Украина и украинско-российские отношения

Отвечаю всем сразу.
Я никогда не подпишу никакую российскую петицию на этом сервере.

По двум очень простым причинам.

Во-первых, ни одно российское ведомство, учреждение или должностное лицо по закону вообще не обязано обращать внимание на подписи, размещённые неустановленными лицами на частном коммерческом сервере, расположенном в штате Делавэр, США. Точно так же, как никакое американское должностное лицо не обязано реагировать на петиции, поданные китайцами на китайском голосовательном сервисе.

Это соображение (про юрисдикцию) можно было бы оспаривать, называть казуистическим или несущественным, если б речь шла о реально влиятельных в России зарубежных площадках — таких, как Фейсбук, например, или Твиттер. По факту мы можем вспомнить немало примеров, когда информация, опубликованная в этих соцсетях, вызывала те или иные реакции со стороны российских госорганов. В практике Change.org подобных примеров за 8 лет существования площадки не наблюдалось. То есть этот инструмент — ровно такой неэффективный, каким он и должен быть, с учётом статуса платформы (и отсутствия на ней любых инструментов идентификации пользователей-подписантов).

Во-вторых, сам по себе Change.Org — проект в высшей степени отстойный, спаммерский и корявый.
В одной только Википедии список претензий к нему американских пользователей насчитывает 5 разделов. Для меня наиболее существенной проблемой является в высшей степени некорректное обращение владельцев сервиса с персональными данными людей, доверивших ему свою персональную информацию. Мало того, что они её продают налево, и могут от Вашего имени заспамить Вашу же фейсбучную ленту — так они ещё и используют контакты зарегистрированного пользователя для присылки собственной непрошенной рекламы.

Проект, действующий до такой степени за рамками элементарных понятий о сетевой этике, ни в коем случае нельзя использовать для публичной общественной деятельности. Когда человека, который по Вашему призыву подписал письмо в защиту угнетённых, а дальше его начинают заваливать коммерческим спамом из США — это может дискредитировать в его глазах любую правозащитную деятельность.

Если Вас, как и меня, не устраивает сервер «Российской общественной инициативы», имеющий два бесспорных достоинства (он официальный, так что власть обязана реагировать, и все подписи под петициями там подтверждаются государством), то в России также существует немало других значимых площадок для сбора подписей — без спама, без подстав, но с той или иной степенью верификации подписантов. Например, есть известный механизм сбора подписей на площадке «Новой газеты». На платформах социальных медиа тоже существует возможность мобилизовать пользователей в поддержку той или иной инициативы — куда успешней, чем на площадке какого-то мутного делавэрского стартапа.

