История Евразии от древних времён и далее

Точное число воинов, участвовавших в походе, неизвестно. По одним источникам, их было около 700, по другим — больше 4000. Более похоже на правду первое число — войско в 4 тысячи человек было бы слишком большим для такого похода. Войска выступили за Полярный круг, чтобы подчинить под власть московского государя местных жителей.
Земли, в которые вступили ратники Курбского и Ушатого, были населены финно-угорским народом, который на Руси тогда называли вогулами, а сами себя они называли манси. Их вооружение уступало русскому и, следует полагать, что дисциплина тоже была несколько ниже, чем в московском войске. Племена манси были разобщены, и по отдельности не могли противостоять войску в несколько сотен человек.
В нижнем течении реки Печоры войско основало острог — деревянную крепость, из которой совершались походы на окрестные племена. Назвали острог Пустозéрском по названию озера Пустого, которое находилось рядом.
После этого Курбский и Ушатый разделили войско на две части. За год они захватили земли почти 60 племен манси: летописи упоминают о взятии в плен 58 племенных князьков и разорении 42 «городов» манси (речь, конечно, не о городах в нашем понимании, а об укреплениях, которые строились для защиты от врага).
Пустозерск стал административным центром вновь присоединённых земель. В 1502 году учредили Пустозерскую волость. В остроге построили церковь, а затем и «избу для рудознатцев» из которой на поиски месторождений серебра и меди выходили местные старатели.
В 1606 году появился Пустозерский уезд, объединивший все окрестные земли. В самом Пустозерске в это время жили примерно 500 человек, весьма серьёзное постоянное население для заполярного городка по меркам начала XVII века (нужно учитывать, что Пустозерск находился в 20 километрах от современного Нарьян-Мара, на этой широте невозможно земледелие, а значит пищу для города приходилось привозить издалека).

Во второй половине XVI и начале XVII века Пустозерск был хорошо известен европейским купцам, преимущественно, англичанам и датчанам, которые ездили туда, чтобы напрямую закупать меха у охотников. Этому способствовали распоряжения Ивана Грозного, который сам разрешил иностранным торговцам ездить в Пустозерск.

После Смуты страна была разорена, и царь из новой династии Романовых, Михаил Фёдорович, в 1619 году запретил движение по Мангазейскому морскому ходу, через который западные купцы попадали в Пустозерск. Теперь все меха нужно было везти на продажу в Москву, чтобы государственная казна получила больше налогов.

Это решение хорошо сказалось на российской казне, но плохо на Пустозерске, который из центра международной торговли стремительно превратился в один из многих центров по сбору ясака (натурального налога, который взимали с местных коренных народов). Если в 1611 году в городе было около 200 дворов (единица налогообложения, одно домохозяйство), то в 1649 — меньше 40. Все, кто жил торговлей, покинули город.
В 1643-1644 годах в обезлюдевшем Пустозерске по распоряжению того же Михаила Федоровича появилась тюрьма для «воров». Так на языке того времени называли особо опасных политических преступников (для обозначения воров и разбойников в нашем понимании использовалось слово «тать»).
В следующем десятилетии к старообрядцам добавились участники восстания Степана Разина, а в 1682 году произошло, пожалуй, самое известное в истории Пустозерска событие — был сожжён заживо протопоп Аввакум.
После этого жизнь Пустозерска изменилась бесповоротно. Некогда цветущий торговый город, в котором на зимней крещенской ярмарке могли встретиться лондонский торговец и охотник-манси из дальней тундры, окончательно превратился в тюрьму и казарму. Жителей тревожили восстания народов Крайнего Севера, протестовавших против сбора ясака (4 восстания случились в XVII веке и ещё 6 в XVIII).


12 марта 1499 года небольшая русская дружина под командованием двух воевод — князя Семёна Фёдоровича Курбского и князя Петра Фёдоровича Ушатого вышла из Москвы. На севере к ним присоединились местные ратники: «устюжане, вятчане, пермичи, двиняне, важене, пеняжане».

