Спецслужбы

Семья шифровальщиков
До своего появления в Австралии уроженец Сибири работал в комсомоле, служил на Балтийском флоте шифровальщиком, а в 1933 году был привлечен к работе в Иностранном отделе ОГПУ.
В годы Великой Отечественной войны Петров работал в посольстве СССР в Швеции вместе со своей молодой супругой Евдокией, также являвшейся сотрудницей советских спецслужб.
В Стокгольме Петровы работали под началом более известной пары разведчиков — супругов Рыбкиных.
Эта семейная пара обеспечивала Москву сведениями исключительной важности о транспортных перевозках между Швецией и Германией, о переброске военной техники в Финляндию. Борис и Зоя Рыбкины внесли большой вклад в выход Финляндии из войны в 1944 году.
Зою Ивановну Рыбкину под фамилией Воскресенская знали все советские дети — в послевоенные годы она стала автором чрезвычайно популярных детских рассказов о Ленине и семье Ульяновых.
Информация о ее деятельности в качестве разведчика была рассекречена лишь в начале 1990-х, незадолго до смерти Зои Ивановны.

Прелести «морального разложения»
Но вернемся к Петровым. В 1951 году их направили за рубеж с новой миссией, на этот раз в Австралию.
С одной стороны, это было повышением — со вторых ролей Петров переходил на должность резидента. С другой, австралийское направление для советской разведки было, мягко говоря, второстепенным.
Тому, что произошло дальше, сопутствовали два обстоятельства. Во-первых, согласно рассекреченным документам британской разведки, которая также работала с Петровым, советский дипломат обратил на себя внимание тягой к выпивке и жизни на широкую ногу.
После суровых реалий военного времени разведчик, что называется, расслабился. И чем дальше, тем более очевидным становилось, так сказать, его «моральное разложение».
К Петрову приставили Майкла Бялогурского — польского врача-эмигранта, который одновременно был агентом австралийской разведки. В первоначальную задачу Бялогурского входили совместные попойки с дипломатом, посещения ресторанов и публичных домов. Поляк должен был подвести Петрова к мысли о том, что неплохо бы было остаться в Австралии навсегда, а затем дать понять, что это возможно. Конечно, в обмен на определенные услуги с его стороны.
Под страхом репрессий
Во-вторых, в 1953 году разведчик был сильно напуган тем, что происходило в СССР. Обычно в отечественной историографии говорят о том, что падение Лаврентия Берии привело к освобождению из тюрем политических заключенных.
Это только часть правды — одновременно в тюрьмы по приказу Хрущева и его сподвижников были брошены тысячи сотрудников спецслужб, считавшихся «людьми Берии». Эта судьба не обошла даже легендарного мастера спецопераций генерала Павла Судоплатова, героя разведывательной борьбы с фашистами.
Разумеется, среди арестованных были и те, кто имел отношение к «Большому террору». Но пострадали также люди, честно служившие родине — такие, как Судоплатов, или Зоя Рыбкина-Воскресенская, в тюрьме не оказавшаяся, но буквально вышвырнутая вон из внешней разведки.
Владимир Петров знал о том, что происходит дома, и всерьез опасался отзыва в СССР и ареста.
В итоге он дал согласие на сотрудничество с австралийскими спецслужбами.
Последней каплей для Петрова стала ссора с послом, которому очень не нравились загулы секретаря посольства.
В итоге 3 апреля 1954 года Петров скрылся из посольства, а вскоре заявил о том, что просит у властей Австралии политического убежища.
Свою жену, к слову, в известность о происходящем он не поставил. Так что в тот момент, когда советские дипкурьеры пытались отправить Евдокию Петрову на родину, она действительно плохо понимала, что происходит.
В итоге силовая акция в Дарвине позволила оставить в Австралии и супругу.


