Напряженность на Корейском полуострове

За год маятник качнулся в противоположную сторону, и возможно, дело было в том, что за первой волной коронавируса пришли вторая и третья, а на горизонте маячит четвёртая. Всякий раз власти вводили жёсткие меры социального дистанцирования, которые всё больше и больше били по малому и среднему бизнесу, но война с пандемией тем временем приобрела затяжной характер. Муна критикуют и за медленные темпы вакцинации, и за непоследовательную политику в отношении вакцины АстраЗенека, которую то запрещали, то разрешали опять. При этом, если предыдущие вспышки списывали на консервативные протестантские секты или на не желающих делиться контактами представителей секс-меньшинств, то затем стало понятно, что ни те, ни другие на самом деле не играют в распространении вируса решающей роли.
Тревожным знаком для администрации Муна было и то, что ему «показали спину» не только «пенсионеры», но и «пионеры». Относительную поддержку партии власти выказали только люди в возрасте за 40. Это то поколение, чья молодость выпала на 1980-е годы и противостояние военной диктатуре. Но пять лет назад молодёжь в возрасте 20-30 лет принимала весьма активное участие в массовых демонстрациях протеста.
По мнению целого ряда экспертов, включая автора, такими действиями молодёжь проголосовала не столько за консерваторов, сколько против администрации Муна. Молодым людям свойственно повышенное чувство справедливости, которое толкнуло её на выступления против Пак Кын Хе. Но к нынешнему времени, похоже, им окончательно стало ясно, что пребывание у власти Мун Чжэ Ина соответствует сюжету сказки о том, как победитель дракона сам превращается в дракона. И в этом смысле обретение подавляющего преимущества в парламенте натолкнуло демократов на мысль, что «теперь можно не стесняться», после чего количество скандалов, связанных с ними, существенно подскочило вверх.
Таковых было много, но наиболее важным триггером оказался кризис на рынке недвижимости. Цены растут, окоротить их запретами не удаётся, а правительственные чиновники пытаются на этом наживаться. Последней каплей был скандал с государственной корпорацией LH, чьи представители, используя инсайдерскую информацию, покупали территории, на которых должны были разворачиваться перспективные проекты, для перепродажи, когда цена участков взлетит в несколько раз. Скандал только разворачивается, начались первые аресты, и на допросы начали таскать не только представителей самой корпорации, но и людей из Голубого дома.
Считается, что на выбор молодёжи повлияла и тема сексуальных домогательств. Власти активно раскручивали её сами, рассчитывая таким образом ударить по консерваторам, но, судя по всем громким процессам последних лет на эту тему, руки и другие органы распускали в основном представители партии власти. Попытка компенсировать это, выставив на выборы кандидата-женщину, не удалась.
Более того, устав Тобуро запрещал выдвигать кандидатов на тот или иной пост, если предыдущий назначенец от партии погорел на скандале, тем более сексуальном. Мун активно бравировал этим положением, пока был в оппозиции, но как только речь зашла о таких жирных кусках, как мэрство в Сеуле или Пусане, устав поменяли.
Ещё перед выборами четыре социологические службы (Embrain Public, KSTAT Research, Korea Research International и Hankook Research) пробели опрос, по итогам которого 86% респондентов заявили, что правительству надо пересмотреть свою политическую линию полностью (35%) или частично (51%). Курс правительства в области недвижимости ошибочным назвали 80% опрошенных.
Отвечая на вопрос о том, на каких вопросах правительство должно сосредоточиться до конца своего срока, 29% опрошенных указали на оживление экономики, за которым следует стабилизация рынка недвижимости (24%), меры по борьбе с COVID-19 и обеспечение вакцинами (23%), сотрудничество с оппозиционными партиями (10%) и политику социального обеспечения и распределения (7%).
Разумеется, консерваторы пытаются представить дело так, что народ проголосовал против политики Мун Чжэ Ина вообще, включая недостаточную верность Соединённым Штатам, заигрывания с Севером или принятый в 2020 году закон, запретивший запуск антисеверокорейских листовок. Однако на самом деле эта тематика практически не звучала.
Некоторые считают, что демократы допустили тактическую ошибку, ожидая, что главным кандидатом от оппозиции будет На Гён Вон, и рассчитывая на «состязание двух женщин». Но, по сравнению с другими кандидатами от демократов, госпожа Пак была не лучше и не хуже остальных. Не обладала она и особой одиозностью. Скорее, у демократов не было в резерве такого политика-тяжеловеса, которого можно было выставить против О Сэ Хуна, а те, кто были, имели президентские амбиции и потому на выборы мэра не пошли.
Между тем, несмотря на консервативные взгляды, О был неплохим мэром Сеула, а его добровольный уход в отставку на фоне проигранного референдума позиционировал его как честного политика. Хотя, конечно, само по себе хорошее отношение к О не играло решающей роли. В 2020 году О Сэ Хун с малым разрывом проиграл бывшему пресс-секретарю Мун Чжэ Ина Ко Мин Чжун со счётом 47,8-50,3. Протестный фактор сыграл главную роль.
Вообще можно сказать, что голосование показало: Корея недовольна тем уровнем лицемерия, который продемонстрировал Мун и его команда.

