Спецслужбы

Конечно, к этой информации стоит относиться с изрядной долей скептицизма, поскольку вероятность того, что документ подделали (точнее, сфабриковали), далеко ненулевая. Многие пользователи 4chan так и мечтают «хайпануть», и в данном случае все получилось. Правда, пользователи того же имиджборда (да и других ресурсов, на которых распространяется это изображение), знакомые с организацией труда в государственных агентствах, считают, что все это похоже на реальность. Например, монитор терминала и система доступа CAC характерны для такого ведомства, как Министерство обороны США.
Правда, не совсем понятно, зачем кому-то хотеть, чтобы этот снимок попал в сеть. Есть предположение, что все это затеяно кем-то с целью напугать и без того находящееся в напряжении криптосообщество. Крипторынок в последнее время преследуют если не неудачи, то неожиданные новости с негативным оттенком. За короткое время капитализация рынка сократилась едва ли не вдвое.
Подозрение вызывает тот факт, что издание Deepdotweb, которое одним из первых опубликовало новость об этом меморандуме, заявило о разговоре с разработчиком Monero, который вроде бы «считает, что документ аутентичный». Тем не менее, сам разработчик ни сном ни духом не ведает об этом своем утверждении, якобы высказанном несколько дней назад. Слухи о том, что кто-то подтверждает реальность документа, похоже, шиты белыми нитками.
Еще интересно, что несмотря на кажущуюся новизну сообщения, размещенного на 4chan, оно не новое. Фотография, о которой идет речь, размещалась на таких ресурсах, как Steemit, Veekly и даже Warosu около пяти месяцев назад. Документ по понятным причинам вызывает яростные споры о своей аутентичности.
Помимо всего прочего, в документе сказано, что спецслужбам интересна технология Crypto Note. Это программный слой, который обеспечивает анонимность таких токенов, как Bytecoin (BCN), Monero (XMR), Karbo (KRB) и Boolberry (BBR). Monero чаще других используется злоумышленниками — к примеру, новый ботнет, который заразил сотни тысяч компьютеров по всему миру, майнит именно Monero. Все потому, что отследить транзакции и участников самой системы достаточно сложно.
В настоящий момент журналисты многих изданий пытаются прояснить происхождение этого документа. Возможно, в скором будущем это удастся сделать, и тогда станет ясно, действительно ли АНБ занимается новыми изысканиями, которые имеют отношение к криптовалютам. Надо думать, если подобные проекты реализуются агентством, кое-каких успехов можно ожидать — в АНБ работают специалисты высокого класса, что показали откровения Сноудена и утечки, организованные Wikileaks и группой Shadow Brokers. Ряд эксплоитов, разработанные агенством, до их пор актуальны, и их с успехом встраивают в разного рода бэкдоры и вирусы. Один из таких вирусов — Smominru, который заработал для своих создателей более $3,6 млн в долларовом эквиваленте.

Ольга Чехова

Подобные публикации появлялись до конца 1945 года в немецких, французских и американских газетах. Не обошлось и без курьезов. Газета «Курьер» опубликовала статью под названием «Орден для Ольги Чеховой», в которой писали о ее награждении орденом Ленина, хотя в действительности получила его Ольга Леонардовна Книппер-Чехова за заслуги в области искусства и в честь 75-летия. Ольга Чехова обратилась к советской военной администрации в Германии с просьбой защитить ее от измышлений и добилась опровержения скандальной статьи.
Гитлер действительно любил Ольгу Чехову. Существует знаменитая фотография, облетевшая чуть ли не все издания мира. Они сидят рядом в креслах первого ряда в большом зале. По собственному признанию Чеховой, их знакомство состоялось на приеме у министра народного просвещения и пропаганды доктора Йозефа Геббельса. Приглашения на подобные приемы не очень радуют актрису. Более того, она не хочет принимать навязанные ей правила игры и вместе со своими коллегами уходит с одного из торжеств, где партийные функционеры «разражаются непотребными нападками на иностранных и еврейских коллег». Реакция не заставила себя долго ждать – Ольге Чеховой не дают ролей. Она пытается реанимировать свои заграничные связи. После съемок в Париже у Альфреда Хичкока Чехова все-таки возвращается в Германию. И тут происходит удивительное: она снова обласкана властью, ей присваивают звание «государственная актриса». Она снимается без перерыва, играет в театре. Ее не любят Геббельс и Геринг, но поклонение Гитлера делает Чехову неуязвимой для недоброжелателей.
В конце войны Ольга Чехова с дочерью Адой и внучкой Верой жила в собственном доме в Кладове (район Берлина). Когда русские входили в город, она, как и большинство немцев, готовилась к худшему, зарыла драгоценности в саду, но выставила в доме русские иконы. К слову сказать, по воспоминаниям ее близких, в доме всегда соблюдались православные обычаи. После нескольких довольно опасных инцидентов Ольга оказывается в советской комендатуре, ее допрашивают, подозревают в шпионаже и приговаривают к смертной казни через расстрел. Но дальше начинаются удивительные вещи: актрису сопровождают домой с охраной, переправляют в ставку Красной Армии – предместье Берлина Карлсхорст, откуда везут в Москву.
Историк Владимир Гуржий пишет, что Ольгу Чехову задержала контрразведка СМЕРШ 1-го Белорусского фронта 29 апреля 1945 года. Он также приводит выдержки из допроса Чеховой начальником отдела контрразведки 47-й армии полковником Шкуриным, который, видимо, состоялся еще в Ставке. В Москве Ольга Чехова живет под домашним арестом, видеться ей ни с кем не дают, но и вреда не причиняют. Верить ей не захотели. За актрисой даже после войны продолжали охотиться (американская разведка) и провоцировать (советские органы). «Однако, – пишет Гуржий, – правопреемники СМЕРШ – ГРУ ГШ МО России, ФСБ и СВР не подтверждают причастности Чеховой к деятельности советской разведки».
Тем не менее о благополучии актрисы в разрушенной войной Германии лично заботился начальник Главного управления СМЕРШ – Виктор Абакумов. По его распоряжению ей помогали с продовольствием, бензином для автомобиля, строительными материалами для ремонта дома. Известный театровед Виталий Вульф свидетельствует, что сохранились письма Ольги Чеховой на имя Абакумова, в которых она называет его «дорогой Виктор Семенович» и спрашивает: «Когда встретимся?» Дело в том, что Ольга жила вместе с семейством в местечке Гросс-Глинке, которое находилось в американской оккупационной зоне. Сохранилась и «Докладная записка о Чеховой О.К.», подписанная начальником контрразведки СМЕРШ Группы советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенантом Вадисом и адресованная Абакумову. В этом документе подтверждается тот факт, что советские оккупационные власти заботились о семье Ольги Чеховой и содействовали ей в переезде в советскую оккупационную зону – город Фридрихсхаген. Здесь она была «поселена на жительство по улице Шпрее, дом 2».
В ее воспоминаниях описываются события 1955 года, когда она основала свою фирму «Косметика Ольги Чеховой» в Мюнхене. Этот город находился на территории ФРГ. В эпоху железного занавеса и его символа – Берлинской стены, разделявшей Германию на две части, на социалистический и капиталистический лагерь, – такая свобода передвижения была очень большой привилегией. За какие, спрашивается, заслуги советские власти так полюбили Чехову? Когда Ольга в 1921 году уезжала в Германию, она была всего лишь молодой, начинающей актрисой, для советского искусства ничего не сделавшей. Говорят, что во время войны именно Ольга Чехова способствовала тому, чтобы не был разграблен дом-музей ее дяди – великого русского писателя Антона Павловича Чехова.
В книге Серго Берии «Мой отец Лаврентий Берия» имя Ольги Чеховой упоминается в одном ряду с именами таких выдающихся советских разведчиков, как Рихард Зорге, Лев Маневич, Ким Филби, Джордж Блейк… По предположению Серго Берии, «тогда в Москве талантливая актриса просто играла и с военной контрразведкой СМЕРШ, и с органами безопасности». Сын Берии утверждает, что Ольга работала в некой «системе советской стратегической разведки». Отсюда и отсутствие документов, которые подтверждали бы причастность Чеховой к разведывательной деятельности. Серго Берия пишет в этой связи: «Мой отец ни тогда, в 45-м, ни позднее решил ее не раскрывать». Когда Лаврентий Берия узнал, что СМЕРШ не располагает какими-либо основаниями для ареста Ольги Чеховой, он распорядился отпустить ее в Германию. Отсюда Серго Берия делает вывод, что СМЕРШ просто влез не в свое дело. Внешне все факты сходятся.
Волну интереса к секретной стороне жизни Ольги Чеховой вызвали мемуары генерала Павла Судоплатова, в которых он утверждает, что актриса была завербована в 1933 году. Она сообщила о дате и планах нападения Германии на Советский Союз, передала информацию о подготовке наступления гитлеровских войск на Кавказ и Сталинград. Эти сообщения были расценены Сталиным как дезинформация. Поверили ей лишь в третий раз, когда она сообщила о дате гитлеровского танкового удара под Курском.
«Актриса», такую кличку ей дали в Центре, была патриоткой России и работала отнюдь не за денежное вознаграждение. В мемуарной литературе утверждается, что во время своего приезда в Москву Ольга встречалась на конспиративной квартире с Берией, который вел ее в Германии. Берия, чтобы не поднимать шум, позволил Абакумову допросить Чехову.
Ольгу Чехову не расстреляли, не отправили в лагерь, а лишь продержали на конспиративной квартире три месяца и в июле 1945-го отправили в Германию. «Она не была агентом, – утверждает сегодня двоюродный брат Чеховой Владимир Книппер. – Сталин и Берия ее пощадили, потому что уважали ее как личность».