Точное число воинов, участвовавших в походе, неизвестно. По одним источникам, их было около 700, по другим — больше 4000. Более похоже на правду первое число — войско в 4 тысячи человек было бы слишком большим для такого похода. Войска выступили за Полярный круг, чтобы подчинить под власть московского государя местных жителей.

Примерно так могли выглядеть ратники Курбского и Ушатого в походе 1499 года. Правда, копья были, скорее всего, обычными, а не такими как на картинке. Не у всех были железные шлемы — многие носили для защиты стеганые шапки, сделанные из такой же ткани, как тегиляи
Земли, в которые вступили ратники Курбского и Ушатого, были населены финно-угорским народом, который на Руси тогда называли вогулами, а сами себя они называли манси. Их вооружение уступало русскому и, следует полагать, что дисциплина тоже была несколько ниже, чем в московском войске. Племена манси были разобщены, и по отдельности не могли противостоять войску в несколько сотен человек.

Вогулы. Иллюстрация из Чупин Н. К. Географический и статистический словарь Пермской губернии. Пермь, 1873
В нижнем течении реки Печоры войско основало острог — деревянную крепость, из которой совершались походы на окрестные племена. Назвали острог Пустозéрском по названию озера Пустого, которое находилось рядом.

После этого Курбский и Ушатый разделили войско на две части. За год они захватили земли почти 60 племен манси: летописи упоминают о взятии в плен 58 племенных князьков и разорении 42 «городов» манси (речь, конечно, не о городах в нашем понимании, а об укреплениях, которые строились для защиты от врага).

Так мог выглядеть первый Пустозерский острог 1499 года. Эти сооружения были однотипными, на иллюстрации — реконструкция Мелесского острога 1621 года. Источник: «Энциклопедия Красноярского края»
Пустозерск стал административным центром вновь присоединённых земель. В 1502 году учредили Пустозерскую волость. В остроге построили церковь, а затем и «избу для рудознатцев» из которой на поиски месторождений серебра и меди выходили местные старатели.

Пустозерск в «Атласе Ортелиуса» 1570 года
В 1606 году появился Пустозерский уезд, объединивший все окрестные земли. В самом Пустозерске в это время жили примерно 500 человек, весьма серьёзное постоянное население для заполярного городка по меркам начала XVII века (нужно учитывать, что Пустозерск находился в 20 километрах от современного Нарьян-Мара, на этой широте невозможно земледелие, а значит пищу для города приходилось привозить издалека).

Во второй половине XVI и начале XVII века Пустозерск был хорошо известен европейским купцам, преимущественно, англичанам и датчанам, которые ездили туда, чтобы напрямую закупать меха у охотников. Этому способствовали распоряжения Ивана Грозного, который сам разрешил иностранным торговцам ездить в Пустозерск.

После Смуты страна была разорена, и царь из новой династии Романовых, Михаил Фёдорович, в 1619 году запретил движение по Мангазейскому морскому ходу, через который западные купцы попадали в Пустозерск. Теперь все меха нужно было везти на продажу в Москву, чтобы государственная казна получила больше налогов.

Это решение хорошо сказалось на российской казне, но плохо на Пустозерске, который из центра международной торговли стремительно превратился в один из многих центров по сбору ясака (натурального налога, который взимали с местных коренных народов). Если в 1611 году в городе было около 200 дворов (единица налогообложения, одно домохозяйство), то в 1649 — меньше 40. Все, кто жил торговлей, покинули город.

Разворот «Пустозерского сборника» — рукописи, значительная часть которой написана рукой протопопа Аввакума. Текст и рисунки на этом развороте выполнены им
В 1643-1644 годах в обезлюдевшем Пустозерске по распоряжению того же Михаила Федоровича появилась тюрьма для «воров». Так на языке того времени называли особо опасных политических преступников (для обозначения воров и разбойников в нашем понимании использовалось слово «тать»).

