Спецслужбы

Однажды весной 1951 года совершенно неожиданно вместе с ежемесячной поставкой риса пришла посылка с книгами. Их прислало советское посольство в Пхеньяне. Там была одна книга на английском — «Остров сокровищ», мы читали ее несколько раз по очереди. Другие были на русском и политического содержания — два тома «Капитала» Маркса и ленинское «Государство и революция».
Единственными среди нас, кто знал русский, были Вивкан Холт и я, поэтому мы оказались главными обладателями богатства. Но получилось так, что мистер Холт, который плохо видел, потерял свои очки, когда нашу колонну обстреляли американцы. Без них он читать не мог и попросил меня делать это вслух и громко. Чтобы не мешать остальным, мы удалялись к низким зеленым холмикам — семейным могилам на поле позади дома, благо стояли прекрасное лето и теплая осень. Я читал ему часами, и к зиме мы закончили «Капитал», проштудировав некоторые места дважды. Естественно, чтение давало пищу для интересных разговоров, мы обсуждали теории Маркса и Ленина и их влияние на мировую историю. Вивиана Холта давно привлекали социалистические идеи. Одно время он даже серьезно подумывал оставить Министерство иностранных дел и баллотироваться в парламент, но никак не мог решить, от какой партии. Его происхождение, воспитание и положение предполагали выбор консервативной партии, но взгляды и симпатии были на стороне лейбористов. Так он никогда и не сделал решительного шага.
На своем веку он наблюдал расцвет и упадок Британской империи и теперь окончательно пришел к выводу, что коммунизм — следующая ступень развития человечества. Ему самому не хотелось бы жить в коммунистическом обществе, он был слишком большим индивидуалистом, но его не могли не восхищать успехи советской системы в Центральной Азии, где русским удалось поднять уровень жизни в своих бывших колониях до своего собственного. И хотя по западным меркам этот уровень был не слишком высок, но тем не менее гораздо выше, чем у соседних народов Ближнего Востока с теми же культурой и традициями. Эффект был такой, как если бы Великобритания приблизила жизнь в Индии к своей собственной.
Осознав неизбежность коммунизма, он, склонный к абстрактному теоретизированию, уже задумывался над тем, какая форма устройства общества придет ему на смену. Эти размышления, которыми он делился во время чтения и разговоров, сильно повлияли на меня. Я смотрел на него с восхищением и уважением, забыв обо всех странностях. Этот человек был на несколько голов выше меня.
Все эти факторы, вместе взятые, привели к серьезному изменению моего мировоззрения, и из человека с традиционными взглядами и, откровенно говоря, воинствующего антикоммуниста я превратился в горячего сторонника движения, с которым прежде боролся.
Во мне росло убеждение, что создание коммунистического общества и осуществимо, и желанно. Особенно меня привлекала универсальность теории Маркса. Цель — построить мировой союз независимых государств, не разделенных национальными границами и взаимным антагонизмом, — казалась мне единственным путем, способным избавить человечество от войн.
Другим привлекавшим меня постулатом коммунизма было уничтожение классов. Заметные классовые различия в Западной Европе, в частности в Англии, всегда сильно меня раздражали. Я считал в корне неправильным и нехристианским, что о людях судят по тому, к какому классу они принадлежат, или основываясь на внешнем признаке — с каким акцентом они говорят, вместо того чтобы обращать внимание на их личные качества или ум. Классовые различия, на мой взгляд, формируют искусственные барьеры между людьми и препятствуют их свободному общению на равных. Я смотрел на это как на зло, от уничтожения которого человечество выиграет, избавившись от ненужных комплексов. Я очень одобрял идею постепенного отмирания государства с его органами насилия и принуждения.