Своего рода «прелюдией» для заведения ДОРа на иностранца зачастую (хотя, не всегда и не обязательно), являлась так называемая «оперативная подборка» - ОП, которая являлась своего рода первичным «накопительным досье», в котором до поры до времени (либо до представившегося случая), просто бессистемно подшивались все материалы, имевшие отношение к тому или иному «объекту» (так в конторе на сленговом языке было принято называть всех лиц оперативного интереса КГБ). Когда же в ОП было накоплено либо достаточно материалов, либо получены какие-то «забойные» / «заслуживавшие оперативного внимания» сведения, позволявшие начать активную «разработку» иностранного гражданина, тогда заводился ДОР на иностранца. Спрашивается, в чем разница между ОП и ДОРом на иностранца? Поясняю – ДОР открывал несравненно больше оперативных возможностей – разрешал «обоснованно» задействовать такие силы как негласное наружное наблюдение, а также весь комплекс оперативно-технических мероприятий, включавших в себя всевозможное подслушивание-подглядывание, а также многое и многое еще (о чем, в случае возможного интереса читателей, в последующем), чего, кстати, не имелось в случае простого ведения ОП.
Параллельно такие же ДОРы на иностранцев могли начинаться и сразу, без заведения «оперподборок», - все в данном случае зависело от весомости и достоверности добытых сведений. Большинство дел оперативного учета и накапливаемые в них сведения в совокупности носили характер информации совершенно секретного характера, что, в соответствии с существовавшей внутри аппарата классификацией секретных данных, относило такие файлы к сведениям составлявшим государственную тайну. Исключение в данном случае являлись только «оперподборки», которые носили гриф «секретно».
Схожими же методами работала «контора» и по иным делам оперативного учета, так как приобретение секретной агентуры всегда являлось своего рода приоритетом – и только уж, в случае, если по тем или иным причинам, не удавалось привлечь того или иного «объекта» негласного изучения к сотрудничеству в качестве оперативного источника информации, тогда в качестве этакой «компенсации» в ход шли всякого рода грязные методы, которые включали в себя (в зависимости от личности разрабатываемого лица, а также степени тяжести «содеянного») шантаж, создание проблем с продвижением по работе, негласный запрет общения с родственниками и знакомыми за границей, запугивание, физическое устрашение, привлечение к уголовной ответственности, а также вплоть до физической ликвидации.
Второй же совершенно секретный «приказ» как раз и в мельчайших подробностях и расписывал как, в какой последовательности и кого можно и нужно было «привлекать к негласному сотрудничеству» - читай, вербовать – включая сюда весь детальный механизм вербовки, с приведением конкретных примеров, образцов целого вороха секретных и совершенно секретных «бумаг» - документов, которые при этом в обязательном порядке нужно было «родить».
Первым делом, при решении вопроса о возможном привлечении того или иного лица к негласному сотрудничеству, было необходимо определиться с таким лицом, кого тот или иной оперативник КГБ планировал завербовать в ряды своих негласных стукачей, или как было принято называть их среди самих оперативных сотрудников «конторы», «барабанов», либо «полосатых».
Спрашивается, чем были вызваны столь нелестные сленговые названия? Поясняю – прежде, чем начать изучать того или иного индивидуума в качестве возможного секретного агента КГБ, первым делом любой такой человек подлежал проверке по так называемым секретным «учетам агентуры», которые в картотечном виде (ну, не было в ту пору, еще никаких защищенных компьютеров, да, и в силу особой секретности подобных сведений, считалось разумным и наиболее безопасным хранить все подобные сведения в едином месте и всего лишь в бумажном/картонном картотечном виде) хранились в специальном микро-подразделении 10-го (учетного) отдела КГБ. В нашем конкретном случае, в КГБ Латвийской ССР в городе Рига.
Для того чтобы проверить того или иного человека по учетам агентуры КГБ, сперва требовалось заполнить специальный бумажный бланк, который назывался «проверкой» и который официально нигде не регистрировался. По этой причине, подобных «проверок» каждый оперативный сотрудник КГБ за день – если было нечем еще заняться – мог заполнить/выписать неограниченное количество, до тех пор, пока не надоест, либо пока «рука не отвалится» от скрипа шариковой ручкой. Дополню, что схожих «проверок» в одном лишь аппарате КГБ каждой республики имелось 4 различных видов плюс пару схожих «проверок», включая «проверки» к учетам секретной агентуры, имелись и в республиканском МВД. Тут попутно следует также заметить, что сотрудники КГБ имели доступ практически ко всем оперативным учетам (включая сюда и оперучеты секретной агентуры) органов МВД, чего, в противоположность, в силу определенных обстоятельств, не имели сотрудники МВД, которые не могли запросто проверять интересовавших их лиц через оперативные учетные информационные массивы КГБ.
Так вот, запрос на «проверку» лица по учетам агентуры (как в КГБ, так и в МВД) представлял собой листок размером в половину нормального листа формата А4, по диагонали которого проходила жирная ярко-красная полоса. Отсюда и повелось у оперов «конторы» в обиходе звать своих секретных агентов «полосатыми».
По результатам таких предварительных первичных проверок по учетам агентуры, запрос-«проверка» из 10-го (учетного) отдела КГБ, по обыкновению (за редким исключением, о котором чуть ниже), возвращалась с мастичным чернильным штампом на обратной стороне такой «проверки», на котором почти всегда значилось: «Проверка произведена», и указывалась конкретная дата такой проверки. Даже в случае, если то или иное проверяемое лицо уже являлся секретным агентом органов КГБ (был прежде завербован другим оперативным сотрудником – например, из другого отдела), перед проверявшим сотрудником КГБ 10-й отдел никак не раскрывал того факта, что человек уже является действующим негласным информатором-агентом (либо «резидентом», «содержателем явочной/конспиративной квартиры», и прочее – это все иные категории «негласных помощников» органов КГБ в «совке») и, поэтому, проверяющий оперативник был не в курсе, кем он в действительности интересуются. Делалось это с целью обеспечения существовавшего в «конторе» режима секретности, одной из основных целей которого являлось обеспечение безопасности агентуры органов КГБ. Тем не менее, параллельно с ответом проверявшему оперативнику, 10-й отдел всегда тут же незамедлительно (обычно, по специальному телефону безопасной оперативной связи – ОС) ставил в известность того оперативника, кто являлся «куратором»/«хозяином» того или иного секретного агента. Делалось это с целью того, чтобы уже потом сам «куратор» принимал решение а раскрывать ли ему перед проверявшим коллегой своего информатора, или нет. Сразу же оговорюсь, что многие оперативники зачастую сами самым натуральным образом по сути засвечивали – «палили» своих секретных осведомителей, звоня проверяющему их агента оперу и задавая ему вопрос типа: «Ты тут интересуешься таким-то «Иван Иванычем». Что тебе от него нужно»?» После подобного звонка не нужно было быть гением, чтобы сразу же четко определить, что ты нарвался на чьего-то активного «барабана».
Что же до тех случаев, когда запрос-«проверка» из 10-го отдела по учетам агентуры возвращалась не «пустая», а когда на обратной ее стороне красовался иной штамп со своего рода «содержанием», то всегда это относилось к тем лицам, кто прежде был завербован и состоял в активном аппарате негласных информаторов органов КГБ и кто, по тем или иным причинам, был впоследствии исключен из оных. В таких случаях, если человек оказывался «бывшим» агентом органов КГБ, запрос-«проверка» возвращалась из «десятки» со штампом, в котором указывался псевдоним, под которым лицо было завербовано в агентурный аппарат, фамилия оперативника, орган КГБ, производивший вербовку (включая сюда и иные территориальные органы, особые отделы войсковых частей, а также особые отделы пограничных подразделений), а также дату исключения информатора из действующего аппарата агентов органов КГБ.
В последней связи, хотелось бы уделить особое внимание той откровенной глупости, которая была озвучена в публикации LSM под заголовком «В 1993-м карточка из «мешков ЧК» стоила 5 тысяч долларов – экс-спикер Сейма», утверждавшей что учетные карточки на агентов КГБ «изымали – если лицо переставало быть агентом».

