За Китай

В частности, это касается политики Вашингтона в Юго-Восточной Азии, где США предпринимают отчаянные попытки сдержать Китай. Не имея реальных стимулов к тому, чтобы отдалить страны этого региона от Пекина и приблизить к Вашингтону, США изобретают «озабоченности» вокруг «конфликта в Южно-Китайском море», вокруг построенных Китаем плотин на реке Меконг, вниз по течению которой лежат Лаос, Мьянма, Таиланд, Камбоджа и Вьетнам. Вашингтон понуждает эти страны «разделять его озабоченности» и «принимать ответные меры», разработанные в Вашинтоне. 





Учитывая, что государства на берегах Меконга в обозримом будущем будут и дальше тяготеть к Китаю, соперничество между Пекином и Вашингтоном будет обостряться. Подтверждением тому – и антиправительственные протесты в Таиланде, подогреваемые организациями, которые финансируются правительством США через Национальный фонд поддержки демократии (National Endowment for Democracy, NED). Как известно, этот фонд работал над проектами смены режима по всему миру, включая Ирак, Сирию, Ливию, Украину, Гонконг. Стоит заметить, что и в Гонконге, и в Таиланде широкие протесты были порождены не назревшими в обществе противоречиями; эти протесты стали частью циничной кампании Вашингтона по противодействию влиянию Пекина за рубежом. 

— Из-за каких стратегических ошибок США так долго не осознавали масштабы брошенного Китаем вызова?
— После распада коммунистического лагеря США даже представить не могли, что у них появится новый стратегический соперник. В 1990 году китайские доходы в пересчете на жителя были в девять раз меньше, чем сейчас. Американские компании рассматривали Китай как источник дешевых товаров и рабочей силы. Америка даже представить не могла, что Китай совершит рывок к статусу технологической сверхдержавы. Мы до сих пор не можем поверить собственным глазам.
— Было ли исторической ошибкой решение американских компаний забросить производство техники в угоду ПО?
— Это определенно не кажется ошибкой акционерам американских технологических компаний, которые увеличили капитализацию на триллионы долларов! Производители ПО предлагают огромную прибыль с инвестиций, поскольку добавление новых клиентов практически ничего не стоит. При этом производители высокотехнологичной инфраструктуры вроде Ericsson и Huawei предлагают прибыль в пределах однозначных цифр. Когда администрация Трампа обратилась к Cisco, былому лидеру в сфере интернет-роутеров, с предложением о слиянии с Ericsson для формирования потенциального конкурента Huawei, ей ответили, что компания не покупает предприятия с такой низкой прибыльностью.
Но ведь именно дешевое азиатское «железо» создало условия для бума «софта». Азия субсидировала масштабные инвестиции в капитал, а США избегали их, что означает катастрофические последствия для конкурентоспособности в долгосрочной перспективе. Это решение привело к потере 10 миллионов рабочих мест в промышленности.
— Американцы согласились на массовую передачу технологий в обмен на доступ к китайскому рынку и принимают каждый год 350 000 китайских студентов в своих вузах без какого-либо контроля. В чем причина? В слепоте, наивности, жажде наживы?
— Четверо из пяти кандидатов на докторскую степень по электронной инженерии и информатике в американских вузах — иностранцы, самую большую группу которых составляют китайцы. Мы выучили целое поколение китайских профессоров мирового уровня. Кроме того, на азиатов приходится половина персонала американских технических компаний. Мы уже не можем обойтись без азиатских мигрантов. Глядя в прошлое, очевидно, нам следовало привлекать студентов, которых мы хотели бы оставить в США. Мы были слишком наивны с передачей технологий и кражей интеллектуальной собственности. Как бы то ни было, объяснять подъем Китая кражей интеллектуальной собственности было бы преувеличением. Некоторые китайские компании, например, Huawei, оказались более инновационными, чем их западные коллеги. Китай выпускает в шесть раз больше инженеров и специалистов по информатике, чем США, а их уровень практически не уступает нашему.
— Из-за Трампа и коронавируса возникло ощущение внезапно наступившего осознания. Госсекретарь Майк Помпео (Mike Pompeo) объездил всю Европу и Азию с предупреждениями об опасности Китая. Вашингтон запретил работу TikTok на американской территории. ЕС решил проводить проверку китайских инвестиций. Великобританий отказалась от технологий 5G Huawei… Тем не менее эти неудачи были для Китая лишь временными. Победоносная борьба Пекина с коронавирусом возвращает ему преимущество?
— Китайская дипломатия «волка» (давление на ряд более слабых экономических партнеров) подпортила репутацию страны. Берлин публично осудил слова китайского министра иностранных дел Ван И, когда тот заявил, что Чехии придется «дорого заплатить» за визит спикера Сената страны на Тайвань. Было и множество других аналогичных случаев. Опросы общественного мнения на Западе говорят о растущей враждебности к Китаю. Этот настрой подталкивает к антикитайской коалиции, но существует и логика силы. Китай — единственная крупная экономика с положительными цифрами роста в 2020 году. Его технологическая мощь в сфере 5G, а также коммерческие, промышленные и медицинские применения этих технологий убедили большинство западных стран в невозможности изолировать Китай.
— Отдадим ли мы все наши данные на откуп коммунистической диктатуре?
— Немецкие СМИ писали об утечке законопроекта, который создаст условия для развертывания сетей 5G от Huawei. Поражение Трампа на выборах в США, видимо, склонило чашу весов. Huawei всегда считала 5G ядром экосистемы новых технологий. Как говорил мне главный технолог компании, «контрольный пункт» мировой экономики сегодня заключается в передаче и хранении данных, которые могут использоваться машинами. Для сравнения, нефть была топливом ХХ века, а в XXI веке эта роль достанется данным.
Например, Китай уже оцифровал медицинские данные и ДНК сотен миллионов собственных граждан, а Huawei планирует добавить к ним данные полумиллиарда человек за пределами Китая в течение десяти лет. Такой «банк данных» должен привести к преобразованиям в фармацевтических исследованиях. У всех известных европейских компаний есть сейчас сотрудничество с крупнейшими китайскими технологическими предприятиями в сфере искусственного интеллекта. Эти данные могут также привести к революции в промышленном производстве и логистике. Если Россия и Германия подключатся к китайским системам, четвертая промышленная революция в ее китайском варианте распространится от Южно-Китайского моря до Рейна.
— Обама запустил транстихоокеанское партнерство, но Трамп отказался от него, поскольку посчитал, что оно противоречит торговым интересам Америки. Сейчас же мы наблюдаем формирование азиатского партнерства по инициативе Китая. Австралия, Южная Корея и прочие страны решили присоединиться к нему, поскольку считают Америку упадочной и разобщенной державой?
— Упомянутое вами региональное экономическое партнерство подразумевает кардинальное снижение таможенных пошлин. Логика развития азиатского внутреннего рынка напоминает логику ЕС. Австралия ведет ожесточенное противостояние с Пекином, но при этом экспортирует на китайский рынок больше, чем когда бы то ни было. Она не могла позволить себе роскошь остаться не у дел. На протяжение десятилетий главным источником спроса для мировой экономики был американский потребитель. Сейчас наступает очередь азиатского рынка. Отметим, что Япония и Южная Корея вежливо отклонили требование Вашингтона исключить Huawei из 5G.
— Что может сделать Джо Байден?
— Платформа Джо Байдена включала в себя меры продвижения научных исследований. Как бы то ни было, доклады связанных с его кампанией экспертных групп не ставят больших планов. Например, в последней ноте Азиатского общества говорится, что США следует не стремиться сформировать собственного телекоммуникационного гиганта для противостояния Huawei, а субсидировать разработку ПО для обхода 5G. Я боюсь, что пока наши компании будут заниматься этим, Huawei займет доминирующее положение в 5G по всей Евразии.
Для восстановления наших производственных возможностей в сфере высоких технологий нам требуются сильнейшие стимулы, сравнимые с поддержкой Пентагона, которая стала толчком для всех инноваций цифровой эпохи, от микропроцессоров до интернета. Кроме того, нам следует сделать больший упор на математике и науке на всех уровнях системы образования. Наконец, нам нужна такая же общая цель, какую поставили Кеннади с космической программой или Рейган со стратегической оборонной инициативой. Если учесть, что мы потратили несколько триллионов долларов для субсидирования доходов населения и поддержки финансовых рынков, выделение еще одного триллиона для сохранения нашего технологического преимущества вряд ли можно назвать странным шагом.
— Мог бы технологический альянс с Европой вернуть преимущество Западу?
— Я не сомневаюсь, что заслуживающая доверия американская инициатива была бы прекрасно принята Европой, Японией, Южной Кореей и Тайванем. В последнее время у нас была очень проблемная позиция, которая заключалась в том, чтобы оттолкнуть наших союзников от использования китайских телекоммуникационных технологий, не предлагая им конкурентоспособную альтернативу!
— В вышедшей в июне книге вы говорите, что Китай создал глобальную «стратагему» по технологическому завоеванию мира для его «китаизации»…
— Китаю прекрасно известно, где находятся его граждане в любой момент времени, благодаря телефонам и средствам распознавания лиц. Он знает, с кем они, что выложили в соцсетях и что купили. Это предоставляет китайскому правительству такой уровень контроля над населением, которого раньше не было ни у одной диктатуры. Сейчас часто говорят о том, что Китай будет экспортировать свою политическую модель вместе с технологиями, и, без сомнения, есть диктатуры, которые используют китайские технологии для политических репрессий. Как бы то ни было, мне кажется, что Китай не собирается продвигать свою систему, в отличие от Советского Союза. Китай никогда не проявлял особого интереса к тому, как устроена власть у варваров (то есть всех, за исключением китайцев). Китайская империя хочет собирать дань с остального мира, заставить другие страны поддержать китайские интересы и победить в любом потенциальном военном конфликте. И это довольно тревожно.
— Многие эксперты не согласны с вашей пессимистической позицией и указывают на неотъемлемые слабости авторитарных и тоталитарных режимов.
— Демократиям меньше свойственно упорствовать в ошибках. В краткосрочной перспективе все же найдется немало исключений. К тому же, Советский Союз чуть не победил в холодной войне. После того, как советское оружие сбило 100 израильских самолетов в войне 1973 года, многие аналитики посчитали, что Москва выиграет. США удалось переломить тенденцию, но ничто не было предрешено заранее. В течение 30 лет мы постоянно недооценивали китайскую экономику, например, то, как ей удалось справиться с переселением 600 миллионов человек в города из деревень. В начале эпидемии Covid-19 пошли разговоры о «китайском Чернобыле». Проблемы китайской системы зачастую преувеличиваются. Китайское население действительно быстро стареет, но не такими темпами, как японское или корейское. Это создаст проблемы, но в долгосрочной перспективе, не раньше, чем через 20 лет, которые окажутся решающими. Китай продемонстрировал завидную изобретательность в обходе препятствий, которые призваны затормозить его усиление в сфере 5G. Он может увязнуть во внутренних проблемах, но это маловероятный сценарий. Расчет на такой исход не может быть стратегией. Нам лучше отталкиваться от гипотезы о том, что Китай не рухнет, и что нам придется задействовать все силы, чтобы справиться с испытанием.

