Скрытый текст
Палыч никогда не увлекался алкоголем, но примириться с утратой он не мог: потеря его была непомерна велика. Сергей забросил работу в гараже, к тому же, в связи с войной, поток клиентов резко уменьшился. Деньги скоро закончились. И вот однажды, когда Сергей сидел в одиночестве на своей крохотной кухонке в хрущевке, рука его сама потянулась к ящику кухонного шкафа, где лежали таблетки…
Резкий звонок в дверь заставил Палыча вздрогнуть. Шатаясь, то и дело хватаясь за стены, Сергей подошел к входной двери и отпер ее. На пороге стояла соседка – бабка Василиса, которая давно обхаживала беднягу-вдовца. Она сама потеряла сына: тот погиб в Афганистане, а Сергей чем-то, неуловимо напоминал ей ее Ваню. На таких как она давно держится вся Россия: сколько бы людей погибло, не окажись таких как она рядом.
-Сережа, я тебе вон, картошечки привезла,- начала было старушка, но увидев лицо Палыча отпрянула,-Да на тебе лица нет! А ну-ка пойдем!
Непонятно какими силами затащив матерого мужика на кухню, щуплая старушка обнаружила лежащие россыпью таблетки снотворного и сразу все поняла.
-Ты принимал их? – спросила зловещим шепотом Василиса.
Сергей помотал головой и глухо промычал:
-Не успел… Ты пришла…
-Так нельзя родненький мой, ты же не просто погибнешь, а еще и душу свою погубишь! Знаешь что, в наш храм сейчас приехал монах из Донецкого Иверского монастыря – отец Василий, тебе к нему надо. Ты же ходил в храм ... раньше.
Сергей вздрогнул, как от удара, кивнул головой, посмотрев на Василису мутным взором.
-Это не родственник твой, чи шо: ты Василиса, он – Василий?
-Да какой родственник, дурында! Ну-ка давай, вставай! Идем, я тебя умою!- она с такой силой вцепилась костлявой рукой ему в предплечье, что Сергей, очнувшись, ойкнул от боли и сам вскочил на ноги.
Через четверть часа он сидел в большой комнате и, слушая вполуха увещевания пожилой соседки, думал о своем. В то, что в церкви ему помогут он не верил. Но бабка Василиса смогла надавить на живое: «Мужик ты или тварь подзаборная?» и внутри Палыча родилась мрачная решимость. « Шо ж, я сдохну, а эти твари, что мою жену с дочкой убили жить будут, да еще других губить?! Нет, я должен это прекратить!»
И Сергей пошел в ополчение. В армии, еще советской, ему довелось служить, причем в танковых войсках, так что его военная специальность, а также навыки автомеханика пришлись в отряде как нельзя кстати. Ему дали позывной Рыбак. Сергей был замкнут в себе, редко улыбался, но во время перестрелок с его губ не слетала злая усмешка.Он никогда не искал смерти, но с мрачным удовлетворением записывал на свой «счет» жизни врагов. Он мстил уже не только за себя, а за друзей, товарищей, да и незнакомых людей, которые потеряли на этой войне своих близких. А в его душе как будто жила своей жизнью, клокотала и проникала все глубже в сердце черная НЕНАВИСТЬ.
Прошел год. Фронт стабилизировался, наступило так называемое перемирие. Однако Сергей не покинул зону боевых действий. Теперь он служил в армии ЛНР сержантом. Палыч считал, что его миссия еще далека до завершения, и он не уйдет с позиций под Станицей Луганской, пока на его землю не придет долгожданный мир. Мир настоящий, после настоящей Победы…
Как-то раз Сергей отправился в Луганск за запчастями к автомобилям, взяв с собой забавного паренька –очкарика из Харькова с позывным Ученый. Харьковчанин отвечал в его подразделении за связь и слыл хорошим программистом. Пока они ожидали у склада своей очереди Ученый лазил во всемирной сети, пользуясь местной сетью wifi.
Поглядывая на то и дело хихикающего приятеля Палыч не выдержал и поинтересовался:
-Ну шо ты все ржешь там, Ученый? Шо в твоих интернетах брешут?
-Да я тут на сайт зашел, российский, патриотический, КОНТ называется,- отозвался паренек.-Так вот знаешь что они тут уже не первый день обсуждают, да так, что аж до мордобоя доходит?
-Ну, шо?
-Теорию Дарвина о происхождении видов…Ну, ту, где утверждается, что человек от обезьяны произошел?
-И шо, это им так интересно, шо аж дерутся? –недоверчиво спросил Палыч.
-Ну, подраться в интернете затруднительно,- с характерным харьковским говорком протянул ухмыляющийся Ученый,- а вот ненависти, ненависти здесь хватает.