- В начале войны я был зачислен в военно-морскую спецшколу. Когда началась эвакуация, нам объявили, что вновь зачисленные остаются в Одессе, чтобы в тылу врага выполнять подрывную работу. Но, как оказалось, это касалось не всех и многие такого объявления не слышали. Не слышал их и мой соученик по школе, с которым мы вместе проходили медкомиссию. Правда, фамилии его я не помню, знаю, что потом он стал капитаном II ранга и, выступая по одесскому телевидению в передаче, посвященной 50-летию со дня рождения Яши Гордиенко, вспомнил забавный эпизод, который произошел со мной во время осмотра на медкомиссии. При измерении объема легких я так усердно дунул в прибор, что из него вылилась вся вода...
Я пытался понять затем, почему так получилось, что не все знали о приказе, и пришел к выводу, что, видимо, курсанты должны были приходить в школу не ежедневно, а только в определенные дни - по группам. Так что некоторые и не увидели объявления, висевшего в школе...
А с Яшей Гордиенко я встретился в самом начале оккупации. Он был с тремя незнакомыми парнями. По его поведению можно было заключить, что он претендует на лидерство, хотя по своему возрасту вряд ли сможет быть настоящим подпольщиком и рискует быстро провалиться, потянув за собой других.
Почему я сделал такой вывод? Да потому что Яша кричал на многолюдной улице, что оккупантов надо убивать, как бешеных собак, и ставил мне в вину, что я этого не делаю. Я намекнул ему, что так не следует вести себя подпольщикам, но он не понял. Уже позже, когда я узнал, кем был Яша Гордиенко, я решил, что невысокий парень, по виду старше всех, был его братом Алешей, но Нина Гордиенко, сестра Яши, сказала мне, что Алеша был высоким. А встреченные мною ребята, оказывается, входили в Яшину группу.
Яшу Гордиенко я затем встречал еще несколько раз в районе железнодорожного вокзала. Дело в том, что после того, как подпольщики установили со мной связь, я получил задание: наблюдать за тем, сколько в Одессу прибывает эшелонов с вражескими войсками, каков род этих войск, где они размещаются и т. д. Возможно, Яша Гордиенко выполнял такое же поручение.
Потом, когда я уже работал на лакокрасочном заводе, то встретил там парня, который тоже был курсантом военно-морской спецшколы, только годом старше. Он был арестован, сидел в тюрьме вместе с Яшей Гордиенко и рассказывал, что Яша, несмотря на пытки, подвешивания к потолку (т. н. "аэроплан") и другие жестокие меры, не отвечал на вопросы карателей. А когда его били, пытался бить в ответ. Но каратели на это не обижались, говорили: "физкультура - бун (хорошо)", - и опять продолжали пытки.
Курсанту, который это рассказал, мы доверяли. Я делился с ним рассказами о том, как убежал из тюрьмы, другие говорили о своем негативном отношении к оккупантам. Но после освобождения Одессы оказалось, что он был соглядатаем полиции, хотя нас почему-то не предал. Не называю его фамилию, он был арестован и вскоре умер в заключении...
А вот моя первая связь с подпольщиками прервалась после одной трагической истории. В оперном театре проходило важное совещание оккупантов, на котором присутствовали многие военные чины. Нам с одним товарищем поручили проникнуть в театр для диверсии, причем я должен был отвлечь часового. К сожалению, моя попытка не удалась, и румынский часовой заколол штыком парня, который пытался пройти в театр. Так закончился первый этап моей подпольной деятельности...
А вот еще один эпизод, относящийся к первым месяцам оккупации.
На Слободке, где я живу, фашисты создали еврейское гетто. К нам в дом подселили две семьи: двух пожилых одесситок и молодую супружескую пару учителей из Румынии. Каждый день группу евреев этапом гнали в Березовку, где их расстреливали. Жители Слободки к этим людям относилось по-разному: одни откупались, чтобы к ним не ставили евреев; другие старались скорее от них избавиться; третьи вообще заявляли румынам, что у них долго засиживаются евреи, которые подкупают румынских солдат; но немалая часть населения относилась к нежданным постояльцам сочувственно.
Евреи, которые были у нас, также подкупали румын, чтобы не попасть в группу тех, кого увозили на расстрел. Я старался им помочь: покупал на рынке продукты, приносил воду. Как-то одесские еврейки попросили меня пойти на Садиковскую улицу, где они жили, с запиской к соседям, у которых одна из них оставила новые туфли. Приходилось рисковать: гетто было оцеплено, и в тех, кто пытался из него выйти без разрешения, стреляли. Но мне удалось добраться до Садиковской, однако соседи сказали, что никаких туфель никто не оставлял, хотя записку не вернули... Наши евреи покинули гетто среди последних, погрузив свой скарб на мои салазки, а в благодарность супружеская чета подарила мне на память две румынские фарфоровые чашечки с блюдцами...
Однажды ко мне пришел мой товарищ и сосед Саша Лаврученко. Сестра его матери была замужем за сотрудником из "органов". Еще до оккупации города Лаврученко предложил мне пойти к ним в гости на Софиевскую. Нас угостили, разговор был о родителях, о жизни. Теперь Лаврученко мне рассказал, что незадолго до начала оккупации он был у родственников, и дядя Костя сказал ему, что именно нам следует делать в оккупации. Саша сказал, что завтра мы с ним должны пойти устраиваться на работу. На следующий день мы пришли на улицу Гоголя, 12. Здесь охранка превращала здание в свой офис. Работали мы чернорабочими и наблюдали за теми, кто посещал здание, кто тут работает. Все данные передавали Сашиному отцу. Руководил работами военный инженер в зеленой офицерской форме, говоривший по-русски, а бригадиром была пожилая немка из местных. Но мы здесь не только таскали камни и выносили мусор, но и вели антинемецкую пропаганду, отговаривали рабочих ехать на восстановление взорванной дамбы. Среди рабочих был местный немец, он меня и предал. Меня попытались под благовидным предлогом прощупать, но я догадался и притворился лояльным. Но меня все же вежливо уволили. Вскоре за мной приехал "черный ворон". Я успел спрятать свои документы. Меня отвезли в сигуранцу. Немцы передали меня своим румынским коллегам. Привели в сигуранцу, у меня потребовали документы, я сказал, что сдал их на продление. Меня обыскали, все, что нашли, забрали, записали фамилию, имя и адрес, посадили в этот же "черный ворон" и отвезли в городскую тюрьму. Здесь все повторилось, но регистратор, спросив мою фамилию, переспросил, назвав какую-то другую. Я сказал: "Да" - и был записан под другой фамилией, а адрес уже сам частично изменил. Вместо номера дома 35 назвал номер 25, а улицу сказал верно.