Вторая примета нового мира — потеря авторитета международного права и структур, предназначенных для арбитража в прежних условиях. Хороший пример — резолюции СБ ООН, запрещающие КНДР запуск любых баллистических ракет. Это, кстати, нарушает постановления, зафиксированные в иных документах ООН, которые гарантируют всеобщее право на мирное освоение космоса.
Третья особенность — кризис компетентности, влияющий на качество решений как ЛПР, так и профильных экспертов, отчего стирается грань между реальной страной и ее карикатурным пропагандистским образом. Это хорошо видно по Северной Корее — любая безумная новость об этой стране находит свою аудиторию. И если история со смертной казнью Чан Сон Тхэка через поедание собаками была разоблачена довольно быстро, то не менее фантастические истории про смертную казнь за прослушивание К-рор вполне на слуху.
Кроме того, произошла замена силы права правом силы и отсутствие у нового поколения политиков страха перед большой войной, отчего военный конфликт (особенно гуманитарные бомбардировки страны-изгоя) возвращается в список способов, приемлемых для достижения внутри- или внешнеполитических целей.
Наконец, в такой ситуации КНДР не может пользоваться принятыми методиками разрешения конфликтов и оказывается вынуждена искать способы защищать себя самостоятельно, тем более что угроза ликвидации ее суверенитета отнюдь не является гипотетической. Корейская война формально не закончена, а статьи конституции Южной Кореи, которые распространяют территорию РК на весь полуостров и требуют от президента содействия объединению страны, никуда не делись. Кроме того, Закон о государственной безопасности трактует КНДР не как страну, а как антигосударственную организацию. Пересмотр этой концепции не произошел даже при относительно либеральных популистах — Но Му Хёне и Мун Чжэ Ине.
Опираясь на ракетно-ядерную программу, Северная Корея ставит перед собой две цели. Первая — выйти на минимальный, в перспективе — на гарантированный уровень ядерного сдерживания, при котором силовое решение северокорейской проблемы точно будет исключено из списка вариантов. Руководство Республики не без оснований считает, что только наличие ядерного оружия уберегло её от участи Ирака или Ливии. Хорошо известно, что Соединённые Штаты и их союзники периодически составляют планы наступательной войны с Севером, элементы которой отрабатываются на совместных американо-южнокорейских учениях вне зависимости от их масштаба.
Вторая цель — добиться международного признания, сбросив с себя ярмо страны-изгоя. Теоретическое присоединение Севера к «ядерному клубу» ставит его на один уровень с ведущими сверхдержавами; и именно это остается основной причиной того, что пока каждый существенный шаг КНДР в развитии ракетно-ядерной программы вызывал единогласное голосование большой пятёрки за очередной санкционный пакет даже в условиях внутренних разногласий в Совбезе. Существующий сегодня мировой порядок держится на том, что иметь ядерное оружие дозволено только пяти великим державам, а также на авторитете ООН, который рухнет, если выяснится, что после без малого 30 лет осуждения, резолюций и санкций Северная Корея все-таки «прогнула» Организацию Объединённых Наций под себя.
Не случайно вокруг самого термина «денуклеаризация» ведутся дискуссии. В представлении американских консерваторов, таких как Дж. Болтон и иных, придерживающихся реалистического подхода, денуклеаризация предполагает не только ядерное разоружение, но и лишение КНДР всех видов оружия массового поражения и ракетной программы в придачу. Это предполагает ликвидацию северокорейской угрозы как на глобальном, так и на региональном уровне. В противовес Северная Корея, а также Россия и Китай подчёркивают, что речь должна идти о денуклеаризации не КНДР, а Корейского полуострова, что предполагает определённые обязательства со стороны США и РК, вплоть до запрета входа в южнокорейские порты американских кораблей с ядерным оружием на борту.
Важно отметить, что для сторонников условно либерального подхода в международных отношениях северокорейский вопрос также чрезвычайно идеологизирован. Как для сторонника идей демократии и либерализма, так и для американского консерватора, у которого протестантская идентичность остается важным элементом мировоззрения, Северная Корея как авторитарный режим с атеистическим коллективизмом представляется «Государством Зла». Они видят ее своего рода законченным антиподом идеального государства, умозрительно существующего в представлении таких людей. Это в свою очередь, формирует жёсткую установку на противостояние, поскольку «Государство Зла» не просто недоговороспособно — оно в принципе недоговоровозможно. Любая сделка с таким режимом — неприемлемая уступка с точки зрения ценностей, а ценностное противостояние всегда более жёсткое, чем политическое или экономическое.
Во время кризиса 2017 г., когда, по мнению автора, вероятность конфликта действительно перевалила за 50%, Дональд Трамп и Ким Чен Ын проявили себя как прагматики и фактически поставили процесс на паузу. Вопрос о том, в какой мере это соотносилось с российско-китайским планом «двойной заморозки», остаётся открытым, и каждый, безусловно, хотел большего. Ким Чен Ын — смягчения санкций, Д. Трамп — больших уступок. Тем не менее пауза давала обеим сторонам свою «малую выгоду». Так, президент США мог заявлять, что, во-первых, он предотвратил войну; а во-вторых, санкции работают, ракеты не летают, и никаких неприемлемых уступок со стороны Соединённых Штатов нет. Ким Чен Ын же, с одной стороны, получил мирную передышку, которая позволила ему сконцентрироваться на экономическом развитии страны, а с другой, данные им обязательства носили фактически неформальный характер и никак не ограничивали развитие ракетно-ядерной программы. Пример тому — многочисленные и эффективные пуски ракет малой дальности, а также демонстрация новых типов МБР и БРПЛ (пусть и не испытанных).
При этом уже с конца 2019 г. сторонам было понятно, что «лучше не будет». В конце 2019 г. Ким Чен Ын заявил, что о смягчении санкций даже и мечтать не стоит, но дал Д. Трампу спокойно «досидеть» последний год президентства, и на момент написания данного текста его мораторий продолжает действовать (хотя, в представлении американских и южнокорейских экспертов, прошло уже несколько дат, в которые Ким должен был поднять ставки и пойти на обострение). Автор полагает, что в Пхеньяне выжидают, когда новая политика в отношении Северной Кореи будет сформулирована и объявлена. Пока же, по выражению Романа Лобова, «дверь закрыта, но не заперта на ключ», а Чхве Сон Хи, которая, похоже, продолжает курировать вопросы отношений КНДР и США, не потеряла свой пост и периодически выступает с заявлениями о том, что Север будет отвечать на силу силой, а на добро — добром. При этом на VIII съезде ТПК было подчёркнуто, что от перемены президентов общая враждебность США к КНДР не меняется, и потому Северная Корея не станет делать первого шага в ожидании действительно серьёзных предложений с американской стороны.
В такой ситуации мы подошли ко второму кварталу 2021 г., когда положение отягощается рядом дополнительных факторов. Первый из них — это новый президент США. Конечно, есть некоторая надежда на то, что он повторит тот путь, которым прошёл Д. Трамп — жёсткость в начале своего правления, затем столкновение с реальностью и переход к более конструктивному подходу. Однако пока складывается ощущение, что логика фракционной борьбы заставляет его действовать в логике «главное — не так, как Д. Трамп», а это предполагает курс на обострение. Такой подход будет провоцировать встречные действия КНДР. Что важнее, шоры такого рода не позволят администрации Дж. Байдена в ближайшее время выработать конструктивный подход во взаимодействии с Севером. В частности, можно обратить внимание, что, если при Д. Трампе валидная для демократов тема соблюдения прав человека в КНДР будировалась нерегулярно, при Дж. Байдене к ней проявляют внимание уже систематически.
Следующий фактор — это американо-китайское противостояние, которое ещё при Д. Трампе было декларировано как противостояние ценностного, а не сугубо политического характера. При новом президенте этот подход не меняется. США стараются ограничивать и сдерживать Китай, при этом такое противостояние является частью более общего противостояния России и Китая с условным Западом.
С точки зрения автора, подобный раскол и его последствия наносят по существующему миропорядку не меньший удар, чем ядерные амбиции Пхеньяна. Это, с одной стороны, укрепляет КНДР во мнении, что в нынешней ситуации надо полагаться на ракетный суверенитет; во-вторых, тренд на раскол в Совете Безопасности в определённой мере обеспечивает КНДР некоторую поддержку. Данное обстоятельство, однако, не значит, что при решении Севера резко повысить ставки единство в Совбезе исчезнет, но если посмотреть на китайско-американское противостояние с позиции союзников каждой из стран, то Китай может полагаться только на Север, который со времен укрепления отношений Пекина и Пхеньяна подчёркивает социалистический характер двух стран и дружбу, основанную на идеологических ценностях, а также начал осуждать США в своих СМИ за критику политики Китая. Всё это означает, что если Китай не будет считать действия КНДР слишком провокационными, то будет поддерживать Пхеньян на плаву и сдерживать американское давление, имеющее целью «денуклеаризацию» режима Кима. То же можно сказать и о России, хотя в политике Москвы северокорейская проблема имеет меньший приоритет в сравнении с делами ближнего зарубежья или Ближнего Востока.
В определённой мере на ситуацию влияет и пандемия коронавируса. Прежде всего, самоизоляция, на которую отправилась вся страна, породила новый виток предположений о скором крахе экономической системы и новом «Трудном походе». Далее, отток из КНДР дипломатов и представителей НГО затруднил сбор информации, что косвенно способствовало росту алармистских настроений. Затем, нельзя исключать ситуацию, при которой для ряда стран северокорейская тематика может стать способом переключения внимания с внутренних проблем, связанных, в том числе, с неудачной политикой в области борьбы с коронавирусом. В этих обстоятельствах перспективы прогресса в области денуклеаризации весьма и весьма туманны.
Четвёртый фактор — сам по себе уровень развития ядерной программы Северной Кореи, который делает малореальными те методы мониторинга, которые применялись в отношении стран, чья ядерная программа находилась на начальном этапе. По наблюдениям Владимира Хрусталёва [3], поскольку Северная Корея уже де-факто является ядерной державой, комплекс мер, направленных на обеспечение полной, необратимой и проверяемой денуклеаризации, фактически потребует лишения страны её суверенитета с точки зрения полномочий по контролю и проверкам, которыми должны обладать международные инспекторы.
Исходя из этого, можно сказать, что в текущей ситуации разговоры о денуклеаризации можно вести, но ради самих разговоров. Чтобы что-то сдвинулось с места, нужно чудо. Первый вариант — неким фантастическим образом международная обстановка изменится до такой степени, что Северная Корея перестанет чувствовать угрозу и будет готова отказаться от ядерной программы. Это предполагает даже не геополитические, а геотектонические изменения существующей архитектуры международной безопасности. Либо — второй вариант — опять-таки фантастическим образом в Северной Корее возникнет деятель «горбачевского типа», который по каким-то причинам решит отказаться от важной составляющей северокорейского политического мифа и гарантии суверенитета государства. Сюда же — все более жёсткие варианты, предполагающие денуклеаризацию после смены режима, вероятность которой, опять же, крайне низка.
Означает ли это, что из ситуации нет выхода и что рано или поздно дело закончится ракетным салютом? Нет. Сохраняется вариант «двойной заморозки», которая может продолжаться неограниченно долгий срок. Второй вариант требует больших усилий, поскольку предполагает смену повестки, в рамках которой при формальном сохранении термина «денуклеаризация» речь на самом деле будет идти о стратегии контроля над вооружениями. Северокорейский ядерный потенциал будут пытаться не уничтожать, а ограничивать, исходя из того, что задачи минимального сдерживания он уже выполняет. Такой позиции придерживается целый ряд учёных — не только в России [2], но и за рубежом, отдавая себе отчёт в том, какое сопротивление вызовет изменение подхода, противоречащее тренду на сохранение мирового статус-кво. Ведь любой отказ от полного ядерного разоружения стран-претендентов — трещина в режиме нераспространения ЯО.
Таким образом, чтобы действительно добиться денуклеаризации КНДР, потребуется радикальное изменение геополитической обстановки в СВА: исчезнет угроза — и меры против неё перестанут быть необходимыми. А пока для таких изменений нет возможности, российско-китайский вариант урегулирования путем «двойной заморозки» остается неидеальным, но наиболее приемлемым решением.

