Спецслужбы

«СЕЙЧАС Я ПОБУДУ, ПОТОМ РАУЛЬ. А ПОТОМ ПРИДУТ НОВЫЕ ЛЮДИ»
– Когда вы с Раулем Кастро начали работать? Как познакомились?
– Ещё в начале 1970-х. Сначала были отдельные поручения, а потом я работал в качестве прикреплённого. В общей сложности мы с ним регулярно общались более 10 лет. Встречались мы не только в нашей стране, но и на Кубе, в Эфиопии и Анголе.
– Он часто приезжал в СССР?
– К нам он приезжал каждый год. Иногда и чаще. Я думаю, что он объездил весь Советский Союз.
– Его интересовали все аспекты нашей жизни?
– Да, от обороны до культуры. Он 50 лет был министром обороны и уже 11 лет фактически исполняет функции главы государства. А в СССР его интересовало практически всё: заводы, колхозы, уровень жизни, пресса.
– Как Рауль к Фиделю относился? Что он вам о нём рассказывал?
– Очень уважительно. Мы много разговаривали с ним и про брата, и про семью вообще. Особенно во время длительной поездки по Краснодарскому краю – времени было много. На охоте мы долго ждали, когда загонят зверя, и Рауль говорил про Фиделя, про его жену, рассказывал, как они встретились, как она потом уехала в Испанию. Говорил о том, кто у них в большой многодетной семье принял революцию, кто не принял. Их старший брат был вместе с Фиделем и Раулем, а другой брат и сёстры всё случившееся в 1959 году не приняли.
Рауль Кастро рассказывал о революции, о судьбе Фиделя, о том, что западные СМИ пишут, что якобы Че Гевара и Сьенфуэгос стали жертвами политической борьбы за власть. Вообще у нас с Раулем Кастро было очень много задушевных бесед. Когда он приезжал в СССР, из-за 9-часовой разницы во времени ночами ему часто не спалось, и он меня приглашал пообщаться. Мы с ним встречались и на Кубе, у меня было шесть командировок туда, и во время моей командировки в Анголу. Так что могу сказать, что с Раулем Кастро у меня в тот период сложились довольно близкие отношения.
– Создаётся такое впечатление, что Фидель и Рауль всецело доверяли друг другу и разногласий между ними не было…
– Доверие было абсолютным, а если они и спорили, то по каким-то тактическим вопросам, и не выносили это в публичную плоскость. Стабильность кубинского строя обусловлена именно тем, что между лидерами, Фиделем и Раулем прежде всего, не было борьбы за власть. Такая борьба погубила многие революционные движения, например в Португалии, в Чили, различные национально-освободительные движения. Даже во время гражданской войны в Испании у республиканцев возникли конфликты в борьбе за власть.
– То есть Рауль прекрасно понимал своё место и знал, что он будет преемником?
– Фидель говорил: «Нам уже сейчас нужно готовить новое поколение власти. Сейчас я побуду, потом Рауль. А потом придут новые люди». Я знаю, что кого-то на Кубе готовят к этому.
– Сейчас Раулю Кастро уже 86 лет…
– Во время нашей поездки по Краснодарскому краю в 1979 году у нас с Раулем зашёл разговор о возрасте государственных лидеров. Он спросил меня, как они (кубинские руководители) выглядят по сравнению с нашими руководителями, и сделал предположение, что как комсомольцы в сравнении с членами партии. Я ответил, что скорее как пионеры. Раулю в то время было 47 лет, а Брежневу – 72. Наверное, в жизни так бывает, что когда мы молодые, то ни о каких болячках не думаем и, естественно, на старость смотрим свысока, не задумываясь, что наступит момент, и преклонный возраст каждого, вне зависимости о занимаемой должности, будет вызывать у молодых аналогичные ощущения. Сегодня Рауль Кастро на 14 лет старше тогдашнего Брежнева…
– Где обычно жил Рауль?
– На Ленинских горах, где расположены правительственные резиденции, построенные ещё при Хрущёве. В седьмом особняке. Поначалу в этих резиденциях жили члены Президиума ЦК Каганович, Булганин, Молотов, Микоян, Ворошилов и другие. Потом они оттуда съехали. Больше всех не хотел уезжать Каганович. После этого представительские особняки поделили на три категории. Одна относилась к нам, к 9-му управлению КГБ, другая – к ЦК КПСС, третья – к Совету Министров. Я сначала не понимал разницы, а потом вошёл в курс дела. В тех, которые принадлежали ЦК КПСС, к нашей работе относились с большим уважением, а вот в совминовских дела обстояли по-другому.
– А правда, что за каждым секретарём «братских компартий» был закреплён свой особняк?
– У людей есть свойство привыкать к месту жительства. Я вот, когда еду на лечение, прошу поселить меня в тот же номер, где я был раньше, хотя он ничем не отличается от других. Вот так же и они. Рауль жил в шестом, Цеденбал – в третьем, Фидель – в пятнадцатом, Хонеккер – в пятом. В те времена это было вполне оправданным. Социалистические страны были нашими союзниками, хотя и относились к нам по-разному. Но создать для всех их руководителей режим нормальной работы и полноценного отдыха во время визитов в СССР было важной задачей.




ПОД ПРИЦЕЛОМ У ШПИОНА
– Сергей Яковлевич, вы часто рассказывали про то, как охотились с зарубежными гостями. А Рауль Кастро был заядлым охотником?