Территориально обозначенная структура размещалась в, изолированных от постороннего доступа, помещениях международного аэропорта “Рига”, куда первоначально и стекалась абсолютно вся почтовая корреспонденция, предназначавшаяся для отправки за границу, а также пересланная из-за рубежа в Латвию. В отделении работало порядка 50-60 оперработников, в подавляющем большинстве своем – женщины. Вот они-то и занимались тем, что сначала отбирали, затем тайно вскрывали почтовые отправления, равно как и анализировали их содержание. В том числе и читали их, а также изучали на предмет возможного наличия в них тайнописи, криптографии, микроточек и прочих шифрованных носителей информации. Помимо всего прочего, тщательно анализировался и каждый почерк, а также велась особая секретная подчерковедческая картотека, включавшая в себя базу данных на всех иностранных корреспондентов и их связи в Латвии из числа жителей республики. Каждый адрес (иностранный и местный) заносился в этот информационный массив и хранился там практически вечно (надо заметить, что опять-таки в так называемом «ручном» картотечно/бумажном виде).
Каков был механизм взаимодействия этой структуры КГБ с другими оперативными подразделениями? Как правило, любой сотрудник из числа работников основных оперативных отделов, кого интересовал тот или иной субъект негласного изучения за рубежом, либо конкретное лицо в республике, сначала направлял письменный секретный запрос-«проверку» в 6-е отделение ОТО. Характерно, что такой запрос должен был сначала письменно завизирован – «санкционирован» начальником того или иного оперативного подразделения, инициировавшего такое «задание». Для данных целей, достаточно было лишь подписи либо начальника отделения, либо даже самого обыкновенного старшего оперуполномоченного сотрудника. Если же «проверка» из 6-го отделения ОТО КГБ возвращалась оттуда с рукописной информацией на обратной ее стороне, где указывались имя-фамилии и адрес иностранных корреспондентов «объекта» изучения, то это, в свою очередь, являлось формальным поводом для того, чтобы начать более подробно интересоваться иностранными связями того или иного местного жителя. В случае же, если на кого-либо из иностранных корреспондентов обнаруживались какие-либо оперативно значимые сведения, данное обстоятельство уже затем служило основанием для того, чтобы начать затем негласно «любопытствовать» перепиской подконтрольного лица. В таком случае, оперативник выписывал соответствующее секретное оперативное «задание», заполнив необходимый стандартный бланк, который, по обыкновению, визировался личной подписью начальника оперативного отдела. Такой секретный запрос позволял оперативному сотруднику держать на постоянном негласном контроле всю почтовую переписку того или иного «объекта» (как негласной оперативной проверки/разработки, так и тех лиц, кого КГБ либо планировал использовать в своих целях, или же уже вовсю использовал в качестве секретных агентов). Срок действия такого контроля ограничивался одним годом. Если по окончании этого времени требовалось продолжение держать на контроле то или иное лицо, оперработник должен был снова в письменном виде продлить его действие, формально обосновав данное негласное оперативно-техническое «мероприятие». Так предписывалось поступать согласно «подзаконным актам» - «приказам», регламентирующим деятельность органов КГБ в этой сфере.
Кроме того, нередко, используя целый перечень ранее выявленных признаков «подозрительности», сами работники 6-го отделения ОТО в инициативном порядке могли потихонечку вскрывать и читать письма. Которые, по тем либо иным критериям, вызывали у них какие-то сомнения. Практически всегда подобные действия сопровождались тем, что «на всякий случай», либо просто «для возможного дальнейшего оперативного использования» с каждого неофициально открытого почтового отправления делались его ксерокопии, один экземпляр которого отсылался инициатору «задания» - оперативному работнику в том или ином оперативном отделе. Вторая копия корреспонденции оставалась на хранении в учетах 6-го отделения ОТО. Там же накапливалась и картотека адресатов за рубежом и в республике. Этот информационный массив и являлся еще одним видом оперативных учетов, существовавших внутри аппарата КГБ Латвии, через которые в обязательном порядке, требовалось проверять всех лиц, кого планировалось изучать в качестве «объектов» в вербовочном плане, или, как таких лиц было принято называть среди самих сотрудников КГБ – «кандидатов на вербовку», либо, в более сокращенном виде – «кандидатов на В».
В случае, если на проверяемое лицо в 6-м отделении ОТО имелись какие-либо сведения, сотрудник оперативного отдела, инициировавший такую проверку, ставился в письменном виде, на обороте запроса, о деталях почтовых корреспондентов за границей. Как уже отмечалось выше, по обыкновению, такими данными являлись имя-фамилия адресата, а также его полный почтовый адрес за рубежом (включая номер дома, улица, и даже почтовый индекс).
Ежели же проверяемое лицо не значилось в информационных массивах 6-го отделения КГБ Латвии, на оборотной стороне проверки проставлялся стандартный чернильный штамп: «Сведений в 6-м отделении ОТО КГБ ЛССР нет».
(в) И, наконец, последним видом картотечных учетов в системе КГБ Латвии являлись массивы сведений Информационно-аналитического отдела (ИАО) КГБ республики. Исходя из названия этого подразделения, надеюсь понятно, подразумевалось, что названный отдел был призван заниматься информационным накоплением и последующим анализом всех поступавших оперативно «значимых и интересных» сведений, получаемых другими оперативными структурами в рамках аппарата КГБ Латвии. По существовавшим положениям, каждый работник любого оперативного подразделения КГБ ЛССР, в обязательном порядке, должен был через секретариат своего отдела направлять в ИАО, отправлять на предварительную оценку все получаемые разведывательные данные, практически любую информацию. Сюда входили сведения, добытые в ходе контактов с секретными информаторами любой категории, сведения службы негласного наружного наблюдения (7-го отдела, или, как более понятно было принято называть их среди оперов – «наружки»), 6-го отделения ОТО, архивов 10-го отдела (за исключением данных об учетах агентуры), а также данные, полученные в ходе ведения других оперативно-технических мероприятий (как-то, перехваченные на телефонном канале связи и прочее). Поэтому, проверяя то или иное лицо по учетам Информационно-аналитического отдела КГБ Латвии, сотрудник иного оперативного отдела снова должен был заполнить соответствующую форму письменного запроса, который затем, через «учетчика» каждого оперативного отдела (имелась в структуре КГБ такая должность) направлялся в ИАО. Такой запрос-«проверка», как правило, должен был быть представлен в ИАО на бланке «проверки» соответствующей формы, и всегда такой запрос визировался начальником оперативного отдела, осуществляющего подобную проверку. Если на проверяемого человека в ИАО имелась какая-либо информация, на лицевой части данной проверке сотрудниками ИАО ставился соответствующий специфический чернильный штамп, который указывал на то, что ИАО располагает какими-то сведениями (хотя без раскрытия сути имеющейся информации). Далее, по возвращении запроса к инициатору проверки, сотрудник оперативного отдела сам должен был лично наведаться в ИАО и выяснить там, какие сведения у них имелись на каждого индивидуала. Опять-таки, несмотря на многообещающее название ИАО, практически вся накопленная оперативная информация хранилась там в бумажно-карточном виде и, поэтому, для ознакомления проверяющему оперативнику в его дальнейшем визите ИАО всегда требовался секретный, зарегистрированный в секретариате своего отдела, спецблокнот, только в который можно было делать соответствующие рукописные выписки из файлов предоставленных для ознакомления в ИАО.
Справедливости ради, правда, следует заметить, что в начале 90-х, всего лишь за пару лет до ликвидации «конторы» в Латвии, с появлением компьютерной техники в самом ИАО, информация оттуда начала поступать к оперативным сотрудникам – инициаторам «проверок» в ИАО, в виде своего рода компьютерных распечаток, которые всегда приходили из ИАО с грифом «секретно».
Последнее персональное замечание относительно информации, накапливаемой в ИАО – согласно своего личного опыта, подавляющее большинство сведений там хранившихся представляло собой, при наиболее благоприятном раскладе, второстепенную и, зачастую, либо непроверенную, либо вообще неблагонадежную информацию, малопригодную для реального оперативного использования. Более того, на последнем этапе существования «конторы» в Латвии, между 1989 и августом 1991 годов, многие оперативные сотрудники вообще перестали предоставлять в ИАО добытые ими оперативные материалы. В частности, сам лично могу засвидетельствовать, что четко уяснив для себя тот момент, что ИАО фактически являло собой большую «мусорную корзину», доступ к которой имел практически каждый работающий в «конторе», после своего перехода из 3-го отдела (контрразведки МВД) в 1-е («Американское») отделение 2-го отдела (контрразведка по странам), я вообще перестал что-либо отсылать в ИАО, резонно считая это подразделение и имевшиеся там «информационные массивы» пустой бумажной волокитой, вообще не пригодной для серьезной оперативной работы.
Кроме всех вышеописанных информационных массивов, существовавших внутри КГБ Латвии, «приказы» и секретные инструкции предписывали, в обязательном порядке, проверять всех лиц, изучаемых в вербовочном плане, через аналогичные учеты МВД республики. Таковыми считались учеты секретной агентуры органов министерства внутренних дел, а также данные на предмет возможной судимости. Последний массив носил название «Информационного центра МВД Латвии». Помимо общеуголовных судимостей, в нем также накапливались сведения на людей тем или иным образом попадавших в поле зрения сотрудников уголовного розыска и подразделений БХСС (аналог экономической полиции).
Что касается базы данных информаторов органов МВД, то при проверке по этому виду учетов, совместные совершенно секретные нормативные акты КГБ-МВД СССР предписывали сотрудников структур МВД, в обязательном порядке, ставить проверяющих оперработников КГБ в известность, если тот или иной человек принадлежит к системе осведомителей МВД. В каждом из обоих случаев (как при проверке через массивы агентуры МВД, так и через ИЦ), на оборотной стороне любого такого запроса должен был либо поставлен официальный чернильный стандартный штамп, гласивший что: «Проверка произведена, сведений не имеется», или должна была быть указана конкретная имевшаяся информация.
Описанная процедура предварительной проверки являлась обязательной для всех, без исключения, лиц негласно изучаемых сотрудниками КГБ Латвии. Если оперативному работнику КГБ, по тем или иными причинам, было недостаточно сведений, либо какие-то данные вызывали сомнения, в качестве дополнительных ресурсов могли быть использованы письменные запросы, направленные в отделы регистрации рождений и бракосочетаний (ЗАГС) жителей республики, а также и в Исторический Архив ЛССР.
Еще одним дополнительным источником получения сведений в отношении изучаемого «объекта» в информационной системе КГБ была картотека «дел специальных проверок» (ДСП), накапливавшихся в том же 10-м отделе КГБ ЛССР на жителей республики, кто по различным каналам в прежние годы выезжал за границу, тех кто собирался покинуть пределы Латвии и эмигрировать в другую страну, а также тех лиц, кому в КГБ оформлялся специальный допуск, связанный с их профессиональной деятельностью и использованием секретных и совершенно секретных документов и материалов. К последней категории относились работники режимных промышленных предприятий, сотрудники научно-исследовательских институтов и официальных учреждений Латвии, кто по роду своей специальности имел повседневный доступ к сведениям, cоставляюшим государственную тайну.
В дополнение, если и этого было недостаточно, а также в случае, если в ходе начального изучения в отношении того или иного лица, а также, особенно, в отношении его зарубежных связей были добыты какие-то оперативно интересные сведения, можно было пытаться «покопать поглубже», запросив соответствующие информационные базы данных Центрального аппарата КГБ СССР в Москве. Наиболее часто используемых из них являлся 15-й отдел ПГУ (внешняя разведка) КГБ СССР. В нем накапливались все сведения на иностранных граждан, тем или иным образом, попавших в поле зрения советской разведки, а также органов контрразведки в территориальных аппаратах всего Советского Союза.
Помимо того, предварительное изучение включало в себя также и сбор сведений по месту работы и жительства каждого потенциального агента. Тут в качестве дополнительных источников информации сами оперативные сотрудники органов КГБ могли использовать материалы, возможно имевшиеся на того или иного человека в районных военных комиссариатах (военкоматы) республики, по месту учебы/работы каждого такого лица – в отделах кадров предприятий, государственных учреждениях, а также по месту жительства, в ЖЭКах. Для получения материалов, в основном, характеризующего характера – выяснения какие у того или иного человека повседневные привычки, поведение, привычки, образ жизни, состав семьи, взаимоотношения со своими близкими и родственниками и т.д. и т.п., использовались негласные возможности 7-го отдела («наружки») КГБ. Одной из специфических задач оперативной деятельности этого отдела являлась так называемая «установка по месту жительства». Она заключалась в сборе данных в том месте, где проживало лицо, представлявшее оперативный интерес для органов КГБ. Для подобных целей использовались информаторы, работавшие в жилищных управлениях, а также сотрудники отделов коммунального обеспечения, жилищных контор, и даже негласные осведомители из числа дворников домов. Кроме того, сами оперативные работники специального подразделения «установки» 7-го отдела, используя различные «легенды прикрытия», в различных ситуациях представляясь и предъявляя, имевшиеся в их распоряжении «документы прикрытия», выданные на нереальные автобиографические (установочные) данные, под видом проверки газа, либо электрика, или как представитель жилищного отдела, могли заходить в квартиру субъекта изучения, задавать различные наводящие вопросы и т.д. Такое изучение ставило перед собой задачи по получению возможных характеризующих сведений на лицо, кто находился в поле зрения КГБ. Включая сюда даже такие подробности, как климат в семье, знаменательные даты (дни рождения, свадьбы, смерти членов семьи и ближайших родственников), а также даже наличие домашних животных, машины, гаража, огорода, дачи.
Аналогичное скрупулёзное изучение проводилось и по месту работы. Такая «процедура» ставила своей задачей выявить мельчайшие детали из жизни человека там, где он трудится, выяснить что входит в круг его непосредственных служебных обязанностей, его возможных дополнительных устремлений и взглядов, а также членов семьи и круга общения. Все эти сведения позволяли сделать первичное представление относительно личного характера, интересов, привычек, интересов, возможных связей и прочее. Хочу заметить, что такая процедура была «стандартной», присущей для подавляющего большинства лиц, являвшихся субъектами негласного изучения органов КГБ в вербовочном плане.
Кроме того, в зависимости от серьезности и обоснованности предварительных данных на того или иного человека – «кандидата на вербовку», лицо, либо его родственные связи – члены семьи, а также близкие друзья, у кого имелись какие-либо связи, заслуживавшие оперативного интереса органов КГБ, могли быть поставлены на продолжительный (до одного года) период негласный контроль всей входящей и исходящей международной переписки, а также телефонных звонков за границу и из-за рубежа. Так, в Оперативно-техническом отделе КГБ Латвии имелось специальное подразделение, которое в автоматическом режиме, через республиканские телефонные станции, в негласном режиме обеспечивало мониторинг всех каналов связи с иностранными гражданами. А также фиксировало любую попытку осуществить звонок за границу. Этот вид негласного оперативно-технического контроля назывался оперативно-техническим мероприятием «Меркурий».
В общем, если суммировать все сказанное, при желании в арсенале любого оперативного сотрудника органов КГБ Латвии имелись достаточно широкие возможности всей сети государственно-бюрократического аппарата советской системы, которые позволяли, даже на начальном этапе неофициального изучения, получить доступ к достаточно большому массиву данных, доступному практически на любого жителя республики.