Баллистическая ракета. Северная Корея
 Stefan Krasowski

По мнению американских экспертов, на данный момент Пхеньян имеет в распоряжении порядка полусотни боезарядов различных видов, в том числе 18 свободнопадающих авиабомб и 32 боеголовки к ракетам. В случае если КНДР пустит их в ход сейчас, и с учетом мнения аналитиков Пентагона о примерно 76-процентной надежности северокорейских ракет, RAND полагает, что прорваться к целям сумеют примерно 10−12 из них. В том числе пять на Южную Корею и пять на Японию.
Тотального ущерба они не нанесут, однако критично дестабилизируют социальную, экономическую, государственную и военную структуру этих государств, а также существенно сократят возможности США по реагированию на подобный шаг северокорейского руководства. При этом собственные потери в этом варианте Америка оценивает не менее чем в 20 тыс. человек, или до 85% американской группировки в регионе.
Следовательно, Ким Чен Ын уже добился важного успеха в реализации стратегии повышения обороноспособности государства. Следующим реперным пунктом, по мнению Вашингтона, станет наращивание усилий по шантажу США с целью снижения масштаба американских экономических санкций, вплоть до их полной отмены.
Непосредственно на американское руководства Пхеньян давить не может, а вот влиять на «послушность» американских союзников в регионе — более чем. В частности, фактором давления на Южную Корею является разработанный еще в 2012 году план по захвату РК в течение семи дней.
Учитывая размеры имеющихся в КНДР запасов оружейных расщепляющих материалов, масштабы обогатительного производства и темпы выпуска новых ядерных боеприпасов, в RAND считают, что северокорейский арсенал к 2027 году достигнет 200 единиц, а к 2032-му — превысит 320, а количество наземных МБР — 100, ОТРК — 220, и МБР морского базирования — 18−24. В этом случае военное превосходство КНДР над РК, и даже над Японией, станет абсолютным.


Противоракетный комплекс THAAD
 U.S. Embassy Jerusalem

Ранее реализовывавшаяся идея противостояния северокорейской ядерной программе через усиление санкций и укрепление американо-южнокорейского сотрудничества, как сейчас становится видно, успеха не имела.
Считалось, что ценой содержания в регионе относительно малочисленных воинских частей и благодаря обширной программе военно-технического сотрудничества Соединенные Штаты способны обеспечить высокую эффективность японской и, прежде всего, южнокорейской армии, до уровня, достаточно для отражения возможной агрессии КНДР в рамках обычных вооружений.
А дислоцированные в РК батареи ПРО THAAD надежно прикроют небо от возможных малочисленных точечных ударов ядерных боеголовок Пхеньяна. Если Северная Корея решится на массированное применения своего ядерного оружия, то США нанесут по ней всесокрушающий стратегических ядерный удар.
Анализ текущей конфигурации внешних значащих условий показывает нереализуемость подобного плана на практике. Массированного ядерного удара по КНДР не допустит Китай, да и политическое руководство РК и Японии, а также других потенциальных и очень нужных Америке союзников в регионе — решительно не одобрят. Вплоть до появления требований по выводу американских контингентов с их территории.
Даже если их мнение, а также репутационные риски от убийства миллионов граждан КНДР проигнорировать, то ценой американской победы над Северной Кореей окажется полная утрата влияния в регионе, которое немедленно и неотвратимо окажется заполнено Китаем.
Эксперты RAND, а также сотрудничавшие с ними в работе над докладом американский Фонд защиты демократии, Национальный совет по разведке США, Ливерморская лаборатория, Отдел исследований в области национальной безопасности (NSRD) в офисе министра обороны США, Институт политических исследований ASAN, Корейский национальный университет обороны, Корейский институт анализа обороны сходятся во мнении, что диапазон мер по купированию северокорейской ядерной стратегии у Соединенных Штатов сокращается.


Система ПРО «Иджис»
 The U.S. Army

Если эффективное решение проблемы не удастся найти в течение ближайших 2—3 лет, то эффективность американского ядерного зонтика, по мнению региональных союзников Америки, быстро сойдет на нет. Что неизбежно отразится на изменении их политики в негативную для Вашингтона сторону.
Теоретически северокорейскую ядерную угрозу можно было бы купировать передачей вооруженным силами РК и Японии некоторого количества американского ядерного оружия оперативно-тактического уровня, но на такой шаг не готовы руководство США, американское общество и мировая общественность.
Другим, менее рискованным вариантом указывается необходимость резкого повышения устойчивости экономической и гражданской инфраструктуры Японии и Южной Кореи к поражающим факторам ядерного оружия, а также радикального насыщения их территории американскими системами ПВО и ПРО. В частности, только число батарей THAAD и только в одной РК рекомендуется довести с нынешних двух до не менее чем шести десятков.
Плюс построить по меньшей мере пять позиционных районов ПРО на базе системы «Иджис», с доведением размера их одновременного залпа до 40−45 противоракет. Однако реализовать этот вариант физически невозможно по финансовым соображениям. Столько денег у Сеула и Токио попросту нет, а Вашингтон столь огромную, примерно в 3,4 трлн долларов, безвозмездную финансовую помощь предоставлять не намерен.
Ввиду чего остается единственный вариант — сосредоточиться на поддержании высокого уровня личной угрозы против Ким Чен Ына персонально. Делать это рекомендуется через периодическую публикацию в открытых СМИ репортажей о мероприятиях, в которых лидер КНДР принимает личное участие, с указанием точного места и времени их проведения. Тем самым намекая на возможность американских спецслужб осуществить точечную ликвидацию, если такое военно-политическим руководством США будет сочтено последним и единственным способом предотвратить ядерную агрессию КНДР в угрожающий период.


Ким Чен Ын
Primorsky.ru

Насколько все предлагаемое действительно способно «сработать», сказать сложно. Очевидно другое — руководство Соединенных Штатов мир на Корейском полуострове и во всей Юго-Восточной Азии интересует в самую последнюю очередь. Иначе зачем продолжать сохранять санкции против КНДР, которые к тому же утратили практическую эффективность?
Две Кореи хотят объединиться. Пока еще не знают, как практически, но на уровне менталитета социума — хотят. Причем без войны. Потому и поиск пригодных вариантов идет сложно и не быстро. Но главное — он идет. И именно позиция Вашингтона мешает ускорению процесса.
Но вот что радует, до ведущих американских фабрик стратегической мысли стало доходить, что эпоха безусловности американского мирового доминирования заканчивается. Вернуть ее назад США не в состоянии даже силой оружия.

 Индонезийская подводная лодка KRI Nanggala (402) на военно-морских учениях в Восточном Калимантане, 1992 год.