Было еще нечто в моем характере, что делало коммунизм очень привлекательным: я всегда ненавидел соревнование между людьми. Получать от этого удовольствие мне кажется чем-то унизительным и недостойным человека. Делать что-то хорошо надо для самого себя, а не для того, чтобы превзойти и затмить другого. Я всегда старался избегать соревновательности и отступал, как только она вторгалась в мою жизнь. Именно поэтому я, например, не люблю состязательных игр. Я нахожу скучными Олимпийские игры и футбольные матчи, да и не считаю их чем-то полезным. Олимпиады перестали быть чисто спортивным мероприятием, превратившись в арену состязательности и национального соперничества, как будто количество золотых медалей, выигранных страной, говорит что-нибудь о превосходстве ее социальной системы или военной мощи. Меня совершенно не удивляют случаи, когда матчи футбольных команд заканчиваются хулиганскими выходками и бесчинством на стадионах. Это естественное последствие. Что же касается конкурсов красоты, то я считаю их явным унижением, современной формой рынка рабов. По тем же причинам меня никогда не привлекал бизнес. Мне ненавистна сама мысль принимать участие в крысиных бегах, где либо преуспеваешь, либо будешь выброшен на свалку, как мусор, где человек так захвачен деланием денег, что не остается времени ни на что другое, даже на то, чтобы получать удовольствие от траты этих денег. Я даже не был расстроен, что фирма отца прогорела, мне было бы противно бороться за ее процветание. Я был также рад, что дело не дошло до предложения каирского дяди стать его компаньоном. Мне бы пришлось разочаровать его. Когда при демобилизации из армии я мог выбирать между предложениями делать карьеру в бизнесе и государственной службой, я без колебаний выбрал последнюю.
Многие считают дух соревновательности и честолюбие добродетелями, а их отсутствие — недостатком характера. Пусть так. Я осознаю, что эти черты — стимул к деятельности и мощный двигатель экономического прогресса, но что касается меня, я сожалею, что это так. Когда сравниваешь себя с другими, всегда становишься ожесточенным или самовлюбленным, потому что рядом есть кто-то лучше и кто-то хуже. Я с нетерпением жду наступления времени, когда моральные качества людей станут такими, что этот двигатель больше не понадобится и все станут работать хорошо не потому, что стремятся к выгоде, а в силу естественной потребности. Общество, в котором люди не соревнуются и не отталкивают друг друга локтями, где каждый отдает все на благо всех, навсегда останется для меня идеальным.
Формула «от каждого по способностям, каждому по потребностям» отражает, по-моему, единственно верные и справедливые принципы отношений между людьми, от рождения свободными и равными. И не будет ли столь же высокой целью, как содействовать созданию Царства Божиего на земле, помочь строить такое общество? Не тот ли это идеал, к которому стремилось христианство на протяжении двухтысячелетней истории? Не была ли эта формула отражением практически слово в слово Деяний святых апостолов (гл. 11, стихи 14,15)? И то, чего не удалось добиться церкви молитвами и заповедями, не будет ли достигнуто в борьбе за коммунизм? И если, как я теперь решил, безнравственно противостоять коммунизму и бороться с ним любыми средствами, честными или нет (что, конечно, мне предстоит в качестве офицера разведки), не справедливее ли помочь ему, бороться за него? Ведь в этом сражении поставлено на карту слишком много, а остаться в стороне невозможно.
Теперь я раздумывал, что стоит предпринять. Мне казалось, что передо мной в создавшейся ситуации открываются три возможных пути. Во-первых, я мог попросить разрешения остаться в Северной Корее после войны и помочь восстановлению страны. Во-вторых, я мог возвратиться в Англию, уйти со службы, вступить в компартию и, например, продавать «Дейли уоркер» или делать любую другую пропагандистскую работу. И в-третьих, я мог использовать свое положение в СИС, чтобы передавать СССР проходящую через меня информацию о разведоперациях против Советского Союза, стран социалистического блока и мирового коммунистического движения и тем самым срывать планы СИС и шпионских организаций других западных стран.