Евдокия и Владимир Петровы в своем доме в Австралии. Источник: Public Domain

Какой ущерб нанес перебежчик?
Самый интересный вопрос — какую информацию передал Петров австралийцам, а вместе с ним и британцам?
Австралийские авторы книг о Петрове уверяют — он нанес страшный ущерб советской разведке. Якобы на основании его данных были раскрыты около 600 советских разведчиков по всему миру.
В этом можно усомниться. Например, с его именем некоторые связывают разоблачение работавшего в Великобритании Кима Филби.
Но дело в том, что Петров сбежал в 1954 году, а Филби, ушедший в Британии в отставку в 1955 году, годом спустя вернулся в ряды британских спецслужб. Он продолжал свою деятельность нелегала до 1963 года, когда был переправлен в СССР.
Максимальный ущерб Петров нанес сети советских агентов в Австралии. Правда, здесь тоже следует сделать поправку — число этих самых агентов было искусственно увеличено местными политиками, которые с помощью клейма «шпиона Кремля» пытались скомпрометировать своих оппонентов.
Через два года после побега Петрова сборная СССР стала триумфатором Олимпиады в Мельбурне
Авторы книг о Петрове утверждают, что советская разведка десятилетиями вынашивала планы мести в отношении изменника. Есть причины сомневаться и в этом — ущерб родной стране он, конечно, нанес, но у КГБ и ГРУ явно существовали задачи поважнее, чем охота на перебежчика-выпивоху.
Скандал с Петровым не помешал сборной Советского Союза принять участие в Олимпийских играх 1956 года в Мельбурне. Игры закончились победой сборной СССР в неофициальном командном зачете — мы на пять золотых медалей опередили американцев, а по общему числу наград и вовсе обошли США на 24 медали. К тому же олимпийская сборная СССР выиграла футбольный турнир Игр, что стало большой радостью для советских болельщиков.


Семья Петровых и сотрудник ASIO Рон Ричардс. Источник: Public Domain

«Ни друзей, ни будущего»
За кого болели супруги Петровы, которые как раз в 1956 году получили гражданство Австралии, неизвестно. Выдав все известные им секреты, Петровы при помощи приставленного к ним журналиста написали книгу под названием «Империя страха».
После того, как пропагандистский эффект пропал, Петровы окончательно исчезли из публичной жизни.
Австралийская разведка поселила их в Бентли, пригороде Мельбурна. Считается, что всю свою жизнь они прожили под охраной ASIO.
Если верить британским источникам, то спустя десять лет после своего побега Петров сказал своим кураторам: «Лучше бы я умер: ни друзей, ни будущего».
Он действительно всю жизнь боялся мести бывших коллег. С другой стороны, стать добропорядочным австралийцем, войти в местное общество Петров тоже не сумел.
Супруги жили уединенно, практически ни с кем не общаясь, под именами Свена и Марии Анны Эллисон.
Василий Петров умер в июне 1991 года в возрасте 84 лет. Евдокия Петрова скончалась летом 2002 года. О смерти супруги перебежчика, которой было 88 лет, пресса узнала спустя неделю.
Что касается родины, то новость о смерти Евдокии Петровой вызвала интерес только у историков спецслужб.
Жалела ли женщина о выборе, сделанном в 1954 году, теперь уже точно не скажет никто.

— Интеллектуал?
— Очень сильный. С колоссальным жизненным опытом, участник Великой Отечественной войны, был награждён четырьмя боевыми орденами. Сдержанный, ни одного лишнего слова и даже движения бровями. Это была вышколенная публика, что позволяло ей не засветиться.
Ципко говорит правду, когда вспоминает Андропова, который не позволял ему направлять в архив КГБ записки. Последний раз я встретил Ципко в Вашингтоне, когда в 1990 году работал советником посольства. Тогда ЦК уже рухнул, там никого не было. Всю шифропереписку запретили посылать в ЦК еще в конце 1988 года.
— Получается, что Горбачев просто добивал систему?
— Горбачев — это тряпка, пешка, вообще ничто. За распадом СССР стояли наследники Андропова. То есть были созданы условия перехода от той системы, в которой мы жили, к западному образцу.
— Зачем им понадобилось уничтожать страну?
— Расскажу вам в ответ небольшую историю из жизни. В октябре 1974 года, когда я был в Ливане, работал на должности первого секретаря посольства, у меня умерла мать. Я полетел в Новосибирск на похороны. На обратном пути я позвонил Вадиму Румянцеву, которого тогда сделали заместителем заведующего в ЦК. Он позвал к себе. В гостях у него были Примаков с супругой… А тогда Примаков был членом редколлегии газеты «Правда».
Что такое газета «Правда» в те годы? Если появлялась маленькая негативная заметка про чиновника, то его сразу снимали с должности. Вдруг я слышу от Примакова: «Социалистическая система себя изжила. Надо от нее отходить и начинать жить как на Западе».
И тут я вступаю в пререкания с Евгением Македоновичем. В те годы у него было такое отчество… Когда я в 1975 году приехал к Примакову, он сказал мне: «Слава, зови меня теперь Евгений Максимович»...


