За Китай

Итоги Второй мировой войны или подготовка к Третьей?

Одним из ключевых моментов заявления, сделанного товарищем Ван И на пресс-конференции, состоявшейся во время 3-й сессии Всекитайского собрания народных представителей 13-го созыва является озвученная им готовность Пекина «вместе с Россией самым решительным образом отстаивать и защищать итоги Второй мировой войны», добиваться неукоснительного соблюдения устава ООН, а также «оказывать противодействие любым формам односторонности». Казалось бы – какое дело Поднебесной до предпринимаемых сегодня Западом попыток «переписать» историю, не только подвергнуть ревизии главную роль СССР в разгроме гитлеровской Германии и ее союзников, но и чуть ли не вообще вычеркнуть нашу страну из числа стран-победителей, приравняв к агрессорам и виновникам войны? Очень даже есть дело…

В Пекине, в отличие от стран Восточной Европы, освобожденных ценой колоссальных жертв советских воинов, а затем бывших нашими «союзниками» по Организации Варшавского договора, прекрасно помнят о том, кем была разгромлена Квантунская армия Японии, оккупировавшая Китай и уничтожившая миллионы его мирных жителей. Прекрасно понимают, что без помощи СССР (в том числе и военной, продолжавшейся, фактически, с 1937 по 1949 год) страна не обрела бы независимости и, уж точно не вошла бы в число победителей во Второй мировой войне, не заняла бы почетное место в постоянном составе Совета безопасности ООН. Кстати говоря, далеко не все знают о том, что до 1971 года Поднебесную в этой организации представляла не КНР, а так называемая «Китайская Республика» – осколок Гоминьдана, известным сегодня под именем Тайвань. Того самого, который товарищ Ван И в своем выступлении назвал исконно китайской территорией, стремление к воссоединению с которой «не удастся обуздать ни одной силе».

Предупреждения эти адресованы вполне конкретному государству – Соединенным Штатам. Ван И предостерегает их от «перехода опасной черты», хотя всем и каждому сегодня видно – в Вашингтоне, «закусив удила» твердо намерены перейти все возможные черты, границы и пресловутые «красные линии» в своем рвении «поставить на место» Пекин. Глава китайской дипломатии говорит прямо: «государство, не видящему разницы между правдой и ложью, не может занимать в мире достойное место». Выставляемые сегодня обезумевшими американцами против его страны иски «за пандемию» он называет «провокацией», организаторы которой «останутся на бобах» и «пожнут позор на свою голову».
 Можно не сомневаться – это в полной мере относится к аналогичным требованиям, звучащим из Белого Дома и Госдепа США. Ни платить «за распространение COVID-19», ни, тем более, расплачиваться за это Китай не намерен ни в малейшей мере.
Не так давно практически все мировые СМИ обошел «тайный доклад китайской разведки», якобы адресованный руководству партии и правительства, авторы которого настоятельно советуют лидерам страны готовиться к вооруженному противостоянию. В первую очередь, с США и их союзниками. Насколько документ подлинный – сказать трудно.

 Однако, что весьма характерно, МИД Поднебесной в ответ на многочисленные обращения и запросы достоверность данной информации не подтвердил, но и открещиваться от нее, как это обычно принято в подобных случаях, тоже не стал. Из чего можно сделать, практически, однозначный вывод – в данном случае имеем хорошо продуманный и санкционированный «вброс» по сути дела являющийся тем самым пресловутым «последним китайским предупреждением» США, в самом, что ни на есть буквальном смысле. Пекин вовсе не рвется воевать. Однако и не остановится перед применением силы для защиты своих интересов в случае крайней необходимости.

«Нерушимая крепость» против США?

Надо отдать должное китайским товарищам – несмотря на звучавшие чуть ли не с первых дней пандемии из Вашингтона огульные и оскорбительные обвинения в свой адрес, они до последнего старались вернуть отношения между двумя странами в мирное и спокойное русло. Недаром же Ван И выражает надежду на то, что путь «конструктивного сосуществования между США и Китаем будет найден», несмотря на разделяющие их различия и противоречия. Пекин еще недавно всеми силами демонстрировал готовность соблюдать контуры достигнутого в конце 2019 года «торгового соглашения» с американцами, более того – расширять их. В Поднебесной говорили о готовности снимать санкции, наращивать закупки американских товаров… Что США делают в ответ?

