Суздальцев: Экономики стран — партнеров по ЕАЭС различаются не только по объему ВВП, но и структуре. К примеру, в России действительно очень недовольны ситуацией с экономикой Белоруссии. Ведь Москва вложила огромные деньги в близкую нам страну. На 1 января 2016 года общая сумма дотаций, преференций, различного рода поддержек по доступу к российскому рынку достигли с 1995 года более 100 миллиардов долларов. В среднем мы финансировали республику от 7 до 9 миллиардов долларов в год. При этом экономика там разваливается, идет деиндустриализация. Почему многолетняя российская поддержка так бессмысленно потрачена? Это вопрос уже к белорусскому руководству, но объем наших субсидий и дотаций нашим соседям поражает. Если опять-таки обратиться к белорусскому примеру, то наша помощь соразмерна, если бы кто-то ежегодно вливал в Россию 200-250 миллиардов долларов просто так и не требовал бы отдачи. Но Белоруссия при сопоставимой многолетней поддержке остается нищей страной.
Если раньше российский бизнес интересовали белорусские предприятия, наши компании, наш бизнес предлагал совместную приватизацию, потом инвестиции, то сейчас там осталось два-три интересных для инвестиций актива. Остальное в рамках госсектора разваливается, а за время после распада СССР ничего нового они так и не построили.
А как ситуацию объясняют в Белоруссии?
Позиция Минска популистская — у них все прозрачно и нельзя допустить российский бизнес, который «варварский, олигархический, криминальный», а они — «чистые и пушистые». Как говорится, «дайте деньги». Вот и даем уже третье десятилетие и подкармливаем «белорусский социализм». Потом выяснилось, что инвестиции в экономику Белоруссии не идут, вкладываться в госпредприятия никто не будет, любой частный банк и любая компания с государством возиться не будут, но это руководство республики упорно понимать не желает. В Минске считали, что весь мировой бизнес рано или поздно бросится к ним и начнет просить разрешить куда-нибудь вложить деньги.
Список интересных активов, как уже говорилось выше, сокращался, и сейчас инвесторов интересуют три-четыре объекта. При этом Лукашенко считал, что «вершина мировых технологий» — это Минский завод колесных тягачей (производство автошасси для транспортировки ракетной техники), которую Россия никогда не превзойдет. Это «колхозный» подход, и, естественно, Россия эту «вершину» превзойдет, если потребуется. При этом белорусская сторона крайне болезненно относится к появлению на белорусском рынке российских производителей, составляющих им конкуренцию. Но в то же время Минск очень скупо открывает белорусский рынок для российских производителей. Тем не менее малый бизнес бежит из Белоруссии в Россию, а весь средний и крупный бизнес там работает под рэкет-контролем государства. И если мы хотим говорить о бизнес-проектах в Белоруссии, то надо говорить непосредственно с государством, а там только один человек эти вопросы решает.
То есть получается, что интеграционные проекты с Белоруссией носят чисто политический характер?
Пока, к сожалению, в большей степени политический, но надеемся, что экономическая составляющая в ЕАЭС будет нарастать и это распространится и на Белоруссию. Конечно, при условии выполнения партнерами всех взятых на себя в рамках евразийского интеграционного проекта обязательств.
В таком случае, какая цель у России — стать центром этого партнерства или равноправным членом?
88 процентов евразийского рынка — Россия. Мы и так являемся центром по факту. И главная преференция для наших партнеров — это доступ к российскому рынку, самому емкому, самому большому и самому финансово обеспеченному. Возьмем недавний пример с Молдавией — их новому якобы пророссийскому президенту пообещали открыть наш рынок, притом что Кишинев последовательно принимал участие во всех антироссийских экономических санкциях и менять политику не планирует. Вопрос чисто геополитический.
Если говорить о партнерах по нашей евразийской интеграции, насколько они защищают границы нашего таможенного пространства от контрафакта?
После передачи таможенных полномочий нашим партнерам (в рамках созданного Таможенного союза) на территории Казахстана сразу образовалась целая индустрия, которая занимается контрабандой, а белорусы поставили это на государственную основу. Когда Россия ввела антисанкции, на территории Белоруссии возник, пожалуй, самый крупный на планете контрабандный терминал, включающий и логистические центры, куда поступает продукция с Запада, переупаковывается, снабжается государственными санитарными документами, и уже оттуда на российский рынок приходят белорусские киви и апельсины. Это делается демонстративно, и объемы такой контрабанды колоссальные.
Фактически благодаря Казахстану российский рынок превратился в отделение китайского рынка, а Лукашенко обнулил наши антисанкции в отношении Евросоюза, за что получил благодарность на Западе. С Минска год назад Запад снял санкции. Как говорится, «отработал» за счет России.