– Я не сказал бы. Просто выдавалось время для отдыха. Кураторами из ЦК КПСС составлялась программа. Не каждый приезд охота была. Кстати, последняя охота была неподалёку от того места, где мы с вами беседуем: в Барсуках Калужской области. После неё я перешёл в другое подразделение КГБ. Были там кураторы из Минобороны, поскольку это их охотхозяйство. Утром после охоты пошли мы погулять. Он меня спрашивает: «Как результаты охоты?»
Я ему отвечаю: «Один лось, пять или семь оленей, кабаны. Всего 15 туш». Он говорит: «Слишком много». Мы пошли, он посмотрел трофеи, а я спросил, что с ними делать. Он говорит: «Разделать туши и выдать мясо всему обслуживающему персоналу, милиции, которая нас сопровождала. Послать мясо маршалу Огаркову, бывшему послу Александру Алексееву, актёру Михаилу Ульянову, руководству «девятки». Так было принято. Брежнев, например, любил посылать кабанятину или лосятину соратникам, которые по каким-то причинам не были с ним в Завидово.
– А каков был порядок охоты? Кто был рядом с первым лицом?
– Обычно только егерь. Даже начальник охраны мог быть рядом, а мог и не быть. В этой связи я вспоминаю охоту, на которой мне пришлось быть рядом с Фиделем. Он убил трёх больших кабанов. Ему надоедали с вопросами, куда их отправить. Он говорит: «С собой на Кубу возьму». Наши восприняли это всерьёз и стали готовиться к отправке. Долго шла эта канитель. Потом всё-таки решили, что по санитарным нормам это невозможно.
– Стреляли Фидель и Рауль хорошо?
– От Фиделя я был на охоте далековато, а вот насчёт Рауля сказать могу точно. Он меткий стрелок. Однажды метрах в ста от нас по просеке перебегает дорогу какой-то зверь, небольшой. Оказалось, что дикая кошка. И он со ста метров без оптического прицела сумел зверя подстрелить. А перед этим он вместе с женой Вильмой Эспин пристреливал карабины, которые им выдали. Вильма из карабина без оптики из трёх три попала в десятку. Партизанское прошлое, видимо, сказалось. У Рауля пули ушли чуть ниже, лишь одна попала в цель. Он даже расстроился. Пришлось прицел поправлять. Но во время охоты он себя «реабилитировал».
– Как организовывалась охота для охраняемых и их гостей?
– Охота для высокопоставленных лиц бывает трёх видов. Первая – самая распространённая: с вышки. Зверей в определённом месте прикармливают. И за 40 минут (не позже) надо приехать и подняться на вышку. Затем в определённое время (в 4 или 5 часов) кабаны подходят и нюхают воздух. Убедившись, что никого вроде бы нет, они начинают есть. Тут и начинается отстрел. Егерь показывает, кого не стрелять: свиней нежелательно, обычно кабанов стреляют. Но мясо кабана невкусное, особенно во время гона. Так что и свиней стреляли. Если гостя не устраивал способ или результат охоты, то стреляли «с подхода». Тоже во время кормёжки подводили охотников, и те из укрытия стреляли. А третий – загонная охота. Ты лежишь на маяке, на номере, и на тебя загоняют зверя.
– Это наиболее приближённый к «настоящей» охоте способ, да?
– Да. Но с точки зрения безопасности – самый неудобный для охраны. На загонной охоте в Краснодарском крае случился сразу показавшийся мне странным и опасным инцидент. Рядом с Раулем вдруг появился один из его помощников, Хосе Ренсали. Он работал и с Фиделем, выполнял обязанности помощника и переводчика. Я уже говорил вам, что в процессе загонной охоты с охраняемым должен быть только егерь, иногда прикреплённый. А тут появился ещё один человек, что по правилам безопасности не допускается. Ренсали же буквально навязался идти с нами, да ещё карабин потребовал. Карабин ему дали, но я практически прогнал его с рубежа. Отправил его на безопасное расстояние и развернул так, что он всё время находился у меня под прицелом. А я был между ним и Раулем. Возможно, это нас и спасло.
– Ваши опасения имели под собой реальную основу?
– Тогда сработала интуиция, чутьё профессионала. Только спустя много лет выяснилось, что Хосе Ренсали был завербован американской разведкой. Он и ушёл на Запад через Финляндию…
Та охота была долгой, мы лежали на позиции несколько часов. А олени и лоси, которых гнали на нас, никак не хотели подходить близко. Когда же появился лось на расстоянии 250 метров, Рауль несколько раз выстрелил и говорит: «Наверное, не попал». Прибежали егеря и стали убеждать гостя, что выстрел был именно его. Он смотрит на тушу оленя, убитого прицельным выстрелом, и говорит: «Не я, скорее всего». А потом, обращаясь ко мне, говорит: «Вот ты, комиссар, скажи, кто попал. Как скажешь, так и будет». Я, конечно, сказал, что это был именно его выстрел.
– Он вас комиссаром называл?
– Да, меня комиссаром, а я его – «камарадо министре», то есть «товарищ министр».




КУБИНЦЫ УМЕЮТ ДРУЖИТЬ
– Вы не раз говорили о своём тёплом отношении к Раулю Кастро. А с его стороны вы чувствовали ответную реакцию?
– Я не знаю ни одного бывшего или действующего лидера дружественных СССР и России стран, который бы так любил Россию и русских. И он на этих позициях остался до сих пор. У нас были болгары, которые клялись нам в любви и хотели войти в СССР, монголы те же самые. В отличие от них, Куба всегда проводила свою, самостоятельную политику. Кубинские лидеры умеют дружить. Они настоящие. И не забывают ничего хорошего.