Тюрьма была переполнена, меня посадили в помещение карцера, пол был цементный, и я застудил легкие, они больны до сих пор. Вскоре, при отправке заключенных на работы, мне удалось бежать, я скрывался у родственников, меня разыскивали, но вскоре перестали искать. Возможно, я попал под амнистию королевы Румынии Елены. Может быть, регистратор был подпольщиком.
А в это время сестра познакомила меня с приятелем своей подруги Нади Абиленис Иваном Зозулей. Он был подпольщиком. Мы с ним ходили в город устанавливать связь с другими группами, подготовкой диверсий и др.
В оккупации я вел дневник, но сохранилась только часть его - 1942-й и начало 1943-го года. Там записано о положении населения в городе, о ценах на продукты, о нормах отпуска хлеба - 150 г на два дня, о положении пленных, налетах советской авиации на город, о том, что я был в тюрьме и др. Теперь я не мог вспомнить, как прекратилась связь с Зозулей. Заглянул в дневник. Оказалось, что он хотел, чтобы я уговорил свою сестру Тамару встречаться с ним, а с Надей он ничего общего не хочет иметь. Ну а я сделать этого не смог, он сестре не нравился, и Зозуля перестал к нам приходить.
Оккупанты, ужесточая свой режим, заставляли всех работать на трудповинности. Понадобились специалисты. Я сказал, что могу работать электриком. Работал на лакокрасочном заводе под руководством Романа (фамилию не помню, помню, что он жил в Одессе с женой и маленькой дочкой), и Михаила Воеводы, москвича. Они говорили всем, что были в плену. А пленные, кто был одесситом или был взят на поруки, могли жить дома. Однако, вероятно, они были разведчиками, судя по их действиям. Накануне пуска завода они решили сжечь химическую лабораторию. Для этого был подготовлен стальной провод, и я должен был проложить его на роликах по деревянному потолку лаборатории. На ночь к нему подключили мощный вентиляционный мотор, разместили в лаборатории горючие материалы, но подгорела лишь слегка часть потолка, очевидно, потолок был пропитан определенным раствором, а проводка сгорела.
Началось расследование пожара. У завода был хозяин - румынский миллионер, приближенный к королевской семье. После окончания ремонта завода он говорил, что королева Елена поздравила рабочих, отличившиеся были награждены, в том числе, орденами и медалями. На расследование приехал хозяин с дочкой - девушкой лет 20. Я должен был сказать ему, что взял провод со склада в отсутствие кладовщика, и не знал, что он стальной, работа была, мол, срочной. Мои объяснения были "шиты белыми нитками". Но хозяин не был заинтересован в огласке, и дело постарались замять. Мне уменьшили возраст, и комиссии я был представлен как ученик. Запомнилось, как дочка хозяина - некрасивая блондинка - рассматривала завод и, встретив меня, удивленно на меня смотрела. Хозяева уехали в Бухарест, а меня, опасаясь последствий, вскоре перевели на другой завод. Затем туда были переведены Роман и другие рабочие. Сюда немцы привезли для ремонта пушку. Рабочие отказывались ее ремонтировать, мол, завод выпускает линолеум и пробку. Но немецкий офицер сказал, что на заводе есть инженеры, мастера, и, если не начнут ремонт пушки, всех повесят. Позже Роман мне сказал, что в обеденный перерыв он меня подстрахует, а я должен в механическом цеху перерезать в незаметном месте провода, что я и сделал. Но мастер электроцеха Иван Сударушкин догадался, что это сделал я. Он возмутился, наказал меня, а потом в электроцеху стал меня учить паять провода, запер меня на ключ и ушел. Но уже электрики завода выключили на столбе высокое напряжение, частично повредили электроподстанцию, а немцам сказали, что напряжение выключила электростанция или случилось повреждение на трассе. Пушка так и не была отремонтирована.
Все дни оккупации были опасными, но все же самыми опасными для меня были последние дни, когда немцы отстранили румын от власти. Начались облавы. И в этот период Роман послал меня на вокзал выяснить, в каких вагонах вывозится оборудование заводов и фабрик. У железнодорожных вагонов стояли пожилые железнодорожники, все они были навеселе. Я под видом продавца румынских сигарет и табака подходил к вагонам.
Решение было неудачное, тогда все старались избавиться от немецких денег, но пьяненькие железнодорожники не вникали в суть и охотно покупали мой товар. Но тут я заметил парня-дублера. Только он покупал у них сахаринчик. Мы отнеслись друг к другу настороженно, и когда в городе я был уже по другому делу, увидел этого парня. Он быстро подошел ко мне и спросил: "Ты зачем за мной шпионишь? Ты что - большевик? Я сейчас скажу офицеру". Я не растерялся, мы посмотрели друг другу в глаза, вместе развернулись и разошлись. После освобождения Одессы мы с ним встретились на том же месте, на Дерибасовской. Он хотел со мной поговорить, но я на него был зол и слушать не стал. А надо было выслушать...
Перед тем как оставить город, немцы приказали всем жителям открыть ворота и двери, а окна закрыть. По улицам ходили "власовцы". Хотя они к Власову и его армии никакого отношения не имели. В основном это были преступники - воры, грабители, убийцы - и вместо расстрела им предлагали вступать в каратели. Иные ходили с собаками. Забирали молодых мужчин и парней, готовились массовые расправы. Мы же закрыли ворота и договорились с соседкой, что она откроет свою калитку, и когда придут за мной, я перелезу через забор, а когда выйдут и будут к ней стучать, я перелезу обратно. Когда к нам постучали, я перелез через забор, а когда вышли, и сестра мне об этом сказала, я вылез на забор. В это время калитка открылась (она была не заперта), и власовец, подняв винтовку, нажал на курок, забыв снять предохранитель. Он крикнул: "Слезай, раз так тебе повезло". В это время вышла соседка, прибежали сестра и мать.
Власовцев было двое. Тот, что стрелял, был местным, знакомым соседки, а второй - сибиряк, ярый враг советов. Соседка стала просить, говоря своему знакомому: "Это же наш, слободской". Она вынесла большой кусок сала, побежала и принесла бутылку вина, но они не соглашались меня отпускать. Сибиряк говорил: "Нам за него дадут награду". Я вспомнил о своей справке, что я работал чернорабочим у немцев. Показал ее власовцу. Власовец заколебался, по-немецки читать не умел, возможно, подумал, что немцы за меня ничего не дадут, и согласился меня отпустить. Взяв сало и вино, они ушли.
Через несколько дней Одессу освободили. К нам на квартиру поставили девушку-военфельдшера, а солдаты, постелив шинели на пробивавшуюся траву, легли спать во дворе. Один из них спросил меня, как мы здесь жили. Я ответил: "Плохо". Он улыбнулся, сказал: "Ну теперь будет лучше".