Как долго может продолжаться такая ситуация?
Россия постепенно меняет формат наших отношений с Минском. Несколько лет российское руководство потратило на то, чтобы договориться с нашими белорусскими партнерами и пустить на внешнюю таможенную границу ЕАЭС наших таможенников. Формально там есть два-три человека — представителей российской таможни, которые ничего не видят, информация им дается зачастую ложная. В то же время на российско-белорусской границе есть целая сеть подпольных дорог, так что фуры с контрабандой и не перехватишь.
В итоге одно время мы не знали, кто и чем на нашем российском рынке торгует. Сейчас граница частично восстановлена, и белорусы очень этим недовольны. Россельхознадзор там присутствует, но его постов очень мало — надо добавлять и пограничный контроль, чтобы представители других «третьих» стран (не Белоруссии) не проникали на территорию России. К сожалению, пока белорусы пускают всех. С учетом того, что Лукашенко не подписал Таможенный кодекс ЕАЭС, то, в принципе, у России появляется право на размещение на российско-белорусской границе российских таможен.
Можно ли сейчас что-то радикально поменять?
Пока Россия будет терпеть. Есть головной евразийский проект, он нам нужен, однако не в таком формате, конечно. Если вокруг нас не будет архипелага союзников, то мы не будем мировой державой. Естественно, Россия работает с партнерами, доказывает, что нельзя работать в таком иждивенческом формате. У наших партнеров сейчас переходный этап.
В 2017 году планируется принятие Таможенного кодекса ЕАЭС. Произойдут ли после этого какие-то изменения?
Формально произойдут. На самом деле, никого казахстанский и тем более белорусский рынок не интересует — интересует российский рынок, у которого защиты стало меньше: наши партнеры ведут себя не согласованно с нами. Но будет ли использоваться новый ТК — большой вопрос. С запада и востока к нам идет вал контрабанды.
Какие логистические проблемы есть у партнерства?
Во-первых, российская логистика дорогая — большая территория. Надо отдать должное, что в самых тяжелых кризисных условиях мы все равно продолжали и продолжаем строить дороги. Это очень радует, потому что страна села на автомобиль, у нас бензиновая страна и автомобилизация продолжается. Эффективность работы местного губернатора оценивается по дорогам. Дорога обеспечивает работу, образование и здоровье, обеспечивает рынок — едут и покупают, дорога дает все. Меняется жилье, дома. Дорог пока мало, и строить их будут еще десятилетия.
С другой стороны, в плане евразийской интеграции есть проблема с перевозчиками — и с казахстанскими, и с белорусскими. Они все требуют доступа к транспортным сетям на территории России, причем не в формате Брест — Москва, а, допустим, в формате Москва — Нижний Новгород или Саратов — Владивосток. Наше министерство транспорта говорит «хорошо, но открывайте свое», а они «нет». Если, к примеру, Россия даст доступ к авиатранспортным услугам на территории России, то открывайте свое «небо», чтобы российские авиакомпании могли чартером летать в белорусские города — они опять «нет». От нас требуют уступок, просто односторонних уступок, что недопустимо, если мы строим союз равноправных. Возьмите, к примеру, КамАЗ: вы не найдете ни одного КамАЗа в Белоруссии — их туда не пускают. Как и ростовские комбайны…
По словам Суздальцева, с запада и востока к нам идет открытая контрабанда
Фото: Владимир Горовых / РИА Новости
Можно рассматривать ЕАЭС в качестве моста между ЕС и Китаем и не станет ли Россия «бензоколонкой» для китайской экономики?
Мы не можем быть вне мировой тенденции глобализации. В Китае крупнейшая экономика, мы говорим о «сопряжении» нашей интеграции с китайскими проектами, включая «Экономический пояс Нового Шелкового пути». Но на самом деле политика проводится очень осторожная, что нервирует, к примеру, Астану. Россия находится в стадии определения своей роли в данном глобальном проекте. «Новый Шелковый путь», его экономическая составляющая — это не какая-то интеграционная структура, это выброс из Китая ресурсов, капитала, рабочей силы, то есть спасение от перегрева китайской экономики. Фактически перед нами маячит экономическая экспансия, хотя, возможно, мы преувеличиваем.
Но стоит помнить, что пока наиболее выгодна морская логистика между Китаем и Европой — поэтому вряд ли Россия станет таким «мостом» между Китаем и ЕС в ближайшее время. Хотя все наши соседи от Финляндии до Азербайджана видят себя такими «мостами», но уже по отношению к России. Белоруссия, к примеру, считает, что они должны быть посредниками по умолчанию, а когда поток идет мимо них, то очень переживают. Лукашенко, к примеру, в свое время назвал проект обходного газопровода «Северный поток» «дурацким». Политика Украины строилась на том, что они «выйдут» в Европу за счет транзита российских энергоресурсов.