Первый путь я отверг практически сразу — я не обладал достаточными умениями, и мой вклад в восстановление Северной Кореи мог быть лишь очень небольшим, в реальности я стал бы не помощником, а обузой и предметом беспокойства. Я долго взвешивал сравнительные достоинства двух оставшихся вариантов. Без сомнения, отставка и открытое участие в коммунистическом движении были гораздо более почетными и в то же время несравненно менее опасными. Человек, с поднятым забралом отстаивающий свои убеждения, более привлекателен и достоин уважения, чем тот, кто действует тайно в чужом обличье. Если возможно, такой путь всегда предпочтительнее. Но я не мог не видеть, что польза, которую я способен принести, была бы гораздо большей, выбери я третий вариант. Так после изнурительной внутренней борьбы я сделал выбор. Это было нелегкое решение, принятое в тяжелейших, можно сказать, исключительных, обстоятельствах. Шла ожесточенная война, а жестокие времена диктуют суровые и неординарные поступки. Возможно, если бы я перебирал варианты, ведя размеренную жизнь в тихой лондонской квартире, вывод был бы другим. Кто знает?
Без всякого сомнения, война, которая бушевала вокруг, сыграла роль катализатора. После того, что я видел в Южной Корее, я понял, что поддерживать этот режим не было правым делом. С самого начала я воспринимал войну как проявление бесчеловечности, и хотя был пленником, но симпатизировал северянам, как раньше в Южной Корее — партизанам. Страдания мирных жителей и, конечно, американских солдат, разделявших со мной судьбу, казались мне совершенно бессмысленными. Не мог я не чувствовать и того, что мое собственное и моих английских товарищей по несчастью заключение было не во благо нашей стране. Иначе в нем был бы смысл и я бы легко переносил тяготы. Но я отлично знал, что война ни в малейшей степени не отвечает интересам Великобритании. В конечном счете английское правительство и не стремилось к войне. Вспоминалось, как в Голландии во время войны я слушал рев сотен английских самолетов, летящих бомбить Германию, и этот звук казался песней. Теперь же, когда я видел огромные серые тени американских бомбардировщиков, низко пролетавших над маленькими, беззащитными корейскими деревушками, прилепившимися на склонах гор, и сбрасывающих на них свой смертоносный груз; когда я видел убитых крестьян, прятавшихся в полях, в основном женщин, детей и стариков, потому что все мужчины были на фронте, — я не чувствовал ничего, кроме стыда и возмущения. По какому праву они явились в эту далекую страну, которая не делала никакого вреда и лишь хотела жить по-своему, по какому праву они опустошали города и деревни, убивая и разрушая все без разбора? Итак, я сделал выбор, прекрасно отдавая себе отчет во всех последствиях. Я понимал, что предаю оказанное мне доверие. Понимал, что предаю друзей и коллег по службе, предаю страну, которой присягал на верность. Я все взвесил и пришел к выводу, что могу взять на себя эту вину, как бы она ни была тяжела. Иметь возможность помочь такому делу и упустить ее я считал еще худшим преступлением.

В Австрии на этот бред особо не реагировали – но понятно было, что Вену просто так в покое не оставят. Вот и появилась история сначала с отставным полковником, а вслед за ней и еще одна. Теперь австрийская пресса пишет, что разоблачен еще один «русский шпион», на сей раз уже в самих австрийских спецслужбах – сотрудник Федерального ведомства по защите конституции и борьбе с терроризмом, выполняющего в том числе функции контрразведки. Его подозревают в передаче сведений Москве и разглашении гостайны, а расследование по нему началось примерно год назад.
Понятно, что Кнайсль и Курц в этой ситуации были вынуждены выступить с заявлениями о том, что потребуют от Москвы объяснений. Глава МИД отложила свой визит в Москву. Ничего другого они и не могли сделать. Иначе их самих, как Трампа, англосаксонская пресса объявила бы «русскими марионетками». Но очень показательна реакция президента Австрии Александра Ван дер Беллена.