Рауль Кастро, например, поддерживал отношения с Юрой Чурбановым. Юру посадили, причём всем понятно, что это было политическое решение. Юра отсидел своё. А потом Рауль его пригласил и встретил на Кубе. И это несмотря на то, что отношения с нашей страной были совсем другими… Или министр обороны ГДР. Он тоже у себя отсидел в тюрьме. Рауль его также пригласил к себе и принимал как старого друга. И не обращал внимания на раздражение официальных немецких властей… Это вызывает у меня искреннее уважение.
Политическая позиция Фиделя и Рауля, конечно, в какой-то мере была компромиссной, но в отношении обязательств и официальных, и просто дружеских они всегда были безупречны.
У Рауля сложились очень хорошие отношения с Николаем Леоновым, генералом Валерием Стрельниковым из Минобороны, нашим послом Константином Катушевым, Константином Монаховым, представителем КГБ на Кубе. Кто-то из них перешёл на другую работу, кто-то оказался на пенсии. Некоторые наши руководители просто вычёркивают таких людей из жизни, убирают из круга общения. А отношения же Рауля с бывшими чиновниками СССР и России, с теми, кто был ему близок, оставались навсегда.
Я вспоминаю историю с Константином Фёдоровичем Катушевым. В 1977 году он был самым молодым секретарём ЦК КПСС, ему не было ещё и 50. А ещё он много лет был заведующим отделом ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистических стран. И, конечно же, регулярно общался с Раулем.
И вот он поехал по случаю выборов в свой избирательный округ то ли в Красноярск, то ли в Омск. После выборов было застолье. Он, кстати, вообще из охраняемых лиц был самым молодым. И кто-то на этой вечеринке произнёс тост: «За будущего генерального секретаря!» Кончилось всё тем, что он не успел ещё долететь до Москвы, как пришла весть о том, что его политическая карьера закончена и его переводят на хозяйственную работу, не самым важным заместителем председателя Совмина.
И вот когда его «понизили» (а попасть с должности секретаря ЦК в зампреды Совмина – это понижение), Рауль Кастро решил проведать своего товарища. Дача, на которой была запланирована встреча, была очень небольшой. Рауль высказал пожелание, чтобы я сидел за столом с ним и Катушевым. За столом меня всё время убеждали выпить рюмку-другую. Рауль говорит: «Я тебе приказываю. Выпей одну!» Смотрят, я пригубил и поставил. Рауль говорит: «Я тебе сказал: «Одну! Налей фужер и выпей! Вот когда Фиделю врачи запретили курить больше одной сигары в день, он заказал себе сигару сантиметров в 40». Я вам её покажу.
И тогда, когда я отказался, Катушев сказал: «Да, это чекист школы Андропова». Тогда я первый раз услышал эту фразу. Потом, в 1982 году, Катушева отправили послом на Кубу. У него с кубинским руководством сложились очень хорошие отношения.
– Сергей Яковлевич, вам какими-то приказами было запрещено выпивать с охраняемыми?
– Формально – нет. Но ответственность была слишком большая, чтобы допускать случайности. Хотя в нашей стране и Фидель, и Рауль чувствовали себя в безопасности.
– А сам Рауль какие напитки предпочитал? Ром, наверное?
– Нашу водку, но в небольших количествах. Как-то раз у нас с ним зашёл разговор о том, как на Кубе воспринимают способность русских к употреблению крепких напитков. Сами кубинцы пьют ром, но, как правило, в коктейлях с добавлением сока или других прохладительных напитков. Предельная норма – около 60 граммов. А наши граждане могли эту норму превысить в 10–15 раз. «Что видел я лично, – рассказывал Рауль Кастро, – когда стали появляться советские специалисты на Кубе, то мне доложили, что в аптеках исчез медицинский спирт. Он обычно стоял на полках в ёмкостях, на этикетках которых был изображён известный символ смертельной опасности – череп и две скрещённые кости. Как лекарство спирт, естественно, стоил дёшево, что привлекало советских мужчин-специалистов».
– А супруга Рауля Вильма Эспин – она как воспринимала алкоголь?
– Расскажу такую историю. Однажды после удачной охоты в крымском охотхозяйстве «Сосны», в которой Вильма принимала участие, было по русской традиции устроено застолье. Я знал, что супруга Рауля крепких напитков не употребляла, да и другие не очень-то жаловала. Делала она исключение лишь для одного вина – абхазского «Лыхны». Я же, зная её вкусы, захватил с собой бутылочку-другую. Вильма улыбнулась, посмотрела на меня, протянула свой бокал. Потом она часто вспоминала тот день. Когда мы садились за стол и ей предлагали что-то выпить, она укоризненно смотрела на меня и отвечала: «Я же не пью, вы знаете, разве что «Лыхны».
– Рауль не приглашал вас к себе в гости?
– У нас были случаи, что иностранные лидеры приглашали к себе в гости тех охранников, которые им понравились. Наши, например, в Венгрию ездили. Меня Рауль приглашал к себе. Но на Кубу нас не пускали. Видимо, перелёт дорогой был. Я ему сказал про это. Он отвечает: «Я собираюсь с председателем КГБ Чебриковым встречаться, поговорю с ним». Встреча прошла конструктивно. После встречи Рауль увидел меня и говорит: «Сергей, я забыл с Чебриковым поговорить насчёт твоей поездки. Пойдём сейчас обратно». Я еле удержал его, говорю: «Для меня работа с вами – вообще большой подарок». В общем, уговорил не возвращаться.
– А сейчас не хотите слетать?