Оспоренный воздух
Не меньший прогресс демонстрируют и ВВС НОАК. Так же, как и в случае с флотом, в авиации КНР развивает новые средства и системы, позволяющие приблизиться по качеству к ВВС США  и с точки зрения возможностей отдельных самолетов, и с точки зрения возможностей ВВС как структуры. Это подразумевает развитие не только боевых самолетов, включая малозаметные истребители и создание собственного новейшего тяжелого бомбардировщика, но и строительство специальных машин – радиоэлектронной борьбы, противолодочных, разведывательных и т. д. Развивается и военно-транспортная авиация, а также беспилотники разных типов.
Вместе с тем, как и в случае с флотом, Китай очевидно не стремится к созданию «глобальных ВВС», ограничиваясь силами, позволяющими решать задачи в Индо-Тихоокеанском регионе. Одновременно у КНР есть все возможности, чтобы создать крупнейшие в мире ВВС, которые обеспечат китайцам почти гарантированное превосходство в воздухе над всеми региональными союзниками США. Для самих же американцев это будет чревато серьезными проблемами, если дело дойдет до реального конфликта с Китаем.
Воздушная мощь ВВС НОАК дополнена растущими возможностями систем ПВО и ПРО. Китай использует как полученные из-за рубежа системы, вплоть до С-400, так и строит собственные зенитные ракетные комплексы разных классов – от ближнего боя до средств противокосмической обороны.
Идеология применения сил ПВО в Китае такова: НОАК делает ставку на создание районов А2/AD (запрет маневра и доступа), то есть защищенных районов боевых действий. Оборонять эти районы призвана многоуровневая эшелонированная система ПВО/ПРО, а также ракетные комплексы «поверхность–поверхность», наземные силы и авиация. Создание такого района, например, на спорных островах Южно-Китайского моря исключит действия авиации и флотов возможных противников КНР в локальном конфликте и создаст серьезные проблемы для ВВС и ВМС США в случае столкновения с Китаем.
Американцы рассчитывают в противостоянии с Китаем опереться на традиционно сильные аспекты своей боевой авиации: многочисленный парк современных истребителей наземного и палубного базирования; развитую стратегическую авиацию с крылатыми ракетами большой дальности; лучшие в мире возможности стратегического маневра; крупнейшую группировку специальных машин. Все эти аспекты усиливаются. Так, парк тактической авиации пополняется истребителями пятого поколения F-35, а основная на сегодняшний день «рабочая лошадка», F-16, модернизируется. Стратегическая авиация вскоре получит новейший бомбардировщик, переоснащение транспортной авиации в основном завершено, если не считать эпопеи с самолетами-заправщиками нового поколения. Наконец, группировка специальных машин, включая и крупнейший парк беспилотников, обеспечивает ВВС США качественное превосходство, которое ни разу после окончания Второй мировой войны не было всерьез оспорено. Вместе с тем дальнейшее развитие ВВС НОАК может поставить это превосходство под сомнение – опять же с учетом необходимости для США поддерживать военное присутствие одновременно в различных регионах, что может осложнить сосредоточение достаточных сил для гипотетического конфликта с Китаем.