74-летний политик представляет не Австрийскую народную партию Курца и не АПС (от которой была выдвинута в правительство Кнайсль). Он бывший лидер партии зеленых – и был избран президентом Австрии два года назад не просто в жесткой, а в беспрецедентной борьбе с кандидатом АПС Норбертом Хофером, в ходе которой пришлось даже отменять результаты выборов и проводить повторные. Хофера тогда критиковали в том числе и за призыв снять санкции с России и даже признать Крым – и победа Беллена должна была успокоить евроатлантистов.
Тем интересней то, что сейчас говорит австрийский президент. Сразу после начала «шпионского скандала» в интервью радиостанции Ö1 он заявил, что в настоящий момент не видит поводов драматизировать влияние дел на развитие отношений Австрии и России.
«Посмотрим, есть ли в ней нечто большее, чем, так сказать, выдуманная история, тогда нужно будет принимать соответствующие меры... Необходимо расследовать, правда ли это, справедливо ли обвинение, к какой информации был доступ у упомянутого офицера».
Тогда же он сказал, что не собирается говорить об этом деле с Владимиром Путиным, с которым они должны были увидеться в Париже на церемонии, посвященной столетию окончания Первой мировой войны.
А во вторник, уже после возвращения из Франции, Ван дер Беллен пошел еще дальше: в интервью телерадиокомпании ORF он прямо заявил, что «это не будет серьезно омрачать наши отношения в течение длительного времени».
Да, шпионаж неприемлем, сказал президент Австрии, но спецслужбы различных государств стремятся к получению информации различными методами, «в том числе и нелегальными». Ван дер Беллен отметил, что удивлен той публичностью, которую придал кабинет министров своим обвинениям в адрес России. То есть фактически упрекнул кабинет Курца в излишней огласке «шпионского дела».
Интересно, объявят ли теперь Ван дер Беллена «полезным идиотом русских» – этим званием атлантисты пытаются дискредитировать всех пытающихся уклоняться от обязательной русофобской линии. А то ведь личность Беллена дает для этого прекрасный повод: его отец родился во Пскове, а сам он потомок русских немцев, более трех веков проживших в России. То есть Белленов не какой-то там Путин завербовал, а сам Петр Первый.
Если говорить серьезно, то Беллен просто разумный и национально мыслящий политик – который отстаивает интересы своей страны и понимает важность нормальных отношений с Россией для нее и для всей Европы. А уж если говорить про вмешательство во внутренние австрийские дела, то тут австрийцы прекрасно знают, кто и зачем к ним лезет. И речь тут не о родных им немцах – хотя этим летом выяснилось, что разведка ФРГ шпионила в Австрии за всем, чем возможно, от министерств до концернов и международных организаций – а об англосаксах. Причем не только на уровне спецслужб. Вашингтон и Лондон давят на Вену самыми разными способами, в том числе и по русскому вопросу, а в самой Австрии находятся те, кто озвучивает их претензии. Как, например, это сделал в Der Standard Пауль Лендвай.
«В каком еще государстве ЕС есть правительственная партия, заключившая с партией российского президента Владимира Путина договор о дружбе... и договорившаяся о регулярном обмене информацией? ... Где еще глава российского государства присутствует на свадьбе министра иностранных дел государства – члена ЕС?»
При этом Лендвай упоминает и «шпионское дело» – чтобы подчеркнуть, что Австрии угрожают куда более серьезные люди. Кто же они? Это сами австрийцы, работающие с русскими:
«Информация, которую мог передать отставной полковник даже за 30 лет, – это лишь пустяки по сравнению, например, с влиянием австрийских топ-менеджеров, которые сегодня все еще являются «наемниками» приближенных к Путину российских олигархов. Те, кто симпатизирует России, или российские «друзья» в политике, менеджменте и экономике (и не только в Австрии!), сегодня сильны едва ли не так, как друзья Вашингтона во время холодной войны».