– Сейчас уже здоровье не позволяет, такой длинный перелёт для меня рискованный. А поездом на Кубу не доберёшься…
– В отличие от Фиделя, у Рауля была более размеренная семейная жизнь…
– Рауль – хороший семьянин. Его супруга Вильма Эспин де Кастро познакомилась с Раулем ещё в те времена, когда они партизанили в горах в 1957 – 1958 годах.
Она принимала активное участие в государственных и партийных делах Кубы вплоть до своей смерти в 2007 году. Приезжала она или вместе с Раулем, или отдельно от него как председатель Федерации кубинских женщин, регулярно общалась с Валентиной Терешковой, вместе с ней посещала школы, больницы, пионерские лагеря, театры, музеи и другие интересовавшие её места.
У Рауля три дочери и сын. Я помню, мы встречали новый, 1983 год. Сын Рауля был юношей горячим и впечатлительным. А поздравить компанию приехали Дед Мороз и Снегурочка. Снегурочка так понравилась сыну Рауля, что он долго вокруг неё ходил. Начинал взрослеть, лет 14 ему тогда было. Просил меня: «Познакомь меня с ней». Он со Снегурочкой тогда даже сфотографировался.
– Вы знакомы с действующим главой государства. Какие у него тогда были увлечения?
– Конечно, да. Он был человеком достаточно разносторонним. Бывал во многих местах. Со спортсменами знакомился, с музыкантами, с литераторами. Как-то раз мы ездили в гости к актёру Михаилу Ульянову. Там была интересная история. Мы были втроём: Рауль, Вильма и я.
И семья Ульянова. А его зять, который там присутствовал, как выяснилось, писал диссертацию по Кубе. И жена Михаила Ульянова (она играла главную женскую роль в фильме «Небесный тихоход») по-простому стала зондировать почву относительно того, чтобы зять защитился на Кубе. Вообще-то просить второе лицо иностранного государства о такой преференции, тем более когда первый раз в жизни его видишь, не совсем принято. Понятно, что если бы это было организовано, то означало бы автоматическую выдачу диплома кандидата наук. Но Рауль эту просьбу как-то дипломатично обошёл. Просто не сказал ни «да», ни «нет». Это произвело на меня хорошее впечатление.




КАК МЫ «СЛЕДИЛИ» ЗА КОСМОНАВТОМ ЛЕОНОВЫМ
– Сергей Яковлевич, а Рауль часто общался с космонавтами?
– Конечно, у него это была часть программы. В те времена людей, побывавших в космосе, было ещё не так много и на них смотрели как на национальных героев, обладавших сверхспособностями. Во многом, конечно, это так и было. Сейчас мы знаем, что отнюдь не всегда шансы вернуться с орбиты были велики. Я помню, какие чувства мы испытывали после полёта Юрия Гагарина. Этого словами не выразишь! Примерно так воспринимался кубинцами полёт первого кубинского космонавта Арнальдо Тамайо Мендеса.
В 1980 году я присутствовал на Байконуре вместе с кубинской делегацией, которую возглавлял Рауль Кастро. Естественно, я видел, с каким эмоциональным подъёмом кубинские гости воспринимали событие. И, конечно, они захотели немедленно его отпраздновать.
Хозяйственники всего мира – люди «материально ответственные» – не просто скрупулёзно считающие бюджет чиновники, но и настоящие скряги. Не были исключением и сотрудники КГБ, работавшие в нашем отделе обеспечения. Из представленного мной списка необходимых продуктов и напитков (на всю делегацию в 30 человек) они оставили бутылку водки, бутылку коньяка, батон колбасы и ящик «Боржоми». При этом комментировали это словами о том, что нужно «беречь народное достояние», и интересовались: «Ты что, едешь туда пьянку устраивать?»
– И как вы вышли из положения?
– Просто купил на свои деньги необходимый запас. И правильно сделал, потому что после запуска Рауль подошёл ко мне и сказал: «Делай что хочешь, но должно быть кое-что на столе». Случился обычный разрыв между реальным и желаемым. На Байконуре-то формально был сухой закон. Торжественный банкет по поводу полёта первого кубинского космонавта должен был состояться на следующий день, а кубинцы хотели отметить его немедленно. Мне удалось всё организовать без, как говорят сегодня, «репутационного ущерба».
– А что было на следующий день?
– Всё по полной программе. С выступлениями главкома ракетных войск маршала Толубко, секретаря ЦК Компартии Казахстана Нурсултана Назарбаева, Рауля Кастро, космонавтов. Кстати, рядом со мной сидели все самые известные покорители космоса: Алексей Леонов, Георгий Береговой, Хрунов и другие. Приятно было находиться в компании этих тогда ещё молодых и весёлых ребят с хорошим чувством юмора, без которого в космосе было бы трудновато. Особенно отличался своими шутками и остротами Алексей Леонов.
– Известно, что он вообще человек широкой души, общительный и весёлый…
– Тогда на Байконуре он не знал, что у меня на него есть своего рода «компромат». За месяц до описываемых событий мы с коллегами после очередного дежурства решили сделать вылазку на природу, позагорать, искупаться, сыграть в преферанс. Выбрали местом нашего отдыха Медвежьи озёра, находящиеся неподалёку от Звёздного городка, где в то время проживали почти все наши космонавты. Вдруг в полусотне метров от нас останавливается чёрная «Волга», из которой выходит мужчина в генеральской форме и с ним две молодые девушки. Мы особого внимания на них не обращали, но через некоторое время одна из молодых особ направилась к нам и попросила у нас стаканы, «чтобы разлить шампанское». Стаканы мы, конечно, выделили, а посмотрев в сторону статного генерала, узнали в нём Алексея Леонова. Минут через 20 девушки вернули нам посуду и угостили нашу компанию конфетами. На этом, собственно, сюжет и закончился, хотя мне пришлось его вспомнить во время встречи на Байконуре.