Беседовал Саркис Цатурян

По ссылке на полную статью

ВО ГЛАВЕ КОНТРРАЗВЕДКИ

1954 год в судьбе Энглтона стал эпохальным: по личной рекомендации влиятельного главы ЦРУ Аллена Даллеса он был назначен на пост руководителя контрразведки управления. Пользуясь покровительством как минимум шести на протяжении чуть более 20 лет сменявших друг друга руководителей ЦРУ, Энглтон чувствовал себя независимо и «довольно свободно». Как пишет один из его биографов, Энглтон явно страдал пристрастием к алкоголю (чего, кстати, ни от кого не скрывал!), избегал физических упражнений и вообще спорта, но якобы обладал феноменальной работоспособностью и «преданностью делу».
На новом для себя посту Энглтон развил бурную деятельность, стараясь поднять престиж контрразведывательного сегмента в ЦРУ на «должный уровень». Уже в первые годы его старания были расценены коллегами как «чрезмерные», однако они еще не выходили «за рамки приличий». Кардинальные изменения в службе главного цэрэушного контрразведчика и в работе управления в целом были положены в декабре 1961 года в связи с предательством члена резидентуры КГБ СССР в Хельсинки майора Анатолия Голицына и предложением им «своих услуг» американской разведке.
Через некоторое время после «доставки» предателя в Вашингтон к его допросам подключился лично Энглтон. Произведший на контактировавших с Голицыным в первые дни после его побега членов американских спецслужб впечатление как «субъект с завышенным самомнением и склонный к фантазированию», у Энглтона перебежчик вызвал о себе, скажем так, несколько иное мнение. Глава контрразведки пренебрег неутешительным диагнозом, который психиатры ЦРУ поставили Голицыну, и целиком углубился в «душещипательные беседы» с предателем и с непонятным для своих коллег «абсолютным доверием» воспринял практически все домыслы и фантазии отнюдь не высокопоставленного сотрудника советской госбезопасности.
ВСЕМИРНЫЙ ЗАГОВОР
«Признание» Голицыным того факта, что Советы проникли во все сферы жизнедеятельности США и их союзников, упало, что называется, на благодатную почву. Энглтон, увлекавшийся чтением опусов о спецоперациях ЧК–НКВД в 20–30-е годы, уже давно вынашивал мысль о всемирном коммунистическом заговоре и якобы сложной игре Москвы по запутыванию аналитиков американских спецслужб, в том числе относительно на деле не существующих ее разладов с Белградом, а затем с Пекином, якобы инспирированном путче Дубчека в Праге в 1968 году и др.
И все это якобы для того, чтобы усыпить бдительность Запада и направить его антисоветские усилия по ложному пути. К числу подозрений Энглтона в проведении «дьявольских коммунистических операций» было отнесено и убийство президента США Джона Кеннеди в 1963 году, а также другие многочисленные события на международной арене, не вписывающиеся в концепцию мироустройства вашингтонских элит.
Заявление Голицына о том, что Лубянкой внедрен в ЦРУ «крот», причем на одну из руководящих должностей, «подкрепленное» утверждением о его разведывательном псевдониме Саша, а также славянских корнях его фамилии, начинающейся на букву «К», побудило Энглтона и его подчиненных, а также представителей взаимодействующей главной американской контрразведывательной организации – ФБР развернуть беспрецедентную кампанию по проверке сотрудников разведуправления. Как результат, десятки офицеров ЦРУ попали под подозрение, были отозваны из-за границы, переведены на непрестижные должности либо уволены со службы. Некоторые даже попали под следствие и были подвергнуты допросам, причем «с пристрастием». Но… безрезультатно. Однако эта кампания, как ее позже оценили ветераны управления, по сути, «травли» прежде всего сотрудников так называемого советского подразделения ЦРУ, лишь привела к фактическому параличу его работы, включая даже отказ сотрудников от вербовки и «заманивания» граждан стран советского блока из боязни быть обвиненными впоследствии в «содействии внедрению вражеского агента в свои ряды».
Настоящей головной болью для Энглтона (и не только!) стало предательство зимой 1964 года и переход на сторону американцев еще одного сотрудника КГБ – Юрия Носенко. Предатель «сильно разочаровал» главного цэрэушного контрразведчика, убедительно обосновав «отсутствие необходимости у Советов» в устранении президента Кеннеди, а также предположение о том, что предыдущий перебежчик – Голицын – «и есть внедряемый «крот»! Носенко можно было, конечно, принять за провокатора, если бы не сданные им несколько сотен действующих и потенциальных агентов КГБ, десятки тайников и микрофонов в американском посольстве в Москве, а также фамилии многих сотен офицеров советской разведки и контрразведки. Тем не менее первые два аспекта изложенной Носенко информации не укладывались в разработанную Энглтоном схему. Он с жаром стал убеждать руководство ЦРУ и ФБР в том, что новый перебежчик является «реальным продуктом изощренной игры Советов», поэтому он должен быть расколот в обязательном порядке!
Энглтон своего добился: Носенко был заключен в тюрьму, где просидел почти четыре года, подвергаясь изощренным проверкам и допросам. Бывший директор ЦРУ Стэнфилд Тэрнер позже вспоминал: «Энглтон и его люди поставили себе целью психологически сломить этого человека». Но Носенко не раскололся, не смог подтвердить версию Энглтона и был выпущен на свободу, получив компенсацию в сумме 80 тыс. долл. В утешение сломленного морально и абсолютно больного предателя поставили на формальное довольствие в ЦРУ, хотя толку от него уже не было никакого!
Но такой поворот событий не мог пройти бесследно для инициатора «внутрицэрэушного террора», как сотрудники управления стали называть кампанию Энглтона по поиску «кротов». Действия главного контрразведчика ЦРУ с первых дней развязанной им кампании, указывает исследователь работы спецслужб Тим Вейнер, постепенно стали отравлять атмосферу в управлении и просто не могли не вызвать сначала оппозиционных настроений, а потом чего-то вроде мятежа. Опытные сотрудники открыто выражали свое возмущение тем, что Энглтон попросту парализовал работу «советского сегмента» разведки. Более того, его обвиняли в фактическом саботаже работы резидентов ЦРУ, вмешательстве в деятельность других федеральных спецслужб и даже союзных разведок. В отместку ряд ветеранов управления обвинили Энглтона в том, что он и является тем самым «кротом», которого безуспешно ищет подведомственная ему контрразведка!
Тогдашний директор ЦРУ Ричард Хелмс соглашался с тем, что Энглтон «зачастую чрезмерно одержим», но считал его «незаменимым» и оставил все жалобы на своего протеже без ответа. Как позже выяснилось, это объяснялось личной привязанностью Хелмса к главе своей контрразведывательной службы в знак признательности за «полученную в свой адрес похвалу от верхов» как следствие «вовремя» представленной в Белый дом информации в отношении развития ситуации на Ближнем Востоке накануне июньской войны 1967 года. Этот «точечный прогноз» был «организован» лично Энглтоном благодаря его тесным связям с руководством израильской разведки. При этом, подчеркивает Вейнер, руководителем ЦРУ абсолютно не принимались в расчет ни уже загубленные к этому времени карьеры, ни зачастую поломанные жизни многих сотрудников управления и инспирированный своими же контрразведчиками настоящий «внутриведомственный хаос».