То есть австрийская элита, абсолютное большинство которой, причем вне зависимости от партийной принадлежности, выступает за хорошие и взаимовыгодные отношения с Россией, оказывается, наносит ущерб Австрии! Потрясающая логика. И очень хорошо, что австрийский истеблишмент слышит все это.

Эксперименты на людях
Представители Американского союза защиты гражданских свобод в связи с публикацией доклада подчеркнули, что "ЦРУ проигнорировало уроки своего собственного прошлого". Они отметили, что спустя десятилетия после прекращения программы MK-Ultra управление "вновь решило ставить эксперименты на людях". Как отметили правозащитники, "медицинские специалисты ЦРУ были ключевыми участниками экспериментов с пытками".
"Правда заключается в том, что наследием пыток ЦРУ стали покалеченные тела и травмированные души, - подчеркивается в заявлении союза. - Сегодня, когда президент открыто выступает в поддержку пыток, а на посту директора ЦРУ та, кто была глубоко вовлечена в пытки заключенных, особенно важно привлекать внимание к преступлениям прошлого".
В конце 2014 года в США был опубликован официальный доклад о применении американскими спецслужбами пыток в отношении лиц, подозревавшихся в террористической деятельности и содержавшихся в секретных тюрьмах ЦРУ за рубежом. Документ был подготовлен комитетом по разведке сената Конгресса США.

Массовое переодевание
Собственно, действия спецслужб, нацеленные на ликвидацию лидеров террористов, далеко не новы. А для спецназа Израиля и вовсе весьма типичны, учитывая Ветхозаветную заповедь «око за око». Для израильтян характерно не оставлять безнаказанно ни одну атаку, нацеленную против их страны и граждан.
Вот несколько примеров. В 1995 году на Мальте агентами одной из израильских спецслужб был убит главарь организации «Исламский джихад» Фатхи Шкаки. В апреле 2001 года в Дженине в телефонной будке в тюрьме, где он укрывался от израильской армии, взорван «инженер» Айада Хардана. В октябре 2001 года в результате штурма дома бойцами «Дувдевана» уничтожены два главаря Уаэль Ассаф и Ассад Дека, которые ответственны за десятки терактов районе Самарии в период с октября 2000 по сентябрь 2001.
Спецподразделения Израиля весьма изобретательны. Так, например, в упомянутом отряде спецназ «Дувдеван» (вишня) в свое время был создано подразделение мистаравим - то есть буквально «под арабов». В подразделение отбирают лиц, не имеющих характерной еврейской внешности и способных к актерскому перевоплощению. Их учат носить одежду, говорить, ходить, сидеть так, как это делают арабы. Задача – слиться с толпой и не привлекать внимания. Эти бойцы действуют в районах, где массово проживают арабы.
Одной из главных задач данного подразделения является противодействие массовым митингам и манифестациям. Понятно, что любая «массовка» - дело рукотворное. Чтобы это мероприятие было успешным, организаторы готовят несколько (до 20) человек, которые распределяются в толпе и своими действиями заводят ее. Собственно, успех «массовки» и определяет их активность. «Мистаравы» внедрялись в толпу, выявляли активистов, приближались к ним, не привлекая внимания. Сблизившись с объектом, упирали ему в спину ствол и тихо предлагали отойти в сторону. В назначенное место подъезжала машина и стремительно увозила активиста. После того, как в толпе исчезали зачинщики беспорядков, толпа успокаивалась и расходилась.
Однако впоследствии подобную тактику стали применять и другие отряды спецназа ЦАХАЛ, в том числе и для похищения и ликвидации лидеров боевиков. Так, например, отряд «Шельдаг», ведя разведку, выявлял место проживания объекта ликвидации, его машину и по возможности устанавливал на машину или дом радиомаяк. По сигналу маяка авиация наносила ракетный удар.

Живые свидетельства
Существуют и подробные описания действий израильского спецназа словами непосредственных участников этих операций. Вот фрагмент воспоминаний одного из заслуженных спецназовцев Израиля о его первом опыте действий в составе «мистааравим». Напомним, что в ЦАХАЛе служат срочники, в том числе и в самых элитных подразделениях.