20 мая Офис контроля за иностранными активами США (OFAC) заявляет о введении санкций против китайских компаний «за сотрудничество и Ираном», 23 мая тамошнее Министерство торговли публикует очередной санкционный список из 33 китайских компаний, на которые ограничения накладываются в связи с «притеснением уйгуров» и «сотрудничеством с НОАК». Буквально вчера Белый дом публикует документ, в котором говорится о намерении «пересмотреть государственную стратегию в отношении Пекина» – разумеется в сторону резкого ее ужесточения в связи со «злонамеренными действиями и политикой Компартии Китая».

 Госсекретарь Майк Помпео снова сыплет заявлениями по поводу Гонконга, где китайские власти твердо решили окончательно навести порядок и вещает об «утрате им автономии». Дональд Трамп и вовсе раз за разом говорит о твердом намерении «разорвать все отношения» с Поднебесной. Дело и вправду пахнет войной, господа! Крайне маловероятно, чтобы из противостояния, достигшего такого уровня накала две мировых державы вышли с улыбками лидеров, под щелканье вспышек фотокамер и шорох перьев, ставящих подписи под очередной «мировой».

Китаю в такой ситуации и вправду нужны союзники, причем вполне определенного рода. Недаром же в своем выступлении Ван И говорит о «несгибаемом русском народе», который «победив под мудрым руководством президента Путина эпидемию коронавируса, выйдет из нее еще более окрепшим»! Как заговорил-то! И лидера нашего славословит на уровне собственного Председателя… Ой, неспроста это. С такими дифирамбами превозносят именно, что потенциальных военных соратников. Да что гадать, если товарищ Ван И совершенно прямо и без всяких обиняков заявляет: «Сплотившись плечом к плечу, Китай и Россия смогут полностью гарантировать мир и стабильность на планете, надежно защитив международную справедливость!» Россию недвусмысленно призывают к «новому уровню стратегического взаимодействия», который позволит двум странам «сплотиться в нерушимую крепость» перед лицом «политического вируса», исходящего сегодня из США.

 И вовсе не стоит считать это лишь громкими декларациями, декорированными присущими восточной дипломатии красивостями. Не будем забывать – речь мы ведем о Китайской Народной республике со всей присущей ей спецификой. Тамошние министры иностранных дел, в отличие от украинских или прибалтийских полоумных «деятелей» того же ранга, не брякают на публику что в голову взбредет. Они доводят до сведения мировой общественности тщательно выверенную и четко согласованную с самым высшим руководством внешнеполитическую «линию», которой страна твердо намерена придерживаться.

В чем перспектива для России?

Не будем торопиться с явно преждевременными на настоящий момент выводами и прогнозами. Лучше рассмотрим некоторые факты, имеющие к нашей теме самое прямое отношение. Еще дней десять назад мировые трейдеры пришли к выводу – потребление нефти в Китае вернулось, практически, на «докоронавирусный» уровень, составив 13 миллионов баррелей в сутки. Более того, по оценкам аналитического центра China National Petroleum Corporation (CNPC) импорт «черного золота» в страну в нынешнем году не упадет, а возрастет, пусть и всего на 2%. Также на 3% (до 313 с половиной миллиардов кубометров) вырастет и потребление природного газа.

 И что? Отдать это все Саудовской Аравии, Катару, или тем же американцам?! США, между прочим, нацелились на энергетический рынок Поднебесной более, чем конкретно – недаром же тамошняя Exxon Mobil готова вбухать 10 миллиардов долларов в возведение в Хуэйчжоу нефтехимического комплекса. Вроде бы, уже даже стройку начали… Да от мертвого осла им уши, а не колоссальный китайский рынок – с его объемом и перспективами! Нам это все самим до зарезу нужно! Уж если тамошние товарищи намерены строить «нерушимую крепость» все-таки с нами, а не с американцами, то есть основания надеяться, что в области энергетического сотрудничества это найдет свое конкретное отражение.