А что потеряла Украина из-за отказа интегрироваться в ЕАЭС?
Она не потеряла. Она все имела и так. И интересные цены на газ, и доступ к российскому рынку. Может, несколько меньше преференций, чем Белоруссия. Украина после распада СССР получила прекрасное наследство — они называли себя «второй Францией»: климат, чернозем, новейшие предприятия, флот (Одесское пароходство). Очень быстро все это исчезло. Прошло 20 с лишним лет и оказалось, что соседи живут лучше. Для украинского менталитета это «край». Россия предлагала поддержку в виде евразийской интеграции. Первый президент Украины Кравчук в одном из интервью сказал: «А что нам может дать Россия еще? Она и так нам дала то, что могла». Была уверенность, что взять больше у России можно только с помощью Запада, и они сознательно пошли в этом направлении. Когда Украине предлагалось работать вместе, они не понимали, зачем им это надо, считали нас «дикой ордой» и полагали, что с помощью Запада и так все будут иметь с России. То есть речь идет о конкурентной борьбе за наши, российские, ресурсы, не об инвестициях в Россию, а о новом разделе, но уже России. Ведь все, что было получено в наследство от СССР, у них уже потрачено, продано и развалилось. А теперь Россия не понимает своего «счастья», и русский народ им мешает, Кремль не субсидирует поворот Украины на Запад. Поэтому они уже договорились до того, что мы уже не русские, а настоящие русские — это украинцы, то есть именно они имеют права на ресурсы России.
Как меняется конфигурация ЕАЭС и какие новые страны-участницы были бы полезны для этой организации?
Очень хорошо, что Вьетнам присоединяется к нашей интеграции, мы фактически формируем торговый блок. Это очень важный политический и торгово-экономический процесс. Но, с другой стороны, надо понимать, что без Украины ЕАЭС остается в большей степени политическим проектом, в котором границы России отданы людям, использующим географическое положение своих стран «себе в карман».
На Украине полагали, что с помощью Запада и так все будут иметь с России
Фото: Carl Court / Getty Images
Было бы очень полезно, если бы в зону евроазиатской интеграции вошла бы Турция, это было бы и политически очень важно — Турция находится в ассоциации с Европой, а наше «расползание» тоже не безгранично. Но это сомнительно. Все-таки связи Турции с ЕС огромны, она является членом НАТО. Нам нужен Китай, но не в том плане, что нас должны забрасывать его товарами — это минусы, а надо думать, как из этого сотрудничества извлечь плюсы. Но это уже вопрос политики.
Логика Дональда Трампа и его команды в том, что Барак Обама как маятник подталкивал Россию к Китаю, а главная проблема отношений между США и Китаем — к какой стороне присоединяется Россия, тот получает огромные преимущества. Фактически начинается борьба за Россию, и Трамп как нормальный реалист это понимает. Это не демократы, которым мало того, чтобы ты был под их контролем, мало от нас уступок, которые буквально вышибали из нас санкциями, но им было необходимо еще в наших головах «прошивку» поменять. Иными словами, по их мнению, мы и думаем «неправильно». С демократами договориться было невозможно, с Трампом очень тяжело, но, возможно, Россия, в понимании американцев, не может как маятник «мотаться» между Китаем и США. Если Россия сливается с Китаем в политическом смысле, то это огромный ущерб для США.
Как вы оцениваете перспективы ЕАЭС?
Мы рассчитываем, что проект будет продолжаться. Существующая версия нашей интеграции, которая сложилась под воздействием массы внутренних и внешних факторов (которые не всегда можно перевести из негативных в позитивные) привела к пока невнятному результату. Но бросать нельзя. Надо, работая с партнерами, ЕАЭС переделывать, переформатировать. Иначе он просто развалится. Не спасет и то, что почти все страны — партнеры по ЕАЭС «висят» в нашем бюджете.
В ином формате нам придется фактически работать на казахов, белорусов и киргизов, а наши граждане пусть влачат нищенское существование, главное, чтобы «партнерам» было хорошо. И, поверьте, наши партнеры постараются нам доказать, что они имеют полное право жить за счет России. Но мы ведь так не говорим и, к счастью, не делаем, хотя помогаем очень много и благодарности не получаем... Однако надо помнить, что есть вопрос о цене интеграции — она для России высокая. В конце концов, проект надо довести до ума. Нам партнеры отвечают: «мы пока не готовы». Вопрос: а жить за счет России вы готовы? Есть еще Союзное государство — политическая интеграция, надо его как-то тоже доводить до внятного состояния, но и по этой теме наш партнер в Минске пока что только болтовней занимается и постоянно впадает в обиды.