Может показаться занятным, что информация, которую удалось «нарыть» на П. хватким ребяткам из «конторы» была затем с лихвой использована не только спецслужбами «независимой» Латвии, но и секретными службами России. Что касается сведений относительно того факта, что П. по-настоящему являлся «кандидатом на В» в КГБ Латвии, с которым «конторой» был установлен «личный оперативный контакт», а также того, что одним из «побудительных» мотивов, которые являлись «компроматом» планировавшимся использовать для закрепления вербовки П. в качестве действующего секретного информатора – агента КГБ, были материалы, свидетельствовавшие о его не совсем обыкновенной сексуальной ориентации. В заключение добавлю лишь, что сведения относительно действительной причастности П. к такой «своеобразной категории» органов КГБ, а именно факт того, что он являлся «кандидатом на В» в «конторе» были озвучены одним из руководящих сотрудников Полиции безопасности подполковником полиции Александром Халтуриным (покойным), во время одной из конспиративных встреч с ним в литовской столице в январе 1998-го года.
Так что, если возвратиться обратно к содержимому телепередачи “Точки над i”, недавно показанному на телеканале LTV7 (чуть погодя, освещённого в публикации A style="color: blue; text-decoration: underline;" HREF=" http://rus.lsm.lv/st…ma.a263973">«В 1993-м карточка из «мешков ЧК» стоила 5 тысяч долларов – экс-спикер Сейма»), в ходе которой бывшая спикер Сейма Илга Крейтусе ( Ilga Kreituse ), видимо, «со знанием дела» заявляла, что “в 1993-м карточка из «мешков ЧК» стоила 5 тысяч долларов”, то обозначенная сумма была далеко не точной и несоизмеримо заниженной. Зачастую речь, в подобных случаях, шла о совсем ином супер-профите, так как нередко цена вопроса за молчание «конторщиков» могла стоить гораздо больше – львиной доли в бизнесе, например.
Тем временем, если вернуться обратно к нашей нудятине, то следующим этапом в негласном изучении вероятного источника – будущего агента, «кандидата на В» в КГБ являлся выход на «личный оперативный контакт» или, попросту, первичное знакомство. Как организовывались такие встречи? Тут всё зависело от изобретательности, смекалки, личного мастерства и опыта каждого оперативного сотрудника, всё было сугубо индивидуально. Зачастую, главную роль и процент успеха, в данном случае, был обусловлен оперативной изобретательностью «опера», а также тем, на какой основе планировалось установить ЛОК и, впоследствии, осуществлять вербовку «кандидата на В» в качестве секретного информатора органов КГБ. Исходя из принципов психологического превосходства, всегда рекомендовалось делать это «на своей» либо, в крайнем случае, на «нейтральной территории», в обстановке, где человек не мог чувствовать себя полностью раскрепощённым и где не мог никак контролировать ход «душещипательной» беседы. Шаблонными, в таких случаях, были вызов в отдел кадров предприятия, учреждения, или режимный отдел исследовательского института, в котором трудился субъект негласного изучения. С теми лицами, кто являлся призывного воинского возраста (в основном, мужчины), такой контакт мог быть организован и осуществлён в служебных помещениях районного военного комиссариата (военкомата). Поводом «познакомиться» с прочими гражданскими лицами могли служить приглашения или вызов, под похожим на правду предлогом, в районный отдел внутренних дел (полиции), в паспортное отделение, либо в даже жилищный отдел (например, под предлогом каких-либо «неурядиц с коммунальными платежами», или же какой-то тривиальной «жалобы», якобы поступившей от кого-то из соседей). Основным принципом, в данном случае, являлись видимая «обоснованность» формальной причины и кажущаяся «убедительность» такой встречи. Характерно, что как правило, первичная беседа осуществлялась вообще «втёмную», не от имени органов КГБ, а от лица либо работника отдела кадров, или же сотрудника МВД. Для таких целей, практически у всех оперативных сотрудников КГБ имелись так называемые «удостоверения прикрытия», предусмотрительно изготовленные умельцами определённого подразделения Оперативно-технического отдела (ОТО) КГБ на подлинных бланках удостоверений соответствующих госучреждений. Для подобных же целей и служили удостоверения прикрытия сотрудников КГБ, но только выданные на несуществующие установочные данные. Такие удостоверения сотрудников КГБ применялись в тех случаях, когда «личный оперативный контакт» с «кандидатом на В» сразу же устанавливался от имени «конторы».
Итак, после оформления всех необходимых бумажных формальностей следовало осуществить выход на «личный оперативный контакт» - под благовидным предлогом не просто познакомиться с интересующим лицом, но и в ходе встречи дать человеку ясно понять, что он является субъектом специфического интереса органов КГБ, что выход на него не случаен, а также, в особенности, что реальная причина и существо вопросов, обсуждавшихся в ходе этой встречи должны оставаться в строжайшей тайне и не быть разглашены никому ни при каких условиях. Если «кандидат на В», в ходе осуществлённого на него личного оперативного контакта, а также непосредственно после него мог сохранить доверенные ему сведения о своей встрече с опером из «конторы», это являлось своего рода позитивным знаком того, что с «кандидатом на В» в дальнейшем можно было иметь дело. Поведение «кандидата на В» сразу же после установления с ним/ней «личного оперативного контакта» и, в особенности, умение держать язык за зубами – хранить в тайне факт и содержание встречи с оперативным сотрудником КГБ негласно контролировались и проверялись через действующую секретную агентуру, имевшуюся у опера на его «объекта оперативного обслуживания», а также через официальные органы того или иного учреждения, где работал тот или иной «кандидат на В».
Однако, исходя из того обстоятельства, что с самого начала службы в органах КГБ, меня отрядили работать в весьма специфический 3-й отдел, многие азы и принципы вербовочного процесса пришлось не только перестраивать и приспосабливать под условия среды, в которой приходилось действовать (имеются ввиду, кадровые сотрудники системы МВД – полиции), но и кое-что в этом порядке и основах тут вообще нужно было изобретать и организовывать совершенно по-новому. Главной трудностью в этой деятельности являлось то, что приходилось заниматься вербовкой секретных агентов из числа (среди) практически точно таких оперативников-агентуристов, каковыми считались оперативники КГБ. С одной стороны, действовать в таких условиях было даже проще, принимая во внимание, что многие офицеры структур МВД, например, детективы и оперативные сотрудники подразделений уголовного розыска (криминальной полиции), отделов БХСС (борьба с хищениями социалистической собственности – «экономическая полиция»), а также и ряда прочих аппаратов – участковые инспектора, следователи, работники паспортных отделов, отдела кадров, системы УИТУ (исправительно-«трудовых» учреждений), почти все они были в курсе форм и методов агентурно-оперативной работы, которой сами, по роду своей служебной деятельности, тоже занимались.
Основным фактором успеха при выходе на личный оперативный контакт с потенциальным «кандидатом на В» являлось установление первичного психологического контакта. Спрашивается, как его можно было успешно установить? Являясь слушателем на Высших курсах КГБ СССР в городе Минске, одним из главных «оперативных предметов» там считалась «дисциплина», которая называлась «Оперативная психология», или же, «спец-дисциплина 12» (коротко – СД-12). Так вот, как не может показаться смешным или даже парадоксальным, «основополагающим документом» СД-12, в тот период, когда довелось обучаться в Минской «вышке», служила достаточно широко популярная на рынке самиздата в бывшем «совке», в прежние годы, книга Дейла Карнеги ( Dale Breckenridge Carnegie ), называвшаяся “Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей” (“How to Win Friends and Influence People”). Другим неожиданным «открытием» для меня явилось то, что это занятное чтиво значилось в том же списке «крамольной» и чуть-ли не запрещённой в бывшем «совке» литературы, наряду с “Доктор Живаго” Пастернака и “Архипелаг Гулаг” Солженицына.
По стечению обстоятельств оказалось так, что ещё до того, как поступить на службу в «контору», мне в руки попалась книжка Карнеги, которая в переведённом на русский язык виде была отпечатана на каком-то допотопном «подпольном» ксероксе. В общем, получилось так, что до прихода на работу в «контору», из праздного любопытства, я достаточно подробно прочёл и даже достаточно подробно проштудировал данное чтиво. Так вот, когда в Минской «вышке» всем слушателям из региональных органов КГБ стали преподавать предмет СД-12, мне неожиданно открылось, что «основным учебным пособием» по «оперативной психологии» в «конторе» являлась как раз упомянутая книга Карнеги. Которая не только постоянно цитировалась в различных секретных и совершенно секретных «пособиях» и учебниках КГБ по СД-12, но и которая, по до сих пор неведанным мне причинам, даже и там считалась чуть-ли не «запретной». В любом случае, в Минской «вышке» книжку Карнеги можно было взять почитать только в специальной спецбиблиотеке, и выдавалась она на руки в специальных помещениях – с её содержанием можно было знакомиться и делать из неё выписки лишь в специальных секретных спецтетрадях, предназначашихся для подобного конспектирования (опять-таки, в соответствии с требованиями соответствующих секретных «приказов» КГБ СССР, регламентировавших режим секретности и ведения секретного делопроизводства в «конторе»).
Параллельно с выходом на ЛОК и осуществлением первичного персонального знакомства с изучаемым лицом (в идеале, с установлением психологического контакта), по получении пустых «корочек» на «кандидата на В» из 10-го отдела КГБ, оперативный сотрудник того или иного оперативного подразделения, осуществлявший негласное изучение лица, представлявшего оперативный интерес для «конторы», начинал копить – «концентрировать» в этом файле всю возможную информацию, собранную на субъекта интереса. Совершенно секретные «приказы» КГБ СССР предусматривали что, как правило, предварительное изучение «кандидата на В», прежде чем выйти уже непосредственно с финальным предложением о вербовке, разрешалось вести до одного года. Если же по истечении обозначенного периода времени, оперработник не мог определиться с изучаемым «кандидатом на В», либо был не в состоянии установить с ним/с ней ЛОК и сформировать «доверительные отношения на конспиративной основе», тогда надлежало вынести соответствующее письменное заключение – либо о «профнепригодности» каждого такого «кандидата на В» (по тем, или иным субъективным причинам), либо по «иным непредвиденным» обстоятельствам (тупости и бездарности самого опера, например) и, таким образом, отказаться от вербовки.
Хотя зачастую, таких «бесперспективных» либо не сговорчивых «кандидатов на В» по-просту «списывали», переводя их в другую категорию негласных помощников органов КГБ, а именно в число так называемых «кандидатов на вербовку на особый период» («кандидаты на В на ОП»). Под «особым периодом», в данном случае, подразумевалось военное время – война, когда «долгом любого советского человека» априори подразумевалось «верой и правдой» служить «совковому» режиму (и в силу этого, никакие «отказы» от возможного сотрудничества с «конторой» не признавались допустимыми). Если же откровенно, то представляли собой эти «кандидаты на В на ОП», своего рода «отстой», куда сбрасывались все негодные для использования в качестве секретной агентуры лица. Объяснялось здесь всё таким обстоятельством, что те же совершенно секретные «приказы» КГБ СССР предписывали, в обязательном порядке, иметь такую «категорию» потенциальных негласных «информаторов», каковыми считались и «кандидаты на В на ОП», и конфиденциальные встречи с которыми осуществлялись крайне редко – максимум раз-два в год, не чаще (зачастую, досье на таких «оперативных источников» - «кандидатов на В на ОП» просто годами пылились в личных сейфах оперов, с которыми последние вообще практически не виделись). Ежели же встречи с «кандидатами на В на ОП» и проводились, то каждая такая встреча затем документально оформлялась соответствующим письменным/печатным рапортом, который подшивался в соответствующие «корочки»-файл. Следует также дополнить, что в структуре каждого аппарата КГБ существовала так называемая «Группа на Особый период». В латвийской «конторе», если память не изменяет, в её состав входило всего 2 «опера» (которых и операми-то можно было звать с очень и очень большой натяжкой – разве что лишь по занимаемым ими должностям). В сферу «деятельности» этой «группы» входили как раз учёт и контроль за «оперативной работой» с таким контингентом негласных «оперативных источников» который, по сути, являлись пустой тратой сил и времени. По-любому, любой из настоящих оперативников «конторы» считал, что вся «работа», касающаяся «кандидатов на В на ОП» являлись самой настоящей «ловлей блох», либо типичным «онанизмом».
Помимо обыкновенных «кандидатов на В», а также «кандидатов на В на ОП» кратко остановлюсь на перечислении прочих категорий лиц, кого в «конторе» было принято относить к аппарату негласных помощников органов КГБ. Таковыми, согласно содержанию соответствующих совершенно секретных «приказов» центрального аппарата КГБ, считались «содержатели явочных квартир», «содержатели конспиративных квартир» (между ними имелось определённое различие), а также «резиденты». Помимо всего прочего, к аппарату «негласных помощников» КГБ было принято также относить и так называемых «доверенных лиц», или же, как было таких людей называть среди самих «оперов конторы» - «доверчивых лиц». Позволю подробнее остановиться на описании всех указанных категорий «негласных помощников» КГБ чуть позднее, сразу же по окончании темы секретных агентов.