 В виде того хотя бы, что оно станет более взаимовыгодным и менее односторонним. Впрочем, это, можно сказать, частности. Не так давно официальные представители ОПЕК озвучили новость, которую вполне можно считать сенсационной: между Генеральным секретарем этой организации Мохаммедом Баркиндо и главой Национального энергетического ведомства Китая Джаном Джанхуа состоялись переговоры, в ходе которых Пекин прямо заявил о своем намерении навести порядок на мировых нефтяных рынках!

Нет, конечно же, товарищ Джанхуа говорил с Баркиндо о перспективах сотрудничества с ОПЕК «для стабилизации мировой нефтяной отрасли и обеспечения глобальной энергетической безопасности». Однако даже известному колючему зверьку понятно, что это означает на самом деле. Пекину осточертели «войны» и кризисы на критически важном для него рынке, а также стремления некоторых особо горячих парней утраивать «большие переделы». Китаю нужна стабильность и предсказуемость в энергетических поставках. И, можете не сомневаться – он своего добьется.

Вопрос только в том, будет ли при этом Россия рассматриваться в качестве союзника, чьи интересы необходимо учитывать, или же нет. Что нам выгоднее? «На наших глазах происходит конец американской системы и наступление Азиатского века, в котором все большую роль будет играть Китай» – эти слова принадлежат ни в коем случае не товарищу Ван И, а представителю Европейского Союза по иностранным делам и политике безопасности Жозепу Боррелю.