Истребитель F-35C Lightning II на борту авианосца «Карл Винсон»
Ethan J. Soto/Official U.S. Navy Page/Flickr

Киберпревосходство
В ответ на перечисленные выше угрозы Пентагон наращивает свои возможности в киберсфере, стремясь сохранить качественное превосходство за счет развития систем управления и обмена данными, обеспеченного новыми цифровыми технологиями.
Появление радаров и систем управления, позволяющих формирование «цифрового поля боя», активное взаимодействие с беспилотными аппаратами, использование новых образцов управляемого оружия «воздух–воздух» и «воздух–поверхность» качественно меняет облик войны в воздухе. Сейчас можно говорить о постепенном формировании в ВВС стран Запада среды использования самолетов пятого поколения и шире – новой среды межвидового взаимодействия. Эта среда позволяет максимально полно использовать все возможности авиатехники пятого поколения, включая малозаметность, возможность получать и передавать информацию об обстановке в режиме реального времени, способность вести огонь по внешнему целеуказанию и так далее.
Ключевое преимущество, обеспечиваемое этой новой средой, – резкий рост уровня информированности пилотов и командования об обстановке, а также повышение возможностей анализа и сокращение времени, необходимого для принятия решения. Это обеспечит США и их союзникам превосходство в возможном конфликте с использованием боевой авиации, даже если оппонент будет располагать техникой пятого поколения, но не будет иметь соответствующей среды. Отчасти такую ситуацию можно сравнить с той, что имела место во время войны в Персидском заливе 1991 года. Тогда иракские ВВС не только уступали в численности авиации противника, но и минимум на два поколения отставали в средствах разведки, управления и целеуказания, что не позволяло Багдаду эффективно применить имеющиеся силы.
Главным отличием сегодняшней ситуации от описанной выше является способность ВВС США обеспечить быстрое взаимодействие на межвидовом уровне. Создание межвидовых систем управления в рамках проекта JADC2  (Joint All-Domain Command&Control) позволяет без дополнительных процедур объединять в рамках быстро возникающих и столь же быстро проходящих тактических сценариев силы и средства, ранее не совмещавшиеся друг с другом. Например, армейские гаубицы смогут обстрелять цель, используя данные, полученные непосредственно с истребителя ВВС или морской авиации, а не после их обработки в промежуточном «сухопутном» штабе. Штабы на этом этапе также превращаются в межвидовые командные центры, каждый из которых способен управлять всеми типами боевых средств. Их возможности в этой схеме будут ограничены вычислительными мощностями систем управления, числом и пропускной способностью каналов связи, а также уровнем подготовки «человеческой» смены операторов, которая должна держать поведение электронных систем под контролем. По сути, США стремятся ликвидировать два главных препятствия, вечно мешавших военачальникам: «туман войны» и разрыв во времени между обнаружением цели и появлением возможности ее атаковать.
В настоящее время американцы являются пионерами и лидерами во внедрении и новой концепции в целом, и технологий ее реализации. При этом и в самих США освоение новых систем пока находится на этапе испытаний и опытно-войсковой эксплуатации. Сколько продлится это превосходство и как скоро оппоненты США в лице КНР и России его преодолеют, сказать пока сложно.

Ядерная стратегия
Развитие китайских стратегических ядерных сил в ближайшие 10 лет может привести к изменению существующего баланса в этой сфере. Ядерный арсенал КНР состоит из 320 развернутых и неразвернутых зарядов и 256 развернутых и неразвернутых носителей, при этом число зарядов, способных достичь территории США, составляет около 140 единиц. Появление в последние годы ракет нового поколения, а также освоение технологии разделяющихся головных частей индивидуального наведения дает Китаю техническую возможность резко нарастить стратегические ядерные силы. Даже замена существующего парка ракет в моноблочном оснащении на ракеты с РГЧ ИН может дать трех-четырехкратный рост числа зарядов, а в случае наращивания количества ракет он может быть и большим.
По мнению старшего научного сотрудника Центра международной безопасности ИМЭМО РАН Константина Богданова, приоритетом Китая является боевая устойчивость и боевая готовность ядерных сил.
«При применении в ответном ударе Пекин намерен сохранить достаточное количество носителей, что определяет основные программы: создание полноценного морского компонента триады с постоянным дежурством подлодок-ракетоносцев в море и дальнейшее развитие мобильных межконтинентальных ракет. Есть отдельные указания на то, что в КНР рассматривают гипотетическую возможность перейти со временем к сценарию ответно-встречного удара по показаниям систем предупреждения о ракетном нападении, но для этого пока нет ни собственно таких систем, ни соответствующей системы боевого управления с коротким циклом принятия решений, ни достаточного числа ракет с высокой готовностью к пуску», – считает эксперт.
На развитие ядерных сил КНР американцы реагируют двояко. Во-первых, США стремятся ограничить их рост, пытаясь привлечь Китай к переговорам о сокращении стратегических наступательных вооружений. Более того, запустить этот процесс Вашингтон пытался, задействовав Москву: американцы настаивали, что переговоры о продлении СНВ должны идти с участием Китая. Впрочем, задумка эта изначально была обречена на провал. С одной стороны, для России продление договора не настолько важно, чтобы она взяла на себя роль посредника в диалоге США и КНР о вопросах ядерного баланса. С другой стороны, сами китайцы неоднократно публично заявляли, что не собираются участвовать в переговорах о СНВ, поскольку их арсенал и так в пять раз меньше, чем российский или американский.
В то же время реакцией на рост китайских стратегических ядерных сил стало дальнейшее развитие системы ПРО США в сочетании со средствами первого удара, в первую очередь неядерными – в частности, перспективными гиперзвуковыми ракетами разных типов. Усилению китайского стратегического подводного флота Вашингтон намерен противостоять, наращивая число своих субмарин. В частности, обсуждается увеличение заказа на многоцелевые подлодки типа «Вирджиния» до трех субмарин в год вместо 1–2, заказываемых сейчас.
При этом предполагается и развитие систем противоракетной обороны на театре военных действий – например, сообщалось о намерении США развернуть систему Aegis Ashore на острове Гуам и комплексы THAAD на некоторых других островах Тихого океана. В сочетании с возможностями систем ПРО корабельного базирования это может нейтрализовать значительную часть китайских баллистических ракет средней дальности, особенно в случае успешного первого удара США по их позициям в случае гипотетического конфликта.
***
Завершая разговор о развитии современной китайской военной машины и американской реакции на нее, стоит отметить, что во многом эта реакция обусловлена спецификой личности Дональда Трампа и его подхода к диалогу с другими государствами. В период правления Трампа между Америкой и Китаем началась полноценная экономическая война, КНР при этом на доктринальном уровне была обозначена как противник Соединенных Штатов, а сам 45-й президент сделал массу крайне резких заявлений по поводу Пекина, в том числе обвинив его в пандемии COVID-19. Смена постояльца в Белом доме может несколько снизить накал риторики. Однако вряд ли при Джо Байдене характер отношений Пекина и Вашингтона принципиально изменится.