Данному утверждению имеется целый ряд подтверждающих исторических фактов, одним из которых может служить история вербовки и всей последующей деятельности в интересах советской внешней разведки всемирно известной так называемой “Кембриджской пятёрки” (“The Cambridge Spy Ring”) во главе с легендарным Кимом Филби (Kim Philby – Harold Adrian Russell “Kim” Philby), кто, как и все остальные члены его глубоко законспирированной шпионской группы, внедрённой в самую глубинку британского истеблишмента, работали в интересах бывшего «совка» будучи напрочь затуманенными и капитально «промытыми» советскими догмами и постулатами напрочь изжившего себя «марксистко-ленинского учения». То есть, натурально «пахали» на пользу сначала «великого кормчего» - «товарища» Сталина, а затем уж и его «достойных последователей», руководствуясь иллюзорными «идейно-политическими» и, частично, «патриотическими» идеями.
Тем не менее, в продолжение темы основ и форм вербовки негласных источников оперативной информации – агентов органов КГБ, к подобным наиболее часто применяемым основам привлечения того или иного лица в качестве секретного информатора «конторы» относились:
(а) вербовка на «идейно-политической» основе;
(б) вербовка на «патриотической» основе;
(в) вербовка «с использованием компрматериалов» (материалов, ставивших лицо в положение серьёзной зависимости – как-то, учитывая такой факт, что вербуемое лицо принадлежит к «нетрадиционной сексуальной ориентации», либо человек «морально неустойчив», а, по-просту, «ходит по бабам», изменяя своей правоверной, либо на вербуемого получены какие-либо нелицеприятные сведения или иные документальные материалы, уличающие его/её в какой-либо незаконной или противоправной деятельности – в совершении некоего уголовно наказуемого деяния, например);
(г) вербовка «на зависимости» (материальной, физической, либо психологической – как-то, пристрастие к алкоголю, устойчивой зависимости от каких-либо медикаментов или наркотических веществ, финансовая задолженность, определённая психологическая зависимость, и тому подобное);
(д) вербовка «на интересе» (создания у субъекта персональной заинтересованности, а также формирования чувства личной значимости и незаменимости, побуждающей лицо начать сотрудничать, как-то, например, чувства собственной исключительности и принадлежности к тайной деятельности спецслужбы; к такой «категории» было принято, в частности, относить лиц с авантюрным складом характера, искателей «острых приключений» и прочих прожектёров);
(ж) вербовка «под чужим флагом», не от имени органов КГБ (а, например, от лица различных подразделений МВД, ОВИРа, министерства иностранных дел, или же военной разведки, отделов кадров предприятий – гостиниц, например, и режимных отделов научно-исследовательских учреждений) и, в особых случаях, даже не от имени бывшего Советского Союза, а, например, под видом принадлежности вербовщика/вербовщиков к «третьему» иностранному государству (не страны «пребывания» - не там, где осуществлялась вербовка). Характерно, что последний метод использовался, в основном, для привлечения к негласному сотрудничеству за рубежом, в отношении граждан иностранных государств.
Кроме того, в зависимости от личности того или иного человека, для достижения требуемого результата, могли использоваться своего рода «комбинации». Так, например, вербовочная беседа могла быть начата с использованием каких-либо незначительных материалов, тем или иным образом, в негативном свете представляющим вербуемое лицо, либо некоего «компромата», но затем, под видом якобы демонстрации перед вербуемым «доброй воли», процесс вербовки мог продолжаться, например, на «патриотической» или иной «смежной» основе.
Хотя, в исключительных случаях, когда после предварительного изучения становилось очевидно, что индивидуал является заслуживавшей оперативного внимания личностью, вербовка такого человека в аппарат секретной агентуры органов КГБ могла быть осуществлена «единомоментно», ещё в процессе первичной встречи, даже на стадии установления «личного оперативного контакта», и без всей той бюрократической тягомотины, называвшейся «оперативным изучением кандидата на В».
Забегая наперёд сразу же уточню, что начав работать в 3-ем отделе КГБ Латвии, который занимался «оперативным обеспечением» абсолютно всех структур и подразделений системы МВД, УИТУ («Управление исправительно-трудовых учреждений», а по простому, тюрем, следственных изоляторов, им подобных изоляторов временного содержания, и прочих «гуманных» мест лишения свободы – как временных, так и иных), внутренних войск, пожарных частей, а также райвоенкоматов, ДОСААФ и подразделений вневедомственной охраны республики, именно в этом оперативном подразделении КГБ (3-ем отделе) достаточно широко применялась как раз эта нестандартная и нигде официально неприятная (не регламентированная никакими «приказами» и другими «подзаконными нормативными актами») «единомоментная» основа вербовки. Чем это было обусловлено? Опять-таки спецификой того участка, связанного с «контрразведывательным обеспечением органов и войск МВД» и, в особенности, тем фактом, что сами сотрудники этого ведомства в своей повседневной деятельности, по аналогии с негласной работой оперативников КГБ, вовсю использовали весьма схожие формы и методы агентурно-оперативного «процесса» и, как следствие, не хуже (а, порой встречалось, гораздо лучше) самих оперов из «конторы» были в курсе всех нюансов и прочих бюрократических «заморочек», которые включала в себя вся эта муторная агентурно-оперативная деятельность.
Помимо всего прочего, не могу не остановиться ещё на одной основе/форме вербовочного процесса, которая также нигде официально не фигурировала и не описывалась ни в каких «приказах» или «наставлениях» бывшей «конторы». Речь, в данном случае, идёт о вербовке так называемых «инициативников», то есть лиц, кто по тем или иным причинам (зачастую, просто в силу того, что совершил, или был каким-либо образом капитально замазан в каких-то противоправным, или уголовно наказуемым деяниях) в инициативном порядке «горел желанием» негласно начать сотрудничать с органами КГБ, тем самым демонстративно показывая свою «полную лояльность и кажущиеся верноподданичество» в своём «стуке» на «контору». Сразу же уточню, что совершенно секретные «приказы» КГБ СССР, регламентировавшие агентурно-оперативную деятельность «конторы», не только никак не «поощряли», но и, фактически, даже наоборот, категорически запрещали иметь дело с подобной категорией лиц. Почему? Дело тут объяснялось как раз тем обстоятельством, что все те «инициативники», кто под теми или иными соусами обращались с предложениями об их сотрудничестве в органы КГБ, должны были априори считаться либо потенциальными «предателями», или же лицами, ищущими защиту в лице «конторы» от каких-либо серьёзных персональных «неприятностей», либо, на самый худой конец, как лица, которые пытаются целенаправленно внедриться в агентурный аппарат КГБ с целью возможного «агентурного проникновения» туда. Последнее в любой разведке мира всегда расценивалось как операция «самого высшего полёта» (“high fly secret agent infiltration”).
В данной связи, позволю себе привести всего лишь один пример. Так, в самом начале 90-х к «операм» из тогда уже «Отдела ОП» (Отдел по борьбе с организованной преступностью, который был реорганизован взамен упразднённого, к тому времени, 3-го отдела) с инициативным предложением о возможном негласном сотрудничестве обратился в ту пору всего лишь рядовой сотрудник муниципальной полиции (тогда в республике уже начали постепенно зарождаться соответствующие структуры - прообраз нынешних правоохранительных органов и спецслужб независимой Латвии) Центрального района города Риги.
Оперативный работник «Отдела ОП» оперуполномоченный капитан Геннадий С., кто вышел на первичный личный контакт с обозначенным сотрудником муниципальной полиции, после недолгого его «изучения» и «консультаций» со своим непосредственным начальником отделения пришли к выводу, что, несмотря на кажущуюся «странность» обращения в «контору» и саму «нестандартность» ситуации, тем не менее, «инициативника» всё-таки можно было попытаться использовать в качестве негласного «поставщика информации» - секретного агента органов КГБ. Затем вербовка этого «инициативника» была проведена в «ускоренном режиме», по «единомоментной схеме», а также «успешно закреплена» - в ходе вербовочной беседы будущий «полосатый» проявил завидную «понятливость» и быстренько подтвердил свою полную готовность «верой и правдой стучать» - работать в качестве секретного агента в интересах органов КГБ, сам себе избрав «секретное имя» - псевдоним “Юрген”.
Так чем же, в действительности, было вызвано столь «бурное» и, поначалу, «необъяснимое желание» и показушная инициатива лица, завербованного в ряды секретных информаторов «конторы» под псевдонимом “Юрген”?
Последнее открылось лишь некоторое время погодя когда, в конце концов, вскрылось, что столь ярая «активность» и «сговорчивость» этого индивидуала были обусловлены тем фактом, что он, незадолго до того как стать муниципальным полицейским, являлся рядовым постовым одного из территориальных подразделений тогда ещё советской милиции в городе Риге, где вместе с двумя такими же как он отъявленными подонками, находясь в тяжелейшей степени алкогольного опьянения, натурально запинав ногами и «дубиналами», забили насмерть на улице одного беднягу-бездомного, затем по-быстрому вызвали карету скорой помощи и наряд милиции, а потом уж сами же первые и прибыли на вызов, который они, фактически, сами себе и организовали, таким нехитрым образом, обеспечив себе полное алиби в преднамеренном убийстве.
Тем не менее, когда после этой грязной истории пошли «круги» - кто-то из подельников “Юргена”, видимо осознав содеянное и побоявшись последствий для самого себя, начал трепаться среди своего окружения, “Юрген” быстренько «просёк поляну», подсуетился и тут же побежал «сдаваться» в «контору», в надежде найти там себе «крышу» и неформальную защиту. Объяснялось там всё таким банальным фактором, что “Юргена” являлся не только фактическим «подстрекателем» и зачинщиком тяжёлого избиения, но, ко всему прочему, он оказался как раз тем упырём, кто нанёс смертельные удары.
В общем, несмотря на то, что история со вновь «приобретённым ценным» агентом “Юрген” получила в «конторе» некоторую огласку среди строго ограниченного круга лиц (а в силу занимаемой мной, в то время, должности старшего оперуполномоченного 6-го отделения 2-го отдела КГБ Латвии, в официальные функции которого входило «контрразведывательное обеспечение личного оперативного состава КГБ», мне стало известно о данном «негласном источнике», который внедрился в агентурный аппарат «конторы» фактически используя обман), тем не менее, столь «достойный» секретный информатор “Юрген” не только не понёс никакого наказания за совершённое им тяжкое уголовное преступление (коим, без всякого сомнения, является преднамеренное убийство), но и продолжал оставаться одним из «наиболее продуктивных» агентов, сначала латвийского КГБ, а затем уж и российских секретных служб (ФСБ, в первую очередь) вполне вольготно до сих пор действующих на «просторах» Латвии.
Как бы то ни было, но мне достоверно (не понаслышке) известно, что и после ликвидации «конторы» в Латвии, негласный «куратор» “Юргена”, Геннадий С. продолжал активно работать в интересах российских спецслужб, равно как и его агент - “Юрген”. Дело тут объяснялось следующим обстоятельством, что Геннадий С. завербовал агента “Юрген” в аппарат негласных информаторов КГБ и, при этом, никак не оформил сам факт вербовки, в том смысле, что не предоставил никаких официальных документов – ни в «учётную» группу секретной агентуры 10-го отдела КГБ ЛССР, никуда либо ещё. Что и явилось важным моментом почему агенту “Юрген” впоследствии столь успешно удалось внедриться в состав одной из главенствующих вновь созданных спецслужб Латвийского государства. Где “Юрген” не только дорос до солидной руководящей должности в Оперативном управлении латвийской спецслужбы, но и кто, чуть погодя, был с повышением переведён в структуру МВД Латвии, занимающуюся борьбой с организованной преступностью, в которой он продолжительное время занимал пост заместителя начальника управления.
Может возникнуть закономерный вопрос, а почему уделяется столько внимания личности агента “Юрген”? Поясняю – делается это для того, чтобы поведать о том, что помимо «официально оформленных» секретных информаторов, у многих оперов «конторы» на связи находились ещё различные «не оформленные» негласные источники, являвшиеся поставщиками оперативных сведений. Такие «неофициальные» и, поэтому, нигде не фигурировавшие «категории» секретных «стукачей» нередко работали несравненно более эффективней и качественней, чем «классически оформленные» агенты. Более того, получаемая от них оперативная информация нередко оформлялась от имени других оперативных источников, что в «конторе» было делом нехитрым. Помимо того, как раз такая секретная агентура оказалась наиболее ценной уже непосредственно после ликвидации «конторы» в странах Балтии, так как таких «незасвеченных» информаторов можно было «ре-активировать» и задействовать в интересах секретной спецслужбы любого государства что, собственно, и было успешно осуществлено российскими спецслужбами, ФСБ и СВР, в Латвии.
Попутно дополню, что оба, агент “Юрген” и его непосредственный «куратор» по «конторе», Геннадий С. в дальнейшем ещё серьёзно засветились и в том, что явились организаторами и исполнителями одного до сих пор считающегося нераскрытым «заказняка» - заказного убийства одного из известных «криминальных авторитетов» республики, которое они совершили в интересах некоего «конкурента» в той сфере околобандитского «бизнеса», где промышлял и сам убиенный.
Что до самого Геннадия С. деталей которого нет никакого смысла пытаться отыскать в списках бывших сотрудников КГБ ЛССР, публиковавшихся ранее в Kompromat.lv (публикация под заголовком “Полный список сотрудников КГБ на 1989: 564 фамилии”), так как любой подобный перечень, во-первых, является далеко не полным, а во-вторых, имя Геннадия С. не было включено ни в один из «секретных» телефонных справочников сотрудников латвийской «конторы» (в силу того обстоятельства, что работать в латвийский КГБ он пришёл незадолго до ликвидации «конторы» в августе 1991 года), да, и помимо всего прочего, в своей неофициальной деятельности Геннадий С. предпочитал попусту не «полоскать» свои настоящие имя-фамилию, а взамен часто пользовался вымышленными «установочными данными», на которые у него имелись соответствующие «документы прикрытия».
Так одним из таких имён «прикрытия» Геннадия С. являлись данные некоего Михаила Перхова – у Геннадия С. имелся соответствующий паспорт с фотографией в нём самого Геннадия С., сварганенный для «оперативных целей» умельцами из оперативно-технического отдела (ОТО) КГБ Латвии, незадолго до ликвидации латвийской «конторы», которым Геннадий С. продолжал активно пользоваться и после того, как КГБ в Латвии приказал долго жить.
Далее, исходя из двух «приоритетных» основ вербовки секретной агентуры КГБ, ранее обозначенных как «идейно-политическая» и/или «патриотическая», а также и при использовании прочих основ вербовки, то практически во всех случаях применялся, как оказалось на деле, достаточно действенный принцип из «спец-дисциплины СД-12» - «оперативной психологии», который основывался на идеях, изложенных в прежде упоминавшейся популярной книжке Дейла Карнеги (Dale Carnegie), называвшейся “Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей” (“How to Win Friends and Influence People”). Так вот один из «постулатов» в названном чтиве в частности утверждал, что: “Если хочешь побудить какого-либо человека сделать что-либо, сделай так чтобы этот человек захотел сам сделать то, что ты хочешь чтобы он сделал”.
Опять-таки, основываясь на собственном опыте в этой «области» могу заверить, что данный принцип оказался вполне работоспособным и приносившим свои плоды, так как к любому человеку можно было подыскать какой-то подход, использовав различные «ключики» психологического воздействия – кто-то был готов работать «за идею», кого-то снедало желание быстрого роста по карьерной лестнице, либо зависть к успехам других лиц на работе-службе, кого-то тешило самолюбие и чувство собственного негласного «превосходства» над другими людьми, кто-то был одержим чувством мести или злобой, кто-то считал, что его «недооценивают» и «задвигают» на работе, кто-то горел желанием побывать в малодоступных, в «совковое» время, для большинства рядовых граждан, «вожделенном» Западе (получить возможность поехать на учёбу или на стажировку за границу, либо просто в рядовую туристическую поездку), а кто-то «стучал» просто из «интереса», либо личной «привязанности» к конкретному оперативнику «конторы» (последнее, в основном, относилось к секретным агентам из числа дамского пола, включая сюда и валютных проституток, которые нередко соглашались оказывать негласную помощь КГБ ведомые сексуальным влечением к своему «куратору»).
Что касается такой весьма «пикантной» категории секретной агентуры, как «стукачи» из числа гомосексуалистов и лесбиянок, то и в подобных «специфических» случаях подход и к таким лицам – потенциальным информаторам «конторы», мог быть тоже найден (несмотря на то, что это целая тема для отдельного повествования, тем не менее, слегка «подсвечу», что «под раздел» там попадались весьма занятные персонажи – от заурядного старшего оперуполномоченного уголовного розыска одного из райотделов рижской милиции, до ставшего видным латвийским «государственным деятелем» в области финансового сектора, и некий «заслуженного служителя» из церковных кругов, и руководящего работника британского посольства в одной из сопредельных с Латвией стран).