Двойные стандарты в отношении сепаратистских движений по всему миру – нормальное явление для американской внешней политики. Албанцам в Косово можно, русским в Донбассе или в Крыму – нельзя. Отношения официального Вашингтона особо фантастичны именно в отношении уйгурского сепаратизма. Значительная часть уйгурских групп и движений крайне радикальна и отталкивается в своей идеологии не столько от уйгурского национализма, сколько от экстремистских исламских течений. Уйгуры замечены буквально во всех известных конфликтах, где присутствовали радикальные исламские группы. Небольшие отряды уйгурских боевиков присутствовали даже в Чечне во время второй кампании.
В последние годы они составляли костяк нескольких очень злобных групп, действовавших в Ираке и Сирии в составе ИГИЛ*. При этом все наблюдатели отмечают их организованность, силу и удивительную для исламских радикалов обученность военному делу. Тем не менее в США упорно отказываются причислять уйгурские сепаратистские движения к экстремистским. Открытым остается и вопрос о том, где и при каких обстоятельствах уйгурские боевики получают опыт обращения с современным оружием американского производства. Например, они специализируются на американских противотанковых системах, включая TOW и пресловутые «джавелины».
Вокруг положения в Синьцзяне уже несколько лет англосаксонскими СМИ ведется откровенно агрессивная пропагандистская кампания. Упор делается на якобы репрессивной политике центральных властей Китая по отношению к уйгурам и, конечно же, «несоблюдении прав человека». Особое внимание сейчас привлекается к созданию Пекином в автономном районе сети специализированных трудовых лагерей. Скотт Перри насчитал чуть ли не миллионы уйгуров, которые там якобы содержатся.
С Тибетом ситуация несколько иная. США постоянно использовали тибетскую ситуацию в личных целях, но дальше символических актов типа награждения различными медалями и почетными званиями беглого Далай-ламы не заходили. Обстоятельства вхождения Тибета в состав КНР сложны, но в целом юридически чисты, поскольку тибетское правительство подписало все необходимые бумаги.
Возможно, это было сделано под давлением из Пекина и в условиях ввода в Тибет китайской армии, но юридически все нормально.Призывы же США «признать независимость Тибета» сейчас выглядят как объявление войны. И не экономической, а вполне себе «земной». При этом поддержка тибетского сепаратизма в США и в целом на Западе ранее носила, скажем так, «романтический» характер.
В интеллектуальных кругах Далай-лама популярен как фигура и человек, хотя представления о Тибете и тибетцах на Западе основаны в основном на мифах. Утверждается, что тибетцы пять тысяч лет не применяли насилия и чуть ли не поголовно заняты духовными практиками, тогда как их за это притесняют злые китайцы. Это просто неправда, тибетская армия с XVII века участвовала во всех вооруженных конфликтах в регионе Большого Китая и Монголии. Но интеллигентский флер вокруг Тибета, Шамбалы, буддизма и ламаизма создал тибетскому сепаратизму серьезную и влиятельную группу поддержки на пустом месте.
Дело в том, что в Тибете нет никакого организованного сепаратистского движения. Споры ведутся вокруг статуса автономии и конкретики взаимоотношений между Тибетом и центральным правительством. А в разного рода конференциях и митингах «за свободу Тибета» в Европе и США участвуют, как правило, уже давно живущие на Западе люди, недавние беженцы и молодое поколение тибетцев, уже родившееся на Западе.
Специалисты утверждают, что они тоже мало знакомы с реальностью положения в Тибете и сами находятся под влиянием разного рода романтических мифов. Есть подозрения, что уже и сам престарелый Далай-лама не слишком управляет ситуацией. Тем не менее в прошлом году американцы очень агрессивно пытались вмешиваться в выборы нового Далай-ламы, проходившие в Тибете под надзором Пекина.
Государственное устройство Китая очень сложно, что обусловлено его многонациональностью. Из признанных 55 национальных меньшинств 44 имеют автономию. Причем внутри эти автономии по конституции КНР сами могут делиться на отдельные автономные районы, если их населяет несколько этносов. Итого: автономий провинциального уровня – пять, которые, в свою очередь, дробятся на 77 автономных округов и 698 автономных уездов. И еще один хошун, по-нашему Эвенкия. Эвенков в Китае живет заметно больше, чем в России. Реально мелких автономий еще больше, поскольку есть еще национальные деревни волостного уровня, которых чуть ли не 40 тысяч. Разобраться и управлять этим всем может только китайский чиновник.
При этом доля нацменьшинств в каждой автономии разнится. Например, тибетцев в Тибетском автономном районе более 95%. А некоторые реликтовые этносы, родственные китайцам-хань, сотнями лет не совпадают с окружающим миром. Мяо-Яо, дайцы, кочинцы, чжуани, буланы, даху и (это название) туцзя – список их огромен. Суммарно территория автономных районов составляет более 65% территории КНР. Но исторически проблемными для Пекина были только те автономии и этносы, которые принципиально отличаются от хань и родственных ханьцам народов. Это в первую очередь те самые уйгуры и тибетцы, а также монголы Внутренней Монголии. 
В таком контексте понятно, почему Пекин так резко реагирует на любые выпады Запада в отношении своего государственного устройства и положения в проблемных автономиях.А Вашингтон, в свою очередь, давно и последовательно ведет подрывную работу против Синьцзяня и Тибета. За Гонконг «отвечает» в основном Великобритания. Но еще никогда до появления законопроектов имени генерала Скотта Перри такое внешнее давление на Китай в вопросе автономий не переходило определенные красные линии. Одно дело брататься с Далай-ламой и снимать в Голливуде прочувственные фильмы о Тибете, а другое – вдруг признать «независимость Тибета», да еще в каких-то таинственных «иных целях».
При этом надо помнить, что никакого «правительства Тибета в изгнании» не существует. Если в Вашингтоне собрались всерьез «признавать независимость Тибета», то как это вообще может быть юридически? Или все-таки международное право окончательно превратилось в отживший старомодный ритуал, который используют только «для своих» в узком кругу посвященных? Ответные шаги Пекина вряд ли будут содержать что-то настолько же экстравагантное. Например, признание независимости индейских резерваций.
Среди сочувствующих тибетцам западных экспертов набирает силу мнение, что подобные шаги Вашингтона только все портят и делают реальную жизнь в Тибете и Синьцзяне только сложней. Разного рода экстремистские или оторванные от реальности группы вполне могут расценить такие жесты, как выдачу карт-бланша. В результате Пекин будет вынужден реагировать на эту новую угрозу.
Понятно, что в Вашингтоне именно этого и добиваются – создать как можно больше проблем на ее же территории. Китай от этого, конечно же, не развалится, эта система, несмотря на ее сложность, очень устойчива. Но трудности могут быть.