Борьба за контроль над КПЭК
В 2019 году правительство Имрана Хана приняло постановление о создании Управления Китайско-пакистанского экономического коридора (УКПЭК) для своевременного выполнения крупных проектов. Многие были уверены, что Управление было создано, чтобы угодить Пекину, где выражали тревогу из-за медленного хода работ и хотели, чтобы пакистанская армия приняла непосредственное участие в реализации проекта. Неудивительно, что первым председателем Управления КПЭК стал близкий помощник премьер-министра Имрана Хана генерал-лейтенант Асим Салим Баджва.



Создание УКПЭК неоднократно критиковали пакистанские законодатели: оно подрывало роль гражданского общества, действуя как параллельная власть. Ситуация стала еще хуже, когда в мае 2020 года закончился срок действия указа о полномочиях УКПЭК.
Согласно сообщениям пакистанских СМИ, Асим Салим Баджва продолжал председательствовать в КПЭК, несмотря на отсутствие юридического статуса. В стране это вызвало удивление и несколько лидеров оппозиции поставили под сомнение правовой статус руководства УКПЭК после истечения срока действия указа.



Опасения тем более усилились, когда в начале года Баджва оказался замешан в крупном коррупционном скандале и вынужден был уйти с поста специального советника премьер-министра Хана.

Ужесточение контроля
В течение последних нескольких месяцев правительство Пакистана работало над законопроектом, направленным на урегулирование спорного статуса Управления КПЭК. В ноябре 2020 года парламентский комитет окончательно одобрил законопроект об полномочиях КПЭК 2020 года в Национальном собрании.
Этот законопроект не только обеспечит официальное возвращение полномочий УКПЭК, но и даст пакистанской армии гораздо больший контроль над проектом. Предлагаемый закон позволит Асиму Баджве заменить министра планирования в качестве сопредседателя Пакистано-китайского совместного комитета и ликвидировать роль Министерства планирования в проекте КПЭК.
Кроме того, законопроект вводит новую должность «руководителя аппарата», упраздняя при этом позицию генерального директора проекта. Две должности исполнительных директоров также предлагается упразднить.



Главное в законопроекте — Баджва будет подчиняться непосредственно премьер-министру Имрану Хану, а не Министерству планирования. В Пакистане считают, что это даст армии широкое влияние на ключевые проекты. Самого премьер-министра частно называют ставленником пакистанских военных, а критики называют его «марионеточным правителем».



Законопроект предоставляет юридический иммунитет должностным лицам УКПЭК — им не придется отчитываться за десятки миллиардов долларов, потраченные на эти проекты. Руководство проекта фактически предлагается вывести за рамки компетенции пакистанских судов.
Кроме того, председатель УКПЭК будет иметь право приказать начать расследование в отношении любого чиновника, который откажется сотрудничать с Управлением.

Зачем это Китаю?
Многие эксперты считают, что военный контроль над проектом КПЭК в Пакистане выгоден Китаю во многих отношениях.
Источники в министерстве планирования Пакистана сообщили СМИ, что Китай хочет, чтобы пакистанская армия была непосредственно вовлечена в реализацию проектов экономического коридора, чтобы ускорить ее темпы.



Скорейшая реализация проекта «Пояса и Пути» в Пакистане имеет решающее значение для Китая, который стремится расширить свое влияние в регионе Южной Азии, — даже если это приведет к финансовому истощению стран-партнеров.
Проект КПЭК, который связывает китайский Кашгар с пакистанским портом Гвадар на Аравийском море, проходит через Гилгит-Балтистан — регион, статус которого является предметом многолетнего территориального спора между Пакистаном и Индией. Он имеет решающее значения для Китайско-пакистанского экономического коридора — он является шлюзом для инфраструктуры проекта. Без Гилгит-Балтистана китайцы будут иметь лишь ограниченный доступ к порту Гвадар.
При этом за последние несколько лет были похищены и убиты несколько китайских подрядчиков и инженеров, работающих в Белуджистане и Синде. В Пекине полагают, что активное участие армии поможет решить проблемы с безопасностью в неспокойных пакистанских провинциях.
«Баджва, несомненно, был выбран, поскольку все были убеждены, что он способен решить проблемы с безопасностью. Пекин обеспокоен терроризмом в Белуджистане, где сепаратисты в последние годы активизировали атаки на китайские объекты», — утверждает политический комментатор Ариф Рафик.



Что будет значить для Пакистана контроль армии над КПЭК?
«Центр глобального развития» отмечает в своем докладе, что Пакистан входит в число восьми стран, наиболее подверженных риску долгового кризиса из-за китайских проектов «Пояс и Путь».



Пакистанские политики уверяют, что стратегическая ценность страны для Китая якобы волшебным образом принесет Исламабаду экономические дивиденды и обеспечит солидное положение в рамках сильного регионального блока, который будет опираться на Китай.
«Будущее Пакистана — с Китаем. Мы должны прояснить это. Наше [экономическое] развитие теперь тесно связано с Китаем», — объявил в интервью Dunya News Имран Хан.
Это правда — но не в том смысле, который подразумевает Хан. Запуск КПЭК должен был интегрировать Пакистан в мировую экономику. Однако сегодня армия заинтересована прежде всего в том, чтобы реквизировать КПЭК для решения проблем безопасности — или хотя бы просто откусить кусок этого экономического и политического пирога, используя для этого, возможно, даже особые «оборонные экономические зоны».
Между тем прямые иностранные инвестиции по-прежнему ограничены лишь несколькими секторами. Они поступают в основном от китайских компаний, которые привлекают очень щедрые концессии в Пакистане. А пакистанский бизнес, как и прежде, не способен найти выход на мировые экспортные рынки — экспорт составляет лишь 10% ВВП Пакистана, что очень немного даже по сравнению с 15% у Бангладеш и 19% у Индии.
Растущая роль армии в проекте КПЭК и, в более широком смысле, в формировании всей экономической политики Пакистана мало способствует продвижению столь необходимых реформ. Перемены требуют участия политической и деловой элиты страны и могут быть рождены только консенсусом, а не принуждением. По мере того как армия захватывает экономику Пакистана, и без того хрупкая демократия в стране окончательно разрушается.