ДОСЬЕ КОМПРОМАТОВ
В феврале 1972 года Хелмс уступил свое директорское место в ЦРУ Джеймсу Шлесинджеру. Недолго раздумывая, Энглтон рванул в кабинет нового шефа с солидным досье компроматов на целый ряд политических деятелей международного масштаба, подозреваемых лично шефом цэрэушной контрразведки в том, что они агенты советского КГБ.
В списке Энглтона было более 30 фамилий, в том числе: президент Финляндии Урхо Кекконен, британский премьер Гарольд Вильсон, шведский премьер Олаф Пальме, главы канадских правительств Лестер Пирсон и Пьер Трюдо, председатель западногерманской СДПГ Вилли Брандт, бывший посол США в СССР Аверелл Гарриман, исполнительный директор американской корпорации «Оксидентал Петролиум» Арманд Хаммер и даже советник по вопросам национальной безопасности США Генри Киссинджер!
И каков результат?
После семичасового заслушивания доказательств Энглтона новый директор ЦРУ, как позже он сам вспоминал, был «впечатлен услышанным», особенно «искренней убежденностью докладчика в правоте своих слов», но… хода этим делам все же не дал, а Энглтона оставил на прежней должности! Правда, через некоторое время он предостерег своего главного контрразведчика относительно «превышения полномочий», касающихся всплывших в СМИ случаев незаконного преследования американских борцов за гражданские права, в чем были замешены сотрудники ФБР и люди Энглтона. Речь шла о так называемой операции «Хаос», санкционированной еще в 1967 году президентом Линдоном Джонсоном в деле борьбы с антивоенным движением в США.
Тучи над Энглтоном начали сгущаться после назначения летом 1973 года Уильяма Колби, бывшего заместителя Шлесинджера, следующим директором ЦРУ. Новый шеф политической разведки, знакомый с «чудачествами» Энглтона не понаслышке и даже числившийся в его «списке «потенциальных агентов Кремля», уже давно пытался избавиться от главного контрразведчика управления, изрядно надоевшего всем оперативникам. Одно из первых распоряжений Колби касалось уменьшения численности управленческих контрразведчиков, что называется, «в разы» – до чуть более 40 человек (по другим данным – до 80). Наконец, в декабре 1974 года терпение Колби иссякло совсем, и он предложил Энглтону добровольно уволиться со службы с назначением ему в знак компенсации «повышенной пенсии». В качестве предлога для увольнения был выбран «железный аргумент» относительно необходимости нивелирования неизбежных негативных последствий для ЦРУ, связанных с грядущим обнародованием в СМИ фактов «ущемления контрразведкой управления во взаимодействии с ФБР гражданских прав рядовых американцев». Деваться было некуда, и Энглтон подал рапорт.