Заговор, которого не было
Давайте ненадолго отвлечемся и представим себе похожую ситуацию в России. В нашей стране тоже есть связи между чиновниками, делавшими карьеру в одном регионе, и при желании можно говорить о региональных кланах. Выбор богат, но, пожалуй, остановимся на придуманном нами специально «казанском клане», куда можно включить и главу Татарстана Рустама Минниханова, и вице-премьера Марата Хуснуллина, и бывшего министра связи Николая Никифорова, и вообще любого чиновника, работавшего когда-либо в Татарстане.
Как и Ухань, Казань стоит на одной из главных водных артерий страны. Это крупный по российским меркам город и пересадочный узел — как столица Хубэя по китайским меркам. Допустим, этот «казанский клан» связан с внешними силами. Может, с США. Или с Сингапуром (совпадение ли, что в Татарстане уважают Ли Куан Ю?!). Или с единоверцами в нефтяных монархиях Персидского залива. Или с Крымскотатарским мажлисом, за которым угадывается рука Турции. А может, со всеми сразу.
Вдруг члены этого клана выясняют, что Кремль готовит ротацию в российской элите и собирается сместить многих «казанских». Гуляющий по Казани сезонный ОРВИ объявляют опасным вирусом, город блокируют, надеясь на народный бунт. Верных Кремлю эпидемиологов, которые пытаются разобраться в ситуации, в Казань приходится доставлять силами ВКС, поскольку сухопутные войска полностью за казанских.
Если следовать китайскому сценарию, в России подыгрывать заговору должен… сам Кремль. Главой комиссии по борьбе с вирусом президент Путин назначит «лидера фронды» — вице-премьера Хуснуллина. Несмотря на попытки устроить «гибридную Болотную 2.0», головы «казанских» не полетят — с должности снимут разве что полпреда президента в Приволжском федеральном округе Игоря Комарова, но дело на него не заведут. По крайней мере, именно так ситуация развивается в КНР. Комиссией по борьбе с вирусом там руководит глава «комсомольцев» премьер Ли Кэцян. Якобы организовавший блокаду Уханя с надеждой на революцию мэр Чжоу Сяньван — до сих пор на своем посту. В отставку в начале февраля отправлен лишь глава хубэйского парткома Цзян Чаолян, не занимавший в комсомоле никаких должностей, а сделавший карьеру в госбанках.
На этом месте Вы наверняка скажете, что гипотетический российский пример никак не может иметь отношения к действительности. Об этом закричит хотя бы здравый смысл. А знание российских реалий сразу же позволит Вам прийти к такому же выводу, основываясь на фактуре, а не только на логике.
Что же тогда в Китае? Если там и правда был похожий заговор, почему об этом не говорят нигде, кроме как в одном русскоязычном микроблоге? И почему никто из «связанных с Америкой заговорщиков-комсомольцев» не наказан? На этих вопросах несостоятельность конспирологической версии можно считать доказанной. Разумеется, и сама версия о рождении вируса из межфракционной борьбы в китайской Компартии построена на умолчании фактов, хорошо известных любому человеку, который получает информацию о Китае из верифицируемых публичных источников. Конспирология убедительна лишь в информационном вакууме вроде телеграм-каналов, где картина мира искажена отсутствием доступа к информации извне.
Конечно же, мэр Уханя и провинциальные власти вводили блокаду города не по собственной инициативе. Еще 3 февраля главный партийный журнал «Цюши» 求是 опубликовал выступление Си Цзиньпина, в котором генсек рассказал, что узнал о ситуации в Ухани еще в начале января, а 7 января провел экстренное заседание Постоянного комитета Политбюро (ПКПБ) — высшего органа, объединяющего семь самых важных руководителей страны.
На этом заседании Си дал первые указания по борьбе с вирусом, и с тех пор держал ситуацию на контроле, поручив вопросы оперативной работы премьеру Ли и специальной «малой руководящей группе». Разумеется, решение о закрытии Уханя и провинции Хубэй, а также о дальнейшем развертывании карантина по стране принималось самим Си. И именно поэтому мэр Уханя до сих пор сидит на своем посту — предъявить ему, похоже, сложно даже обвинения в некомпетентности. Обойтись без ритуальной жертвы в виде снятия партсекретаря Хубэя было сложно, учитывая накал эмоций в обществе, но этим действием Пекин пока и обошелся. Ведь на самом деле имел место непредсказуемый инцидент, приведший к драматичным последствиям для Китая и мира, но никакой не заговор.