Когда банкет подходил к концу и Рауль Кастро встал, мы тоже начали подниматься. Я по привычке поправил пистолет, висевший у меня на поясе. Это заметил Алексей Леонов. И тут же ехидно сказал: «Что, комплектность проверяешь?» И тут я ему говорю: «У меня, в отличие от некоторых, с комплектностью всё в порядке». «Ты что имеешь в виду?» – спросил космонавт. Я отвечаю: «Как это что? Кто месяц назад на Медвежьих озёрах просил стаканы, чтобы разлить шампанское?» Леонов остался стоять с открытым ртом, но через некоторое время пришёл в себя и говорит: «Ну, обложили! Со всех сторон, как медведя на охоте». Конечно, он подумал не о случайной встрече, а о контрольном мероприятии. Я не стал его разочаровывать в отношении бдительности отечественных спецслужб…
В январе 1983 года мы провожали Рауля Кастро в аэропорту Внуково. Это были последние дни моей работы в «девятке», поскольку уже было решение о моём переводе в другое подразделение КГБ СССР, занимавшееся разведкой. Рауль обнял меня на прощание, сказал тёплые слова. Больше мы с ним лично не виделись, но я до сих пор сохраняю к нему искреннее чувство признательности за прекрасное общение и уважение как к человеку и политику мирового масштаба.

Теперь и в Тонго-Тонго
В ряде стран Западной Африки в районе Сахеля – полупустыни южнее Сахары – действует «Армия джихада Магриба», она же «Аль-Каида Сахары», она же ИГИЛ* Сахары, она же «Движение за единство и джихад в Западной Африке» («Джамаат ат-Таухид валь-Джихад фи Гарб Африкийя»). Возглавляет это благолепие Аднан Абу Валид ас-Сахрауи – сын племенного вождя из той части Западной Сахары, которую оккупирует Марокко. Он родился в лагере беженцев, все жизнь воевал во фронте ПОЛИСАРИО, организовывал похищение европейцев из числа гуманитарных работников и убийство таможенников в Буркина-Фасо, какое-то время отвечал за связь с прессой. В прошлом году он дал байат, то есть присягнул ИГИЛ.
Для борьбы с джихадистами в странах Сахеля используются в основном силы европейцев и американцев, так как местные армии, при всем уважении, больше похожи на шайки вооруженных клоунов, чем на регулярные формирования. В основном ответственность за Сахель исторически несут французы силами Иностранного легиона и авиации. Именно французские «миражи» из базы в Мали и вылетели на поддержку американского спецназа. Потому так долго и летели – целых полчаса.
Американцев в Нигере порядка 800 человек, в основном это спецназовцы и сотрудники частной авиакомпании на контракте у Пентагона, которые неравномерно распределены между столицей Ниамеем и несколькими относительно боеспособными нигерскими частями в качестве советников и групп усиления (assist mission). Пентагон пять лет усердно тренировал нигерцев и совсем недавно провел смотр в виде учений Flintlock. Все остались довольны.
И вот отряд нигерского разведывательного батальона, тренированного американцами и с американской же группой усиления, отправился на границу с Мали на нескольких грузовиках, чтобы проверить оперативную информацию о наличии там то ли самого Аднана Абу Валида, то ли его сторонников. Удивительно, как при таких исходных данных генерал Данфорд утверждает, что «конфликт с противником был маловероятен». Ведь, по сути, это была локальная карательная экспедиция в редкостную даже по меркам Африки глухомань.
Дело было в деревне под названием Тонго-Тонго, что само по себе трогательно. Отряд прибыл под вечер и спокойно заночевал в северо-западной части деревни. Их было восемь пришлых на 22 местных по данным Нигера, но Пентагон утверждает, что американцев в отряде было 12 человек, все из 3-й группы спецназа, Форт-Брэгг, Калифорния. Уже утром начались допросы местных жителей на предмет, видели ли они вокруг каких-нибудь злых людей. Допросить хотели всех поголовно, для чего на окраине деревни организовали мини-лагерь.
Внезапно отряд атаковали из зарослей (это не Сахара, где спрятаться негде, а Сахель, он же буш, он же вельд – там везде кустарник) из автоматов и подствольных гранатометов. Четверо нигерцев и три американца (стафф-сержанты Брайан Блэк, Джеремайя Джонсон и Дастин Райт) были убиты на месте. Тело еще одного американского спецназовца – стафф-сержанта Дэвида Джонсона – нашли через 48 часов поисков в стиле «спасти рядового Райана».
Это один из самых деликатных вопросов расследования: как так получилось, что Джонсон то ли был отрезан от основной группы в самом начале боестолкновения, то ли смог отбиться и убежать в буш. Скорее всего, ларчик открывается просто. Дэвид Джонсон был единственным в группе афроамериканцем, остальные сверкали своими белыми лицами и ирландскими шевелюрами за версту. Он буквально «сошел за местного», что несколько продлило его жизнь. А ему, кстати, было всего 22 года – довольно странно посылать в дикие места Африки малолеток, будь они хоть трижды спецназовцы.