-А кто с кем спорит, я так и не понял? – воскликнул все еще не понимающий Палыч.
-Да це ж эти …атеисты с православными, то есть …э-э…дарвинисты с кре-а –ци –о нис-та-ми, по слогам прочитал труднопроизносимое слово в своем ноутбуке Ученый.
И тут Палыч расхохотался. Ученый, широко раскрыв глаза, глядел на приятеля, на лице которого никогда нельзя было увидеть даже легкой полуулыбки: Рыбак был вечно мрачен и несловоохотлив.
-Нет…это надо же! –вытирая выступившие слезы, стонал от хохота Палыч, -мы здесь, значит, воюем, кровь проливаем, а Русский мир, значит, волнует лишь то, от обезьян ли мы произошли чи шо? Не… ты подумай!
Сергей хохотал так, как не смеялся уже давно, он вдруг как будто очнулся и взглянул на весь мир, и в то же время на самого себя с другого ракурса. По каким мелочным поводам, оказывается, люди могут ненавидеть друг друга! И странное дело: с каждой секундой этого безудержного смеха из его сердца, из ожесточенного сердца ополченца с позывным Рыбак, выходила та густая черная сажа и копоть, которая копилась в нем так долго…
Храм на холме манил своим неземным благолепием и одновременно отталкивал.
« Такая красота в таком уродливом и грязном мире! Как такое может быть?» - подумал Сергей, стоя на дороге храму, обтекаемый с обеих сторон потоком спешащих на воскресную службу прихожан. Наконец, как будто переступив что-то внутри себя, Палыч зажмурился, тряхнул головой и уверенными шагами направился к храму. Войдя и неумело перекрестившись( что греха таить, редко, очень редко он в своей прошлой жизни посещал храм, в отличие от своей жены и дочери) Сергей спросил у пожилой прихожанки, где исповедует отец Василий. Та указала ему на седого старца с длинной густой бородой в углу храма, что-то настойчиво втолковывавшему очередному исповедующемуся. Сергей занял очередь и погрузился в свои мысли…
-В чем ты хочешь исповедоваться,Сергей? –голос священника вырвал Палыча из глухого омута воспоминаний.
-Каюсь в том, что я …я ...ненавидел..,- глухо произнес Сергей и замолчал.
-Кого ты ненавидел?- мягкий, теплый голос старца как будто взывал откуда-то из кажущихся недостижимыми заоблачных высот, и в то же время звучал совсем по-домашнему, чем-то напоминая Сергею речь его безвременно ушедшего отца.
-Тех, кто убил моих родных.
-Твоих родных… Как их звали?- голос старца словно тонул в мороке воспоминаний.
-Марина и Полина,- выдохнул Сергей и разрыдался.
-Почему ты плачешь?
-Они мертвы, а я не могу жить без них! - заходясь в рыданиях едва вымолвил Палыч.
-С чего ты взял, что они мертвы, Сергей? Они живы, и сейчас молятся за тебя!
Палыч поднял недоуменный взгляд на старца.
-О чем вы говорите, отец Василий? Я сам, вот этими руками похоронил их! – слезы неудержимым потоком катились по небритым щекам Сергея.
-В Царствии Небесном живы они, -тихо проговорил старец,-Открылось это мне, вижу я их, стоят они и молятся за тебя.
Сергей ошарашено взглянул на отца Василия.
-Но …увижу я их когда-нибудь?
-А вот это от тебя зависит. Какую жизнь ты будешь вести, будешь ли соблюдать заповеди. Каждый человек должен, пройдя жизнь, принести должный плод –покаяния и любви к ближнему. Тогда спасешься и будешь со своими близкими,- глаза старца, казалось, сияли за линзами толстых очков, Сергей же ловил каждое его слово, все еще не до конца веря сказанному. Но с каждым мгновением, его сгорбленная душа распрямлялась, как прибитый ливнем цветок раскрывается навстречу выглянувшему солнцу.
-А как же война? Как же моя служба, отец Василий?
Старец покачал головой.
-Службу не оставляй. Благословляю тебя служить дальше. Эта война – священная. Она продлится не один год. Но враг уйдет с нашей земли. А ты выполняй свой воинский долг. Только…будь милостив к врагам. Ненависти в тебе быть не должно. Война – это поединок духа, и побеждает тот, на чьей стороне правда. Ты понимаешь, Сергей, на чьей стороне правда?
-Да, понимаю… Спасибо вам, отец Василий! -ответил Палыч и склонил голову под епитрахиль. Над головой вдруг звонко ударил колокол, и Сергей почувствовал, что отныне он свободен от того злого морока, который владел его сердцем, казалось, целую вечность.