П. Мясоедов. Сожжение протопопа Аввакума. Картина 1897 года. В действительности казнь выглядела не совсем так — приговоренных сжигали заживо, заперев в деревянных срубах. Пожалуй, такая смерть была даже более ужасна.
Впервые пустозерская тюрьма заполнилась узниками в 1660-х годах: туда ссылали самых упорных и грамотных старообрядцев. Сидя в Пустозерске, лидеры старообрядческого движения (поп Лазарь, протопоп Аввакум, инок Епифаний Соловецкий, дьякон Федор Иванов) сочинили ряд важных текстов в защиту старых обрядов.

Пустозерск на фотографии 1909 года.
В следующем десятилетии к старообрядцам добавились участники восстания Степана Разина, а в 1682 году произошло, пожалуй, самое известное в истории Пустозерска событие — был сожжён заживо протопоп Аввакум.

«Дом Шевелевых» из Пустозерска, ныне находится в Нарьян-Маре. Здесь располагается музей-заповедник «Пустозерск»
После этого жизнь Пустозерска изменилась бесповоротно. Некогда цветущий торговый город, в котором на зимней крещенской ярмарке могли встретиться лондонский торговец и охотник-манси из дальней тундры, окончательно превратился в тюрьму и казарму. Жителей тревожили восстания народов Крайнего Севера, протестовавших против сбора ясака (4 восстания случились в XVII веке и ещё 6 в XVIII).

Краевед А. А. Тунгусов и историк древнерусской литературы В. И. Малышев у памятной стелы, сложенной в 1964 году из камней Преображенского храма Пустозерска.
Не помогала даже чрезвычайная жестокость войск, подавлявших эти восстания — по сообщению краеведа Н. А. Окладникова всего на берегу Пустого озера, давшего название городу, на деревьях были повешены более тысячи коренных жителей Крайнего Севера (сообщение это основано на устных преданиях и, вероятно, настоящее число было несколько меньше, но в самом факте подобных казней сомнений мало).
После этих казней озеро стало мелеть, и во второй половине XVIII века до Пустозерска стало не добраться привычным водным путём. Город окончательно обнищал. В конце 1770-х сюда по старой памяти прислали отбывать наказание участников восстания Пугачева, и это было одно из последних упоминаний Пустозерска в распоряжениях из столицы. В 1780 году центр уезда навсегда перенесли из Пустозерска в Мезень.
Древний острог пошел на дрова, а жители стали уезжать ещё быстрее. В XIX веке от Пустозерска осталось только название города — фактически он был уже небольшим селом.

В советское время слова, наконец, пришли в соответствие с реальностью. В 1924 году город Пустозерск официально стал селом, а в 1936 — деревней. Последнее административное учреждение, сельсовет, закрылось ещё в 1928 году. Последние жители Пустозерска переезжали в Нарьян-Мар, особо хозяйственные разбирали свои дома по бревнышку и собирали на новом месте. К 1964 году от поселения ничего не осталось.

Так жил и умер город Пустозерск, такая судьба была у него: от международного торгового центра до политической тюрьмы.

Нижняя Синячиха в виде небольшой деревеньки появилась в 1680-е годы. Здесь проходила дорога из Верхотурья в Ирбит. А вскоре тут появился и завод.
Нижнесинячихинский завод на реке Синячихе был передельным, сопутствующим Алапаевскому заводу. Дело в том, что казенный (государственный) Алапаевский завод не справлялся с переработкой чугуна в железо. При осмотре завода в 1723 году начальник Уральских горных заводов Вильгельм де Геннин распорядился построить дополнительный завод. Нижнесинячихинский завод начали строить 14 апреля 1724 года, а в 1726 году уже выдали первое железо.
Первое время заводу не очень везло. В 1730 году прорвало плотину пруда. Затем все повторилось через три года.
В 1759 году завод вместе с Алапаевским передали из казны в частное управление к гвардии секунд-майору Александру Гурьеву. Так его наградили за участие в дворцовом перевороте.
11 сентября 1766 года Гурьев продал предприятие Савве Яковлеву, который организовал на Урале целую промышленную империю, обогнав Демидовых. Начинавший с уличной торговли, Савва Яковлев (Собакин) стал одним из богатейших людей России.
Во время пугачевского восстания 1773-75 годов крестьяне и рабочие завода не поддержали повстанцев, поскольку получали неплохое жалование, и поводов для бунта у них не было.
Нижнесинячихинский завод закрылся в 1828 году. К нашему времени от него ничего не осталось, кроме дома заводоуправления, пруда и дамбы реконструированной плотины. Да и плотина пруда, прорвавшаяся во время паводка 1926 года, была восстановлена только в 1992 году.