ВНУТРЕННЕЕ РАССЛЕДОВАНИЕ
Назначенный вместо него Джордж Каларис провел внутреннее расследование деятельности предшественника, в ходе которого обнаружил доказательства неоднократного незаконного вскрытия почтовой переписки, значительное количество неучтенных документов, включая досье на американских граждан (более 300 тыс.!) и даже руководителей дружественной британской контрразведки, а также «просто вопиющие факты нарушений корпоративной этики», вплоть до подозрений в том, что «главный цэрэушный контрразведчик тайно формировал альтернативное ЦРУ»! Было сделано заключение о том, что «Энглтон является человеком развинченного и несвязного мышления, теории которого в применении к общественным делам, очевидно, не заслуживали серьезного рассмотрения». Бывший глава контрразведки ЦРУ попытался поинтриговать против своего преемника, но у него ничего не получилось, да и времени на борьбу не оставалось, пришлось уйти без помпы.
Между тем назревавший в последние год-два скандал, связанный с незаконными действиями американских спецслужб как внутри страны, так и за рубежом, обрел реальные очертания. Летом 1975 года сформированная в Сенате следственная комиссия, возглавляемая сенатором Фрэнком Черчем, начала свою работу. Энглтона, как в прошлом одного из крупных функционеров спецслужб, не могли обойти вниманием. На беседах с членами комиссии он вел себя довольно дерзко и даже вызывающе. В конце концов Энглтон напрямую обратился к представителю директора ЦРУ в Конгрессе Уолтеру Элдеру с заявлением о том, что у него есть подозрения относительно первопричин идеи и самого факта формирования комиссии Черча, которая «явно является продуктом заговора, инспирированного Кимом Филби по заданию советского КГБ, чтобы тем самым сокрушить меня лично и управление в целом!». В конце концов от пенсионера Энглтона отстали, и он с энтузиазмом окунулся в любимое хобби – выращивание орхидей, попутно, как указывает Тим Вейнер, распространяя мифы о своей успешной прежней деятельности.
Но у Энглтона помимо навязчивых идей о «всемирном коммунистическом заговоре» был еще один пунктик – публичное позиционирование себя в качестве одного из наследников Великой индейской цивилизации, в частности племени апачей. При этом он ссылался на свое кровное родство с апачами по линии матери – мексиканки с индейскими корнями. Об этом его «увлечении» знали не только в семье, но и коллеги, и даже руководство управления. Но имеющему твердую поддержку в верхах Энглтону до поры до времени все сходило с рук.
В последние годы жизни – а скончался он в 1987 году в возрасте 70 лет, – как позже вспоминала его жена, «заслуженный пенсионер» постоянно медитировал, вслух и в мыслях «возвращался в мир предков», настаивая на том, что перед кончиной ему «должны позволить уйти в лес, чтобы завершить жизненный путь, как это делали в свое время апачи».
Уже в 90-е годы, в ходе подготовки к празднованию 50-летнего юбилея ЦРУ, вспомнили и об Энглтоне. Примечательно, что, несмотря на многие, казалось бы, явно одиозные акции главного контрразведчика управления, связанные с параноидальными поисками предателей и повлекшие за собой негативные последствия как для многих сотрудников, так и для управления в целом, у него нашлось и достаточно защитников. Так, например, по мнению некоторых исследователей, именно отказ от тотальной слежки привел к провалам в работе контрразведки, в результате которых не были вовремя обнаружены советские агенты Олдрич Эймс и Роберт Ханссон, а также были допущены события 11 сентября 2001 года. Авторитетный специалист в области спецслужб Дэвид Уайз, в целом без особых симпатий относящийся к методам их работы, пытался в какой-то степени обелить Энглтона, утверждая, что сам по себе характер деятельности контрразведчика подразумевает «недоверие ко всем окружающим». А уж последующая невменяемость сотрудника есть следствие такой работы. Ничего не скажешь, обелил так обелил! 