В послевоенные годы репутация Швейцарии как «международного хаба» для шпионажа подкреплялась вновь и вновь. В настоящее время просматриваются следующие преимущества Швейцарии, как центра международного шпионажа. Страна расположена в самом центре Европы и является членом Шенгенского соглашения Европейского союза. Это означает пониженный контроль на въезде в Швейцарию из окрестных стран Европейского союза и выезде из нее. Присутствие в Швейцарии большого количества туристов и деловых путешественников означает, что члены разведывательного сообщества могут оставаться незамеченными. В Швейцарии отсутствует видимое присутствие жесткого контроля полиции и специальных служб. Знакомый со швейцарскими реалиями беглый контрактник ЦРУ Эдвард Сноуден в 2015 году сообщал, что американские шпионы действуют в Швейцарии, не опасаясь быть разоблаченными, потому что швейцарская разведка, хотя и хорошо осведомлена и очень профессиональна, не представляет для них никакой угрозы. По словам Сноудена, швейцарские спецслужбы представляются американцам малой величиной. «Представители правительства США, даже когда они нарушают швейцарские законы, имеют определенный уровень комфорта, зная, что не будет никаких последствий», — сообщил Сноуден.
Швейцария обладает современной транспортной и телекоммуникационной инфраструктурой. Ее стабильная политическая система обеспечивает предсказуемость и безопасность. Швейцарцы научились не задавать вопросов посетителям, которые едут к ним, чтобы доверить свои деньги швейцарскому банковскому сектору.
Женева является неофициальной столицей международного шпионажа в Швейцарии. Здесь размещаются международные штаб-квартиры ООН, ВТО, ВОЗ, МККК. Имеются представительства иностранных правительств, посольства, международные организации, многочисленные НПО. Цюрих интересен международному шпионажу своими банками. Берн — организациями международной торговли.
В августе 2017 года стало известно, что кадровые сотрудники швейцарских спецслужб следили за финансовыми инспекторами германских налоговых органов, пытавшимися добраться до счетов германских граждан, укрываемых швейцарскими банками. Немецкая прокуратура открыла следствие против трех сотрудников швейцарской разведки по подозрению в шпионаже за немецкими властями. Выяснилось, что швейцарская разведка пыталась определить, каким образом сведения о счетах в швейцарских банках попадают в Германию. Секретность является краеугольным камнем банковской отрасли Швейцарии, и, как оказалось, швейцарские спецслужбы охраняют ее. Фактически, оказалось, что швейцарская разведка охраняет безопасность своих офшоров. Дело вызвало серьезные трения между Германией и Швейцарией и вышло на самый высокий политический уровень.
Другая важная область — нераспространение ОМП. Через Швейцарию идут операции стран, нарушающих режим ядерного нераспространения. Швейцария обладает высокоточной промышленностью и станкостроением. Известно, что «исламская бомба» для Пакистана была создана при помощи швейцарских инженеров. ЦРУ удалось перехватить швейцарских контракторов, работавших на ядерные программы исламских стран, и перенаправить их против самих нанимателей из Ирана и Ливии. Под контролем ЦРУ швейцарские инженеры с 2001 года несколько лет снабжали иранцев и ливийцев ложной информацией, негодными материалами и оборудованием с целью саботажа их ядерных программ. Эти операции на швейцарской территории проходили с ведома и под контролем швейцарских спецслужб. Из-за ситуации шпионского и криминального офшорного перекрестка Швейцарии в Европе и мире ее Федеральная разведывательная служба поддерживает постоянные контакты более чем со 100 органами разведки, полиции и служб безопасности по всему миру.
Внешняя слабость швейцарских спецслужб при их, на самом деле, профессионализме по отношению к действиям иностранных спецслужб сами швейцарцы объясняют особенностями своего законодательства. Ранее NDB не могла предотвращать такую деятельность на швейцарской земле в связи с местным законодательством о защите частной собственности и приватности. В годовом отчете NDB за 2014 год признавалось, что инструментарий Швейцарии по расследованию и борьбе с иностранным шпионажем был более «ограниченным, чем в других странах». «В этом отношении Швейцария предлагает иностранным службам более эффективные рамки, чем некоторые другие страны, в которых уголовные санкции и политические последствия более строги или их труднее предсказать», — говорилось в этом докладе.
Но 25 сентября 2016 года швейцарские избиратели на референдуме приняли новый закон о службе разведки (NDB), одобрив расширение ее полномочий с результатом более чем в 65% голосов. Новый закон о NDB (LAIN) вступил в действие с 1 сентября 2017 года. Правовые новации касаются собственно разведывательной службы, системы сбора информации и ее хранения, а также контроля за разведывательными мероприятиями. Закон вновь сформулировал мандат на всестороннюю оценку ситуации NDB в пользу получателей ее услуг. Это позволяет защитить другие важные стратегические интересы страны, такие как критическая инфраструктура, финансовое и экономическое пространство.
Закон позволяет NDB проникать в дома и отели, взламывать компьютеры, прослушивать телефонные разговоры и осуществлять наблюдение за лицами, которых подозревают в участии в шпионаже в интересах зарубежных стран. NDB получила большие возможности для маневра в сфере электронного шпионажа.
Благодаря этому закону, швейцарская Федеральная разведывательная служба (NDB) и собирается уменьшить наблюдаемый ей разгул деятельности иностранных спецслужб на своей территории. Об этом сообщила пресс-секретарь NDB Изабель Грабер в интервью воскресному швейцарскому издания NZZ am Sonntag. По ее словам, в NDB прекрасно знают, что Швейцария стала «местом встреч» между разведчиками из третьих стран. В последние несколько лет количество таких встреч продолжало расти. Причиной роста стало то, что «рынок торговли секретами взорвался». Эта тенденция, по словам Грабер, привела к соответствующему росту встреч, направленных на обмен информацией за деньги. Она отметила, что многие такие встречи проходят по всей территории страны. Они «нарушают суверенитет Швейцарии и могут привести к операциям против интересов страны». Пресс-секретарь агентства также заявила, что NDB работает с «партнерскими агентствами» в зарубежных странах, чтобы предотвратить такие встречи при условии, что интересы Швейцарии и таких партнеров «взаимны».


Вооруженный новым законодательством NDB теперь «прилагает все усилия, чтобы наблюдать встречи третьих стран, чтобы предотвращать их или, по крайней мере, нарушать». По словам пресс-секретаря, NDB в этом году несколько раз предоставляла информацию о «встречах третьих стран» в судебные органы.
Таким образом, Швейцария ввела более жесткие правовые рамки для противодействия международному шпионажу на своей земле. Исходя из заявленного из NDB, можно ожидать инициации в судах каких-либо шпионских дел в Швейцарии, прямо не относящихся к шпионажу против этой страны. По-видимому, власти Швейцарии намереваются припугнуть слишком развернувшийся и вольготно чувствующий на ее территории международный шпионаж. Подобная инициатива швейцарцев, целью которой является внешнее подтверждение нейтралитета, становится очевидным признаком роста международной напряженности.
Теперь собственно о Федеральной службе разведки Швейцарии и ее истории. Сейчас под крышей NDB объединены функции внешней разведки, внутренней контрразведки и внутренней тайной полиции. Но так было не всегда. До создания NDB в 2010 году функции разведки и контрразведки были традиционно разделены и находились в компетенции различных ведомств — военного министерства и полиции.
Швейцарская военная разведка была создана достаточно давно — в 1891 году, т. е. примерно в то же время, как и в соседних странах. Секция разведки или Служба разведки долго действовала в качестве отдела швейцарского Генерального штаба. При этом надо понимать, что Швейцария, несмотря на свою величину, благодаря милиционной системе обладала многочисленной и хорошо оснащенной армией. Правда, военно-разведывательная служба Швейцарии даже в период между мировыми войнами не особо впечатляла размахом своей деятельности. В частности, тогда она использовала аппараты военных атташе только в трех ключевых для Швейцарии странах: Германии, Франции и Италии.
Главная цель работы разведки и контрразведки Швейцарии в периоды мировых войн была защита суверенитета и нейтралитета страны. Во время Второй мировой войны на швейцарское правительство помимо разведки Генштаба работала и частная разведывательная структура — т. н. «Бюро Ха», названное так по имени ее руководителя Ганса Хаусамана (1915−1964).
Во время Второй мировой войны, благодаря работе местной разведки и контрразведки, в Швейцарии за шпионаж в пользу иностранных держав были осуждены примерно 900 швейцарских граждан. По отношению к военнослужащим тогда действовали нормы военного времени. Между 1942 и 1945 годами за шпионаж были казнены 17 солдат и офицеров швейцарской армии.
В последовавший период холодной войны самым известным осужденным за шпионаж в Швейцарии стал бригадир (воинский чин) Жан-Луи Жанмайр(1910—1992). В 1977 году он был приговорен к 18 годам тюремного заключения за шпионаж в пользу СССР.
Функции контрразведки в Швейцарии долгое время находились в компетенции полиции, которая состояла в подчинении у Генеральной прокуратуры. Тайная политическая полиция Швейцарии действовала с 1848 года в качестве подразделения общей полиции. Революционный год явно указывает на цели ее первоочередной деятельности — борьба с социальной революцией. Одной из мишеней деятельности тайной полиции на этом направлении во второй половине ХIХ и начале ХХ века стала борьба с забастовочным движением и контроль над профсоюзами.
Во время Первой мировой войны в Швейцарии активизировали полицейскую надзорную деятельность. В 1917 году в составе Федерального полицейского управления был создан отдел иммиграционной полиции, который зарегистрировал каждого иностранца, проживавшего в Швейцарии. За предшествующие десятилетия Швейцария стала безопасным убежищем для всякого рода международных революционеров. Так, например, о российских революционерах в Швейцарии хорошо известно в современной России, а об индийских — в Индии. Бытовое благополучие страны плюс швейцарский нейтралитет и невмешательство в дела революционных активистов сделали страну до сих пор привлекательным местом убежища для них.
В 1935 году полицейская служба в составе Генеральной прокуратуры была реформирована. Федеральная полиция Швейцарии была разделена на полицию, которая занималась «превентивной защитой» государства, и «судебной» полицией, которая осуществляла репрессивную защиту государства. Функция тайной полиции перешла к полиции, занимавшейся «превентивной защитой». Она осуществляла наблюдение за левыми и правыми экстремистами, сепаратистами кантона Юра, вела контрразведку и боролась с терроризмом, противодействовала обороту наркотиков, оружия и торговле людьми.
В 1989 году Швейцарию потряс скандал. Общественности стало известно, что за годы холодной войны федеральная полиция для нужд «отслеживания состояния Швейцарии» создала фонд государственной безопасности с досье на сотни тысяч граждан Швейцарии и множество организаций. Это событие стало испытанием государственного доверия. Федеральное собрание тогда же назначило парламентскую комиссию по расследованию деятельности Федерального департамента юстиции и полиции и, среди прочего, деятельности по сбору персональных данных Управлением Генеральной прокуратуры.
Скандал 1989 года стал главной причиной для последующей кардинальной реорганизации органов государственной безопасности Швейцарии. Швейцарская система спецслужб была реформирована и подвергалась более строгому контролю со стороны парламента. В 1999 году федеральные полицейские силы были объединены в Федеральное управление полиции. В 2001 году задачи судебной полиции были возложены на Федеральную уголовную полицию (FCP). Созданная в 2004 году Служба по анализу и предотвращению (SAP) отвечала в рамках полиции за профилактические полицейские меры государственной безопасности. Но в 2010 году SAP соединили со Службой стратегической разведки для формирования нынешней Федеральной разведывательной службы (NDB).
В 2000 году разведка была отделена от Генерального штаба и преобразована в гражданское подразделение Федерального министерства обороны, гражданской защиты и спорта (DDPS). Так была создана Служба стратегической разведки (SIS). Одновременно при DDPS числится еще и чисто военная Служба военной разведки (MIS). MIS была создана в 2001 году в качестве преемника Службы военной разведки (AIS). AIS в свою очередь была преемником Службы разведки боевых войск (TIS) (1961—1970). Электронным шпионажем в Швейцарии занимается Почтовая служба наблюдения и связи по специальным запросам Федерального департамента юстиции и полиции. В свою очередь, NDB является оператором собственной системы радиоэлектронной разведки — Onyx.
Таким образом, с 2010 года Федеральная разведывательная служба (NDB) является главным инструментом среди действующих спецслужб в политике безопасности Швейцарии, наделенной юридически определенным мандатом. Превентивная деятельность NDB четко отделена от репрессивной деятельности правоохранительных органов. В этом смысле NDB не является правоохранительным органом. Ее основными задачами являются предотвращение, оценка ситуации и лиц, определяющих политику. Служба разведки выполняет задачу получения и оценки информации из открытых источников и с использованием секретных средств и методов. Государственная безопасность связана с защитой страны от шпионажа со стороны иностранных разведывательных служб, защитой от терроризма, экстремизма и прочей противоправной деятельности. На федеральном уровне NDB в первую очередь информационно обслуживает Федеральный совет, министерства (департаменты) и военное руководство. Она также поддерживает кантоны в обеспечении внутренней безопасности и правоохранительные органы на федеральном уровне. NDB тесно сотрудничает с различными федеральными и кантональными властями и офисами, с военной разведкой MIS, Федеральным управлением полиции (fedpol), Генеральной прокуратурой Швейцарии.
Сбор информации на граждан Швейцарии осуществляется NDB при тройном разрешении: от Федерального административного суда, Комитета безопасности Федерального совета и Главного управления Федерального министерства обороны, гражданской защиты и спорта (DDPS). По последнему закону надзор за NDB значительно усиливается. Все действия NDB подлежат непрерывному контролю. NDB контролируется сразу четырьмя инстанциями: парламентом, Федеральным советом, Федеральной администрацией и собственным министерством. Директор NDB непосредственно подчиняется министру — руководителю Министерства обороны, гражданской обороны и спорта (DDPS)
NDB — небольшая, но эффективная служба разведки. Согласно последним сообщениям СМИ, в NDB занято 300 сотрудников. Когда после теракта в Париже в швейцарской разведке было создано 23 временных рабочих места, то, по сообщению директора NDB Маркусa Силерa, на них было получено более 1200 заявок от желающих поступить на службу в эту организацию. Россия и ее спецслужбы рассматриваются в NDB в качестве недружественных. В 2016 году швейцарским СМИ стало известно, что директор NDB уволил одного из своих сотрудников за любовную связь с российской гражданкой в бытность его в командировке в Москве.