http://porto-fr.odes…6&nnumb=29

Искажена пропорция для возрастной группы около 50 лет, т. е. около 1939 г. рождения. В России не хватает примерно 1 млн. в каждой из 3-4 ближайших когорт. Кто-это: дети сосланных в Казахстан в 1930-е? Дети эвакуированных во время войны и не вернувшихся обратно? Для целинников они слишком молоды. Для миграционного движения в 60-е годы их слишком много. Повышенной (по сравнению с Украиной?) смертностью объяснить не могу. Военные пенсионеры?
По ходу дела набрел на любопытную статью Ж. А. Зайончковской ВНУТРЕННЯЯ МИГРАЦИЯ В РОССИИ И В СССР, несколько меняющую представление о происходящем. Например, в начале XX в. уже наблюдалось активное расселение русских по окраинам империи, сменившееся после революции масштабной репатриацией. Очень похоже на то, что происходило в советские годы и после распада СССР. Ничто не ново под луной... Еще интересно: "Поворот от центробежного к центростремительному движению русских обычно связывают с коллапсом СССР, но, в действительности, он начался гораздо раньше. Первыми были Грузия и Азербайджан, откуда отток русских идет с 60-х годов, [...]. Со второй половины 70-х годов начался отток русских из Средней Азии. В 1979-1988 гг. процесс реэмиграции русских охватил большинство республик, а в тех из них, куда продолжалась эмиграция (на Украину, в Белоруссию, Прибалтику и Молдавию), ее темпы сильно замедлились." 