Тут и к шаманам ходить не надо, чтобы понять – обитатели Тонго-Тонго либо изначально сочувствовали джихадистам, либо им не понравилось, что их собираются допрашивать люди из Ниамея и еще какие-то белые. Кто-то настучал в буш. Оттуда за ночь пришел отряд в 50 бородачей с калашниковыми, расположился неподалеку и дождался подходящего момента. Выставить вокруг деревни боевое охранение никто даже не подумал.
После эвакуации выживших на вертолетах в Тонго-Тонго началась полноценная африканская разборка. Главу деревни Мукаилу Алласана арестовала нигерская контрразведка и куда-то увезла – о его местонахождении ничего не известно до сих пор. При этом власти Нигера, во всем полагавшиеся на американских военных, пребывают в шоке. «Нас по-настоящему шокировало, что на таком уровне, при таких ресурсах, которые они используют, они не располагали достаточными разведданными для того, чтобы предотвратить трагедию», – говорит один из местных высокопоставленных чиновников.
Так авторитет США в отдельно взятом Нигере всего за одно утро упал ниже плинтуса.
К инциденту подключился и президент Франции Эммануэль Макрон, пообещавший «усилить борьбу с терроризмом в Западной Африке». Правда, он никак не прокомментировал тот факт, что «миражи» над Тонго-Тонго только «помахали крыльями», а бомбить что-либо не стали. И, кстати, американцы понесли потери еще до того, как подкрепление вылетело из Мали.
Очевидно, удивительное заявление генерала Данфорда, полностью построенное на вымысле, имеет целью зарешутировать кучу тактических ошибок, которые совершила американская группа усиления. Даже если местным – лень (как обычно), американцы обязаны были выставить боевое охранение хотя бы из инстинкта самосохранения.
Да, вирус африканского безделья и пофигизма вполне мог поразить и американский спецназ, наловившись к тому же на чувство идейного и технического превосходства. Но зачем же столь сильно искажать картину события? Это странно уже потому, что все изложенные выше факты рано или поздно выползут наружу, и Данфорду будет очень сложно объяснить свои слова.
Ранее вообще утверждалось, что спецназовцы героически контратаковали нападавших на «хаммерах», а нескольких даже убили, но в реальности были заняты допросами тонго-тонжцев (правда, непонятно, на каком языке – там живут люди племени зарма, и вряд ли американские спецназовцы говорят на языках нило-сахарской группы). Многие даже не были вооружены. Им пришлось бежать под огнем к своим «хаммерам», чтобы взять автоматы, хотя люди на войне обычно не расстаются с оружием и даже спят с ним. Тем более в Африке. Не боишься джихадистов – опасайся хотя бы львов.
Официальный представитель Африканского командования американской армии в Штутгарте полковник Марк Чидл продолжает настаивать на том, что столкновение с противником в этом районе было маловероятным, «не ожидалось». Он также считает, что командование направило все ресурсы на то, чтобы минимизировать риски. Но ведь спецназовцы поехали Тонго-Тонго именно потому, что получили информацию о возможном наличии противника. Это называется «не ожидалось»? Где была разведка, мы уже не спрашиваем. В баре гостиницы «Гранд Отель дю Нигер» в Ниамее, как обычно. У них там скидка.

Президент и его вежливость
Вся эта история имела богатое политическое продолжение. Через 12 дней после случившегося президент Дональд Трамп позвонил Майэшии Джонсон – вдове стафф-сержанта Дэвида Джонсона – во Флориду с намерением выразить соболезнования. На другом конце провода, помимо юной вдовы, разговор слушали мать погибшего сержанта и местная конгрессвумен от демократов Фредерика Уилсон в качестве группы поддержки. Трамп, видимо, решил провести разговор в неформальном тоне и в свойственном ему стиле, в результате чего разразился дикий скандал. Он называл погибшего, обращаясь к вдове, «твой парень», сказав, что тот «знал, на что подписывался». Конгрессвумен все записала на диктофон, а CNN неделю пережевывала «нетактичность» президента в качестве первой, а порой и единственной новости дня.
Белый дом в ответ обвинил конгрессвумен Уилсон в том, что она «сфабриковала» разговор, но эта тактика себя не оправдала, поскольку из песни слова не выкинешь, и СМИ ополчились еще больше. Тогда президент перешел в наступление, подчеркнув, как это замечательно, что глава государства лично общается с семьями погибших солдат. Барак Обама, например, никогда такого не делал, а ведь люди – не мусор.
В качестве аргумента приводился глава аппарата Белого дома отставной генерал Джон Келли. Его сын, старший лейтенант морской пехоты Роберт Келли погиб в 2010 году в Афганистане, и Обама не стал выражать соболезнования его отцу, на тот момент действующему генералу. Известно, что Джон Келли очень тяжело перенес гибель сына и был, скажем так, обижен на верховного главнокомандующего за высокомерие и бездушность.
Келли, в свою очередь, подтвердил, что присутствовал при телефонном разговоре президента с вдовой и охарактеризовал происшедшее как «уважительную эмоцию президентской симпатии». Но тема не исчерпана до сих пор.
Сенатор Джон Маккейн (куда ж без него) и оскорбленная в лучших чувствах конгрессвумен Уилсон требуют расследования «в стиле Бенгази». Метят они в Трампа, но попасть могут одновременно в ЦРУ и во всю систему подготовки американских пехотинцев – не важно, спецназа или нет. Там действительно есть что править, но это уже вопрос идеологии американской пехоты в наземной войне. Расследованием одного случая от «авиазависимости» не избавиться, а на то, чтобы внушить рядовым и сержантам элементарные принципы открытого пехотного боя, уйдут годы. Технологическое превосходство, как выяснилось, не работает даже в африканской глуши. Что уж тут говорить, например, о Донбассе.