Не просто ответить на американское давление и сдерживание – а именно создать новый постатлантический миропорядок. Его можно назвать тихоокеанским или даже евразийским (но только после эмансипации Европы), но в любом случае Россия и Китай могут построить его только вместе, и уже точно не враждуя между собой. Это стратегия на весь 21-й век – и уж особенно на его первую половину, к концу которой новый миропорядок будет утвержден в любом случае. Вне зависимости от позиции США (то есть наднациональных атлантических элит, управляющих ими) – хорошо, если они захотят мирным путем договариваться о новом балансе сил и правилах, плохо, если попробуют военным путем остановить ход истории. Собственно говоря, второй путь станет катастрофой для самих США – если падающая сверхдержава попытается силой продлить свое уже несуществующее доминирование, и при этом потерпит неудачу, это приведет к ее обрушению.
Несмотря на пока еще существующее военное превосходство, Штаты не могут воевать ни с Китаем, ни с Россией – ядерное сдерживание работает. Поэтому вся их стратегия исходит из одного из трех вариантов. Первый – Россия и Китай должны треснуть изнутри, как это произошло с СССР. Внутренние проблемы должны остановить подъем Китая – но такие прогнозы американцы любили делать в девяностые и нулевые годы, а сейчас это уже даже не смешно.
Другой вариант устранения конкурентов – стравить их между собой. В случае с Россией и Китаем это абсолютно невозможно – никакая «угроза заселения китайцами Сибири» или «конфликт России и Китая из-за Средней Азии» не сработают. Та уникальная ситуация, которая в начале 70-х позволила США сыграть на противоречиях Москвы и Пекина, возникла по вине русских и китайцев – и она больше не повторится. Треугольник Киссинджера больше не работает – Вашингтон уже никогда не будет иметь более близкие отношения с Москвой или Пекином, чем у них между собой. Даже если в США на каком-то этапе победят новые изоляционисты, которые откажутся от претензий на роль глобального гегемона и разрушат атлантический альянс – даже в этом случае Москва и Пекин продолжат вместе строить новый тихоокеанский миропорядок, просто теперь уже не вопреки, а вместе с США.
Третий вариант сдерживания – сделать так, чтобы Россия и Китай увязли в региональных проблемах, обложить их приграничными конфликтами, повесив им на шею массу отвлекающих их от главной цели проблем. Это сейчас основная стратегия американцев – причем если применительно к России они просто воспользовались результатами крушения СССР и Восточного блока, то с Китаем приходится придумывать и всячески расчесывать существующие проблемы.
Россия в любом случае вернет себе Украину и сохранит (а где-то и восстановит) свое влияние на бывшем постсоветском пространстве – как бы серьезно это ни отвлекало наши силы, у нас нет альтернативы. У Китая же нет подобных болевых точек внутри его исторического пространства – ни Гонконг, ни тем более Синьцзян не способны повлиять на китайский марш. Есть только Тайвань – но тайваньцы меньше всего хотят стать американским авианосцем в войне с Китаем.
Поэтому атлантистам приходится расчесывать проблемы Китая с соседями – то есть работать по сценарию сдерживания России в Европе. Но если в Европе целью является недопущение сближения Европы (говоря проще – Германии) и России, и в «русскую угрозу» никакие вменяемые и самостоятельно мыслящие европейцы не верят, то в Азии на Китай смотрят как на естественного гегемона, который после спячки снова заинтересовался своим окружением. Таким гигантом можно пугать местных, чем американцы и занимаются с Японией, Южной Кореей и всеми государствами Южно-Китайского моря, имеющими споры с Китаем из-за островов Спратли. А заодно с Индией и Австралией – первая боится экспансии Китая в Пакистан и Индийский океан, а вторая просто остается верноподданной частью англосаксонского мира. То есть Штаты обложили Китай не только своими базами – но и пытаются выстроить заградительный редут по всему периметру его границ.
Получается плохо – как потому, что американцы появились в регионе сто лет назад, а китайцы присутствуют там тысячелетия, так и потому, что Китай нужен всем его соседям. Можно играть на страхах Японии или Вьетнама – но нельзя собрать из них антикитайский аналог НАТО. Тем более что в том же регионе есть и российские интересы – и Москва играет вовсе не на антикитайском, а на антиамериканском поле.
Так что отношения Москвы и Пекина можно было охарактеризовать как «стоим спина к спине, обороняясь от нападающих» – и в этих условиях России и Китаю в самом деле не был бы нужен официальный военный союз. Москва разбирается с американским давлением через НАТО и Европу, Китай постепенно вытесняет американцев из Тихоокеанского региона, вместе они работают над вытеснением атлантистов в ШОС (распространившуюся уже и на Южную Азию).
И что делают в этой ситуации американцы? Они начинают настраивать НАТО на противодействие Китаю. И хотя европейцы не хотят превращения атлантического альянса в тихоокеанский, так просто от них не отстанут. Да, речь формально идет не о военном противостоянии, не о том, чтобы европейцы участвовали в политике сдерживания Китая у его берегов (для этого у них нет не только желания, но и сил) – говорится об экономических угрозах, об угрозе западным ценностям и демократии, исходящим от Пекина. Но цель-то понятна – не просто развести Китай и Европу, нарушить их взаимовыгодное сотрудничество, но и сделать из китайцев для европейцев вторых русских, то есть пугало и угрозу. Да, пока что угрозу потенциальную – но так это и есть первый шаг к превращению в угрозу реальную. Если уж создание в Европе новых систем ПРО, привязанных к России, американцы объясняли угрозой со стороны Ирана, то вполне логично будет пугать европейцев китайскими «коммунистическими» ракетами.
Но если так, то зачем же Москве и Пекину скрывать свой военный альянс? Если существующие отношения нужно будет оформить юридически, за этим дело не станет – но это будет именно ответный шаг. Собственно, именно об этом и сказал Владимир Путин, когда отвечал на вопрос о военном союзе РФ и КНР:
«Нужно посмотреть, что конкретно будет происходить, какие это будет для нас создавать угрозы, и в зависимости от этого мы будем принимать ответные меры по обеспечению нашей безопасности».
Совместной безопасности – в этом вся суть.

Позиция Китая
США и НАТО расположили в Африке бесчисленное количество военных баз. Для достижения своих целей они используют примитивный шантаж, санкции и военную силу. А вот Китай, чтобы получить влияние, действует намного тоньше. Политика страны в регионе зиждется на двух столпах — «партнерской дипломатии» и уверенности в том, что отношения между государствами не должны напоминать игру с нулевой суммой, то есть Китай ищет взаимовыгодные решения. В 2000 году в первом Форуме китайско-африканского сотрудничества приняли участие 44 африканские страны, которые рассматривают Китай в качестве надежной альтернативы Соединенным Штатам и Европейскому Союзу. Между тем африканским странам надоело, что США и ЕС видят в них видят лишь поставщиков мигрантов и рассадников терроризма. Им понравилось уважение со стороны Китая, тем более, что у Китая нет колониального прошлого.
Впечатляющий экономический рост Китая был бы просто невозможен без «внешнего сотрудничества» его государственных и частных компаний в Африке, которые в этом регионе руководствуются двумя принципами:
a) создание стратегических ассоциаций, основанных на конкретных и краткосрочных целях, например с Марокко;
б) создание всеобъемлющих стратегических партнерств в рамках межгосударственных договоров и соглашений в экономической, военной и культурной областях, как с Алжиром и Египтом.
Для расширения отношений около тысячи китайских компаний представили товары и услуги на цифровой выставке для Ближнего Востока и Северной Африки, которая состоялась с 19 по 28 ноября 2020 года. Только одна цифровая платформа стала образцом технологической мощи сверхдержавы.