Чему способствовала слабая дисциплина в украинской армии, а также полная бесконтрольность «нерегулярных военизированных отрядов», которые во всем цивилизованном мире называются «парамилитарис» или «эскадронами смерти». Дело доходило до разграбления военных складов оружия.

Вот горькая исповедь начальника полиции Славянска, подконтрольного Киеву, Сергея Алёшина:

«В основном, люди забирают оружие домой по причине „а почему бы и нет?“ Некоторые говорят, что забыли, другие — что оружие необходимо им для рыбалки или на подарок для друга. А затем мы слышим обо всех этих вещах: взрывах в квартирах, во дворах и на улице. Это — угроза национальной безопасности».

Количество стволов, которые свободно гуляют по «самостийной» республике, определить невозможно. Но их «работа» учету поддается, хоть для недопущения «общественной нервозности» власти склонны преуменьшать масштабы оружейной эпидемии. За семь месяцев этого года на Украине преступлений с применением огнестрельного оружия совершено вдвое больше, чем за весь 2015 год.

В результате в стране сформировался «черный» оружейный рынок, который взяли под контроль криминальные структуры. Причем, территории «ридной Украйны» этому рынку уже явно недостаточно. И оружие с него начало расползаться по миру.

Существуют европейские «поставки». Так, например, в мае этого года на границе с Польшей был задержан выезжавший с Украины 25-летний француз, связанный с ультраправыми группировками. В его автомобиле обнаружили переносные зенитно-ракетные комплексы и автоматы Калашникова.

Однако наибольший спрос на оружие в «горячих точках», к каковым относятся Сирия, Ирак, Ливия. Туда с Украины потоком идут автоматы, пулеметы, переносные зенитно-ракетные и противотанковые комплексы. Иногда поставляется и более тяжелое вооружение. Рейтер приводит высказывание эксперта по постсоветской оргпреступности Марка Галеотти, старшего научного сотрудника Пражского института международных отношений. Он утверждает, что большая часть преступного оружейного трафика берет свое начало в одесском порту.

Глубже Рейтер не копает, ограничившись и без того прекрасно известным выводом, что на всякой войне греют руки криминальные структуры. А между тем, было бы интересно узнать, что именно и кому именно продают украинские «оружейные барона»? Да и кто они такие, насколько удалены или же приближены к новой украинской власти?

Главный и, пожалуй, единственный принцип, которым руководствуются киевские оружейные контрабандисты, — лишь бы платили валютой. Кому оружие попадет в руки — для них не имеет ни малейшего значения.

Так, осенью 2015 года спецслужбы Кувейта пресекли деятельность местной преступной группировки, снабжавшей оружием ИГИЛ *. Эти кувейтские посредники по отлаженному каналу закупали оружие на Украине и переправляли его в Сирию через территорию Турции.

А в феврале того же года группа хакеров «Киберберкута» выложила в сеть документы, в которых приведена схема нелегальных поставок оружия в Сирию. Но уже противоположной по отношению к ИГИЛ стороне — правительству Башара Асада. В этих документах засветились замминистра обороны Украины Петр Мехед и глава Харьковской областной администрации Игорь Балута.

Снабжение оружием и игиловцев, и правительственных сирийских войск, по мнению Вашингтона, дело крайне вредное для сценария решения сирийского конфликта, разработанного в Белом доме. Однако до поры заокеанские покровители «самостийности» будут это терпеть, поскольку оружейная контрабанда — неотъемлемая часть нынешней украинской государственности. И у нее давние и прочные корни.

На Украине почти с самого начала ее самостоятельного существования с большой выгодой распродавали вооружение. Правда, выгода была не для государства, а, скажем, для узкого круга лиц, имеющих доступ к этому вооружению и пользующихся покровительством верховной власти. То есть, по сути, разворовывали. И каждая новая власть заявляла о непримиримой борьбе с этим явлением. Но продолжала делать то же самое.