Иван Данилович Самойлов
Нижнесинячихинский музей-заповедник деревянного зодчества - это единственный музей такого рода на территории Свердловской области. На Среднем Урале сравним с ним музей в Хохловке (Пермский край), в чем-то даже опережая.
Но самое удивительное в этом музее то, как он создавался. В это трудно поверить, но музей создан благодаря энтузиазму одного-единственного человека.
«Иван Данилович – человек большой и чистой души, воплотивший в себе лучшие черты национального характера. Каждый экспонат музея – эпизод из биографии его создателя, а все вместе они – рассказ о его судьбе, подвижничестве и бескорыстии», - писал академик Д.С. Лихачев.
Иван Данилович Самойлов родился в деревне Исаково Алапаевского района 6 сентября 1922 года. Там, на улице Нижней, сохранился дом, в котором он жил. 

Самойлов прошел Великую Отечественную войну, в том числе участвовал в битве за Москву. Был ранен. Получил ордена Отечественной войны I степени, Красной Звезды, Почета, несколько медалей. Вернувшись на родину, работал инженером-землеустроителем. Тогда-то и возник интерес к родной земле и народной культуре.
Иван Данилович писал:
«В 1947 году я впервые побывал в деревне Грязнуха на границе района. Это посещение меня поразило. Местная часовенка напоминала настоящий музей древнерусского искусства. Чего только в ней не было! Иконы местного письма, рукописные и старопечатные книги, чеканка и гравировка, вышивка и резьба по дереву… Давным-давно нет на месте той часовни, неведомо куда сгинули собранные в ней чудеса, но я помню их до сих пор. Наверное, после таких вот встреч, которые бывали и позднее, во время моих многочисленных землеустроительных поездок и потянуло меня к коллекционированию, а потом появилась и мысль о создании музея».

В деревнях Самойлов на собственные средства начал покупать предметы народного искусства. По его словам, не мог смотреть, как они гибнут, порой идя на дрова. Когда коллекция стала большой, задумался над созданием музея. И тут вспомнил про удивительное здание бывшей церкви в Нижней Синячихе, к тому времени разрушавшееся. После четырехлетних ходатайств Самойлова бывшую церковь признали памятником архитектуры республиканского значения.


С 1967 года Самойлов своими силами, на общественных началах взялся за реставрацию Спасо-Преображенской церкви как памятника архитектуры. Здание было сильно разрушено, восстановление заняло десять лет. Интересно, что во время реставрации иногда находили застрявшие пули – отголоски событий гражданской войны.
В 1978 году Иван Данилович открывает в отреставрированном здании музей уральской домовой живописи. А затем на близлежащей территории создает музей под открытым небом – заповедник деревянного зодчества и народного искусства. Сюда свозит старинные памятники архитектуры: часовни, сторожевую вышку, ветряную мельницу, пожарную и др. Самойлов ездил по Среднему Уралу, искал ценные деревянные постройки. Найденные жемчужины архитектуры осторожно разбирались, перевозились, заново собирались в Нижней Синячихи и реставрировались. Если бы не Самойлов, то их бы уже давно не было.
В 1989 году Иван Данилович был избран народным депутатом СССР от Советского фонда культуры.


В 1995 году Нижнесинячихинский музей получил статус объекта исторического и культурного наследия федерального значения. Вот так старания одного человека сделали небольшое уральское село уникальным и известным как минимум на весь Урал.