Штаб Масхадова вплоть до «часа икс» старательно наводил информационный камуфляж. Получалось довольно коряво, но на некоторых сотрудников ФСБ и офицеров группировки в Чечне подействовало. Так, ответственность за мелкие стычки и подрывы стала брать на себя некая организация с арабским названием «Риядус Салихийн» («Сады праведников»), а через информаторов и двойных агентов начали утекать «сведения» о том, что она состоит из нескольких батальонов шахидов, о которых никто не знает. Часть контрразведки действительно открыла охоту на «Риядус Салихийн», а Мовсар Бараев, давая интервью уже внутри театрального центра, продолжал настаивать на том, что возглавляет «третий батальон шахидов» и «Аргунский джамаат» из этих самых «Садов праведников».
Одновременно из Чечни запустили дезинформацию о гибели или тяжелом ранении самого Мовсара Бараева. Его группа (так называемый Исламский полк особого назначения) залегла на дно и полностью выключилась из боевых действий, а через СМИ распространялись слухи о том, что Бараев то ли уехал на лечение в Азербайджан, то ли убит под Комсомольским. Это сработало. Замкомандующего Объединенной группировки официально заявил 12 октября, что Мовсар Бараев убит в результате авиаудара, а террорист в этот момент уже ехал в столицу в поезде Кисловодск–Москва. На перрон Казанского вокзала в сопровождении двух охранников он сошел утром 14 октября.
Как так могло получиться – вопрос комплексный. Потерять целую группу, поверить в гибель полевого командира средней руки и не иметь информации о подготовке крупного теракта в столице – неприятный опыт, и очень не хочется спустя 15 лет бросаться обвинениями в адрес многих добросовестных сотрудников контрразведки. Однако такая простая идея, как постоянный мониторинг всех данных о судьбе и перемещении знаковых фигур из числа полевых командиров, никому тогда в голову не пришла (автор этих строк в те времена видел компьютерный файл под названием «Чеченоиды», но он содержал только общие сведения наподобие полуофициальных биографий и практически не обновлялся – это была cправка, которую может составить любой стажер).
Возможно, не хватало ресурсов, в том числе человеческих. Весьма утомительно сидеть и составлять досье, когда все вокруг стреляет и взрывается. Но это звонок на будущее: общее антитеррористическое досье, механически обновляемое 24/7, должно существовать. Требуется комплексная картина, а не раскиданные по разным управлениям разрозненные ДОРы – дела оперативных разработок.
Также никто не принял во внимание привычку террористов к мимикрии – смене вывесок и созданию фейковых ячеек для отвлечения внимания. Сработало и совсем уж субъективное обстоятельство – некоторые офицеры «на ура» воспринимали любую позитивную информацию, о гибели Бараева в том числе, хотя трупа никто не видел и экспертизы не проводил. Стремление трактовать любую информацию в позитивном ключе – самое страшное, что может случиться в разведке и контрразведке. И это не вопрос подготовки, а свойство характера конкретных сотрудников, тогда как вся работа зиждется на здоровой параноидальной основе, а не на оптимистических рапортах. 
Несколько смертниц прилетели в Москву на самолете из Ингушетии. Они были без оружия и прилично одеты – повода их задерживать не было. Большая же часть группы прибыла в столицу на автобусе Хасавюрт–Москва. Упорядочить движение подобных транспортных средств в то время никто не мог. Даже сейчас никто не даст стопроцентной гарантии, когда речь заходит о полулегальных автобусных перевозках, – о них обычно вспоминают в связи с крупными трагическими ДТП. Это не говоря уже о том, что существует и несколько легальных способов въехать в Москву хоть с минометом в чемодане, обойдя все возможные проверки. Они, правда, куда более трудоемки, но бешеной собаке семь верст не крюк. Избежать подобного наверняка чрезвычайно трудно.
Для перевозки оружия и боеприпасов использовались яблоки. При этом «КамАЗ» с пластитом, сверху присыпанным фруктами, по дороге просто сломался, и Эльмурзаев дал команду перегрузить все в «Жигули». Второй грузовик с яблоками из Ингушетии благополучно доехал до Москвы, доставив три 152-миллиметровых артиллерийских снаряда, обернутых взрывчаткой. Их закамуфлировали под ресиверы – воздушные баллоны системы торможения грузовика.
Сказать, что столица тогда представляла собой проходной двор, – ничего не сказать. Наследие 1990-х било отовсюду, и террористы пошли по наиболее безопасному для них пути – они почти все пытались делать почти легально.
Так, главная разведчица группы Ясира (Миси) Виталиева совершенно официально и через риелторское агентство сняла несколько квартир в разных районах города – мужчины и женщины жили раздельно. При этом пластит и большая часть оружия были складированы в деревне Черное Балашихинского района Подмосковья в доме, в котором с весны проживал Хампаш Собралиев: отдельно стоящее здание – идеальный объект для того, чтобы спокойно собрать 25 взрывных устройств, известных как пояса шахидов. А автомобили «Форд Транзит» и «Фольксваген Каравелла», как и мобильные телефоны и гараж на Огородном проезде, приобрели по частным объявлениям два брата-ингуша Межиевы, легально проживавшие в Москве с 1994 года.