«Нами руководил командир, который имел огромный опыт проведения таких операций. В один из дней командир договорился встретиться с группой боевиков, высадившихся в Газе с моря... Мы играли роль палестинцев из этих лагерей, призванных им помогать. Командир объяснил боевикам, что мы – недавно завербованные жители лагерей и разговаривать с нами пока не стоит. Это позволило нам молчать и скрыть незнание района и языка.
Мы встретились с боевиками средь бела дня, разожгли костер, и я помню, как дрожал от страха, не зная, с какой стороны ожидать удар и какое неверное движение меня выдаст. Боевики были хорошо подготовлены и подозрительны. И хотя мы были вооружены пистолетами, которые скрывали под арабскими одеждами, все время не проходило ощущение, что сидишь на пороховой бочке. После разговора с нашим командиром боевики передали нам деньги для приобретения необходимого и вербовки новых людей. Но каждый раз, когда разговор переходил на повышенные ноты, мы были готовы немедленно выхватить пистолеты.
Только потом, спустя много лет, я понял, каково же было командиру. Ведь если мы могли полагаться на него, то он на нас не всегда. В любой момент дело могли испортить не столько подозрительные боевики, сколько мы из-за своей невыдержанности.
В один из дней, когда вся необходимая информация была собрана, и игру было необходимо заканчивать, мы пришли на новое место встречи. Командир объявил, что боевики заподозрили неладное и могут попытаться убить нас. Мы решили устроить засаду. Правда, вооружены мы были слабо, но зато с нами был наш командир, фактор внезапности и сильная мотивация победить. Ну, и кое-какая подготовка.
Мы заняли позиции на деревьях, потому что другой возможности у нас не было. Связь мы поддерживали с помощью лески - одно движение – «внимание!», два - еще что-то. Не помню. Оборудовали позиции, позволяющие стрелять и быстро спускаться вниз. Но вместо ожидаемых четырех боевиков вдруг пришло десять. Они сели прямо под деревьями и принялись совещаться. При этом мы могли их видеть и слышать. В какой-то момент командир, услышав, что боевики решили нас ликвидировать, с помощью лески приказал приготовиться к атаке. Мы приготовили пистолеты, ножи и гранаты... Через несколько минут все было кончено. От неожиданности они даже не успели оказать сопротивление. Семерых мы убили, троих взяли в плен».
А вот другой пример действий с переодеванием.
8 сентября 2007 года подразделение израильской армии похитило одного из полевых командиров ХАМАС - Муаваш Аль-Кади, известного под прозвищем «Абу-Халед». СМИ сообщали, что Аль-Кади причастен к похищению израильского солдата - Гилада Шалита, который находится в руках у боевиков ХАМАСа.
Аль-Кади был похищен в пятницу вечером, когда вместе с семьей и еще одним человеком возвращался домой после проведения пятничной молитвы, в районе местного кладбища. На перекрестке дорога оказалась заблокирована микроавтобусом с открытым капотом. Аль-Кади выехал на соседнюю дорогу. Неожиданно на обочине показался старик, который начал оседать на землю. Аль-Кади остановил машину и вышел проверить, что произошло. В это время к нему подскочили несколько вооруженных людей, одетых в форму т.н. Специального Подразделения ХАМАСа «а-Коах а-Бицуи» (к которому, кстати, официально и принадлежал Аль-Кади). Один из них, использовав спецсредство, нейтрализовал боевика, а другие вывели семью и произвели обыск машины. После этого Аль-Кади посадили в его машину и направились в сторону аэропорта Дахания, где вскоре приземлился вертолет и подобрал участников операции с захваченным боевиком.

Ошибки и потери
Так уж повелось, что о действиях спецназа становится известно в основном после провалов - которые нечасто, но все же случаются. Один из таких, самый болезненный за всю историю израильского спецназа, произошел в ночь на 5 сентября 1997 г.