Примечательно, что Южная Корея к тому времени сама делала первые шаги в подводном кораблестроении. А её «опыт» в этом деле не достигал и десяти лет, в течение которых та же DSME строила подлодки по немецкой лицензии. При этом она активно демпинговала на этом рынке, предлагая свою продукцию намного дешевле европейских и российских аналогов.  
Неудивительно, что Индонезия не устояла перед таким финансовым соблазном. И отказалась не только от продолжения прямого сотрудничества с немецкими фирмами, но и от российского предложения строительства двух подводных лодок проекта 636, в том числе в счёт российского кредита. В Джакарте решили сложить все яйца в одну корзину и сделать ставку на Южную Корею как единственного помощника в деле модернизации и строительства своего подводного флота. И начали с ремонта в Южной Корее немецких подлодок.
Справка
Корабль KRI Nanggala 402 прошёл капитальный ремонт с глубоким переоборудованием в течение двух лет в Южной Корее. В результате большая часть элементов его конструкции была заменена, а вооружение, гидролокатор, радар, боевое управление и двигательные установки обновлены. После переоборудования «Нанггала» стала способна стрелять четырьмя торпедами одновременно по четырём различным целям и запускать противокорабельные ракеты, такие как «Экзосет» или «Гарпун». При этом безопасная глубина погружения была увеличена до 257 метров, а максимальная скорость - с 21,5 узла до 25 узлов.



 Модернизация подлодки KRI Nanggala (402) была проведена южнокорейской фирмой Daewoo Shipbuilding & Marine Engineering.

Таким образом, по итогам данного капремонта на верфи в Южной Корее, от первоначальной подводной лодки германского производства остались, по сути, одни воспоминания. И в дальнейшем это был уже, в основном, южнокорейский корабль. Если даже не в смысле полной постройки, то в плане технологической ответственности. Не вдаваясь в детали, всё выглядит и звучит очень красиво. Особенно на рекламных проспектах самих южнокорейских фирм, которые, как правило, служат главным «источником просвещения» для многочисленной рати околовоенных экспертов. Новые технологии, высокие темпы строительства, низкие цены и куча тому подобных бонусов.
Однако на практике вся эта рекламная дребедень обернулась довольно серьёзными проблемами. И ВМС Индонезии на своём опыте в этом убедились сполна. Вот далеко не полная хроника их «плодотворного» сотрудничества с новоявленными южнокорейскими «корифеями подводного судостроения».
Первая подлодка для ВМС Индонезии полностью строившаяся на южнокорейской верфи - «Nagapasa», - была сдана заказчику с опозданием на 9 месяцев из-за выявившихся в ходе испытаний серьёзных дефектов. Другой корабль этой серии «Alugoro» был задержан на целый год из-за конструктивных (!) недоработок, выявившихся в ходе сдаточных испытаний. 
Индонезийским военным, похоже, все эти «недостатки в пробирной палатке» надоели хуже горькой редьки. Дело дошло до того, что они, фактически, отказались от реализации уже заключённого нового контракта на поставку дополнительных трёх субмарин, которые планировалось собирать из готовых южнокорейских секций уже на верфи в самой Индонезии. Весьма вероятно, что заказчики просто испугались заведомо фатального результата совместной бурной деятельности южнокорейских «копипастеров» и своих кустарной выделки «мастеров», видевших до этого подводную лодку только по телевизору.  



 Подлодка KRI Nanggala 402 в 2009 г. прибыла на капремонт в Южную Корею.

В результате Индонезия в настоящее время вернулась к тому, с чего начинала строительство своего нынешнего подводного флота, - к переговорам с одной из немецких фирм о возможности приобретения четырёх неатомных подводных лодок проекта 214 оригинальной постройки. При этом заведомо гораздо более высокая стоимость субмарин германского производства видавшую виды Индонезию уже не смущает.     
Погоня за экстремальной дешевизной в ущерб качеству и надёжности закончилась для ВМС Индонезии полным разочарованием в такой расстановке приоритетов. Но, увы, на судьбу переделанной южнокорейскими умельцами злосчастной подводной лодки KRI Nanggala 402, пропавшей на днях в Индийском океане, это уже никак повлиять не может. Какая именно техническая «инновация» южнокорейского происхождения стала тому причиной, пока неизвестно. Но то, что корабль таинственно исчез именно после его «глубокой модернизации» в Южной Корее, что называется, медицинский факт.
И это далеко не единственный случай, когда «ахиллесова пята» новых азиатских «технологических тигров» даёт о себе знать. Тому подтверждением стала и недавняя скандальная история о том, как ближайший военно-политический союзник Китая Пакистан категорически отказался покупать реактивные двигатели китайского производства для производимых в Пакистане по китайской лицензии (!) истребителей JF-17B. Пакистанские военные без обиняков заявили своим партнёрам из КНР, что, при всём к ним уважении, они предпочитают не китайские копии, а российские оригиналы этих двигательных установок типа РД-93. Вероятно, потому что не хотят, на манер той же Индонезии, становиться «подопытными кроликами» в ходе мучительного процесса проб и ошибок, неизбежно сопровождающего копирование чужих технологических достижений.



 ВВС Пакистана выбрали российский двигатель Klimov RD-93MA для самолёта JF-17 Block 3 вместо китайского двигателя WS-13.

Впрочем, сами китайцы также демонстрируют неизменное постоянство в своих попытках заполучить самые современные оригинальные российские технологии. И это несмотря на то, что их собственное правительство вкладывает бешеные деньги в развитие технологических изысканий.
В частности, грандиозная и великолепно профинансированная китайская космическая программа до сих базируется на ещё советских технологических решениях. При этом полностью зависима от российской научно-технической помощи, особенно в сфере ракетного двигателестроения.
Прямая речь
«Китай обратился к нам с просьбой провести экспертизу тех инженерных решений, которые они намерены реализовать в двигателе для своей сверхтяжёлой ракеты. Речь идёт фактически об аналоге нашего РД-180 - 500-тонном двигателе. Учитывая, что для них этот опыт первый, китайские коллеги не совсем уверены в разработанных технических решениях.
Естественно, никаких решений в технические характеристики этого двигателя мы вносить не намерены. Но это направление могло бы рассматриваться как первый шаг к развитию дальнейшего сотрудничества».
Генеральный директор НПО «Энергомаш» Игорь Арбузов в интервью РИА Новости 31.07.2018.

Это лишь некоторые, сугубо фрагментарные, отрывочные иллюстрации той поистине необъятной темы, которая по понятным причинам особо не афишируется. И здесь главной сутью является принципиальная непреодолимость той бездонной пропасти, которая отделяет так называемые новые технологические державы современного мира, от тех, кто занимал лидирующие позиции в развитии мировой науки и техники на протяжении сотен лет. Среди них одно из ключевых мест по праву принадлежит России.

Параллельно на Севере началось совершенствование административной системы по нескольким направлениям. Во-первых, с начала 1990-х повысилось внимание к выработке правильных методов партийной работы, борьбе с чванством и бюрократизмом. Это говорило как о стремлении учитывать опыт событий в Восточной Европе (где крах коммунистических режимов объяснялся тем, что партийная верхушка потеряла связь с массами), так и очевидно возросшим уровнем двоемыслия, который начал негативно влиять на работу административной системы. Понятно, что когда власти говорят о необходимости совершенствовать моральный облик чиновников, это означает, что проблема «замаранных» бюрократов уже вышла за рамки «отдельных проявлений» и становится массовой.
Во-вторых, началась борьба с коррупцией, каковая появилась в КНДР довольно давно — на это северокорейцы жаловались аж с начала 1980-х. В мемуарах известного перебежчика Кан Чхоль Хвана, посвященных стране после кризиса 1995-1997 годов, часто упоминаются взятки представителям власти как общепринятая форма общения с ними. Поймавший мелкого правонарушителя «человек при исполнении» бурно проявляет «революционный пыл», однако быстро успокаивается, получив мзду. А за право жить в столице бывшие ссыльнопоселенцы платили цветным телевизором, после чего все вопросы снимались.
Позже и Ким Чен Ир говорил на закрытых встречах, что «достаточно дать пару сотен долларов, и не устоит никто — ни синие погоны, ни красные», то есть ни сотрудники госбезопасности, ни армия
Кореевед Андрей Ланьков в связи с этим обращает внимание на то, что именно в то время во власти, и особенно в ее среднем эшелоне, произошла смена поколений. До начала 1980-х основная часть среднего чиновничества состояла из лиц, вступивших в партию в 1945-1950 годах и, как правило, отличившихся в ходе Корейской войны. Эти кадры искренне верили вождю и родине. На смену им пришло поколение конформистов, начавших делать карьеру уже в послевоенные времена, не прошедших военных испытаний, но более образованных и потому более склонных к двоемыслию.