От прагматиков до принцев
Покончив с теорией заговора, постараемся все же подступиться к более интересным и важным проблемам. Есть ли в Китае враждующие элитные группировки? По какому принципу они организованы?
Организация политической элиты КНР — одна из любимых проблем академической и прикладной китаистики. Она восходит ко временам маоизма, когда советские и американские исследователи пытались понять природу внутриэлитных процессов в КНР, отношения лидеров и протеже друг с другом, и возможное влияние разных элитных групп на идеологию и политику Китая. В условиях, когда «бамбуковый занавес» успешно скрывал реальную политику КНР, подобные схемы позволяли хоть как-то описать реальность и дешифровать тайны пекинского двора.
И синологи ЦРУ, и китаисты КГБ склонялись к мнению, что до конца 1970-х годов основной водораздел происходил между «прагматиками» вроде Чжоу Эньлая и Дэн Сяопина и «радикалами» вроде небезызвестной «банды четырех» во главе с Цзян Цин, вдовой Великого Кормчего. Это была борьба не только за власть в чистом виде, но и за возможность проводить определенный курс. Тот же принцип сохранялся и в 1980-е в эпоху Дэна, но тут уже очень условная граница проходила между «реформаторами» вроде Ху Яобана и Чжао Цзыяна и «консерваторами» во главе с Чэнь Юнем и Ли Сяньнянем.
Роль земляческих связей в ту пору была велика. Учитывая важную роль диалектов в повседневном общении, сравнительно низкую мобильность населения, давние традиции региональной обособленности, землякам было проще найти общий язык — порой и в буквальном смысле.
Особую роль анализ китайской политики через призму регионов приобрел в 1990-е, когда партию и страну возглавил Цзян Цзэминь. Товарищ Цзян на большинство ключевых постов назначил бывших подчиненных по шанхайскому горкому КПК, многие из которых были выходцами из соседних с Шанхаем провинций и делали карьеру во втором мегаполисе страны. Именно тогда в издававшейся в Гонконге популярной литературе, где авторы как горячие пирожки-баоцзы выбрасывали на рынок быстро состряпанные опусы о «тайной кухне Чжуннаньхая», возник термин «шанхайская клика» (上海帮). Учитывая засилье шанхайских, термин прижился и даже пошел в народ.
Параллельно двигал своих протеже и товарищ Ху Цзиньтао. Молодой и перспективный кадр был неформально объявлен преемником Цзяна еще в 1992 году на XIV съезде партии самим Дэн Сяопином. Даже после смерти Дэна в 1997 году авторитет его был так высок, что Цзян Цзэминь вынужден был передать пост генсека Ху Цзиньтао в 2002 году, но постарался окружить его в Политбюро своими людьми — разумеется, «шанхайцами». Костяк собственной команды Ху составили люди, работавшие под его началом в ЦК китайского комсомола в середине 1980-х. Именно тогда гонконгские популярные авторы придумали для обозначения группы протеже Ху Цзиньтао, вышедших из комсомола, термин «комсомольская группировка» (туаньпай, 团派).
С тех пор в гонконгской околоаналитической литературе противостояние «шанхайских» и «комсомольских» стало главным сюжетом. Учитывая соперничество команд старого и нового генсеков на протяжении 2000-х годов, это деление неплохо объясняло реалии внутриэлитной борьбы того времени. Кроме того, на авансцену политики начали выходить дети того поколения китайских лидеров, которое вместе с Мао создавало КНР.
Одним из самых ярких представителей этой группы был Си Цзиньпин, в 2000-х работавший партсекретарем в провинции Чжэцзян и недолго — в Шанхае. Другим — впоследствии арестованный секретарь горкома в Чунцине Бо Силай. Представители «второго красного поколения» (红二代) возглавляли многие госбанки, ведомства и регионы, а также гигантские частные конгломераты. Разумеется, и для этой группы бойкие гонконгские авторы придумали название – «партия наследных принцев» (太子党) или, в кальке с английского, «принцы».
К моменту, когда Си Цзиньпин на XVIII съезде КПК в 2012 году был избран генсеком, изучение партийных группировок было мейнстримом в глобальной китаистике. Один из самых авторитетных авторов по вопросу китайской элиты, американский синолог китайского происхождения Ли Чэн, возглавляющий центр изучения Китая в Brookings Institution, писал, что в КПК оформились две широкие коалиции — «элитисты» во главе с Цзян Цзэминем, объединяющие «принцев» и «шанхайцев», и «популисты» во главе с Ху Цзиньтао, кадровой базой которых являются «комсомольцы».
Автор этих строк в 2012 году использовал разделение на «принцев»/«шанхайских», «комсомольцев», «силовиков» и «восходящих звезд», чтобы познакомить российских читателей с элитой КНР в проекте для журнала «Коммерсантъ-Власть», где китайские лидеры были представлены в виде игральных карт (было выпущено даже несколько бумажных колод, которые «Ъ» дарил крупнейшим российским бизнесменам и чиновникам). Правда, проект был просветительско-игривый, а не строго научный, хотя в Кремле статьи внимательно читали. И об условности выделения кланов я своих читателей честно предупреждал. О той же условности убедительно писали и ведущие российские китаеведы, например, Иван Зуенко в статье для Российского совета по международным делам.
Уже тогда было понятно, что «кланы» и «группировки» в Компартии весьма условны, и их популярные названия вроде «принцев» или «комсомольцев», придуманные гонконгскими дельцами как маркетинговый инструмент своего бульварного чтива, не отражают реально существующих групп. Многие «принцы» враждовали друг с другом, как Си Цзиньпин и Бо Силай, хотя околоаналитики записывали их в один клан.