У БОГА СЛУЧАЙНОСТЕЙ НЕ БЫВАЕТ
Надежда с мужем гастролирует по российским городам в труппе Штейна, но после того как он, похитив кассу, сбежал, она стала петь в Хоре лапотников Манкевича, позже – в знаменитом московском ресторане «Яр».

Похищение генерала Миллера поставило крест на идее «крестового похода» против Советского Союза. Фото 1920-х годов

Осенью 1909 года, когда Плевицкая, отрабатывая ангажемент, выступала в нижегородском ресторане Наумова, туда зашел поужинать Леонид Собинов. Послушав ее пение и оценив реакцию зала, он пригласил Надежду выступить вместе с признанными авторитетами российской сцены Матильдой Кшесинской и Василием Качаловым в благотворительном концерте, который он устраивал в местном оперном театре.
Так случайная встреча с великим тенором и участие в его концерте помогли Надежде войти в большую сценическую жизнь и осознать силу своего таланта. Но судьба случайностей не терпит: вскоре культурная Россия признала Плевицкую одной из самых ярких исполнительниц русских народных песен и романсов, и она решила: никаких ресторанов, никаких жующих купцов!
Заполучить ее на выступление стремятся все крупные города России. Она поет в Московской консерватории и на приемах в Царском Селе, где императрица Александра Федоровна за вдохновенное пение дарит ей золотую брошь с жуком, осыпанным бриллиантами.
Государь, чтобы услышать простые песни Дёжки Винниковой, снова и снова зовет ее в Царское Село. Растроганный до слез, он как-то изрек: «Мне говорили, что вы никогда не учились петь. И не учитесь. Оставайтесь такой, какая вы есть. Я много слышал ученых соловьев, но они пели для уха, а вы поете для сердца. Спасибо вам, Надежда Васильевна!» И вручил ей бриллиантовую брошь в виде двуглавого орла. С тех пор Надежда на сцену без броши не выходила – та стала ее талисманом.
1911 год. Надежда Плевицкая на пике славы. Она взошла на вершину, какой не достигала ни одна российская крестьянка, – пела самому царю, а он называл ее любимой певицей! Да, тогда она была почти счастлива. «Почти» – потому что не хватало ей любви…

ДЁЖКИНА ХАНДРА
Красавицей Надежду не назвать: лицо круглое, скуластое, со вздернутым носом, ярким, сочным ртом и небольшими раскосыми очень хитрыми глазами-угольками – обычный крестьянский тип. Великолепны были смоляная коса и свежий атлас ее тела – «роза в молоке», как называли ее газеты. И был в ней какой-то внутренний завораживавший огонь, из-за которого все женщины рядом с нею меркли. А мужчин подле нее всегда было много. Они ее любили, забрасывали цветами в концертных залах или оборачивались вслед, когда она, стуча каблучками и игриво змеясь своим призывным телом, шла по улице. Однако, как русская крестьянка и настоящая мужняя жена, она и мысли об измене Плевицкому не допускала. Да и некогда ей было за работой.
Плевицкий же теперь, не состоя ни в какой труппе и проживая в возведенном на женины деньги двухэтажном особняке в деревне Винниково или в Петербурге в ее по-царски обставленной квартире, упивался положенным, по его мнению, отдыхом, заводил бесчисленные любовные романы.
Надежда знала об изменах мужа, но не ревновала, а завидовала его способности влюбляться и радоваться жизни. Ведь у нее, кроме тяжелой работы, ничего не было. А хотелось чего-то более важного, чем слава и достаток. Чего-то, что наполнило бы душу теплом и светом, – любви!
На какое-то время от мрачных мыслей отвлекли съемки в фильмах «Власть тьмы» и «Крик жизни», где Надежда выступила в главной роли. Но грош цена тем фильмам: в них она была «немой», а любили-то ее за голос!
И вновь пришла хандра, переросшая в депрессию. Надежда стала худеть, да так быстро, что белошвейки не поспевали обновлять ей концертный гардероб. Все доктора вразнобой твердили о поразившем ее тяжелом недуге: то белокровие, то чахотка, то рак желудка…
Но в 1912 году ее мечта сбылась: к ней пришла любовь – и хворь как рукой сняло.

ЛЮБОВЬ ВТОРАЯ, УБИЕННАЯ
Василию Шангину, поручику Кирасирского его величества лейб-гвардии полка, было около тридцати, учился он в Николаевской академии Генерального штаба, носил Георгиевский крест за японскую войну, куда ушел добровольцем, бросив университет.
Надежду он просто ослепил, а она совершенно пленила его. Теперь у нее было все: покровительство государя, успех, богатство, а мелодию любви они с Шангиным пели на два голоса.
...Первая мировая война застигла влюбленных в Швейцарии, куда они заехали, совершая «предсвадебное» путешествие. Шангин обратился в Ставку, чтобы Надежду зачислили сестрой милосердия в лазарет его дивизии, но рапорт отклонили: женщинам не место на передовой. И тогда она появилась на линии огня в мужской форме санитара. И пусть нет сцены – плевать, лишь бы быть рядом с любимым! Ее подвиг во имя любви к сражающемуся на передовой офицеру стал притчей во языцех, да что притчей – легендой России!
Для раненых Плевицкая выступает в лазаретах. Когда же она поет вблизи окопов, немцы, чтобы прервать ее пение, палят из пушек. Изредка влюбленным удается побыть часок наедине, и так – полгода, пока взвод поручика Шангина не накрыли вражеские снаряды.
Узнав о гибели жениха, Дёжка буквально почернела от горя и ощущала себя ходячим мертвецом. Ею овладела кромешная безысходность, и год понадобился столичным светилам медицины, чтобы вернуть ее к жизни.

ВО ВСЕ ТЯЖКИЕ
В1917-м и последующие два года – ох, лукава ты, жизнь, бес полуденный! Что то было? Снова любовь? Нет – мимолетные вспышки страсти, которым Дёжка уступила в отчаянном порыве: раз уж жизнь не удалась, так хоть погуляю вволю! В Одессе у нее случился бурный роман с «товарищем Шульгой» – знаменитым «революционным матросом» Черноморского флота. Шульгу Надежда сменила на перешедшего к красным штабс-капитана Левицкого, спешно оформив с ним брак.
Когда новобрачные угодили в плен к белым, допросить «краснопузиков» взялся лично начальник контрразведки Корниловской дивизии полковник Пашкевич. Но был остановлен ее окриком: «Да вы хоть знаете, кого пленили?! Я – Плевицкая Надежда Васильевна!» И Пашкевич, сам плененный чарами Надежды, предложил ей стать его женой.
Их скоротечная связь с любовными утехами между боями закончилась с гибелью Пашкевича, и Надежду от охочих до женского пола корниловцев стал оберегать влюбившийся в нее с первого взгляда комдив Скоблин. Плевицкой он напоминал погибшего Шангина, и уже не бес полуденный лукавый, не плотская страсть, а тихий ангел подводил и благословлял союз этих двоих…

ЛЮБОВЬ ПОСЛЕДНЯЯ, РОКОВАЯ
Николай Владимирович Скоблин родился 9 июня 1893 года. В 1914 году окончил военное училище и в чине прапорщика прошел Первую мировую войну. За боевые заслуги и храбрость был награжден орденом Святого Георгия.
В 1917 году в звании штабс-капитана Скоблин командовал 2-м Корниловским полком – одним из четырех полков Добровольческой армии, укомплектованных только офицерами. Без высшего военного образования  в возрасте 26 лет (!) назначен командиром Корниловской дивизии с присвоением ему звания генерал-майора.
В 1920 году после поражения Белой гвардии в Крыму десятки тысяч русских солдат и офицеров, а с ними и генерал Скоблин с Плевицкой оказались в лагере для перемещенных лиц под Стамбулом, на полуострове Галлиполи.
В июне 1921 года в галлиполийской православной церкви венчались рабы божьи Николай и Надежда. Посаженным отцом на свадьбе был генерал Кутепов, ставший реальным предводителем (вместо Врангеля) всего русского воинства в эмиграции. Он произнес вещие слова: «Мы приняли вас, Надежда Васильевна, в нашу полковую среду». С тех пор корниловцы звали ее «мать-командирша», а Скоблина, намекая на его подкаблучное положение, – «генерал Плевицкий».
…Супруги обосновались в Париже, и Плевицкая стала петь в ресторане «Большой московский эрмитаж». Часто выезжала на гастроли в Прагу, Варшаву, Ригу, Софию, Брюссель, Бухарест – везде, где осели послевоенные беженцы из России. А в 1926 году с концертной программой совершила турне по Америке.
Однако денег супругам из-за непомерных запросов Плевицкой, привыкшей ни в чем себе не отказывать, хронически не хватало. Чтобы поправить финансовое положение, Скоблин взял в аренду участок земли с виноградником, но случился неурожай, и они разорились. Пришлось перебраться из Парижа в городок Озуар-ле-Феррьер, где они приобрели в рассрочку крохотный домишко, ежегодно выплачивая за него 9 тысяч франков – три четверти семейного дохода.