Начало экономических проблем
С установлением дипломатических отношений между СССР и Республикой Кореей (РК) для КНДР закончился «режим наибольшего благоприятствования». Затем распался и восточный блок, на который в основном была ориентирована внешняя торговля КНДР.
В принципе, обе Кореи вынуждены были существовать за счет импорта, но если Юг обеспечивал себе ввоз необходимых товаров благодаря экспортно ориентированной модели экономики, то Север стремился обеспечить себе импорт за счет идеологических связей, в ущерб реальному экономическому сотрудничеству. Это дало о себе знать, когда идеология уступила место прагматизму.
По мнению американского историка Брюса Камингса, Северная Корея, как и РК, в значительной степени строила свою экономику за счет «плохих кредитов», только в данном случае речь идет о льготных условиях, на которых Северная Корея получала оборудование, и о периодическом списании ее долгов. Пока Москве был необходим форпост на Корейском полуострове, КНДР продавали нефть и другие стратегические товары по заниженным ценам и прощали выданные ранее кредиты.
Кроме того, в стране строили то, что хотели власти, а не то, что следовало бы, таким образом лишь усугубляя просчеты руководства и не создавая в стране базы для ее самостоятельного экономического развития. В итоге Север зависел от импорта, и как только поставки из-за рубежа прекратились — промышленность остановилась
Затем Советский Союз потребовал, чтобы Пхеньян расплачивался с ним не по льготным ценам, и импорт из СССР резко сократился (на 50-75 процентов), особенно — по энергоносителям. Очередной удар северокорейской экономике нанесло отсутствие свободно конвертируемой валюты: после распада СССР Россия предложила платить за энергоносители валютой и по принятым международным ценам. Уже в 1991-1992 годах экспорт нефти в КНДР упал до 30 процентов от предыдущего объема, что вызвало замораживание большей части строек в стране.
Положение усугубил приход к власти Бориса Ельцина, который в открытую заявлял сотрудникам российского МИД, что вообще не желает слышать о Ким Чен Ире. В июле 1992 года президент России посетил Сеул и наговорил там много нелицеприятного о КНДР, объявив в том числе, что сотрудничество между странами иссякло.
Потеря СССР как ведущего торгового партнера лишила КНДР возможности справляться с ухудшающейся ситуацией. С начала 1990-х Северная Корея оказалась практически в полной международной изоляции — не только политической, но и экономической.
В сочетании с отсутствием в стране стратегического сырья (углеводородов) эта изоляция стала одной из причин масштабного кризиса. Острейшая нехватка нефтепродуктов, которые нельзя было больше закупать по льготным ценам, ударила не только по энергетике и транспорту, но и по химической промышленности, выпускающей удобрения, что через некоторое время начало сказываться на урожайности.
Кроме того, в середине 1990-х у Северной Кореи кончился запас валюты, за которую теперь она была вынуждена покупать продовольствие в СССР и Китае. Еще с 1992 года на Севере стали проявляться признаки продовольственного кризиса, например, в форме движения за двухразовое питание.
В декабре 1993 года на Пленуме ЦК ТПК (последнем, на котором присутствовал Ким Ир Сен) констатировалось, что задания третьей семилетки не выполнены. В новогодней речи Ким Ир Сен объявил 1994-1996 годы «периодом корректировки в области социалистического и экономического строительства». В течение этого трехлетнего периода переходной экономики предполагалось смягчить дисбаланс между отраслями промышленности, направив усилия на развитие сельского хозяйства, легкой промышленности и внешней торговли.
Что делалось для изменения ситуации? В начале 1990-х в стране появились крестьянские рынки, но цены на них были слишком высокими для общей массы населения, а торговать там рисом было запрещено. В декабре 1993-го были приняты законы об иностранных инвестициях, совместных предприятиях и свободных экономических зонах. В январе 1994 года власти пересмотрели «Закон о совместном предпринимательстве» так, чтобы он еще более благоприятствовал инвестициям иностранцев, и создали специальную экономическую зону в районе Раджин-Сонбон.
Впрочем, относительно сравнения КНДР и РК с точки зрения качества жизни следует помнить, что не все поддается прямому или количественному сравнению. Многое зависит от того, какие приоритеты выдвигает сравнивающий. К примеру, на Севере нет безработицы, но нет и свободы выбирать или менять работу; нет инфляции, но нет и свободного распределения продуктов; есть бесплатное образование, но оно не свободно от идеологических догм. По темпам урбанизации Северная Корея, где численность городского населения составляла 74 процента, не сильно отставала от Южной, где этот показатель был равен 78 процентам. А по темпам охвата детей прививками КНДР опережала даже США.
Кстати, характерной чертой режима того времени была либеральная валютная политика. Еще в конце 1980-х в стране появились магазины типа «Березка» («Наквон»), где можно было купить даже костюм от Gucci. А с середины 1990-х «империалистические деньги» заметно потеснили местную валюту в качестве платежного средства как при крупных сделках, так и в повседневном обращении. Иностранная валюта, особенно евро и юани, достаточно широко используется и ходит по рукам.
Ядерный виток
Помимо экономических проблем, последние годы правления Ким Ир Сена ознаменовались и внешнеполитическим обострением, связанным с тем, что на сцене впервые появилась ядерная карта....

...В последние годы правления Ким Ир Сен относился к культу своей личности с определенным юмором и, в отличие от Ли Сын Мана, не страдал гипертрофированным эгоизмом или мессианскими комплексами. Бывший сотрудник ЦК КПСС Вадим Ткаченко рассказывал о забавном эпизоде на одном из официальных обедов с участием Кима. Стол был заказным, и когда подали первое блюдо, оказалось, что Ким Ир Сену единственному принесли борщ. Кто-то из советских чиновников спросил: «А почему Ким ест что-то другое?». «Ну я же вождь!» — рассмеялся Ким.

Полная статья по ссылке

СЕМЬ ВАРИАНТОВ И ДВА ПОДХОДА
Эксперты ИСК рассматривают семь возможных вариантов применения ВС для денуклеаризации. К таким вариантам относятся:
– поддержание сложившегося статус-кво
– усиленное сдерживание (наращивание силового давления)
– принятие мер, направленных на недопущение получения КНДР средств доставки ядерного оружия, позволяющих уверенно поразить объекты на континентальной части США
– ликвидация (уничтожение) объектов на территории КНДР, относящихся к производству, использованию МБР и пусковых площадок
– ликвидация (уничтожение) объектов на территории КНДР, связанных с ядерными разработками
– смена политического режима в КНДР
– вывод американских войск из региона.
Полный перечень возможных мер не ограничивается только перечисленными вариантами. Американское руководство в настоящее время не рассматривает ни один из них в качестве приоритетного.

ДАВЛЕНИЕ БЕЗ ВОЕННОЙ СИЛЫ
Поддержание статус-кво заключается в последовательной реализации планов по воздействию на КНДР невоенными методами. Отмечается, что администрация Трампа фактически отказалась от предложенной Обамой стратегии «терпимости», заменив ее на «максимальное давление».
Основными отличиями двух подходов являются:
а) значительное повышение экс-президентом Трампом уровня северокорейской угрозы;
б) открытое обсуждение должностными лицами администрации США возможности нанесения превентивного удара по КНДР.
Фактически данная мера сводится к наращиванию усилий США (как в одностороннем порядке, так и совместно с другими странами и международными организациями) по принуждению Пхеньяна к отказу от ракетной и ядерной программ с помощью политических и экономических мер. Сторонники данного подхода рассматривают также информационное воздействие, способное повлиять на мировоззрение жителей КНДР и изменить ситуацию изнутри. Данный способ, по их мнению, имеет высокую эффективность, но требует значительного времени.
Противники подобного подхода приводят в пример деятельность администрации Обамы, имевшей схожие подходы, но получившей нулевой результат. Они полагают, что сохранение статус-кво предоставит возможность руководству КНДР беспрепятственно продолжать создание ядерного оружия. Есть также опасения, что «бездействие» США вынудит Японию и РК пересмотреть свои взгляды на безъядерный статус, что приведет к гонке вооружений в Азии.

