Скрытый текст
Кончился газ. Неделями мы сидели без газа и возможности приготовить что-то горячее. Муж купил на рынке самодельную плиту: кусок камня-ракушечника на ножках с выдолбленной канавкой для электрической спирали.
Потом кончилось и электричество. Понимаю, что звучит диковато для человека, хоть немного разбирающегося в этом предмете. Но оно действительно кончилось. Его стало совсем мало, зато появились веерные отключения. По вечерам мы смотрели в окошко: вот там тоже нет света, и там тоже, а вот в том доме горит, надо же, повезло! Тогда муж купил лампу, которую надо было заправлять керосином. Керосина не было, потому заправляли уайт-спиритом. Горел, но вонял необыкновенно. При свете этой лампы муж готовился к занятиям в школе. В то время у него вдобавок к основной работе появилась куча подработок, школа – одна из них.
Запомнился один случай. Вечером после работы надо было срочно сбегать в магазин. Зажгла свечку, поставила на стол. Все объяснила детям, еще дошкольникам: если погаснет свет, не бойтесь. Свечка будет гореть, только не трогайте её. Я скоро вернусь. Не успела. Свет погас как раз тогда, когда я зашла внутрь магазина. Бегом назад, к детям! Темная улица, дом с чернеющими окнами, неработающий лифт и этаж за этажом наверх по лестнице… (Привет ювенальной юстиции! Сейчас мне тоже как-то не по себе).
И да, невозможно не рассказать. Совсем короткий рассказ коллеги по работе: тёща уже три дня варит холодец…
А вот это была хорошая новость. Муж получил премию на работе. На премию купил нам подарок – батончик «Сникерс». На этом премия закончилась.
Потом кончились лекарства. Что-то еще оставалось в домашней аптечке, но с истекшим сроком годности. Рекомендация врача в памяти до сих пор: если таблетки не пожелтели и не крошатся, то использовать МОЖНО. Врач, кстати, хороший был.
В ту зиму, необычно холодную для юга, в нашем и нескольких соседних домах кончилось тепло. Авария на теплоцентрали, на улице разрыли большую канаву и недели две шел ремонт. За это время в нашем доме в подвале перемерзли трубы (но не полопались!). Отогревали их с помощью костра, разведенного прямо в подвале. На дрова пошел забор, огораживавший зáмершую неподалёку стройку.
Вдобавок кончилась вода. Та, что успели набрать в ванну, через несколько дней выглядела слоёным коктейлем: сверху нечто полупрозрачное, снизу – рыжевато-коричневое. Впрочем, это не удивительно: вода в те времена качеством не блистала.
В редкие часы, когда электричество в доме было, можно было посмотреть телевизор. С нами говорили исключительно по-украински. Передачи по радиоточке тоже шли на мове. Согласно закону перехода количества в качество я уже была готова заговорить по-украински. Проблема одна – не с кем. Люди-то вокруг, даже с самыми что ни на есть украинскими фамилиями, говорили исключительно по-русски. Впрочем, справедливости ради надо сказать: местное радио один час разговаривало с нами по-крымско-татарски и один час по-русски. Из русских новостей запомнилось вот эта, не дословно, по смыслу: да, плохо, но будет, как в Армении. В Армении в то время, как рассказывали в новостях, жгли костры на улице, чтобы согреться и приготовить поесть…
При температуре в помещении плюс 8 градусов изо рта выходит пар. Проверено на себе.
Собирая ребенка в садик зимой, надевала на него все самое теплое, в том числе собственный свитер. Процесс раздевания в садике выглядел так: расстегнуть пуговицы на шубке – и всё, можно идти в группу. В садике тепла тоже не было.
Еще одно воспоминание о той зиме. Невозможно было выпить горячий чай. Даже если решалась первая проблема – вскипятить воду, то появлялась другая: чай остывал быстрее, чем успеваешь пить.
Ну, в общем, все однажды кончается, терпение тоже. Мы собрали самое необходимое, купили билеты и уехали на родину, в Россию. Наш крымский период жизни закончился.
Россия 90-х годов памятна всем. Хотелось бы добавить одно. Вы даже не представляете, какое это счастье, когда из крана идет вода, свет – в любое время суток, тепло, а на кухне всегда есть газ. Я ничего не идеализирую. Я все понимаю. Просто однажды я видела бездну.
Мы никогда не виделись больше с Андреем. Он женился, родились дети. Потом семья в поисках лучшей жизни перебралась из Крыма на Украину, родину Андрея и его жены. Муж переписывался с Андреем. Мужчины немногословны, к тому же любое неосторожное слово, особенно сейчас, чревато непредсказуемым – кто знает, как и чем может отозваться. Так что мы немного знаем о его украинской жизни. Было трудно, не все складывалось. Андрюха много работал, собрал кучу материалов, которых с лихвой хватало даже на докторскую – но так и не защитился. Сыновья выросли, оба студенты. Был страх за их будущее. Все же шли мобилизации и проч.
И вот этот внезапный звонок оттуда, с Украины. Звонила жена Андрея, если уж совсем точно, вдова. Андрюхи больше нет.
Это не стало потерей, когда невозможно не кричать от боли. Двадцать с лишним лет, что мы не виделись, срок большой. Только все равно больно. Я не знаю, что не так, но все случившееся – большая несправедливость.
Фото вначале – в память об Андрее. Мидии, «мидяйки», его «тема».
Все рассказанное – правда. Что-то всколыхнулось внутри и выплеснулось наружу.