Предотвратить такое невозможно. Мониторить покупки минивэнов через журналы бесплатных объявлений – это из области фантастики. Но мониторить нужно было людей, а не события, увязать которые друг с другом не смог бы даже Шерлок Холмс. Другое дело, что у обстоятельств подготовки теракта есть множество мелких деталей, которые нет смысла теперь перечислять (типа промежуточных стоянок), но все это дало богатую пищу для осмысления и улучшения методов оперативной работы и системы безопасности города.
Если бы террористам удалось осуществить свой план в полном объеме – одновременно с захватом театрального центра подорвать три автомобиля в многолюдных местах города и еще пару смертниц в метро – хаос был бы неизбежен. Система полиции и гражданской обороны ни одного города мира на такую нагрузку не рассчитана. Но в любой трагедии есть место чуду, и 15 лет назад чудо было на стороне добра.
Два взрывных устройства просто не сработали, а третье – в «Таврии» у «Макдональдса» на улице Покрышкина – сработало не тогда, когда планировалось. Предположительно, привезенный из Чечни пластит, в который обернули артиллерийские снаряды, был учебным, и террористы этого просто не заметили.
Ситуация же с шахидками не прояснена до сих пор. Известно, что от совершения теракта они отказались и 25 октября уехали на поезде в Ингушетию. На суде Алихан Межиев, который возил потенциальных смертниц на своем «Мерседесе» по центру города, выбирая место для подрыва, утверждал, что не знал об их намерениях, а когда увидел пояса шахидов и услышал по радио о захвате заложников, отвез женщин домой и разоружил, а затем купил им билеты в Назрань. По другой версии, он испугался, услышав о захвате театрального центра, а по телефону объяснил Эльмурзаеву, что в городе слишком много милиции. Как бы там ни было, сработал человеческий фактор, и уже не важно, какую именно линию защиты адвокаты Межиева избрали на суде.
Со своей стороны Ясира Виталиева довольно убедительно сыграла роль фанатки мюзиклов. В компании еще одной девушки она обошла три объекта – Московский дворец молодежи, Театральный центр на Дубровке и Театр эстрады, снимая все помещения на камеру. Дубровка была выбрана из-за размеров здания – слишком крупный объект типа МДМ небольшая группа не могла бы эффективно контролировать, пусть МДМ и ближе к центру. При этом сложно винить сотрудников охраны в том, что они не заподозрили молодых девушек в чем-то кровожадном, – в театрах таких тысячи, а это не Форт-Нокс, чтобы кто-то требовал от администрации здания ощетиниться пулеметами. Предугадать такую ситуацию можно было на основе предварительной информации или по совокупности данных, но не было ни того ни другого.
Незадолго до захвата заложников по городу прошла информация о том, что несколько шахидок могут готовить террористические акты во время религиозных праздников в крупных православных храмах. Среди православных священников даже начали распространять фотороботы. Впоследствии выяснилось, что захват заложников и подрывы планировались на 7 ноября, но Эльмурзаев ускорил развитие событий из-за активизации милиции и контрразведки после подрыва «Таврии» у «Макдональдса». Все это дало основание считать, что «что-то витало в воздухе», а контрразведка неверно оценивала ту информацию, которая к ней все-таки попадала.
Виталиева «проводила кастинг» шахидок в Чечне и Ингушетии на протяжении всего сентября. В августе-сентябре братья Межидовы на деньги Прима-банка покупали в Москве автомобили и арендовали гараж. Подрыв у «Макдональдса» произошел 19 октября. Сейчас сложно сказать, достаточно ли было у контрразведки времени, чтобы правильно оценить информацию, если она у них все-таки была. Некоторые теракты готовят годами, а здесь на все про все отводилось полтора-два месяца в обстановке полной закрытости. В Чечне 2002 года не было проблемы скрыть одновременное исчезновение двух десятков молодых девушек, а боевики из отряда Бараева и так находились на нелегальном положении – им камуфлировать свое отсутствие в республике в принципе было не нужно. Но даже если бы поступающая в контрразведку информация была точной и полной («Масхадов намерен повторить Буденновск»), рассчитать все эти схемы и набор случайностей было нельзя. Готовя теракт, Эльмурзаев изначально не имел конкретной цели – Театральный центр на Дубровке возник как цель только с подачи Миси Виталиевой на совещании на квартире, где жил Эльмурзаев, причем только 18 октября.
Но все это не означает, что теракт был неизбежен. Организовать масштабную бесчеловечную акцию в огромном городе не так уж сложно, как представляется, – были бы ресурсы. Главной проблемой предотвращения терактов остается получение опережающей информации вне зависимости от того, сколько проходит времени от появления замысла до его исполнения.
При этом в 2002 году проблема сбора оперативной информации заключалась еще и в том, что тогдашняя структура Объединенной группировки в Чечне не была под это заточена. Люди занимались в основном непосредственным уничтожением боевых групп и работали над тактикой, а наличие у Масхадова и его окружения неких «стратегических планов» не мониторилось.
Впоследствии та же история повторилась с Бесланом. Еще за год до захвата школы шли разговоры о том, что этот город в силу своего географического расположения – идеальная цель.
Но копать в этом направлении никто не стал, то есть изначально верная оперативная оценка не получила практического продолжения.
Сказать со стопроцентной уверенностью, что все это теперь в прошлом, тоже, к сожалению, нельзя. Да, сейчас уровень подготовки и вообще работы контрразведки повысился в разы, изжиты многие проблемы, что родом из 1990-х годов, да и общая ситуация в стране кардинально изменилась. По прошествии 15 лет есть основания надеяться на то, что общественная безопасность защищена гораздо серьезнее, чем в 2002-м или в 2004 году. Но анализ того печального опыта по-прежнему актуален – и будет актуален всегда.