тем не менее, справедливо, чтобы мы добивались от людей, особенно в такое время возрождения учений и наук, (я говорю о текущем институте и подчинении), чтобы те, кто хочет установить или оценить это из нашего, либо из собственного мнения, либо из множества авторитетов, либо в форме доказательмтв; не надеялись бы, что смогут делать это мимоходом и как бы действуя иначе, но чтобы они познали дело; чтобы они сами постепенно пытались пройти по нашему пути, который мы описываем и укрепляем; постепенно привыкали к тонкостям вещей, которые были отмечены в опыте; и затем, когда своевременная и обоснованная отсрочка исправит неправильные и глубоко укоренившиеся привычки ума; наконец, (если это будет угодно) после того, как они станут самостоятельными, пусть они применят своё собственное суждение.“
Разумеется, это будет сделано таким образом, чтобы читатели поняли, не менее красноречивые, и человечные, слова великолепного канцлера нашего университета, Dn. CHRISTOPH. MATTH. PFAFFIUM, когда он в своей речи об эгоизме предсказывает: «Когда философские догматы начнут пониматься более глубоко, многие вернутся к прописным истинам».
Прощай, читатель, и наслаждайся, пока на твоём пути появляется лучшее — либо от других, либо от нас. Дано: в Тюбингене, март, 1725 года.
В это сложное для Бильфингера время, его пригласили в члены недавно основанной указом Петра Великого Петербургской академии наук. В 1724 году его рекомендовал, президенту Академии Лаврентию Лаврентьевичу Блюментросту, Хр. Вольф *, и учёный был принят на пять лет на кафедру логики, метафизики и морали с обязательством привезти с собой одного или двух студентов.
27 декабря 1725 года состоялось первое публичное заседание академии, на котором «профессор Физики экспериментальной и теоретической, господин Георгий Бернгард Билфингер» произнёс на латинском языке речь.
Михаил Васильевич Ломоносов — с января 1737 года слушал курс механики профессора Христиана фон Вольфа.
* Имя указано только в одном источнике из нескольких, там, где нет — это предложение "кривое" после слов: "его рекомендовал".