А) Отношения Китая и Марокко
Визит Мухаммеда VI в Пекин в 2016 году и создание «стратегического партнерства», в рамках которого уделяется особое значение торговле и развитию инфраструктуры, сыграли решающую роль в развитии двусторонних отношений, даже несмотря на протекционистские меры и нехватку человеческого капитала в Марокко. Тем не менее к заслугам Китая можно отнести следующее:
— включение Марокко, прежде всего портов, в «Инициативу Шелкового пути»,
— увеличение общего объема двусторонней торговли с 4 млрд долларов в 2016 году до 5,3 млрд долларов в 2018 году,
— строительство дорог, жилых домов, а также создание высокотехнологичной промышленной зоны, Города Мухаммеда VI Танжер Тек, стоимостью 10 млрд долларов. Благодаря этому крупнейшему инвестиционному проекту Китая в Северной Африке появятся 100 тысяч рабочих мест, что может стать настоящим кошмаром для испанской промышленности,
— финансирование проектов Noor (с арабского — свет), крупнейшего в мире комплекса солнечной энергии в пустыне Марокко,
— предоставление прав на разведку нефти в Западной Сахаре китайской компании Great United Petroleum. Однако это считается незаконным, ведь, согласно резолюции ООН, Марокко запрещены эксплуатация и коммерциализация природных ресурсов Западной Сахары, поскольку они не ему принадлежат и страна не является управляющей державой,
— продажа реактивной системы залпового огня AR2, которая за 30 секунд способна выпускать 72 ракеты. Считается одним из самых современных видов оружия армии Марокко.
— покупка тысяч марокканских ослов. Различные части этих бедных животных используют в традиционной китайской медицине.
Безусловно, увеличение влияния азиатской страны на экономику Марокко приведет к геополитическим изменениям. Рабат понимает, что Китай никогда не поддерживал Фронт Полисарио даже несмотря на голосования КНР в ООН за решения типа «взаимоприемлемого решения путем референдума». В итоге отношения между Китаем и Марокко развиваются беспрепятственно. Но поддержит ли президент Си Цзиньпин План автономии для Западной Сахары, предложенный Марокко? Ведь Китай все-таки голосовал в ООН за идею референдума для определения судьбы этой территории? Вопрос остается открытым.

Б) Отношения Китая и Алжира
Мао Цзэдун стал первым лидером за пределами арабского мира, который признал независимость Алжира — еще в 1958-м году, когда Франция еще боролась за сохранение Алжира в своей колониальной империи. Сегодня около 50 тысяч граждан Китая живут и работают в Алжире, где есть местный Чайнатаун. В 2018 году импорт товаров из Китая в Алжир составил 7,85 млрд долларов. Вот достижения Китая:
— вложение 40 млн долларов в строительство домов в одном из районов Алжира,
— сооружение порта в районе Хай-аль-Хамдании, который будет конкурировать с марокканским портом Танжер-Мед, построенным датской компанией Maersk,
— строительство нового терминала аэропорта Алжира, оперного зала, отеля «Шератон», а также самой большой мечети в Африке стоимостью 1 млрд долларов и вместимостью 100 тысяч верующих,
— открытие китайских центров культуры и институтов Конфуция в рамках политики «От народа — народу».
В качестве жеста доброй воли Китай бесплатно построил больницу для лечения пациентов с коронавирусом.
Из-за увеличения роли и значимости Китая в регионе, помимо разработки политической модели, страна обязана участвовать в разрешении существующих и возникающих споров и конфликтов.
В отношении Западной Сахары Пекину придется оценить торговые отношения не только с Алжиром и Марокко, но и с арабскими странами Персидского залива, которые выступают против независимости этого региона, а их доля в импортной нефти Китая составляет 43%. Кроме того, Рабат не проявляет исламской солидарности по отношению к мусульманам-уйгурам. Это национальное меньшинство на территории Китая, положение которого все время вызывает «обеспокоенность» Соединенных Штатов. Марокко хотелось бы, чтобы Китай таким же образом занял нейтральную позицию и по вопросу о Западной Сахаре.

Позиция Российской Федерации
Внешняя политика Кремля под влиянием «евразийской доктрины», то есть использования преимуществ выгодного географического положения, направлена не на экономическую гегемонию, как в случае Китая, а, скорее, на укрепление связей с постсоветскими странами и восстановление влияния Москвы, каким оно было во времена Советского Союза. Несмотря на изменение политической системы, в основе внешней политики России по-прежнему лежит национальная гордость и поиск своего пути в мире. К сожалению, политика Владимира Путина преимущественно основана на двусторонних соглашениях и рассчитана на краткосрочную перспективу, нет продуманной стратегии и последовательности. Некоторые высказывания просто удивляют. Почему Россия не поддерживает открыто арабские страны против Израиля? Как отметил заместитель министра иностранных дел России Михаил Богданов, «позитивно, что арабские страны с Израилем наводят мосты». Разве Израиль не выступает одним из спонсоров Исламского государства (запрещенная в России организация — прим. ред.) в Сирии? Разве не обманом заставил Израиль Соединенные Штаты вторгнуться в Ирак, как признался сам Джон Керри?
В Северной Африке Россия стремится занять место, никак не бросая вызов Соединенным Штатам и Европе. В рамках такого политического курса Россия преследует две основные цели:
— получить влияние за счет расширения присутствия и укрепления позиции России при помощи оружия, газа и атомных электростанций для гражданских целей,
— обеспечить доступ к Средиземному морю.
У России есть основания для обеспокоенности. Во-первых, НАТО продолжает расширяться, а после уничтожения Ливии и размещения многочисленных баз в Сирии удалось взять под контроль практически всё Средиземноморье. Во-вторых, США воплощает «ракетную стратегию», например устанавливает в Испании систему «Иджис».

А) Отношения России и Марокко
В 2016 году король Мухаммед VI посетил Россию для расширения «стратегического сотрудничества». С тех пор Марокко — третий торговый партнер России в Африке после Египта и Алжира. В рамках сотрудничества России и Марокко можно выделить следующие моменты:
— строительство нефтехимического комплекса в средиземноморском порту Надор стоимостью 2 млрд евро,
— экспорт фосфатов, добытых незаконно в Западной Сахаре, и сельскохозяйственной продукции после потери Украины,
— первые сделки по продаже оружия.
Даже несмотря на то, что Марокко тяготеет к Западу, королевство всё еще остается членом Движения неприсоединения, а в 2017 году объявило о намерении приобрести российскую зенитную ракетную систему С-400. Этот комплекс может наводить до 160 ракет и поражать до 80 целей, а его максимальная дальность составляет 400 километров. Против кого королевство намерено использовать такую систему? Ответ простой. В США действует закон «О противодействии противникам Америки посредством санкций», налагающий дополнительные санкции на страны, которые сотрудничают с Ираном, Северной Кореей и Россией. Король Мухаммед VI понимает этот «изящный намек» Запада, а потому вопрос с С-400 пока не ясен. Тем не менее король, прочно обосновавшись на Западе, пытается разнообразить экономические и военные связи. И понятно, почему: недавно лидеров Ирака и Ливии, несмотря на их прежние многолетние связи с Западом, отстранили от власти и убили по приказу Вашингтона. Этот их печальный пример — другим наука.