ДЕМОНСТРАЦИЯ СИЛЫ
Усиленное сдерживание предполагает увеличение американского военного присутствия в регионе. Под «увеличением» подразумевается не только повышение численности контингента американских войск, но и установка комплексов ПВО/ПРО и других вооружений, а также расширение всего спектра совместных с ВС Японии и РК мероприятий оперативной и боевой подготовки вблизи северокорейских границ. Рассматривается и возможность размещения тактического ядерного оружия в Республике Корея.
Ряд аналитиков полагают, что реализация мер усиленной ПВО и ПРО, кибернетической защиты объектов критической инфраструктуры, увеличение количества и интенсивности совместных учений при одновременной реализации экономических санкций, направленных на создание в КНДР дефицита материалов для разработки ядерного оружия и МБР, приведут к мирной денуклеаризации полуострова.
Критики данного подхода полагают, что подобные действия могут быть истолкованы руководством КНДР как подготовка к вторжению в страну и станут катализатором развязывания конфликта. Поднимаются и вопросы эффективности подобных мер. До сих пор риторика Байдена в адрес северокорейских властей не оказывала существенного влияния на решения руководства КНДР.
Существует и ряд причин, не связанных с проблемой Корейского полуострова, но препятствующих увеличению американского военного присутствия в регионе и развитию трехстороннего сотрудничества в формате США–Япония–РК. Одна из них – разногласия между Министерством обороны США и центральными властями Японии и РК, с одной стороны, и японскими и южнокорейскими местными властями, с другой. Последние, в частности, выступают противниками существующего варианта размещения американских воинских формирований и дальнейшего их наращивания.

УНИЧТОЖИТЬ НА ВЗЛЕТЕ
Принятие мер по недопущению разработки (получения) КНДР средств доставки, позволяющих создавать ракетное оружие, представляющее угрозу для США, предполагает выстраивание эффективной системы ПРО, позволяющей осуществлять гарантированный перехват северокорейских МБР непосредственно после старта. Предполагается, что эта мера сделает невозможным проведение испытаний средств доставки, очень важных при создании МБР. В результате руководство и промышленность КНДР не смогут провести практическую проверку разрабатываемых технологий, что значительно снизит шансы КНДР на успешное завершение национальной ракетной программы. К тому же угроза для американских граждан будет в значительной степени снижена.
Сторонники данного подхода подчеркивают, что развитие ПРО отвечает интересам большинства стран региона, которые могут пострадать от ударов КНДР, не требует увеличения американского военного присутствия, минимизирует риски для контингента ВС США на территории Японии и РК.
Противники этой меры указывают, что ее реализация потребует постоянного задействования эсминцев УРО, оснащенных МСУО «Иджис», что исключает их участие в других операциях, проводимых 7-м оперативным флотом. Кроме того, недавние аварии с участием ЭМ УРО «Фицджеральд» и «Джон Маккейн» привели к их выходу из строя на неопределенный срок. В связи с этим возник дефицит морского компонента системы ПРО в зоне Тихого океана.
Но основным недостатком такого подхода является возможность пропуска цели – то есть ситуации, когда противоракетной системе не удастся сбить северокорейскую ракету. Это подорвет доверие к возможностям американского контингента по обеспечению должного уровня безопасности и существенно ослабит влияние США в регионе.
Дополнительным доводом против сценария активного противодействия пускам МБР является опасность обрушения остатков сбитой ракеты на населенные территории, что может привести к жертвам среди мирного населения. К тому же невозможность развития средств доставки не гарантирует завершения работ над созданием ядерного оружия.

УНИЧТОЖИТЬ НА МЕСТЕ
Ликвидация объектов по производству и использованию МБР предполагает нанесение точечных авиационных или ракетных ударов по стационарным пусковым площадкам и промышленным предприятиям. Этот вариант характеризуется небольшими рисками для американских военнослужащих. Более рискованным (но, возможно, более эффективным) может быть применение диверсионных групп для уничтожения объектов.
Сторонники таких мер полагают, что в случае их успешной реализации из строя будут выведены важнейшие элементы ракетостроительной отрасли КНДР. Это вынудит северокорейское руководство отказаться от конфронтации и сесть за стол переговоров.
Вместе с тем отмечается, что развитие в КНДР технологии твердотопливных ракет, запускаемых с мобильных комплексов (в том числе с подводных лодок) лишает предлагаемый вариант большинства преимуществ. К тому же уничтожение промышленных объектов в гористой местности на границе с КНР может привести к осложнению отношений с Китаем.
Ликвидация объектов, связанных с ядерными разработками, предполагает уничтожение элементов атомной отрасли промышленности КНДР, включая рудники, шахты, заводы по обогащению ядерных материалов, научные и производственные центры. Реализация этих мер предполагается с применением авиации, крылатых ракет и диверсионных групп.
Противники такого подхода указывают на недостаток разведданных по ядерным объектам КНДР. По имеющимся сведениям, большинство элементов ядерной отрасли страны скрыты глубоко под землей либо внутри гор, что делает рассматриваемые меры малоэффективными. Повышение результативности потребует существенного увеличения сил, средств и времени проведения операции, что позволит КНДР нанести ответный удар, включая вооруженную агрессию против РК.

АМПУТАЦИЯ ГОЛОВЫ
Говоря о возможной смене режима в КНДР, специалисты заявляют об отсутствии интереса у американского руководства к данной мере. Но подобный вариант продолжает рассматриваться и даже используется в качестве сценария для отработки действий диверсионных групп в ходе оперативной и боевой подготовки. Сторонники данного подхода полагают, что устранение Ким Чен Ына позволит дестабилизировать обстановку в стране и предоставит возможность для проведения информационных операций, направленных на изменение политического строя.
Вместе с тем отмечается высокий риск такого комплекса мер. Подготовка к операции по устранению северокорейского лидера не останется незамеченной и может спровоцировать нанесение превентивного удара. И даже в случае успеха США окажутся втянуты в многолетнее постконфликтное урегулирование в КНДР. А это по опыту Ирака, Сирии и Афганистана связано со значительными финансовыми издержками и требует постоянного присутствия американского воинского контингента.

БЕЖАТЬ, РОНЯЯ ШПИЛЬКИ
Последним из вариантов решения северокорейской проблемы является вывод американских войск с территории Корейского полуострова и Японии. Ряд экспертов считают, что военное присутствие США рассматривается режимом Ким Чен Ына как угроза существованию КНДР. Поэтому для денуклеаризации полуострова можно рассмотреть сценарий вывода войск. Данное решение не снимает с США союзнических обязанностей по обеспечению безопасности Японии и РК. Вместе с тем оно позволит задействовать в интересах денуклеаризации полуострова Китай, влияние которого на КНДР по-прежнему велико.
Противники отмечают, что если Пхеньян не выполнит свою часть соглашения, то США окажутся в сложной ситуации и уже не смогут оказать серьезного влияния на решение северокорейской проблемы. Уход ВС США создаст возможность военных действий Пхеньяна в интересах объединения двух Корей. Такое решение может быть расценено Японией и РК как слабость и неспособность обеспечить региональную безопасность, что явится предпосылкой для создания собственного ядерного оружия.

ОПРАВДАНИЯ И ОТВЕТСТВЕННОСТЬ
Учитывая положительные и отрицательные моменты каждого из рассмотренных вариантов, а также тот факт, что полномочия по применению ВС разделены между президентом и Конгрессом, ИСК рекомендует рассмотреть следующие вопросы:
– оценить международные правовые последствия нанесения превентивного удара по КНДР (в том числе без решения Совета Безопасности ООН);
– оценить возможность проведения операции под предлогом того, что перемирие на Корейском полуострове, инициированное ООН, не означает окончания военных действий, одной из сторон в которых выступал контингент ООН, включающий и американских военных;
– проанализировать разделение полномочий между президентом и Конгрессом по применению ВС США на полуострове, определить границы ответственности каждой из сторон.
Таким образом, ИСК признает важность северокорейской проблемы для администрации Байдена. Одним из наиболее важных моментов является разработка правового базиса для нанесения превентивного удара по КНДР.