ЮНАЯ ПОДПОЛЬЩИЦА
Значительную роль в судьбе резидентуры Шандора Радо сыграла известная разведчица Рашель Дюбендорфер (по другим данным – Дюбендорф), урожденная Геппнер, оперативный псевдоним Сиси.
Она родилась в Варшаве в 1900 году, и часть детства провела в Данциге. В юности Рашель стала членом Компартии и уже в 1920 году начала подпольную деятельность. Тогда же она вышла замуж за некоего Каспарна, но вскоре развелась с ним и уехала в Германию. Там устроилась работать машинисткой-стенографисткой в аппарате Центрального комитета Коммунистической партии Германии (ЦК КПГ). И примерно в то же время стала агентом советской военной разведки.
После прихода Гитлера к власти Рашель эмигрировала в Швейцарию. Ее целью было получить швейцарское гражданство и обосноваться в этой стране. Там она встретила Генриха (по другим данным – Курта) Дюбендорфера (по другим данным – Дюбендорфа), швейцарского механика и коммуниста. Они поженились, но брак был фиктивным, и муж вскоре исчез из ее жизни. Но зато теперь она была полноправной швейцарской гражданкой. Превосходно зная немецкий и французский языки, Рашель поступила на работу в Международное бюро труда (МБТ) при Лиге Наций. Впрочем, как разведчицу эта организации ее мало интересовала. Главной задачей Рашель стало получение информации о Германии и ее военных приготовлениях.
Возлюбленным Рашель, фактически ее мужем и ближайшим сотрудником в 1934 году стал Пауль Бехтер, немец-эмигрант, социал-демократ, бывший министр финансов земли Саксония. Бежать из Германии его заставила ненависть к нацизму, борьбе с которым он посвятил свою жизнь. Его положение в Швейцарии оказалось нелегким, так как статус эмигранта не давал никаких прав, более того, он всегда находился под угрозой депортации.
Еще одним сотрудником Рашель стал Мариус – Александр Абрамсон, уроженец Прибалтики, с 1920 года работавший в пресс-центре МБТ и имевший потому легальную возможность интересоваться всеми событиями международной жизни. Сейф в своем кабинете он превратил в тайник, где Рашель держала оперативные материалы и даже детали радиопередатчика. Тайник был вполне надежным, так как МБТ пользовалось дипломатической неприкосновенностью.
Ценным агентом Рашель Дюбендорфер был Жан-Пьер Вижье (Бранд). Сын дипломата и сам дипломат, он работал в посольстве Франции в Швейцарии. С ним познакомилась дочь Рашель Тамара, которая завербовала его, а впоследствии стала его женой. Вижье был источником важной политической информации, одновременно являясь связным между Дюбендорфер и французскими антифашистами. После начала Второй мировой войны он вступил во французскую армию, оставив вместо себя в качестве связного французского студента Лашанеля.
Рашель Дюбендорфер была арестована и осуждена за шпионаж, причем в ее деле были документы о том, что в Швейцарии она призналась, что является английской разведчицей. В феврале 1956 года она была освобождена и вернулась в ГДР, а 13 лет спустя, в октябре 1969 года, ее наградили орденом Красного Знамени. Умерла Рашель в 1973 году.

ШТЕРН И ПОЛЯКОВА
Нельзя не упомянуть еще двух человек, имевших отношение к работе группы Радо. Это Манфред Штерн и Мария Полякова.
Штерн, уроженец Буковины, во время службы в годы Первой мировой войны в австрийской армии попал в плен. В Сибири стал большевиком, участником Гражданской войны. Затем вся его жизнь была связана с военной разведкой. В Германии он участвовал в «мартовском путче», затем был резидентом в Китае, Маньчжурии, США, а также главным военным советником китайской Компартии. С 1986 года воевал в Испании, под именем «генерала Клебера» командовал 11-й интербригадой. Затем работал в аппарате Коминтерна и занимался оказанием помощи республиканской Испании.
Его боевой помощницей была Мария Полякова (Вера) – незаурядная женщина. Находясь на легальной работе в представительстве СССР в Швейцарии, она курировала создание «Красной тройки» и сама занималась активной разведработой. Достаточно сказать, что она вывезла из Швейцарии автоматическую авиационную пушку «Эрликон» и восемь снарядов к ней.
Уезжая на родину, она передала Анулову свои полномочия по связи с Шандором Радо, но продолжала курировать деятельность группы. В годы войны она также занималась вербовкой агентов из числа немецких военнопленных для засылки их в тыл врага. В 1941 году на случай захвата немцами Москвы планировалось оставить Веру там нелегальным резидентом ГРУ.
Мария Полякова работала в разведке до ухода на пенсию. Умерла она в 1995 году.