Б) Отношения России и Алжира
Алжир — давний союзник Москвы и главный импортер российского оружия в регионе. К последним приобретениям можно отнести Су-30, Су-34, ударные вертолеты Ми-28Н, боевые машины и две подводные лодки.
Москва видела, как налаживали отношения крупнейшая страна Северной Африки и Соединенные Штаты в 2004 году, когда администрация Буша решила включить Алжир в Всеобщую систему преференций и вложила значительные средства в телекоммуникацию, банковскую отрасль, нефтяную, газовую и опреснительную промышленность, а также биотехнологии. Более того, сейчас, когда эпоха Бутефлики подошла к концу, Вашингтон может взять под контроль политический кризис в Алжире и сделать страну союзником. Поэтому Россия сближается с Марокко, однако продолжает поддерживать тесные отношения с Алжиром.
23 и 24 октября 2019 года Владимир Путин выступил в роли председателя первого саммита «Россия — Африка», в котором приняли участие 54 страны континента. САДР, которую признали 82 государства и которая является членом Африканского Союза, не была приглашена на саммит с Путиным. Россия объяснила свою позицию так же, как и Китай. На саммит были приглашены государства-члены ООН, а членом ООН САДР не является.

Позиция Москвы по Западной Сахаре
В советские времена Москва поддерживала позицию Алжира в конфликте в Западной Сахаре, однако никак не вмешивалась, так как утверждала, что эту проблему следует решать странам арабского мира. Несмотря на пропаганду и обвинения Марокко в том, что Фронт Полисарио «финансирует Кремль», СССР, который активно отстаивал права национально-освободительных движений Анголы и Конго, не признавал Фронт Полисарио и не считал, что Западная Сахара оккупирована иностранной державой.
В 1980 году король Хасан II объявил, что Марокко «находится в состоянии войны» с Советским Союзом из-за поставки зенитно-ракетного комплекса Фронту Полисарио. Однако он понимал, что комплекс «Куб» мог прийти и не напрямую из СССР. Его могла поставить, например, Ливия.
Россия поддерживает политический процесс под эгидой ООН, еще предстоит провести долгожданный референдум. Однако нет никаких признаков того, что Москва в нем заинтересована. Работает принцип «услуга за услугу»: если нельзя от какого-то борющегося за свободу народа получить выгоду, то его и не поддерживают.
С жителями Западной Сахары может случиться та же история, что и с палестинцами, которым весь мир сочувствует только на словах. Поддержка на словах плюс весьма скромный подписанный чек. И всё, совесть чиста.