После того как 21 сентября 1720 года Никите Демидову был пожалован титул дворянина, в 1721 году была заложена фамильная башня Демидовых в Невьянске. А 1 января 1725 года она уже была достроена как башня памяти комиссара Невьянских заводов Никиты Демидова. Строительство башни проходило в 1721—1725 годах. К сожалению, нет достоверных данных о том, кто её спроектировал. Принято также считать, что строительство было начато по приказу самого Акинфия Демидова. Башня исполняла роль колокольни, сторожевого пункта, заводского архива, конторы, лаборатории и тюрьмы. Первое описание Невьянской башни появилось в чертеже горного чиновника Михаила Кутузова, датируемом 1729—1734 годами. Затем её описание встречается в книге академика Иоганна Гмелина «Путешествие по Сибири», опубликованной в 1751 году

Современными архитекторами это сооружение классифицируется не как падающее, а именно как наклонное. Существует несколько версий, поясняющих причины наклона башни. Одной из наиболее распространённых является версия о том, что подвал башни был некогда затоплен, чтобы скрыть работу Демидова от ревизора, однако эта версия не находит подтверждения у современных специалистов, обследовавших постройку. Вероятнее всего, наклон башни — это или результат задумки зодчего, или ошибка при строительстве. Первый ярус башни отклонён от вертикальной оси достаточно сильно — почти на два метра. Верхние же этажи имеют небольшой наклон в противоположную сторону. Таким образом, можно сделать вывод о том, что строители просто пытались компенсировать свою ошибку, сделанную на этапе закладки фундамента и стен.

Башня была возведена возле старой береговой линии пруда, в непосредственной близости от реки Нейва, и при строительстве двух третей четверика он дал осадок и начал крениться. Дабы компенсировать крен, дальнейшая стройка восьмерика шла с креном в другую сторону, удерживая центр тяжести. Таким образом, башня приобрела саблевидный изгиб.

Альтернативная история происхождения Невьянской башни изложена в сказке Татаринова Михаила «Сказ о Невьянской башне».

В феврале и марте собор занялся несколькими второстепенными вопросами и отдыхал от споров по поводу судьбы патриарха Никона и отношений между   царством и священством. В середине апреля 1667 года иерархи принялись за "церковных мятежников" и проблему обряда. Как и в случае патриарха Никона, собор действовал по довольно странной программе. Сначала он судил обвиняемых, затем принимался за выработку общих норм, на основе которых, казалось, только и можно было предъявлять обвинения. Сначала перед патриархами и епископами предстали или уже раньше покаявшиеся, или же новые мелкие представители оппозиции. Прибывший из Соловков архимандрит Никанор был судим первым, 20 апреля. За ним прошествовали, также каясь в своих заблуждениях, священник Амвросий, дьякон Пахомий, инок Никита и уже раскаявшиеся отец Никита Добрынин и старец Григорий Неронов. За ними наступила очередь Аввакума; дьякона Феодора, который раскаялся в своем отказе от защиты старого обряда, убежал в леса, снова начал борьбу с "никонианством", но был арестован; инока Епифания, соловецкого монаха, ушедшего уже в 1658 году из Соловецкого монастыря и теперь подавшего царю книгу изобличений нового обряда; старика Никифора, привезенного патриархами из Симбирска в столицу, и отца Лазаря. Лазарь уже раз предстал перед судом патриархов в декабре 1666 года, но тогда он ошеломил их предложением определить правоту старого и нового обрядов Божьим судом на костре. "Повелити ми идти на судьбу Божию во огонь",— заявил он. Если он сгорит, говорил Лазарь, то, значит, новый обряд хорош, если же уцелеет, то, значит, старый обряд был истинным православным обрядом. Не ожидавшие такого аргумента патриархи отложили тогда суд над ним до более позднего времени.
  Все эти пять, или вернее четыре, так как на этот раз Феодора еще не успели доставить на собор, сторонника старого обряда оказались чрезвычайно упорными. Уговоры их длились недели и месяцы. Только 17 июня они предстали перед собором. Присутствие на суде нелюбимых ими греческих патриархов делало споры еще более резкими и безнадежными. "Много от писания говорил с патриархами. Бог отверз уста моя грешная, и посрамил их Христос устами моими",—писал потом в Пустозерске протопоп. Не менее откровенны и резки в своих мнениях были и другие оппозиционеры. Все четверо были отлучены от церкви. Тем не менее по настоянию царя уговоры упорных "мятежников церковных" продолжались еще полтора месяца. В уговорах Аввакума принял участие и сам Неронов, не решившийся порвать с матерью-церковью, но упрямый и непоколебимый протопоп не поддался никаким увещеваниям. Только 26 августа их судьба была решена: все четыре были приговорены к ссылке на дальний север России, в Пустозерск. Кроме того, двое из них должны были подвергнуться добавочной "казни" отрезания языка. Это были Епифаний и Лазарь. Аввакума царь пощадил по старой дружбе и по настоянию царицы. Старик Никифор избежал этого наказания ввиду своего преклонного возраста. На следующий день, 27 августа, наказание было приведено в исполнение. "Отцу Лазарю до вилок язык вырезан и старцу Епифанию такожде. И егда Лазарю язык вырезали, явися ему пророк Божий Илиа и повеле ему о истине свидетельствовать. Он же выплюнул изо уст своих кровь и начал глаголати ясно и бодре, и зело стройне. Десная же рука бысть в крови, он же ею благословляше люди Божия", — так описал эту сцену Аввакум. 
В тот же день всех четырех увезли из Москвы в Пустозерск. 