Нынешний режим все свои неудачи на военном поприще пытается свалить на Виктора Януковича, что вполне понятно. В конце мая на заседании комитета Верховной рады Украины по вопросам национальной безопасности и обороны было в очередной раз доказано, что причина неудачных действий армии кроется в преступной деятельности прежнего президента. И были приведены взбудоражившие общественность данные.

По ним новая украинская статистика такова. За четыре года правления Януковича за рубеж было будто бы продано 477 танков, 330 БТР и БМП, 94 самолета, 145 вертолетов, 6000 ракетных и артиллерийских установок, 740 000 единиц стрелкового оружия. Ложь абсолютно геббельсовская. Виктор Федорович, может быть, распродал бы еще больше, чем ему инкриминируют, если бы к тому времени осталось что распродавать.

Наиболее близкая к истине цифра — количество танков. Все же остальное депутатами Рады высосано из пальца. Реальные цифры иные. В них не учтены ракетные комплексы противовоздушной обороны и стрелковое оружие.

При Кучме продано за границу: танков — 542, БТР и БМП — 456, самолетов — 81, вертолетов — 148, ракетных и артиллерийских установок — 257.


Фото: Максим Никитин/ ТАСС

При Ющенко: танков — 293, БТР и БМП — 368, самолетов — 215, вертолетов — 34, ракетных и артиллерийских установок — 669.

При Януковиче: танков — 430, БТР и БМП — 79, самолетов — 29, вертолетов — 17, ракетных и артиллерийских установок — 175.

«Дедушка» Кучма мало интересует комитет по национальной безопасности и обороне. К нему особых претензий нет. Что когда-то было — быльем поросло. Главный же, по мнению Рады, разрушитель украинской армии и главный расхититель средств, вырученных от продаж вооружений — Янукович.

Правда, на том майском заседании комитета вспоминали и Ющенко. Хоть цифр и не приводили, но сказали, что он тоже изрядно сократил запасы вооружений сухопутных войск, авиации и Военно-морских сил Украины. Однако логика у членов комитета столь искривленная, что деяния Ющенко преподносятся как абсолютно правомерные. Потому что, дескать, он добивался приема Украины в НАТО. И, следовательно, страна при нем находилась под защитой альянса. Так что распродавать можно было все подряд, что Виктор Андреевич и делал.

А вот Янукович армию, оказывается, разрушал, поскольку делал то же самое, что и предшественник, хоть и в более скромных масштабах. Но при этом имел наглость отвернуться от НАТО.

Однако на самом деле в Киеве коррупционная распродажа продолжилась и после переворота 2014 года. И старт новой фазы был совершенно феноменальным.

В марте того года на электронном аукционе eBay украинской стороной был выставлен на продажу стратегический ракетоносец Ту-95 МС. При ресурсе в 5000 часов он налетал всего лишь 454 часа. Стартовая цена лота составила 3 млн. долларов.
Разумеется, сейчас развернуться, как в прежние времена, непросто. Во-первых, для распродажи мало чего осталось. Во-вторых, в условиях военной истерии не так-то и просто продолжать разворовывать армию. Однако для гибких умов в Киеве ничего невозможного нет.

Сейчас на Украине появилась интересная тенденция — закупать технику военного назначения за рубежом и тут же продавать ее. Разумеется, при этом госбюджету наносится еще больший ущерб. За примерами далеко ходить не надо. В апреле 2015 года на сайте vt-group.com были выставлены на продажу 20 броневиков Saxon. Каждый из них был прежде приобретен Киевом у Великобритании за 50 тыс. фунтов.

Но продолжают работать и старые схемы. Центру анализа стратегий и технологий удалось получить некоторые данные от Государственной службы экспортного контроля Украины. Так вот, за непродолжительный период Украина продала 11 танков Т-72 М1 Нигерии, 4 танка Т-72 — Эфиопии, а также 5 новейших танков БМ «Оплот» — Таиланду. В Южный Судан экспортировали 5 ударных вертолетов советского производства Ми-24 В. В Нигерию 12 гаубиц Д-30, в Таиланд — 20 бронетранспортеров БТР-3.

Есть и какие-то совершенно фантастические поставки, смысл которых даже малоопытному жулику понять невозможно. В США отправлено 10 тысяч винтовок и карабинов, 3 неких пусковых устройства, 226 ракет и 8 противотанковых установок.

Но все это лишь видимая макушка айсберга. На глубине наверняка вершатся более серьезные дела. Но о них не знает даже Рейтер. Хотя, видимо, догадывается.