Две напасти
На экономику Северной Кореи – и так, прямо скажем, не самую успешную – в последние годы оказывают влияние два неудачно совпавших обстоятельства – ужесточение санкций и эпидемия COVID-19.
В 2016–2017 годах Совет Безопасности ООН ввел против КНДР санкции намного более жесткие, чем все предыдущие. Новые санкции запрещают Северной Корее практически любую внешнеэкономическую активность. В частности, к экспорту запрещены все те весьма немногочисленные северокорейские товары, которые пользуются хоть каким-то спросом на мировом рынке, – полезные ископаемые, морепродукты. Под запретом оказалась и отправка за рубеж северокорейских рабочих. Почти невозможен ввоз в КНДР промышленного оборудования, а о легальных инвестициях в эту страну в обозримой перспективе можно и вовсе забыть.
Этот свирепый санкционный режим Совбез ООН ввел при активном участии Китая. Хотя инициатором введения новых ограничений каждый раз выступали американцы, Пекин не только не воспользовался правом вето, но, наоборот, в 2016–2017 годах всячески их одобрял. Тогда, на заре правления Дональда Трампа, Китай старался быть максимально уступчивым на северокорейском направлении, рассчитывая, что в ответ США проявят сговорчивость в важных для него вопросах. Однако план этот не сработал – Вашингтон китайскую покладистость не оценил и отвечать взаимностью не стал.
Вторая группа проблем связана с коронавирусом. В Северной Корее существует устоявшаяся схема, применяемая, если где-то в мире началась потенциально опасная эпидемия. В этом случае власти КНДР прекращают (или, по крайней мере, резко ограничивают) движение людей и грузов через границу. Подобные меры принимались, например, во время эпидемии атипичной пневмонии в 2003 году, а также во время эпидемии ближневосточного респираторного симптома в 2015-м и даже во время эпидемии лихорадки Эбола в далекой Африке в 2014-м.
Однако на этот раз жесткость карантинных мер стала беспрецедентной. О появлении инфекции открытая печать сообщила в январе 2020-го, а в феврале того же года пассажирское сообщение между КНДР и внешним миром прекратилось. Одновременно северокорейская сторона стала снижать объемы внешней торговли. В августе–сентябре, судя по всему, было решено на некоторый срок закрыть границу не только для людей, но и для товаров. В результате в прошлом году объем торговли между Северной Кореей и КНР, по данным китайской таможенной статистики, по сравнению с 2019-м уменьшился в пять раз и составил всего лишь $539 млн. В феврале же нынешнего года таможенная статистика показала, что торговля вообще практически сошла на нет: ее объем составил 3 (три!) тысячи долларов США. На Китай приходится более 90% внешней торговли КНДР, так что отсутствие торговли с Китаем означает отсутствие торговли как таковой.
С весны 2020 года экономическое положение страны начало резко ухудшаться. В магазинах появились пустые полки, так как из продажи полностью исчезли импортные товары, до этого составлявшие значительную часть ассортимента. По отрывочным сообщениям, поступающим из сельской местности, можно сделать вывод, что в некоторых деревнях и малых городах ощутимо обострилась продовольственная ситуация – о голоде речь не идет, но недоедание стало делом обычным.
Возможным решением проблемы станет создание складских дезинфекционных центров, строительство которых в Северной Корее началось в конце прошлого года. Подразумевается, что импортные товары будут находиться в этих центрах на протяжении нескольких недель, подвергаясь дезинфекции. После этого заграничные товары можно будет отправлять потребителю. Судя по всему, в апреле первые из этих центров начали работать в тестовом режиме – и статистика, и данные спутниковых наблюдений показывают некоторую активизацию торгового обмена между Китаем и КНДР. В марте товарооборот составил $14 млн – ничтожно мало по сравнению с обычным уровнем, но огромный рывок по сравнению с февралем.

Живы будем – не помрем
Тем не менее говорить о надвигающемся голоде нельзя. Это обстоятельство очень хорошо показывает ситуация на рынке зерновых, которые служат главным источником калорий для большинства северокорейцев. На протяжении последних 20 лет в КНДР подавляющая часть зерновых (кукуруза, рис и ячмень) поступает на стол потребителя не из государственных магазинов, а с рыночных прилавков. Поэтому рыночная цена на продовольствие – важнейший индикатор того, как меняется уровень жизни в стране. И этот индикатор сейчас показывает, что ничего ужасного там не происходит. На протяжении последнего года цены на рис и кукурузу в целом оставались стабильными. Не слишком изменились и рыночные курсы иностранной валюты.
Причина этого кроется в том, что Китай оказывает Северной Корее значительную экономическую помощь. Стабильность цен однозначно говорит о том, что в КНДР поступает продовольствие из-за границы, так как самостоятельно обеспечить себя продовольствием она никогда не могла (обычная нехватка продовольствия составляла около 500–800 тысяч тонн в год, то есть примерно 15% северокорейского урожая).
Хотя такие поставки продовольствия и не нарушают санкционный режим, информацию о них Пекин не публикует. Китайцы говорят, что поставки продовольствия в Северную Корею – это гуманитарная помощь и поэтому не должны отражаться в официальной торговой статистике. Из-за отсутствия точных данных судить о масштабах поставок приходится с помощью анализа спутниковых фотографий. А он говорит о том, что в прошлом году Китай отправил в КНДР около 700 тысяч тонн продовольствия – в основном зерна. Большая часть этих продуктов была поставлена бесплатно.
Несмотря на свою крайнюю осторожность, северокорейцы, в общем, принимают китайские продовольственные поставки и после проведения дезинфекционных процедур отправляют поступившее из КНР зерно конечным потребителям.

Саммит лидеров КНДР и Китая – Ким Чен Ына и Си Цзиньпина, в Даляне. 8 мая 2018 года
KCNA/Reuters

Спокойствие, только спокойствие
Между тем Пекин поддерживает КНДР вовсе не из гуманитарных, а из геополитических соображений. Китайское руководство негативно относится к северокорейской ядерной программе, да и в целом не очень-то довольно тем, что происходит в Пхеньяне. Однако сейчас, когда идет новая – на этот раз американо-китайская – холодная война, КНР хватает резонов, чтобы поддерживать северокорейский режим на плаву. Северная Корея нужна Китаю в первую очередь как буферная зона, располагающаяся у границ Маньчжурии. Политический кризис в КНДР, который может стать результатом кризиса экономического и сопутствующего ему голода, отнюдь не соответствует интересам Китая.
По большому счету, поддержка Северной Кореи стоит не так уж и много – около миллиарда долларов в год, сумма, по меркам Китая, довольно скромная. Борьба с последствиями внутриполитического кризиса в КНДР обойдется Пекину куда дороже, и это китайцы хорошо понимают.
При этом для КНР в нынешней ситуации не столь уж и важно, какую политику будет проводить Пхеньян. Для Китая куда важнее сохранение на данной приграничной территории максимальной стабильности.
Таким образом, у Пхеньяна сохраняется немалая автономия. Тем не менее, вероятно, руководство КНДР сейчас не станет делать шаги, способные вызвать серьезное раздражение в Китае. Показательно, например, что Пхеньян, против обыкновения, пока решил не проверять новую американскую администрацию на прочность. В прошлом всегда получалось так, что вскоре после инаугурации новый президент США получал сообщение о том, что северокорейская сторона успешно провела ядерные испытания или запуски баллистических ракет. Пока на столе у Байдена подобных сообщений не появилось, и, вполне возможно, благодарить за это стоит Пекин. Китаю не нужен внутренний кризис в Северной Корее, но не нужны ему и обострения ситуации в регионе, вызванные привычкой Пхеньяна действовать на грани фола. В условиях, когда КНДР оказалась в беспрецедентной зависимости от Пекина, можно предположить, что к китайским просьбам вести себя осторожнее в Пхеньяне пока прислушиваются.
Таким образом, холодная война, начавшаяся между Вашингтоном и Пекином, кажется, спасает население Северной Кореи от крупных неприятностей. С другой стороны, она привела к тому, что ситуация в КНДР и вокруг нее оказалась несколько подмороженной, и в подобном состоянии она может оставаться еще довольно долгое время.