С.А. Зеньковский "Русское старообрядчество"
т.1 28. Собор патриархов 1666—1667 годов стр. 226-227

Благодаря случайной ссылке в Пустозерск вождей сопротивления этот маленький поселок на краю северной тундры стал идеологическим центром борьбы за старый обряд. Если Соловки вдохновляли старообрядцев своим примером бесстрашного вооруженного сопротивления, то Пустозерск снабжал всю Россию идеологическими писаниями, и шедшие оттуда бесконечные послания, трактаты и челобитные поддерживали веру и надежды всех тех, кто не хотел и не мог  отказаться от старой русской церковной традиции. В это время население Пустозерска состояло всего лишь из нескольких десятков семейств, но несмотря на свое положение на краю у Полярного круга, этот, казалось, заброшенный поселок был в то время важным пунктом путей сообщения. Через этот острог шел путь из Северной России в Сибирь и из Соловков на Урал. Военные, миссионеры, купцы, переселенцы и ссыльные постоянно появлялись в этом приполярном русском поселке, принося туда сведения изо всех частей страны и облегчая связь с Москвой и центральными областями.
  Первые четыре узника прибыли туда 12 декабря 1667 года. Это были Лазарь, Аввакум, бывший соловецкий монах Епифаний, подавший в конце 1666 года  челобитную царю против нового обряда, и арестованный патриархами Паисием и Макарием симбирский протопоп Никифор. Перед ссылкой они были еще добавочно отлучены от церкви. К этим четырем вскоре присоединился дьякон Феодор, который, несмотря на свое покаяние перед собором 1666 года, через несколько месяцев после этого снова принялся за борьбу с новым обрядом. 21 февраля 1668 года он был осужден церковными властями и 25 февраля в Москве на Болоте ему отрезали язык и сослали в тот же Пустозерск. Никифор вскоре умер, а остальные четверо просидели в заключении четырнадцать лет и вышли из тюрьмы только в 1682 году, чтобы взойти на костер. За эти четырнадцать лет узники проделали колоссальную работу по обоснованию и распространению старой веры.  
Крошечный форт на берегу арктической реки Печоры благодаря этому превратился в духовную штаб-квартиру старообрядчества, из которого вышло большинство сочинений защитников старой веры в ранние годы церковного раскола. 
....
т.1 29. После собора. Годы последних надежд: 1667—1670 стр. 236-237
...
Они прибыли туда 12 декабря 1667 г., чтобы уже больше никогда не вернуться на родину. 
Первые три года пребывания в Пустозерске прошли сравнительно благополучно. Тюрьмы там еще не было, и трое ссыльных жили в избах местных  жителей, постоянно встречались и вместе работали. 
Великий ловец душ человеческих, протопоп Аввакум легко завоевал расположение стрельцов и жителей, которые, несомненно, преклонялись перед твердой верой заключенных. Скоро затерянный далекий городок превратился в генеральный штаб старообрядческой пропаганды, и сами стрельцы пересылали дальше послания, трактаты, письма ободрения и другие произведения этих вождей старообрядчества. Тесная связь постоянно поддерживалась с Москвой, Доном, сибирскими городами, Мезенью, старообрядческими скитами и поселениями Севера. 
Рост движения старообрядцев и обнаружение правительством связей между Москвой и Пустозерском привели к новым гонениям и ухудшению положения узников. В начале апреля 1670 г. в Пустозерск прибыл новый жестокий и решительный тюремщик, Иван Елагин, ....
...
С.А. Зеньковский "Русское старообрядчество"
т.2 Статьи 4. Житие духовидца Епифания стр 583.