Эпоха Си-центричности
После прихода к власти Си Цзиньпина расклад сильно изменился. Новому генсеку удалось зачистить элиту, отстранить от принятия решений прежних лидеров, пытавшихся влиять на политику через своих протеже, демонтировать принцип коллективного руководства. Фактически, он построил новую конструкцию власти, которую я и мой коллега Игорь Денисов называем «Си-центричной системой». В ней нет реальной фронды в отношении Си — что бывает с теми, кто выступает против всемогущества генсека, показали процессы над Чжоу Юнканом и Сунь Чжэнцаем. Все крупные руководители, даже выдвинувшиеся когда-то благодаря другим патронам, теперь являются верными членами команды товарища Си.
Новый статус лидера отражается и в отмене ограничений количества сроков, которые он может возглавлять государство как председатель КНР, и в отсутствии преемников среди членов ПКПБ — в нарушение сложившейся за 20 лет неформальной традиции, и в новых титулах вроде «ядро партии» и «народный руководитель». Положение Си скорее напоминает положение Владимира Путина в России — при гораздо большей послушности китайской бюрократической машины и почти полном уничтожении групп, интересы которых надо балансировать.
Есть ли в китайской системе разногласия между руководителями? Безусловно. Как часто бывает в таких системах, многие царедворцы соревнуются за доступ к телу лидера — и влияние на его образ мыслей. Многие руководители, от глав районов до партсекретарей провинций, продолжают двигаться по карьерной лестнице — и тянуть за собой своих протеже, строя кадровый плацдарм для дальнейшего укрепления внутри системы. Случаются и споры по конкретным вопросам государственной политики, выливающиеся порой в публичное поле — как недавняя дискуссия между Минфином и Народным банком Китая о необходимости количественного смягчения для борьбы с кризисом, или критика премьера Ли Кэцяна анонимным «высокопоставленным источником» с первой страницы партийного рупора «Жэньминь Жибао» в 2016 году, за которым угадывался самый близкий к Си Цзиньпину экономист Лю Хэ, ныне занимающий пост вице-премьера и курирующего все стратегические вопросы, включая переговоры с США. Но все эти споры не говорят о наличии каких-либо оформившихся группировок.
Отношения с внешним миром также не являются критерием для выделения особых групп в элите. У многих членов элиты — свои личные связи и с США, и с другими странами, включая наличие видов на жительство и недвижимости у их родственников. Например, больше всего связей с Америкой и её элитой у правой руки генсека — вице-председателя КНР Ван Цишаня, в 2012-2017 годах руководившего Центральной комиссией по проверке дисциплины, всесильной внутрипартийной спецслужбой, и ставшего строителем системы личной власти Си. Такими связями уж точно не может похвастаться никто из так называемых «комсомольцев».
Вопрос отношений с США, все еще важнейшей супердержавой современности, обладателем ключевых технологий и нервного центра мировой финансовой системы — это главный вопрос внешней политики Китая. По нему есть разные мнения, продиктованные как личными обстоятельствами (гринкартами детей и пентхаузами во Флориде), так и видением стратегии КНР на ближайшие десятилетия.
Вся эта палитра мнений не оформляется в «проамериканскую» или «антиамериканскую» фракции внутри КПК. Кстати, вопрос об отношениях с Россией и другими странами постсоветского пространства вроде Казахстана для китайской элиты вполне понятный (это регион уже идущей финансово-технологической экспансии Китая), и уж точно не самый важный. Никакой «пророссийской партии» в Пекине нет. По крайней мере, такие фантастические твари в Чжуннаньхае никому пока не попадались.