ЦЕННЫЙ АГЕНТ
Особое место в деятельности разведгруппы Шандора Радо занимает Рудольф Ресслер – один из самых лучших агентов Второй мировой. На него вышла Рашель Дюбендорфер, установившая в феврале 1942 года контакт с сотрудником МБТ Христианом Шнейдером (Тейлор). В числе его знакомых и оказался Ресслер, о котором Аллен Даллес как-то сказал: «Если бы у меня была пара таких агентов, я бы мог ни о чем не беспокоиться».
Ресслер был, как и многие другие, беженцем из Германии. В Швейцарии он открыл небольшое издательство и книжную лавку. Впоследствии выяснилось, что, попав в затруднительное положение, он согласился сотрудничать со швейцарской контрразведкой, поставляя ей некоторую информацию об эмигрантах и немецкой агентуре в их среде. В то же время он сотрудничал и с английской разведкой. В данном случае это сотрудничество объяснялось его желанием помочь союзникам в борьбе против нацистской Германии.
На очередной встрече с Сиси Шнайдер сообщил ей:
– Ресслер имеет возможность снабжать нас материалами о Восточном фронте и по другим проблемам, относящимся к Германии.
– Откуда у этого лавочника могут быть такие сведения? – поинтересовалась Сиси.
– Я спрашивал его об этом, но он категорически отказывается отвечать что-либо по этому поводу. Он утверждает, что сведения совершенно достоверные, но от кого и как поступают к нему, не говорит, По его словам, то, что он нам передает, будет вполне достаточно, а тех антифашистов, которые поставляют эту информацию, он не хочет ставить под удар.
– Почему он решил работать на советскую разведку?
– Он говорит, что цель его жизни – разгром нацистов и освобождение Германии, борьба России лучше всего способствует ее достижению. А кроме того, ему досадно, что ценные сведения, столь необходимые Красной армии, остаются неиспользованными.
– Хорошо, – согласилась Сиси, – я думаю, он нам пригодится.
О разговоре Сиси сообщила Радо, и тот сразу попросил познакомить его с Ресслером.
– Я не могу этого сделать, – возразила Сиси, – с незнакомым человеком он не станет разговаривать и прекратит всякий контакт с нами навсегда.
И все же она переговорила с Ресслером и передала Радо его слова:
– Вам нужна моя информация или мой труп?
Больше Радо не настаивал на встрече с ним, но доложил в Москву о предложении Ресслера, которому он дал псевдоним Люци (также Люси). Центр сообщил, что не следует отказываться от его помощи, но нужно соблюдать осторожность. Вскоре анализ полученных сведений показал, что Люци действительно располагает уникальными возможностями и источники его информации находятся в самых верхах германской армии. Однако осталось тайной, кем же были эти люди. Не исключено, что они участвовали в заговоре против Гитлера и погибли после неудачной попытки покушения на него 20 июня 1944 года. Имена своих друзей Ресслер унес с собой в могилу.
Историки ЦРУ считают, что Ресслер имел в Германии четырех важнейших агентов – Вертера, Тедди, Анну и Ольгу, и предполагают, что это были высокопоставленные офицеры Вермахта и Люфтваффе.
Информация, поступающая от Ресслера, была особенно ценной в 1943 году:
8.4.43. Директору. Молния. От Вертера. Берлин. 3 апреля.
Разногласия между верховным главнокомандованием (ОКВ) и командованием сухопутных сил (ОКХ) улажены за счет предварительного решения: отложить наступление на Курск до начала мая. Принятие этого решения облегчалось тем, что Бок, Клюге и Кюхлер смогли доказать растущую концентрацию войск во всем северном секторе фронта (это была блестящая дезинформации советской стороны. – Н.Ш.) и обратили внимание на опасность, которая может возникнуть в случае преждевременного израсходования резервов.
Манштейн же заявил, что он не сможет удержать южный сектор фронта, если Красная армия будет продолжать владеть таким прекрасным районом сосредоточения, как Курский.
Как главное командование, так и Генштаб сухопутных войск не думают, во всяком случае, о наступательных операциях с широкими целями, в том числе ни на юге России, ни на Кавказе».
Эта телеграмма во многом способствовала определению стратегии советского командования на 1943 год.
Рудольф Ресслер умер в 1958 году, унеся с собой много неразгаданных тайн, в том числе и имена своих тайных информаторов.