Во-вторых, руководство страны лелеяло надежды, что Корея станет мировым лидером в гонке коронавирусных вакцин. Ведущая роль здесь тоже отводилась Samsung. У компании не только большие научно-исследовательские и производственные мощности, она еще и крупнейший поставщик медицинских материалов, оборудования, технологий и услуг. В последние годы ее биотехнологические подразделения показывали отличные результаты в бизнесе. Такие, что несколько человек даже пришлось посадить за финансовые махинации. Однако с вакциной добиться успеха так и не получилось.
То, что Samsung испытывает проблемы, не новость. Выручка по электронике снижается. Руководство пока удерживает операционную прибыль и заверяет, что никакого технологического отставания нет. Однако в начале мая ведущий японский медиахолдинг Nikkei, специализирующийся на финансах, промышленности и бизнесе, поведал историю, которая действительно стала новостью. Многие западные СМИ даже поспешили записать Samsung в неудачники. Корейские более сдержаны, хотя и они приуныли.
Оказывается, прошлой осенью Ли Чжэ Ён в перерыве между отсидками летал в Голландию, в Эйндховен. Едва ли в разгар пандемии и незадолго до смерти отца он решил просто так посетить небольшой старинный городок. Правда, город этот непростой: в 1891 году братья Герард и Антон Филипсы основали здесь фабрику, где делали осветительные лампы. Со временем их предприятие выросло во всемирно известную компанию Philips. А Эйндховен превратится в крупный технологический центр, где сосредоточена треть голландского хайтека.


Глава компании Samsung Ли Чжэ Ён прибывает в здание суда для повторного рассмотрения обвинений в коррупции, октябрь 2019 года
Ahn Young-joon/AP/TASS

Путь Ли Чжэ Ёна лежал в ASML. Эта компания занимается проектированием и производством литографического оборудования для микроэлектроники. В 1984-м она отпочковалась от Philips и перебралась в соседнюю деревушку Велдховен. Компания не очень большая, но ее капитализация последние годы растет как на дрожжах. Только за 2020-й она скакнула почти в девять раз и достигла $263 млрд, благодаря чему ASML вошла в тридцатку самых дорогих компаний мира. И неудивительно: фотолитография – ключевой процесс в производстве полупроводниковых микросхем. В области «старых» техпроцессов ASML признанный лидер. А в фотолитографии в глубоком ультрафиолете, обеспечивающей самые современные нанометры, которые так любят маркетологи, у нее вообще нет конкурентов. Кроме ASML, никто в мире такое оборудование не делает. Оно очень сложное, очень дорогое. И на всех его не хватает.
За тем и приезжал Ли Чжэ Ён. Nikkei назвало его вояж отчаянным. 70% шаговых сканеров, которые могут обрабатывать более 125 «вафель» в час по техпроцессу до 5 нанометров, уже зарезервировала для себя тайваньская TSMC. Сканеры – не единственное, что нужно для работы. Современное производство полупроводников – очень затратное дело. По скромным прикидкам, чтобы оснастить приличный заводик, нужно примерно $10 млрд. TSMC выделила на следующие три года $100 млрд и собирается основательно упрочить свое лидерство. В конце концов, это они придумали бизнес-модель контрактного производства микросхем. Времена, когда компании сами проектировали и сами выпускали электронные компоненты для своих продуктов, прошли.
В далеком 1948-м молодой человек по имени Моррис Чжан бежал с Тайваня, к которому подбиралась гражданская война. В Америке он выучился на инженера и сделал блестящую карьеру. В 1985 году Чжан подумывал уйти на покой, но его отговорил Сунь Юньсюань – архитектор тайваньского экономического чуда. Сам он годом раннее перенес инсульт и подал в отставку с поста премьера, но оставался старшим советником президента. Сунь убедил Чжана возглавить Институт индустриальных технологий и создать компанию, которая не будет сама разрабатывать электронику, но станет по контракту производить ее для сторонних заказчиков. Так в 1987 году появилась TSMC (Taiwan Semiconductor Manufacturing Company), добившаяся феноменального успеха. Тайвань стал мировой фабрикой микросхем. А безфабричное производство (фаблес) превратилось в мощную отрасль: теперь даже небольшие компании могут спроектировать нужную микросхему и заказать ее производство на стороне. Сторон этих только раз-два-три, и обчелся.
TSMC и ASML уже не раз оказывались в роли тарана американских интересов. Когда Дональд Трамп развязал торговую войну с КНР и стал «обкладывать» китайских производителей электроники, вдруг выяснилось, что в голландском оборудовании меньше 25% американских технологий и формально оно не подпадет под ограничения на экспорт продукции военного и двойного назначения (ITAR). Но США решили эту проблему, довольно бесцеремонно надавив на правительство Нидерландов, чтобы перекрыть китайцам этот канал.
В Samsung, конечно, надеялись, что их это не касается. Тем более, они заранее подстелили соломки: еще в 2012 году прикупили 3% акций ASML. Но TSMC тогда же приобрела 5% нидерландской компании, а Intel – 15% (позднее Intel снизил свою долю). Не получается у Samsung тягаться с TSMC и по деньгам. Против тайваньских 100 миллиардов они готовы выложить 40–45. Возможно, наскребут еще 10. Но это все равно вдвое меньше, чем у тайванцев, и треть уйдет в США на контрактное производство для американских компаний. Все лучше, чем ничего, но прибыль будет существенно меньше. Корейцам нужны от американцев технологии и рынок. А производство им совсем не интересно. К тому же за свои кровные. Вот только кроме денег предложить им особо нечего. Так что придется раскошеливаться. Такой расклад сильно мешает реализовать планы стать крупным контрактным поставщиком чего-то кроме памяти. Тем более, что у них пока еще и технологические проблемы с уже запущенными линиями глубокого ультрафиолета. Решаемые, но нужны время и деньги. А борьба идет на пределе.
Это борьба не только за кусок бизнеса, но за будущее страны. Вопрос в том, будет ли у Кореи своя микроэлектроника или придется почти все заказывать, а за хорошее поведение разрешат продолжить зарабатывать на микросхемах памяти. Пока партнеры ведут себя по закону, но по-свински. Можно долго рассуждать, почему американцы действуют именно так. Не исключено, что в назидание за попытки корейцев лавировать между США и Китаем. Положение у корейцев незавидное, реальных возможностей не так много, как кажется, а используют их не слишком умело. Хотя говорить об этом не принято. По крайней мере до тех пор, пока очередной президент не отправится в тюрьму, что в Южной Корее происходит регулярно.
Если ситуация вокруг Samsung заметно ухудшится, проблемы у компании возникнут и внутри Кореи. Пока бизнес-сообщество довольно единодушно на стороне главы Samsung Ли Чжэ Ёна. И даже периодически призывает руководство страны освободить его и дать возможность нормально рулить бизнес-империей, которая не просто государствообразующая компания, но бренд, являющийся лицом страны. С другой стороны, никто не отменял простые правила: падающего подтолкни, и победитель получает всё. В Корее у Samsung очень много привлекательных активов. И желающие откусить лакомый кусочек найдутся. Поживиться самсунговским добром захотят как старые бизнес-группы, оказавшиеся в силу обстоятельств на вторых-третьих ролях, так и молодые компании, зарабатывающие в последние годы приличные деньги. Есть и политики, которые не прочь раздербанить Samsung или хотя бы как следует ощипать его. Некоторые даже искренне считают, что они лучше знают, как управляться с таким хозяйством на благо страны. Президент Мун Чжэ Ин пока демонстративно дистанцируется от происходящего.
Есть в Корее такая поговорка: сначала заразить, а потом дать лекарство. Возможно, в этом и заключается не слишком хитрый план, дополнительно омрачаемый личной досадой Муна за ряд провалов Samsung. Но и сами проекты были очень прожектерские. И палки в колеса Samsung вставляли с большим азартом. Время покажет. Вот только не будет ли уже поздно?