Экспертиза против шаманизма
Как же следует подходить к изучению и пониманию процессов в руководстве второй сверхдержавы мира, учитывая информационную закрытость Китая, культурные отличия и языковой барьер?
Реальность, которую пытаются ухватить определения «группировок» и «кланов», понятна каждому, кто сталкивался с системой власти, выстроенной в виде древа бюрократической иерархии, проросшего в бизнес. В китайском случае это одна система, поскольку госкомпании являются частью партийной вертикали, и кадры ротируются между государственно-партийным аппаратом и госсектором экономики — как в СССР. Когда какой-то человек делает карьеру, он тянет за собой протеже. Чем выше человек забирается по карьерной лестнице, тем больше у него возможностей расставить своих людей по системе, а каждый умелый выдвиженец будет тянуть за собой уже своих протеже. Китайская система построена по этому принципу. «Группировки» здесь структурированы вокруг лояльности патрону, а уж познакомились вы с начальником в шанхайском горкоме, чжэцзянском парткоме или ЦК комсомола — не так уж важно.
Объединяет такую патрон-клиентную пирамиду не региональная общность, а связи с одним патроном, находящимся на вершине этой пирамиды. «Питерские» — это не все скопом выходцы из ленинградского КГБ и горисполкома, родившиеся в Северной столице и узнающие друг друга по зенитовским шарфам, а люди, обязанные своей карьерой либо самому Владимиру Путину, либо его выдвиженцам. И, разумеется, даже близкое личное знакомство и схожий бэкграунд не означает отсутствия конфликтов в группе. Реальные границы в элитных коалициях проходят по гораздо более тонким и трудноуловимым взгляду внешних наблюдателей линиям, чем принадлежность к одному жузу или совместная служба в КГБ. К тому же, границы эти подвижны — как и всегда среди людей, когда на кону большие деньги и власть.
Изучение любой элиты, будь то китайская, российская или казахстанская, никогда не было простым занятием. «Давным-давно, в седой древности вселенная китаеведения была населена ссохшимися мудрецами и их подмастерьями, которые применяли один и тот же метод анализа к небольшому объему информации из единственного источника, открытого для всех на пути к Истине... С тех пор произошло много всего... К сожалению, незрелые аналитики потеряли из виду вечный Путь анализа СМИ, и поддались неотразимому очарованию сирен с неясными “инсайтами”, пекинской фабрики слухов и гонконгских книг о Китае», — пишет в своем прощальном эссе для культового среди китаистов издания China Leadership Monitor (CLM) Элис Миллер, многолетний главред CLM, бывший главный аналитик ЦРУ и одна из самых проницательных наблюдательниц за китайской политикой.
К счастью, у современных китаистов куда больше источников для изучения КНР, чем подшивки партийной печати (хотя и их внимательное чтение по-прежнему дает массу информации), а современные технологии позволяют создать понятные и наглядные инструменты для изучения китайской элиты — как, например, проект «Комитет» команды MacroPolo, одного из самых динамичных и компетентных коллективов в мировом китаеведении.
Для понимания того, как работает китайская система и что в ней происходит в данный момент, конечно же, необходимо знание местных реалий. Однако элементарный здравый смысл и корректное понимание того, как работают человеческие отношения и бюрократическая машина, важны не меньше. Линейные параллели Китая с Россией или Казахстаном могут быть вредны, потому что искажают логику и контекст процессов в КНР. Но не менее вредны и попытки представить Китай как политическую или экономическую реальность, которую принципиально невозможно понять без привлечения шаманов-толмачей, которые, разумеется, товар штучный, а потому дорогой. Заявка на эзотерическое знание, непроницаемое для неспециалистов и потому принципиально непроверяемое — первый признак невежества или шарлатанства.