«В прошлом веке Россия и Англия очень здорово друг другу помогали»
Бернард поделился информацией, которой владел, с Сергеем: документы об этих спецоперациях в Британии были рассекречены за последние 15 лет, в отличие от России.
- Когда мы с Бернардом изучали досье этих разведчиков, я посмотрел на их лица и фамилии, и понял, что это не штатные сотрудники НКВД. Это явно Коминтерн. Я стал разыскивать информацию о женщинах из этого списка – и трех мы сразу обнаружили в архиве Коминтерна в Москве, еще двух – чуть позже. Мы поняли, что речь идет о чем-то большем, чем телевизионный сюжет. В результате мы сделали ряд публикаций для академического журнала «Международная жизнь». А в октябре прошлого года меня позвали в штаб-квартиру Службы внешней разведки, где Сергей Нарышкин вручил мне папку с документами – мол, если столько всего найдено, мы решили предать гласности все, что есть на этих людей у нас. В итоге у нас получилась книга об этих разведчиках периода первых двух лет войны.
Сергей Брилев подчеркнул, что не раз звучали в этой истории Уфа и Кушнаренково. Дело в том, что в 1941-1943 годах в Уфе находился в эвакуации Исполком Коминтерна, в который входили видные деятели левого движения того времени. Именно из Уфы вещали антифашистские радиостанции Коминтерна, а в селе Кушнаренково работала знаменитая коминтерновская спецшкола для разведчиков. В частности, лидеры компартий Вальтер Ульбрихт и Морис Торез черпали знания и опыт именно в Башкортостане. Кушнаренково тогда было глушью, без железных и автомобильных дорог. Это и убедило правительство разместить здесь школу диверсантов. В ней учились будущей лидер ГДР Вальтер Ульбрихт, «болгарский Ленин» Георгий Димитров, испанская коммунистка Доллорес Ибарурри и их дети. Немецкий разведчик Маркус Вольф, известный как «человек без лица» и руководитель «Штази», осваивал здесь методы подрывной деятельности.
- Книга называется «Нелегалы» наоборот», потому что речь здесь не столько о русских, которые вжились в образ иностранцев, сколько об иностранцах-коминтерновцах. В основном, это австрийцы, польские евреи, французы, немцы, которые по советским паспортам с русскими именами въезжали в Англию, после чего их забрасывали в Европу. Эта книга – пример того, что, по крайней мере, четыре года в прошлом веке Россия и Англия очень здорово друг другу помогали. Судьба же этих людей очень непростая: кто-то попал в лапы гестапо, кто-то внедрился и продолжил работать после войны, кто-то попал в ГУЛАГ, кто-то смог вернуться на родину, но в большей степени это истории трагические.
«Про Коминтерн будут говорить очень много, но больше плохого»
По словам Сергея Брилева, ценность книги в том, что в ней сконцентрированы реальные судьбы людей. И даже в диалогах есть сноски на архивы, поскольку построены они на реальных словах из найденных документов. А в конце книги воспроизведено тайное – очевидно, теперь уже нет – соглашение между советской и британской разведкой 1941 года о совместной борьбе против Гитлера.
Профессор Санкт-Петербургского госуниверситета Лазарь Хейфиц, крупный специалист по Коминтерну, добавил, что история этих разведчиков – важная веха в истории международной организации.
- Про Коминтерн будут говорить очень много: скорее всего, больше плохого, критического. Хочу сказать одно: вот эти три десятка человек, даже если бы все остальное Коминтерн сделал плохо, с моей точки зрения спасли его имидж. Они прошли через пытки и тюрьмы, погибали в концлагерях - они пожертвовали собой ради простой идеи: спасти страну - в общем-то, чужую для них. Они приехали в Союз, чтобы учиться, работать. Кто-то приехал с родителями, которые были видными деятелями Коминтерна. Они могли отсидеться, но все-таки решили иначе.
Сергей Брилев отметил, что эта книга – первая часть истории о совместной работе британской и советской спецслужб, впереди – работа над второй частью, которая будет посвящена 1943-1944 годам.
- Не все из этих 34 людей, о которых мы написали, обучались в Башкирии. Есть – да, есть – нет, а есть – непонятно. Есть, например, одна фотография, на которой человек снят в немецкой форме на территории СССР, чтобы у него была пачка «семейных документов». Потом ему не дали эту фотографию, потому что на фоне дом, который явно не Германия и Австрия, а где-то у нас. Это точно не Казань и не Куйбышев, может быть, Липецк. Сначала историки говорили, что это точно не в Башкирии, потому что здесь не было аэродрома, а потом выяснилось, что в Уфе в годы войны их было два, просто от них ничего не осталось. Это как раз пример того, что мы будем изучать в дальнейшем.
Бернард О’Коннор рассказал о том, что был очень впечатлен дорогами и вождением в России и в Уфе, в частности.
- В Англии, если у нас лед на дороге, все едут очень медленно. У вас есть специальные зимние шины, которые упрощают процесс вождения. Такие шины в Британии используются только в горных местностях, в Шотландии и северной части Англии.
- Россия и Англия – единственные европейские страны, которые, говоря о Европе, имеют в виду кого угодно, кроме себя, - подытожил Сергей Брилев, отвечая на вопрос, что есть объединяющего у двух, на первый взгляд, не похожих друг на друга стран.