Зима 1669—1670 годов была очень неспокойной. На Дону волновались голутвенные казаки, которые готовились к большой войне против московского правительства. Дела в Малороссии принимали все более сложный характер, и на ее границах под главенством Дорошенко сосредоточивались большие силы крымских татар и запорожских казаков, занявших недружелюбную России позицию. Надежды на избрание Алексея Михайловича или одного из его сыновей в короли Речи Посполитой исчезали. Переговоры с Польшей и Швецией о вечном мире, который уже давно должен был быть заключен, бесконечно затягивались. ...
С.А. Зеньковский "Русское старообрядчество"
Глава V. РАСКОЛ  30. Казни и тюрьмы: 1670—1676 стр.242

... Но для пресечения сношений пустозерского центра с Москвой и особенно с начавшим волноваться Доном на Север для соответствующих увещеваний, расследований и, в случае надобности, наказаний был послан стрелецкий полуголова Иван Елагин. По прибытии в Мезень полуголова сразу же принялся за дело. После энергичных внушений сыновья Аввакума покаялись и согласились принять новый обряд. Упорный юродивый Федор, которого Аввакум недаром называл своим любимым духовным сыном, наотрез отказался от всякого примирения с новыми книгами и уставами и был повешен сразу же. Луку та же участь постигла на обратном пути Елагина из Пустозерска в Москву. 
Прибыв в Пустозерск, стрелецкий полуголова потребовал, чтобы все четыре ссыльных приняли трехперстное крестное знамение, новый символ веры и  другие обрядовые новшества. Не сдавшиеся на увещевания собора пустозерцы, конечно, не реагировали и на аргументы и угрозы Елагина. Тогда 14 апреля на  Фоминой неделе, в четверг, как это записал Аввакум, "по приказу цареву, полуголова Иван Елагин взял из тюрьми протопопа Аввакума, попа Лазаря, дьякона Федора и старца Епифания и шли они до уреченного места на посечение, где плаха лежит и мучительная вся готова, и палачь готовитца для посечения их. Они же никако не унывше, вкупе народ благословляли и прощались, светлым лицом, веселы в своем благочестии непоколебимо стояли и за отеческое предание смерть приимали, а к народам говорили: не прельщайтесь Никоновым учением! За истину страждем и умираем!" Но на этот раз им еще не пришлось умереть. Аввакум был снова пощажен, а Епифанию, Лазарю и Феодору полуголова приказал "за их речи языки резать, а за крест руки сечь". 
После этой "пустозерской казни" режим всех четырех был совершенно изменен. До этого они жили в избах местных жителей, постоянно общались между собой и встречались с местными обитателями и путешественниками. Теперь же их поместили каждого в отдельности в закопанные в землю срубы-землянки, выход из которых был забит и засыпан, чтобы узники не могли выходить из них и общаться. Условия в этих тюрьмах-землянках были, конечно, ужасные. Епифаний оставил печальное, но красочное описание своего заключения: "Я ныне в темнице, яко в гробу сижу, — жив землею погребен, всякую нужду терплю темничную, дым горькой глотаю, глаза дымом и копотью, и всякою грязию выело. Одна темница—то и церковь, то и трапеза, то и заход. А клопы жива хотят съесть и черьвям не хотят оставить". 
Только небольшое окно, вделанное в стене землянок-тюрем, которое служило для передачи еды и отхода дыма, позволяло им говорить со стражей и видеть небольшой кусочек окружающего полярного мира. Позже эти окна были расширены, так что узники украдкой снова могли иногда общаться друг с другом и даже вместе обсуждать свои сочинения и спорить. Несмотря на эти ужасные условия заключения, все четыре пустозерских мученика создали в своих подземных темницах значительное количество богословских и литературных сочинений, среди которых были и такие шедевры древнерусской литературы, как автобиографии-жития Аввакума и Епифания. 
...
С.А. Зеньковский "Русское старообрядчество"
т.1 Глава V. РАСКОЛ  30. Казни и тюрьмы: 1670—1676 стр.242-243