ВЕРБОВОЧНЫЕ ПОСИДЕЛКИ
В конце 1920-х Сталин был уверен, что в случае возникновения войны в Европе самая крупная организация эмигрантов-белогвардейцев – Русский общевоинский союз (РОВС), насчитывавший 20 тыс. боевиков, непременно выступит против СССР. В связи с этим Иностранный отдел (ИНО) ОГПУ – советская внешняя разведка – постоянно наращивал усилия по созданию агентурных позиций в РОВС. Главным объектом агентурного проникновения было директивное звено союза, куда входил и генерал Скоблин. Возглавляя отдел по связи с периферийными органами, он был осведомлен обо всех планах РОВС, в том числе и о совместных операциях с разведками Болгарии, Польши, Румынии, Финляндии, Франции, словом, не генерал – живой сейф с секретами.
2 сентября 1930 года в Париж для встречи с Скоблиным с целью определить возможность привлечения его к сотрудничеству с ОГПУ в качестве агента прибыл Петр Ковальский, бывший однополчанин генерала, а ныне сотрудник-вербовщик ИНО Сильверстов. Скоблин был безумно рад встрече с сослуживцем, затащил его к себе домой и познакомил с Плевицкой.
После нескольких визитов в Озуар-ле-Феррьер Сильверстов понял, что Скоблин полностью зависим от жены, каждый свой шаг согласует с нею, поэтому решил нанести «удар дуплетом» – завербовать обоих супругов.
В начале вербовочной беседы московский «охотник за головами», чтобы сразу завладеть ситуацией, пошел с «козырного туза»: зачитал «Постановление Центрального исполнительного комитета Союза ССР о предоставлении персональной амнистии и восстановлении в гражданских правах бывших подданных Российской империи Скоблина Николая Владимировича и Плевицкую (урожденную Винникову) Надежду Васильевну».
Наблюдая за реакцией супругов, Сильверстов про себя отметил, что его «туз из рукава» произвел нужный эффект. Развивая успех, заверил Плевицкую, что на родине ее помнят как выдающуюся певицу и в случае возвращения встретят с почестями. Обращаясь к Скоблину, заявил, что для советской России он не враг и может вернуться в родные края в любое время. А если генерал согласится послужить родине, находясь на чужбине, то по возвращении достойная должность в Генеральном штабе Красной армии ему гарантирована…
Завершая мозговой штурм, искуситель с Лубянки огласил последний по счету, но не по важности аргумент: в случае согласия Николая Владимировича, каждый из супругов будет получать по 200 долл.  ежемесячно (в то время автомобиль «Рено» во Франции стоил 70–90 долл.).
«Мы согласны», – скороговоркой произнесла Плевицкая, под столом толкнув коленкой сидящего рядом мужа. И Сильверстов предложил супругам поставить подписи под следующим документом:

«ПОДПИСКА
Настоящим обязуюсь перед Рабоче-Крестьянской Красной армией Союза Советских Социалистических Республик выполнять все распоряжения связанных со мной представителей разведки Красной армии безотносительно территории. За невыполнение мною настоящего обязательства отвечаю по военным законам СССР.
Генерал-майор Николай Владимирович Скоблин
Надежда Васильевна Плевицкая-Скоблина
Париж, 10 сентября 1930 года».
Свою миссию Сильверстов закончил, отработав Скоблину первое задание: в кабинете генерала Миллера, руководителя РОВС, установить подслушивающее устройство. Информацию с него будет «снимать» секретный агент ОГПУ Третьяков, который проживал на втором этаже,  прямо над штаб-квартирой союза.
…Так был создан едва ли не первый в истории советской внешней разведки агентурный тандем, который семь лет снабжал Центр ценными сведениями. Только за первые четыре года работы Фермера и Фермерши – псевдонимы Скоблина и Плевицкой – на основании полученной от них информации было обезврежено 17 боевиков, засланных РОВС в СССР для совершения террористических актов; разгромлено 11 конспиративных квартир в Москве, Ленинграде и Закавказье; предотвращено покушение на наркома иностранных дел СССР Максима Литвинова; разоблачен агент-провокатор, который был подставлен французской разведкой и 11 месяцев снабжал ОГПУ «дезой».
Главная роль в тандеме принадлежала Скоблину, добытчику информации. Плевицкая копировала секретные документы, которые муж на час заносил домой, писала агентурные сообщения, составляла шифровки для Центра, выполняла роль связника и обрабатывала тайники во время гастрольных поездок.

МАВР, КОТОРЫЙ ПОДСТАВИЛ ГЕНЕРАЛА
В феврале 1930 года, после исчезновения генерала Кутепова, главой РОВС был назначен генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер, а Скоблин стал его ближайшим помощником.
При Миллере магистральным направлением деятельности белой эмиграции продолжала оставаться подготовка диверсий и массового террора на территории СССР. На унтер-офицерских курсах, созданных им в Белграде, в духе ненависти ко всему советскому воспитывались дети эмигрантов. В Польше по его указанию готовились группы юношей-боевиков для ведения партизанской войны в тылу Красной армии на случай войны с СССР.
К 1937 году генерал Миллер всецело ориентировался на Гитлера: «РОВС должен обратить все свое внимание на Германию, – заявлял он, – это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».
Центр принял решение похитить Миллера и в Москве судить его. Но целью-максимумом был все-таки не суд. На Лубянке знали, что в случае исчезновения Миллера только Скоблин имеет реальные шансы стать во главе РОВС. Это позволило бы взять под свой контроль деятельность союза и воспрепятствовать «крестовому походу против Советов», к которому призывал Миллер.
Увы, стратегические операции внешней разведки разрабатывал уже не Артур Христианович Артузов, а ставленник Ежова Абрам Слуцкий, который не имел достаточного оперативного опыта. Именно он в акции похищения Миллера назначил Скоблину ключевую роль, что в итоге генерала скомпрометировало, а Плевицкую погубило.

КАК ВАЖНО ИМЕТЬ ЧЕРНЫЙ ХОД 
22 сентября 1937 года генерал Миллер не появился в штаб-квартире РОВС ни после обеда, ни к вечеру. Его заместитель адмирал Кедров вскрыл оставленный Миллером пакет и прочел записку:
«У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу ул. Жасмен и Раффе. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе в Балканских странах Штроманом, и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства.
Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а поэтому на всякий случай оставляю эту записку.
22 сентября 1937 года
Ген.-лейт. Миллер».
Послали вестового за Скоблиным. Поначалу он отрицал факт своей встречи с Миллером. Тогда Кедров предъявил ему записку и предложил пройти в полицию для дачи показаний.
Скоблин, прошедший столько сражений, что хватило бы на троих офицеров, самообладания не потерял и спокойно произнес: «Господин адмирал, у меня в кабинете доказательства моей непричастности к пропаже Евгения Карловича, я их сейчас принесу!»
Кедров согласно кивнул. Размеренным шагом Скоблин, позванивая связкой ключей, двинулся по коридору, но открыл дверь не своего кабинета, а ту, что вела к черному ходу…
На условный стук Третьяков среагировал мгновенно, а через пять минут черкнул на фонарном столбе знак экстренного вызова сотрудника резидентуры…
Адмирал Кедров обратился в полицию – за сутки исчезли два генерала! А у французов одно на уме: шерше ля фам, да и в памяти еще свежо дело Маты Хари.
Допросили жену Миллера – пустышка. Взялись за Плевицкую – попали в яблочко: при обыске в ее домашней Библии обнаружили шифртаблицу. Но певица все отрицала. Тогда французские контрразведчики с помощью микрофона тайно записали ее исповедь у священника – и снова ничего! Тем не менее суд назначил ей 20 лет каторжных работ за соучастие в похищении генерала Миллера.

ВМЕСТО ЭПИЛОГА
…«Летучая группа» из отдела специальных заданий НКВД (поиск и охота на перебежчиков) «угостила» Миллера порцией хлороформа, закатала в деревянный ящик и на борту теплохода «Мария Ульянова» переправила в Советский Союз.
Два года он содержался в «нутрянке» – внутренней тюрьме Лубянки, где с ним «работали» следователи НКВД. После его отказа выступить на суде с речью, изобличающей РОВС в преступлениях против Советского Союза, 11 мая 1939 года по приказу председателя Военной коллегии Верховного суда СССР Ульриха он был расстрелян.
…Фермер на купленном резидентурой специально для него самолете был вывезен в Барселону, где погиб в конце 1937 года во время бомбардировки города гитлеровским авиалегионом «Кондор».
…В конце 1940 года, когда Фермерша содержалась в Центральной тюрьме города Ренн, Францию оккупировали немецкие войска. «Заплечных дел мастера» из гестапо, узнав, что она подозревалась в связях с советскими спецслужбами, стали ее допрашивать. Не без их помощи она скончалась 5 октября 1940 года.
…Накануне Второй мировой войны РОВС усилиями советской внешней разведки был окончательно дезорганизован, что лишило Гитлера возможности использовать в войне против СССР более 20 тыс. боевиков.

ГЛАВЕ АМЕРИКИ СОВЕТУЮТ УЧРЕДИТЬ ЧАСТНЫЙ СЫСК
6 декабря прошлого года CNN, на базе ставших доступными ее сотрудникам сведений, сообщила, что президент Трамп приступил к рассмотрению предложения о создании в США и во враждебных Америке странах тайной агентурной сети, состоящей из частных разведчиков, которые будут добывать для главы Америки и руководства ЦРУ необходимую информацию. Это предлагается делать в обход юрисдикции членов «глубинного государства», действующего в недрах различных федеральных структур, и прежде всего разведывательного сообщества. Это теневое правительство, по убеждению президента, является одной из главных угроз его администрации и ему лично.
С предложением о создании такой сети выступил бывший морской пехотинец Эрик Принс – основатель частной военной компании (ЧВК) Academi, которая ранее была известна как Blackwater. Данное предложение было обосновано, видимо, тем, что и во время предвыборной кампании и после вступления в Белый дом Трамп испытал довольно сильное давление со стороны «глубинного государства», члены которого имеют вполне реальную власть в Вашингтоне.
По данным портала Intercept, Принс и бывший член Совета национальной безопасности Оливер Норт, который был главной фигурой в известном скандале по контрабанде оружия «Иран-контрас» во времена Рональда Рейгана, отправили обоснование своего замысла в администрацию президента США и в аппарат директора ЦРУ Майка Помпео.
Как указывает портал, по данным его источников, план был отправлен в Белый дом как описание форм и методов противодействия «глубинному государству» и противникам Трампа в разведывательном сообществе, стремящимся лишить его властных полномочий.
По словам журналистов Intercept, инициаторы проекта предлагают создать параллельную американскому разведывательному сообществу частную структуру, которая будет подчиняться только президенту США и директору ЦРУ. Специализированные разведывательные сети планируется создать в Северной Корее и в Иране. Специалистов компании также предполагается привлекать к борьбе с террористическими организациями и к проведению пропагандистской кампании против Тегерана.
Как заявили представители CNN, их источник в ЦРУ отметил, что предложения Принса руководством Управления не рассматривались. Сам же автор проекта отрицает факт выступления с подобной инициативой. А представитель Совета по национальной безопасности (СНБ) США Майкл Энтон заявил, что у него нет данных о попадании этого предложения «в поле зрения кого-либо из членов» СНБ и чиновников Белого дома.
Однако Intercept указывает на то, что Принс довольно тесно связан с нынешним руководством Америки, и вряд ли его плану не было уделено определенное внимание. В прошлом глава Blackwater вкладывал средства в избирательные кампании вице-президента Майкла Пенса, а несколько позже финансировал избирательную кампанию Трампа. Его сестра Бетси Девос является министром образования США. После выборов 2016 года Принс консультировал команду Трампа по вопросам безопасности и разведки. Он также находится в дружеских отношениях с бывшим главным стратегом Белого дома Стивеном Бэнноном. Сейчас Принс активно лоббирует использование ЧВК в операциях США в Афганистане.
Американские спецслужбы не скрывают, что они довольно активно пользуются услугами коммерческих разведывательных компаний. Как утверждают некоторые эксперты, существует большая вероятность того, что личная спецслужба Трампа уже функционирует.
В докладе управления генерального инспектора ЦРУ от 2012 года, попавшем в прошлом году в распоряжение журналистов Vice News, Управление в своей деятельности неоднократно «в значительной мере полагалось на независимых подрядчиков в осуществлении важных аспектов своей миссии». В документе отмечается и то, что частные компании привлекались и для осуществления тайных операций за рубежом, хотя по американскому законодательству такой работой должны заниматься только кадровые сотрудники разведки.
Помимо работы с частными компаниями, говорится в докладе, ЦРУ заключает индивидуальные контракты с бывшими специалистами спецслужб или Минобороны США. Так, методики «усиленного допроса» для ЦРУ в 2002 году разработали два бывших военных психолога – Джеймс Митчелл и Джон Брюс Джессен, которые получили за свою работу 81 млн долл. В документе указываются также и случаи, когда нанятые по контракту специалисты приступали к работе еще до подписания руководителями ЦРУ соответствующих документов.
30 ноября прошлого года интернет-компания BuzzFeed сообщила, что предложение, аналогичное инициативе Принса, поступило еще от одного лоббиста ЧВК, бывшего сотрудника ЦРУ Джона Магуайра, работающего в военной корпорации Amyntor Group. Предложения Магуайра почти полностью совпадают с теми, которые приписывают Принсу. Он рекомендует развернуть частную разведывательную сеть, а также создать специализированные пропагандистские группы и оперативные подразделения, предназначенные для обезвреживания противников США в различных регионах мира.
Что из этого всего выйдет, пока не понятно, но сама по себе идея наделить частные компании функциями, которыми обладал до сих пор только репрессивный (силовой) аппарат государств, – настораживают.