Группа из 16 бойцов под командованием подполковника Иоси Куракина высадилась на берегу Ливана. Бойцы направлялись в сторону деревни Анцария. С какой целью - широкой общественности не известно до сих пор. Как заявляет Израиль, группа налетела на случайную засаду боевиков Хизбаллы и АМАЛя и установленные ими мины. От взрыва последних сдетонировали заряды, которые несли бойцы. В результате взрыва, а также от огня боевиков погибли 11 бойцов во главе с командиром группы, а также врач спасательной команды. Раненые бойцы в течение долгого времени вели бой несколькими десятками боевиков и солдат ливанской армии. Они сумели уничтожить машину с четырьмя боевиками Хизбаллы и помогли эвакуировать большинство тел. Но тело старшего сержанта Итамара Илии осталось у боевиков... В последующем в результате операций спецназа были уничтожены несколько групп боевиков Хизбаллы. В одной из них находился и сын руководителя организации - Хади Насралла. Позднее его тело и тела других боевиков были обменяны на тело спецназовца.
Что тогда на самом деле произошло в районе Анцарии, неизвестно до сих пор. Как бы то ни было, нельзя не признать, что израильский спецназ совершил ошибки при планировании и проведении операции.
События, имевшие место недавно в Израиле, являются по сути первой потерей такого уровня с 1997 года. Именно поэтому провал действий израильского спецназа в Газе имеет для Израиля такое большое значение - и вполне мог если не спровоцировать, то повлиять на отставку министра обороны страны.

— И можно ожидать, что он предпримет шаги по улучшению отношений с Россией?
— Он не будет выстраивать отношения ради отношений, но, возможно, теперь двум странам будет легче договориться о взаимовыгодном сотрудничестве, по крайней мере в областях, где это возможно. Ясно, что хоть у Трампа теперь больше свободы, но все равно любой шаг навстречу Москве будет использован демократами против него. Другое дело, захочет ли он договариваться с Россией о чем-то вообще, то есть есть ли у США сейчас такая необходимость. Возьмите, к примеру, Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Трамп, очевидно, считает, что США лидер во всем и все остальные должны принимать их условия.
Чтобы понять реальные намерения Трампа, нужно с ним лично встречаться. Из заявлений его администрации и прочих ведомств этого не понять. Я убежден, что Россия ему нужна. Не сама по себе, а как средство, чтобы добиться своих целей в отношении Ирана и КНДР, и как фактор сдерживания Китая. Ясно, что США нужен диалог по Ближнему Востоку. Но обсуждать сотрудничество на этих направлениях нужно так, чтобы этот процесс не застревал в аппарате Госдепартамента или даже Белого дома, которые во многом неподконтрольны Трампу. Вести разговор публично сейчас невозможно, договариваться о чем-то сейчас можно только в ходе личных конфиденциальных контактов.
— Но после последней встречи в верхах все стало только хуже.
— Трамп знал, что попадет под удар, и все равно на это пошел, что говорит о его смелости. Ему, как человеку, интересно играть роль великого переговорщика, великого президента. Ему, возможно, даже хочется получать удары от своих оппонентов, это позволяет ему оставаться в центре внимания. Трамп не отказывается от диалога, от решения вопросов. Теперь ему будет намного проще. Он уже чувствует себя более уверенно, свидетельством чего является то, что он сразу после выборов убрал главу Минюста Джеффа Сешенса, несмотря на отчаянные крики со стороны своих противников.
— А хватит ему уверенности, чтобы, например, вернуть России ее заблокированную дипсобственность?
— Любой подобный шаг он должен будет в любом случае обставить как победу, как некий очень выгодный для США размен с Россией. Односторонних уступок и в нынешних условиях ожидать не приходится. Трампу нужно будет получить что-то от России, будь то по Ирану, КНДР или Китаю. Тогда ему будет интересно договариваться.