... в подземных тюрьмах-ямах были написаны жития Аввакума и Епифания, многочисленные и обширные трактаты и послания Аввакума, Федора и Лазаря. Несомненно, многое из написанного пропало, но и то, что дошло, ...
...
Свою тюрьму они оставили в начале 1682 г., но не для свободы, а для общего ауто да фэ. В этом году старообрядческая пропаганда была особенно успешна и, желая пресечь "корень зла", правительство и церковная иерархия решили положить конец существованию главных "бунтовщиков". 14 апреля все четверо были сожжены на костре. Пустозерское сидение закончилось. 


С.А. Зеньковский "Русское старообрядчество"
т.2 Статьи 4. Житие духовидца Епифания стр 584.

XXIV
  Я  размышлял  о  тех,  кто использует,  ничего  не  давая  взамен.  Вот государственный  муж,  он  лжет,  хотя  власть  его  держится на  доверии к сказанному. Благодаря  доверию  его  слово  действенно.  Благодаря  доверию действенна его ложь. Но, воспользовавшись  моим оружием так, я притупил его. Сегодня я победил противника ложью, но завтра у меня не найдется против него оружия.
  Вот   стихотворец,   он   прославился,   сломав   общепринятые  правила синтаксиса. Шоковый  эффект часто  ведет к  успеху.  Но он --  браконьер, из личной выгоды он  разбил сосуд с общим  достоянием. Ради  самовыражения  не пощадил возможности выражать себя каждому.  Желая посветить себе, поджег лес и всем остальным оставил пепел. Нарушения войдут в привычку, я никого больше не изумлю неожиданностью. Но мне уже не воспользоваться благородной красотой утраченного  стиля. Я сам обессмыслил его фигуры,  прищур, умолчания, намеки - всю гамму условных знаков, которую так долго и так тщательно отрабатывали и умели выразить ею самое тайное, самое сокровенное. Я выразил себя тем, что сломал ее, сломал инструмент для самовыражения. Инструмент, который принадлежал всем.
  Не  люблю   издевок,  насмехаются   всегда  бездельники.  Нами   правит правитель, мы относимся к нему почтительно, но, издеваясь,  я  сравнил его с ослом  и  поразил  всех  своей  дерзостью.  Со  временем  осел   сольется  с правителем,  такая  очевидность  совсем  не  смешна.  Я  разрушил  иерархию, возможность подняться вверх, полезное честолюбие, представление о величии. Я растратил  капитал,  которым пользовался. Ограбил  житницу и зерна пустил на ветер. Я  использовал  величие правителя в  своих целях и разрушил  то,  что создавали  другие.  Вот  в  чем мое предательство,  мое  преступление.  Мне предоставили  возможность выразить себя. Я  выразил  себя тем, что уничтожил все возможности. И предал всех.
  Поэт,   который  жестоко  работает  над  собой,  желая  воспользоваться накопленным наследством, совершенствует инструмент, пользуясь им. Правитель,говорящий  правду  своему  народу,  несмотря  на тягость  ее  и  горечь,  не растеряет союзников, ведя войну. Тот, кто заботится о возможностях роста для человека, готовит себе помощь, которая завтра сослужит ему службу.
Антуан де Сент-Экзюпери. Цитадель