К концу 1980-х годов Горбачев пришел к выводу, что единственным способом осуществления его экономической повестки было прекращение политической монополии Коммунистической партии. Однако Дэн и его союзники-консерваторы в руководстве Коммунистической партии Китая не хотели отдавать власть без боя. Когда Горбачев покинул Пекин, авторитарное крыло Коммунистической партии Китая уже готовилось к жестким мерам. 4 июня 1989 года Дэн направил военных на площадь Тяньаньмэнь, уничтожив по меньшей мере несколько сотен демонстрантов; возможно, убитых было гораздо больше. Урок, как сказал Дэн на собрании высшего руководства партии 16 июня, был прост: «Последние события демонстрируют, насколько важно, чтобы Китай продолжал придерживаться социалистического пути, сохраняя верность руководству партии. Только социализм, — то есть однопартийное правление, — говорил Дэн, — способен спасти Китай и превратить его в развитую страну». Китай должен сосредоточиться на своей экономике, утверждал он, чтобы гарантированно избежать повторения протестов на площади Тяньаньмэнь.
Исследователи, занимающиеся изучением власти в Китае, давно заметили, насколько внимательно Пекин следил за политическими и общественными переменами в Советском Союзе. Тем не менее, историки, как правило, упускали из виду центральную роль, которую Китай играл в советских дискуссиях о трансформациях государственного социализма в 1980-е годы. В результате решения Дэна подавить протесты на площади Тяньаньмэнь и усилить авторитарную власть Китай начал переходить к рыночной экономике без демократии. Тем временем Советский Союз выступал за свободу слова и многопартийные выборы, погружаясь при этом в сокрушительную экономическую депрессию, которая привела в дальнейшем к его распаду на 15 отдельных государств. Многие до сих пор винят в постсоветском хаосе решение Горбачева демократизировать советскую политику. Экономика России с тех пор оправилась от этих потрясений, но либеральная политика здесь так и не прижилась.
Сегодня в России действует рыночная экономика и авторитарная политическая система. Многие россияне задаются вопросом, не было бы лучше, если бы они изначально избрали пекинскую модель авторитарного капитализма. Так почему же Горбачев не последовал по пути Китая?
Подавление протестов на площади Тяньаньмэнь перевернуло политику Китая, ознаменовав также поворотный момент в Советском Союзе. В 1989 году, в тот самый момент, когда Китай перековывал свою авторитарную систему, Горбачев занимался освобождением прессы, либерализацией политического самовыражения и введением конкурентных выборов. Всего за два года Горбачев подорвал основы советской диктатуры, приступив к созданию фундамента демократической политики. Однако эти политические перемены сопровождались рядом потрясений, ослабивших Советский Союз. Местные элиты начали мобилизацию этнических меньшинств в отдаленных регионах Советского Союза — от Ферганской долины Центральной Азии до Кавказа. Растущая власть региональных элит означала, что приказы Горбачева все больше игнорировались за пределами Москвы. Советские СМИ, только что освобожденные горбачевскими реформами, нацелились не только на врагов Горбачева, но и на его собственные промахи. Никогда еще со времен большевистской революции ни один лидер не подвергался такой волне общественной критики.
Главная проблема советского лидера, тем не менее, заключалась в экономике страны. После подавления протестов на площади Тяньаньмэнь Китай пережил непродолжительный спад экономики в 1990 году, но быстро восстановил ее. Советская экономика, напротив, обрушилась. Горбачев предпринял ряд мер по введению рыночных стимулов и легализации частных предприятий в промышленности и сельском хозяйстве. Многие из этих перемен — по крайней мере что касается их цели, если не исполнения — были весьма схожи с нововведениями Дэна в Китае. В период этих политических преобразований, тем не менее, Советский Союз столкнулся с усугубляющимся бюджетным кризисом, совладать с которым Горбачев был бессилен.
В отличие от Китая, советская политика зашла в тупик, и Горбачеву недоставало пространства для маневров. Дефицит бюджета продолжал неумолимо расти, а поскольку Москва обладала лишь ограниченным доступом к рынкам облигаций как внутри страны, так и за границей, дефицит финансировался за счет кредитов и запуска печатного станка. Это вызвало резкую волну дефицита и инфляцию, обострившую экономические трудности в стране и подорвавшую авторитет правительства. К концу 1991 года — всего через два года после визита Горбачева в Китай — советская экономика обратилась в прах. Заводы остановились, транспорт остановился, очереди за хлебом становились еще длиннее.
Горбачев был бессилен перед этим кризисом. Отчаянное экономическое положение подразумевало отсутствие денег, которые позволили бы усмирить сепаратистов и недовольные этнические группы, разбросанные по всему Советскому Союзу. Между тем слабость Горбачева в отношении военных, влиятельных промышленных групп и обширной сети колхозов означала, что у него не было возможности сократить бюджет. Единственный шанс сбалансировать бюджет и победить инфляцию и дефицит состоял в повышении потребительских цен — что постсоветская Россия и сделала в конце концов в 1992 году. Однако Горбачев знал, что рост цен уничтожит его популярность, какой бы она ни была. Любая попытка сбалансировать бюджет — путем сокращения расходов или путем повышения цен — легко могла привести к его краху. Политический паралич, вызванный влиятельными силами, выступавшими против экономических реформ, стал окончательной причиной распада Советского Союза. Выступая против этих укоренившихся элит, Горбачев колебался, опасаясь ополчившихся против него политических сил и надеясь, что предлагаемые им экономические реформы повлекут за собой экономический рост. В этой игре Горбачеву не удалось одержать победу.
Военный переворот, которого он так давно боялся, произошел в августе 1991 года. Силы безопасности, вступившие в сговор с группой лоббистов из крупных промышленных групп, заперли Горбачева на его даче в Крыму и захватили власть. Переворот окончился фиаско всего через три дня — и не усилиями Горбачева, продолжавшего оставаться в Крыму, а благодаря сумевшему мобилизовать Москву против путчистов президенту РФ Борису Ельцину. Горбачев беспомощно наблюдал из своей крымской резиденции, как Ельцин одержал победу над путчем. Четыре месяца спустя, в декабре 1991 года, руководители российской, украинской и белорусской республик, проведя конфиденциальную встречу в лесной сторожке, объявили о прекращении существования Советского Союза — государства, которым руководил Горбачев. 8 декабря были подписаны Беловежские соглашения, и начался процесс распада Советского Союза. Едва наступило 26 декабря 1991 года, крупнейшая страна мира официально прекратила свое существование.
Однако упразднение Советского Союза и появление независимой России никак не поспособствовали решению экономических проблем страны. Ельцин, президент новой независимой России, получил в наследство продовольственный дефицит Советского Союза и зияющий дефицит бюджета. В попытке разрешить эти проблемы он снял ценовые ограничения с потребительских товаров, устранив дефицит, но создав быструю инфляцию, уничтожившую сбережения большинства семей. Ельцин также сократил военные расходы, из-за чего бывшие военные и работники оборонного сектора рисковали остаться без работы. Субсидии на сельское хозяйство были сокращены, что подтолкнуло сельскохозяйственные регионы к нищете. В некоторых отраслях промышленности дела обстояли лучше; некоторые из них, такие как государственная газовая компания Газпром, сумели даже увеличить свое влияние. Тем не менее, 1990-е годы были для большинства россиян периодом потрясений и трагедий.
Во время визита Горбачева в Китай в 1989 году мало кто мог предсказать, что спустя десять лет политика Дэн Сяопина будет представляться разумной, а политика Горбачева безрассудной. В конце 1980-х годов Горбачева широко приветствовали за либерализацию политики. В 1990 году он получил Нобелевскую премию мира за перестройку Советского Союза и окончание холодной войны. Между тем, решение Китая сокрушить протесты Тяньаньмэнь не только подверглось осуждению во всем мире правительствами и средствами массовой информации; она также была истолкована как свидетельство отсталости Пекина.
К моменту смерти Дэн Сяопина в 1997 году его решение представлялось оправданным, и мнение мировой общественности решительно обернулось в его пользу. Дэн насмотрелся на беспокойную политику России и отвечал за свою позицию: он пожертвовал либерализацией политики ради стабильности, потому что альтернативой был хаос и распад. Китайские аналитики советской политики продолжают винить Горбачева в слишком стремительном и неорганизованном отказе от плановой экономики. Вместо либерализации политики, утверждают они, Горбачев должен был сосредоточиться на экономике.
Сегодня высшее руководство Китая приводит Советский Союз в качестве примера, почему Коммунистическая партия Китая не должна ослаблять хватку власти, несмотря на отказ от последних остатков экономики Мао. Цзян Цзэминь, сменивший Дэн Сяопина на посту руководителя Китая, утверждал в 1990 году, что главная проблема Советского Союза была в том, что Горбачев был предателем, как и Лев Троцкий, советский революционер, обвиненный в предательстве марксизма-ленинизма Сталиным, стоявшим тогда у руководства страны. Это обвинение звучало иронично из уст чиновника, ставшим первым, кто приветствовал представителей китайского бизнеса в якобы коммунистической правящей партии страны. Однако в декабре 2012 года китайский президент Си Цзиньпин повторил эту оценку. «Почему Советский Союз распался?— спросил он у группы членов Коммунистической партии. — Их идеалы и убеждения пошатнулись, — объяснил он. — В конце концов, от Горбачева требовалось лишь тихо объявить о роспуске советской коммунистической партии, и великой партии не стало». Тем не менее, доминирует в большинстве интерпретаций распада Советского Союза логика Дэн Сяопина. «Мой отец, — рассказывал младший сын Дэна, — считает Горбачева идиотом».
В России многие с этим согласны. Россияне регулярно называют Горбачева одним из худших руководителей страны в 20 веке. В проводившемся в 2013 году опросе лишь 22 процента россиян дают Горбачеву положительную или почти положительную оценку, а 66 процентов оценивают его отрицательно. При этом Леонида Брежнева, руководившего страной в застойный период, длившийся более 20 лет, положительно оценивает 56 процентов россиян. Даже Сталину, стоявшему во главе кровавого террора, половина россиян дает положительную оценку. Неудивительно, таким образом, что репутация Дэн Сяопина в России улучшилась. Многие россияне расценивают Китай как модель того, что их стране стоило предпринять в 1980-е-1990-е годы. Либеральная политика провоцирует хаос и обрушение экономики, заключили многие россияне, а экономическому росту может способствовать лишь авторитаризм.
Учитывая растущую привлекательность рыночной экономики в сочетании с авторитарным правлением, неудивительно, что диктаторы, такие как президент России Владимир Путин, критикуют таких демократов, как Горбачев. Коммунистическая партия была институтом, не позволявшим Советскому Союзу распасться и гарантировавшим соблюдение законов и оплату налогов. Разве удивительно, что страна распалась, стоило Горбачеву начать наступление против авторитета партии в конце 1980-х годов?
В этой интерпретации теряется тот факт, что советская система передала власть новому правящему классу генералов, руководителей колхозов и промышленных предприятий, которым было выгодно обнищание и неэффективность экономики. Дэн Сяопин смог найти компромисс с другими элитами, позволив им сохранить власть и при этом заручившись в обмен их поддержкой при осуществлении экономических реформ, позволивших Китаю развиваться. Однако в Советском Союзе экономические реформы означали уничтожение силовой базы групп с особыми интересами и вероятность нависшего на заднем плане и над головой Горбачева военного переворота. А у Дэн Сяопина этой угрозы не возникало.
Горбачев проиграл не потому, что советская экономика была несовместима с реформами. Пример Китая доказал, что переход от плановой к рыночной экономике был возможен. Советский Союз распался скорее из-за того, что обширная политическая власть оказалась в руках людей, имевших все основания подрывать попытки разрешения финансовых дилемм страны, сформированных за многие десятки лет.
В конце концов, политическое влияние этих групп интересов оказалось намного больше, чем полагал Горбачев. В своем стремлении реформировать страну и оградить ее от катастрофы Горбачев запустил как раз тот процесс, который и привел в итоге Советский Союз к распаду.

Статья является отрывком из новой книги Криса Миллера «Борьба за спасение советской экономики: Михаил Горбачев и распад СССР» (The Struggle to Save the Soviet Economy: Mikhail Gorbachev and the Collapse of the USSR).