— А тот факт, что спецслужбы США признали, что в нынешние выборы Россия не вмешивалась, поможет снять накал антироссийских настроений в США?
— Нет, потому что половине Америки это и так не важно. Та половина, которая поддержала Трампа, она готова жить даже с «российским вмешательством», он все равно их президент, они его выбирали. А вторая половина никогда не согласится с этим, и даже если им сейчас скажут, что русского вмешательства не было, они ответят: «Ну до этого же было».
Но чуть ближе к президентским выборам демократам все же придется уходить от темы «российского вмешательства», избиратели уже сейчас несколько подустали от нее, и эти настроения нарастают. Демократам важно будет предложить своим сторонникам ясную стратегию развития страны. Что будет с налогами, рабочими местами, здравоохранением и так далее? На антироссийском и антитрамповском месседже такую стратегию не выстроить. Эти темы действительно волнуют граждан, в отличие от искусственного «российского вмешательства». Тем более что период роста экономики в США, скорее всего, скоро закончится. Колебания на рынках — это предвестники рецессии. А кризис может быть очень глубоким.
— О чем в целом говорят результаты прошедших выборов? О каких настроениях?
— Ни красной республиканской, ни синей демократической волны не получилось, страна разделилась 50 на 50, по сути, все засели в своих окопах. Напряжение в обществе усилилось, разделение углубилось. Стороны совершенно перестали воспринимать аргументы другой стороны, просто даже слушать друг друга не хотят. Это означает, что никакой консенсусной политики в ближайшие годы — не только два, а возможно, четыре или восемь лет — не будет. Мы станем свидетелями «окопной войны» — как в обществе в целом, так и в политическом истеблишменте. Это означает, что не будет согласия и в Вашингтоне, что неминуемо скажется и на внешней политике страны.
— То есть даже при некой новой свободе Трампа рассчитывать на реализацию хоть каких-то совместных инициатив не приходится? Владимир Путин, например, предложил ему создать «группу мудрецов», которая занялась бы поиском выхода из сложившегося тупика.
— Тут важно, что это будет за группа, не будет ли она копией тех механизмов, какие уже существуют много лет и ни к чему не привели. Нужно что-то новое. Но на самом деле единственный диалог, который в нынешних условиях может быть эффективным,— это каналы между военными и спецслужбами двух стран. Чисто профессиональный конфиденциальный диалог. Причем не о том, как достигнуть прорыва в отношениях — для этого просто нет политических условий, а прежде всего чтобы предотвратить возможные инциденты и их неконтролируемую эскалацию, выработать хоть какие-то правила игры, чтобы не свалиться в пропасть.
— Вы говорите, что такая ситуация может затянуться на восемь лет, но ведь уже через два года в США президентские выборы.
— По промежуточным выборам в Конгресс можно судить о том, какими будут выборы 2020 года. Любым кандидатам в президенты с обеих сторон будет очень сложно. Ведь что они обычно делают? Чтобы выиграть праймериз в партии, они сначала заручаются поддержкой самых радикальных ее членов, тех, кто занимает четко выраженную идейную позицию. Но потом, после победы на партийных выборах, они позиционируют себя как «президент всей страны» в надежде переманить в свой стан неопределившихся избирателей и сомневающихся сторонников оппонента. Но ноябрьские выборы показали, что этой «середины» больше нет. Кандидатам в президенты придется апеллировать к своему же электорату и стараться любой ценой мобилизовать его, чтобы повысить его явку. Будет очень важно, какая из партий сможет лучше почувствовать, что болит у избирателей.
— Чем это чревато?
— Радикализацией позиций и очень грязной предвыборной кампанией. И даже эксцессами насилия, которых до сих пор в предвыборных американских гонках было мало. А теперь все «переходят на личности», все средства становятся хороши. Это будут очень грязные выборы, соревнование по борьбе без правил.
— И здесь может вновь всплыть Россия?
— Наверняка всплывет. Но хотелось бы в этой связи избежать худшего — каких-то грязных антироссийских провокаций...